Жертвы обстоятельств

      Пронзительный утренний воздух не давал согреться. Центральная Миолская станция слегка возвышалась над остальным городом, располагаясь на парящей платформе. И, как на любом высоком пространстве, тут утром было намного холоднее и ветренее, чем в любой точке столицы. Прохладный и влажный июньский ветер гнал белые, пролившиеся ещё недавно на наш бедный город дождём, облака куда-то в далёкие страны, расчищая небо, делая его удивительно голубым и ярким. От его дуновения белоснежные лепестки цветущей акации, опавшие на тротуар, крутились в замысловатом вихре. Вокруг было свежо и пахло мёдом и влагой. Но, в то же время, ветер неприятно свистел в ушах, спутывал волосы, а ещё — так и норовил забраться под одежду, ближе к коже. Я тщетно куталась в свою спортивную кофту, накидывала капюшон, который тут же сдувало, и бесконечно зевала. Да, проснуться пришлось рано. Во имя экономии времени билеты мы взяли на самую раннюю электричку, что отправлялась в пять утра. Поэтому, в три часа ночи, когда солнце даже не думало показывать из-за горизонта свои лучи, меня беспардонно скинули с кровати и отправили умываться. Куда, зачем и какого вообще лешего его разбудили в такую рань, мой мозг не понимал и отчаянно давал телу сигналы о том, что пора бы бросить всё и лечь прямо на асфальт, сладко зажмурившись. Сейчас солнце уже взошло и слепило глаза, мешая мне с удовольствием смотреть на вокзальный хот-дог, купленный мне Джеймсом, который «устал слушать моё нытьё». Еда, что продаётся на вокзале, по неведомой мне причине является одной из вкуснейших. Ни один ресторан, даже самый красивый и элитный, не мог посоревноваться с непередаваемым вкусом сосиски в тесте с горчицей и жареным луком, поглощаемой в половину пятого утра в ожидании поезда. Наверное, потому что в предвкушении поездки все мои нервные клетки бесконечно возбуждались, чувства максимально обострялись, и уже любая съеденная еда оказывалась в несколько раз вкуснее. Воздух пах магией с новой силой, а ветер становился холоднее, чем он есть на самом деле. Но, может быть, весь этот ворох чувств, мыслей и ощущений был длинным наваждением. Возможно, я просто романтик. Может быть, весьма тупенький романтик. Но я знаю одно: не мне одной понравилась еда на этом вокзале. Во-первых, Шарли, стоящая рядом со мной, с наслаждением вдыхала запах капучино с миндальным сиропом, Джеймс рядом довольствовался тёмным американо, а Сэм поглощал уже третий пончик с лаймовым джемом. Но больше всего меня удивил Элиот. Парень, одетый в купленную накануне дорожную одежду, с довольным лицом расправлялся с огромным (в два раза больше моего!) хот-догом и, кажется, почти рычал от удовольствия. А может, не кажется. Что с них, оборотней, взять? — Эля, тебя что, в замке совсем не кормили? А в прошлом ты воздухом питался? — насмешливо, но добродушно спросила Сильвия, слегка тряхнув головой. — Да нет, не в этом дело, — парень облизал испачканные кетчупом губы. — Кормили-то очень хорошо, я же наследником престола был! Но скука страшная: устрицы, рябчики, ананасы… Не то, что это творение Самой Богини! — Рябчики… Действительно, очень скучно, как ты выживал? — проницательно спросила Оливия. Все засмеялись. — Да, ужас какой-то! — Рейсс не уловил иронии в её словах, хотя она была до ужаса очевидна. — Я всё детства мечтал стать пиратом и убежать на Элеонору! — И убежал ведь, каков подлец, — Сэн засмеялась ещё сильнее. — Между прочим, наша электричка уже прибыла на пути! Пора бы и места занимать. — Да, мам, — Мэтт закатил глаза.       Поезд действительно уже стоял у нужной платформы. Длинный, похожий на змею он открыл для нас свои железные автоматические двери. Сесть нужно было в самой последний вагон, и это было нам только на руку. В самом его хвосте находилась «зона» — особое место, где было как раз десять сидячих местечек и столик. Специально для шумных компаний, больших семей или школьных экскурсий. Именно туда заказаны были наши билеты. Я разместилась у окна, рядом со мной сел Мэтт, а напротив — Оливия. На стол была выгружена наша провизия, а под столом находилась сумка с уменьшенными рюкзаками. Билеты были у Джеймса, сидящего ближе всех к выходу из «зоны» — он и должен был показать их человеку, который будет проверять нас на честность. Электричка медленно тронулась. Поплыла мимо платформа, киоск с хот-догами, высоченная акация. Поезд ускорялся. Мимо окна стремительно пролетали небоскрёбы, самые высокие шоссе, серые пятна-улицы. Вскоре Миол превратился в огромную сизо-фиолетовую точку, а затем исчезла и она. Где-то внизу, так низко, что от одного взгляда туда звенело в ушах, зеленела трава, а вокруг, на уровне наших глаз, не было ничего. Поезд тонул в пронзительной небесной синеве. В моих глазах плыли облака разных форм и размеров. Ослепительно-белые, не заслонённые привычной фиолетовой магической плёнкой. Непривычно огромные и почти пушистые.       Я хотела было прислониться щекой к прохладному оконному стеклу, опустить ресницы и заснуть, как встретилась взглядом с Сэн. Она серьёзно и выжидающе смотрела на меня, будто бы чего-то ждала. Я вспомнила. Медленно поглядела на Шарлотту, в этот момент закончившую со своим кофе, потом снова на Аями. Мы кивнули друг другу, а затем я сделала крошечный жест рукой в её сторону. Пусть лучше Сэн скажет. Я знаю, она умеет. — Шарли, — девушка поняла меня безошибочно, и я довольно улыбнулась. — Вчера, когда мы тебяпоздравляли с Днём рождения, тебя будто бы что-то беспокоило. Казалось, тогда тебе не хотелось портить всё веселье, но сейчас… Может быть, ты расскажешь, в чём дело? — Я… — Джонс покраснела, кажется, до корней волос. Затем нервно прикусила губу и отвела взгляд. — Я просто… Была очень рада, что меня поздравили, вот и всё. — Приятно слышать, что мы тебя порадовали. Но всё же… Ты, кажется, не из тех людей, что плачут от счастья каждый раз. Скажи, тебя что, никогда не поздравляли друзья?       Девушка опустила взгляд, а Джеймс посмотрел на Аями своим фирменным «я-тебя-сожру» взглядом. В яблочко. — У меня… Не было друзей, — лаконично ответила Джонс. — Вообще? А если тебе не слишком тяжело об этом говорить… Если ты хочешь, можешь рассказать, почему?       Девушка промолчала. Под наши непонимающие взгляды, она посмотрела на Джеймса, глубоко вздохнула и, немного погодя, ответила: — Я никого к себе не пускала, — она скрестила руки на груди и, кажется, снова отвернулась. А затем резко дёрнулась и вновь заговорила. — Я хотела бы вам объяснить, знаете… Всё же мы… Сдружились… Но мне сложно. И, в то же время, я хочу, чтобы вы знали. Поэтому…       Она порылась в кармане и достала небольшой, но красивый кристалл. Он переливался ярко-красным цветом и слегка сверкал в солнечных лучах, пробивающихся через квадратные окна. Я не сразу догадалась, что это, хоть и предмет показался мне смутно знакомым. А вот Сил сообразила почти мгновенно: — Кристалл памяти! — восторженно воскликнула она. — Но откуда?.. — Когда мы ходили к Сорами во второй раз, я спросила у неё… Ну и… — смущённо объяснила Шарлотта. — Я заточила туда свои воспоминания. Я знала, что однажды вы спросите, но не знала, с чего начать разговор. Поэтому, лучше, чтобы вы сначала это увидели. Это мои воспоминания о раннем детстве… О том времени, когда отец только-только ушёл. О том времени, когда я узнала, что являюсь носительницей вампирского проклятия.       Мы уже знали, что делать. Я прикоснулась к кристаллу лишь пальцем, этого должно было хватить. Камень казался таким маленьким, хрупким, будто бы, не рассчитаешь силы — он треснет. На ощупь он тоже оказался странный. Крупный, переливавшийся радугой, кристалл Сорами был прохладный, а у Шарлотты — обжигал. Палец неприятно закололо. Но я знала, что артефакты не приносят физического вреда, если хозяин не настроен враждебно. По этой причине зажмурилась и попыталась проигнорировать боль. Дождавшись, когда Раян неуверенно коснулся пальцем оставшегося кусочка кристалла и одобрительно кивнув ему, Шарлотта прошептала три слова. Кажется, это было то же заклинание, что говорила Сорами. Не помню. Я всё ещё плоха в магических рунах.       Мир завис, завертелся и отчего-то замер. Стены постепенно таяли, уступая место Пустоте. В ушах привычно зазвенело. Вскоре белое пространство вокруг нас начало принимать форму. Мы увидели небольшой двухэтажный дом. Он не выглядел так богато, как наш с Оливией или, например, коттедж, в котором раньше жил Мэтт. Но и бедной обстановку назвать язык не поворачивался. Это было неплохое, тёплое местечко. Два этажа, на втором — окна в пол, на первом всюду висят миленькие занавески. Дверь открывается на маленькую террасу, а небольшие ступеньки спускаются к жёлтой, извилистой тропинке. Она, в свою очередь, утопала в высокой траве и огибала раскидистую цветущую вишню. Под ней, на крошечной скамейке, и сидела маленькая Шарлотта. Это был удивительно красивый ребёнок! Большие серые глаза с интересом разглядывали облака, чинно плывущие по закатному небу, а на короткие чёрные волосы, на худые плечи и на подол простенького шёлкового платья опадали белоснежные лепестки. Девочка нетерпеливо болтала ногами и покусывала пухлую нижнюю губу. Взгляд у неё был нервный, обеспокоенный. Иногда маленькая Шарли украдкой поглядывала в сторону двери в дом и прислушивалась. Но оттуда, как назло, не доносилось ни звука. Лишь скворец оглушающе свистел где-то в кроне вишен. Наконец, послышались голоса. Шарлотта молниеносно спрыгнула со скамейки и бросилась к дому. Дверь неспешно скрипнула, и вот, по ступенькам спустился высокий мужчина. По одному только его внешнему виду можно было понять, кем он приходится маленькой Шарли. Широкие плечи, тёмные, такие же, как у дочери, волосы, пухлые губы и густые брови, так сильно выделяющиеся на фоне невероятно светлой кожи. Лишь одно в нём было удивительно. Глаза. Оттенок их был весьма необычен. Края радужки имели приятный тёмно-карий цвет, а зрачок был окаймлён красными пятнами. Будто в самую середину глазного яблока кто-то капнул красной акварели, а она, под действием воды, расплылась, образуя два бесформенных пятнышка. Что-то меня беспокоило в этих глазах. Это была не обычная гетерохромия, не какой-то редкий эмберский цвет, нет. Это было похоже на что-то другое, далёкое, непонятное… Пугающее.       В правой руке мужчина держал ручку крупных размеров чемодана, а на левом плече висела увесистая сумка. Он печально оглянулся назад, а затем слабо улыбнулся Шарли, подбегающей к его ноге и вцепляющейся в неё изо всех сил. — Лотти, малышка моя! — сказал он ласково. Я почувствовала, как Шарлотта из настоящего вздрогнула где-то рядом. Точно. Хозяин воспоминаний должен присутствовать при «показе», чтобы отфильтровывать ненужное. — Ты ждала меня тут, чтобы попрощаться? — Да! Ты снова уезжаешь далеко-далеко? — глаза девочки смотрели расстроено, казалось, она вот-вот расплачется. На миг в них появились весёлые искорки. — Но ты вернёшься, как всегда? А я уже буду во-о-о-от какая большая!       Она встала на носочки и развела руками, показывая, какой большой будет. Отец Шарлотты тяжело вздохнул. — Дорогая моя, — сказал он тихо. — В этот раз я… Я уезжаю очень-очень далеко. Возможно, когда ты снова меня увидишь, ты меня даже не узнаешь. И я тебя… Не узнаю. — Та-а-ак надолго? — брови Шарли поползли вверх. — Но, я всегда буду тебя ждать, папочка! Буду такой большой, как ты, и всё равно не забуду! — Надеюсь на это, — мужчина присел. — Вот что, Лотти. Если когда ты будешь большая-большая, и мы встретимся, я тебе кое-что расскажу. А пока, с тобой будет Мистер Кот.       Легким движением руки он вытащил из кармана сумки мягкую игрушку — кота песчаного цвета с длинным хвостом. Девочка с удовольствием приняла подарок, прижимая его к груди. Но глаза её всё ещё смотрели печально. — Я не забуду тебя, папочка! Никогда-никогда! — Я тоже, Лотти, — он мягко обнял её за плечи, а потом встал и направился к маленькой калитке, которой почти не было видно в траве. — Постараюсь.       И мужчина, развернувшись, ушёл. Он всё удалялся и удалялся, освещаемый рыжими солнечными лучами. Шарли смотрела вдаль. Долго, сжав свои маленькие кулачки. Будто бы надеясь, что сейчас он обернётся, шагнёт назад и побежит в объятия своей дочери. Но он не обернулся.       На некоторое время мы оказались в пустоте. Оставаясь в безвременье, мы стояли тихо, не сказав ни слова. Шарлотта, неуверенно окинув нас взглядом и, слегка дёрнув плечами, пояснила: — Мой отец оказался носителем вампирского проклятия. А это фактически приговор. Те, кого укусил вампир, впоследствии теряют все чувства и желания, оставляя себе только желание… Ну, передать проклятие. В день, когда он всё осознал, он ушёл от нас… Мы жили в маленькой деревушке. Через несколько недель о том, что мой отец «из этих» знали все. Вот только я не знала… Я не знала, что дети тоже знали. С-сейчас вы поймёте…       Декорации сменились. Теперь, вместо красивого вишнёвого садика и небольшого домика мы видели широкую поляну прямо у обрыва. Там, будто бы за краем земли, лилась узкой лентой маленькая, но быстрая речушка, а небо было чистое-чистое. Это был спокойный летний вечер. В высоких пушистых колосках трещали кузнечики, с цветка на цветок перелетали пёстрые бабочки. Бархатный ветерок дул с моря и, несмотря на то, что это было лишь воспоминанием, я чувствовала его своим озябшим лицом.       Воспоминания Джонс были полны ощущений. Моя кожа будто бы стала в несколько раз чувствительнее, чем была, а слух и обоняние обострились. Я слышала нежный плеск волн безымянной речки, шелест травы, чувствовала тягучий медовый запах. Вдали раздавались детские голоса.       Шарлотта подошла к ним неуверенно, вопросительно наклонив голову. На ней было короткое красное платьице, а под ним — синяя футболка. Босиком она стояла на курчавом лугу, цепкие стебли клевера обвивали голые лодыжки. Она была взволнована и, кажется, сильно напугана. Я почувствовала это кожей и вздрогнула. Что-то должно случиться, нарушить эту трещащую и спокойную тишину летнего вечерка. Что-то вот-вот случится. — Зачем вы забрали у меня Мистера Кота? — спросила она, осторожно моргнув и протянув свою маленькую бледную ручку. — Что он вам сделал? — Ты не понимаешь? Это монстр! Подарок монстра! — смело крикнул кто-то из ребят. Начинается. Старая песня.       Я не зря читала мифы, изучала историю разных народов. В мире существовало множество культур, сообществ, языков. На этих языках — миллиарды историй, в этих глазах — сотни чувств. Но в переплетениях судеб, и во время Эпохи Презрения, кровожадной и пустой, и во время Эпохи первой магической волны, и сотню лет назад, и сейчас — во все времена существовали предрассудки. Клеймо монстра и убийцы ставится легкою рукой, и его не отмыть, не разрушить, не стереть. Его лепят несправедливо: по одному косому взгляду, по одной родственной связи. По огонёчкам на кончиках пальцев и по этой бледнющей коже. — Отдайте! — Шарлотта тем временем не планировала сдаваться. — Это моё! — Так он тебе нужен? — кажется, дети говорили словами, что принадлежали вовсе не им. Что были приукрашенными, изменёнными репликами их родителей. Устами этих ребят кричали взрослые. Напуганные, озлобленные, до неприличия жестокие. — Так ты, стало быть, защищаешь монстра?       Шарли задумалась. Лишь на секунду она робко сделала шаг назад, а затем вдруг рванула вперёд, будто бы по инерции. — А вот и защищаю! Отдай! — она стояла вплотную к главному обидчику, смотрела на него своими огромными серыми-серыми глазами. — Верни мне Мистера Кота!       Мальчишка, кажется, растерялся. Его руки ослабли, а глаза больше не смотрели так уверенно и насмешливо. Он был готов вырвать из руки товарища изрядно потрёпанного котёнка, протянуть его девчонке и убежать. Он был готов сдаться, помочь, избежать! Но на помощь пришли другие ребята. Звонкий девичий голосок крикнул: — Защищаешь монстра? А может, ты сама монстр? — А, может быть, и монстр! — неожиданно ответила Джонс. Внутри у меня всё сжалось. Сейчас начнётся.       Возмущение пошло волной. Сначала мальчишка, стоящий прямо напротив Шарлотты, повалил её на землю. Однако она не растерялась. Встала, выхватила кота из рук растерявшегося обидчика и помчалась к краю, к самому обрыву. Там её и догнали. Постепенно детей будто бы накрывала злоба. Они окружили девочку, обступили её, повалили на землю и, не давая подняться и отбиваться, принялись избивать. Я ощущала всё. Каждый удар, каждая царапина — ощущалась как тысяча ножей, вонзённых в кожу одновременно. Крики и ругательства, не принадлежащие детским умам, заглушали треск насекомых, а боль от ударов заглушала ощущение мягкого ветерка, обдувающего кожу, ерошащего волосы. Сердце билось часто-часто и болело, бесконечно болело! Я видела тысячи катастроф, сотни тревог. Но когда твою дорогую подругу, совсем маленькую девочку, избивала целая группа людей, хотелось кричать. Хотелось послать к чёрту все законы этого мира, всё плохое и хорошее и, как можно скорее, подбежать к малышке Лотти. Разогнать этих детей, раскидать жестоких монстров. Зашить ей её кота, отпоить чаем и обнять, крепко обнять. Но я стояла на месте. Сжав кулаки, ухватившись за рукав Сэн, я повторяла себе, что это лишь воспоминание. Что я ничего не изменю. Никого не спасу. Что никого спасать и не нужно. Вот она, Шарлотта, передо мной. Живая. Без шрамов. И ужасно напуганная. Аями будто бы чувствовала моё напряжение и нежно гладила меня по руке. Становилось легче.       К счастью, сцену избиения больше не пришлось наблюдать. Что-то вспыхнуло. Ярко-рыжее пламя раскинулось над Шарли куполом, закрыв её от всех обидчиков. Дети громко закричали, но не отступали. Девочка, утирая слёзы, вставала. Огонь вокруг неё разгорался. Он не жёг траву, не испепелял котёнка, которого та сжимала в руках. Но никого не подпускал, постепенно разгораясь, охватывая большее пространство. — Уходите! Отойдите от меня! Отстаньте!       Пламя вспыхнуло с новой силой, и травинки под ним почернели. Обидчики разбежались, оставив девочку наедине со своим защитником. Испуганная и громко рыдающая, Шарлотта сделала шаг назад и… сорвалась с обрыва.       Воспоминание исчезло, и мы снова оказались в пустоте. — Я умела плавать. Отец… Научил меня этому, — пояснила Шарли. Она держалась ровно и почти гордо, но я заметила, что её глаза были мокрые от слёз. — Мокрая, грязная, я выбралась на сушу, вместе с Котом. Ошарашенная своей силой, я побежала рассказывать обо всём маме. Но она, узнав о событии, быстро запаковала вещи, и мы переехали. Потом… Я перешла в другую школу, но там ни с кем не общалась. Мне было страшно. Что будет, если они узнают… — девушка сделала порывистый вдох. Сильвия схватила её за руку. — Они и так начали распускать всякое… О том, что я вампир. Худая, бледная… Если бы они узнали, я не знаю, не знаю, что бы было… Но даже так, без драк всё равно не обошлось…       Пустота сменилась гнутой полупустой улочкой. Это была Гуава — маленький городок недалеко от Миола. Уютное местечко с богатой историей и прекрасными пейзажами. Однако, не самое благополучное — тут удивительно разношёрстное население. С богачами соседствуют бедняки, с интеллигентами — «отбросы». Последние особенно любят ошиваться в подворотнях. А улица, по которой шла подросшая Джонс, просто кишела ими, точно большой муравейник. И я чувствовала: сейчас они появятся. Стоит только подождать, и мы узнаем, что в этот раз стало причиной драки. — Красоточка! — голос явно принадлежал кому-то очень некультурному и пьяному. — Хошь составить нам компанию?       Шарли даже не обернулась. — Детка, не динамь! Мы харо-о-ошие парни! Ты не пожалеешь! — девушка проигнорировала и это.       Она ускорила шаг, парни сделали то же самое. Она уже почти побежала, но они были быстрее. Один из них схватил её за плечо и резко развернул к себе. Тогда всё и началось. Не стерпев такой наглости и жестокости, девочка резко шлёпнула рукой по щеке обидчика, и там образовался красный след от её ладони. Пару минут он смотрел на неё этим же стеклянным взглядом. Мне подумалось, что так, наверное, чувствует себя кот, загнавший маленькую мышь в угол, когда та смело бросается на него. Это смутное удивление хищника, когда беспомощная жертва пытается сопротивляться, эта злоба, когда твоя репутация даёт трещину — всё это было на лице у парня. Слегка выпившего, уверенного в себе и жестокого, подобно коршуну. В водянистых глазах, что чем-то напоминали очи мёртвой рыбы, что-то засверкало. Ко мне вернулось прежнее ощущение грядущей опасности, которым были пронизаны эти странные, обрывчатые воспоминания. — Что ты себе позволяешь? — усмехнулся он и толкнул девушку так, что она не выдержала и упала. Его дружки обступили Джонс плотным кольцом. Ей пришлось отползти в угол. Но Шарли не плакала, не мирилась. Она смотрела также уверенно, из-под своих пушистых чёрных ресниц. Не как напуганная жертва, нет! То был взгляд воительницы. Воительницы, что не хочет сдаваться без боя! — Ну, раз по-хорошему не хочешь, — продолжил другой парень, обнажая кривые зубы. — Мы возьмём тебя силой… — Ага, попробуйте, — девушка усмехнулась. Я почти не услышала дрожи в её голосе. Сердце моё забилось быстрее, и я снова сжала руки в кулаки. Шарлотта же наступила каблуком на ногу одного из парней. Тот завыл от боли, однако, быстро пришёл в себя, и ударил её этой же ногой.       Трое на одну — это слишком много! Она отпиралась хорошо, но не могла! Не могла отвечать сразу всем, уворачиваться от каждого. Её тонкие руки не наносили должного ущерба, а тело, кажется, было слишком слабо для отражения всех атак. И, когда её колени подкосились, когда она почти сдалась… Кто-то оттащил одного из обидчиков за шиворот.       Я его узнала сразу. Джеймс. Удивительно худой, тонкий, будто сделанный из хрусталя. С нездоровыми синяками под глазами, копной светлых волос, похожих на солому, и совершенно пустым взглядом. Но это был он, определённо он! Его привычка поджимать губы, его нахмуренные брови и странная морщинка между ними. И длинные пальцы, которыми он схватил второго парня за локоть — тоже его. — Что за чертовщина тут творится?! Трое на одну! — сказал он каким-то странным, ещё не до конца сломавшимся, голосом. — А на двоих честно? — всё не унимался оставшийся парень.       Что тут началось! И Джеймс, и Шарлотта, у которой, кажется, открылось второе дыхание, стойко защищались, но и парни были не промах. Однако, и те уже слегка подустали, да и алкоголь дал о себе знать. Поэтому в какой-то момент они, как по команде, быстро побежали в противоположную траектории Шарли сторону. Девушка, обрадованная триумфом, запустила в убегающих нахалов туфлёй. Так тонкие, кажется, очень слабые подростки выиграли бой у сильно выпивших гопников. — Спасибо за помощь, — мягко улыбнулась девушка неожиданному защитнику. — Не за что, — пустым взглядом Кацейро смотрел куда-то в сторону, но губы его тронула слабая улыбка. — Вам следует быть осторожнее, Гуава — опасный городок. — Да, я поняла, — девушка задорно рассмеялась, размазывая кровь, сочащуюся из свежей царапины, по лицу. — В качестве благодарности… Не хотите ли выпить чашечку кофе? Я работаю у мамы в кофейне-пекарне, так что, считайте, что за счёт заведения! — Знаете… — Джеймс нахмурил брови, а затем вдруг расслабился и посмотрел девушке прямо в глаза. — Хочу!       И, на столь прекрасном моменте, мир окутала пустота. Все молчали. Почему-то, в этот раз я посмотрела на Раяна. Тот стоял, не двигаясь, кажется, нервно кусая щёку. В глазах у него почти что дрожали слёзы, а руки и ноги были напряжены.       Наверное, в ужимках и словах этих хулиганов он увидел себя из недалёкого прошлого.       И, кажется, эта правда его напугала.       Шарлотта смотрела перед собой спокойно, слегка приподняв уголки губ. Хоть она и старалась не показывать этого, девушка будто бы успокоилась. А вот Джеймс даже не скрывал удовольствия. Он смотрел на Шарли и широко улыбался.       Пустота снова начала рассеиваться. Вместо белого-белого пространства мы теперь видели кладбище, утопающее в утреннем тумане. То была глубокая осень: с деревьев слетали коричневые пожухлые листочки, грязно-зелёная трава покрылась тонкой коркой инея. Неровными рядами теснились могилки — были тут крупные памятники, были совсем невзрачные могильные камни, где небрежно были вырезаны имена и фамилии. Некоторые оградки были ровными и красивыми, аккуратно обрамлёнными клумбами с засыхающими цветами. Иные же наполовину ушли в землю, заржавели, утонули в зарослях голого кустарника. А у одной могилки — маленького надгробия с размазанной серой фотографией, недавно вытоптанной дорожкой и рядами бархатцев — не было оградки вовсе. Лишь кипарисы, гордо стоящие справа и слева в своём вечнозелёном одеянии, показывали, где её границы. «Эрик Джонс» — гласила неумелая надпись на надгробном камне.       И именно у этой могилы стояла Шарлотта. Уже совсем взрослая — может, младше, чем сейчас на год, не больше. Закутанная в красное пальто, ёжась от утренней прохлады, она аккуратно положила на могилу цветы — две ярко-белых лилии. — Ну, привет, папа, — сказала она как-то глухо и не очень уверенно. — Всё случилось, как ты и говорил, ты меня совсем не узнаёшь. А я тебя почти забыла. Столько всего случилось, папа! Этой весной я буду сдавать экзамены в Миолскую Академию. Не ожидал от меня такого, да? Я никогда не хотела учиться в престижной школе, не тянулась к знаниям, а тут что-то… Я не отрываюсь от учебников уже третий месяц. Учу, учу, и мне всё интересно! Я даже не знаю, почему. Почему я теперь всегда хожу на каблуках с заклятием на удобство, почему вдруг стала чаще пить кофе. И почему мне теперь не страшно учиться. Пап, ты знаешь, почему? Может, дело в том парне? Он так тепло мне улыбался. И сказал, что верит в меня… И после этого… впрочем, не важно. Я в порядке, видишь?       Она присела, разглядела сизую фотографию, а затем вытащила из кармана небольшой портрет в позолоченной рамке и прилепила поверх. На нём был изображён отец Шарлотты с ней же на руках. Оба смотрели в камеру своими удивительно похожими глазами и улыбались почти идентично. Джонс улыбнулась. — Теперь всё правильно. Ты останешься тем же человеком, каким был в моих глазах. Говорят, ты был удивительно жестоким вампиром. А я… А я стану такой же, пап? Я ведь унаследовала проклятие, знаешь! — весь мир будто бы вздрогнул. По коже моей побежали мурашки. — Я сначала сама себе не верила. Но иногда мои глаза краснеют. Иногда я вижу у себя клыки, такие пугающие и отвратительные! И магия огня моя, пап, она же имеет вампирскую природу! — голос её почти сорвался на крик. — Папа, я как только узнала об этом, я подумала, мол, не хочу ни с кем сближаться. Я даже от мамы отдалилась, а ей было так тяжело… А тут вдруг… Он. А я потом и с мамой снова… Папа, папа, сколько у меня ещё времени?! Этот парень признался мне в любви и сбежал, а я даже ему ответить ничего не могу, я…       Она расплакалась. Сидела у могилы своего отца-вампира и рыдала, размазывая слёзы по лицу, всхлипывая. Её алая помада немного стерлась, а лицо опухло от слёз. Когда туман стал гуще, на кладбищенской дорожке показалась фигура. Девушка заметила её боковым зрением, но справедливо решила проигнорировать. Это просто человек, ещё один посетитель кладбища. И хоть даже одежды его за этой молочной дымкой не разглядишь, он такой же, как она. Посидев немного в полной тишине, Шарли решила тоже уйти, в противоположную фигуре сторону. Но тут случилось что-то странное. Некто круто развернулся и пошёл за ней. Шарлотта, не теряя зря времени, побежала прочь. Фигура стремительно помчалась следом.       В тумане не было видно, куда идти, и где выход. А на этом кладбище, кажется, она была впервые. Сбегая от кого-то, почти не видя дороги, довольно легко случайно забежать в какой-то тупик, споткнуться и упасть на землю, к корням раскидистого тиса. Шарли села под деревом и посмотрела куда-то вверх, фигура приближалась. И чем ближе она становилась, тем сильнее я убеждалась в том, что это не человек. Тягучее, мрачное нечто, будто бы сотканное из тёмной энергии, светящиеся глаза и чёрный капюшон, накинутый на голову. Это был демон, призрак, кто угодно, но только не человек! Не может человек так плавно передвигаться, не могут ветки не хрустеть под тяжестью такой массивной фигуры.       Джонс, кажется, тоже это поняла. Она смотрела на нечто с ужасом, губы её дрожали, а руки беспомощно вцепились в увядающую траву. — Если судьба существует… Помогите, дайте знак, что это? Что оно со мной сделает? — вдруг сказала она как-то странно, почти отчаянно. И вдруг — её рука ухватилась за что-то. Это был нож. Нож с ручкой из какого-то красивого камня, кажется, оникса, вдруг оказался в её пальцах. Видимо, кто-то его обронил.       Думать было некогда. Когда сущность подобралась слишком близко, Шарли резко направила на него острие, зажмурилась… Вспышка. Туман стал рассеиваться, и нечто исчезло. Девушка удивлённо оглядела нож, а затем, вздохнув, коснулась его губами. После чего оставила его там же, под тисом, и поднялась с земли…       Мир рассеялся. Сначала вокруг нас снова образовалось белое пространство, но потом и оно пропало. И вот, перед нами всё тот же вагон поезда, рассекающий бесконечное небо. Шарли слегка отпрянула от кристалла, затем спрятала его в сумку и устало плюхнулась на сиденье. Руки её дрожали.       Мы молча сели. Это было так… Странно. Эти жуткие, пропитанные тревогой и надеждой обрывки воспоминаний заставили меня задуматься. И кое-что понять. Причина, по которой она так осторожно вела себя с нами в самом начале — в этих детях, что желали ей смерти. Причина её ненависти к сокращению «Лотти» — вовсе не в его звучании. Так её называл Он. Человек, из-за которого она узнала так много о ненависти и страхе. О боли, о тревоге. И об огне. Огне, что сжигает траву, обидчиков, а однажды, кажется, сжёг все чувства её отца. И, даже, несмотря на это, она оставалась ему верна до конца. Она любила отца, несмотря на то, что он «монстр». Несмотря на то, что бросил их. И, несмотря на то, что именно из-за него к ней вообще когда-либо применяли слово «такая».       Я не знала, что сказать. Слова были готовы вот-вот сорваться с моих губ, но так там и остались. И, не проронив ни звука, я села рядом с подругой и крепко-крепко её обняла. Что мне ещё оставалось? Я не могу вернуть её отца, не могу забрать у неё проклятие. Не могу уничтожить всю ту боль, что копилась в её душе годами. Я могу только быть рядом. И — всё.       Девушка расплакалась. Не сдерживая слёз, она всё пыталась что-то сказать, но получалось очень невнятно. Ребята окружили её с двух сторон. Даже Раян, державшийся до этого момента отстранено, вдруг погладил её по волосам. В глазах у него читалось понимание. Наверное, потому что он потерял мать. Когда тебе знакома чужая боль не понаслышке, тебе легче понять, каково человеку. Легче протянуть дрожащую руку. Легче кивнуть без тени усмешки. Лишь двое человек не участвовали в нашей поддержке: Сэн и Джеймс. Последний что-то судорожно листал, еле сдерживая странные эмоции, а Аями вдруг опустилась на колени, взяла Джонс за руку и, мягко кивнув, сказала: — То, что ты пережила в прошлом — воистину ужасно. Но эта цепочка событий должна же была когда-нибудь прерваться! Вот, смотри, она сейчас заканчивается. Нет, не так, закончилась она тогда, когда ты схватила этот нож. Я не знаю, что за существо преследовало тебя на кладбище, но если ты смогла его одолеть, неужели не сможешь справиться с проклятием? Даже, если оно правда есть, во что я слабо верю, ведь Сорами сказала, что всё в порядке… Этот нож был знаком. Ты попросила знак, и тебе его дали. Тебе ведь прямо показали, что ты будешь бороться. И ты победишь. А мы будем с тобой. Я и ребята будем твоим ножом. Мы сделаем всё, что в наших силах, потому что мы тебя любим. Мы любим тебя, несмотря ни на что. И не бросим, даже если случится что-то плохое.       Я поняла, что должна сказать. — Нам не больно быть с тобой, Шарли. Нам хорошо! — И не страшно! — добавила Сильвия. — Какой же ты монстр! — А если я… — А кто же даст тебе прекратить чувствовать? — Джеймс посмотрел на неё сияющими глазами. — У тебя точно нет вампирского проклятия, Лотти! — Как ты меня назвал, это же… — Как тебя называл очень дорогой человек. А коли я… Впрочем, неважно. Мне показалось, что будет неплохо напомнить тебе кое-что. Имя — это просто имя. В каждую его форму окружение человека само вкладывает смысл. Так почему бы нам не избавить тебя от ненавистной формы? — Наверное, ты прав, — она опустила глаза. — Если это будешь ты… Ну, кто-то из вас… Кажется, всё в порядке… — Так во-о-от! Благодаря Сил, я смог изучить некоторое количество литературы по поводу твоего проклятия… И, проведя анализ, понял, что оно передалось тебе лишь частично, как и сообщила Сорами. Ты не перестанешь любить, если сама не захочешь, — он поднял её за подбородок. Посмотрел прямо в глаза и нежно улыбнулся. — Всё зависит только от тебя. Используй свою силу осторожно, а когда тебя поглощает огонь, думай о тех, с кем тебе хорошо. Так ты не дашь остаткам вампира в тебе вырваться наружу. А я… Мы будем с тобой. Как я сказал тебе тогда, и как только что пообещала Сэн. Что касается меня, я могу быть ближе. Если ты позволишь… Щёки девушки заалели, а мы с Сэмом ехидно усмехнулись. — Я… Подумаю… — сказала Шарли, отводя взгляд. — Чудесно! У Мирель появился компаньон в «подумании»! — весело усмехнулась Оливия и дала пять Мэтту. Теперь наступила моя очередь краснеть. — Злые вы, ухожу от вас! — я плюхнулась рядом с Сэн. Все засмеялись.       Дальше поездка шла своим чередом. Джеймс, странно вдохновлённый историей с ножом, что-то рассказывал про свойства разных камней, Раян задумчиво разглядывал облака. Шарлотта очень легко улыбалась, активно участвуя в обсуждении. Мне даже показалось, что щёки её порозовели, а глаза приобрели здоровый блеск. Это слова Сэн на неё так подействовали?       Я посмотрела на девушку, рядом с которой сидела. По правде сказать, я восхищалась её искусством говорить, с первой встречи. Её эмпатичностью, её уверенностью и умением блестяще подобрать подходящие строки в самый важный момент. С каждым разом я проникалась симпатией к этому удивительному человеку всё сильнее. А сейчас моё обожание дошло до того, что мне захотелось прижаться к подруге всем телом и сладко заснуть. Первую часть этого хитрющего плана я выполнила с лёгкостью. Однако как только я облокотилась на неё, Сэн странно вздрогнула, я почувствовала, как все её мышцы напряглись. — Что такое? — спросила я как-то слишком расслабленно. — Ничего… Просто… Я рада, что есть девушка, которая не боится… — Не боится чего? — я устало моргнула. — Меня, — Аями развела руками. — Прости, каждый раз по новой, однажды я расскажу, правда. Когда буду готова… — Что же тебя бояться? Ты же не прокажённая, — я вгляделась в её прекрасные разноцветные глаза. — Да даже если тебе кажется, что с тобой «что-то не так», я не убегу ни за что. Я хотела быть твоей подругой с нашей первой встречи, и ты от меня теперь не отделаешься!       Ого! Вот это я речь выдала! Не могла сформулировать это так долго, а теперь… А теперь это отчего-то так легко вышло, непринуждённо. Наблюдая, как губы Сэн растягиваются в улыбке, я довольно положила голову ей на плечо. Наверное, так она и говорит пылкие речи. В какой-то момент ты просто чувствуешь, что должен сказать, и всё. Интересно, а с признаниями в любви это тоже сработает? Знать бы когда… И с такими прекрасными мыслями я заснула.       Проснулась уже от того, что поезд остановился. Глухой голос машинистки объявил, что электричка прибыла на последнюю станцию. Я сладко потянулась и потёрла затёкшую щёку. Ребята потихоньку собирались. Аями, кажется, тоже только открывшая глаза, мягко мне улыбнулась. Я молча забрала свои вещи и посмотрела в окно. Там, под голубыми-голубыми небесами, раскинулась маленькая остановка, похожая на автобусную. Платформа не парила высоко над землёй, а твёрдо стояла на ней, как у обычных поездов. Зато, прямо за её пределами раскинулся удивительный луг, весь золотой от лютиков и купальницы. Где-то в этом бескрайнем жёлтом море синели незабудки, покачивали розовыми головками горицветы, тянулись к солнцу пушистые лисохвосты и васильки, ещё не успевшие распуститься. В высокой траве терялась бежевая тропинка, изрезанная грязными лужами, а где-то вдалеке шумел кронами тёмный, елово-осиновый лес. Именно мимо него шла тропа. Единственная дорога отсюда, ведущая к небольшой деревеньке.       Это было маленькое село Пьюра, находящееся на севере Викоренны. Стояло оно тут почти с начала времён, и было одним из первых сёл на территории нашей немолодой страны. Здесь, недалеко от реки Лейи и трёх безымянных озёр, однажды обосновались первые земледельцы и скотоводы. Чистую озёрную воду можно пить и сейчас, а крупные, освещаемые солнцем, луга позволяли долгие годы выращивать пшеницу, картофель и многие другие важные культурные растения. Тут появился один из первых Храмов богине. Но более трёх столетий назад оно потерпело страшные разрушения — именно тогда Король демонов обрёл сосуд в лице Сорами и, пока девушка счастливо проводила свои детские годы, собрал армию во имя первого набега. Демоны крушили дома, испепеляли всё на своём пути. И никто, даже сильнейшие легионеры, не могли их одолеть. Однако Запретная магия потому и запретна. Она, и только она может потягаться с магией Искры, коей владеет каждый демон. Ценой полного избавления от любых магических сил, обладатель запретной магии, по легенде, способен победить даже самого Короля демонов. Заклинание это сотни лет лежало в сундуках Древних, и именно в руки нашей Сорами оно попало почти перед нашим рождением. Она рассказала об этом ребятам, когда я была на миссии. Мне было немного горько, что я не услышала столь полезной информации, но Элиот утешил меня, сказав, что мне-то она сообщила бы и больше. Просто, он её сильно отвлёк. Был повод. Какой повод, парень не уточнил. Элиот вообще очень загадочен. С одной стороны, радостный и открытый, а с другой — будто бы скрывающий что-то. Он готов сутками болтать о еде, погоде, аместитах и моде триста лет назад, но стоит лишь немного коснуться его биографии, спросить о знакомстве с Сорами и Лэйном, как парень сразу затихает, будто бы поджимает хвост, спешит увильнуть, перевести тему. Я его совершенно не понимаю. Он так резко и быстро вписался в нашу компанию: Джеймс его обожает и, кажется, они быстро подружились, Сильвия уже разрешила ему первое время жить у себя, а Сэн чешет ему за ушком, когда парню скучно в облике человека. Однако, что мы знаем об Элиоте, кроме того, что он последний из своей расы? Он принц места, которого уже нет, и… Всё. Он избегает всего, что касается его чувств и эмоций. Лишь сегодня он упомянул, что мечтал стать пиратом. Он как будто кот в мешке. Или, лучше сказать, пёс? Я смотрю в его янтарные глаза, и не понимаю. Не понимаю, почему он предпочёл нашу компанию кому-то ещё, почему ничего никогда не говорит. И почему он, в конце концов, так тоскливо смотрит в окно? — Эля, это ведь место, где ты прожил долгое время? — как бы невзначай спросила Сэн. Ладно, об этом я забыла, каюсь. Он связан с Сорами, Лэйном и Лиликой (в особенности, с Лиликой), поэтому нетрудно догадаться, где происходили все их встречи. К тому же, не зря он знает тут все места и будет нашим проводником на кладбище.       Да, Мирель, ты преувеличиваешь масштабы его загадочности. Но что-то он точно умалчивает! — Да, так давно это было! — парень слегка улыбнулся, продемонстрировав ямочки на щеках. Как же я обожаю ямочки! Поэтому, кто бы ты ни был, человек, улыбайся чаще, пожалуйста… — Уже триста лет прошло. Я и не ждал, что вернусь сюда в ближайшее время…       Мы вышли на платформу с вещами, и поезд умчал по своим делам. Оставшись на перроне в одиночестве, мы осторожно спустились по полуразрушенной лестнице на пыльную дорожку. В нос ударил запах полевых цветов: сладковатый кумарин мешался с ароматом лютиков и хвои. В ветвях ближайшей ольхи заливался песней чёрный дрозд, где-то далеко ухала кукушка. По небу безмятежно плыли облака, отбрасывая на луг, дорожку и нас свои длинные, чёрные тени. Солнце пекло нещадно: пришлось снять кофту и обвязать ей талию, чтобы не было так мучительно жарко. От непривычной яркости красок и почти полного отсутствия фиолетового цвета магии, рябило в глазах. Мы шли, осторожно беседуя, а мимо нас проплывали обширные поля, входы в лес, парочка загонов с коровами и несколько заброшенных, уже почти полностью ушедших в землю домов, совсем не похожих на тот, что мы видели в Айсавэре. Вот, вдали и показалось село — крохотное, древнее, но всё ещё живущее активной жизнью. У кого-то на участке гоготали гуси, и был слышен плеск, с которым они погружали в воду свои телеса. Вдалеке слышались обрывки чьей-то мирной беседы, а из труб некоторых, совсем уж старых, домиков валил серый дым. Я не могла поверить своим глазам. Неужели такие места существуют! Столь старые и глухие деревни и сёла, где до сих пор топятся печи и камины, где выращиваются куры, утки и гуси. Где своё молоко, и своя картошка. Где люди говорят с этим мягким, провинциальным акцентом. Сердце моё дрогнуло, будто бы я была в историческом музее. Только в музеях всё мёртвое, пластиковое, а здесь живое! В этом месте жизнь идёт по странному, непонятному мне вектору. В этом месте нет высоких технологий, платформ и всяких магических штук. Всё тут такое, каким, наверное, было два столетия назад. И, бьюсь об заклад, останется неизменным и через век!       Дорога, точно длинный змеиный язык, делилась надвое. Теперь одна маленькая тропинка бежала со склона к первым сельским домикам, а вторая, огибая старую каменную церквушку, заползала куда-то за причудливую посадку раскидистых дубов с очень толстыми стволами. Кажется, именно за этой массивной стеной и находилось обещанное кладбище. — Что же, теперь наши пути расходятся, — Элиот улыбнулся. — Девочки, вы со мной! Ребят, связь тут, несмотря ни на что, хорошая, так что, если найдёте нам ночлег, отправьте нам сообщение! — Замётано, — кивнул Сэм и первый побежал вниз по тропинке. Остальные последовали его примеру. И вот, на холме нас осталось четверо. Я, Элиот, Оливия и Сильвия, сжимающая в руке свиток — заклинание, что ей нужно было прочитать. — Тебя не нужно переживать по этому поводу, — парень вдруг погладил Соил по голове. — Ты справишься… Я уже видел однажды, как… Кое-кто делал это. — Ну, я же не кое-кто, — Сил посмотрела на него из-под очков. — В любом случае, спасибо, идём! — А кое-кто был Лиликой, как ты думаешь? — спросила меня Оливия шёпотом. — Я думаю, да, — сорвалось с моих губ. — Или, у Эли от нас на один секрет больше, чем мы предполагали… — Время покажет, не так ли? — она хитро улыбнулась, и мы тихонько засмеялись, после чего поспешили за удаляющимися друзьями.       Кладбище за дубовой завесой, правда, было — прямо за стеной церкви одна за другой вырастали могилы. Некоторые из них были совсем новыми, ухоженными. У каждого надгробного камня лежали слегка подсохшие цветочные букеты. Иные же надгробия терялись в зарослях рейнутрии, что своими широкими листами вырывалась из-за тесных, ржавых оградок. Чем глубже мы заходили, тем чаще нам попадались совсем старые могилы. Вскоре почти ушедшие под землю камни с надписями на древнем Викореннском вытеснили новые мраморные могильники. Мы Дошли до сердца кладбища. До места, где некогда был похоронен Истер Керри.       Его имя я заметила не сразу. Лишь после того, как Оливия потянула меня за рукав, указывая левой рукой на древнюю, но отчего-то понятную надпись. И, честно, без её помощи я бы так и не заметила это место: тут всё поросло лебедой и, как бы странно это ни выглядело, незабудками. Голубые головки цветов смотрели на меня снизу, выглядывали из-за широких листьев сорняков, будто бы хотели что-то рассказать, прокричать чьё-то имя.       Прямо у низенькой узорчатой ограды стоял деревянный, почти сгнивший столик, а рядом — точно такая же скамеечка. Мы с Лив осторожно опустились на неё, поморщившись от скрипа. Элиот не рискнул, так и оставшись стоять, прислонившись к стволу ближайшей корявой сосны. — Ми, а ты знаешь, что говорить? Всмысле, зачем нам его призывать? — осторожно спросила сестрёнка. — Да, конечно, — я осторожно кивнула Сильвии. Та развернула свиток, пробежалась по нему глазами и улыбнулась тексту. — Так, я готова. Девочки, а вы? — уточнила она у нас. Мы с Ливи синхронно кивнули. — А у меня почему не спросила? — наигранно-обиженно поинтересовался Элиот. — Потому что ты в этом ритуале сторонний наблюдатель, — сладко улыбнулась девочка и положила руки на надгробный камень. — Приступим!