Жертвы обстоятельств

Снежинки падали на землю, слегка кружась и подрагивая на ветру. Небо было тёмно-синее, даже не фиолетовое. Таким чистым и красивым небеса бывают лишь раз в году. И этот день медленно приближался, и все мы ждали его с таким волнением, что каждое его упоминание заставляло наши сердца дрожать, а ладони потеть. Что говорить, День Черты всегда был моим любимым праздником. Меня всегда завораживали огни города, на которые было так здорово смотреть со скалы. Я любила пушистые ели и звёзды на их вершинах. Я ценила эту атмосферу праздника больше, чем кто-то другой в нашем городе. Поэтому и сейчас вышла за подарками для семьи. Но вместо того, чтобы делать полезные вещи, я стояла посреди главной площади, широко расставив ноги и запрокинув голову назад. Рот мой был слегка приоткрыт, но я ничего не могла с этим поделать. На руках моих были фиолетовые перчатки, а в глазах, походу, отражалась каждая снежинка, по крайней мере, это так ощущалось. Белоснежные блестки обжигали меня холодом, падая на и без того замёрзшие щёки и на язык. Дыхание у меня перехватило, и я забыла обо всём, что меня окружало. Я забыла и о подарках, которые ещё не успела купить, и о людях, обходивших меня стороной, и о том, что мама велела возвращаться к девяти. У меня вдруг появилось стойкое ощущение, что кроме меня и снега больше никого в этом мире нет. Только я и снег. Снег, падающий откуда-то сверху. — Мисс, проход загоражифаете, — услышала я откуда-то сбоку. Я покрутила голову и заметила парня старше меня примерно на три года. Он был высокий и темноволосый, а говорил с явным Каролинским акцентом. — А? — я слегка моргнула. Тот посмотрел на меня внимательно, а потом неожиданно улыбнулся.  — Мирелька! Прости, не узнал. Да и фыросла ты! — Кто вы… — тихо прошептала я, а потом вдруг встрепенулась. — Амос! — Не признала, да? Я федь тоже рос и крепчал с каждым годом, — хитро улыбнулся парень, обнимая меня. — Похорошела-то как! Женихи, наверное, толпами бегают. — Мне тринадцать, — мягко напомнила я парню. Это как раз было в мой первый день черты без Оливии. Она уехала за границу. Амос был старшим братом Айви, моей давней подруги. С ней я познакомилась почти сразу после отъезда Мэтта. Это был такой же зимний день, разве что на календаре в ту пору была осень, конец ноября. Айви была моим вторым другом. Она немного приглушила боль от разлуки. Мы вместе играли и гуляли, а позже оставались друг у друга на ночёвку. Вскоре к нашей «банде» присоединилась Оливия. Так мы и бегали по городу, делая всякие причудливые вещи. Но ничто не вечно. Спустя полгода Айви вместе с семьёй переехала в Каролину. И больше я о ней не слышала… — Как сам? Как Айви? Она помнит меня? — я чуть ли не прыгала от счастья. — Айви… Да, помнит, — криво улыбнулся Амос. — Мы приехали сюда месяц назад. — Да? Мы можем увидеться? Я забыла про всю осторожность и буквально повисла на парне. А мне было нечего бояться. Амос всегда следил за нами и помогал во всём. У нас с Лив никогда не было старшего брата, так что мы быстренько нарекли им братика нашей подруги. Амос не сопротивлялся. Вопреки всем стереотипам этот парень обожал возиться с маленькими детьми. Он мечтал стать учителем мифологии или гостологии, иногда читал нам лекции о призраках и мифических существах этого мира. Если подумать, именно благодаря Амосу я узнала про то, когда исчез последний дракон, как люди в древности называли голубое пламя, и какие истории рассказывали друг другу в те древние времена, когда магия не была частью быта, когда её боялись до дрожи в коленках, когда людей с необычной внешностью не пускали в города, когда Айсавэр считался Чёртовым континентом. Именно из уст этого человека я узнала о Южном континенте — крае Каролины, что будто бы исчез с лица нашей планеты, а затем был найден, скованным во льдах. Но больше всего мне нравилась легенда о Дне черты. Это было так давно, что я и понимала тогда мало что, да и помнила немного. Но об этой истории Амоса знали только вы с Айви и Оливией, это был наш маленький секрет… Мы втроём берегли историю аки крыло свинга, иногда шёпотом рассказывая её, уставившись на снег за окном, только чтобы не забыть… История заключалась в том, что в канун дня черты все люди, что уже мертвы, обретают физическое тело на всю неделю. Они могут помогать родственникам и друзьям, но после этого вся их память стирается, они забывают о своей прошлой жизни и… Перерождаются. И с тех пор, каждый декабрь, я внимательно всматриваюсь в лица прохожих, чтобы рассекретить призрака. Конечно, я их пока не увидела, да и не увижу я их никогда. Хотя каждый год не теряю надежды… — Где ваш дом? Он такой же большой, как и прежде? Почему вы переехали из Каролины? — Потому что… Мы идём ф больницу, Мира, — в этот раз голос парня звучал серьёзно. Он смотрел на снег, не улыбаясь, и шёл медленно, вскоре мне пришлось даже замедлить шаг. — Что с Айви? Почему в больницу? — Айви диагностировали рак. Стадия пока что излечима, фот только… Фот только отец не хочет лечить её. Мама перевезла нас фтайне от него, но у нас нет такого количества денег на операцию… — Как же… Так… Я замерла в недоумении. Рак… Тот самый рак, от которого ещё в прошлом столетии не было лекарства. Тот самый рак, которого боятся и сейчас. Тот самый рак, лечение которого стоит дороже, чем место на кладбище… Я не верила, что с Айви может такое произойти! Нет, она здоровая девочка… Она никогда не болела, перед отъездом в Каролину она была живее всех живых, так почему же сейчас всё иначе? Почему её отец против лечения? Они же богачи, их коттедж на другом континенте стоит целое состояние! Так что же не так?! Я просто беспомощно моргала, а по щекам моим катились слёзы. Айви была всего на год старше меня, ей четырнадцать! Четырнадцать лет, а уже такая ужасная болезнь… — Рак груди… Требуется удаление молочной железы полностью. Отец говорит, что не хочет, чтобы его дочь была бракованной! Бракованной, понимаешь?! Он, блять, не хочет, чтобы его ребёнку делали операцию, пока это фозможно, потому что она будет некрасивой! Амос уже кричал и тоже плакал. Он так старательно выговаривал «в», что я даже не чувствовала в его речи каролинского акцента. Мы стояли вдвоём в парке и ревели от горя и жгучей несправедливости. Чувства парня передавались мне будто бы силой мысли, и я прекрасно понимала его. И тоже злилась. И мне тоже хотелось вопить от боли, ненавидеть отца Айви и Амоса всей душой. Ведь я всегда любила свою подругу. Даже несмотря на разлуку, я очень-очень привязана к ней. Хоть мы и не виделись, и переписываемся редко, будто бы ради контроля. Но я хочу, чтобы она жила! Я не хочу, чтобы её жизнь прерывалась! — Он серьёзно? Он был самым богатым в нашем посёлке, он считался самым умным! И вершит такие глупости! Тупые стандарты красоты! Тупые люди! — кричала я. Кричала до хрипоты. За всю свою жизнь я впервые столкнулась с чем-то таким. Иногда я слышала нечто подобное по телевизору или от соседей. Я видела много бездомных людей, огромное количество сирот. Я видела захоронения погибших во время эпидемии чумы, но... я не была готова к тому, что человек, которого я считала своим кумиром, выше жизни дочери поставит столь глупую вещь. — Айви хотела тебя уфидеть, — сказал Амос уже спокойно, хоть в его глазах и горело пламя. Он потерял голос. — Она так и сказала фчера фечером, смотря на снежинки. — Пойдём, — просипела я, делая неожиданно тяжёлый шаг в сторону детской больницы. — И знаешь… Давай зайдём на рынок и купим Айви гирлянду. Если это не запрещено… Она же всё ещё любит гирлянды, да? У палаты Айви Амос остановился и слабо улыбнулся мне. Я сначала не поняла, что он имеет в виду, а потом до меня дошла мысль о том, что парень не хочет заходить. И я, морщась от запаха лекарств, зашла в палату, прикрыв за собой дверь. Айви сидела, прикрывшись одеялом и смотрела в окно. Она выглядела такой слабой и очень похудевшей. Волосы на голове, те пышные волосы, которыми она так гордилась, стали похожи на обвисшие сосульки, щёки впали, а взгляд был устремлён в совершенно иную сторону. Я старалась ступать тихо и не смотреть в сторону странного рода медицинских конструкций. Один их вид заставил бы меня плакать. — Привет, — тихо сказала я. — Это я, Мирель… — Мирель? — девочка развернулась ко мне и в её прекрасных глазах неожиданно промелькнула искорка. — Ты...Ты дейстфительно пришла! И она потянула ко мне свои худые и слабые руки, прошептав что-то про то, что рак не заразен. Я осторожно обняла её слабое тело. От Айви пахло лекарствами и магией… А когда-то она пахла конфетами с карамельной начинкой, лавандой и блинчиками. Когда-то её волосы были пышными и красивыми, а щёки пухлыми, румяными. Но это всё та же Айви. Также горят её глаза и тот же нежный, тихий голос. И цветок в волосах. Каория. Ярко-жёлтая. — У меня для тебя кое-что есть! — улыбнулась я и прикрепила к окну гирлянду. В День Черты все вешают гирлянды на окна. Примета такая: чьё окно в этот день сверкает, того удача в следующем году ждёт — Фау… Я думала, что больше никогда не уфижу этих огней… — чуть ли не всхлипывая, ответила мне Айви. — Садись, погофорим, пофспоминаем… Если ты не торопишься… — Я с тобой на весь вечер, — сказала я, успев оповестить семью об этом решении. Говорили мы долго. Говорили о многом, но только о ерунде. Она рассказывала про Каролину, я ей про Лэнса. Она говорила долго, иногда делая паузы. Айви искренне радовалась моим успехам, а я просила рассказать про школу ещё. Она просила меня пародировать кого-либо, да смеялась, от того, что это выглядело до жути похоже. Мы и забыли о её болезни и о её горе. — Но всё же, откуда ты узнала, что я тут? — прошептала Айви. — Я маме запретила говорить… — Так мне твой брат рассказал, — удивлённо ответила я. — Брат?! — Да, а что? — Мирель… Мой брат… Амос умер три месяца назад… Утонул… — Но я же… Я же видела его! Это он меня привёл! — я открыла дверь в палату. Амос всё ещё стоял там и улыбался. Айви широко открыла рот, зрачки её расширились. — Привет, сестрёнки, — улыбнулся парень. — Прости, Мира, что обвёл тебя вокруг пальца… Просто я не знал, поверишь ли ты мне… — Но как это возможно, — Айви заплакала. — Ты же… — Скоро День Черты, Солнышко! — улыбнулся он. — С наступающим… И исчез. Айви выкрикивала только одно слово. «Спасибо!» — кричала она, пока Амос исчезал с обворожительной улыбкой. И все дети слышали это слово и тоже повторяли его, как молитву. За окном падал снег, над ним мерцала огнями гирлянда. Неожиданно другое окно открылось, и в комнату ворвался зимний ветерок. Мы с Айви обнимались, а в голове у меня уже зрел новый план: я куплю гирлянды всем детям из больницы. Я соберу деньги, в крайнем случае попрошу у родителей, настою на операции! Я хочу спасти Айви, я хочу дать надежду детям. Я хочу, чтобы Айви, моя дорогая подруга была в День Черты живее всех живых! Я буду вашим добрым эльфом на этот День Черты… Вскоре после дня черты Айви прооперировали. Скоро она пошла на поправку, а потом они со своей мамой, оставив нам немаленькую сумму и целую тарелку волшебного пудинга, уехали. Все деньги ушли в благотворительный фонд, многие дети стали чувствовать себя лучше. А отец Айви подал на развод. А с ним жить никто и не хотел. Все остались счастливы. И теперь моя очередь говорить спасибо. Амос, если бы ты знал, какое большое дело ты сделал! Спасибо. Для меня ты всегда будешь добрым эльфом. Я никогда не забуду историю о призраках, помогающих друзьям и близким весь декабрь.