Наркоз

      Спустя минут пятнадцать, я, спустившись на лифте, а затем пробравшись сквозь толпы страждущих приëмника, стояла чуть поодаль от главного рассадника сплетен в любой клинике всего мира.       — Рад видеть, Сэм, — поприветствовал меня, шуршащий на посту медсестëр бумажками Марк - точная копия брата. — Не ожидал, что ты согласишься… Но надеялся.        — Спасибо. Я тоже рада Вас видеть.        — Вас? Неожиданно… — Он выбрал две папки из подставки, расположенной на краю, и ладонью подозвал меня к себе. — Подходи, хочу познакомить тебя с твоей мамой на ближайшие три месяца. И посмотри вокруг, расслабься, здесь нет никаких «Вас», — мечтательно вздохнул хирург. — Тут стоит удивительная атмосфера хаоса и панибратства.       Атмосфера и правда была удивительной. Не знаю, существовали ли в принципе отделения, в которых было всë налажено, как часы, но здесь… Здесь не было абсолютно никакого порядка. Были лишь единственно важные слова, которые вполне себе могли описать происходящий здесь, в какой-то степени, творческий бардак: «экстренно», «срочно» и «полная задница». В этом мире - мире первого этажа - присутствовал свой язык, сленг, свои собственные знаки, присущие только ему звуки и ароматы.        На посту, расположенном в одном из коридоров отделения, царило форменное безобразие. Целая куча стационарных телефонов, периодически трезвонивших в непонятном порядке, огромное количество стеллажей с картами пациентов, два компьютера, электронное табло для вызова сестры, на котором то загорались, то потухали разноцветные огоньки, куча непонятной макулатуры, разложенной в хаотичном порядке по столам, направления на анализы, амбулаторные журналы, журналы учëта времени, бесконечности и прочего идиотизма, напрочь захламляющие итак небольшой оазис. А в самом центре всегда сидит она… Единственный человек, который властен над всём этим беспорядком — старшая медсестра.        — Это Руби, — кивнул Марк в сторону весьма пышных форм негритянки, лет пятидесяти, восседающей на огромном крутящемся кресле, не выражающей абсолютно никаких эмоций, кроме презрения ко всему живому. — Руби, это Саманта, твой ночной кошмар. — И зловеще улыбнулся.        — Ещё одно Рихтерское протеже? — недовольно уточнила она, затем подняла тëмные глаза и оценила, так сказать, масштаб трагедии. — Привет, зефирка моя.        — Здравствуйте.        — Полагаю, ты решил скинуть всю работу на меня? — Осведомилась женщина.        — Ну что ты, нет, — нахмурился Марк, — не всю. — Затем немного замялся. - Большую часть.        — Ясно. В общем, сейчас он познакомит тебя с отделением, но для начала пара вступительных слов…        — Не трогать маму когда она не в духе. Не хамить. Не грубить. Не козырять своей врачебной задницей, внимательно слушать и не заводить неуместных разговоров, — мягко перебила я Руби, и была страшно горда собой. — Я всё верно сказала?        — Боги, детка, где он тебя откапал?! — изумилась она. — Всë верно, как Отче наш, куколка моя. — Бросив на Марка игривый взгляд, прошептала одними губами, сделав вид, будто меня нет: «она мне нравится».       — Отлично, люблю тебя. — Прощание с сестрой было быстрым, он тут же засуетился и потянул меня за собой в сторону, всем видом показывая, что пора бы подстроить шаг. — У нас мало времени.        Подстроиться под такого, мягко сказать, немаленького мужчину, было той ещё задачей, но вроде как, посильной. Он увлекал меня за собой все дальше от поста, и я, дав волю нахлынувшим чувствам, с умилением оглядывалась по сторонам. Всё так знакомо и одновременно непривычно. Такая же просторная приëмная, по меньшей мере с сотней кресел, расположенных строгими рядами. Такие же стойки регистратуры, шум, споры нахлынувших посетителей, сестры, туда-сюда снующие по коридорам. Звуки кашля, хрипы, аромат дезинфицирующих средств, вперемешку с вчерашним перегаром капающегося на боковушке алкоголика. Плач маленьких детей, не понимающих, зачем их сюда привели, всхлипы, разговоры, посылы к такой-то матери, грохот выгруженных из скорой каталок, беготня…        — Марк.        — М?        — А знаешь, я дома…        Целый год я пыталась вернуться обратно в этот ад, и вот я здесь. Снова там, где всë делается на коленке, варварски, неаккуратно, быстро, но чертовски эффективно, и не могу поверить, что не сплю. Сегодня меня никто не заставляет работать. Всë это — нечто, вроде обзорной экскурсии, но как мне хочется снова окунуться в этот мир срочных и экстренных… Видит Бог, завтра я буду ныть и умирать от усталости, боли в мышцах, хронического гастрита, который, естественно, обострится от недоедания, и прочих прелестей. Однако, очень уж сильно хочется снова влезть в мою любимую форму и начать, наконец, заниматься своим делом.        — Приятно слышать, — усмехнулся брюнет, снова направляя нашу малочисленную делегацию в очередной поворот коридоров-лабиринтов. — Не каждый может похвастаться тем, что считает это место своим домом. В основном я слышу менее лестные описания. В общем-то, мы пришли, — указал он на одну из белых дверей.        — Я не запомнила, как сюда добраться…        — В рабочее время просто иди на запах еды, — и открыл дверь в безлюдную ординаторскую, любезно приглашая меня зайти первой.        Всë было весьма обычно для подобных мест. Небольшая недорогая кухня, пара кофеварок, вместительный холодильник, из которого суточные вечно воруют еду, кулер, автомат с газировкой, телевизор, кондиционер, два замусоленных дивана и низенький столик. Кому вообще нужен обычный, если всё равно всё едят на ходу?        — Располагайся. Мы немного поговорим, а потом я тебя покину. В пять у меня пациент.        Марк был совсем не похож на брата. Ну, то есть похож, но не характером. Он был проще, ближе к простым смертным, не таким вычурным, если конечно, так можно сказать о человеке. Я тут же угнездилась на диван и снова принялась внимательно рассматривать собеседника. Похоже, лишь один из близнецов унаследовал редкое генетическое отклонение…        — Прости, но у меня совсем нет времени возиться с новичками, не обижайся, что передал тебя Руби, — начал он.        — Она милая женщина.        — Да, а если ты ещё немного ей понравишься, у тебя есть всё шансы остаться в моём отделении навсегда.        — Но Аргус…        — Это дискуссионный вопрос, — Марк шумно плюхнулся на диван напротив. — Итак, объяснять основные правила нужно?        — Вроде, я в курсе.        — Полистал копии твоих документов из кадров. Ты работала в ОРИТ, должна быстро влиться в коллектив, так что не буду говорить, как со студенткой. Помимо основных правил у нас есть ещё и другие, касающиеся конкретно этой больницы и конкретно этого отделения. Первое, и самое главное правило, которое стоит запомнить, а потом забыть и выкинуть в помойку: я никогда не говорю нет. Если вдруг у тебя ситуация, когда послали все прочие хирурги - да, ты можешь обратиться ко мне, и я помогу. Но учитывай, пожалуйста в этот момент моё физическое и ментальное состояние. Проверяй реакцию зрачков, пульс на сонной, желательно ещё уточнять, не было ли у меня за последние сутки галлюцинаций. Если покормишь — плюсик к карме, сваришь кофе — два плюсика. На хирургии разрешаю время от времени тыкать меня пинцетом и проверять рефлексы. Второе: мы все здесь — одна большая семья, причём в самом отвратительном смысле этого слова. Стоит самым наилучшим образом следить за языком, и прикрывать рот, когда чихаешь, потому что тебе сразу пожелают здоровья, потом решат, что ты заразилась от меня в операционной. А всё почему? Потому, что мы любовники. Третье: медсестра — это твои руки, глаза, печень, селезёнка, зубы, яйца, а иногда и мозги. Обидишь кого-нибудь — выкину к чёртовой матери. Четвертое: если тебе позвонили ночью — бери трубку. Клади телефон под подушку, ставь на звонок матерные песни, увеличивай громкость, делай что угодно, но бери трубку. Пятое: твой пациент — твоя проблема. Никто не обязан нестись к тебе и расшифровывать анализы, иди к онкологу сама. Это спойлер, если что. Шестое: если видишь, что запара — сделай сам. Не можешь — в очередь на клеймение и закидывание тухлыми помидорами. Седьмое, и самое насущное: кофе в больнице — величина не постоянная, имеющая тенденцию к уменьшению, вплоть до полного исчезновения, поэтому рекомендую приберечь кофеин для особых случаев. Восьмое: мы здесь не сочувствуем по полчаса, не держим за руку, не выслушиваем истории о потерявшихся котятах. Мы латаем дыры, устраняем возможную причину смерти на несколько часов, и отдаём долечиваться в другие отделения. Пока ты говоришь — там кто-то уже умер. Девятое: заляпал кровью кабинет — прибери за собой. Я серьёзно. И да, предвосхищая твой вопрос, я тоже иногда мою тут полы. Ну и последнее: регулярно проверяй доску на операции. Вполне возможно, скоро там появится твоё имя.        — Вроде всё ясно.        — Вроде? — Марк резко развернулся и упал на подушки, задрав ноги на подлокотник. — Там на полке лежит копия договора. Почитай пожалуйста, чтобы потом не было вопросов, на которые я не знаю ответов. Мы быстро справились, мы молодцы, у меня ещё сорок минут, — он устроился поудобнее, подбив под собой квадратную декорацию, и закрыл глаза. — Разбуди меня без десяти.        — Не вопрос.        Мне стало его так жалко, вот прям всем сердцем, особенно, после слов о галлюцинациях. Очень надеюсь, что это всего лишь красочное преувеличение, а не суровая реальность. У нас, однажды, одного такого трудоголика в тридцать четыре года с инфарктом увезли. Как подумаю об этом, так сразу тянет записаться к кардиологу.       Кажется, уснул… Почитаю пока договор, пожалуй, лишним не будет. Никогда не любила это делать. Как ни крути, всë равно подписываешься под тем, что добровольно готов к нещадной эксплуатации, ничего нового я там не увижу.        — Ну, наконец-то, хоть кто-то живой! — Дверь ординаторской резко распахнулась, и в проëме возникла запыхавшаяся девушка, в форме парамедика. Однако, увидев спящего Марка, резко сделалась на пару тонов тише, практически перейдя на шёпот. — Мне он нужен. Быстро!        — Что случилось?! — Знаю, это всë не мои проблемы, и даже пока не моя работа, но как же мне не хотелось его беспокоить… Он был так добр ко мне, и я просто обязана отплатить ему тем же. Даже если это просто полчаса на сон.       — Из скорой. Острый живот. Сорок семь лет, мужчина. Боли неясной локализации. Нам нужен врач, чтобы определить его хоть куда-нибудь. Быстрее можно, пожалуйста? У нас ещё бабулька с непроходимостью и четыре вызова.        — Я посмотрю.        — Вы кто вообще?        — Врач! Вам этого было достаточно секунду назад! — Весь этот выразительный шёпот походил на перепалку двух сорвавших голос певичек.        — Ну так идите сюда, врач. Мне что, каталку сюда завезти? Ждать, пока Ваше Величество соизволит задницу оторвать от дивана?!        Пришлось подскочить и выбежать в коридор, в котором прямо напротив двери ординаторской стояла каталка. На ней лежал мужчина, абсолютно недвижимый, что тотчас привело меня в состояние первобытного ужаса. Я сорвала с шеи девушки фонендоскоп и приступила к аускультации. В десятке метров от нас из ворот, открытых под машины скорой помощи, нещадно сифонил ветер, заглушая практически все важные для меня звуки.        — Почему он без сознания? Анамнез есть? Что произошло?        — Анамнез? Серьёзно? — Возмутилась парамедик. — Извините, что не попросила его перестать истошно орать, и не записывала! Мы загрузили его уже в скорой. Он шоковый: давление сначала подскочило до ста восьмидесяти, потом упало. Доехали на допамине, обезболили и седировали, дали немного калия, влили около литра струйно. Из анамнеза… Ну астма.        — Нет хрипов, нет шумов, аритмия. Экспираторная одышка, тахипноэ за восемьдесят. Есть глюкометр?        — Ну да.        — Меряйте на конечностях! — И девушка резво начала снимать с него обувь.        — Мы думаем, это гемабдомен.        — Нет, это не он. Живот напряжённый, но не увеличен, нет признаков внутреннего кровотечения, гематом.        — Левая нога — четыре миллимоля на литр. Ноги холодные.        Тромб. А что, если не один?        — Правая - пять и два.        — На руках!        — Левая грудная — девять и шесть!        — Это тромбоэмболия бифуркации брюшной аорты. Скорее всего низкая, дистальнее нижней брыжеечной. Ему нужно УЗИ, допплер, почечные показатели, альбумин. Парестезия была раньше? Он хромал?        — Не знаю, говорю же, мы без анамнеза.        — Это четвёртая стадия. Синдром Лериша, атеросклероз. Ещё коагулограмму и ЭХО.       — Куда его?        Как же хорошо, что сегодня меня собеседовал ангиохирург…        — В УЗИ. По ходу отбирайте кровь. Дальше на четвёртый. Как отберете, начинайте стрептокиназу по весу и гепарин. Добавьте фентанил, миорелаксанты не надо - отечëт.        — Кто направил?        — Скажите, что Рихтер.        — Ладно, ребят, увозим.        Я спрыгнула с края каталки и медленно проводила их взглядом. Лериш, Лериш... Пусть Аргус выползает из своего накрахмаленного кабинета. Даже как-то немного удивительно и приятно: вроде год без практики, а не растерялась. Теперь можно и к договору вернуться.        Войдя обратно в ординаторскую, я, к своей радости, обнаружила мирно спящего Марка, ничуть не потревоженного воплями снаружи. Мельком взглянув на часы, удостоверилась, что ещё десять минут покоя ему обеспечены, взяла бумажки и снова устроилась на диванчик. Так, на чëм остановилась? Да… Вот. Ля-ля, в лице, действующем на основании, именуемый «Общество», сотрудник принимается на работу, что я называю «вна», то есть, в организацию на должность, так, с окладом, ага, предположительной срок испытательного периода, полностью распространяется закон штата… Ничего нового в целом. Сотрудник как обычно обязан, но ему никто ничего не должен. И чего тут читать?        — Ма-арк! — Вновь открылась дверь, но теперь уже наотмашь, смачно полюбив каркасный стеллаж. Руби явно было насрать на покой, сон, и прочую ерунду. — Какого чëрта тут происходит, скажи мне?        Еще на первой букве «а», произнесённой этой громкой чернокожей женщиной, мой непосредственный руководитель, словно на пружине, подскочил с подушек и приподнялся на локтях, но, увидев знакомый силуэт, слегка расслабился и недовольно закатил глаза. Этот короткий сон явно дался ему тяжело.        — Что случилось?        — Это кто у нас тут такАя, — специально сделала она акцент на вторую гласную, — доктор Рихтер?! Почему мимо меня увозят в нейро- пациента, которого направилА доктор Рихтер? Ты вообще следишь за своими стажерами? А ведь зефирка у нас ещё даже не работает!        — Чего? — Сонный хирург, явно плохо одуплял происходящее.        — Твоя подопечная направила пациента с Леришем к твоему братцу, а мне ещё нужна моя премия, знаешь ли. Реагируй как-нибудь!        — Господи, Руби, — он быстро потëр руками лицо, в попытке прийти в себя. — Что за приколы. Лериш, такая фигня. Ну направила и направила, чего так орать-то?        — Реагируй.        — Ох… — Тот повернулся, и нарочито строго обратился ко мне, правда получилось так себе. — Ай-ай-ай. Никогда так больше не делай, — и пригрозил пальцем, затем поднял глаза на старшую медсестру, как бы уточняя: «Нормально?»        Женщина показательно хлопнула дверью ещё раз, но уже с другой стороны, и поспешила удалиться, оставив начальника в полукоматозном состоянии со мной наедине.        — Молодец. — Прошипел вдруг Марк, сладко потягиваясь на диване.        — Она права, я не должна была…        — Права. Но я тоже решаю, кто и чего здесь должен. Узнаю ОРИТников.        — Может, кофе? — Я не знала, как придать этой острой ситуации более округлые формы, поэтому решила предложить то, чему обрадуется любой врач. А что ещё оставалось…        — Не стоит, спасибо. Мне уже, наверное, пора, — он слегка вздрогнул в попытке разогнать кровь по расслабленными мышцам. — Буду ждать тебя завтра в отделении, к половине восьмого, здесь. Подпишем договор, и за работу. Первые пару дней держись Руби, с ней ты будешь под присмотром. Выполняй всë, что она просит, ей сейчас очень нужна помощь. В этом году нехватка персонала ощущается особенно сильно. Да, и выспись хорошенько. Никогда не знаешь, на сколько придётся здесь зависнуть.