Управление мёртвыми. Дело № п/п 2

      Николо-Архангельское кладбище. Крематорий. Ян, Илюха, друзья Люды, родители Яна, я. За спиной у меня рюкзак — там спрятан подарок Рубену. День похорон одного человека, день рождения другого человека.       Гроб открытый. Каждый подходит и прощается с Людой. Её загримировали. Она очень похудела и постарела. Люда умерла в понедельник. Ян позвонил вечером и сообщил. Я сказала, что помогу ему. Скинула двадцать тысяч. Похороны нынче дорогие. Ян последние несколько дней работал вполсилы. Сегодня и завтра у него отгулы. Я тоже взяла отгул — больничный.       На Людмиле Закаржецкой брюки и блузка с длинным рукавом. В её гардеробе несколько летних платьев, она их не надевала, предпочитала джинсы. Ян кладёт в гроб туфли на каблуке. У Люды нет левой ноги — я не знала. Илюха кладёт в гроб плюшевую собаку и пирожное в упаковке. Люда очень любила торт «Наполеон». Я не знала жену Яна. Мы знакомы, мало общались, ещё меньше созванивались. Мы не подруги. Не дружили. Яна поддерживает Илья, сына обнимает отец. Их осталось двое с маленькой собачкой дома.       Я не боюсь похорон. В гробу лежит женщина, не дожившая до 50-и лет. Помещение похоже на зал для бракосочетаний. Вот дама, которая представляет умершую, а вот муж этой умершей. На свадьбе нет пьедестала, опускающего гроб в печь. Через два часа Яну вручат урну с прахом. В урне будет его любимая женщина, чёрные туфли, игрушка и торт.       — Ты поедешь? — Ян закуривает у крематория.       — Нет. Вспомните её в кругу семьи.       Поминки пройдут в квартире Закаржецких. Туда отправятся Ян со своими родителями и Ильёй. Поминки — это не повод выпить и забыться в алкоголе. Это отличный момент осознать утрату.       — Береги себя и Илюху, — обнимаю Яна.       — Мне уже лучше, — говорит он в ухо. — Правда. Сейчас мне гораздо лучше, чем было две недели назад.       Анну Отину восстановили в качестве преподавателя психологии в колледже. Руководство долго сомневалось в ней, учитывая историю с Вайнером. Анна работает дистанционно. Большого скопления людей она пока избегает.       Я не предупреждала ни Рахманова, ни Кайдановского о приезде. Сюрприз. Сегодня четверг, а значит «горячий» и «холодный» в институте. Пожалуйста, не бухайте. Достаточно было одного Кайдановского. Его пыл я в состоянии остановить, а Рубен — армянская загадка. Он же не собрал табор в кабинете? О дне рождения Рубена мне проболтался Арман, наводя справки о судмедэксперте. Сиран — первая жена. Они поженились в 1987-м. Она погибла в середине 1988-о.       Что подарить армянину? Именно так я и гуглила. Наборы кофе — Рубен пьёт чай на работе, ковёр с национальными символами — как его дотащить? сборник музыки армянских авторов — сейчас музыку можно слушать в интернете, коньяк или вино — хватит поить мужиков! библия — это чересчур, портсигары и зажигалки — Рубен курит, но кто любит заморачиваться перекладывать сигареты из пачки в портсигар? напольные или настенные часы — я тут Вам притащила громадину на горбе, куда поставить? кружки, чашки, тарелки — несерьёзно, мангал — слишком несерьёзно!       Мой выбор пал на холодное оружие. Кавказский кинжал ручной работы. Недорогой. Не за двести четырнадцать тысяч! Выбранный кинжал не совсем холодное оружие, это сувенир, но выглядит как настоящий. Стальной клинок, кожаные ножны, вставки из камней. Красиво, богато, мужественно. А ну и рога. Кинжал крепится на деревянную подставку с двумя рогами. Наверное, чтобы пить коньяк из этих рогов и бодать… кого-нибудь. Кайдановского бодай! Сексуального старого пня! Его слова о «гене сексуальности» не выходят у меня из головы. Ведь правда же нечто подобное таится в нём. В Мурманске Кайдановский был нежен и заботлив, на Текстильщиках — непредсказуем и близок. Носом меня боднул. Отрастил шнобель на свою голову!       Охранник впускает меня в институт. Зина на ресепшене ест торт. Отмечаем?       — На удивление, сегодня мёртвых меньше, чем живых, — она взмахивает вилкой, как волшебной палочкой.       — Только не говори, что у них в кабинете армянская диаспора, и пятеро детей Рубена оккупировали Кайдановского.       Зине — 33 года. Мне непривычно, когда молодая женщина «Выкает» двадцатишестилетней соске, поэтому я перехожу в наступление, используя фамильярность. Она — медсестра, я — профайлер. Мы обе топчемся вокруг трупов и судебных медиков.       — Фух, спасибо. А то я не знала, как тебе предложить, — Зина рада, что уровень «Вы» пройден на «отлично». Она пододвигает мне тарелку с тортом и отдаёт свою вилку. — Армянин в кабинете только один. Утром я врубила ему три раза подряд Ирочку Аллегрову. Радовался, как ребёнок, старый армянский перец.       — Сколько ему? — пробую ванильный бисквит со сливочным кремом. — Боже, как вкусно!       — Исполнилось 52 годика. По такому случаю я заказала розовый торт с единорожкой. На сайте сказано, что он для девочки. Клубничка, смородинка, сладкие конфетти, все дела. Розовые «52» и на розовой звёздочке «Рубенчик». Кипятком «сцал» от счастья.       Блять, а у меня в рюкзаке кинжал с рогами. Облажалась!       — Иди к ним, — Зина отбирает тарелку с вилкой. — Там торт поешь, только единорожку и звёздочку не съедай. Рубену они очень понравились — фотосессию устроил. Именинник ждёт тебя, как ворон крови.       — С чего бы это? — поправляю лямки рюкзака.       — Некоторых девушек мужчины боятся, других — ждут.       Кабинет. Табличка «ДМН Рахманов и ДМН Кайдановский». Не слышу армянский акцент, не слышу именинника. Голос Кайдановского, переливающийся в смех. Смеётся. Его смешат.       — Эд, любящий животных, — посторонний, неизвестный. — Помнишь, у нас в подъезде жили индусы?       — Семья? — уточняет Кайдановский. — Трое их было или четверо. Помню, все с разными лицами. Такое ощущение, что их было больше.       — Тётя Вера с третьего этажа. Она разводила собак. Гуляла с пятью догами. Как только эти индусы увидят старуху с догами — всё, индусов нет. С первого этажа по лестнице убегали на последний, где снимали квартиру.       Это женский голос. Молодой. Непонятный. Не женственный. Гнусавый. Говорит быстро.       Кайдановский смеётся:       — Да, точно. Индусы недолго прожили. Быстро съехали. А помнишь…       Я открываю дверь и первым вижу Кайдановского в синей форме. Он расслаблено сидит в кресле. Улыбается тому, кто находится напротив него. Я в кабинете, но ты меня не видишь. На столе тарелка с надкусанным куском торта и вилка.       Тёмно-синяя спина — пиджак. Широкие плечи для женщины. Короткая причёска для женщины. Кидаю взгляд на стоячую вешалку — массивное чёрное пальто. У Кайдановского другое — оно рядом висит. Куртка Рубена большая для большого живота. Кто ты?       — О-о, газпажа профайлэр! — Рубен с картонным треугольником на голове: именинник. Откидывает ложку, поднимается с кресла и идёт меня встречать. — Как я рад Вас-с видэт, — обнимает и щекочет бородой правое ухо. — Спасытэ мэнья от бэстыи, — шепчет.       Она? Рубен отходит, а я перевожу взгляд на ту, кто сидит в качестве гостя. Кайдановский перестаёт пожирать глазами дамочку в костюме и обращает на меня внимание. Улыбается. Не я вызываю у него улыбку.       — Ева Александровна. Добрый день.       И тебе. А вот это чудо пред тобой не хочет обернуться? Видимо, нет.       — Рубен Иванович, — снимаю рюкзак, открываю, — поздравляю Вас с днём рождения, — передаю коробку в упаковочном пакете. — Счастья, море любви и вкусной еды.       — Вах! Как это прийатно! — он лезет обниматься и целоваться. — Спасибо, мая харошая.       Кайдановского не умиляют обнимашки, его волнует та, кто сидит напротив. Даже спьяну он на меня так не глазел. Рубен вытаскивает из пакета коробку. Я засматриваюсь на разрезанный торт с нетронутыми единорогом и «Рубенчиком».       — Это сувенир, Рубен Иванович, — предупреждаю сразу. — Я знаю, как Вы любите острое оружие.       — Да, острого мнэ хватыт, — он опускает лицо на коробку, но косится в сторону, на спину в тёмно-синем пиджаке.       — Рубен, я ненавижу фальшивку, — звучит голос, который я слышала за закрытой дверью кабинета.       Девушка поднимается со стула, опираясь на трость. Тяжело поднимается и передвигает стопами в чёрных брогах. Тёмно-синий костюм, тёмно-синяя рубашка, застёгнутая на все пуговицы. Короткая причёска: виски сбриты, на макушке чуть больше волос, чёлка уложена вперёд — мужской кроп. Круглые очки. Не такие круглые, как у Гарри Поттера или Лепса. Затруднительно определить степень «круглости». Шатенка. Карие глаза. Очень тонкая верхняя губа. Массивная челюсть, нижняя уходит вбок. Незнакомка вразвалку приближается к нам с Рубеном. Она небольшого роста: выше Рубена, но ниже меня. Родинка на правой щеке. Молодое лицо — лицо подростка. В левом ухе три серьги: две маленькие на хряще и кольцо в мочке. В правом — крест на кольце. Не нравится она мне. Не понимаю. Просто не нравится. Без объяснений. Резкие брови. Щёчки. Лицо пухлое и не пухлое. Ты мне не нравишься. У тебя злые глаза.       — Суть острого оружия в степени остроты, — продолжает она, впиваясь в меня взглядом. — Красота второстепенна. Красота не убивает.       — Знакомьтесь, — Кайдановский не поднимает задницу. — Ева Александровна Мелина, профайлер. Я тебе говорил о ней, — о, вот как? А что ты мне не говорил о… — Матильда Алексеевна Баголей, корректор.       Баголей… «Баголэй. Ты нэ мог нэ сказат-т».       Она не протягивает руку. Я не протягиваю. Мы не мужчины. Достаточно того, что нас представили друг другу. Обе её кисти лежат на рукоятке пистолета — револьвер.       — Корректор? — переспрашиваю. — Это как?       Она отдаляется от нас, обходит за спиной Рубена. Не понимаю, что за проблемы у неё с ногами. Тело качается. Походка, как у Льва. Есть схожесть. Подошвы ботинок одинаковые, ноги одинаковые. Спина ровная в лопатках, но с изгибом в пояснице.       — Белая замазка, убирающая ошибки синей ручки. Корректор.       Она подходит к столу Рубена и берёт единорога с торта. Сладость в левой руке, трость — в правой. Чёрная трость с револьвером. У пистолета длинное дуло. Белая единорожка исчезает во рту. Ты продолжаешь мне не нравиться.       — Кинжал — детская забава. Шашка с мельохором — игрушка для мужчин. Да, Рубен?       Рубен не оборачивается на неё. Взгляд бегает по деревянному полу. Запуганный Рубен. Ты так боишься мелкой девки?       — Да, Матилда Алэксээвна.       Только сейчас я замечаю длинные ножны на подоконнике. Она подарила шашку Рубену. А что же Кайдановский?       — Ещё раз с днём рождения, Рубен, — пальцы стряхивают на пол сахаринки от единорога, на безымянном тонкое кольцо. Она смотрит на пня в синей форме. — Мне пора.       — Я провожу тебя, — Кайдановский поднимает задницу и подходит к вешалке. О-о, накинешь на плечики пальтишко? — Ева Александровна, а Вы разве не должны быть на работе? — чёрное пальтище огромных размеров в его руках. Трость стучит по полу. Подружка подходит к дружку.       Она принимает его помощь. Перекладывает трость из одной кисти в другую, когда просовывает руки в пальто. Это всё не так. Не так, как со мной.       — Ева Александровна? — Кайдановский не слышит от меня ответа.       Я с похорон. Люда умерла. Закаржецкий овдовел. Не буду портить праздник.       — Я… пойду. Мне на работу, — говорю Кайдановскому и оборачиваюсь на Рубена с моим подарком в руках. — С днём рождения.       — А как жэ тортык, Эвочка Алэксандровичка? — он не хочет, чтобы я уходила. Чертовка с тростью испортила ему настроение. Со мной он никогда не расстраивался.       — С днём рождения, — я обнимаю его за плечи и целую в бородатую щёку.       Молча покидаю кабинет, не попрощавшись.       Я поцеловала в щёчку Рубена, а ты был увлечён очкастой «корректоршей». Я не приняла приглашение остаться на ночёвку, когда мы оба напились. Сегодня ты предпочёл её, а не меня. Тебя задело, что я поцеловала Рубена. Нижняя губа выдвинулась вперёд. Провожай свою подружку, а я и сама уйду. Провожать не надо. Одевать не надо. Лучше бы я познакомилась со всеми Рубеновскими Рахмановыми, со всеми его друзьями-армянами, чем увидела возле тебя Матильду с тростью.       — Да? — он отвечает на звонок со второй попытки заспанным голосом. — Чё надо? Я сплю. Бля-я-ять! Я проспал гулянку с Биточком.       — Давай встретимся?       — А-а… а что случилось? — Арман просыпается, прокашливается. — Кто тебя обидел?       Никто. Я напридумывала.       — Не хочешь в хинкальную или какую-нибудь другую кавказскую забегаловку? Ты погуляешь с Биточком, и мы встретимся.       Пожалуйста, согласись. Сейчас ты мне нужен.       — Ев, ты пробовала хинкали с сыром? — по тяжёлому вздоху понимаю, что Арман поднимается с кровати. — Говорят, они вкуснее, чем мясные.       — Нет, не пробовала, — я у соседнего дома неподалёку от института. На улицу выходят Кайдановский и Матильда. Он подкуривает ей, закрывая ладонями лицо от сильного ветра, и сам закуривает. Она ростом ему по плечо. — Давай попробуем? — проглатываю горький ком.       — Я приеду за тобой в любое место. Выгуляю Биточка, и мы приедем за тобой.       — И Биточку вкусную хинкалю.       — Не плачь, Ев. Мы собираемся. Твои пацаны тебя не бросят и накормят самыми вкусными хинкалями.