Наркоз

      Шёл шестой день заключения.       Я стремительно шла на поправку. Кое-что всё же омрачало пребывание в хирургическом стационаре, а именно страшная, смертная скукотень. За эти несколько дней самыми частыми гостями моей палаты были исключительно медсёстры, которые обхаживали меня, перевязывали, обрабатывали, кормили и поили.       Наиболее ожидаемый посетитель так и не появился, впрочем, сестрички с поразительным постоянством докладывали, что хирург ежедневно справляется о моём самочувствии. Признаю, было немного обидно, что Марк, наглухо застрявший в работе, так и не объявился. Уверена, он мог бы найти минутку: пробегая мимо, поздороваться, подарить улыбку — это же так важно для пациента…       Я боялась, что сама того не понимая, оттолкнула его от себя, и всё думала о том поцелуе, который, с каждым днём всё сильнее хотелось повторить. И с чего я решила, что это было ошибкой? Даже не знаю. Наверное, в глубине души, я понимала, что стоит нам переступить черту, и воспринимать его как руководителя будет практически невозможно, а отношения «начальник-подчиненный» более не будут иметь своей силы.       Но нет худа без добра: я познакомилась с новыми людьми, которые менялись от смены к смене. К примеру — Джейк: классный такой, задорный темнокожий практикант, которого вечно присылали ко мне снимать показатели. Он постоянно таскал мне кофе без ведома постовых, ведь его пока нельзя, но очень хотелось. Зависал у меня ненадолго по вечерам с тонометром, повествуя о том, как тяжело бывает молодому специалисту с этими ведьмами. По секрету рассказывал, как пробовал на язык препараты, перепутав шприцы, как потерял ампулу опиойда, затем расспрашивал, чего это стоит — быть настоящим врачом. Наверное, у меня не было ответа на этот вопрос.       Ещё мне понравилась новенькая девочка Тесс, недавно закончившая медицинский колледж. Она приходила брать кровь, но делала это ужасно трясущимися руками. Правда, всё время извинялась, раз за разом не попадая в вену. Но это ничего. Я разрешала ей экспериментировать с моими, уже изрядно уставшими от игл руками, и, как настоящий тренер, вставляла в процесс наставления, подбадривала.       Думаю, мы немного сблизились с Мартой за это время. У неё отчего-то хватало времени меня проведать. Забегала она, в основном, чтобы рассказать про очередного чудика в реанимации, который, то признавался ей в любви на отходняках, то просил эспрессо и салат, а через двадцать минут называл её Деби и собирался поиграть с ней в палочку, истошно крича на весь этаж: «Деби! Апорт!». Да, такое было сплошь и рядом. Чего только не рассказывают люди анестезиологам…       Она мне нравилась, правда. Мы смеялись, обсуждали работу, говорили о том, что можно даже как-нибудь встретиться, сходить в кофейню или пробежаться по магазинам, поболтать, естественно, уже после моей выписки. Обсуждали отношения, мужа. Он не замечал её отсутствия дома и совсем не уделял внимания. Её супругом был сорокасемилетний юрист, считающий себя обязанным по вторникам и субботам играть с начальством в поло, ведь иначе можно забыть о повышении. При этом даже не вспоминал про долг перед собственной женой.       Мне не терпелось закончить терапию. От безделья и отсутствия физических нагрузок развилась бессонница, побороть которую медикаментозно не позволялось, к сожалению. В эту ночь я снова не могла заснуть. Был ещё один вариант, который точно безопасен, вполне легален, и не требует разрешения — книги. Я знала лишь одну полку в клинике, где их можно было найти. В ординаторской стоял стеллаж, поражающий многообразием медицинской литературы. И вовсе не важно, что его основу составляли учебники по флебологии, пульмонологии, общей хирургии, терапии, травматологии. Более усыпляющего чтива, я почти уверена, во вселенной не существовало.       Марк сегодня работал в ночную и, скорее всего, занимал одну из операционных, копаясь в «удивительном внутреннем мире» других людей. Это означало, что дежурного анестезиолога и ассистентов в ординаторской не будет, я никого не разбужу, и смогу покопаться на полках, выбрав для себя наискучнейший из всех прочих томик. Два часа ночи, книга, ещё сделаю себе кофе, пока никто не видит, ммм… Стоит оговориться, что терпкая ароматная жижица уже давно не работала на меня, как тонизирующий напиток. Пожалуй, если только в огромных объемах.       Я потихоньку принялась одеваться, твёрдо намереваясь осуществить свой хитроумный план. У меня было время подумать над поступком Аргуса. В тот вечер мы сидели до половины третьего, общались, обсуждали работу, кулинарию. Оказывается, он и сам не прочь постоять у плиты, что удивительно. Мужчина буквально расцвёл, стоило мне появиться на пороге кабинета, с удовольствием подкидывал дров в огонь беседы, а когда пришло время уходить — не хотел отпускать, хоть и не решился сказать об этом вслух. Ничего необычного обсуждать не пришлось. Разве что мои успехи, о которых Руби, естественно, докладывала при любой удобной возможности.       Я кое-что поняла о нём, наблюдая главврача в неформальной обстановке. Его нередко обделяют вниманием коллеги из-за должности, которую он занимает, боятся ляпнуть лишнего в присутствии начальства. Я видела это напряжение практически ежедневно. Ему явно не хватает женского тепла, эмоционального в первую очередь, и нет возможности проявить себя, как мужчине, в отсутствии постоянного партнера. Он совсем не привык получать поддержку, заботу, слышать в свой адрес похвалу, и каждый раз искренне удивлялся, стоило мне отвесить в его сторону абсолютно любой, ни к чему не обязывающий, комплемент.       Всё это позволило мне разобрать ситуацию и сделать соответствующие выводы. Он хороший, правда. Глубокий, вдумчивый, общительный. И крайне одинокий. Думаю, мы могли бы продолжить узнавать друг друга лучше. Наверное, было бы неплохо хоть раз стать инициатором разговора, например, или проявить к нему интерес. Он оценит, я точно знаю.       Приятно прогуляться по пустынным коридорам клиники ночью. Определённо — это особенное время. Приглушённый свет, горящий лишь для того, чтобы медсестры могли перемещаться между палатами, закрытые жалюзи, все пациенты спят, кроме тех, пожалуй, что были недавно прооперированы.       Безмолвие, спокойствие, релакс… Дни, когда в отделении было настолько тихо, можно пересчитать по пальцам. Слегка приоткрытые оконные рамы впускали внутрь свежий, чуть влажный, воздух, немного солёный, пронизанный едва уловимыми нотками водорослей и йода, принесённый ветром со стороны океана.       Хотелось непременно дышать полной грудью, но от чего-то совсем не получалось. Я тихонько сбежала вниз по лестнице и направилась к двери, мысленно выбирая: фармакология или же, все-таки, педиатрия. Ворота разгрузки машин скорой помощи были наглухо заперты. Никаких тебе экстренных, никаких: «спасите-помогите-куда-его-везти», ни воплей, ни оров, ни эпилептических припадков. Только пара страждущих, голоса которых едва слышно доносились со стороны приёмной.       Повернув ручку увесистой белой двери, я осторожно заглянула внутрь, проверяя, не разбужу ли кого ненароком, и уже приготовилась включить свет, но не смогла пошевелиться, оцепенев на мгновение от представшей глазам картины…       Они были там… Марк и Марта. В полной темноте. Рассеянный лунный свет от окна помог оценить происходящее, и я тотчас почувствовала себя ручной гранатой с выдернутой чекой. Она готова была взорваться в любую секунду, уничтожая всё, окончательно и бесповоротно.       Девушка была сверху и скользила на нем медленно, поднималась и опускалась на возбуждённый орган, стремясь почувствовать его в себе целиком, и каждый раз замирала, когда твердый, налившийся кровью член, оказывался достаточно глубоко… Она ласкала себя одной рукой, выгибала спинку и сладко постанывала от пронизывающего тело наслаждения, понемногу наращивая темп, второй — опиралась на его живот, в попытке удержать шаткое положение. Длинные чёрные волосы были распущены и падали на одно плечо, слегка прикрывая пышную грудь.       Марк, лёжа в подушках, словно завороженный еë ритмичными движениями, отрывисто дышал, говоря ей какие-то нежности и требовательно сжимал упругие бёдра, слегка подаваясь им навстречу… Они были настолько увлечены процессом, что кажется, ничуть не заметили приоткрывшейся двери.       Я зажмурилась и с силой захлопнула врата в этот Ад. Тихонько сползая по поверхности «врат», закрыла лицо руками. «Как же хорошо, что ты не включила свет, Сэм, как же хорошо…» Мысли путались, и не было ни единой клеточки в моём организме, которую бы не пронизал мощный разряд электричества. Руки потряхивало, а сердце тотчас забилось на первой космической. Мне хотелось убежать с этой планеты, спрятаться, сделать так, чтобы никто не нашёл. Никто…       Не без усилий преодолев приступ отвращения, я попыталась встать, но ноги слушались слабо. Меня страшно накрывало, и я никак не могла понять, чем именно. Это была ревность, гнев, страх… И всё вперемешку, да так, что не разобрать.       Крепкий коктейль из кортизола и норадреналина струился по моим вспухшим венам, яростно поднимая артериальное давление до небес. Я не могла поверить, что мужчина, в котором я так отчаянно нуждалась в минуты слабости, был настолько беспринципен. Нужно было идти…       И я пошла. Медленно, опираясь рукой на холодную стену, заставляла себя двигаться, шаг за шагом. И эта женщина… Она рассказывала мне о том, как я не безразлична Марку, улыбалась мне в лицо, смотрела в мои глаза и, ничего… Я ничего не заподозрила. Ведь я только собиралась сказать ему, что всё это не было ошибкой…       Пустынные больничные коридоры более не вызывали у меня ощущения романтики и безопасности. Напротив, сжимали личное внутреннее пространство до размеров спичечного коробка, порождая острый приступ клаустрофобии.       Собрав последние выжимки гордости в кулак, я твёрдо решила: к чёрту. И провела остаток ночи в своей палате, рефлексируя по поводу своего воображения и противопоставляя его суровой реальности. Уснуть удалось только к шести утра…

***

      Меня разбудило непонятное шевеление, которое я почувствовала в области живота.       — Зефирка, просыпайся… — Знакомый голос был игрив и воспринимался сквозь сон невероятно тихо. Едва открыв глаза, увидела маленького, очень милого сиреневого слоника, который при помощи чужих рук шагал по лежащей на мне простыне. — А мы тебя навестить пришли… Его зовут Фил. Он тоже немного болеет. — Но, переведя взгляд на «кукловода», лежащего на своём предплечье у моей постели, тут же подскочила и вжалась в подушки.       — Воу! Ты чего? — Марк явно не очень понимал, что происходит, но не упустил возможности посмеяться над моим испугом, логично предположив, что я так шарахнулась от игрушки, а не от него. — Осторожнее, а то Фил обидится. Он же поддержать тебя пришёл, а ты так с ходу…       — Марк. — В глаза тотчас ударило яркое солнце из распахнутых настежь, ещё ночью окон. Мне нужно было подышать…       — Ма-арк! — Елейно затянул мужчина. — Он самый.       — Пожалуйста, выйди из палаты.       — Что?.. — Хирург мгновенно поменялся в лице и осел на пол, положив подарок мне в ноги. — С чего бы?       — Просто уходи. Прошу. — Не в силах смотреть на врача, я потёрла глаза и уставилась куда-то в потолок. Бессонница отвратительно сказывалась на моём эмоциональном состоянии.       — Эй… — Он было попытался взять меня за руку, но я резко отдëрнула ее, едва почувствовав чужое прикосновение. — Не надо.       — Посмотри на меня.       — Я не хочу…       — Посмотри. Ну же. Я рядом, всё хорошо. Что с тобой происходит?       Я не могла. Нет, не могла. Никак… Если я посмотрю, перед глазами тут же возникнет картина, которую я бы всем сердцем мечтала развидеть навсегда.       Мне не было больно, нет. Горячка прошла, и я не сумасшедшая, чтобы истерить, застукав трахающего анестезиолога наставника, губы которого недавно целовала. Просто… Было не по себе, неловко, стыдно. Всё это было отвратительным, и я ничего не могла с собой поделать.       — Объясни! Я ничего не понимаю! — Он буквально требовал о том, чтобы понять, и объяснения не заставили себя долго ждать.       — Я видела вас с Мартой вчера.       — О чем ты?       — В ординаторской. Я пошла за книгами, а вы…       На минуту воцарилась тишина. Он развернулся и оперся спиной о царгу моей кровати, повинно опустив голову. Я слышала его сбивчивое дыхание. Готова поклясться, эта связь должна была оставаться в тайне так долго, насколько было возможно. В этот момент, напряжение, резко подскочившее во мне нарастало и множились, судорожно стремясь найти выход через любой удобный предмет или первое попавшееся под руку живое существо.       — Позволь, я объясню?       — Нет, спасибо! Марк, ты ничего не должен мне объяснять. Ты свободный человек, не обременённый моральными обязательствами, и ещё… как оказалось, принципами. Не хочу лезть не в своё дело…       — Принципами?! — Резко повернулся в мою сторону хирург.       — Да, принципами! Трахать замужнюю женщину в открытой ординаторской — это, конечно, ну очень благородно! — Разговор стремительно переходил на повышенные тона, и я всё же решилась посмотреть на него, постепенно привставая с подушек.       — Это ты будешь рассказывать мне о принципах?! — Он поднялся с пола, выпрямился, и, скрестив на груди руки, буквально прожигал меня взглядом насквозь.       — А что тебя не устраивает?! — Нет, лежать я определённо больше не могла, и уселась в свою обычную позу, поджав под себя ноги.       — Серьёзно?! Ты? Ты говоришь мне про принципы?! — Он не сдерживался и вываливал всё, что думает, впрочем, как и я. — Да! Я снимаю напряжение таким способом! И работаю как проклятый! Видишь ли, для меня не устраивают приватных ужинов в палате, а особенно главврачи! — И резко указал на букет, подаренный Аргусом.       — Как ты можешь вообще приплетать это сюда?! Я пытаюсь понять, откуда в вас обоих столько жёлчи и лжи! Марта сама говорила мне, что я тебе не безразлична!       — Так это — правда! — Он бросился ко мне, в жалкой попытке достучаться до разъярённой женщины, но это было невозможно. — Ты так многое разбудила во мне…       — И поэтому, вместо того, чтобы за пять дней хоть раз меня навестить, ты трахал её на диване?! Отлично!       — Сэм! Пожалуйста, не надо…       — Чего?! — Я встала на четвереньки и зависла прямо у его лица. Так сильно мне хотелось заглянуть в глаза этому животному! — Чего не надо?! Вот прямо сегодня, в половине третьего, я думала о том, как сказать тебе, что тот поцелуй — не ошибка. И наркота тут не причём! И у тебя не сдали нервы, ты хотел этого! И я хотела! И, Бог знает, чем бы всё закончилось, если бы у меня не разорвался яичник! Но вот сейчас я благодарна Всевышнему за то, что это случилось! Кто-то сверху явно уберёг меня от вашей «Санта-Барбары». Но самое противное во всём этом то, что ты продолжаешь защищаться, вместо того, чтобы просто сказать «прости»!       Он смотрел на меня пристально ещё несколько секунд, и был почти готов сказать, но вдруг отвел глаза, и перешёл на шёпот.       — Знаешь… Я, пожалуй, пойду.       — Сделай одолжение!       Марк вышел, тихонько закрыв за собой дверью, а я, высказавшая всё, что накипело, без сил рухнула на подушки.       Какая же я невообразимая дура! И с чего решила, что могу наорать на него?       Вот так всегда и бывает. Планируешь одно, а получается как обычно. А я ещё считала себя весьма здравомыслящим человеком… Меня буквально выкручивало изнутри ощущение, что не нужно было говорить ему. С одной стороны, он же взрослый мужчина, ему нужен секс, нужна разрядка. А с другой — если уж прикипел к кому-то, почему не оставить свои любовные похождения до лучших времён?       Дикая наглость с моей стороны…       И эти дни, что его не было. Всё однозначно летело к чертовой матери и я не могла перестать корить себя за то, что сказала на эмоциях. Мне виделось всё это правильным и неправильным одновременно. Но более всего бесила Марта. Она так умело строила из себя подругу и щебетала что-то про его переживания, при этом получая, как говорится, всё и сразу: его член и моё к себе расположение.       Около двенадцати, немного успокоившись, я твёрдо решила прогуляться в кафетерий, так сказать, в гражданском, проветриться. Хотелось чего-то острого, и ещё сладкого, и холодный эспрессо с лимоном. В общем, вы поняли: крышу у меня снесло знатно.       В обеденном зале было многолюдно. Поздоровавшись с Джейком, расположившимся недалеко от раздачи, я быстро набросала в поднос карри, кусочек морковного торта, закинула пару кубиков льда в чашечку кофе и уселась в самом центре зала созерцать полуденную суету, в целях снижения выработки адреналина.       Интересно, как там моя квартира? Я оставила её в таком страшном беспорядке! Очень не хотелось, чтобы его обнаружила хозяйка. Хотя соседка, которая привезла мне немного вещей в госпиталь, вроде оговорилась, что слегка раскидала бардак. Надеюсь, так оно и было.       Я уже мечтала о том, что совсем скоро смогу вернуться домой. Снова буду готовить какую-нибудь неимоверно вкусную ерунду в неглиже на кухне, лежать морской звёздочкой на просторной кровати, разбирать карты пациентов сидя на столешнице…       И абсолютно ничего не предвещало беды, как на горизонте обозначилась Марта.       Я мысленно молилась, чтобы она прошла мимо и, уткнувшись в пирожное, пыталась не обращать на неё никакого внимания, но девушка уверенно направлялась в мою сторону.       Увы, чуда не случилось. Она подсела ко мне за столик, поставив на него кофейный стаканчик.       — Привет, Сэм, рада видеть. Наконец-то ты прогулялась, давно пора… Ты не представляешь, с этими диетами я просто схожу с ума, — принялась активно жестикулировать брюнетка, — всё хорошо, если кушаю по графику, но стоит съесть печеньку — всё! Не слезть мне с беговой дорожки. — И мило рассмеялась, похлопав большими глазками, — вот бы мне твой метаболизм…       Она чересчур сильно преувеличивала свою полноту. Этой сучке всегда доставалась львиная доля мужского внимания, в основном, из-за весьма пышной груди, тонкой талии, и неприлично аппетитных бёдер. Впрочем, стоило мне только поднять красные от недосыпа и ярости глаза, она тут же заткнулась.       — Господи… Ты что, две смены отпахала? — Максимально нетактично поинтересовалась Марта. — Думала, небольшой больничный только на пользу.       — Ну, знаешь, — безразлично парировала я, — меня уже давно не ублажал ни один симпатичный хирург в ординаторской. Откуда силам-то взяться?       Она открыла свой розовый ротик, пребывая в небольшом шоке от полученной информации, и никак не могла сформулировать… Да нихрена, в общем-то.       — Чего тебе надо? Меньше всего мне сейчас хочется подавиться морковным десертом, так что будь добра, свали отсюда, ладно?       — Ты знаешь… — Виновато покрутила свой латте ведьма и нервно сглотнула.       — Пошла вон.       — Подожди… — Она заерзала на стуле, пытаясь принять не слишком закрытую позу для разговора, — я прошу прощения за нас обоих. Уверена, всё немного не так, как ты себе представляешь. — Это жалкое подобие раскаяния мне было абсолютно не нужно.       — Ох, если бы только представляла…       — Послушай, всё не так. Я и Марк, мы давно работаем вместе, и… У каждого из нас на то были свои причины. Ты знаешь, что происходит у меня с мужем, и он, понимаешь, лет пять уже не может больше восьми минут. А я — молодая женщина, у которой есть потребности… Не знаю даже, как лучше объяснить. В общих чертах, моя причина — муж, а у Марка…       — О, Господи! Молю тебя, закрой рот!       — Я серьёзно. Ему нужно было как-то выпустить пар, понимаешь, он весь на нервах и…       — Так. Поела называется, — я громко уронила вилку на покрытый тонким стеклом стол, тотчас обратив на себя взгляды множества посетителей, — что ж, спасибо, что всё объяснила. Так оно, конечно, намного понятнее, и совсем не мерзко. А, раз ты не хочешь, тогда, пожалуй, уйду я, — и встала из-за стола, оставив на подносе пищу, к которой даже не смогла притронуться. От бёдра зашагала в сторону выхода из кафе.       Как же мне всё это дорого, кто бы знал! Настроение такое, что невыносимо хотелось напиться. Меня раздражало всё в этой клинике: люди, которые слишком много говорят, цвет стен в приёмнике, престарелая уборщица Женевьева, которая никак не могла вымыть один квадратный метр пола, растения в горшках, каждый грёбаный дюйм моей собственной палаты, осточертевший до тошноты, отсутствие сна и спокойной жизни. Да хоть аромат собственного парфюма! А еще этот слонёнок — Фил. Я даже не знала, что с ним делать!       В другой ситуации он бы давно стоял на самом видном месте, но не сейчас. Боги… Мне нужно было вырваться из этих стен, подышать воздухом, успокоить мысли, отпустить, наконец, ситуацию! Решение проблемы, к сожалению, само собой не находилось. Я то и дело бесцельно бродила по комнате взад-вперёд, и никак не могла собрать себя в кучу. Приняла прохладный душ — не помогло.       Попробовала поспать — потянула спину, ворочаясь на матрасе. Задумала навести порядок — ударилась локтем о дверь ванной. Посмотрела смешные видео с животными — вообще чуть не разрыдалась.       В этот день я буквально была проклята самой вселенной, не пойму только, за что. Видимо, в той, своей прошлой жизни, я где-то неимоверно накосячила.       Небесной красоты закат постепенно окутывал город тёплым багровым одеялом. Полностью обессилев от непонятных метаний, я лежала на полу с закрытыми глазами и представляла, как бешеные океанические волны заполняют мои лёгкие, пронизывают альвеолы, лишая воздуха и затягивая в чёрный, беспросветный омут. Как давление ломает мои кости и сжимает кожу, разрывая её на лоскуты. Вены и артерии лопаются, поддаваясь бессмертной и бессмысленной стихии. Каждую часть моего слабого тела наполняет вода, и я постепенно становлюсь с ней одним целым. Подводные течения расщепляют меня до молекул, чтобы я могла испариться и пролиться яростным ливнем на город. Капли, в которых я существую, разбиваются о крылья птиц, несущихся с бешеной скоростью над незримой землёй, они минуют оперение, и впитываются в их кожу, вновь возвращая меня к жизни в новой реинкарнации.       Эта тёмная медитация обращённая внутрь себя, вскоре позволила мне найти единственно правильное решение. «Он может всё, что ты захочешь, нужно только сказать…» Оно было на четвёртом этаже. Там находился единственный человек, которого мне не в чем было винить.        Осторожно постучав в кабинет около восьми вечера и не услышав ответа, я тихонько вошла внутрь. Аргус сидел за рабочим столом, в своих прозрачных очках, увлечённо разговаривая с кем-то по телефону, прижав его к уху его левым плечом. Мужчина то и дело перебирал бумаги, попутно щелкая что-то в компьютере.       — Я отправил накладные. Нет, там это не прописано. Да где же они… — Главврач явно собирался домой, но видимо, его отвлекли.       Он сидел в своём кресле, уже переодетый в чёрные зауженные джинсы, а поверх простой белой футболки, своим v-образным вырезом пикантно оголяющий его ключицы, была накинута плотная голубая рубашка с небрежно закатанными по локоть рукавами.       — Так найдите. И Вы поймите, зачем тогда мы платим сорок тысяч за обслуживание? Его голос звучал мягко, даже так, выясняя какую-то несусветную ересь для больницы, окутывал пеленой безопасности, и отчего-то немного меня успокаивал.       Я не имела ни малейшего понятия о том, как именно должна начать разговор. Меня терзали сомнения по поводу его реакции и ответа, не хотелось быть отвергнутой. Ведь он и правда был моим единственным билетом на волю. Что сказать… Пришлось импровизировать.       Я подошла поближе и подсела на угол стола, состроив бесконечно несчастное выражение лица. Так картина точно будет соответствовать нынешнему душевному состоянию. Едва заметив моё приближение, он поздоровался со мной разноцветными глазами, затем снова уткнулся в макулатуру.       — Всё, хорошо. Ждем к пяти тогда, у старшей медсестры в приёмной возьмете ключи от радиологии, — и отключился, — Сэм, тебе больше не нравится мой диван?        Я даже не знала, как и сказать ему, что с сегодняшнего дня, диваны, независимо от их размера, формы, цвета, или непосредственной принадлежности определённому лицу, больше не вызывают у меня положительных эмоций, поэтому просто отрицательно помотала головой и уставилась в пол. Рассмотрев мою понурую фигуру получше, он снял очки и тяжело вздохнул.       — Что случилось? У тебя проблемы?       Всё моё нутро буквально вопило о спасении. Мне хотелось броситься ему на руки и крепко обнять, спрятавшись от всего мира, зарыться носом в ворот его рубашки, закрыть глаза, и больше никогда не включать свет! Ведь он — его точная копия, но другая, которая ещё не успела мне навредить.       — Увези меня отсюда.       Я не смотрела на него, нет, и вообще, старалась не рассматривать вариант, в котором он прогоняет меня из своего кабинета, лишь услышала, как прогнулась спинка кресла под весом мужчины.       Он молчал.       Не спрашивал о причинах и следствиях, даже не собирался успокаивать, не подходил, не пытался дотронуться. Он думал. Думал, по меньшей мере минуту. Я отчётливо ощущала загривком его строгий взгляд. Был ли подобный нахальный поступок удивителен для него? Возможно…       — Хорошо.       — Что? — Минута молчания закончилась, но осознание реальности так ко мне и не приходило.       — Я согласен, — чуть громче обозначил свое решение Аргус, вполне спокойным таким, уверенным тоном. — Собирайся, встретимся через полчаса на посту.       — И всё? Так просто?!       — А чего ты ожидала? — Поудобнее развалившись в кресле, улыбнулся хирург.       Эта ситуация — она выходила за всё возможные и невозможные рамки приличия, но, казалось, ничуть его не озадачила.       — Ну не знаю, как минимум вопросов, отговорок там…       — Иди, пока я не передумал.       — Всё-всё, ухожу.       И я покорно направилась к себе. Он медленно проводил меня глазами из кабинета. По какой-то причине, на меня вдруг нахлынуло волнительное ощущение вылазки в бар, спустя год алкогольного воздержания, которое явно слегка поднимало настроение.       Возвратившись в палату, принялась переодеваться, чтобы выглядеть не уныло и жалко, в тон своему внутреннему состоянию.       Впрочем, одежды, привезённой из дома было совсем немного, да и на длительные дефиле времени совершенно не хватало. В итоге, мой образ состоял из светло-голубых облегающих джинс, простой чёрной бельевой маечки, надетой на голое тело, расстёгнутой белой льняной рубашки и балеток.       Я почти ничего не стала забирать из палаты, взяла только ключи, на случай, если я надоем, и меня отправят домой, телефон и пару дебетовых карточек, которые вместила в чехол. Капля кисло-сладкого парфюма на шею, распущенные волосы…       Ровно через полчаса я была готова и ожидала своего спасителя у поста медсестёр. Руби, издалека заметив мою скромную персону, тотчас ринулась меня обнимать, полностью обволакивая своими телесами.       — Куколка моя, как ты? И какого дьявола ты так одета? Уже что, выписка? Утром же…       — Нет, всё в порядке. Не выписывают, я по-прежнему на лечении. — И осторожно отодвинула её от себя.       — Тогда в чем дело? — Она сурово оглядела меня с ног до головы, приподняв повыше подбородок.       — Вольную получила на один вечер.       — А-а… — Хитро прищурилась медсестра. — Свидание что ли? А ну-ка, расскажи-ка маме, кто этот счастливчик? Неужели наш Ма…       — Ты готова? — Подошедший откуда-то со стороны внутренней парковки Аргус буквально перебил её на полуслове, тотчас введя темнокожую женщину в состояние ступора.       — Да, — ответила я к хирургу, но тут же перевела взгляд на ошарашенную маму, которая никак не могла отвести от свой взор от главврача, — ты не так всё поняла, — попытка объяснить, кажется, более не имела смысла, и в итоге, я просто махнула на это рукой, — а… Ладно. Да, я готова.       — Отлично. Тогда подпиши отпуск со стационара, и пошли, — он достал из сумки с ноутбуком, висящей у него на одном плече, листок и протянул мне вместе с ручкой.       — Вообще-то, — встряла вдруг Руби, — отпускать может только лечащий врач!       — Как хорошо, что у нас с ним одинаковые фамилии, — без тени иронии заключил Аргус, поставив размашистый вензель, чуть левее моего автографа. — Всё. Передай это Марку, пусть ознакомится. Мне нужно ненадолго украсть нашу Белоснежку.       — Аргус! — Презрительно прищурилась властительница поста. Ее выраженное беспокойство не могло ускользнуть от разноцветных глаз.       — М?       — Обещай мне, что с зефиркой всё будет хорошо!       — Обещаю.