Нас двое

Олег касался его спины так нежно, будто видел исполосовавшие её шрамы. Но Дима точно знал, что Олег их не видит. Его человеческому зрению было доступно только то, что Дима позволял ему охватить, а эти шрамы были слишком личными, куда более личными, чем тело и мысли, и доступа к ним не было ни у кого. Поэтому, когда Олег касался их, не видя, Дима чувствовал себя совершенно по-человечески странно, и в груди то ли сжималась, то ли разжималась пружина, а нервы выворачивались наружу, накаленные, как разорванные провода. Из-за этого Дима предпочитал не поворачиваться к Олегу спиной, но, если тот просил, никогда не подавал виду, что что-то не так. С его талантом к лицедейству можно было стать известным актером, но Диме и в жизни хватало лжи. Ни один человеческий актер не играл столько, сколько ежедневно приходилось ему — издержки профессии. Но с Олегом играть не хотелось, и, если Дима не мог сказать ему правду, он предпочитал не говорить ничего. Не считая тех моментов, когда нужно было от кого-то избавиться. «Это святое», — мог бы сказать Дима, но с учетом того, кем он стал, эта фраза звучала бы слишком нелепо. Ничего святого у Димы давно уже не было. Но у него все еще был Олег. Самый трудный его клиент, хозяин и жертва в одном лице. Лучший человеческий любовник из всех, что у Димы были. Олег был особенным во всех смыслах, и это начинало становиться проблемой. Дима был мастером своего дела и никогда не возился с людьми так долго, а его босс был совсем не дурак, и сколько бы Дима не усыплял его бдительность, все равно чувствовал на своих изуродованных лопатках тяжелый внимательный взгляд болотно-зеленых недоверчивых глаз. Спать с кем бы то ни было правила им не запрещали, но с привязанностями дела обстояли иначе. А Дима — на сколь бы хорошем счету он у своего начальника не был — не мог позволить себе промах, потому что тот свел бы на нет все жертвы и усилия предыдущих лет. Никто не смел сомневаться в нем вслух — он уже не один век доказывал свою профпригодность. Но ему завидовали. И он все еще был чужаком. Олег обо всем этом, конечно, не имел ни малейшего представления. Дима берег его сон, пусть тот и думал обратное. Хотя в чем-то Олег, конечно, был прав. Черный голодный космос щелкал челюстями за Диминой спиной, а он уже не мог закрыть от него крыльями ни себя, ни Олега. В коллекции уродов своего начальника он был одним из самых отвратительных экспонатов. Но самым любимым.