Управление мёртвыми. Дело № п/п 2

      В то время как Жади трясёт телесами перед мужиками, в очередной раз не смыв блядскую подводку, я готовлю ужин. Боул с курицей. Рассыпной рис, изнасилованное бедро с соевым соусом, паприкой и мёдом. Остальное — импровизация. Половинки томатов черри, консервированная кукурузка — я бы въебала початочек с солью, халапенья из банки, репчатый лучок — а чё бы и нет, хули нам бояться? Петрушка — порой так хочется пожрать траву. Соус — майонез и карри из бутылки.       Половина восьмого вечера. Я в шортах и топике валяюсь в разобранной кровати, охуеваю от прекрасного боула и пизданутых Жади и Лукаса. В этом сериале второстепенные герои куда интереснее главных. Я такая же красивая, как Иветти, и такая же властная, как Дона Жура. Баба с яйцами и сексуальной фигурой. Черножопые Тьяо, жрущие пироги, и Шанди, дрочащие на наркоманок, меня не интересуют, а Стасу до Львёночка, увы, далеко. Деньги не притягивают. Хватает своих. Милое личико Лета и нежный поцелуй в щёчку превращает меня в Латиффу, бесконечно влюблённую в Мохаммеда. Аллах, помилуй! Никаких детей и зализанных волос! Мне — 24, и я смотрю бразильский сериал. Ха-ха! Между прочим, он в разы интереснее турецких и корейских.       Я съедаю половину боула, оставляю часть на завтрашний ужин. Добавлю ещё кукурузы и помидоров. Кто вообще любит ебаться с едой? С мужиками надо ебаться! Мохаммед в очередной раз говорит: «Моя красавица Латиффа!» Чертяка! Так и влюбиться в тебя можно. Будь построже с мальцом, а то заебал на велике кататься и за бабами подсматривать, и относись благосклоннее к дочурке — не все девочки в чужих странах вырастают шлюхами. Боул из тарелки перекладываю в контейнер и ставлю на тумбу остывать. Чуть позже уберу в холодильник, чтобы моя стряпня не протухла. В каком возрасте у девушек появляется потребность в контейнерах? Это плохо, что у меня корзинка, ну такая типа для белья, с разными по размерам пакетами? Пакет с пакетами вышел из моды лет десять назад. Выходим на новый уровень. После плотного ужина следует покурить. Что там по сериалу? Хадижа пиздит о золоте и богатом муже. Саид, дай по жопе дочери! Она заебала! Мелкая проститутка меня не интересует, поэтому ничего страшного, если я пропущу её зубастую улыбку и танцы живота.       Не успеваю взять пачку сигарет и накинуть пальто-пуховик, чтобы выйти на лестничную клетку, как в дверь раздаётся звонок. Какого? У меня нет соли в восемь часов вечера! Я вам не соседка-давалка. В глазок вижу Лета. Ты прихуел? За сексом приехал? Я тебе не давалка! Какой секс, я только поела! Ты меня отжаришь так, что кукуруза в желудке всхлопнет, как попкорн. А как ты прошёл через тамбур? Открываю дверь. Лета в расстёгнутой куртке, брюках, ботинках, шапка в кармане, без очков. Чёрная сумка. Не портфель, не такая, с какой он ходит на работу. А такая, в которую можно положить много вещей! Не клетчатая, конечно, но вместительная. Но портфель тоже при себе. Короче, Лета с двумя сумками. Куда-то собрался!       — Чё надо? — рисинка застряла между зубами, поэтому цокаю языком.       — Я ушёл от неё, — вот не надо говорить таким низким сексуальным тембром! И серо-голубые глазки сделай, пожалуйста, порадостнее!       — И пришёл ко мне. Отличный ходок, — ой, я столько лука въебала, да и похуй!       — Я признался Кате. Наташ, я ушёл от неё.       Может, помидоры были хреновые, или я паприки дохера добавила, но мои щёки краснеют, а в голову бьёт жар. Подождите-подождите, я туговато соображаю. Лета кинул жену? Ради меня?       — Ну а ко мне ты чё припёрся?       Я не ору, но громко разговариваю. Стас бубнит под нос. Когда ждать соседей? Тут драма разворачивается, а никто не решает пропылесосить на ночь глядя коврик перед входной дверью. Вам срать на нас? Правильно, срите на нас, потому что самый главный сруль, который испортил свою жизнь, теребит ручки сумки.       — Я подумал, что будет правильно, если квартира, в которой мы живём, останется Кате. Это я изменил ей, мне и уходить. Наташ, мне некуда идти. Можно…       — Как некуда? А мама с папой?       Пошёл он на хер! Вот ещё, пускать его в квартиру! Мы тут трахаемся, а не живём!       — Им по 80 лет, — Стас улыбается и приподнимает брови. Меня не возьмёт твоя улыбочка. — Они живут в однокомнатной квартире. Где мне там спать? На угловом диванчике на кухне? А потом два часа добираться до работы?       — А хули нет? Захочешь спать, поспишь и на угловом диванчике! Пиздуй к маме с папой, Лета!       Я тянусь к ручке, чтобы закрыть дверь, но Стас придерживает её.       — Наташ, пожалуйста. Я не смогу жить с родителями. Им — 80, мне — 50. Мы и дня вместе не проведём.       — Пиздуй к другу Кайдановскому! Он один живёт!       — Это… это ещё сложнее.       — Гостиница или хостел. Мне похуй, Стас. Ты заварил эту кашу, вот и хавай её. Я тебя предупреждала. Я тебя просила не творить хуйню. Почувствовал себя мужиком, раз признался жене, что трахаешься на стороне, так вот, мужик, найди жильё на эту и следующую ночи.       Входная дверь с грохотом закрывается. Стас остаётся по ту сторону. Верхний замок, нижний. Хуй я тебя впущу. Придурок! Что ты натворил?! У нас всё было прекрасно в отношениях, а дурацким поступком ты разрушил жизни трёх людей. Вот к чему приводят розовые мечты. Хотела трахнуть «Стасика»? Получай теперь. Следовало остановиться на первом разе в лаборантской. Была бы ты хоть чуточку умной, Спирицина, вообще не флиртовала бы с Лета.       Я же хотела курить. Жади плачет по Лукасу. Понимаю, подруга. Мы выбираем неправильных мужчин. Сую ноги в тапки, надеваю пуховик. Смотрю в глазок: Стаса нет. Упиздовал. Вернись к жене и скажи, что опомнился. На лестничной клетке большой открытый балкон. Прячу башку под капюшон и открываю пачку: две сигареты. Холодно. Морозный ветер задувает под куртку. Что же ты раньше не застудил мне пизду? В доме напротив, этажом ниже, парни курят на балконе. Ржут, спорят, жестикулируют. Лучше бы трахалась с ними. Да, поимели бы меня в два ствола. А вон там, подальше, виднеется высотка моих родителей. Мам, я такую хуйню натворила. Две сигареты залпом. Легче не становится. Две бутылочки потушат гнев?       Шоколадный батончик — дешёвый, но вкусный. Шоколад поднимает настроение. Нихуя. Половина девятого вечера. Не буду звонить Нелли. Что говорить? Все оказались правы: со временем трахающиеся начинают испытывать чувства. И это не удовольствие от секса. Они привязываются. Второй батончик также не поднимает настроение. Орехи, падлы, застревают в зубах. Девять вечера. Половина десятого. Ебучие песни в сериале вертятся по кругу — главные темы героев. Как же бесит Стинг, а раньше мне нравилась песня с восточными нотками. Все любят. Все страдают. Лета катается на метро по кольцу. Вот тебе и ночлег. А я за 24 года ни разу не объездила все станции.       В 21:45 надеваю спортивки, свитер, тёплые кроссовки. Запихиваю тело в пуховик и пиздую на воздух. Две бутылочки пива. Мне станет легче, и я не подохну. Утром запах алкоголя зажру луком из боула. В каморке консьержки не горит свет. А, сука, спишь. Стас звонил в дверь, а не в домофон, а это значит, что в подъезд его впустила сука-консьержка. Пиздосья. Заебала засматриваться на моего Лета! В начале соседнего дома подвальный магазинчик, работающий без перерывов и выходных. Спасательный круг для лохушек, как я. Остаётся пройти два подъезда до магазина, как на детской площадке я замечаю чувака на лавке. Весь в чёрном. Скукожился. Сидит с поднятыми к голове коленками. Рядом с ним лежат сумки. Лета. Оранжевый фонарь не освещает его лицо. В лучах кружатся крупные снежинки. Какой же ты идиот.       Беру две банки светлого пива «Prazacka Svetle». На этикетке белобрысая сисястая баба с кружками пива. Не совпадение. Пойло отправляется в карманы пуховика. Поза Стаса не изменилась. Он сидит на лавке час? Полтора? Яйца не застудил? Между прочим, тебе завтра на работу. Не забыл? Придурок, лучше бы катался на метро. Блять, оно же ночью закрыто. Да и похуй. Мама и папа есть! Пиздуй к…       — Пошли.       Мой голос заставляет Стаса поднять голову. Нос и щёки красные, шапка на бровях, шарф закрывает губы. Тусклый фонарь светит ссаниной в серо-голубые глаза. Я молча отхожу от лавки, не дожидаясь решения Стаса. Чуть погодя слышу за спиной быстрые шаги. Я просто не хочу, чтобы он сдох на морозе. Ещё потом обвинят меня, потому что его труп обнаружат неподалёку от моего дома. Лета замёрз, потому что Спирицина ему не дала.       В маленьком лифте Стас горбится. Со своим метр восемьдесят с лишним он ростом с меня. Руки нервно трясутся. Пошёл в жопу, в ванну я тебя не положу.       — Спасибо, — говорит Стас с закрытыми глазами.       В квартире горит приглушённый свет, из моей комнаты доносится Алессандро Сафина. Иветти и Львёночек снова вместе. Снимаю куртку и кроссовки. В крошечную комнатушку кидаю свитер и спортивки. Стас не замечает на мне коротких шорт и топика. Медленно, не разгибая пальцы, расстёгивает куртку и стаскивает ботинки. Боюсь, блять, представить, что у него в сумке!       Иду на кухню, чтобы открыть новую пачку сигарет. Стас с опаской заходит в гостиную, потирая ладони. Кожа белая, обветренная. Чёрный костюм и нежно-розовая рубашка. Ебать, ушёл красивым от жены!       — А теперь скажи мне: какого хера? — не кричу, но спрашиваю грубо.       — Мне надоедало так жить, надоело врать Кате и использовать её.       Стас поджимает пальцы на ногах и обнимает себя за плечи. Я показываю ему на стул за столом. Ты меня трахал на нём, а сейчас, как целка, трясёшься в чужой квартире. Блять, забыла про пиво! Из куртки вытаскиваю две банки и открываю первую. Лета обойдётся. Сегодня горе запиваю я.       — С тех пор, как мы с тобой стали любовниками, я не занимался сексом с Катей, — ой, да неужели! Это типа ты так говоришь, чтобы я не ревновала? — Она перестала быть женщиной, человеком. Принеси-подай. Я продолжал её уважать, но женой уже не считал. Наташ, пойми, я не сволочь. Да, изменник! Согласен. Подлый. Катя ещё молодая. У неё вся жизнь впереди. Она красивая, заботливая, хозяйственная. Ей не нужен такой козёл, как я.       — Что ты ей сказал про меня? — пью пиво. Мне похуй на страдания Стаса, я стою и пью пиво, купленное себе.       — Что у меня появилась другая. Без уточнений. Просто другая женщина, которую я… — Стас замолкает и тупит взгляд, опускает плечи.       — Которую ты трахаешь, — подсказываю.       — Которую я люблю.       Ебучие пузырьки шумят в ушах. Пальцы мокрые от холодной банки. Противно. Любовничек, хех!       — А дальше?       Стаса пугает моя поза: правое бедро в сторону, кулак на столе, банка в согнутой руке. Я — начальник! Докладывай! И если мне не понравится твой рассказ, я вышвырну тебя из квартиры.       — Я сказал, что нам лучше развестись. Жене нельзя прощать измены мужа. На квартиру я не претендую, хоть и покупали мы её вместе. Я разрушил брак, я и уйду. Катя… Катя ничего не сказала. Я встал из-за стола, собрал вещи и ушёл.       — И что же у тебя в сумках?       — В портфеле бумаги для работы, документы, флешки. В сумке несколько рубашек, подаренные Эдиком, галстуки, трусы, носки, бритва, зубная щётка и настенные часы.       Пиво изо рта идёт обратно. Сисястая баба на этикетке ржёт.       — Настенные часы?!       — Я купил их в 1997-м. Это моя покупка. Мои часы.       Охуеть! Куда вешаем? На какую стену?! У меня их дохера!       Отношу банки с пивом в комнату. Нехер. Стас обойдётся. У меня тяжёлая ночь.       — Спать будешь тут, — показываю на кожаный диван в гостиной. — Сегодня переночуешь тут, Лета, — говорю грубее. — Только сегодня. Завтра на парах и на переменах будешь рыскать в поисках жилья, если тебе так проблематично жить с мамой и папой, — убираю здоровые подушки с дивана и принимаюсь его раскладывать, хватаюсь за ручку.       — Я помогу, — Стас поднимается со стула.       — Сидеть! Нечего мне помогать! Уже помог! Охуенно помог!       Пока я роюсь в шкафу в поисках постельного белья, Стас ковыряется в сумке: достаёт очки в футляре и зубную щётку. Спасибо, что пиджак снял и рубаху расстегнул. А чё настенные часы не достаём? Может, я глянуть на них хочу.       — Пользуешься отдельным туалетом, — стелю простыню на кожу. Ебать она скользит. — Толчок и раковина. Тебе сойдёт.       — А ванну можно принять?       — У тебя в туалете биде — пользуйся в удовольствие.       Ага, щас! Моя ванна! Никакие Лета туда не лягут!       — Там в биде есть краник и душик. Вот ими и поливайся.       — Понял, — Стас сидит с опущенной головой и теребит пальцами зубную щётку. — Спасибо.       — Не, а чё ты хочешь, я не понимаю? Может, и покормить тебя ещё?       — Я дома поужинал.       Ну конечно! Жена покормила, а потом ты её кинул! Разумно! Ушёл сытым!       Кидаю две кожаные подушки, на которых вообще неудобно спать. Из-под дивана в маленькой комнате достаю старое одеяло.       — Готово! Сладких снов!       Пошла бухать!       — А-а, — Стас преграждает мне путь в комнату, — у тебя нет каких-нибудь штанов и футболки или майки? Я взял только вещи на работу, а в чём спать — нет.       — Спи в трусах, — хлопаю ресницами. — В чём проблема?       — Хол… холодно, а одеяло тонкое.       Конечно, блять, потому что пуховое у меня! Я так-то одна живу, поэтому, нахер мне сто одеял?       — А ты накрывайся нормально, и холодно не будет, — обхожу его и замираю на пороге. — А и чуть не забыла, по кухне не лазай. Там нет ничего твоего.       — Ты заведёшь будильник? Во сколько завтра встаём? Мне тоже к первой паре.       — Я встаю в половину восьмого. Во сколько ты — не знаю. Стас, я еду в универ на тачке, ты — на метро. Что-то нужно разъяснять?       Да, раньше я за ним заезжала, раньше мы и на полпути в универ пересекались. Но это раньше! Завтра утром мы не выйдем из квартиры, держась за ручки.       — Телевизор, — он показывает на плазму в гостиной, — можно посмотреть перед сном?       — Стас, отстань от меня и не трогай вообще. Сделай так, чтобы я тебя не слышала и не видела.       Опять Стинг поёт! Да что это такое-то! Да почему все сегодня влюбляются?!       — А курить… — Стас стоит напротив моей комнаты.       — Выходить на лестничную клетку. Тебе нельзя выходить. Я квартиру заперла. Нечего дверью хлопать. Время позднее. На улице не накурился? Хер знает, сколько там проторчал, чё ж не курил?       — А в туалете?       — В туалете не курят.       Только я могу курить в своём туалете! Потому что этом мой личный туалет!       Закрываюсь в комнате вместе с Лукасом, Жади, Саидом, Шанди и другими бразильскими пидарасами. Заливаю в себя пиво. Заливаюсь тихими слезами и всхлипами. Конец моей безбашенной жизни подкрался незаметно. У меня мужик бродит по гостиной. Умывается в туалете. Стас — не гость. Всего лишь трахаль, который остался на ночёвку. Всего лишь муж, завершивший двадцатилетние отношения с женой ради любовницы. Чувак, который меня любит. Преподаватель, который уснёт на диване, где я трахалась со многими парнями. Да и с ним тоже трахалась. Со Стасом было лучше, чем с другими.       Две банки пива во мне. Блондинка с сиськами, как по-чешски «спасибо»? Что же ты не произнесла тост за дуру? Я умываюсь в раковине. Смываю с глаз дурость. Немного опухшее лицо — это от пива. Пустые банки воняют на тумбочке. Хмельные сны — хорошо или плохо? Слышу звук стекла в гостиной. Ты что, блять, там делаешь?       Гостиная и кухня подсвечены работающим телевизором и световой лентой над раковиной. Что ты смотришь? Канал с ужасами? Подвесной ящик с посудой открыт. Стас наливает в стакан воду из фильтра.       — Попить можно? — он смотрит на меня так, будто я пришла давать ему пиздюлей.       На Стасе тёмно-синие трусы с крабиками. Что-то среднее между боксерами и семейниками: на треть ляжки и не в облипку. Предпочитаю немного свободное бельё на мужчинах. Хлопковая ткань не обтягивает большой член и упругие ягодицы, но я знаю, что под трусами у Стаса всё превосходно. Лета не загорелый, не волосатый, не перекаченный. Рельефный живот, красивые рёбра и очерченная мышцами грудь. У Стаса длинные ноги и руки. Перетянутые венами бицепсы и густые волосы на голове. Он в очках. Домашний в чужом доме. Не такой, как после или перед сексом. Это другой Стас, и мне он нравится больше того, который трахает меня с октября месяца.       Я замечаю контейнер с боулом на тумбе. Блять! Это мои курица с рисом! Не смей прикасаться! Молча выкидываю банки в мусорку и убираю контейнер в холодильник. Не пялься на полки! Ты не покупал продукты. Возвращаюсь в комнату так же, как и вышла из неё, — как пиздосья. Не веди себя, как мудачка. Да, это твоя квартира, и ты в ней хозяйка, но, пожалуйста, остынь.       Начинается херня под названием «Дом-2». Это я не смотрю, поэтому вырубаю телик. Не переодеваюсь в пижаму. Завожу будильник. Завтра на учёбу, сука! Похуй, во сколько проснётся Стас и как отправится на пары. Мы не вместе. Он спит за стенкой, но я его не знаю. Спит? Телевизор работает.       Я ворочаюсь. Прокручиваю в голове чушь. Хочу снять со Стаса трусы с крабиками. Что? Блондиночка, что ты подсыпала в пиво? Полоска света под закрытой дверью исчезает — Стас выключил телевизор. И как он будет спать на неудобных подушках? Завтра после учёбы достану ему перьевую. Зачем?! Чтобы спал нормально. Спирицина, он не будет ночевать у тебя ещё и завтра! Попиздует в другое место! Хватит думать о Стасе! Хватит представлять совместную жизнь!       Я ебала это. Не могу заснуть. Час ворочаюсь в кровати, мну подушки и запутываюсь в дырке пододеяльника. А что хмырь с крабиками делает? Спит? Сейчас я тебе устрою.       Стаскиваю со Стаса одеяло. Не спит или не успел заснуть. Валяется в трусах на моём диване. Сука!       — Ненавижу тебя! — бью кулаком в плечо. Ругаюсь шёпотом, будто боюсь разбудить соседей. — Ненавижу! Ненавижу! Что ты, блять, натворил! — удар в грудь. — Припёрся, ебать! Через всю Москву ехал! — за сосок левый щиплю. Вырву нахуй!       — Наташ-Наташ… — он перехватывает мои руки и убирает от себя.       По лицу не бью и не буду. А вот синяков наставлю.       — Меня он, блять, выбрал! Мало тебе трахать меня, припёрся жить ко мне!       Стас перестаёт держать мои руки и позволяет бить себя. Рёбра тебе не сломаю, но сиськи поцарапаю ногтями. Имею право! Да, я имею право оставлять на тебе следы, потому что твоё тело теперь принадлежит мне!       — Любит он меня!…       — Да, люблю. Я не отказываюсь от своих слов и чувств.       Стас неправильно на меня действует. Он ломает мой характер, моё поведение. Заставляет поступать так, как я раньше не поступала. Мне не хотелось с ним целоваться и быть нежной. Он не подавляет, но я поддаюсь ему. Всегда. Стасу достаточно сказать влюблённую чушь, и сука во мне тает.       Я забираюсь к нему на диван, снимаю шорты с трусами, остаюсь в топике. Набрасываюсь на Стаса и заставляю лежать на спине, хватаясь за член через трусы. Сейчас будет секс — мы оба понимаем. Он переворачивает меня, заваливая на другую сторону дивана. Хер тебе. Моё место сверху. Возвращаемся на исходную. Провожу рукой по члену — твердеет, быстро твердеет. Скандалы возбуждают. Щиплю, впиваюсь ногтями в пресс. Скольжу голой промежностью по мягким трусам. Блять, теперь трусы с крабиками — мои любимые. Стас трогает меня за ляжки и поднимается на живот. Никакой нежности. Тебе холодно? Сейчас будет жарко. Стаскиваю с него трусы и сжимаю член. Минетом обойдёшься. Дрочу больно и отрывисто. Мне нужен хер, на котором я буду прыгать, а не вялая колбаса. Дыхание Стаса в тишине возбуждает меня сильнее. Я впускаю его и начинаю двигаться. Незачем медлить. Это будет быстро. У тебя отличная длина, у меня — глубина.       Ему нравится быть снизу, мне — сверху. Смена ролей у нас в привычке. Я горячая внизу, Стас обдаёт мои губы жаром, приближаясь лицом. Первый поцелуй. Второй. Он садится ближе к подушке и тащит меня за собой. Достаточно языков во рту, сейчас важнее гениталии. Мои сиськи под топиком соприкасаются с его мокрой грудью. Температура в гостиной повышена на десять градусов. Стас держит меня за спину и за талию. Я царапаю ему плечи. Помечаю территорию. Спускаюсь к лопаткам и затыкаю стон влажной шеей. Он идёт навстречу, скользя ягодицами по простыне. Друг к другу. Друг напротив друга. Один в другом. Крабики щёлкают клешнями где-то в мозжечке. Стас кладёт руки на ягодицы и меняет скорость секса. Последние секунды наслаждения. Я отталкиваю его в грудь, заставляя лечь подо мной, упираюсь кистями в пресс и последними движениями ставлю финальную точку. Упасть на Стаса, означает потребовать ласки. Мы оба устали, оба удовлетворены, но выигрывает тот, кто остаётся сверху. Ты в моей квартире, ты до сих пор во мне. У нас ещё будет время на домашнюю романтику и романтичную рутину.       Я хлопаю Стаса по правой груди и уползаю с дивана, наспех забирая шорты с трусами. А теперь можно спать, нам двоим завтра на учёбу.