Управление мёртвыми. Дело № п/п 2

      Меня не волнует, что до конца пары двадцать минут. Иду в туалет. Желаю подняться со второго этажа на четвёртый. Воспользоваться женским туалетом не на втором, а на четвёртом. Не ищу лёгких путей. Загружаю себя ненужными файлами. Утром Стас поехал в универ раньше меня. Сегодня у него дополнительные занятия с дипломниками. Ждать? Да, подожду его, и поедем домой вместе. Вместе домой. Хочу возвращаться домой не одна.       С четвёртого поднимаюсь на пятый. Два кабинета и актовый зал. Аудитория справа закрыта. Слева — пара судебной медицины с Лета Станиславом Валерьевичем. Кабинет открыт. Трибуны забиты студентами. Это группа Стаса. Куратор стоит спиной к кафедре, прислонившись ягодицами к массивной столешнице. Стопы скрещены. Руки на груди скрещены. Красивый мужчина в белом халате отвечает на вопросы студентов. Улыбается. Смеётся. Само очарование. Я стою в коридоре у двери. Высокие мужчины — прекрасны. Темноволосые мужчины — горячие. Смотрю на Стаса и понимаю, что попала. Клюнула на крючок, как форель. Не могу произнести слово на букву «В». Страшно признать, что внутри зародилась… слово на букву «Л». Студенточка задаёт вопрос Стасу. Ты — дура? Тупая? Что тебе непонятно? А Стас поразительно привлекателен. Он усмехается вопросу, проводит языком по нижней губе и выпускает наружу соблазнительный голос. Во мне кипит ревность. Левая тёлка клеится к моему мужику. Она кидается в Стаса флиртом, но он его не отбивает — ловко ловит. Какая же ты — дура, подруга. Я тоже задавала преподавателю глупые вопросы, заигрывала, раздевала глазами, представляла размеры его страсти. А теперь он живёт в моей квартире. А теперь я стою в коридоре и ревную чужого мужчину к молодой девушке. Вот оно — моё признание. Не слова. Чувства. Стас разбудил во мне чувства, которые я избегала долгие годы. Отхожу от двери на два шага. Три кабинета в небольшом коридоре. Один открыт. Единственный открытый.       На большой перемене спускаемся с четвёртого этажа на первый. Не хочу есть. Сдались мне эти бутерброды за сто двадцать рублей. Что приготовить на ужин? Вот вопрос.       — Вы идите без меня, — Серёга не передаёт тёте Гале номерок от куртки. — Я потом выйду.       — А чего такое? — спрашивает Кир.       — У меня… — Серёга чешет голову. Он подстригся — сальные волосы оказались русыми и весьма красивыми, ощущение, что мелированны. — Мне надо проконсультироваться насчёт диплома. Это не займёт много времени.       — Окей, — Кир передаёт Тане куртку.       В последний момент я сжимаю кулак с номерком:       — Дурная башка вспомнила, что её носитель — тупая блондинка. Я же хотела телефон поставить заряжаться, — надеваю на лицо улыбку-идиотку. — Я вас догоню, идите.       Друзья друзьями, и лишь в определённые моменты мы жертвуем ими ради других. Стоя перед лестницей, на распутье, я вижу, как Серёжа заходит на кафедру дерматовенерологии. Обухов пишет диплом у нефролога. Любовь подкрадывается неожиданно. Мне в другой конец коридора. На другую кафедру.       КЭКС сидит за столом, уткнувшись в телефон. Как раз ты мне и нужен. Я по-царски вхожу, ставлю стул напротив куратора и сажусь. У КЭКСа ко мне особое отношение: не то, чтобы он меня ненавидел или презирал, на потаскух смотрят с отречением. Он блокирует телефон, скрещивает кисти в замок на столе и внимательно смотрит.       — Я всё же сделала это, — вырывается признание.       — Разрушила брак Лета? — голос тонкий, с насмешкой. — Разрушила его жизнь?       — Хуже.       Я не веду себя, как дура. КЭКС знает, что я не дура. Взбалмошная, непостоянная, лицемерная, себялюбивая.       — И что теперь?       — Понятия не имею. Я не знаю, что приготовить на ужин.       — Чем проще, тем лучше. Стас — домашний человек. Запомни, он не будет развлекать тебя и потакать твоему возрасту. Мужчина к 50-и годам хочет обыкновенной спокойной жизни. Ты подаришь ему страсть, а он наградит тебя любовью.       — Помогаете мне? Я совсем не пара Стасу. Мы это с Вами прекрасно понимаем.       — Не исключаю того факта, что именно такая девушка, как ты, и нужна ему. Мужчин не понять, Наташ.       — Кто же Вас наградит любовью?       Когда-то он носил обручальное кольцо. Безымянный палец соскучился по украшению, душа — по тёплым рукам. Тяжёлый взгляд под очками давно перестал восхищаться женщиной. Губы огрубели от нехватки поцелуев. Голова КЭКСа наклонена к правому плечу. Взгляд проходит сквозь меня.       — Та, которой я подарю страсть.       Я никогда не сомневалась в Кайдановском. Такие, как Лета, привлекают темпераментом. У холодных людей руки горячие.       Четвёртая пара заканчивается в начале пятого. Раздолбаи отправляются по домам. В кабинете на пятом этаже три студента и преподаватель. Стас замечает меня в открытых дверях и прерывает разбор диплома. Паренёк рядом с ним смотрит широко раскрытыми глазами на дуру в шапке со Смешариками.       — М? — что означает: «Ты всё?» или «Что тебе нужно?»       — Вместе, — отвечаю губами без голоса.       — Побудь в лаборантской, пожалуйста, — Стас указывает на стену слева от себя.       Я залипаю в окно. Тупо сижу в кресле и смотрю в окно. В том самом кресле, где меня трахал Стас. В том самом кресле, где я скакала на Стасе. Какая же фигня. Каждый угол в лаборантской отмечен трахом. Взрослые люди, занимающиеся фигнёй. Я ведь будущий акушер-гинеколог в самом-то деле, а мой парень — судебный медик. Мой парень. Я залипаю в окно настолько, что не слышу, как уходят студенты из кабинета, как в лаборантской появляется Стас.       — Все ушли. Я свободен.       Он похож на ньюфаундленда: большой, хорошо сложенный, темноволосый, умный, добрый. А я — афганская борзая: высокомерная, независимая, с шёлковой шерстью. Я буду задыхаться в водах Нила, и меня спасёт ньюфаундленд.       — Поехали домой.       Жарю два стейка на сковородке-гриль. Режу картофель кружочками — надоела соломка. Красное вино. Почему бы и нет? Сегодня не пятница, а понедельник, но почему бы и нет? Завтра Стасу ко второй паре. Я рано уеду на учёбу и поцелую его спящего. Помидоры, огурцы, перец, лук. Соль, сахар — нет, не надо. Помайонезим. Когда-нибудь мне надоест готовить, но сейчас я чувствую себя важной.       Стас ещё не перевёз свои вещи ко мне. Не знаю, как сказать ему об этом. Не знаю, как сообщить родителям, что живу не одна. Собираюсь жить не одна. Стас в маленькой комнате за моим ноутбуком — помогает студенту с дипломом. В хлопковых клетчатых штанах, в оверсайз белой футболке, в прямоугольных очках. Читает. Печатает. Щёлкает мышкой. Я крайне редко пользуюсь маленькой комнатой — она у меня как склад, где есть всё и ничего. Диванчик, который не раскладывается, балкон, на который я не хожу, письменный стол, за которым я не пишу. Эта комната очень подходит Стасу, но одного его я здесь никогда не оставлю.       Подхожу со спины, кладу локти на плечи и обвиваю шею. Стас улыбается и громко выдыхает носом. Я не мешаю ему — наблюдаю. Очарована густыми волосами на голове. За какие заслуги ты мне достался? Уверена, не за физиологические.       — Ты не устал? — спрашиваю на ухо и слежу за курсором мышки на вордовском документе.       — Ещё двадцать страниц. Устану через восемь.       — Ужин готов, — провожу носом по гладкой щеке.       — Зовёшь меня? — мне нравится, когда Стас шепчет — это завораживает. Мужской голос запросто может свести с ума.       — Угу. Пойдём кушац, — я зацеловываю щёку и касаюсь губ. Дважды. Отдельно нижнюю, отдельно верхнюю. Без искр в языке, с нежностью в губах.       — Сейчас, сохраню документ.       Под клацанье мышки чуть отодвигаю Стаса от стола и сажусь на колени. Бочком. Обнимаю за шею. Под соблазнительной улыбкой скрывается тяга к женской груди под нелепой майкой.       — Ты в ней только по дому ходишь? — Стас отрывается от ноутбука и смотрит мне в глаза.       — А что такое? Не нравится? Летом в жару в ней отлично.       — Я бы предпочёл видеть тебя в такой майке только дома. Не вынес бы пристальных взглядов прохожих парней и мужчин.       — Твоё принадлежит тебе? — наматываю локоны на пальцы.       — Я не собственник, но ты очень красивая. Как альтернативу могу предложить следующее: я забираю у тебя эту майку. Пускай на меня засматриваются пылкие мальчики.       — А мне можно на тебя засматриваться? Почти голые мужчины очень соблазнительны.       — Наташ, давай договоримся? Сегодня без секса. Я понимаю, желание движет телами, а не мозгами, но после ужина я бы хотел ещё поработать с дипломом. Хочешь близости, можешь, — Стас двигает ногами, — составить компанию и посидеть у меня на коленях, помочь, потому что я уже ничего не замечаю среди напечатанных слов.       Он выбрал меня не из-за секса. Не одним сексом мы едины.       — Стас, почему ты выбрал педагогику, а не медицину? Не говори, что любишь потрещать с молодёжью или передать им свой необъятный опыт.       С 17-и лет я искала своё место. На коленях перед мужчиной. Спиной к мужчине. С раскрытыми перед мужчиной ногами. Множество рук было у меня на груди, внутри, во рту, на талии. Сейчас я нашла своё место: у Стаса на коленях. Сейчас мне нравится, что его левая рука обнимает за поясницу, а правая гладит по бедру.       — Я десять лет проработал судебно-медицинским экспертом. Как Эдик. Выезжал на места происшествий, работал с живыми и мёртвыми, помогал следствию, выступал в суде. Как и Эдик. Каждый день проводил вскрытия, — снимаю со Стаса очки и провожу большими пальцами под глазами — прогоняю усталость. — Вскрывал всех: молодых, старых, совсем маленьких. Видел всякое. Приходил домой после работы, наливал стопку водки и плакал. Насилие, утопление, расчленение, повешение. Жизнь у всех разная, Наташ, а смерть одинаково ужасная. От жизни ты испытываешь полный спектр эмоций, а смерть несёт на языке горечь. Я больше не мог работать в секционном зале. Десять лет — мой потолок. Я поджал яйца и ушёл. Честно? Испугался. От смерти следует бежать, а не сотрудничать с ней. Педагогика вдохнула в меня жизнь. Да, от теории и практики не убежать, но учёба в университете скрывает от студентов страшную правду смерти, с которой встречаешься, когда становишься настоящим врачом.       Я запускаю пальцы в густые волосы, рисую волны на коже. Стас приподнимает голову и смиренно закрывает глаза. Нижняя губа подпирает верхнюю.       — Ты правильно сделал, — целую его в щёку. — Пойдём ужинать.       Мы сидим за столом друг напротив друга. Тарелка со стейком и картошкой. Тарелка со стейком и картошкой. Овощной салат в глубокой миске и белый хлеб на доске. Полбутылки вина, два бокала. Стас разрезает мне стейк, чтобы я не ковырялась в нём. По телевизору в гостиной идёт «Клон».       — И как ты это смотришь? — Стас накалывает на вилку кружочек и не сводит глаз с Иветти. — Когда он только вышел, ты ещё не родилась.       — Мне было 6 лет, Стас. А ты смотрел, да? — двигаю вилкой в воздухе в ожидании ответа. — Дрочил на Жабу-Жади.       — Я?! Нет, не смотрел. Жади — это которая? Со стрелками?       — Угу.       — Фу. Некрасивая, — он любуется Иветти и медленно пережёвывает мясо. Так и глаза можно сломать. Так и спину можно вывернуть. Телевизор-то к Стасу вполоборота стоит.       — Предпочитаешь светленьких? — киваю на Иветти, но думаю о себе.       Стас быстро опустошает тарелку, собрав сок от мяса кусочком хлеба и встаёт из-за стола:       — Надо бы посуду помыть, — подходит к раковине. — О-о, тут меня и сковородочка поджидает!       Вина остаётся в бутылке на два бокала, но мы не допиваем. Этот вечер и без того получился прекрасным. На ночь ни он, ни я не чистим зубы. На ночь мы идём на общий балкон. Стас прячет меня в свою куртку, обнимает сзади и курит, глядя на соседние высотки. Расслабленные губы улыбкой держат подожжённую сигарету. Я целую квадратный подбородок и выдыхаю дым на уголок рта, где когда-то у молодого Стаса Лета была родинка.       В маленькой комнате сидит преподаватель за ноутбуком. Я разбираю свою кровать, его диван. Сегодня без секса. Секс ни к чему. Появляется Стас в гостиной, снимает очки, наливает воду из фильтра.       — Пойду к себе. Спокойной ночи.       — Спокойной ночи.       Я ухожу в свою комнату, включаю телевизор. Смех Доны Журы соединяется со смехом из гостиной — Стас не переключает канал. Начало десятого. Завтра рано вставать, но сон не приходит. С появлением Стаса в квартире привычные вещи изменили ход времени. В этом виноваты настенные часы, купленные в 97-м! Они не круглые, а ромбовидные! Я посмотрела их одним глазком и попросила больше не вытаскивать из чёрной сумки. Ни на каких стенах эти часы не будут висеть!       На прикроватной тумбочке бутылка с водой. Всегда наливаю на ночь. Вино высушило горло. Открываю крышку и ужасаюсь запаху. Поменять бутылку или воду? Мне так лень искать по тумбам новую бутылку, поэтому выбираю второе. Я резко открываю дверь — привычка. Стас подпрыгивает и кашляет.       — Кгхэ-кгхэ! — капли падают на белую футболку. — Блять! Как ты меня напугала!       Он на кухне лакает вино и смотрит «Клон».       — Какого хера ты бухаешь?!       — Я не бухаю. Я допиваю вино. Оно стоит тут, на тумбе, и… манит… Извини, — Стас протягивает стакан. — Будешь? Вкусное такое. Мне понравилось.       Белая, сука, футболка! Непредвиденная стирка!       — Нет, не буду.       Выливаю вонючую воду в раковину, мою бутылку, наливаю свежую из фильтра.       — Я допиваю? — Стас передо мной со стаканом. — Убирать здоровую бутылку с остатками напитка в холодильник как-то бессмысленно.       — Ты не говорил, что до сих пор побухиваешь, — вытираю мокрые руки о полотенце.       — Нет, я не злоупотребляю, но почему-то хочется выпить.       — Стас, мне завтра к первой паре. У меня «судебка» в секционной, у тебя — тоже. Давай не будем соответствовать стереотипам.       — Да, ты права. Прости, — он опускает подбородок, — я испачкал футболку.       — Постираю. Не проблема.       «Постираю». «Не проблема». При других обстоятельствах я бы наорала на Стаса и стянула с него футболку. Мы бы занялись сексом — я отчитываю, он извиняется. Секс не имеет значения. Сейчас на Стасе под хлопковыми штанами чёрные боксеры со звёздочками. Бессмысленно. Неосознанно я провожу рукой по его животу и ухожу в комнату. Не закрываю дверь. Хочу видеть, как он ходит из кухни в гостиную. Хочу слышать, как он ложится спать.       Стас выкидывает бутылку в мусорку, моет стакан. Ставит телефон заряжаться. Я лежу на левом боку и в дверной проём наблюдаю действия Стаса. Это необычно. Большая квартира и два человека. Сейчас он лежит на диване и смотрит телевизор. Накрыт одеялом по пояс. На нём очки — Стас не может смотреть телевизор без очков. Почему он там? Почему между нами стена? Почему людям тяжело общаться ртами?       — Иди туда! — грубо говорю испугавшемуся на диване Стасу.       — К-куда? — он натягивает одело до шеи. — В маленькую комнату? Куда ты меня прогоняешь?       — Туда! — показываю на свою комнату.       — Стирать футболку? Хочешь, чтобы я сейчас её постирал?       — Сука, Лета, какой ты непонятливый!       Злость ведёт меня обратно в кровать. Ну что непонятно?! Всё предельно ясно!       Стас появляется на пороге. Стас спит в трусах, но сейчас он не раздет.       — Куда мне идти? — растерянность.       — Подушку и одеяло возьми, — сердитость.       В гостиной выключается телевизор. Стас кладёт подушку на правую сторону кровати и ложится. Накрывается. Я повёрнута к нему задницей. Не дотрагивается. Не приближается. «Luna tu» — поёт телевизор. Иветти и Львёночек влюбляются под Алессандро Сафина. Да ёб твою мать! Я двигаюсь задом к Стасу. Упираюсь спиной в его плечо.       — Лета, что непонятно?! — приподнимаюсь на локте и оборачиваюсь.       — Да что я снова не то делаю? — он лежит прямо, на краю кровати, не шевелится. — Можно конкретику? Я и вправду бухой или тупой?       — Ой, всё!       Роняю голову на подушку. И зачем позвала его? Дундук! А я — дура! Мозги надо было надувать, а не губы! Хотя губы у меня от природы полные, чего не скажешь о мозгах! Любовь порабощает разум. Чувства бьют хлыстом по спине.       Стас подкатывается ко мне. Ощущаю присутствие сзади — ненавижу, когда-то кто-то находится сзади, даже близкий человек. Левая рука проскальзывает под шеей, правая обнимает за живот. Стас утаскивает меня, переворачивает и кладёт голову на грудь. Иветти и Львёночек снова вместе. На белой футболке капли вина. Пахнет вином. Любовь пахнет красным вином.