Наркоз

      Все утро я не могла найти себе места, вертелась на узком диванчике, словно уж на сковородке, в тщетных попытках собрать мысли в кучу.       Пожалуй, надо сказать, что ординаторская была удивительным, почти волшебным помещением, сближающим людей, в основном, независимо от их желания. Во всём этом определённо была какая-то магия, которая, почти уверена, называлась «усталость». Благодаря ей, знакомые, ну, или малознакомые коллеги, совершенно не беспокоились о том, как, где, а уж тем более на чём они спят. Их совершенно не волновало наличие подушки, одеяла, матраса, и прочих благ цивилизованного быта, в которых они были резко ограничены.       Вот, например, на диване, стоящем напротив моего, сладко дремали двое, а именно Марк, и какая-то медсестра из реанимации. Чуть поодаль, прямо на кухонной стойке, спал терапевт из отделения, с которым я пока так и не успела познакомиться. Где-то возле окна, расположившись у стены в полусидячем положении, видели красочные сны двое практикантов, на ногах которых, подложив их, слово подушку под шею, лежала реаниматолог Сара. За последние два часа, кто-то периодически приходил, уходил, засыпал и просыпался. Впрочем, менялись в основном люди, а вот места для сна оставались прежними.       Попытки нарисовать общую картину происходящего из обрывков «откровений», поведанных мне крепко спящим хирургом, никак не заканчивались вот уже пару часов. Мне мерещилось, что это всё — какой-то непонятный заговор, и уж очень не терпелось разобраться поскорее с кучей вопросов, крепко засевших у меня в голове. До девяти утра мы работали не покладая рук, но, откровенно говоря, по ерунде: пара осколочных, от разорванных газовых труб, две небольшие скальпированные раны, требующие чистки и одна циркулярная. За четыре часа справились. К моему удивлению, ответы, буквально сами собой оказались прямо у меня под носом, когда в комнату вошёл Аргус.       — Утро, коллеги, — вяло отсалютовал мужчина, и встал прямо напротив нашего общественного лежбища, весь преисполненный своим обыденным безразличием. — Как она? — обратился главврач к не подающему никаких признаков жизни брату.       — Чудненько, знать бы ещё, о чем ты, — прохрипел последний, и тут же развернулся в другую сторону, сбросив с груди руку медсестры.       — Сэм, ты готова работать? Там до сих по ещё не распределили по отделениям кучу народа, нужна будет помощь. Так что не отлежите лежало, господа. Всех касается. — Пересчитал, так сказать, «работников» суровым взглядом, забрал кипу каких-то бумаг со стола, и отправился восвояси.       Это был шанс, который нельзя упускать, и, естественно, я рванула за ним, в надежде прояснить пару моментов, свалившихся на меня за ночь. Догнав начальство в районе лестничной площадки, тут же попыталась завязать разговор. Правда, в не очень-то тактичной манере. А что? Это приёмник. Хаос, панибратство, всё такое…       — Постой, пожалуйста, нам нужно поговорить, — опущенные, слегка покатые плечи, замученный вид, резкая походка, быстрый шаг, и полное отсутствие интереса ко всему окружающему. Боюсь даже представить, сколько всего на него свалилось за последние несколько часов, а сколько дней подряд он находится в этих стенах, без права на сон и нормальную пищу, даже подумать страшно.       — Нет, это тебе нужно поговорить. — Бросил он, словно попытался отвязаться от ещё одной назойливой мухи. Ну, собственно, ничего неожиданного.       Знаете, обычно, к более возрастным заведующим предъявляется меньше требований. От них почти ничего не ждут. Может, разрешения или совета, подписи наконец. На всё прочее они были способны много лет назад, а сейчас, преклонив колено перед старостью, занимаются только административными делами. Где-то что-то поменять из оборудования, перераспределить бюджеты на следующий год, вытащить несколько штатных мест для персонала, решить вопрос о спонсорстве, финансировании, попытаться хоть немного облегчить кадровый голод, провести не совсем легальные операции со страховками. Но вот людей, подобных Аргусу, очень часто коллеги, проверки, собственная практика, конференции, забота о многочисленном персонале и пациентах, просто разрывают на куски. Ведь все прекрасно знают: он молод, энергичен, достаточно опытен, и может в тысячный раз махнуть на себя рукой ради чужой проблемы. Так, к несчастью, пришлось поступить и мне.       — Прошу, постой!       — Ну. Что случилось? — Хирург вдруг резко остановился, развернулся на сто восемьдесят, и навис надо мной грозовой тучей. Хотя нет, тучкой. В его состоянии, показать что-то страшное было невозможно.       — Я понимаю, сегодня столько пациентов, столько проблем, прости, что отвле…       — Давай без прелюдий.       Такие красивые, разноцветные глаза, которые ещё вчера поражали своей глубиной, стали светлее. Из них будто куда-то улетучилась жизнь. Слегка мутноватые, они смотрели на меня, и одновременно сквозь меня, а витиеватые сети красных капилляров почти сливались с радужкой, создавая некое подобие стекла…       — Слушай, мне стало немного не по себе, когда Марк упомянул какой-то контракт. Мы не говорили ни о чём подобном при встрече.       — Я действительно предлагаю контракт на четыре года. Думаю, пока рано говорить об подобных вещах. А когда он успел тебе об этом поведать?       — На спленэктомии, у того мужчины с тромбом.       Между нами на секунду повисла гробовая тишина. Он попытался вспомнить пациента, ненадолго зависнув, а затем, поняв-таки о ком идёт речь, подозрительно прищурил голубой глаз.       — С каким тромбом?       — Что значит, с каким?       — У человека, которого я направил обратно, не было тромба.       — Что?!       — У него не было тромба, — чуть громче повторил Аргус. — Это было видно ещё на УЗИ, я просто посмотрел бумаги, и отправил по адресу. Его придержали до момента, когда освободится операционная.       По спине молниеносно пробежали мурашки. Я было попыталась что-то сказать, но не смогла пошевелить ни единой лицевой мышцей. А он всё ещё ждал. Молча стоял и ждал продолжения, абсолютно невозмутимый. Это был шок. Какое-то странное, совсем непривычное давящее ощущение сковало грудь и голосовые связки. Прямо сейчас я не могла найти ни единой причины, почему Марк поступил именно так, как поступил.       — Что же тогда? — Собравшись с силами, неуверенно выдавила я.       — Заворот доли. А чего ты растерялась?       — Ну, он сказал…       — Слушай, что бы Марк ни сказал тебе, он сделал это для твоего же блага.       — Но…       — У него такие воспитательные методы, ты привыкнешь. Они довольно необычные, но, надо признать, крайне эффективны. А вообще… — Наконец он решил-таки дать волю эмоциям. Нужно было немного сбросить напряжение. — Разбирайтесь с этим сами, не надо дёргать меня по ерунде! Я не спал сорок часов, не был в душе, не видел свежего воздуха, не говоря уже про еду или любую жидкость, кроме кофе. Мне некому сейчас делегировать свои обязанности, всё тут же полетит к чертям. Поэтому пожалуйста, если есть возможность обратиться к кому-то кроме меня — сделай это.       Легче не стало… В его глазах было нечто такое, что походило на крик. И я точно знала, что должна сделать. Даже если не оценит — не важно, нужно попытаться. Аккуратно, по началу почти невесомо, дав возможность привыкнуть к прикосновению, я потянулась, и взяла его за руку. Сопротивления не было. Недоумение, опаска, да, но не сопротивление. Он оставался недвижим, я потянула её на себя, крепко переплетая в замок длинные пальцы, затем сжала, что есть сил, и Аргус тут же поморщился от боли, резко возникшей в костяшках. Да, в голове обычно немного проясняется…       — Я могу чем-нибудь помочь? — Не отпуская его руки, тихонько поинтересовалась я, и в душе надеялась, что он всё же примет предложение. Разъединив наши пальцы, поочерёдно помассировала три рефлекторные точки на его ладони.       — Я же сказал, где нужна помощь… — Но тут же неосознанно прикрыл глаза, начиная потихоньку терять мысль и расслабляться. — В травме. — И глубоко вдохнул. Бороться с этим ощущением сложно, и, если всё было сделано верно, на его плечи должна была свалиться ужасная тяжесть, с которой никак нельзя совладать. Обычно голову заполняет тихий белый шум, веки становятся неподъемными, ты слышишь своё сердцебиение, дыхание, затем, постепенно начинает клонить в сон.       Акупунктура действительно отличная вещь, но только, если находится в исключительно умелых руках. Мой отец научил меня некоторым приёмам, которые и по сей день прекрасно работают. Хоть я и предпочитаю более традиционную медицину, обращаюсь иногда и к менее обоснованной. Никогда не верила, что прикосновения способны исцелять, никогда. Но они могут успокоить, помочь настроиться на нужный лад, привести сознание в более уравновешенное состояние. Ещё очень даже неплохо помогает массаж. Сейчас мне было плевать на то, хорошо мы знакомы или нет, я просто видела, как он размяк, лишь на мгновение, но всё же, от простого кругового движения по его ладони, и надеялась, что хирург выберет благоразумный вариант.       — Тебе сейчас нужна помощь не меньше, чем всем остальным.       Очнувшись от секундного наваждения, он осторожно забрал свою руку, изо всех сил стараясь не смутить меня как женщину, а тем более, не облечь этот жест в рамки флирта, но было поздно. Нужна была минута на раздумья. И мне, и ему. Возвращаться в ординаторскую, к Марку и остальным, совершенно не хотелось. Да и видеть тоже… Хотя звучит странно, я буквально на него сейчас смотрела. Для того, чтобы поговорить о том, что случилось, сначала стоило просто успокоиться и немного освежить голову. В фойе, к слову, идти тоже не было особого желания, особенно на нервах, да и бросить Аргуса в таком состоянии я уже не могла.       — Прокапать сможешь? — С мало скрываемым скепсисом прищурился главврач.       — Не проблема.       — Ладно. Значит…       — Через час, — едва ли подумав, выпалила я, —подберу пока какой-нибудь коктейль и подойду в кабинет. Это будет удобно?       — Вполне. И предупреди Руби. Она должна знать, на случай непредвиденных обстоятельств. Но больше никто.       Мы быстро разошлись, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Он направился в свою обитель на четвёртом, чтобы наконец предпринять попытки слегка прийти в себя, а я — на пост, собрать необходимые ингридиенты для «зелья».       Похоже, то, о чем говорил Марк — реакция зрачков, галлюцинации, и прочие ужасы — это действительно суровая реальность каждого из братьев, только… Если один мог позволить себе периодический получасовой сон, то второй, видимо, никак.       Пациентов в приёмной было уже не так много. Основную часть перевезли в палаты, некоторых подлатали и отправили домой, к родственникам под наблюдение. Как ни печально, но находиться в двух местах одновременно я не могла, хоть и испытывала незначительную тревогу за свой, крайне не очевидный выбор приоритета. В любом случае, налаживание отношений с руководством — тоже часть моей гарантии на стабильность в этих стенах, так что… Мне не за что ругать себя.        На посту было свободно, всего пара медсестёр из новой смены, и Руби, забивающая данные в компьютер со скоростью атеросклеротического эстонца.       — Мам у меня пациент. Нужно выдать препараты, — мягко отвлекла я её от карт.        — Фамилия? — Бесстрастно уточнила она.       — Давай, не при всех.       Старшая медсестра подняла глаза и удивлённо похлопала длинными ресницами, но всё же встала, и, взяв с собой ключи, вразвалочку направилась к складу.       — Зефирка, что ты там ещё придумала…       — Это Аргус, — дождавшись момента, пока рядом никого не будет, шепнула ей я.       — Какого дьявола ты собралась его лечить?! — разразилась вдруг она на весь коридор, напрочь проигнорировав мою осторожность, — он вообще в курсе?       — Тише, Руби, умоляю… — Тут же отчитав её, буквально под руку затащила на склад, — мы встретились утром, поговорили. Он никакой, при чем, это ещё мягко сказано.       — Конкретнее!       — Ну что тут конкретнее? Ни ел, ни спал, ходит по отделению приведением, людей пугает. Устал совсем, предложил прокапаться… Загружу его по-быстрому, дам снотворное, волью литра полтора солей с глюкозой, ещё какое-нибудь комбо из витаминов и электролитов, чутка гормонов. Надеюсь, сегодня вечером он уедет домой отдыхать. Сам. — Женщина молча закивала, видимо представив картину маслом. — Он просил предупредить только тебя, на случай ЧС.       — Ладно… Но могу дать не больше четырёх часов, и то, только потому, что он ещё толком не разгрëб травму, а сделать это надо сегодня.       — Надеюсь, будет достаточно.       — Не торгуйся со мной. Лучше говори, что выдавать.       — Давай стерофундин, глюкозу, цианокобаламина тысяч пять, калия десятку. Потом… мидазолам, толперизон, катетер внутривенный, пластырь. Ещё ампулу дофамина. Попробую показать ему лëгкие красочные сны и немного подразнить рецепторы.        Попутно моим рассуждениям, мама быстро набросала в контейнер всё, что требовалось, но затем, немного погрустнела и понуро так, сильно жалея хирурга, спросила:       — Ты хоть рядом с ним будешь?       — Конечно. Куда я денусь… На седативных нельзя оставить человека без просмотра.       — Уж будь добра. Как бы Аргус не был строг, я люблю его. И Марка. Это же мои мальчики. Я помню их ординаторами, вот такими как ты, только двенадцать лет назад. Те ещё наглецы, характеры — не дай Бог… Кстати, — повернулась в мою сторону женщина, — не сидеть же тебе там, в конце–концов, несколько часов, созерцая нашего Кена. Займись-ка делом, куколка моя. Возьмёшь все карты и перенесëшь в программу у него в кабинете. А то я не уйду сегодня с работы, это точно… — И громко заохала.       — Будет сделано…       Я вовсе не была против, совсем наоборот. Принести пользу двум хорошим людям одновременно — это же замечательно. Забрала контейнер у Руби, взяла ещё немного шприцев, систему, перфузор, карты с историями болезней, а на последок — инфузомат. Всё уместилось в небольшой прозрачный бокс, однако, мне пришлось тяжеловато. Впрочем, до лифта рукой подать.        Поднявшись на четвёртый, я сразу же нашла нужный мне кабинет, учитывая, что ещё вчера там проходило собеседование.       Дверь оказалась открыта, но для вида, я всё же постучалась. Воздух внутри был влажный, весь пропитанный ароматом какого-то горького растения, с едва уловимым нотками свежесваренного кофе, стоявшего в прозрачной чашке на рабочем столе. Похоже, что душевая, предположительно на несколько порядков лучше оборудованная, чем любая другая для персонала госпиталя, располагалась прямо здесь, в небольшом отдельном помещении. Стойку для растворов Аргус захватил по пути, как я поняла, она одиноко стояла рядом с диваном. Оставалось только прикрутить инфузомат и приготовить растворы…       Спустя десять минут всё было готово, и главврач вышел из уборной босиком, переодетый в чуть отличающиеся от предыдущих форменные брюки и тонкую чёрную футболку, весьма аппетитно облегающую очень даже приятные глазу формы. Влажные чёрные волосы были аккуратно уложены назад, на шею накинуто небольшое белое полотенце, а парфюм явно обновлён. Однако, эти недолгие освежающие процедуры, не сделали его взгляд менее усталым, а осанку более прямой.       — Располагайся, — пригласила я его на временно импровизированную койку, — несколько часов ты не сможешь поменять положение. — К слову, он тут же принялся выполнять инструкции. Лёг на спину на просторный диван, подложил под голову аккуратную декоративную подушку, а я подвинула пуфик под его правую руку, чтобы удобнее было ставить катетер. Сама уселась на пол и крепко затянула жгут выше места пункции.       — Сэм? — неожиданно обратился ко мне главврач.       — Да?       — Не хочу показаться ханжой, но… Я могу тебе доверять?       Я определённо ожидала чего-то подобного, но, вместо того, чтобы оскорбиться, лишь легко и непринуждённо улыбнулась.       — Хочешь знать, не убью ли я тебя?       — В общем-то да, — немного подумав, ответил он, — было бы неплохо…        — Не беспокойся, я знаю, что делаю, — одно лёгкое движение, и тонкая силиконовая трубочка, при помощи острого проводника оказалась в вене, и жгут был благополучно снят.       — Так же как с пациентом, отправленным от имени руководителя? — попытался уколоть меня Аргус.       — Эх, обидно вообще-то. Хотя… — Я демонстративно замялась, пытаясь показать практически театральную неуверенность в себе, и поднесла к его предплечью шприц для промывки, — у тебя хорошая страховка?       Хирург резко накрыл катетер ладонью левой руки, препятствуя введению каких-либо препаратов и подозрительно разноглазо на меня уставился.       Сдерживать злорадный смех не было больше никаких сил. Такой большой и сильный, а боится мышей… В конце-концов, я подписала черт знает что в его договоре! Неужели мне придёт в голову вредить ему?       — Обещаю, я всё время буду рядом. Тем более, что Руби всё равно загрузила меня работой… Постараюсь проверять твои показатели каждые двадцать минут. Установлю тонометр и прослежу, чтобы сон был максимально комфортным, — осторожно отодвинув «защиту», оторвала кусочек пластыря, и наложила на крылья катетера, мягко прикрепив его к коже. — Скажи, когда захочешь уснуть. Открою окна, вместо кондиционера, чтобы не опускать температуру, в отсутствии двигательной активности. Принести воды?       Получив отрицательный ответ, я подключила перфузор и выставила скорость триста миллилитров в час.       — Если не будет одышки, увеличу, чтобы точно уложиться в четыре часа. А теперь, — аккуратно погладила я его по плечу, — закрываем глазки и делаем глубокий вдох, затем выдох. Дышим спокойно, ровно… Готовимся смотреть мультики.       В интенсивке по-другому это не работает. Любого пациента, будь то главврач или простой смертный, необходимо окружить заботой и лаской, стать на пару минут мамой, лучшим другом, опорой, научиться искренне держать за руку. Иногда бывает сложно, но приходится, не смотря на обстоятельства. Зачастую, именно стабильное эмоциональное состояние человека, идущего в наркоз, определяет отсутствие сюрпризов на операционном столе или в реанимации.       — А ты ничего… — лукаво улыбнулся хирург и прикрыл глаза, — хорошо бы у моих пациентов был такой же анестезиолог.       — Пожалуйста, — ответила я, хоть и не получила благодарности напрямую. Возможно, ему нужно было убедиться, что он проснется целым и невредимым, если проснется вообще, прежде чем хвалить.       — Ладно… Включай свои мультики, Картер.       Я нажала на старт. Раствор резво пошёл по вене, а Аргус, на короткое прощание, легонько сжал пальцы моей руки, затем, через пару минут отключился. Не знаю, кто назвал его строгим, а уж тем более, «стариканом». Как оказалось, именно Марк всё это время вил из меня веревки. А может… Как говорят, не суди, не увидев целого замысла. Хотелось бы верить, что всё это и вправду из хороших побуждений. Думаю, мне стоит поговорить с ним за обедом, к примеру. Не люблю всё эти бездумные скандалы на горячую голову.       Пора бы посмотреть, что приготовила для меня Руби…       Сев за рабочий стол и включив программу-менеджер на компьютере главврача, я бегло начала набирать текст из карт в отчёты. Их было не то что бы очень много, просто информацию нужно было вводить внимательно, попутно внося правки в ошибочные данные. Этой ерундой я всегда любила заниматься, честно говоря. Особенно, во время скучных ночных дежурств в послеоперационном. Время пролетало со свистом.       Кабинет был, прямо скажем, весьма даже ничего. От остальных в клинике он выгодно отличался наличием стиля, а не только удобством и лаконичностью. Приятно находиться в обстановке, подобранной со вкусом, соответственно статусу руководителя. Сразу настроение другое — боевое, оптимистичное. И голова вроде лучше работает, и руки быстрее бумажки перебирают. Куда не посмотри — одни плюсы.       Отсутствие нормального сна с непривычки тоже довольно плохо сказывалось на моем, отвыкшем от напряжённой работы, организме, поэтому я даже немного завидовала Аргусу… Когда он проснётся, было бы неплохо предложить ему хороший белковый обед из кафетерия. А то такими темпами можно и с поджелудочной попрощаться.       Время пролетело быстро. Я справилась с картами за два часа, а оставшееся время потратила на то, чтобы заказать горячую еду прямо к кабинету. Конечно, меня сначала послали раз десять по известному маршруту, но моей настойчивости не было предела. И вот, примерно за пятнадцать минут до того, как закончились растворы, в дверь постучал какой-то повар-стажëр, и отдал мне в руки набор блюд, наиболее подходящей данному случаю: немного свежего салата, филе индейки, апельсиновый сок и большую кружку говяжьего бульона, которому, почти наверняка, обрадуется любой желудок.       Вскоре инфузомат истошно запищал, оповестив об окончании терапии. Я убедилась в том, что показатели хирурга в норме, сняла внутривенный катетер, поставила на стол обед, и, дабы не смущать начальника своим присутствием во время пробуждения, закрыла дверь, направившись к кафе, в котором меня тоже ждала небольшая порция питательных веществ. И Марк. По крайней мере, я на это надеялась.       Кафе для персонала было просторным и очень светлым, с простыми столами и мягкими диванчиками из искусственной кожи, на которых, со временем проявились мелкие трещинки, а так же длинная очередь на раздачу, которую я отстояла без тени усталости, прилично насидевшись в кабинете на четвёртом. Заказав примерно тот же набор продуктов, что предложила Аргусу, направилась в зал, где и нашла наставника, вяло ковыряющим горячее, за одиноким столиком у окна.       — Нам нужно поговорить. — Рухнула я напротив, даже не спрашивая разрешения, можно ли мне присоединиться. Впрочем, его отказ ни на что бы не повлиял.       — Как провела время? — Выдавил из себя кривую улыбку Марк, явно имеющий представление о том, где именно меня носило.       — Продуктивно. Я насчёт всего этого вранья с тромбом и вызовом в четыре утра. Хочу понять в чëм проблема. — Он не ожидал этого вопроса, но явно был к нему готов. Не спеша прожевав очередной кусочек говядины, напряжëнно усмехнулся.       — Аргус?       — Это произошло случайно, он тебя ещё и выгораживал.       — Да не бери в голову, — затем ещё немного поковырял вилкой в тарелке. — Что ты хочешь узнать?       — Что это у тебя за методы обучения такие — крайне эффективные? Не пойму, где эффект!       — Даже и не знаю, с чего начать. Я разыграл перед тобой спектакль, это правда. И не мог сказать, что налажала с диагнозом в лоб потому, что скорее всего, ты бы не нашла в себе сил приехать на хирургию. Вместо этого ты спряталась бы в своём коконе, коря себя за то, что не можешь исправить. Я воспользовался твоим чувством вины, чтобы вернуть тебя в строй, хочешь ты этого или нет.       — А что насчёт моего чувства вины сейчас?!       — Нет, это всё бред. Невозможно испытывать вину за то, что удачно закончилось, не рассказывай. А знаешь, воспринимай это так: я сыграл на твоём ложном чувстве вины, чтобы избавить тебя от настоящего, — елейно сощурился Марк, гордо нарисовав какую-то диаграмму в воздухе вилкой, — логично?       — Ну, допустим.       — Я успел подергать за множество разных ниточек, радость моя. Поднимал твой боевой дух, давал возможность расправить плечи, обращался к чувства долга, собственного достоинства и прочего. А знаешь, что самое приятное в этом всём?       — И что же?       — Пока что ты успешно сдаëшь мне всё тесты.       — Чего?! — поперхнулась я и поспешила нагло запить своë удивление из его стакана.       — Понимаешь, в современном мире, тот, старый метод «кнута и пряника» нихрена не работает, — мечтательно сообщил мне Марк и принялся за десерт. — Когда-то давно нам всем без исключения подрезали крылья. Мы не способны на многое из-за психологических блоков, которые нам всем благополучно устанавливали в университетах, на практиках и стажировках. «Ты можешь только это», «ты способен не более чем на…», и всё прочее. Так вот, я научился эти блоки снимать, обучая заново искусству полёта. Наш мозг — это уникальная штука. Он способен формировать установки независимо от нас, как говориться: обучаемся играя. Причем, чем взрослее дети, тем более изощрёнными должны быть игры. Я надавил на твоё чувство ответственности, применил негативное подкрепление и ты приехала в клинику. Затем, исключил ненужные переменные, и ты сама решила подготовить нас обоих к операции, тем самым, вернул тебя к чувству ответственности, на которое недавно надавил. Ты не возмущалась, не кричала, не задавала глупых вопросов, из серии: «почему это должна быть именно я?», «а что, медсёстрам перестали платить зарплату?!», ведь в этом не было смысла. Мы были одни. Потом я использовал твою самостоятельность и направил её против тебя, уверив, что ты бездумно подпишешь всё, что даст тебе мой брат, ведь это делают все, и ты стала мне противоречить. Тем самым, я создал в твоей голове установку, которая уже во всю машет флагом с надписью: «я сама должна делать выбор, кто бы что не говорил», правда с бумагами на испытательный срок вышел косяк, признаю… Потом я сказал, что не хочу тебя терять, создав установку «я хороший врач, я нужна, я востребована». Ты отлично прошла тест, перенастроив всё, что подкрутила в ИВЛ Марта, в надежде, что ты не станешь проверять, и нам не подойдёшь. Ты сделала всё это, сама того не понимая. И это, черт возьми, прекрасно!       — Я…       — Умничка. Кушай свой обед, — снисходительно улыбнулся наставник, — пока меня всё устраивает. Первое время для стажёров всегда очень нелёгкое, трудно сохранить психическое здоровье, когда тебя постоянно критикуют.        — Спасибо, — повинно опустив глаза, буркнула я себе под нос, — наверное.       — Пожалуйста, — кивнул хирург. — Если надо будет хорошенько вставить за какой-нибудь прокол — обращайся. Я умею приводить в чувство.       — О… Не сомневаюсь.       — Приятно, что ты внимательно слушала. Обычно, семьдесят процентов кандидатов отсеиваются ещё на правиле «бери трубку». У нас в девятой сейчас инвагинация, — громко сëрпнув из кружки, доложил Марк, — затем пара повторников и лëгкий перекур. У меня естественно. Потом…       Я слушала план и пристально смотрела на наставника, глупо улыбаясь чему-то внутри себя.       «А он милый…»