Жертвы обстоятельств

      Ночь в Айсавэре несуразно тепла. Последние дни я спала с раскрытой настежь форточкой, и теплый, пряный, пропитанный морем и травами ветер, щекотал мне лицо, надувал занавески. Подходил к концу наш импровизированный отпуск. А сердце моё разъедала пустота. С каждым днём ребята становились веселее, увереннее. Скорбь от потерь у них будто бы отходила на задний план, сменялась радостью и предвкушением предстоящего путешествия. А мне было тяжело. Я не знала, как подняться утром, как закрыть глаза ночью. Засыпая, я видела её счастливую улыбку, а просыпаясь, чувствовала, как перед глазами всё плывёт, границы размываются. Вдруг всё пропадало и что-то липкое, вязкое, смердящее тянуло меня куда-то в пустоту. Я старалась жить, но казалось мне, что смысла в этом нет. Всё мерещилось мне, что умрут все, и от меня ничего не зависит, что я, скованная железными цепями беспомощности, не смогу спасти никого. И никто не спасёт меня.       Я нахмурилась и перевернулась на другой бок, стараясь отогнать негативные мысли. Сейчас перед нами стояла последняя, но удивительно сложная задача. Нам надо было каким-то образом слить осколки сферы воедино, вернуть артефакт к жизни. И хоть к Сорами мы пока не ходили, Элиот, оборотень, с подозрительной охотой присоединившийся к нашей «команде», сказал, что уверен, что у Сорами был запасной план. Откуда он знает Сорами, парень не ответил, однако, уверил, что ему мы можем доверять, как и ей. Мне не хватило сил разобраться, кто он и что ему нужно, поэтому я приняла это как данность. В отличие от Сильвии. Вот её новый член команды сильно заинтересовал: она с появлением его закопалась в книги, чуть ли не в прямом смысле этого слова. И уже под конец вчерашнего дня выдала ему полное досье на его расу, народ и даже где-то откопала родословную. Половину информации я, каюсь, пропустила мимо ушей.       Ясно мне стало лишь несколько вещей. Во-первых, правильно раса Элиота называется лэйорс. Эти существа множество лет являлись охранниками магической силы, заточённой в драгоценных камнях. Их животная форма отвечала за энергию одного камня, а человеческая — соответственно другого. У них есть особая способность поглощать энергию из драгоценностей, поедая их. Во-вторых, важно то, что в отличие от Элиота, у обычных лэйорсов нет крыльев: только рога. Однако, вскоре и этому нашлось объяснение: наш новый товарищ оказался наследником, проще говоря, принцем. Они у этих существ являются чем-то между вожаком стаи и монархом в нашем понимании. У, образно говоря, королевских особ, помимо обычных признаков животного, есть крылья. Правда, обычно они сотканы из чистой энергии, как у тех же сапфиров. Тут вот и приходит долгожданное «в-третьих». Лорд Аэтиус немного приложил свои грязные и мерзкие руки к Элиоту. Его «энергетические» крылья стали осязаемыми, с перьями, как у птиц. Летать, по словам парня, этот факт ему не мешал, но очень стеснял. Это своё неудобство он прокомментировал так: «я волк или курица перелётная?». Больше ничего про Элиота я не услышала, остальная информация без зазрения совести пролетела мимо меня. Пока я рассуждала о миссии и об Элиоте, во рту у меня пересохло и стало очень трудно дышать, будто бы в горле образовался ком. Будто бы мне не хватало воздуха, струящегося из моего окна, и я пыталась найти другие источники кислорода. Будто кто-то костлявыми руками душил меня, до посинения сжимал мою шею, не давая мне сделать вдох. Но никого не было. Я огляделась, затем неуверенно села на кровати. Мерзкое чувство удушения ослабло, однако у меня потемнело в глазах. На дрожащих ногах я пошла за дверь, затем спустилась по лестнице, где успешно попила воды. И, удостоверившись, что вокруг пусто, вышла на улицу.       Снаружи было свежо и тихо. Покинуло меня ощущение беспомощности и удушения, осталась лишь сжимающая сердце тоска, которая почти неделю невесомой тенью ходила за мной. Я глубоко вздохнула, чувствуя запах летней ночи. На небе светила уже почти полная луна, щербатым диском она отражалась в воде маленького прудика, где на неподвижной глади спали распустившиеся ароматные кувшинки. Своими белоснежными лепестками отражали они печальный лунный свет и в темноте ночи тоскливо поблёскивали. Дурманящий запах полевых цветов, казалось, успокоил мои мысли, а ветер, слабо дующий в лицо, уносил куда-то мою бесконечную скорбь. Я подняла глаза к небу: тысяча ярких, как серебро, звёзд были беспорядочно рассыпаны там. У горизонта розовел совсем крошечный, такой далёкий Айперон — прекрасная заброшенная планета, где одиноко ждут чего-то руины древних королевств.       Я медленно прижала к себе колени и облегченно вздохнула. Тоска меня больше не душила, она осталась где-то фоном, как шумовая помеха. И тут я почувствовала странное одиночество, мне очень хотелось с кем-то поговорить. Поделиться своими мыслями, просто вот так посидеть под этой прекрасной луной. Хотелось делиться переживаниями тихо, полушёпотом. И только я подумала об этом, как услышала сзади чьи-то шаги. Одновременно испугавшись и очень обрадовавшись, я медленно обернулась и посмотрела на подошедшего снизу вверх. — Я мешаю? — спросил Мэтт, и сердце моё отчего-то сначала забилось очень сильно, а потом наоборот успокоилось. — Ты как раз вовремя, — сказала я полушёпотом, будто боясь нарушить дурманящую тишину этой ночи. — Садись.       Парень послушно сел на ступеньки рядом со мной и тоже посмотрел на небо. Сидели мы так недолго. Молчать мне сейчас не хотелось и, наверное, ему тоже, поэтому очень быстро, пока я ещё могла думать и говорить, я неуверенно спросила: — Тоже не спится? — Да, — кратко ответил парень. — Я всё думаю о том, что случилось с Эйприл. Я ведь знал о существовании этого заклинания, я знал, что это может случиться. Но я не подумал. Не подумал, и сделал. Я поддался эмоциям, животному инстинкту. — Ты не обязан был знать, — попыталась подбодрить его я. — По идее нет, но… Знаешь, мне ведь родители всю жизнь говорили: думай головой, Мэтт. Не делай необдуманных поступков, семь раз отмерь, один раз отрежь. Контролируй свои эмоции, не давай им волю. Не показывай себя слабым, иначе тебя сломают… А в итоге всё вышло в точности, да наоборот. Я показал эмоции, и сам себя же сломал. Я проявил слабость, и из-за этого умер невинный человек. Я молчала. — Понимаешь, когда Лорд говорил о любви, я так разозлился, что забыл обо всём на свете. Злость взяла в заложники, и единственная мысль моя была о том, что надо его убить, уничтожить любой ценой, — Кайто сделал небольшую паузу, глубоко вздохнул. — Я всегда считал высказывания родителей глупыми, но их опасения подтвердились. Потеряв контроль, я убил человека. Неужели на самом деле я монстр? Я ведь до этого всего раз применял насилие, пнув Раяна в живот, и то жалел об этом. Я ведь всегда был против насилия, против убийства. А тут — уничтожил, своими руками уничтожил!       Я молча слушала его, смотря прямо в глаза. И неожиданно парень заплакал. Нет, не заплакал. Зарыдал. Сначала он пытался вытирать слёзы, текущие из глаз, а потом сдался, уткнулся мне в плечо и разревелся. Сначала я замерла от удивления. Уже больше пяти лет я не видела, как мой друг рыдает. В голос, обессиленный и отчаявшийся. Как его образ спокойного и уравновешенного парня трескается прямо перед моими глазами. Как то, чем я восхищалась в нём, исчезает. Как он мне показывает ту часть себя, которую прячет ото всех.       Я неуверенно вытянула руки вперёд и обняла его. Я позволила ему выплакаться в моё плечо, приняла его слабость и поняла её настолько, насколько был способен принять что-то мой юношеский мозг. У меня у самой из глаз потекли слёзы, и я не стала сдерживать их. Так и просидели мы: обнявшись и рыдая. Потом, когда он успокоился, я взяла его за руку и, внимательно посмотрев в его прекрасные голубые глаза, сказала: — Ты не можешь знать всё. Ты человек. Ты не виноват в её смерти. Эйприл умерла как героиня, и в её смерти виновато лишь одно существо, которое ты уничтожил. Ты не убил живое чувствующее существо. Он не знал любви и дружбы, он знал только злость и грубость. Он был демоном, он был сгустком магии. Ты не убил Эйприл. Ты спас её. Спас от жизни с сожалениями, жизни взаперти, жизни с ненавистным ей лицом.       Затем снова заплакала, и уже он гладил меня по спине. Меня переполняли самые разные чувства. Усталость, боль и тоска. Но сильнее всего злость. На Лорда, за то, что заставил Мэтта так рисковать. На Сорами, которая отправила нас в это опасное путешествие. На родителей Мэтта, что всю жизнь заставляли парня скрывать то, что он чувствует. Немного на самого Мэтта, который смеет говорить о себе такие глупости. Даже на ребят, что, казалось, забыли о недавней трагедии и живут счастливо. Но больше всего на себя. Я должна была сразу ему сказать всё, что я думаю об этой ситуации. Что я не виню его в смерти Эйприл, что я горжусь им. А я не сказала. Замкнулась в себе, когда бесконечно дорогой мне человек нуждался во мне.       Однако, я успела. Он успел. Мы успели поговорить перед тем, как сломались. Успели вновь довериться друг другу, а не по привычке убиваться где-то в углу комнаты в полном одиночестве. В этот раз я не мертва и не Оливия. В этот раз я не зациклена на себе и не завидую никому. В этот раз я рядом. В этот раз я не осуждаю никого: ни его, ни себя. В этот раз я это я, я не отталкиваю, не ругаюсь. Я плачу, и это хорошо. Мы чувствуем, а это главное. И, чувствуя что-то вместе, ощущая, что мы не одни, мы обязательно справимся. Слёзы перестали течь из моих глаз, и скоро я совсем прекратила всхлипывать. Моё дыхание выровнялось, и я почувствовала странное облечение. Чувствовала ли я сожаления, тоску? Безусловно. Лежали ли они тяжёлым камнем у меня на душе? Нет. Отчаяние исчезло, растворилось в мягких ночных сумерках. Руки больше не хотелось опускать, наоборот, хотелось бороться. Я сделала глубокий вдох и посмотрела вдаль, на линию горизонта, где уже розовела тоненькая полоска: потихоньку разгоралась заря. Совсем скоро взойдёт солнце. — Знаешь, я думаю, надо перевести Юни в Миолскую академию, — Кайто задумчиво посмотрел на луну, постепенно блекнувшую. — Она на меня совсем не похожа, и я боюсь, что то, что делало меня сильнее, сломает её. — Ты имеешь в виду, строгость твоих родителей? — Мэтт не переводил тему. Он, видимо, тоже неожиданно понял, что жизнь продолжается. Что есть будущее, что наступит момент, когда нас снова начнут волновать мелочи. И, конечно же, первое, о чём он подумал — его младшая сестра. — Вроде того. И не только строгость. Те методы воспитания, что они применяли ко мне, совсем не подходят для неё. Она не может быть спокойной постоянно. Она и не должна. А вот самостоятельности ей стоит поучиться, как и эмпатии. Как по мне, Академия — лучшее место для этого. — Да, ты прав. Я помню Юнити. Она ещё в раннем детстве была такой. Девочка-ураган, любопытная, но ужасно обаятельная, — вспоминая чудо-девочку, я почувствовала сильный прилив нежности. — Она и сейчас такая же, — рассмеялся парень, — Только теперь ещё и шантажирует меня постоянно. И делает поспешные выводы. — Насколько поспешные? — Она думала, что я влюблён в Оливию, потому что я отправил ей сердечко в переписке. — Я тоже так думала… — я неловко дёрнула плечами. — Не из-за сердечка, конечно. — Боже, неужели я так себя вёл? — Да нет, сейчас я понимаю, что ты просто очень хороший и добрый человек, и Лив тебе как сестра. Но тогда мне казалось, что все в неё влюблены. Она была для меня чем-то вроде идеала. А в идеал влюблены все. Даже мой лучший друг, — я сделала небольшую паузу. — Сейчас мне стыдно за эти мысли. Я где-то в глубине души думала, что у сестрёнки нет проблем, представляешь? Что она всеми любима, и что нет на свете того, кому бы она не нравилась.Что всё в её жизни идёт как по маслу, но потом, — я обхватила руками колени, — Но потом я увидела её воспоминания. Не все, но мне хватило. — Так, — Мэтт положил мне руку на плечо. — Мне безусловно приятно, что ты такого хорошего мнения обо мне, однако, именно потому что я хороший и добрый человек, я позволю себе спросить у тебя: что ты видела? Или это личное? — Я не знаю, как к этому отнесётся Ливи, однако, я ужасный человек, поэтому я расскажу всё, что видела. Думаю, ты имеешь право знать, — я неожиданно горько усмехнулась.       И рассказала всё. Все те несколько болезненных воспоминаний, которые увидела сама. И с каждым рассказанным моментом мне становилось всё легче на душе. Постепенно заря охватывала небо, и когда я закончила свой рассказ, упустив лишь деталь с самоубийством, первые лучи солнца робко выглянули из-за горизонта. Мэтт покачал головой, глубоко вздохнул и… погладил меня по плечу. Казалось, он хотел что-то сказать. Что-то длинное, что-то проникновенное. Но озвучил лишь: — Теперь мы оба знаем, через что она прошла. И это хорошо. Но ты, пожалуйста, помни. То, что ты этого всего не знала, не делает тебя плохим человеком. Ты поняла всю её боль в итоге, и сделала для себя выводы. А это ведь и есть она — суть жизни. Понимать ошибки. Делиться чувствами. И не скрывать провалы. Жаль, что мы с тобой поняли это таким образом. — Жаль, — тихо кивнула я, и вдруг, посмотрев на ярко-розовое зарево и дорожку солнечных лучей на свежей, мокрой от утренней росы, траве, слабо улыбнулась. — Давай погуляем. Хотя бы по двору. Так хорошо на улице, а мы скоро уезжаем. Кто знает, может быть, это последний мирный рассвет в нашей жизни? — Ну, раз последний, — Мэтт встал и протянул мне руку.       И мы, в пижамах и босиком, улыбаясь друг другу, прошлись по мокрой траве. Затем немного задержались у пруда, разглядывая розоватые в свете утренних лучей, кувшинки. Прошлись под деревьями, понюхали расцветшие кусты на заднем дворе, вдохнули запах моря. И дошли до угла дома, где находилась беседка. Не та, в которой мы в хорошую погоду ели, а та, куда никто до сих пор не заходил. Обвитая плющом и хмелем, она в полном одиночестве стояла где-то у забора. Облезлая краска, заросли шиповника вокруг и мох на крыше лишь подтверждали мои предположения о том, что беседка стоит тут с незапамятных времён. Наверное, её просто-напросто забыли снести. Однако когда мы подходили к заросшей, еле заметной дорожке, ведущей туда, я вдруг заметила там какое-то движение и услышала приглушённые голоса. Быстро ухватив Кайто за руку, я метнулась к стене дома и спряталась за углом. Теперь, по идее, нас не было видно. — Тише, — сказала я одними только губами. — Хочу понять, что происходит.       Приглядевшись, я поняла, что в беседке Сэм и Оливия. Они о чём-то тихо говорили, и подслушивать их не входило в мои планы. Скорее мне было интересно, почему они здесь в такую рань, хотя, наверное, я знала ответ на этот вопрос. Во всяком случае, я не двигалась и не отпускала руку Мэтта, чтобы он не уводил меня отсюда и не подводил ближе. Сейчас я хотела лишь одного: слиться с окружающим миром, стать тенью и услышать то, что хочет сказать Сэм. А он что-то определённо хотел сказать, вот он сцепил руки в замок и завёл их за спину, вот он поднял взгляд на Лив, ожидая, пока она закончит свой тихий монолог. Походу, она говорила о том, что волновало её бесконечно. О своей «ненастоящей» природе, о том, что она заняла чужое место. Я хотела рвануть туда со всех ног и сказать сестрёнке, что это не так, но неожиданно Мэтт сильнее сжал мою руку, будто бы понял мои намерения. Правильно. Моя импульсивность тут ни к чему. Сэм сам справится. — Слушай, — сказал Аями слишком громко для тихого июньского утра. — Я не умею говорить красивые речи, как Сильви или наша сладкая парочка, однако. Однако ты никогда не была кем-то другим. Ты — Оливия Савэйрин, и всё тут. Не клон, не существо какое-то неправильное. Ты человек. Мы все любим тебя не за то, чьё имя ты носишь и не за то, как ты родилась. Мы любим тебя за твой искренний смех, за твою доброту и отзывчивость. За твои разговоры, за твои неловкие улыбки. Да просто, за то, что ты существуешь. Нам с тобой хорошо, потому что ты это ты. И мы бы не чувствовали то же самое рядом с Эйприл. — А говорил, красиво говорить не умеешь, — грустно усмехнулась Лив, затем вздохнула и также неожиданно расплакалась. Сэм терпеливо обнял её и прижал к себе, как самое дорогое сокровище, что у него есть. Хотя, почему как? Его увлечение, лёгкая симпатия, давно уже переросли в нечто большее. Совершенно бесподобное и волшебное.       Когда сестрёнка прекратила всхлипывать, он нехотя отстранился, и вдруг достал откуда-то ножницы. Окинув Лив взглядом, Аями с хитрым прищуром спросил: — А чтобы сохранить свою индивидуальность, не хочешь обрезать волосы? — Всмысле? — Оливия округлила глаза. — Вот так, просто? — Живём только один раз! — миролюбиво дёрнул плечами Сэм. Ливи мило хихикнула, повернулась к Сэму спиной и поправила волосы. — Тогда я хочу, чтобы это сделал ты.       Аями с удивительной аккуратностью и медлительностью, никак ему не свойственной, заработал ножницами. И вскоре, прическа была сделана. Оливия с волосами чуть выше плечей не стала выглядеть хуже. Напротив, я ужасно удивилась, как ей пошла эта причёска. В лучах утреннего солнца её глаза сверкали, а короткие пряди развевались на ветру и казались в море утреннего света сотканными из золота. Сестрёнка радостно и облегчённо вздохнула и бросилась Сэму на шею. Тот замер, положил ножницы и обнял её в ответ. Казалось, на щеках у него появился румянец. А может, это просто была игра света. — Я рад, что смог сделать для тебя что-то стоящее, — сказал он наконец. Оливия отстранилась и удивлённо наклонила голову. — М? Но ты всегда делаешь важные вещи для меня, разве нет? — Да, но… Ты понимаешь, Мирка и этот оболтус, Мэтт, они могут намного больше, чем я. Есть у них какое-то спокойствие, умение морально поддержать, утешить. Хоть Мира иногда бывает резковата, а Кайто периодически тот ещё зануда, оба они имеют особенность хорошо улавливать нужный момент, чтобы поддержать и подобрать правильные слова… — Ты себя недооцениваешь! — Может быть. Но мне так хотелось оберегать тебя до конца своих дней, так хотелось делать твою жизнь счастливой. Когда я узнал, что ты на самом деле мертва, я, казалось, был разбит. И… И я дал себе обещание, что пока ты с нами, я буду делать тебя счастливой каждый день, но… — Ты ведь делаешь… — Я бы хотел сделать для тебя больше, Ливи. Я хотел бы подарить тебе свою жизнь, я… Я люблю тебя, — сказал и прикрыл руками лицо.       Наступила тишина. Сердце моё забилось так, будто бы признавались мне, а не ей. Лицо Оливии же выражало удивление и смущение. Казалось, в её голове не было и мысли о том, что она могла вызывать у кого-то такое чувство. Ливи схватилась обеими руками за деревянный столик, и оперлась на него так, что тот скрипнул. Рот её был приоткрыт. Я как-то странно дёрнулась, и Мэтт, стоявший сзади, посмотрел на меня и понимающе кивнул. Мы оба знали: чувства Сэма обречены. Оливия не чувствует этот вид любви. Она не может. Она любит весь мир, меня, друзей, всё, по чему скользит её светлый взгляд. Но она не чувствует романтической любви. Она не знает, каково это, и никогда не узнает. Это не плохо. Пока тебе не признаются. Наверное, очень неловко и грустно, будучи очень добрым человеком, понимать, что не можешь ответить взаимностью. — Прости, — вздохнул Сэм, пока Лив ещё не пришла в себя. — Я не должен был говорить этого. Я не хотел, чтобы ты знала, ведь ты асексуал, аромантик, а ещё очень добрая девушка. Но знай, — Сэм сделал небольшую паузу. — Знай, я не требую от тебя чего-то взамен. Моя любовь полностью альтруистична. Я хочу, чтобы ты была счастлива, и всё. И больше ничего. — Сэм, я… Мне очень жаль, что я не могу ответить тебе взаимностью. Я люблю тебя, как друга. Как прекрасного человека, который дарит окружающим свет каждый день. Как того, кто может быть серьёзен и беспечен одновременно. Для меня счастье общаться с тобой. Я не могу тебе дать свои взаимные чувства, но могу дать лишь одно. Я могу лишь… Сказать, что твои старания не напрасны. Я была счастлива с тобой. Каждую минуту. Ты мой самый лучший друг, Сэм, в прямом смысле до смерти.       Сэм взял Лив за руки и тихо, так, что я еле смогла услышать, сказал: — Я бесконечно рад.       Они снова обнялись, и, через некоторое время уже улыбались. Мы с Мэттом решили, что лучше оставить этих двоих наедине, и пошли обратно на задний двор. Обернувшись в последний раз, я увидела Оливию и Сэма, весело смеющихся над чем-то. Солнце пробивалось сквозь заросли шиповника и освещало их лица, а ажурные ветви растений отбрасывали на них узорчатые тени.       Мы же дошли до самого большого куста и уселись на траву, всё ещё мокрую и прохладную. Но холодно нам не было, от произошедшего в беседке у меня стремительно поднялась температура, и сердце всё ещё билось очень быстро, будто бы там, на месте Оливии, была я. Отдышавшись, я вдруг задумалась, насколько же плохо я знаю Сэма. Я не знала, каким он может быть аккуратным и внимательным. Насколько он серьёзен в своих намерениях, и насколько спокойно может говорить. Перед моими глазами всегда стоял совершенно иной образ Аями. И только сейчас ко мне пришла, казалось бы, простая мысль. Сэм не несерьёзный ничуть. Он просто умеет разделять по какой-то особой системе важное и неважное, сиюминутное и долгосрочное. В голове его вовсе не бардак, как говорили многие учителя. Это сложная форма порядка, до которой мы просто ещё не успели додуматься, понять её механизм. Сразу вспомнилось, как бойко отвечал он на викореннском, хотя готовился хуже всех. Как в нужный момент принимал самые верные решения. Как принимал и понимал тех, с кем враждовал. Внутренний мир Аями не так прост, как кажется. До чего же, всё-таки, сложен и интересен человеческий характер! — Сэм на самом деле намного серьёзнее, чем кажется, — задумчиво сказала я. — Да, и намного сильнее, — кивнул Мэтт. — Мне он тоже сначала казался таким. Имею в виду таким, каким его видят учителя. Несуразным, неаккуратным, с шилом в одном месте. Но в какой-то момент я вдруг понял, что он намного серьёзнее и умнее, чем кажется. Возможно, даже умнее, чем вся наша компания вместе. Он просто никогда не выкладывается полностью там, где этого можно избежать. Он накапливает энергию и выплёскивает её только туда, куда ему нужно. — Ты прав, мне прямо-таки завидно стало! — Я тоже завидую. Я в глазах общества более сознательный ученик, но я понимаю, что часто трачу на учёбу слишком много времени, пытаясь добиться идеала, а как только этого идеала добиваюсь, ощущаю жуткое истощение. Так что да, мне есть чему поучиться у друга. — А я не думала о том, как я учусь. Я просто учусь в своём темпе, и всё, — не стала врать я. — Счастлива и бессознательна, — усмехнулся Кайто. — Именно, — улыбнулась я. Затем мысли мои медленно переключились на Оливию, и я решила плавно перевести тему. — Немного грустно за Лив. Наверное, тяжело осознавать, что в тебя влюблены, а ты не можешь ответить взаимностью. — Да? Я не знаю, к счастью, я никогда в подобной ситуации не был. А ты, мне кажется, примерно представляешь, — и внимательно посмотрел на меня.       Меня передёрнуло, будто бы по телу прошёлся электрический разряд. Снова стало жарко, и я отвела взгляд в сторону, чувствуя, как кровь приливает к моим щекам. Я, право, не понимала, что происходит со мной в такие моменты. Хотелось кричать, и одновременно спрятаться куда-то и сидеть там, не высовываясь. Сердце билось быстрее, чем на контрольной по магиохимии, но я чувствовала себя странно-счастливой. — Вау, я не хотел так сильно смущать тебя, — добродушно улыбнулся парень, и я наконец-то подняла на него глаза. — Но, я говорил не только о себе. Я скорее даже о Раяне, ты ведь ему почти что сердце разбиваешь своим равнодушием. — Не напоминай, — подавленно отозвалась я и нахмурила брови. — Эти создатели романтических сериалов и шуток про френдзону совсем не знают, каково быть с другой стороны! К счастью, я о Раяне пока почти не думаю. Однако, когда всё это закончится, мне надо будет как-то разъяснить ситуацию. Я же почти впервые имею дело с чужими чувствами. И, если честно, вообще не понимаю, откуда на мою бедную голову эта любовь свалилась. Вроде всю жизнь не нравилась никому, а тут Бац! И получите, распишитесь. — Слушай, прости, что спрашиваю это, вроде ситуацию усугубляю, но… Ты сказала, что о Раяне не думала, а… обо мне?       Я замерла. Мэтт выглядел очень смущённым и одновременно радостным. Он смотрел будто бы не на меня, а сквозь меня. И тут я действительно задумалась: думала ли я о нём? Не только о том, что происходит между нами, а вообще? Погрузившись в воспоминания, я обнаружила нечто удивительное. Засыпая в академии, на полу в старом доме, в замке, в отеле, я думала о нём. Когда я утопала в болоте в Лесу падших душ — вспоминала о нём. После смерти Эйприл, даже когда меня одолевала тоска и ощущение безнадёжности, я всё равно находила время для подобных мыслей. Я часто анализировала то, что Мэтт сказал, часто прокручивала его слова в голове несколько раз. Я не просто не могла сказать, что не думала о парне. Я бы соврала, если бы сказала, что думала о нём столько же, сколько обо всех остальных. Я слишком много думала о Кайто. — Да, — неожиданно резко сказала я, смело смотря Мэтту в глаза. — Постоянно.       И, кажется, мне снова стало жарко. Я отвела взгляд и начала нервно водить рукой по мокрой и мягкой траве. Затем краем глаза посмотрела на друга. На щеках его алел румянец, и он, казалось, сдерживал улыбку. И, почему-то, когда я увидела его таким смущённым и радостным, мне стало легче. Я перестала прятать глаза и тоже улыбнулась. Мои чувства мне ещё малознакомы, и я буду узнавать себя ни один год. Но, кажется, сегодня я окончательно поняла лишь одно. Я влюблена, по-настоящему влюблена в него. Влюблена в своего друга детства, в человека, который всегда был рядом со мной. Я влюблена в Мэтта. — Что же, мы квиты, — усмехнулся Кайто. — Но, знаешь, я рад. Я кивнула, ошарашенная сделанным мною открытием. — Давай поспим, — миролюбиво предложила я. — Завтра пойдём к Сорами. Скоро уже отъезд, а нам ещё столько всего надо сделать. — Ты точно готова? — Да. В какой-то степени у меня теперь появилась ещё одна причина победить. Разошлись мы, когда красное зарево на востоке постепенно растворилось в голубизне ясного летнего неба. Я, как была, в слегка промокшей пижаме, зарылась под одеяло и мгновенно заснула, так и не подумав ни о чём, что меня терзало. Впервые за эту беспокойную неделю.       Проснулась я в районе двенадцати дня. По-летнему прохладное утро сменилось жарким днём, и на скинутом во сне одеяле играли солнечные лучи. В комнате я была не одна — на соседней кровати мирно посапывала Оливия. С улицы доносилась сладкая птичья песня, а с нижнего этажа — утренние суетливые разговоры. Ребята завтракали. Не будя сестру, я поспешила переодеться в футболку и шорты, а затем умыться. После всех утренних процедур, я сбежала по лестнице, на ходу собирая волосы в хвост. Сегодня было до неприличия жарко, и распущенные волосы, пусть и не очень длинные, сильно бы меня стесняли. — Всем доброе утро! — как можно бодрее сказала я и оглядела стол, щедро накрытый различными вкусностями.       На самом деле, отель, в котором мы разместились, имел при себе довольно неплохую столовую, но как только мои родители переступили порог этого места, все очень резко перешли на домашнюю еду. Тут нечего скрывать, мама и папа всегда хорошо готовили. Дома у нас они занимались едой по очереди. И это были удивительные кулинарные изыски, претендующие на место в самом дорогом ресторане Анеки. Но самое весёлое происходило, когда они готовили вместе. Их дуэт был непобедим. Словно боевые партнёры, мама и папа храбро справлялись с самыми сложными и вкусными блюдами. И, видимо, в противовес такому кулинарному таланту, у меня никакой предрасположенности к готовке не было. Огромных усилий мне стоило лишь научиться жарить яичницу, что уж говорить о чём-то сложнее! Но не будем о грустном.       Огромный стол выглядел крошечным в окружении всей нашей странной компании и заваленный различными вариантами завтрака. Я оглядела всех, наверное, слегка растерянным взглядом. Мама и папа беседовали о чём-то научном, мне совсем неясном. Я из их разговора понимала лишь некоторые термины из школьного курса магиологии и местоимения. Рядом пристроилась Сильвия с книгой в руках, хотя она в основном не читала, а разглядывала стол и улыбалась всем присутствующим. Рядом с ней примостился Элиот, который периодически отвлекался от поглощения блинов с чрезмерным количеством карамельного соуса, рассказывая анекдоты, с которых очень сильно смеялся Джеймс, сидящий напротив. С одной стороны от Джеймса сидел Раян со своим привычным выражением лица. Однако, периодически губы его растягивались в полуулыбке. С другой же стороны устроилась Сэн, по-хозяйски положив локоть на стол, она также что-то вещала, сидящему через три стула от неё Мэтту и устроившемуся рядом с ним Шарлотте, которая честно пыталась есть аккуратно и красиво. Рядом завтракали Элли и Кеита, немного смущённые нашей дружной компанией, они тихо переговаривались между собой. И замыкали круг Леди Соннел и Мистер Лоноэ, о чём-то мирно беседующие. — Доброе утро, спящая красавица! — ехидно улыбнулась мне Сэн. — Ну что, опять шашлык снился? — Да ты не поверишь! — так же ехидно ответила я. — Мне сегодня снился вовсе не шашлык, а хот-дог! — Какое разнообразие, — одобрительно закивала Аями. — Тут твой прекрасный принц тебе место забил. — Вообще-то, не только ей, — пробурчал Раян, кивая на три свободных места рядом с Мэттом. — Он своим друзьям места занял. — Раян, солнце, а можно я сам решу, кому и по каким причинном я место забил, — усмехнулся Кайто. — Садись, Мира. — Спасибо, — я села рядом с парнем и налила себе чаю из маленького заварника. В нос ударил приятный запах манго и жасмина. Я радостно улыбнулась: лучше зелёного чая может быть только цветочно-фруктовый чай. — Как спалось? — Я бы предпочёл поспать ещё пару часов, — улыбнулся парень. — По крайней мере, теперь я наконец-то понял твою любовь ко сну! — Вот видишь! Надо было раньше тебя посреди ночи разбудить!       Мэтт хотел было что-то ответить, но тут все резко замолчали и посмотрели на дверной проём. Я удивлённо последовала их примеру, и также изобразила сильнейшее удивление на лице, хотя, на самом деле, ничего удивительного я там не увидела. В дверях стояли Сэм и Оливия, не держась за руки, но очень близко друг к другу. Волосы сестрёнки слегка касались её плечей, и на лице её играла счастливая улыбка. Сэм тоже улыбался. Слегка устало, но искренне. Оба были немного растрёпанные, уставшие, но счастливые. На щеке у Лив красовалась царапина. — Ой, кажется, мы проспали, — хихикнула сестрёнка. — Вместе? — попытался пошутить Элиот и тут же получил книгой по затылку. Вот это у Сильвии реакция. — Ай, за что! — За то, что ты балбес, — ответила Сил и вновь, как ни в чём не бывало, открыла книгу. Оливия опустилась на стул рядом со мной, и лишь улыбнулась на мамин вопрос о том, кто подстриг ей волосы. Родители видно решили её не трогать по этому вопросу, так что сестрёнка и Сэм, устроившийся между ней и своей сестрой, принялись завтракать, не произнося ни слова, но улыбаясь друг другу, заговорщески хихикая. — Ливи, ты где поцарапалась? — прошептала я сестре на ухо. — Мы с Сэмом, — так же тихо ответила она. — Сегодня утром ходили на пляж. Но не на песчаный, а на тот, дальний. Ну и я ветку задела… — Звучит очень здорово, — улыбнулась я.       Оливия стала смелее. Так странно и резко, и так удивительно произошли в ней эти изменения. Наверное, так и должно было быть. Видимо, таков побочный эффект заклинания. Осознав себя полноценным, отдельным человеком, она начала пробовать жизнь на вкус. Такую, какая она есть, сложную, полную мелких неприятностей. Приняв себя, такую несовершенную и удивительную, осознав, что она никому ничего не должна, сестрёнка наконец-то стала счастлива. И эта мысль о том, как она, вероятно, с горящими глазами, смотрела на накатывающие на крутой берег волны, как она улыбалась восходящему солнцу, делала и меня удивительно счастливой и сильной. Она уже мертва, но всё равно живёт. Она наслаждается этим миром. А значит, я не имею права опускать руки. Пока у меня есть ради кого жить, я буду стараться изо всех сил!       Завтрак шёл своим чередом. И я, увлечённая своими мыслями, даже не заметила, как мамин монолог по поводу исследования вспышек магии на Южном континенте привлёк внимание Сэма. Как они совершенно неожиданно для меня начали говорить вдвоём, как Аями что-то предлагал, а мама объясняла ему, что он не учитывает. Как он также умело бросался сложными терминами, и остроумно что-то подмечал. Разговор тёк как по маслу, а рты всех завтракающих постепенно широко раскрывались, челюсть становилась ближе к полу, а брови, напротив, будто бы желали оторваться и куда-то улететь. Спокойно продолжали трапезу только Мэтт и Оливия. — На самом деле, — говорил Сэм меж тем. — Я хочу стать магиологом, поэтому и обратился за советом, насколько хорош Миолский университет.       Эта информация меня окончательно добила, и я чуть-чуть сползла со стула. — Миолский университет хорош в этой отрасли, образование там на высшем уровне. Тягаться с нашей кафедрой магиологии может лишь Магический университет Каролины, да и то, не во всех направлениях. — Это хорошо, — в такой же важной манере ответил Аями. — Мне не очень хотелось бы прощаться с друзьями на время обучения.       Я была не в силах больше терпеть потрясения, и посему тихо спросила у Мэтта лишь один вопрос: — И как давно ты знаешь об этом? — при этом зачем-то взяла его за руку. Непонятно. — С прошлого года, — ответил друг, будто бы нарочно приблизившись ко мне так, что он еле не касался губами моего уха. — Лив ещё раньше знала. Сэмми не любит об этом распространяться, боится сломать образ раздолбая-бунтаря… Я приятно удивлён, что он вступил в разговор. — Рада, что он осмелился, — улыбнулась я, и продолжила одолевать блины, постепенно окунаясь в продумывание плана сегодняшнего похода в лес. ***       Погода сегодня была прекрасной. В лесу солнце не палило, как на пляже, а лучи его мягко касались наших макушек и плечей. Не было видно и вредных насекомых: надоедливые болотные комары попрятались от жары, а клещей в Айсавэрском лесу никогда не было. Слабый сухой ветер слегка трепал зелёные кроны деревьев, и деревья мягко шелестели листвой в ответ. Вся земля была усыпана цветами — большими и маленьким, яркими и невзрачными. Небольшие, подрастающие, деревья, гнули свои тонкие стебельки и приветливо махали своими нежными листочками. Пчёлы, приветливо жужжа, перелетали с одного цветка на цветок. Изредка в лесной глуши мелькали пёстрыми крылышками бабочки. В ушах звенели птичьи голоса: все они сливались в одну многообразную и цепляющую мелодию. В лесу было спокойно. Он совсем не походил на то холодное и жуткое место, каким встретил нас тогда, уже в прошлом месяце. Но желания бродить тут битый час не было ни у кого. Слишком свежи были те жуткие воспоминания о болотах и вепрях, о вампирах и густом тумане. — Команда по спасению мира, — кратко сказала Сэн, и её громкий голос на миг заглушил тихую музыку леса. — Чего? — не понял Элиот. — Ну и глупый код!       Но его претензия была проигнорирована.       Неожиданно появился блестящий фиолетовый мост, как в тот раз, когда мы возвращались домой. Он в мгновение ока возвысился над лесом и пригласил нас встать на него. Снова идя по полупрозрачному мостику, я задумчиво разглядывала верхушки деревьев. Как же тут было красиво! С высоты Лес Падших Душ напоминал бесконечное зелёное море, застывшее в своём величии. Где-то был его конец: совсем незримый и прекрасный. На линии горизонта маячили горы, и только солнце нещадно палило. Редкие белёсые облака совсем не препятствовали этому. Тогда я была полностью охвачена своими переживаниями, и не смогла заметить эти прекрасные пейзажи. Этот мир так красив! Не должны люди исчезать, не должны. Не должен никто рушить эту гармонию. Было бы здорово снова жить как обычная девушка, не знать об этом ничего и… Я осеклась. И у меня тогда не было бы магии? А как без магии? За этот короткий отрезок времени мои магические способности стали неотъемлемой частью моей жизни. И, наверное, я бы не смогла жить без магии.       Мост пошёл вниз. Мы медленно спустились в лесу прямо перед домом Сорами. Сейчас, в лучах летнего солнышка, он выглядел очень уютно и скорее напоминал пристанище доброй старушки, нежели дом удивительно сильной, как духом, так и магически, женщины. Я бодро подошла к двери и постучала в дверь. Сорами тут же её открыла и приветливо мне улыбнулась. Вид у неё был слегка потрёпанный, но в целом очень радостный и воодушевлённый. — Мирель, я так рада, что с тобой и ребятами всё в порядке! — она слегка приобняла меня и стоящую рядом Оливию. — Как только лже-Аэтиуса убили, воспоминания вернулись ко мне! Мне так жаль! Я была неосторожна с ним, и он изменил мою память, из-за чего я подвергла вас такой большой опасности! Но вы молодцы, что справились со всем. Ну не стойте на пороге, заходите!       Она посмотрела на Мэтта и утвердительно кивнула ему. Парень выпрямился и улыбнулся. Мы вошли в дом и уселись на неизменный диванчик. Тут Сора заметила Элиота, и лицо её изменилось. Брови сдвинулись к переносице, руки сжались в кулаки, а глаза, казалось, метали молнии. — Элиот Рейсс! Псина ты сутулая, посмотрите на него, объявился! Не было, а тут на тебе! Вот это сюрприз! А она же тебя ждала, до самого конца ждала! — Сора, спокойно, ну зачем же кричать, — вздохнул парень. Он также изменился. Его раздражающая полуулыбка сползла с лица, и он устало и грустно опустил глаза. — Я был у родни. Я хотел жить с Ней, и ради этого я пожертвовал всем, даже честью и своим титулом. Но когда я приехал, она… — Мог бы хотя бы сказать ей, — не унималась Сорами. — Она думала о тебе всё это время! — Простите, но… — вмешалась Сильвия. — О чём вы?       Оба резко замолчали. Сора посмотрела сначала на Сильвию, потом на Элиота. Затем подняла глаза, будто бы о чём-то задумалась. Такое ощущение, что она неслышно считала что-то. — Это кое-что, о чём ты узнаешь позже, — эти слова Сорами сказала совершенно не снисходительно. — Богиня с тобой, Элька, останешься тут, мы с тобой обсудим несколько вещей… О ней, и не только о ней.       Я задумалась. Очевидно, что «она» — девушка, которая любила Элиота. И очевидно, что Сорами её знает. А ещё об этом нельзя знать Сил. Наверное, «она» — это Лилика… Хотелось бы узнать об этом подробнее, но я и так превысила лимит подслушанных разговоров, так что не судьба, наверное. Можно будет потом узнать это от Элиота, но не сегодня. Сегодня придётся терпеть и теряться в догадках. — Ах, точно! — в этой суете я совсем забыла о самой важной новости. — Сфера… Она… Не выдержала, — в этот момент Мэтт развернул на столе мешочек, где были осколки некогда мощного артефакта. Места раскола всё ещё поблёскивали, говоря о наличии магии. — Как?! — казалось, Сорами была поражена до мозга костей. Она застыла, и лицо её выражало настолько сильное удивление, что все мы на некоторое время поверили, что на самом деле она не знает выхода из этой ситуации. — Только самые мощные заклинания могут разрушить её! Так, неужели… Оливия, Мирель, вы… — Да, — кивнула я. — «Расскажи мне о своей катастрофе». Слышали? — Конечно, — мягко улыбнулась Сорами и потрепала меня по голове. — Что же, я рада, что с вами всё в порядке. Вы очень сильные ребята, и я верила в вас с самого начало, а это, — Сора кивнула на сферу. — Это исправимо. Это сложно, но не так опасно, как то, что вы уже сделали. Вам не придётся подвергать себя риску, и никто больше не умрёт. — Ну так что? Что нам надо сделать? — от нетерпения Раян опёрся двумя руками на стол. — Не спеши, внучок, — как же непривычно, когда молодая девушка, которой нет тридцати, называет твоего ровесника внуком! — Для начала я познакомлю вас с вашим новым другом. Он поможет вам охранять артефакты.       С этими словами Сорами куда-то ушла. Несколько минут мы просидели в полной тишине, напряжённо ожидая того, что она может нам предложить. Она шла назад не торопясь, прижимая к груди какую-то корзинку. Там, в лоскутках мягкого флиса, как маленький котёнок, сидел дракон! Совсем небольшой, тело его было сантиметров двадцать длиной. За спиной у него были сложены маленькие крылья с кожистыми перепонками, маленькую головку украшали извитые рожки, что сейчас были не острее хорошо заточенного карандаша. На лапках, как у ящерицы, были небольшие коготки, а длинный хвост, который, если выпрямить, был бы примерно как две трети тельца, оканчивался тремя небольшими шипами. Его большие янтарные глаза с вертикальными зрачками смотрели на нас без злобы, а рот был приоткрыт. Обнажая свои клычки, дракоша по-собачьи высунул свой раздвоенный язык и также по-собачьи дышал.       И это было бы самое милое зрелище, если бы ни два «но». Во-первых, он не выглядел, как карликовый дракон из учебника истории, а скорее напоминал стерегущего. А стерегущие драконы даже в самом раннем детстве не бывают такими крошечными! А во-вторых… А во-вторых, драконы, чёрт возьми, вымерли несколько столетий назад! Поэтому выражение бесконечного умиления на моём лице быстро сменилось на шок и удивление. Вот так всегда! Каждый раз мне кажется, что больше меня ничто не удивит, как получается какой-нибудь дракон! — Вы удивлены? — улыбнулась Сорами. — А по нам не видно? — заметила я. — Драконы, блин, вымерли несколько столетий назад, так откуда… — Не все драконы вымерли, — улыбнулась Сорами. — Конечно, вы больше никогда не увидите гигантских драконов, да и популяция стихийных сильно сократилась, но они… Они живы. Драконы спят, там, у сердца Южного континента, покрытого льдами. Что-то ужасное произошло в тот день, когда большинство драконов сбежало, что-то заставило их отправиться туда и погрузиться в глубокий сон. Мне эти знания не подвластны. При жизни Лилика занималась этим вопросом, но все её труды утеряны. Однако, около столетия назад, я обнаружила энергетический всплеск. Никто его не заметил в тот день. Те люди, что жили с драконами многие годы, те, кого называли драконоидами, нашли своё наследство. Их было двое. Две девушки, родственницы. Сами того не зная, они послали зов, слышимый только драконам и тем, кто тесно связан с запретной магией. Именно тогда я нашла его, драконье яйцо. Остатками своей силы я берегла его до того времени, как мне будет кому передать малыша. И вот, когда появились вы, я поняла: пришло время. Возможно, он не последний дракон на ваш век. Я не знаю. Правда, из-за того, что мне пришлось задержать его вылупление, он родился… карликом. Но вы не смотрите на него свысока: в нём есть сноровка и преданность стерегущего дракона. Он будет верным защитником вас и ваших артефактов.       Я кивнула и взяла корзинку с дракончиком в руки. Он что-то проурчал и, зарывшись во флис, задремал. Я блаженно улыбнулась и поставила корзинку на колени. — Надеюсь, никто не будет против того, что он поживёт в моей комнате? Это единственное место, где я могу контролировать зеркало, да и мы с Лив будем ухаживать за ним вдвоём. — Без проблем, — слегка разочарованно ответил Сэм. Наверное, он сам хотел дракона в постель.       Мы уселись поудобнее и приготовились слушать Сорами. Она сняла с полки карту и положила её на стол так, чтобы все мы могли видеть то, что там происходит. — Вам повезло. Артефакт был создан древними, что населяли леса Викоренны более семи столетий назад. Но это непроходимые и охраняемые места, и руины древнего храма до сих пор есть там. И до сих пор комната эта цела, ибо она неподвластна времени. Путь к ней лежит через множество ловушек, но вы не умрёте, проходя через них. Умереть на той земле практически невозможно. Храм находится в сердце леса, и путь туда знает Шаман. Он стар. Он жил там, когда я была малышкой, он живёт там сейчас. И он будет там жить, когда вы уйдете в подземный мир. Он — первый советник Богинь. И он проведёт вас туда. — Богинь? — удивлённо произнёс Джеймс. — А их разве не одна штука? — Ты скоро это поймёшь, — улыбнулся Элиот. — Это большая удача, что Эли с вами. Он прожил в этих местах много лет. Как и я. Это моё родное поселение. Сейчас это неприметная деревенька, и на ее окраине до сих пор живут те люди, что однажды приютили Лили. Также там есть кладбище, то самое, где похоронены все жертвы того пожара. Кое-что с ним связано, но это… Дело только меня и Мирель.       Я удивлённо ойкнула. — Я не стану вас отвлекать. Вся информация тут, — Сорами протянула мне конверт. Он выглядел как те самые конверты из волшебных сказок. Пожелтевший от времени, пахнущий пергаментом и с восковой печатью. — Запишите самое важное. Как только вы доберётесь до комнаты, вы должны дождаться восхода Луны. Прямо под лунным светом будет чаша. В эту чашу человек, что обладает магией драгоценностей, или близкой к ней, должен будет подставить руки под лунный свет и избавиться от всех сожалений. Тогда его сила объединится с силой, заключённой в чаше, и артефакт восстановится. Записали? — Да, записали, — быстро кивнул Джеймс. Я спрятала письмо в рюкзак. — Человек с магией драгоценностей — это я? — В нашем случае это ты, однако, Мирель, Оливия и Элиот тоже бы подошли, — мягко улыбнулась Сорами. — Это всё. Надеюсь, что скоро встретимся.       Мы поблагодарили Сорами и вышли. Прежде, чем оставить их с Элиотом вдвоём, я зачем-то подошла к ней и крепко-крепко обняла. Не знаю, что в тот момент было у меня на уме. Наверное, я хотела пожелать сил. И ей, и нам. До решающего момента остаётся всего чуть-чуть.