Рыжики из Линчёпинга

      Оказываться в полицейском участке Хольгеру было не впервой. Четырнадцатилетний подросток очень часто не мог обуздать свой бунтарский нрав, и дело доходило до разговора со взрослыми. Большинство конфликтов доводило до разговоров в кабинете директора, но бывало и так, что вмешивалась полиция. Хольгер Саландер во время почти каждого задержания брыкался, кусался и плевался. Один раз он попытался даже сбежать, но его скрутили через десять минут после побега.       Но в этот раз Хольгер даже не сопротивлялся. Подросток не пытался даже оправдаться. Обычно он кричал о причинах своих поступков ещё до того, как его посадят в машину. Но не в этот раз. Теперь он просто молчал. Хольгер ни слова не проронил ни в автомобиле, ни в участке. Так прошло два с половиной часа. Два с половиной часа в кабинете Бёнфальта. — Ну? - спросил полицейский, с раздражением потирая переносицу.       Хольгер поджал губы и устало повернулся к Бёнфальту. До этого он смотрел на потолок, на горевшие лампы. На столе стоял наполовину полный стакан с водой. Воду пил Бёнфальт, так как Хольгер отказался. Полицейский громче спросил, не сдерживая гнев: — Долго мы будем играть в молчанку?! — Не вижу смысла продолжать разговор, - прошипел Бёнфальт.       Полицейский встал из-за стола и обошёл подростка. Он положил руки на стул и наклонился к Хольгеру. Подросток начал нервно мять края рукавов своего свитера. Бёнфальт наклонился к проколотому уху Саландера и процедил: — А я вижу. Потому что тебе в лучшем случае светит шесть лет заключения.       Хольгер ничего не сказал, но его нервозность выдало сжатие пальцев рук в замок. Кисти заметно вспотели, и свет от ламп отражался в следах испарины. Бёнфальт крепко схватил подростка за затылок и взвизгнул: — Не хочешь чистосердечно признаваться?! Тогда я сделаю всё, чтобы ты заговорил, и засажу лет на пятнадцать, мерзавец! — Пятнадцать лет за то, что какой-то слизняк приставал к моей сестре? Детектив Бёнфальт, Ваша харизма исчерпала себя.       Полицейский чувствовал, как с каждой минутой ярость закипала. Эта злость норовила перелиться через край подобно каше на сильном огне. Бёнфальт на протяжении многих лет лелеял ненависть к семье Саландер. Он в них не мог терпеть всё: от острого ума Лисбет и её невероятного таланта к сыску до выходок её детей. Полицейский бы с удовольствием заманил мать семейства в номер гостиницы или к себе в квартиру (в отсутствие своей пассии, разумеется) и поимел. Он всегда считал, что у неё было не одно похождение. Так почему бы не попробовать и ему? Однако попытки закадрить Лисбет всегда оканчивались неудачей: либо он получал от неё, либо ему доставалось от главного инспектора Сьёгрен. А дети и подавно его раздражали. Злость копилась в нём стремительно. Когда-то за возможность избавиться от столь неординарной семейки Бёнфальт бы душу продал. Видимо, Бог его услышал. — Это был сын известного предпринимателя из Стокгольма. Ты избил его до сотрясения мозга. Его состояние крайне критическое! Ты это понимаешь, маленький помойный ублюдок?!       Хольгер закричал: — Да что ты себе позволяешь, урод?! У меня есть отец! Меня не на помойке нашли!       Бёнфальт сжал затылок подростка так крепко, что тот стиснул зубы от боли. Полицейский злорадно парировал: — Уверен, твоя мамочка придумала эту сказку для вашего и собственного успокоения. Даже если он и есть на самом деле, то не удивляюсь, что он кинул эту потаскуху.       Бёнфальт отпустил затылок Хольгера. Тому хотелось разреветься. Он не верил в то, что все рассказы матери об отце лживые. У него уже сложился в голове положительный образ отца. Хоть Хольгер и не видел отца даже на фотографиях, он надеялся на встречу с ним. Саландер рассчитывал на то, что это случится. И это помогало ему сейчас, придавало силы. Бёнфальт вновь сел за свой стол и выдавил, еле сдерживая гнев и радость одновременно: — Я терпеть не могу вас. Всю вашу семейку. И... Я ликовать готов! Мне сегодня представилась возможность избавиться от вас. Я вытяну из тебя чистосердечное признание, сукин ты сын. Тебя посадят. А твои мамаша с сестрой не перенесут позора и уедут наконец из города... Ох, ты даже не представляешь... — Ага, - насмешливо ответил Хольгер. - Только это случится не раньше, чем я тебя кастрирую.       Бёнфальт в гневе стукнул по столу, резко поднялся и вышел из кабинета. Хольгер лишь посмотрел ему вслед и усмехнулся. Всё-таки самый говнистый и хитрожопый сотрудник полиции Линчёпинга тоже имеет свои слабые места. И Саландеру удалось на них надавить. Он не знал, чем это для него закончится. Но подросток, к удивлению для себя, никакого страха не чувствовал. Вот что значит тонкое искусство пофигизма!