Гиблое место

      — Я видела девушку. Она была там в окне, — Саша кутается в плед, сжимая дрожащими пальцами чашку горячего чая. Юля и Макс обнимают её с двух сторон, растирают поникшие плечи девушки, давая молчаливую поддержку и точку опоры.       — Я проснулась посреди ночи, меня словно что-то притянуло, — девушка уставилась в пустоту, заново погружаясь в липкий вязкий кошмар. Саша никак не могла согреться, тело продолжало бесконтрольно дрожать.       — Дальше всё было словно в тумане, я даже не помню, как вышла на улицу посреди ночи, — Саша выглядит напуганной и дезориентированной, смотрит беспомощно глядя на друзей, пытаясь убедить себя, что всё это нереально и ей просто приснился кошмарный сон.       — Всё закончилось, Саша, теперь ты в безопасности, — тихо и ласково повторяет Макс.       — Мы позаботимся о тебе, — подбадривает Юлия, гладя дрожащую подругу по спутанным волосам.       — Всё только начинается, Птенчик, — зловеще нашёптывает Ворон. — Не бойся, Тряпка, я с тобой. Я обо всём позабочусь.       В голосе Птицы звучит садистское веселье и какое-то нездоровое предвкушение.       Серёжа нервно кусает губы, уставившись на свои руки, бессмысленно поправляя длинные рукава, пряча замёрзшие пальцы.       Очнувшись от морока, Саша словно заново учится дышать полной грудью, чувствовать, быть живой. Воспоминания мутные и вязкие, как зыбучая топь. Но тело помнит тот ужас, когда она понимала, что медленно умирает, что никто не придёт её спасти. Не смогут, не успеют, не найдут. Погибнет так глупо, так нелепо. Дикий первородный ужас заполнял и отравлял её сознание капля за каплей. Только сейчас она осознала, как близко она прошла от края.       — Саш, помнишь, где находилась всё это время? Постарайся вспомнить хоть что-нибудь, — просит Игорь. — Любая деталь имеет значение.       Гром ловит на себе гневный взгляд Юли, прикусывая язык, напоминая себе, что она не его свидетель с работы. Нужно быть тактичнее, не наседать сразу, не лезть с бессмысленными расспросами, дать девушке прийти в себя. Игорю невыносимо видеть Сашу такой: безжизненной, бледной, сломленной, с потухшими глазами. Словно дементоры выпили из неё всю радость и забрали ее звонкий смех.       Вряд ли от девушки удастся услышать сегодня какое-то внятное объяснение. Лучше дать ей отдохнуть и поговорить завтра. И убраться из этого подозрительного дома с первыми лучами солнце. Но вопреки его ожиданием Саша подняла на Игоря свои пустые глаза и заговорила. Её голос звучал слабо и безжизненно. То и дело она сжимала ладонь Пчёлкиной своими холодными пальцами, пытаясь отчаянно удержаться в реальности.       — Та девушка в окне, я пошла за ней. За её голосом, а она всё звала и звала. Дальше всё словно в тумане. Помню, мне было холодно, я всё бродила вокруг озера, но я не могла уйти, я ходила кругами, снова возвращаясь к этому проклятому озеру, а потом я просто легла на деревянный мостик и прикрыла глаза, и вдруг стало так хорошо, словно всё утратило значение. Я почти утратила ощущение времени и пространства, всё стало вязким и нереальным, я как будто тонула в холодной мутной воде. Я видела жуткие вещи, словно я оказалась в какой-то страшной русской сказке. Не знаю с чем сравнить. Похоже на то, когда я в первый раз выкурила косяк со своими друзьями растаманами на первом курсе. Только тогда я чувствовала себя весело, расслаблено и легко. Сегодня же я ощущала себя абсолютно беззащитной и беспомощной, словно что-то наблюдало за мной сквозь ветви деревьев, я кожей ощущала голод этого места. Я думала, что мне никогда не выбраться оттуда. Я услышала всплеск воды. Все эти мёртвые девушки наблюдали за мной из камышей, кружили вокруг помоста, словно стая пираний, почувствовавших запах свежей крови.       — Мавки, — невнятно бормочет Разумовский, но Игорь всё равно слышит.       — Они следили за мной своими мёртвыми глазами, словно ждали чьего-то приказа, чтобы наброситься на тело и растерзать меня, — в ужасе рассказывает Саша.       — От них пахло тиной и дохлой рыбой. Они ползали по деревянному мостику, оставляя мокрый след, словно огромные слизни. Я не могла пошевелиться, не могла закричать. Я зажмурила глаза, а потом всё исчезло. Я увидела, как ты склонился надо мной и поднял на руки, — она уставилась на Разумовского.       — Не я, Птица, — терпеливо поправил Серёжа       — Он выглядел, точно как ты. Твой тёмный двойник, только глаза странные, жёлтые, словно горящие изнутри, как тлеющие угли. И огромные чёрные крылья. А ещё оставил мне это, — девушка осторожно коснулась вырезанных рун на груди, чуть ниже левой ключицы.       Саша резко подрывается с места, прикрывая рот ладонью. Она чувствует, как её начинает мутить, как выворачивает прямо в раковину. Горло невыносимо жжёт, словно опаляя огнём, ноги кажутся ватными, ей становится трудно дышать. Только сильные руки Макса не дают ей осесть на пол или удариться головой о край стола. Саша отчаянно вцепляется руками в столешницу, пытаясь сфокусировать взгляд.       По металлической раковине в водосток стекает свежая кровь.       Друзья застыли за её спиной, тревожно переглядываются, не в силах произнести и звука. Первой отмирает Юля.       — Нам срочно нужно в больницу! У Саши могла открыться язва желудка, — журналистка почти кричит, голос её дрожит.       — Надо положить Сашку на диван, подложить что-то под ноги и приложить холод к животу. Если это внутреннее кровотечение, то ей нельзя двигаться, — Гром вспоминает, чему их учили на курсах оказания первой помощи. До ближайшего населённого пункта более сотни километров по бездорожью, Игорь лихорадочно думает, где им в такое время суток раздобыть машину. На ум приходит только капитан Козлов.       — Это не моя кровь, — сдавленно выдыхает Саша, нервно вытирая рот тыльной стороной ладони.       — В смысле? — тупо переспрашивает Игорь. — А чья тогда?       — Его. Он поил меня своей кровью, — Саша тихо всхлипывает, её голос теперь звучал звонко и громко, на грани порывающейся истерики. — Твой тёмный двойник сказал что, я умираю и если не буду пить, стану как они. Говорил, что так нужно для исцеления. И не причинит мне вреда. Просто излишек моё тело отторгнет само. Ему даже не нужно было произносить слова, его голос словно звучал в моей голове.       — Да кто такой этот твой Птица?! — гневно вопрошает Гром, уставившись на Разумовского.

***

      Несколькими часами ранее.       Птица парил в небе над Топями, хищно осматривая окрестности. Наконец-то ему выпала возможность размять свои громадные крылья и воспарить в небе. Ощущение полёта полностью захватило его, вызывая позабытую эйфорию. Но Ворон не забывал о своей основной цели. Вот нахрена ему всё это?! Искать какую-то глупую девку? Он ей что, нянька?! Никакого уважения от этих смертных! Вот в былые времена, да, ему поклонялись как могущественному языческому божеству и давали тела убитых людей в качестве подношений. Ну ладно, не ему, а его папаше. Да и добычу себе он в состоянии достать сам. Но всё равно приятно, — Птица улыбался плотоядно и хищно. — Да, он бессовестно пользовался славой Кутха, ведь отец вряд ли узнает о его шалостях. А теперь что? Вопят со страху, кличут демоном. Обозвали Птицей. Сопли и слёзы о перья вытирают, просят укутывать по ночам крыльями. Зачем он вообще откликнулся на зов этого плаксивого мальчишки?! Что ему в Нави спокойно не сиделось?!       Птица раздражённо пушит аспидно-чёрные перья, рассекая крылом пепельно-серое небо. В Нави скука смертная. Сородичи его не признают, для них он слабый полукровка, недостойный внимания. Раньше он до смерти боялся Кутха, но теперь, когда отца низвергли и заперли в Бездну, он наконец обрёл долгожданную свободу.       Великий князь, в чьё тело Кутх так успешно вселился, был не только непобедим на поле боя, но и, как стыдливо описывали летописцы, был падок до красивых женщин и поистине неутомим в постели. Владимир был не первым, чьё тело Кутх решил сделать своим аватаром. До него отец уже проделывал это фокус сотни раз. Русские князья, монгольские ханы — люди, которые всегда были охочи до власти и жаждали обрести силу и неуязвимость и вписать своё имя в историю своего народа. Быть непобедимыми и бесстрашными на поле брани, вселяя ужас в сердца врагов, хотели все воинственные правители. Кутх же питался кровью и страхом, пил их как воду, поглощая сотни душ и укрепляя свою силу. Способность его отца воскрешать, поднимая собственных воинов прямо на поле боя, вселяла во врагов не меньший ужас, чем его беспощадность. Кутх всегда любил забавляться с людьми, правда его сила имела свои последствия. Люди были слишком хрупкими, даже самые бесстрашные воины, несколько раз возвращённые из Нави, пережившие собственную смерть, в буквальном смысле теряли рассудок. И тогда Кутх втихаря вырывал им сердце и обращал их тела в пепел. Это было его своеобразным милосердием. Как и то, что он позволил своим дефектным птенцам-полукровкам жить.       Выдержать страсть великого князя могла далеко не каждая, не говоря о том, чтобы понести и подарить ему наследника. Лишь сильная ведьма или шаманка могла выносить птенца-Кутха. Те не многие, кому это удавалось, умирали сразу, избавившись от бремени. Его мать была дочерью бурятского шамана, невероятно сильной и жизнестойкой женщиной. Она смогла не просто дать ему жизнь, но и полностью восстановить свои силы. Птица помнит её раскосые чёрные, как обсидиан, глаза, заплетённые в тугие косы волосы цвета вороньего крыла, ласковый голос, поющий колыбельные на незнакомом языке. Он не забыл, как мать вешала обереги над его колыбелью. Но они не помогли, огромный ворон всё равно влетел в отрытое окно, садясь на самый край люльки, глядя на маленького ребёнка бусинками тёмных глаз. Он учился управлять птицами и видеть глазами воронов раньше, чем окончательно встал на ноги. Ему не хватало крыльев. Именно от матери-шаманки он получил дар исцеления. Это была позорная, по меркам сородичей, способность, которую он всячески скрывал.       В первый раз по неосторожности утратив человеческое тело и спустившись в Навь, Птица в отличие от своих старших братьев-полукровок не тешил себя иллюзиями и уж тем более не пытался всеми способами заслужить признание их жестокого отца, стараясь просто затаиться и лишний раз не попадаться ему на глаза. В отличие от наивных полукровок Птица прекрасно понимал, Кутх не испытывает к ним и крупицы родительских чувств, оставить им жизнь было решением осознанным и прагматичным. Ранить бессмертное существо задача не из легких, убить — почти невыполнимая. В те редкие моменты, когда Кутху был нанесён урон, ему требовалось срочное восстановление сил и его повреждённой оболочки. И тогда он без колебаний поглощал своих дефектных птенцов.       Птица же, как самый младший и слабый, едва до него доходили слухи о возвращении отца, стремился незаметно смыться в мир людей через портал. Слишком ещё живы воспоминая о том, как Кутх прямо на его глазах откусил голову его старшему брату-полукровке. Да, Птица не был самым сильным, зато в совершенстве освоил искусство скрываться и прятаться. Именно способность вовремя затаиться в мире смертных не раз спасала его от поглощения.       Янтарные глаза Ворона пылают холодной ненавистью. Больше всего Птица ненавидел чувствовать себя слабым и беспомощным. Этого больше никогда не повторится. Птица злобно прищуривается, брезгливо кривя красивые тонкие губы. Непрошенные воспоминания обломали весь кайф от долгожданного полёта, да и простирающийся вид не радовал глаз. Птица взирал на раскинувшиеся под ним Топи с нескрываемым отвращением, как смотрят на опарышей, копошащихся в куче навоза.       Птица прекрасно видел истинную, неприглядную и уродливую сущность Топей.       Я обязательно выжгу всю эту заразу дотла. Но позже.       В этом мёртвом и гиблом пространстве ничто не могло выжить и нормально развиваться. Всё живое чахло, уродовалось, искажалось и гибло. Топи будили в людях самые низменные и примитивные желания, отбрасывая тех на уровень животного функционирования и первобытного страха.       Огромный примитивный паразит, наделённый лишь элементарными инстинктами, практически лишённый сознания и нацеленный лишь на захват и полное поглощение. Вот чем в сущности являлись Топи. Подобный безмозглый паразит нацелен выжить любой ценой, у него преобладают всего два инстинкта: доминирования и подчинения. Виталий Алябьев легко синхронизировался с Топями, его психика находилась на низком уровне развития, где преобладали животные импульсы, дававшие чувство ложного доминирования. Ведь так называемый хозяин, мог охотиться исключительно на изначально больных и слабых, компенсируя свою внутреннюю ущербность. Ничтожный червь, презренная и безмозглая марионетка Топей. Он даже не заметил, что уже давно был частично поглощён гиблым местом, став его функциональной частью, живущей лишь для того, чтобы регулярно приносить пищу. Виталий Алябьев был лишь ещё одним ресурсом, поддерживающим гнусное существование проклятой и вымирающей деревни.       Столкнувшись с превосходящим по силе противником, внутренняя система Топей содрогнётся, перестроится и подчинится.       Обнаружив девушку, Птица на мгновение зависает в воздухе, а после стремительно пикирует вниз.       Саша лежит, распластавшись на деревянном мосту, обвитая невидимыми для неё чёрными полыми трубками. Маленькие жгуты с присосками проникают под кожу, словно пиявки присасываются к энергетическим центрам, вытягивают из ничего не подозревающей жертвы жизненную энергию, стремясь иссушить её полностью. Топи не торопятся, смакуя каждую каплю живительной силы. Такой чистой и живой жертвы у них не было уже давно.       Мавки нетерпеливо бьют блеклыми хвостами, цепляясь скрюченными пальцами за прогнившие бревна, медленно подползая к девушке. Стеклянные мёртвые глаза поблескивают в холодном тумане. Мавки шипят, обнажая заострённые зубы, по-животному втягивая влажный воздух. Почти терпеливо ждут момента, когда Топи выпьют туристку досуха. И тогда они наконец смогут полакомиться свежим мясом.       Птица брезгливо отцепляет трубки от тела Саши, следя чтобы в ране не осталось маленьких крючков, ведёт рукой над телом, залечивая открытые раны. Тёмные трубки, почувствовав рядом ещё более вкусный источник силы, быстро теряют интерес к туристке, обвивают тело Птицы, желая поскорее вцепиться в новую жертву. До чего же примитивный и тупой паразит. Птица брезгливо морщится, позволяя жгуту присосаться к его ладони.       Ага, попался! В эту игру можно играть вдвоём.       Ворон довольно скалится, посылая поток яда и жидкого огня прямо к центру Топей.       Выкуси, Тварь.       Топи воют и корчатся, содрогаясь от чужой, совершенно инородной и непонятной силы, пытаются разрушить связь, выдернув жгут, но Ворон держит крепко, наполняя нутро проклятого место первородным ужасом. Невидимые трубки всё же вспыхивают и прячутся в безжизненную землю.       Ворон хмурится, склоняясь над Сашей, сгоняя морок и оценивая плачевное состояние девушки.       — Нет так не пойдёт, — думает Птица, выводя острым ногтем защитные руны. — Топи почти полностью иссушили её. В таком состоянии девушка окончательно потеряет свою личность в течение ближайших дней, от Саши останется лишь пустая оболочка, в которую с легкостью сможет вселиться всё что угодно. Делить дом с соглядатаем и подселенцем Топей ему совершенно не улыбалось.       — Пей, — Птица вскрывает острым ногтем собственное запястье, прижимая руку ко рту Саши.       И только сейчас обращает внимание на копошащихся вокруг мавок.       — Добыча наша. Не трожь, чужак, — злобно шипит самая наглая из тварей.       — Моя! — торжествующе произносит Птица, легко поднимая девушку на руки.       — Хозяин не простит, — мавки шипят, словно клубок встревоженных змей.       — А кто ваш Хозяин, твари безмозглые? — саркастически усмехается Ворон. — Или вы настолько отупели, что совсем ничего не ощущаете?       Мавки затрепетали от страха, падая на помост, начиная медленно ползти к воде и повторяя тихое благоговейное «хозяин».       Птица уже собирается улететь, как чувствует прикосновение к ноге скользких холодных пальцев, едва подавляя желание отпихнуть обнаглевшую утопленницу от себя. Мёртвая девушка с некогда красивыми небесно-голубыми глазами сморит на него почти осмыслено, с немыми отчаяньем и мольбой. Голодная и недавно обращённая, она ещё не до конца утратила остатки человечности.       — Убей, — тихо шепчет девушка. — Не хочу быть кровожадной тварью.       По мертвенно-бледным щекам стекают чёрные слёзы.       — Как пожелаешь, — Птица касается пальцами лба мавки и тело мгновенно обращается пеплом.       Ворон склоняет голову, тихо напевает погребальную песню на неизвестном мавкам древнем языке.       Теперь уже не скованная болью душа несчастной мавки быстро устремляется в небо.       А дальше происходит неожиданное. Сотни душ, ранее запертые в Посмертии, словно в ловушке, терзаемые и обречённые на вечные страдания, пробуждённые голосом Ворона, обретают свободу, устремляясь к небу и покидая проклятое место.       Топи бессильно воют и корёжатся, лишившись своей стабильной подпитки.       Интересно, как они сейчас запоют. Ничего, пусть теперь поголодают.       Ему просто нужно было максимально ослабить Гиблое Место, что он уже собственно и сделал.       Птица коварно усмехается. Его игра только начинается.