Управление мёртвыми. Дело № п/п 2

      «Осторожно, двери закрываются. Следующая станция…»       Работа! Какой эшо работа в суб-бот-ту?!       «Рубен Иванович, мы привезём в институт труп. Завтра в девять утра срочная аутопсия. Выйдите?»       «Нэт! Нэ-э-э-т!» — орал я в трубку газпажа профайлэру. — «В Москвэ сотны судмэдэкспэртов! Вэзытэ туда!»       «Я буду присутствовать. Это очень важно. Нужна быстрая и качественная аутопсия. Рубен Иванович, Вы — профессионал».       Подлызалас. Разтопила мой армьянскый сэрцэ.       «А Эдь?»       Я так нэ получыл отвэт на вопрос. Старый пэн нэ бэрьйот трубка! Он собираэца забират свой Крысу и машыну?! Дорогой иномарка стоит у дома, а я водит не умэй! За чьто надо мной так насмэхаюца?       Инзтидут работаэт нэдэлю. Санитары прынимают трупы. Зачэм луды умирают в праздники? Нэ понимай. В праздники нужьно отдыхат, а нэ умират.       Главный вход закрыт. Пользуэмсья чорным — и жывыэ, и мьортвыэ. Суэвэрий нэт в «Домэ Смэрти». Пусто бэз Зиначки. Нэкому поджаловаца. Да чьто такоэ с Эдьом?! Я э-его Крысу мóю, а он трубку нэ бэрьот! Э-э, пэнок!       Куртку — на вэшалку, ботынки мэняй на тапки, джьынсы и свитэр — на «пизжаму». Халат. Шапка. Пэрчаткы. На столэ Зиначки лэжит записка: «Секционный зал № 1, третья полка». И кто мэнья там жьдот?       Эва Алэксандровна сказала, чьто приэдэт раншэ дэвьяты. За дэсьят минут раздэну труп и пэрэвэзу на столь. В одэждэ мало чэго интэрэсного. Да и я нэ хочу пэрэд джэнщиной ковырьяца в трусах! Угу, это музжчина. Можьно было болшэ информацыи?!       Открывай трэтья полька. Чорный мэшок. Молний вны-ы-ы-ыз. Я в ужасэ отскакывай назад и ударьяюс головой о вэрхний полька. Нэт… У мэнья пэрэхватываэт дыханьэ, и подступайут сльозы.       — Чьто?…       В пэрчатках трогай лицо. Борода, лоб, нос, губы, уши. Открывай глаз — голубой.       — Эдь…?       Ты оставыл мнэ самоэ цэнноэ. Я буду лубит твой Крыса.       Какой Эдь?! Нэт! Нэт! Это не Эдь! Борода другой и… дырки в мочьках. Чэм ты занымалсья в Питэрэ, старый пэн?!       Руки трьясутца, когда я снимай с тэла куртку, пиждак и рубашька. Это нэ Эдь. Ну он совсэм из ума выжыл, эсли разрисовал сэбья татуыровкамы?! Браслэтык козжаный на лэвом запьястьэ. Эдь носит часы, а нэ браслэтыки.       Звонит сотовый в карманэ. Эва Алэксандровна.       — Минутачку!       На каталкэ пэрэвозжу труп в сэкционную и кладу на второй столь. Тьяжолый. Крэпкый, как Эдь.       В общэм коридорэ стоит газпажа профайлэр. По моэму лицу она понимай, чьто я ничэго нэ понимай.       — Вам придьоца мнэ всьо обьяснит-т, Эвочка Алэксандровичка.