Жертвы обстоятельств

      Вот, наступил момент «Х». Мэтт отошёл помочь Шарлотте и Сэн отнести остальные игрушки в комнату последней. Я же, чтобы как-то скрасить бессмысленное ожидание, решила заняться какой-нибудь глупостью. Тайлер — котик с небесно-голубыми глазами и оторванной лапкой, из которой торчала пара магических нитей, уже лежал на моей кровати. Я подняла его высоко над головой и улыбнулась. Что-то похожее точно уже было. Мой номер на театральный конкурс. Забавно, что я до этого момента и не помнила о нём вовсе, да и сейчас воспоминания были какими-то… тяжёлыми. Неправильными. Будто бы из другого мира, такого далёкого и непонятного. А я ведь всё ещё актриса! Я ведь играла когда-то, и не импровизировала, притворяясь сестрой, а читала подготовленный заранее текст, знала каждый ход сюжета. Действительно горела этим делом. Я и сейчас иногда тренировалась: читала по памяти стихи, пародировала учителей и одноклассников, в какой-то момент времени даже сценку сыграть пыталась. Но всё это было до истории с Лордом. До всей этой путаницы с Сорами, Лэйном, Оливией, демонами… До того момента, когда во мне что-то почти сломалось. И это что-то до сих пор давало о себе знать. Оно рождало странную, тупую боль. Оно заставляло меня периодически переводить дыхание, чтобы успокоить сердцебиение. И иногда будило меня по ночам.       Я задумчиво повертела в руках игрушку, вытянула её перед собой, взяв при этом за место, где у людей должна быть талия. Улыбнулась. — О, боги времён древних, что не внимают молитвам простых смертных! — я шаман. У меня седые волосы, а полы моей длинной одежды, расписанные ярким узором, касаются земли. Голова моя украшена перьями. Я стою у огня и смотрю на младенца с ярко-синими глазами. — Услышьте слова мои, и благословите дитя это на подвиги!       Выдерживаю паузу. Смотрю, как потухает на мгновение невидимый огонь, а затем загорается с новой силой. Киваю незримым божествам, улыбаясь уголком губ. Поднимаю ребёнка к небесам. — О, дитя, дитя! Сами первородные здесь, близь нашего пламени! Они подобрались к нему поближе, чтобы поглядеть на всю твою мощь! — дитя будто бы смеётся и что-то лепечет. — Ты словно огнецвет, словно глоток студёной воды в жаркую пору! Ты будешь нашим светом, нашей путеводной звездой! И пусть вся та горечь, что осталась в твоём сердце, когда ушли в мир подземный те, кто породил тебя на свет, превратиться в твою силу!       Поворачиваюсь туда, где сидит племя. — Поприветствуйте нашего нового вождя!       Огонь потухает, племя радостно кричит, ребёнок неуверенно улыбается, разглядывая незнакомые лица. И всё очень быстро прекращается. У меня рябит в глазах. Передо мной — зал, полный людей. Все они аплодируют, что-то кричат, смеются. Члены жюри старательно что-то записывают. Я жмурюсь от яркого света софитов и спускаюсь вниз, всё ещё прижимая к себе куклу — реквизит. А потом неожиданно — Оливия. И тот день, роковой день, когда я в последний раз видела её живой.       Сердце сжимается. Я перевожу дыхание, пытаясь вернуться к сценке с шаманом. Затем закрываю глаза и резко открываю. Сначала перед глазами плывут тёмные круги, какие бывают, когда очень долго смотришь на солнце. Но вот, всё исчезает. Я слышу лишь своё быстрое, неприятно колющее сердцебиение. Беспомощно оглядываюсь.       Снова комната, непривычно маленькая и тихая. Вместо почти живой, тёплой куклы в моих руках маленький игрушечный котик. Вместо длинного балахона — спортивные штаны и футболка. Запаха огня и леса нет и в помине, нет и смеха Оливии или того глупого града, что царапал щёки на её похоронах, а за окнами привычно шумит дождь. Очнувшись от примеряемого образа и от страшных воспоминаний, я растерянно огляделась и наткнулась на Мэтта, что стоял в дверном проёме и неловко улыбался. Я жестом пригласила парня войти, гордо опуская котёнка на кровать. Увидев его, я немного пришла в себя, старательно выкинув то страшное, убивающее воспоминание о том, что было между сценкой и академией. Я радостно плюхнулась на кровать, а парень, аккуратно сняв обувь, прошёлся по ковру и сел рядом со мной. — А ты свои навыки не теряешь, — очень довольно заявил он, зачем-то придвинувшись ко мне. Я как-то неестественно вжалась в постель и схватилась за лапку Тайлера, как за спасательный круг. — Я стараюсь практиковаться периодически, — ответила я, безмятежно улыбаясь. — Но знаешь, в паре интонаций я ужасно налажала, самой стыдно. Всё же там надо было сделать паузу, и не дёргаться так сильно. Шаман же должен быть величественным! Ни одна деталь не должна выдавать во мне импульсивную школьницу! — Понял, понял, я ничего не смыслю в актёрской игре, — сказал Мэтт зачем-то и рассмеялся.       По правде сказать, я могла бы сейчас и не говорить ему, как и где сделала ошибки. Но, мне хотелось говорить вслух. Хотелось заполнить эту звенящую тишину, прерываемую шумом дождя, чем-то ещё. Да хоть мыслями вслух, без разницы! Я чувствовала нечто странное и неизвестное: ладони у меня вспотели, дыхание сбилось, и, кажется, мой бешеный стук сердца можно было бы услышать из любой точки Академии. Мне, кажется, так неловко не было ни разу в жизни. Ни разу, выходя на сцену, отвечая у доски, общаясь с тем же Лэнсом, да даже сражаясь с, демон его возьми, Лордом, я не была настолько взволнована. Не было в моей жизни ещё такого урагана эмоций, что по силе сравнился бы с тем, который вызывает у меня лишь присутствие Мэтта. И это было непривычно, странно. Неправильно.       Мы не впервые были в комнате совершенно одни. И не впервые он сидит на моей кровати, так близко, что я могу почувствовать его присутствие своим телом. Мы и обнимались раньше, и за руки держались временами. Из всех людей, с которыми меня не связывают кровные узы, Мэтт был для меня ближе всех. И поэтому, я была так уверена, что если он и начнёт мне нравиться, если и случится нечто подобное в нашей странной жизни, я не буду смущаться рядом с ним. Я буду смелой. А в итоге… Я не знаю. Мы ведь прошли вместе так много, так отчего… Отчего?.. — Да нет, я это даже больше для себя говорю, — я привычно улыбнулась. — Понимаю, что с точки зрения зрителя многих нюансов не видно, но они ведь чувствуются. Подсознательно, понимаешь? Ты можешь чего-то не знать, не реагировать, но где-то внутри тебя что-то может зашевелиться. А может, напротив, замереть. Поэтому даже если ты ничегошеньки не знаешь об этом, не можешь отличить хорошую игру от плохой, где-то на краю сознания, у тебя всё равно рождаются эмоции. И мы, актёры, в ответе в большей степени за них. — Да, я понимаю, — парень серьёзно посмотрел на меня. — Когда любишь… Происходит нечто похожее: ты можешь не обращать внимания на какие-то мелочи в её поведении, но они всё ещё влияют на тебя, всё ещё где-то подсознательно из-за этих мелочей ты влюбляешься ещё сильнее.       Я слегка повернула голову, неосознанно понимая, о ком он говорит, и наши взгляды неожиданно встретились. Но потом случилось что-то очень странное, ужасно странное. Ни я, ни он не посмели отвести глаза, мы просто молча смотрели друг на друга. Я слышала лишь стук своего сердца и шум дождя где-то снаружи. В какой-то момент, кажется, ветер распахнул окно и залетел в комнату, разбудил дракончика, мирно сопящего в своей корзине, и тот недовольно прохрипел что-то на своём языке. Шум дождя усилился, хлопнула дверь. Я не шевелилась, будто бы меня околдовали. Я находилась к нему так близко, и, несмотря на щемящее чувство в груди, от былого смущения и страха не осталось и следа. Тепло поглощало меня, накрывало с головой. Я ещё никогда не чувствовала так сильно, и никогда не была в кого-то так безумно влюблена. И ни разу не было мне ещё так комфортно и волнительно одновременно. Казалось, если я сейчас подамся вперёд, если лишь немного дотянусь до его губ… — Что-то мы с тобой заболтались, — Мэтт спешно отвёл взгляд в сторону. Интересно, он тоже подумал о чём-то подобном?       Прежняя неловкость вернулась ко мне: я ощутила странный жар и, кажется, щёки мои приобрели красный оттенок. Чтобы что-то сделать с очевидным избытком чувств, я быстрым шагом подошла к окну и прикрыла его. Что-то сегодня везде слишком много сквозняков. Непорядок. Проснулся дракончик. Он вылез из своего убежища и, смешно цокая маленькими коготками, потопал к кровати, куда с грациозностью кошки забрался и, также по-кошачьи потянулся. Не устаю убеждаться, что карликовые драконы — нечто вроде гибрида ящерицы, кота и собаки. Грациозны и умны на грани фееричной тупости. И, в качестве бонуса, покрыты чешуёй. — Да, определённо заболтались, — я вздохнула. Затем достала из шкафчика на тумбочке нитки с иголкой и уселась на кровати. — Если бы я не истыкала его иглой, было бы намного легче: Шарли и Сэн просто зашили бы и его тоже. Но нет, блин, чёртов магический резонанс возникнет, и когда магиологи страны что-то сделают с этой проблемой?       Кажется, я опять сказала слишком много слов за раз. Мэтт лишь добродушно усмехнулся и подсел ко мне близко-близко, положив на колени Тайлера и его многострадальную лапу. — Сейчас пойдём на одну ма-а-а-аленькую хитрость, — сказал он, при этом перейдя на шёпот, будто бы доверял мне какую-то страшную тайну. — Я буду шить твоими руками, вот, смотри.       И Мэтт уверенно положил свои руки на мои, и уже через некоторый промежуток времени мои пальцы послушно повторяли его движения. Это, наверное, были самые долгие полчаса моей жизни. И, вместе с тем, самые прекрасные. Целых тридцать минут я ощущала его тёплые руки, и целых тридцать минут могла просто наслаждаться этой совершенно несуразной близостью. В ней не было ничего страстного и романтичного, как показывают в любовных романах. Но была какая-то своя, известная только нам двоим, магия. И, когда узел был обрезан, когда кот-Тайлер был положен на подушку, и мы с Мэттом замерли в ожидании, меня настигло глупейшее разочарование: вот и всё, на сегодня всё. Больше не будет в стенах этой комнаты таких дурацких и неловких моментов, такого глупого счастья и наслаждения обычными прикосновениями.       Тем временем кота окутала приятная дымка. Прямо на наших глазах игрушка превращалась в симпатичного мальчишку лет двенадцати, и вот уже на моей кровати спал шестиклассник в помятой ослепительно-белой рубашке и с очаровательными длинными пальцами. У мальчика были длинные ресницы и мягкие черты лица, а растрёпанные каштановые волосы прядями спадали на лоб. Я, недолго думая, стащила с парнишки лакированные школьные туфли и поставила их на землю. Мэтт ослабил резинку галстука. Раздевать Тайлера было бы довольно неприлично, а как-то дать отдохнуть ему надо. Перед тем, как всё, успевшее случиться за это время, не повергнет его в шок. Я достала из шкафа плед, который привезла ещё в марте, и накрыла им бедолагу. Дракончик, всё время с любопытством наблюдавший за происходящим, неожиданно замер. Смешно принюхиваясь, это создание подползло к Тайлеру и легло ему под бок. Что же, милый мой, поздравляю, теперь у тебя есть дракон.       Вскоре зверь тоже засопел, а мальчишка расслабился, обмяк и, кажется, даже улыбнулся. За окном по-прежнему шумел дождь, а мы с Мэттом по-прежнему стояли у кровати, где спали мальчики, и нежно улыбались. Со стороны могло показаться, что мы выглядим как самая настоящая семья: родители, их сын и домашний питомец. Но, глядя на мирно сопящего Тайлера, я чувствовала не только любовь и нежность. Ещё я ощущала вкус победы, первой нашей победы в битве с самой Тёмной магией. Это была не просто жизнь. Это была драгоценнейшая жизнь, которую мы вырвали из рук Короля демонов. Наша первая маленькая победа. Мы спасли его. Он жив, он дышит! Он здесь! Всё было не зря! Кажется, по щекам у меня текли слёзы. Это мы с Мэттом. Мы его спасли. Я его нашла первая, в тот день. Моя магия мне рассказала. Мэтт зашил его сейчас. Это было так глупо, так долго, но это случилось! Он выжил, и обязательно проживёт долгую и счастливую жизнь.       В этот момент наши с Мэттом телефоны вновь синхронно оповестили нас о новом уведомлении. Общая беседа. Сильвия. Фотография. Посох! Элиот в форме волка с посохом в зубах! У них получилось! За тот короткий промежуток, пока мы возились с игрушками, у них вышло не только связаться с Лэйном, но и достать вторую часть артефакта. Тут-то меня уже ничего не останавливало. Я бросилась к Мэтту на шею и шёпотом завизжала от счастья.       Затем я аккуратно подошла к столу и написала записку Тайлеру, на случай, если он вдруг проснётся раньше, чем мы успеем вернуться и перенести его в лазарет к остальным, где сейчас трудятся Сэн и Шарлотта, зашивая другие игрушки. Сейчас надо было торопиться в штаб, чтобы, пока Шарли занята делом, обсудить план подготовки к её Дню рождения. А ещё передать скипетр дракончику. И, конечно же, собрать хоть какой-то минимум вещей, что нужны будут нам в этой поездке. Быстро положив записку на самое видное место и придавив её ластиком, я победно развернулась к Мэтту, мол, всё, пошли. Мы осторожно вышли из комнаты и, запирая дверь на ключ, старались никого не разбудить, не нарушить эту опустошающую тишину, в которой, наверное, утопал сейчас Тайлер.       Интересно, он что-нибудь чувствовал, когда был игрушкой? Где было его сознание? Там же, где сознание Лэйна, или где-то в ином месте, напоминающем больше зазеркалье или подземный мир? Где вообще находятся сознания тех, кто неподвижно висит между жизнью и смертью? Или же, это состояние подобно длинному сну, и ничем от него не отличается? Надо спросить у Тайлера. Как только он придёт в себя. Обязательно.       В штабе было на удивление шумно. И этот шум, это беспокойство ярким пятном выделялось на фоне общего мёртвого и пустого здания. Комнату заливал яркий желтоватый свет ламп, а надоевший шум дождя заглушал радостный смех. Посреди комнаты, с ногами на столе, восседал Элиот. Громко смеясь и широко улыбаясь, он прижимал к себе посох и оживлённо рассказывал о встрече с Лэйном. — Он, знаете, так обрадовался, увидев меня! Хоть виделись мы лишь один раз, но ладили неплохо, — задыхаясь от восторга, вещал он. Кажется, если бы сейчас у Элиота был хвост, то тот бы очень быстро и радостно вилял из стороны в сторону. Но парень был в своей человеческой форме, поэтому его радость выдавала только широкая улыбка и очаровательные ямочки на щеках. — Лэйн очень охотно рассказал мне, где этот посох прячется, и как его достать. Что вы думаете? Без зеркальной магии не обошлось! Король демонов, управляющий его телом, оказывается, теперь использует зазеркалье как собственный склад! — Разве такое возможно? — недоверчиво повёл плечом Мэтт. — Любое существо способно использовать лишь те магические силы, частицы которых есть у них с рождения или вживлены вирусом. — Да, Мэтт, ты прав, — Сэм, всё это время спокойно сидящий на подоконнике, вдруг встрепенулся. — Но нельзя забывать, что мы имеем дело с демоном, подчинившим себе тело человека. А демоны, насколько мы знаем, владеют первичной магией, — Аями вытащил из кармана энергетическую ручку и начал увлечённо рисовать в воздухе. — Первичная магия, она же магия искры, имеет способность превращаться во вторичную, то есть иметь общие силы вроде огня или, допустим, света. Потом вторичная с таким же успехом может перейти в третичную, четвертичную и так далее. Единственное условие — внешнее воздействие на демона этим видом магии! — То есть, ты хочешь сказать, что если его, допустим, атаковать магией света, то он сможет использовать её сам! — Сильвия, как всегда, отреагировала быстрее всех. — И, выбравшись из зеркальной тюрьмы, он теперь может использовать магию стражников! — догадалась Оливия. — Это объясняет то, что он перемещался между самыми обычными зеркалами, убивая жителей Миола! — И смог заточить драконоида в зазеркалье! — вспомнила я что-то очень далёкое.       Кажется, это было так давно. Тот день, когда на фестивале я, немного коснувшись зеркала, освободила страшное чудище, убившее миллионы людей, съевшее ту девочку по имени Флёр, которой, может быть, и не было вовсе. И Король демонов, под именем Истера, обезвредивший преступника и засосавший его в зеркало. Я опять дёрнулась. Сколько же их исчезло, умерло! Сколько невинных, вечно стремящихся к знаниям детей уничтожило это ужасное создание, скольким нанесло увечья! Сколько израненных, покалеченных душ! И все тут — в Академии. Все ещё борются, ещё живут, ещё стараются получать удовольствие от жизни. А коли смогли жить те, на чьих глазах разорвали на клочья семью или друзей, сможем и мы. Сможем пережить эту боль, этот страх. Сможем победить. — Кстати, — Сильвия, кажется, ощутила напряжение, повисшее в воздухе после моей строчки. — Мы не рассказали вам самое забавное! Пришли мы, значит, к спальне «Истера», сели у двери, и тут Элиот заявляет, что магией сновидений он, видите ли, не пользовался лет с пятнадцати и вообще забыл все заклинания! — И тогда Сильви, — Лив засмеялась. — С каменным лицом прочитала ему нужное заклинание! Слово в слово! Вы бы видели выражение лица Элиота… — Это ещё что, — поддержал Сэм. — Она знает наизусть все номера телефонов, и поэтому даже не записывает их! Когда мы вместе пошли забирать мой заказ из интернет-магазина, я забыл свой номер телефона, и она просто с каменным лицом продиктовала его мне! Вы понимаете мощь её мозга?       Девочка смущённо улыбнулась и поправила очки. — Зато я забываю, куда положила вещь, даже если я сделала это только что! — она пожала плечами и рассмеялась. — Так что, дорогие мои, за всё надо платить.       Мы долго ещё могли радоваться, смеяться, говорить о памяти и заклинаниях. И долго я ещё могла наблюдать, с какой нежностью и с каким удивлением смотрит Элиот на неё, как реагирует на слова Сильвии. Долго могла беспардонно пялиться на смеющегося Мэтта, на то, как прекрасно растягиваются его губы в улыбке, как прищуриваются его глаза от удовольствия. Однако всему приходит конец. Ночка нам предстояла бурная, дел было невпроворот, поэтому, как только очередной наш приступ смеха прошёл, Джеймс встал со своего кресла и важно сообщил: — Ребята, давайте, пока девочки не закончили с игрушками, обсудим то, что мы планируем делать с Днём рождения Шарли. Закатывать прямо-таки празднование мы точно не можем, поэтому нам следует придумать что-то небольшое, но приятное. — Ты совершенно прав, — я кивнула. — Знаешь, можно сделать что-то вроде типичного сюрприза, которые делают друзья друг другу в этих фильмах с феями, злодеями, спасением мира и любовной линией… — Ты имеешь в виду купить огромный торт, украсить как-нибудь комнату и подарить подарки? — Да! И торт обязательно какой-нибудь красиво украшенный, со свечками и в несколько этажей! — Мирочка, — перебил мой нарастающий поток идей Сэм. — Скажи мне на милость, где мы возьмем чёртов торт? Даже в Миоле едва ли найдётся пекарня, готовая за ночь испечь что-то настолько масштабное! К тому же, если мы хотим хоть что-то ей подарить, нам нужно будет заплатить немаленькие деньги за ночную доставку подарков! — Эх, Сэмми, когда ты стал таким реалистом? — я разочарованно вздохнула. — Но ты прав. Да и шариков у нас нет… — Шарики есть! — неожиданно вспомнил Мэтт. — У меня в комнате ещё со дня рождения Сэма осталась целая коробка, я готов прямо сейчас пойти поискать! — Надо же, какой герой, — засмеялся Элиот. — Наша Сэн ведь маг воздуха, да? Можно попробовать с её помощью надуть их каким-нибудь аналогом гелия… — Думаю, Сэн согласится! — Джеймс явно с каждой минутой становился всё счастливее и счастливее. Удивительно. Ещё пару месяцев назад он злился на нас, когда мы называли его нашим другом, а теперь улыбается и радуется тому, что может сделать любимой девушке приятно. Как удивительна природа человеческая! — К тому же, мы можем украсить штаб цветами из Сада. Сильви, ключ же до сих пор при тебе? — Да, он у меня! — и девочка вытащила из-под футболки маленький ажурный ключик, висящий у неё на шее как украшение. — Я всегда ношу его с собой… Возвращаясь к торту, действительно сложно. Я попробовала вспомнить какую-нибудь пекарню, что сможет это сделать, но, кажется, обычные люди предпочитают по ночам спать. — Что же, значит, обойдёмся без торта, — криво улыбнулась я. — Или, по крайней мере, мы можем купить что-нибудь в кондитерской утром. — Будет у нас торт! — вдруг выпалил Раян. За это время я почти забыла о его существовании. Он стоял в углу, скрестив руки на груди, всё это время, но, сказав эту фразу, вдруг встрепенулся, весь как-то выпрямился. Глаза парнишки сияли, а уши горели. — Мой папа сможет договориться с какой-нибудь компанией, с которой он сотрудничает. И они не просто испекут нам торт, они ещё и сделают это совершенно бесплатно… Ну, если вы не против… — А разве твой отец не владелец сети магазинов одежды? — недоверчиво спросил Джеймс. — В любом случае, идея хорошая. — Ну… Ввиду некоторых обстоятельств у него есть связи с одной кондитерской… И она как раз специализируется на ночных заказах, — начал оправдываться парень. — Как здорово! — я широко улыбнулась. — Раян, спасибо большое!       Парень покраснел и отвёл взгляд. Я, уловив его реакцию на мою обычную благодарность, тяжело вздохнула. Однажды, если он скажет мне напрямую о своих чувствах, я буду вынуждена отказать. Мне надо будет извиниться и сказать, что его чувства невзаимны. Отвергнуть того, кого до этого уже разбили много-много раз. Отвергать всегда больно, а отвергать, когда знаешь, что это может разрушить человека — ещё больнее. Но врать ему тоже нельзя, никак нельзя.       Мне казалось странным и противоречивым то, что я так забочусь о чувствах человека, который до этого месяца не заботился ни о ком. Не думал о чувствах других, дрался, бил, унижал. А теперь — все мы заботимся о нём, как о маленьком бездомном котёнке. Но почему? Наверное, потому, что он больше не дерётся. Что он тщательно фильтрует свою речь. Потому, что, бешено нервничая, он извинился перед Оливией за то, что так вёл себя с ней. Кажется, Раян действительно работал над собой всё это время, будто бы расцветая, будто бы потихоньку выбираясь из тьмы. И последнее, чего я хотела сейчас — отправить его обратно во тьму своим равнодушием.       Подарки решено было заказывать уже когда вернётся Сэн, и когда мы сделаем все нужные для подготовки к поездке дела. К счастью, у нас уже были билеты на скоростной поезд в нужную сторону. И мы решили дождаться Сэн и Шарли, чтобы окончательно распределить обязанности и спальные места.       Девочки не заставили нас ждать. Они пришли очень скоро и прямо-таки светились от счастья, воодушевлённо рассказывая, как игрушки после починки одна за другой превращались в спящих детей, и как каждое такое «спасение» вызывало у Леди Соннел счастливую улыбку на лице. Как мы поняли, из сбивчивой и восторженной речи Шарлотты, директриса на данный момент занимается обзваниванием родителей счастливцев. Как мы и предполагали, все исчезнувшие ребята, включая Тайлера, вернулись в свою прежнюю форму и сейчас отсыпаются. В надежде, что вскоре бедняг заберут, дабы не давать Королю демонов повода продолжать злодеяния, мы решили приступить к самой важной части сегодняшнего вечера: обсуждению поездки.       Спустя полчаса увлечённых дискуссий, мы решили поступить так: взять из школьного подвала четыре палатки. Две трёхместные и две двухместные. Я буду жить с Оливией и Сильвией, Сэн с Шарлоттой, а что решили между собой мальчики я, если честно, так и не поняла. Но что-то они же должны были решить! Палатки будут доверены Элиоту, предварительно уменьшенные и тщательно упакованные. Каждый возьмёт по походному рюкзаку, между которыми мы равномерно разделим еду, воду и другие важные вещи. Естественно, для лёгкости нашего положения, это всё также будет подвержено действию прекраснейшего уменьшительного прибора. Поход состоялся нетрудный, по крайней мере, судя по картам, заповедная часть леса была не очень велика. И поэтому, особенно больше ничего не планируя, мы «разошлись по комнатам», как это выглядело для Шарли. Как только пройдёт достаточное количество времени, мы выйдем из комнат и вновь направимся к штабу — готовиться ко дню рождения подруги. Однако у меня оставалось ещё одно дело: передать посох нашему маленькому чешуйчатому хранителю.       Все были заняты другими делами, поэтому в комнату, в обнимку с посохом, я зашла сама. Тайлер всё ещё сладко спал, обеими руками обхватив мою подушку и изрядно скомкав одеяло. Дракончик же, напротив, уже топтался у двери, встречая меня и виляя своим фиолетовым, сверкающим в свете торшера, хвостиком. Взгляд его умных звериных глаз был столь гордым и довольным, что я невольно усмехнулась. Наверное, малыш справедливо решил, что охраняет он теперь не древний артефакт, а спасённого от проклятия шестиклассника. Я поманила малыша за собой, к письменному столу и включила настольную лампу. Конечно, зажженный торшер задавал моей маленькой комнатке приятную романтическую атмосферу, но прочитать заклинание передачи, найденное Сильвией, при таком скудном освещении было бы трудновато.       Дракончик сел прямо передо мной, а я развернула пожелтевшую от времени бумажку и внимательно пробежалась глазами по тексту. Я никогда не читала столь длинные заклинания «с листа», и поэтому очень боялась сделать что-то не так. Потерять интонацию, неверно поставить ударение — всё это меня бесконечно тревожило. Я старалась успокоить себя мыслью о том, что я уже однажды читала длинное заклинание, рискуя всем, и осталась жива. Но мысли эти мне ничуть не помогали. На поле боя, спасая Оливию, я будто бы перестала быть собой. Тогда все мои привычные мысли, все страхи и желания накрыла волной лишь одна мысль: спасти сестру. Эта мысль была единственным огоньком, чётко видимым объектом в этом бесконечном тумане сомнений. Безрассудно бросаясь в бой, я оставила на другом берегу неуверенную и вспыльчивую восьмиклассницу Мирель. Я взяла тогда немного: лишь свою любовь и желание бороться. И всё.       Сейчас же я обычная. Невероятно неловкая, слегка импульсивная, как-то несуразно влюблённая. И нынче меня волновал только один вопрос: а почему, собственно говоря, я? Почему не Сильвия — вполне понятно. Её силы понадобятся нам в нашей миссии на кладбище, а значит, сейчас надо беречь её от любых заклинаний сложнее каких-нибудь базовых элементов магии. Но ведь нас много, а заклинание относится к общим, значит, каждый в силах прочитать его. Но нет. Как всегда вся грязная работа достаётся мне! Надо сосредоточиться. — Властью, данной мне Всевышней, — я крепко сжала посох в руках и почувствовала, как при первых произнесённых мною строчках, он будто бы потеплел, и что-то приятно защекотало кончики пальцев. — Я нарекаю тебя хранить сей артефакт, оберегать его с честью и достоинством. Пускай хоть тысяча ураганов сотрясет пространство, пускай мир расколется на три миллиарда осколков, ты не оставишь данный мною предмет, ты сложишь голову за его благополучие, — голос мой дрогнул. Я не хотела чьей-нибудь смерти, будь это человек или дракон. Но таковы были слова старого, весьма жестокого заклинания. — Я связываю тебя с посохом Сорами Лоноэ до момента, когда мир вновь будет цел и славен, и нарекаю тебя именем, — в этот момент я задумалась. Как назвать дракона? Я неплохо придумывала клички для котов, собак и хомячков. Но то, что подходит котёнку, едва ли подойдёт солидной сине-фиолетовой ящерке. Голова была пуста, точно глиняный сосуд, я уже хотела было назвать зверька по-собачьи, но внезапно кое-что вспомнила… Нечто столь же величественное и красивое я однажды прочитала в какой-то книге. Говорят, давным-давно, ещё до появления Анеки, совсем недалеко от нашей системы, существовала далёкая от магии планета. И на этой планете люди, оставленные всесильными, придумали своих богов. И назвали бога таким чудесным и простым именем. А позже так окрестили планету — далёкую от их солнца серебристую звёздочку. — Уран!       Нас троих — и меня, и дракончика, и посох — окутало приятное сияние. Перед глазами всё завертелось, зашевелилось. Я зажмурилась и, кажется, на какое-то время потеряла сознание. Когда я очнулась, посох уже был в зубах у Урана, и тот деловито тащил предмет к своей лежанке. Неожиданно зверёк смешно дёрнул носом, сиюминутно добежал до своей корзинки, опустил туда артефакт и как-то странно взмахнул крыльями. Над некогда обычной плетёной корзинкой образовался на мгновение сверкающий купол — и тут же исчез. Но я не обманулась: это драконья защита. Та самая, о которой писали в книжках, о которой слагали легенды. Я, кажется, даже не удивилась, лишь облегчённо вздохнула. Всё прошло как надо. Удивило меня другое. Убедившись в безопасности артефакта, Уран раскрыл крылышки и быстро, подобно маленькой пичужке, ринулся к спящему Тайлеру. Добравшись до лица мальчишки, дракон осторожно лизнул его щеку. Только тогда я поняла, что происходит: мальчик просыпается. И зверёк, привязавшийся к нему, конечно же, ощутил это всем своим существом.       Тайлер смешно сморщил нос, дёрнулся, точно в припадке и резко сел на кровати. Беспомощно оглядевшись, он первым делом облегчённо вздохнул. Затем перевёл взгляд васильковых глаз на дракона, который виновато попятился назад. Лицо парнишки исказилось, и теперь выражало не радость, а недоумение, смешанное со страхом. Он внимательно изучил Урана взглядом, покачал головой и уже тогда обратил свой взор ко мне. Брови мальчишки вновь поползли вверх, он часто-часто заморгал, а затем, сделав ещё один вздох, Тайлер наконец-то выдал: — А где этот?.. — Кто? — искренне удивилась я, а затем скопировала мину мальчишки. Его богатая мимика меня раззадорила. — Ну такой, знае…те, с крыльями там, белыми руками… Который грозился меня убить, а потом сделал что-то… Я не понял, что, но что-то. — А, этот, — я отмахнулась, будто бы Король демонов, о котором попытался рассказать мальчишка, был какой-то незначительной проблемой, а не нашим главным противником. — Он тебя больше не тронет, это я тебе могу пообещать.       Мальчик наконец-то успокоился. Он критически осмотрел себя, застегнул рубашку на все пуговицы, поправил галстук и откинул одеяло. Затем снова посмотрел на меня, прищурив свои ясные глаза, будто бы пытаясь что-то вспомнить. — Я понял! Ты сестра Оливии! — Угадал, — я добродушно усмехнулась. — Меня зовут Мирель, и ты сейчас находишься в моей комнате. — А я Тайлер Соннел! — гордо произнёс мальчик. — Но ты, наверное, знаешь! Я из шестого класса, и… Ой, а там дождь! И не снег! Сколько же времени прошло? А ты знаешь, что со мной случилось? А это что? Или кто? Ну, понятное дело, дракон, но они разве не вымерли, и вообще, что происходит, и кто на меня напал? Ну же, я знаю, ты знаешь!       От количества свалившихся на меня вопросов, у меня закружилась голова. Я села рядом с Тайлером на кровати, подозвала Урана, который только и ждал моего разрешения подобраться поближе и, глубоко вздохнув, пафосно начала: — Ты был превращён в мягкую игрушку два месяца назад. Сейчас на дворе июнь, многие ученики школы уже дома. Многие, потому что ты — не единственный пострадавший. Множество детей стали плюшевыми животными. Но всех их спасли, благодаря моим друзьям и немного мне. Хуже пришлось тем, кого просто усыпили, например, твоей сестре. — Что с Азуми?! — мальчик выпрямился, как струна, и напряг руки. — Она в порядке. Но она спит, и никто не может её разбудить. Но не беспокойся: она будет жить, как только Король демонов падёт. — Король демонов? Тот мужчина? — Да. Он был выпущен из зазеркалья, особой тюрьмы для самых опасных преступников, совершенно случайно. Убив Оливию, он пробрался в школу под маской учителя магиологии и потихоньку лишал нас энергии. Благодаря тому, что Оливия вернулась в виде призрака, и смекалке многих ребят из нашей компании, — я перешла на шёпот. — Теперь у нас почти готово оружие против Короля Демонов. Оно состоит из двух частей, и вскоре мы отправимся за второй. А первую охраняет вот этот чудесный зверёк, — я указала на Урана, который, подобно ласковому котику, положил голову на ногу мальчишки. — Его зовут Уран, он стерегущий дракон. Правда, очень маленький. Считай, это первый дракон, спустя много лет, как они официально были признаны вымершими. Кстати, ты ему нравишься! — Да, я заметил, — губы мальчика тронула лёгкая улыбка. Он осторожно провёл рукой по сверкающей фиолетовой чешуе. Но в следующий миг лицо Тайлера стало заметно серьёзнее: улыбка исчезла, брови сдвинулись, а в глазах будто бы пропал огонёк. — И многих убили, как её? И в каком это смысле её убили?! Этого же вообще быть не может! Она ведь… Кому она сделала зло, скажи? Нет, скажи мне? Она ведь…       В глазах этого удивительно искреннего ребёнка заблестели слёзы. Они катились по щекам, шее, капали на встревоженного дракончика, пододеяльник и простыню. Мальчик уже не сдерживал рыданий. Он беспомощно уткнулся носом мне в плечо и заплакал ещё сильнее. Я молча приобняла его, ощущая горячее дыхание парнишки совсем рядом. Я уже не плакала — кажется, всё уже выплакала. Но руки мои дрожали и, наверное, Тайлер это чувствовал, ведь зарыдал ещё сильнее. Сколько же слёз я видела за это время! Сколько же горя, сколько страха и скорби? И всё это — совсем рядом, у моего плеча. Столько маленьких, совсем ещё новых, тянущихся к свету, жизней оборвалось прямо у меня перед глазами?! Сколько потрясений чужими смертями, сколько боли в чужих глазах я видела! А сколько ещё предстоит увидеть? Страшно представить. А ведь это — далеко не конец. Где-то в глубине души у меня уже зародилось нечто тёмное, страшное, но до ужаса правдивое: всё только начинается. Самые горькие, самые страшные лишения — впереди. Это предчувствие сковывало меня железной цепью, душило. Ему не хотелось верить, но не верить ему я не могла.       Тут во мне что-то оборвалось. Я посмотрела на рыдающего Тайлера, прижимающегося ко мне всем своим телом, и вновь, как впервые, осознала одну жуткую вещь. Оливия умерла.       Когда человек разговаривает с тобой, дышит, питается, смеётся — сложно поверить, что он мёртв. Сложно поверить, что однажды её с тобой уже не будет, не будет этого звонкого, до боли знакомого голоса, не будет этого тёплого прикосновения и этих смеющихся глаз, что на солнце горят изумрудами. Говоря «Оливия умерла», я, кажется, никогда не имела в виду это. Разве что в самом начале своего пути, когда её тело ещё было полупрозрачным, когда она пряталась от родителей и учителей. Когда все мы точно знали и видели, что она действительно призрак. А потом мы привыкли. Слова о её смерти в наших глазах потеряли смысл. И сейчас, рассказывая Тайлеру о том, как обстоят дела, я сказала это так буднично, будто бы всё правильно. Будто бы так и должно быть. Наверное, мальчишку поразило моё безучастие, но это было отнюдь не оно, нет! Просто никто: ни я, ни кто-то другой из компании, кажется, и не думал о том, что её нет. Что с победой над Королём Демонов мы, возможно, расстанемся с ней окончательно.       А я, в свою очередь, не задумывалась ещё кое о чём. Что из-за своего самоубийства она может и не переродиться.       В какой-то момент у меня самой по щекам потекли слёзы. Они также стекали по шее и капали на простыню. В какой-то момент мы с Тайлером обнялись и заревели в два голоса. Наверное, если бы в этот момент кто-то вошёл в комнату, он увидел бы интереснейшую картину: два совершенно чужих человека сидят, сжав друг друга в объятиях, и громко рыдают. Меня и почти незнакомого мне шестиклассника сейчас объединяло лишь одно трагическое событие. Лишь один человек вызвал в нас такую удивительную, жуткую бурю эмоций, непоглотимую, необъяснимую. Бурю, которой мы отдались вместе.       Дождь всё ещё шумел, когда у нас закончились слёзы. Мы с мальчиком смотрели друг другу в глаза в полной, опустошающей тишине. И хоть слёзы давно высохли, хоть ком от горла отступил — я не решалась ни заговорить, ни отвести взгляд. Лишь прислушивалась. К стуку своего сердца, к шуму дождя и к постепенно выравнивающемуся дыханию собеседника. Я видела, что ему, кажется, стало немного легче. Мне тоже. — Знаешь, мне нравилась Оливия, — сказал вдруг этот удивительный мальчик. На мгновение он криво улыбнулся, а затем прикрыл глаза и глянул на меня из-под пушистых ресниц. Всё-таки, богатая мимика этого мальчишки меня поражала! — Это, наверное, так глупо звучит. Она же меня на два с половиной года старше, а это по школьным меркам о-го-го! Но, я думаю, ты меня поймёшь, было в ней что-то особенное. Что-то живое, искреннее. Она была той, что бескорыстно любила этот мир. Она относилась ко всем с такой нежностью, таким трепетом. Мне… Мне так хотелось собрать всю эту нежность, со всей планеты, с каждого, кого она хоть раз одарила сияющей улыбкой… И вернуть ей всё. Подарить ей всю ту любовь, что она всегда лишь отдавала, помноженную на тысячу. Именно такого количества тепла она и была достойна.       Он проговорил всё это на одном дыхании, а затем горько усмехнулся и резко схватил меня за руки. Кого-то мне этот ребёнок напоминал. Кого-то столь же живого, яркого и удивительно тонко чувствующего. Сэма. — А ведь мы с Сэмом, — он будто прочитал мои мысли, — могли бы враждовать. Всё же нам нравилась одна и та же девушка! Хоть я и сильно младше, но ему ни в чём не уступаю, но… Но мы оба знали, что она не полюбит. Было в ней что-то, что показывало, что на ту любовь, которую мы от неё хотим получить, она не способна. Что она может обожать, отдавать всю себя любимой сестрёнке, — парнишка хитро посмотрел на меня. — Или родителям, друзьям. Но романтические чувства — ни к парням, ни к девушкам, она будто бы… Не умеет так. Просто не имеет представления. Сэму было достаточно и этого. В отличие от меня. Мне кажется, даже своей симпатией я делал ей больно. Ей, наверное, было удивительно жалко и страшно, что она не может. Поэтому я смотрел со стороны. Восхищался ей, как красивой картиной или интересной книгой. И иногда спускал к ней цветы на балкон на верёвочке или оставлял милые записки под дверью. Не скажу, что мне этого хватало, но этого было достаточно, чтобы не сходить с ума.       Теперь я смотрела на Соннела серьёзно. Такой маленький мальчишка! Скажи мне, ребёнок, откуда в тебе столько геройства? Столько романтичности и любви, столько искренности и честности? Я ведь видела твоих ровесников. Таких же двенадцатилеток с ещё не сломавшимися голосами, вьющимися волосами, длинными ресницами! В них не было ничего, что есть в тебе. Они полны злобы, ненависти и этого глупого ребячьего позёрства. Они любят туалетный юмор и смерти. Они смотрят на девочек как на причудливых существ не с этой планеты и ни за что не хотят иметь с ними дела! Они подозрительны, хитры и никого не уважают. Они есть и в этой школе, хоть и в меньшинстве. Так что же с тобой? Или, ответь мне на другой вопрос, что со всем остальным миром, раз он так далёк от образа этого пылкого, голубоглазого ребёнка? — Букеты на балкон, — я ободряюще улыбнулась. — На меня с верхнего этажа падали только трусы Джеймса… — Только не говори, — Тайлер ухмыльнулся и закатил глаза. — Что этот оболтус так и не узнал о существовании прищепок! — Мне кажется, он их отвергает! Стой, на твой балкон они тоже падали? — Конечно! Я же прямо над тобой живу!       Мы засмеялись. Дракончик, радостный из-за нашей смены настроения в лучшую сторону, встал на задние лапки и попытался лизнуть мальчика в щёку. Тайлер взял Урана на руки и быстро чмокнул его в нос. Зверёк довольно рыкнул и по-своему, по-драконьи, улыбнулся. Мне не нужно было быть великим зоологом, чтобы понять, что они подружились. Я привстала на постели. Мне было пора идти. — Что же, дорогой мой, рада была познакомиться, но мне пора, — я заговорщески усмехнулась. — У моей подруги завтра день рождения! Надо подготовиться! — Ой, здорово! — как-то облегчённо сказал он. — Я бы мог помочь, хотя… Слушай, ты сказала, что не только меня превратили в игрушку! А где остальные? — В лазарете, ещё не проснулись… — Отлично! Тогда я туда! Я всем помогу и расскажу, как обстоят дела! — Хорошо, — я положила руку мальчику на плечо. — Только про Короля Демонов много не распинайся. Скажи только, что мы обязательно победим, и что они теперь в безопасности! — Да, я понимаю!       Из комнаты мы вышли втроём. Я, Тайлер и Уран. Дракончик теперь в любом случае связан с посохом, поэтому в случае чего он сможет телепортироваться сюда и защитить артефакт. Поэтому, раз он выбрал младшего Соннела хозяином… Остаётся лишь позавидовать! В коридоре наши пути расходились: мне нужно было направо, к «штабу», а Тайлеру налево, к лазарету. Попрощавшись с мальчишкой, я вспомнила о вопросе, который мучил меня всё время. — Слушай, Тай, а когда ты был игрушкой, что ты чувствовал? И чувствовал ли что-нибудь? — Чувствовал. Сначала я будто бы стоял в темноте, а затем падал в яму долго-долго, летел в пустоте, пока не проснулся. Тогда — будто бы в подушки приземлился.       Я кивнула и дёрнула плечами. Однажды и я ощущала нечто похожее. ***       В штабе уже вовсю кипела жизнь: Сильвия, стоя на поставленных друг на друга стульях, украшала стены живыми с цветами самых разных форм и размеров, по всей видимости, принесённых из штаба, Раян с кем-то сосредоточенно говорил по телефону, Мэтт вытаскивал из огромного пакета разноцветные шарики и, расправляя их, направлял отверстием в сторону Сэн, которая лёгким движением руки наполняла их каким-то чудным газом, из-за которого шары радостно взлетали вверх, под самый потолок. Там их закреплял Джеймс, связывая в причудливый «букет». Элиот сортировал принесённые из Сада цветы, с удивительной осторожностью их подрезая и очищая от земли. Только Сэм и Оливия сидели на подоконнике и что-то удивительно долго изучали в ноутбуке, переговариваясь между собой. Всё это выглядело до того хорошо, что сердце моё тревожно сжалось. Вот, как было бы тут без меня. Если бы вместо меня была Оливия — всё это время. Это, кажется, не так уж и плохо. И, наверное, даже лучше. И дело даже не в том, что Лив лучше меня или вроде того, я теперь понимаю, что не бывает человека, который лучше тебя абсолютно во всём. Просто… Им так хорошо! И так страшно вмешиваться, вредить эту прекрасную картинку, влезать!       Ноги будто бы потяжелели: я знала это чувства. Будто бы липкие и скользкие щупальца окутали меня, опутали руки, ноги, сдавили шею. И чей-то отвратительный, визгливый и злобный голос шептал в оба уха: «Лучше бы умерла ты, а не она! Им и без тебя было бы хорошо!» Ревность. Мерзкая ревность, смешанная с чувством собственной никчёмности, вернулась ко мне, вместе с ощущением смерти сестрёнки. В глазах заметно потемнело, и я мысленно попыталась разорвать щупальца, обвивающие меня. Нет, я не верю тебе! Не верю ни единому слову! Я… — Мирка, что же ты стоишь в проходе! — неожиданно воскликнул Сэм и рукой поманил к себе. — Ну, как всё прошло? — Ой, замечательно, — я вздохнула. Наваждение пропало. — Дракон получил имя — Уран! А ещё, самое главное, Тайлер очнулся! — Правда? — Сэн дёрнула рукой и шарик, надуваемый ей, резко начал сдуваться и полетел на своей воздушной тяге под самый потолок, издавая при этом протяжный свист. Девушка, не обратив на это никакого внимания, подбежала ко мне и схватила за обе руки. — Как он? В порядке? Не сильно напуган? — Живее всех живых, — добродушно усмехнулась я. — Уже убежал помогать в лазарете! — Узнаю его, — кивнул Джеймс, тоже отвлёкшийся от шаров. — Он тебя не заболтал, Мир? — Да наша Мира ему ещё фору в разговорах даст! А как дракон, кстати? — Так, по очереди, по очереди, — я замахала руками. — Одно дело, когда много вопросов поступает из одного любопытного рта, а когда ртов много… — Ой, да ну тебя, — Сэн всё ещё держала меня за руки и лучезарно улыбалась. — Смотри, возьми Лив и сходите в круглосуточный за вкусняшками! Леди Соннел поймёт и простит, так что… А потом нам нужна будет помощь с украшением, как раз закончим с цветами и шарами, тогда надо будет повесить надпись.       Нехотя отпустив тёплые руки подруги, я рассеянно кивнула. Как обычно, переживала я зря: меня любят. Им не важно, насколько я полезна и насколько крута. Они любят меня такой, какая я есть. Прямо, как и я их.       Мы с сестрёнкой с покупками справились довольно быстро: когда мы жили в посёлке, часто ходили вдвоём за покупками. У меня была хорошая память на списки, а у Оливии — рациональная голова на плечах, которая запрещала мне слишком уж импульсивно кидать всё самое вкусное в корзинку. Но сегодня она меня почти не сдерживала. Весело болтая, мы скупили всё самое лучшее, не забыв о любимых лакомствах каждого из нас. И, конечно же, я всё-таки кинула в корзинку большую пачку редких чипсов со вкусом белой икры. Всё-таки, не каждый день такие увидишь, даже в Миоле. Дело в том, что эти чипсы выпускаются каждый год в очень ограниченном тираже, и если ты наткнулся в магазине на огромное количество их пачек — тебе невероятно повезло. Считай, шанс один на миллион, а значит, надо брать! Ливи, вопреки своему умению рационально тратить деньги, была со мной полностью согласна, и даже согласилась на вторую пачку. Так что в Академию мы возвращались с полными пакетами вкусностей и двумя пачками редких чипсов в руках.       Надпись «С днём рождения, Шарлотта!» лежала на столе и будто бы ждала своего часа. Решено было вешать её таким образом: мы с Сэн и Сильвией, которая и так стояла на столе последние полчаса, встаём на возвышенности и придерживаем надпись с трёх сторон, пока Оливия, пока отключившая сой «режим физического тела» и Джеймс с Элиотом прикрепляют его скотчем, вместе с маленькими букетиками засушенных роз. В розах, кстати, был весь «штаб». Они составляли добрую половину украшений, их рисунок был на шариках, болтающихся под потолком, на салфетках и скатерти, купленной нами с Ливи специально к празднику. Разного цвета, формы и размера розочки висели живой цветочной гирляндой под потолком, лежали на полках. А самый пышный и яркий букет алых, как кровь, роз стоял в вазе на широком подоконнике. Наверное, всё это было потому, что Шарлотта у нас всех ассоциировалась именно с этим цветком. Нежные, кроваво-красные лепестки, что осыпаются от одного лишь прикосновения, тёмно-зелёная листва и крепкий, колючий стебель — всё это было так похоже на нашу подругу! Она была тактже хрупка внешне, и так же прекрасна, нежна. Её осторожность и неуверенность была подобна многочисленным шипам на крепком стебле. Крепком, как та сила, что позволила ей вытерпеть ту боль, что до сих пор незнакома нам. Ту боль, что не даёт Шарли быть счастливой и по сей день. Но нежный цветочный аромат и её торжественный вид говорили о том, что Шарлотта, как и розы, всё ещё несёт в нашу жизнь доброту, говорили о том, насколько на самом деле трепетно она относится к своим друзьям, и насколько любит нас.       Я так задумалась, что почти свалилась со стула, на котором стояла. Но моя помощь уже не требовалась: Элиот быстро справился с задачей и отошёл в сторону, так что мне оставалось лишь убрать руку и непринуждённо спрыгнуть на пол. Джеймс в этот момент закончил закреплять надпись посередине и пошёл к Сильвии. Всё было прекрасно: мы, сидя прямо на полу, могли наблюдать, как цветные буквы слегка поблёскивают, отражая в себе весёлые огни люстры. Сильвия и Джеймс о чём-то весело шутили, и, кажется, в шутку толкались. Я не предавала этому значения до тех пор, пока Джеймс не замахнулся на неё, в шутку.       Когда вы с другом, играючи, дерётесь, так замахиваться — обычное дело. Я видела, что траектория движения его руки плавная, что сейчас он резко замедлит движение и просто положит ей руку на голову и, возможно немного взъерошит огненно-рыжие волосы. Но вдруг, девушка дёрнулась, так, что чуть не упала со стула. Она распахнула глаза, подняла брови и так испуганно посмотрела на Кацейро, что у меня внутри всё сжалось. Девочка оцепенела. По её щекам потекли слёзы, но она не плакала, не кричала. Лишь ноги её и плечи слегка вздрагивали. Сильвия стояла и неподвижным взглядом впивалась в парня. Сначала никто не понял, что произошло. Даже Джеймс — он будто бы сам замер и удивлённо, почти ошарашено глядел на Соил во все глаза. Мы молчали. Оливия немного подалась вперёд и ткнула меня в бок. Я резко очнулась, и уже было хотела рвануть к подруге, как меня опередил Сэм, отвлёкшийся от планшета на внезапно нависшую тишину. — Идиот, — процедил он, смотря на Джеймса в упор. — Полный идиот! Мэтт, помоги мне!       Но говорил это тихо, будто боясь нарушить тишину, усугубить ситуацию. Мэтт, тоже резко сорвавшийся с места, подошёл к Сильвии. Вместе с Сэмом они сняли девочку со стула и положили на недавно принесённый из старой директорской комнаты диванчик. Джеймс, уже отошедший от шока и удивления, положил девочке под голову подушку, а Элиот быстро куда-то вышел и вернулся со стаканом воды. Мы тоже медленно подползли к диванчику, Сэн осторожно сняла с неё очки. Сэм смотрел на нас теперь не со злобой, а с каким-то сожалением и испугом. Вздохнув, парень обхватил девочку руками и прижал к себе, слегка навалившись на неё. Он, кажется, начал горячо шептать ей что-то на ухо: — Сильви, всё хорошо. Теперь ты в безопасности. Это не Веллрон, тебе не девять. Ты в Миоле, окружена друзьями. Дедушка твой опекун, он не даст тебя в обиду никогда. Никогда, слышишь меня?       Кажется, Сил начала приходить в себя. Она слабо подняла руки и обхватила ими плечи парня. Но всё ещё не закрывала глаза, не издавала звуков и, вроде бы, какой-то частью себя всё ещё была не с нами. Как же мне хотелось ей помочь! Я, уже было, рванула куда-то, но почувствовала, как чья-то тёплая рука сжимает мои пальцы. — Спокойно, — услышала я голос Мэтта. — Сэмми знает, что делает, и справится. А когда она очнётся, ей понадобитесь только вы.       Я неопределённо кивнула, не отрывая взгляда от Сэма. — Отлично, ты чувствуешь меня? Почувствуй мои прикосновения, сосредоточься на них. Ощути, как я тебя обнимаю, как твоё тело касается дивана. Чувствуешь?       Девочка сдавленно кивнула и… закрыла глаза. Аями продолжил гладить её по спине, а Сил всё сильнее сжимала его в объятиях и теперь по-настоящему плакала. Судорожно сжимая в руках чёрную ткань его рубашки, она рыдала, уткнувшись Сэму в плечо, а он только медленно, осторожно просил её дышать ровно. Мы не сводили с мальчика удивлённых взглядов, а Сэн даже села рядом с ним и что-то шепнула на ухо. Аями кивнул, отпустил Сильвию и вручил ей подушку. Девочка, всхлипывая, начала её мять, точно маленький котёнок. Когда слёзы её начали потихоньку высыхать, Элиот осторожно протянул девочке стакан холодной воды. Ещё дрожащей рукой сделала Сильвия несколько глотков и, кажется, окончательно успокоилась. Её миндалевидные, слабовидящие глаза смотрели на нас ужасно виновато и устало. Я протянула ей очки, улыбнувшись уголком губ. Мы здесь. Мы не осудили тебя, видишь? Но мы беспокоимся. Расскажешь, что случилось, или оставишь это для Сэма, который это, кажется, знает?       Сильвия уловила мой взгляд и, вздохнув, прижала колени к груди. Надев очки, она неуверенно начала: — Извините, что напугала… Я не хотела… Я не знала, что так получится… Я думала, что я уже… Всё. — Ты ни в чём не виновата! — Сэн положила руку ей на плечо. — Это мне надо извиниться, — добавил Джеймс. — Мне нельзя было так шутить, я ведь не знаю наверняка чужие триггеры… — Ты тоже не виноват, — она улыбнулась уголками губ. — Я должна была предупредить. Но, наверное, я просто боялась, что вы мне не поверите. Или посчитаете это не очень серьёзным. К тому же, у многих из вас были такого рода э-э-э… Проблемы. — Дорогая моя, запомни, наконец! — Аями-старшая взяла её за обе руки. — Нет такой проблемы, которая не важна! Не имеет значения, что кому-то хуже, когда тебе плохо! Не имеет значения, что где-то в Таворехе голодают дети, когда ты хочешь чем-то поделиться с нами. Мы тебя не обесценим, не засмеём. Но мы очень испугаемся, если с тобой что-то случится, поэтому… — она прижала её ладони к себе. — Прошу, если у тебя есть силы рассказать, расскажи нам, что произошло! — Х-хорошо, — девочка снова была готова заплакать. — Только давайте все… сядем. — Я заварю кофе! — предложил Кацейро и, поймав мой наигранно грустный взгляд, дополнил, — И какао!       Когда горячие напитки были разлиты по кружкам, мы уселись на диванчик и вокруг него. Элиот сидел с одной стороны от Сильви, желающий всем сердцем её поддержать, а Сэн — с другой. Сэм устроился рядом с сестрой, а Оливия уселась на подлокотнике. На полу разместилась я, вместе с Джеймсом, Мэттом и немного ошарашенным Раяном. Он ходил за тортом, когда это произошло и, вернувшись прямо во время рыданий Сил, был крайне удивлён и, кажется, обеспокоен происходящим. Я осторожно придвинулась к Мэтту, и он, во имя моего душевного спокойствия, сделал вид, что не заметил. Но я увидела, как губы его растянулись в довольной улыбке, посему отчаянно вцепилась в ковёр, фокусируя внимание на Сил, которая наматывала локон ярко-рыжих волос на палец. — Я родилась далеко отсюда, в городке под названием Веллрон. Он, насколько вы, наверное, знаете, славится своими цветочными плантациями. Ими и владеет моя семья, — на слове «семья» девочка презрительно сморщилась. — Поздняя аристократия, вы понимаете… Та прослойка общества, которой, вроде, нет, но она есть, и все о ней помнят. Та, что устраивает балы и фуршеты, пафосно встречая гостей. Пышные платья, классическая музыка, снобизм. Из меня собирались сделать именно такую девушку. Принцессу, если вам угодно. Никаких друзей — они плохо на меня влияют. Никаких прогулок без сопровождения, никакой грязи. Внешность должна быть идеальной: ни единой складки на платье, ни единой царапинки на лице. Волосы — шелковистые, длинные, спускающиеся до плеч волнообразными локонами. Никаких веснушек — кажется, их с самого моего детства замазывали тональным кремом. Я должна была быть идеалом, и посему воспитывали меня строго. За малейший недочёт, от некрасиво заправленной кровати до неровной оценки, наказывали. Наказания были разными. Меня лишали еды, ставили в угол, отбирали игрушки. Но чаще всего били. Били ремнём, чтобы не «марать руки», порой прямо перед всей семьёй. Их не волновало присутствие в комнате людей, не волновали гости, или то, что я только проснулась. Если я «провинилась», меня грубо брали за запястье, отводили в кладовую и били. Плакать и кричать было нельзя — за это можно было дополнительно получить. Поэтому, оставалось терпеть, стиснув зубы. А потом несколько часов не показываться маме и папе на глаза, иначе можно было повторно получить. До семи лет я как-то выживала: читала книги, запрещённые у нас дома, под одеялом, освещая пространство крохотным фонариком, что светился оранжевым светом. Помните, такие были популярны? Так я и посадила себе зрение. Но я не жалела, хоть мне и приходилось врать о здоровье, избегая наказания. Разрешённые книги были ужасны: классическая литература, урезанная, переиначенная, наполненная абсурдом и наивностью. А то, что мне удавалось доставать самостоятельно, так завораживало! Это были целые миры, полные загадок и… Свободы. Такой недоступной для меня свободы. Книги я добывала, сбегая из дома через окно. Прямо у моей спальни росла огромная, раскидистая груша. Я могла, не боясь ничего и никого, затеряться в её ветвях, спрыгнуть на траву и легко перелезть через забор. Дальше — через три квартала, в круглосуточную библиотеку, а затем обратно, пока меня не хватились. Но обычно в моём доме спали крепко, так что я позволяла себе иногда задерживаться и любоваться цветением вишен, осенними листьями в лужах или необычайно ярким звёздным небом. Во время одной из таких вылазок я и познакомилась с Сэмом. Он стал моим самым первым другом. Я думаю, мне не нужно рассказывать о том, какой он замечательный, вы знаете это и без меня. Но тогда его доброта, его непринуждённая улыбка поразили меня. Мы стали часто гулять по ночам. Сэм показывал мне совершенно иной мир, о существовании которого маленькая я даже не догадывалась. Быстрые реки, высокие кроны деревьев и его дом, всегда наполненный каким-то удивительно живым светом. Так продолжалось до одного из дней моего мучительного девятилетия. Мы с Сэмом тогда собрались исследовать пещеру, что находилась недалеко от моря. Но мы попали в передрягу и заблудились. Там, в глубине пещеры, мы увидели что-то… Что-то пугающее, леденящее душу. Я привыкла бояться, поэтому на меня это не произвело впечатления, а вот Сэм… Он так быстро бежал, что мы ещё сильнее заблудились… Сели где-то в полумраке пещеры и оба заплакали. Он, из-за того, что нас могут и не найти, я — от того, что произойдёт, когда нас найдут. Ближе к рассвету нас вывели родители Сэма и благополучно довели меня до дома. Тогда, когда я увидела злобные гримасы на лицах родителей, что-то во мне щёлкнуло: я вцепилась в подол Леди Аями и разрыдалась, впервые за много-много лет. Я умоляла не отдавать меня родителям, забрать себе, говорила, что буду послушной девочкой. Только бы не возвращаться. Конечно, меня вернули. Потом — плохо помню. Меня, как обычно, схватили за запястье и увели в дом. И били, били до синяков. Оставили одну на неделю, кормили раз в день, никого ко мне не впускали и не включали свет. Иногда приходили, и снова били, для «профилактики». Когда нашли у меня книгу… — Сил закрыла лицо руками. — Не хочу говорить. Страшнее всего было, когда к нам пришли из опеки. Меня и ещё совсем маленьких, но уже запуганных до ужаса брата и сестру, временно забрали в детский дом, а родителей — в суд. До самого процесса я с ними не виделась, но кое-что они мне всё же сказали. Отец подозвал меня к себе и прошипел: «Как вернёшься домой — мало не покажется». Я знала, что вернусь. Мои родители — состоятельные люди, и они не позволят властям отнять их будущую наследницу. Но неожиданно у меня появился защитник — дедушка по маминой линии. Невероятно добрый и мягкий, подавляемый волевой женой, что умерла накануне моего рождения, он сумел отсудить меня. Но только меня. Кристел и Рэйдэна, моих младших, он забрать не смог, и теперь они там… А я здесь… Я научилась не бояться темноты, замкнутых пространств, взрослых. Но замахиваний… Их я всё ещё боюсь.       Какое-то время мы молчали. Я смотрела на Сил серьёзно и, кажется, готова была расплакаться в любой момент. Теперь мне было всё понятно, ясно как день! Именно поэтому она так относилась к чужим, а заодно к своим проблемам. Именно поэтому почти не плакала и не говорила, и в первую встречу с нами так сильно убеждала Сэма в том, что она бесполезна. А самое главное, именно по этой причине она тогда влюбилась в Аями. Она, точно бродячая кошка, вцепилась взглядом в первого доброго человека в своей жизни, в первый в своей жизни свет. Девочка, всю жизнь, получавшая только боль, вдруг получила от кого-то столько любви и преданности. Сердце у меня забилось сильнее. Девочка, скрывающая от, казалось бы, самых родных людей, даже своё плохое зрение, делится с нами своей самой ужасной болью. Та, что не плакала годами, во второй раз не стесняется своих эмоций. Больше не влюблённая в своего первого и, кажется, лучшего друга, она сидит перед нами такая сильная и… живая. То, что она жива, жива, пройдя через весь этот мрак, медленно превратило её в моих глазах в героиню. Героиню, что, спустя много лет, обрела наконец-то свободу.       Элиот первым обнял её. Он не говорил никаких пламенных речей, лишь произнёс тихо, неуверенно произнёс: — Мне больно слышать, что ты всё это пережила. Но я рад, что ты теперь здесь, с нами. И что я могу быть теперь здесь.       Вторым, к нашему удивлению, подошёл Раян. Он ничего не говорил, но лицо его изменилось, стало похоже на лицо человека, сдерживающего сильную боль. Мы с Оливией подошли вместе, третьими. Постепенно к нашей «капусте» присоединялись другие. Мы сидели вдесятером на до ужаса маленьком диванчике, кто-то полустоял, кто-то почти полностью посадил Сил себе на колени. Кажется, девочка снова плакала, но теперь лицо её украшала улыбка, широкая улыбка её пухлых розоватых губ. — Как же хорошо, что вы со мной, — сказала она вдруг. — Благодаря вам, ребята, я теперь живая. Живее всех живых.       Закончили дела мы быстро. Заканчивать оказалось, вроде бы, и нечего. Мы прибрали комнату, накрыли стол скатертью и снесли все вкусняшки, включая огромную коробку с тортом в импровизированный холодильник, созданный Раяном. Пригодилась одна из двух его сил: лёд. Холод тонкой струйкой стекал с кончиков его пальцев и обволакивал быстропортящиеся пирожные, шоколадки и огромный торт. Курьер привёз подарок, заказанный Сэмом, с помощью нашей общей беседы. Он состоял из редкого сорта кофе, электронных, водостойких, стилизованных под механические, часов с рисунком изящных роз на циферблате, Рилийской помады алого оттенка и очаровательной плюшевой пантеры. Теперь, всё было готово, и мы могли наконец-то идти спать, уставшие от переживаний. Это был удивительно длинный день… ***       Шарли смотрела на нас с удивлением и каким-то беспокойством. Глаза её были распахнуты, рот приоткрыт. Она на какой-то краткий миг потеряла равновесие и беспомощно ухватилась за дверную ручку. Ой, как я её понимала! Я чувствовала нечто похожее, когда проснулась в свой День рождения, а ко мне почти сразу заявилась вся наша компания! Но я, в отличие от бедной Шарли, знала хотя бы, что о моём Дне рождения известно всем вокруг, а она, бедная, даже не подозревала, что для неё что-то готовят! И теперь стояла, такая беспомощная, странно-счастливая, но, вместе с тем, ужасно напуганная. Мы улыбнулись, и Сэн протянула ей подарочную упаковку: — С шестнадцатилетием, девочка моя! Добро пожаловать в клуб пенсионеров! — Ура, теперь у нас четыре деда, вместо трёх! — добавил Сэм, самодовольно улыбнувшись. — Мы недавно случайно узнали дату, когда вносили наши данные, оформляя заявление на летний лагерь… И вот… — Шарли, поздравляем тебя с Днём рождения, и желаем как можно чаще ощущать счастье, исполнять все свои желания и получать от мира как можно больше любви! — улыбнулась Лив. — С последним, мы тебе поможем, — добавила я. — Мы любим тебя. И всегда будем на твоей стороне, что бы ни случилось.       Девушка взяла коробку и, кажется, еле сдерживая слёзы, улыбнулась. Но от нас не ушёл этот тревожный знак. Не ушла от нас и её испуганная улыбка, и недоверчивый взгляд стальных глаз. Но мы решили не спрашивать сейчас. Не прерывать этот светлый миг, этот алый румянец у её на щеках, эту светлую улыбку и это солнце, выползшее из-за туч с самого утра. Но мы спросим. Мы узнаем, почему она не рассказала нам о своём празднике сама. О том, что ещё, кроме ухода отца, случилось в её детстве, что она так уверена в невозможности тёплых эмоций в свою сторону. А пока — надо сказать ей о том, что мы чувствуем. Поесть торта, собрать рюкзаки, поболтать. Сделать то, что мы делаем обычно. Пожить.       Джеймс вышел вперёд и протянул уже и так смущённой девушке миниатюрную коробочку, будто бы из-под кольца. — Видишь, они и без меня всё прекрасно узнали. Запомни, пожалуйста, ты не сможешь противиться любви своих друзей. Ты уже давно поселилась в сердце каждого из нас, а особенно… В моём. Больше я тебе об этом скажу, когда ты будешь готова. А пока… Прими этот маленький подарок лично от меня.       Девушка, осторожно поставив основной подарок на пол, приняла из рук Кацейро коробочку и, кажется, ещё сильнее покраснела. Она слегка приоткрыла её, и нам открылся вид на миниатюрную серебряную цепочку с кулоном в виде изящного кофейного зерна. Увидев её, Шарли осторожно прижала к себе сокровище, закрыла коробку и подняла на нас свой сияющий взгляд: — Спасибо, — кажется, в её глазах всё-таки блестели слёзы. — Давайте немного повеселимся, тогда!       Мы с радостью последовали её совету, и весь день беспечно проводили время, забыв обо всех горестях. Мы поели торта, поиграли в настольные игры, собрали рюкзаки и вновь обратились к веселью. И хоть в сердце каждого теплилось беспокойство, хоть мы были напуганы и сосредоточены, теперь нам казалось, что мы можем всё. Что подвластны нам и свет, и тень, и пламя. И что Король демонов не всесилен, что раз Сорами смогла его одолеть, то мы-то уж точно сможем. И сферу восстановим, и любовь уже совсем скоро обретём.       Ближе к вечеру примчался Тайлер, вместе с дракончиком. Обоих мы встретили бурными аплодисментами и предложили немного торта. Под конец «торжества» Шарли включила музыку, и мы танцевали вальс. Я, большая любительница танцев, кажется, успела сделать по кругу с каждым и каждой в комнате, включая маленького (но удивительно талантливого!) Тайлера. Не танцевала я лишь с Мэттом. Он не умел. И, сколько бы я ни учила его этому искусству, ничего, совершенно ничего у него не выходило! Это меня, конечно, расстраивало: ведь больше всего на свете я хотела потанцевать именно с ним. Именно его руки ощутить на моей талии, именно с ним слиться в этом нежном, прекрасном танце. Но Кайто не танцевал вообще.       Когда я, после очень быстрого пальца с Сэн (она удивительно хорошо ведёт!) устало опустилась на подоконник рядом с Кайто, наблюдая, как Тайлер приглашает Оливию, друг вдруг сказал: — Так жаль, что я не умею танцевать! — Да, жаль, — я кивнула. — Я уже давно предлагаю тебе научиться, мы бы тогда смогли потанцевать, знаешь ли. — Я понимаю. Я надеюсь, что когда-нибудь научусь. Я бы хотел тоже держать тебя за руку так, как они…       Я почувствовала сильный жар и зачем-то тихо сказала: — Ты… Можешь взять меня за руку… И сейчас… Просто так… — Да? Ты разрешаешь? — я отвела взгляд. Но даже так я чувствовала, как радостно заблестели его глаза. — Ну это… Если ты хочешь… Парень осторожно накрыл мою ладонь своей и переплёл наши пальцы. Я закрыла глаза, вслушиваясь в играющую мелодию. Где-то далеко Сэм рассказывал анекдот, ребята смеялись. А мы сидели у окна. За нами было чистое июньское небо, усеянное звёздами, а перед нами — вся Миолская Академия. Сердце моё билось часто-часто, и я чувствовала себя удивительно живой. И бесконечно счастливой.