Навстречу буре

В тебе моё прошлое, не пошлое.

Ник вздрагивает от холодных капель, плеснувших на грудь. - Тась, дай поспать! – бормочет он, перекатываясь на живот. И тогда сверху обрушивается неудобное, твёрдое, и принимается тыкать своими острыми локтями, коленями, пальцами; начинается щекотка, щипки, и лёгкие удары сыплются, пока он не сталкивает сестру с кровати. Она смеётся, лёжа на полу, запрокинув голову, с длинных волос капает вода, сбоку на шее натягивается под кожей струна. Ник решил этим летом учиться играть на гитаре, и толстые басовые струны у него самые любимые. Их так приятно касаться. Вибрация низких звуков ощущается где-то под рёбрами, не то что комариный писк самой тонкой. - Вставай, весь день проспишь! – Тася выдохлась и теперь просто лежит, пялясь в потолок. Вчера они затащили вещи в комнату, но так и не распаковали. Зато успели облазить почти весь дом. Не то чтобы очень большой, двухэтажный. После ливня крыша протекла. В комнате, где должна была спать Тася, закапало с потолка, и их поселили в одной. Ник так и знал, что хорошим это не закончится, покоя ему не дождаться. Его гиперактивная сестра вставала раньше всех. - Как думаешь, в его возрасте ещё трахаются? Ник едва не подавился зевком. Вот всегда она так: выдаст неожиданно такое, что, как говорит мама, «хоть стой хоть падай». - Ты о чём? - Об отце! Я видела, как он вчера щупал за задницу Артёма. Сестра переворачивается на живот, и теперь смотрит на него одним глазом из-под спутанных тёмных прядей. Как лихо одноглазое из какой-то старой советской сказки. Ник думает, что ответить. С кем спит или не спит их отец его никогда не интересовало. Кажется, он всегда знал, какую роль играют в жизни преуспевающего московского адвоката его молодые «помощники» и относился к этому лояльно. Ну подумаешь, что такого особенного. Отец ведь с ними не живёт. Пусть делает, что хочет. - Тебе какая разница? – спрашивает он сестру. - Да никакой, придурок! – Тася вскакивает на ноги и начинает прыгать, рассыпая брызги с кончиков волос. – Нёрд! Не зря говорили, что ты отстаёшь в развитии! - Кто говорил? - Мама с отцом! Я сама слышала! – Тася высовывает язык. – Коля, Коля, Николай, сиди дома не гуляй! Ник ненавидит своё имя. Мало того, что родился он вторым из близнецов, с дефицитов веса и проблемами, как рассказывала мама, так ещё и имя ему досталось отстойное. Колян – это какой-то гопник из тупого сериала. Ник звучит гораздо лучше. Он никогда не поправлял, если его называли Никитой. Тася, Таисья – что-то одновременно таинственное и лисье, Нику нравится. Хотя Тася совсем не такая. Она резкая, угловатая, быстрая, а когда скачет на лошади с развевающимся хвостом волос в своём английском костюмчике и белоснежных перчатках, похожа на фарфоровую статуэтку. Вчера отец привёз их на дачу (ну как привёз – за рулём был Артём, его помощник) и уехал обратно, сказав, что с утра ему в суд. Вернётся вечером. Мать с отцом никак не могли договориться в этот раз, кому присматривать за детьми: у него работа, у неё бизнес, няня взяла отпуск. В лагерь их в этом году тоже не отправили из-за того, что у Таси соревнования. Противно чувствовать себя мячиком для пинг-понга, который взрослые перекидывают друг другу, но Ник уже смирился. Эта дача, которую в срочном порядке нашёл отец, была не хуже других, но располагалась в каком-то дальнем Подмосковье, куда добираться приходилось по разбитой грунтовой дороге. В посёлке, как сказал Артём, продуктовый магазин и больше никаких развлечений. Холодильник вчера забили продуктами, но отец на всякий случай оставил им деньги, сказав, что картой здесь не расплатиться. Ник решил сегодня прогуляться хотя бы до магазина, и вообще обследовать окрестности. Тася тем временем уже порылась в сумке с одеждой, натянула на себя футболку и шорты и теперь причёсывалась перед зеркалом, собирая влажные волосы в высокий хвост как обычно. Когда, перекусив, они вышли из дома, солнце стояло высоко, и Ник пожалел, что оставил солнечные очки наверху. Но возвращаться не стал. - Смотри, какая красота! – Тася показывала на дом через дорогу, явно заброшенный, с заросшим участком, но красивым, прямо таки сказочным, фасадом. Почерневшие резные деревянные наличники и карнизы. Если Ник правильно помнил, выступающая полукруглая башенка спереди, называлась эркер. Проёмы без окон, кое-где забитые досками. Что-то вроде мостков, ведущих в окно первого этажа. - Там точно водятся привидения! Буу! – Тася подскочила к нему сзади и дёрнула за волосы. - Ты, дура! – Ник замахнулся, потом опустил руку. Обычно он терпеливо сносил все Тасины удары и щипки, но в этот раз было реально больно. - Ой, прости… Дай подую, пройдёт… Вот вечно она издевается! В деревенском магазине не было ничего интересного. Покрытые пылью консервы на полках, дошираки, соки в коробках, которые, видимо, никто не покупал. Свежие овощи в ящиках на фанерном прилавке. Они купили больших жёлтых яблок. Таких, с коричневыми крапинками веснушек. Ник не помнил, как называется этот сорт. Яблоки пахли так, что рот наполнялся слюной. На выходе Тася схватила одно яблоко, обтёрла о футболку и вонзила в него крепкие белые зубы. Брызнувший сок попал на щёку Ника. - Ты что! Немытые! Сестра только фыркнула, с хрустом пережёвывая мякоть. Была бы здесь мать, такой крик бы поднялся. Она все фрукты и овощи мыла щёткой и содой и после этого ещё заставляла их срезать шкурку. Там больше всего нитратов, говорила мама. - Ты ещё из лужи попей! Козлёночком станешь! – фыркнул Ник, вспомнив мультик. Его сестра и так упрямая, как коза. Когда она, стоя у калитки дома и глядя на заброшку напротив, зявила: «Стемнеет, пойдём туда!», Ник знал: спорить бесполезно. Они отыскали в кладовке фонарик, в светлых летних сумерках, не таясь, перешли через дорогу. Калитка ожидаемо оказалась заперта, но чуть поодаль в заборе зияла дыра. Ник и Тася пролезли без труда. В высокой по пояс траве наверняка скрывались ржавые гвозди, острые осколки и клещи, но Ник, едва поспевая за сестрой, старался об этом не думать. Тася подёргала дверь – заперто. Окна первого этажа находились высоко, единственный путь – деревянный мостик, который Ник приметил ещё утром. Он даже не задумался, кто и зачем взял на себя труд притащить сюда несколько длинных досок, а затем сколотить их поперечинами. Тася пнула сооружение ногой. Конструкция даже не покачнулась. Доски выглядели новыми по сравнению с теми полусгнившими обломками, что валялись рядом с домом. Она сделала пару шагов и, уверенно перебирая руками и ногами, как обезьянка, полезла в окно. Потолки внутри были высоченные – под три метра. Из ободранных стен торчали куски не то ваты, не то какого-то утеплителя. Ник, переступая через кучи мусора, прошёлся вокруг. Интересно, почему здание заброшено, и уже довольно давно. Ему в голову приходил только один вариант: возможно, это памятник местной архитектуры, который и снести-то нельзя. Или дача, где проживал какой-нибудь писатель или поэт. В Подмосковье полно таких старых домов, но здесь у владельцев явно не было денег на реставрацию. В соседней комнате с заколоченным окном был расчищен один угол, и Ник заметил висящие на стене старые фотографии в разномастных рамках. - Ник! – Тася звала его из кухни. - Фу! – он зажал нос. Там воняло мерзким, какой-то тухлятиной. В углу над кучей мусора жужжали мухи. Ник не стал туда подходить, опасаясь увидеть что-нибудь отвратительное, что потом будет сниться в кошмарах. - Думаешь, здесь кто-то живёт? – спросила Тася. Он пожал плечами: - Да кому это надо! Пустых домов и поближе к Москве полно! У лестницы на второй этаж перила были сорваны. Поднимаясь, Ник старался держаться посередине и аккуратно ставить ногу, проверяя каждую ступеньку. В первой же комнате наверху он увидел пустые бутылки из-под пива и банки от консервов, полные окурков, осколки зеркала, пластиковые вилки и ложки, дырявые коричневые тапки явно с помойки и пустые судки от дошираков из деревенского магазина. Потом он обнаружил постель, грязную и скомканную, которая явно недавно использовалась. Здесь было гораздо меньше пыли, чем на первом этаже. Встревоженно он оглянулся в поисках Таси, но вспомнил, что сестра не пошла за ним, осталась внизу, и в тот же момент услышал приглушённые вскрик. Звук был настолько тихим, что Ник попытался уверить себя, будто ему послышалось. Возможно, Тася опять обнаружила что-то интересное. Но тогда она позвала бы его. Напряжённо прислушиваясь, Ник стал медленно двигаться к лестнице. Внизу было тихо. Он просто трус и параноик, как дразнилась Тася. Она наверняка до сих пор роется в кухонных шкафах или типа того. Это обычный заброшенный дом в дачном посёлке под Москвой, а не декорации для фильма ужасов. Резня бензопилой бывает только в Техасе, но не июньским светлым вечером в деревне. Внезапно у него бурчит в животе, очень громко. Ник чувствует, как проголодался. Им пора домой. Сколько можно потакать прихотям Таси. Почему он должен исполнять все её желания? Он спустится и скажет ей, что уходит. Уже внизу лестницы Ник слышит грохот и бежит на этот звук. Что там Тася опять натворила? В комнате с фотографиями на полу возится непонятная куча. Кто-то заросший, бородатый, в клетчатом тряпье, барахтается, шарит одной рукой, а вторая лежит на чём-то под ним. Ник замечает за рукой Тасины волосы и рукав зелёной футболки. Что происходит? Резиновые сапоги скребут по полу. Громкое дыхание эхом прокатывается в пустой комнате, и у Ника внутри пусто. Он никак не может осмыслить то, что видит. Возня усиливается, высокий Тасин крик снова вырывается из-под руки мужчины. Ник дёргается в отвращении, словно тонкая струна с нестерпимым для его уха визгом порвалась на гитаре. Только одно желание - быть как можно дальше отсюда - просачивается изнутри. Но Ник знает: это неправильно, хотя и не может понять почему. Пока его буквально разрывает на части, проходит время, и Тася бьётся всё тише. Нику нужна эта тишина, чтобы всё-таки принять решение. Но он не успевает. В комнате каким-то образом оказывается Артём и с замаха бьёт мужика по волосатой голове обломком доски, а потом сдёргивает его с Таси. Ник не может оторвать взгляда от заросшего звериного лица. Сестра плачет и натягивает на себя то, что осталось от одежды, а Ник не в состоянии сдвинуться с места, чтобы помочь ей. - Быстро, давайте отсюда! – командует Артём, и только тогда, получив прямой приказ, Ник может схватить Тасю за руку и вытащить её через окно на дощатый мостик. Снаружи, рядом с машиной стоит отец в своём дорогом костюме и, бросив на Тасю брезгливый взгляд, только и говорит ей: «Иди умойся!» Тася с плачем бежит к калитке, а Ник снова застывает: никто не сказал ему что делать. - Иди в дом! Он опять может двигаться. Это похоже на какую-то игру, только Нику никто не объяснил правила.   Тася в ванной на первом этаже захлёбывается, плещет в лицо водой, пытаясь заглушить истерику. - Он тыкал в меня этой своей штукой, а ты стоял и смотрел! – кричит она и снова заходится воем, а Нику почти всё равно. Возвращается отец, спокойно, деловито осматривает их. Убедившись, что видимых повреждений нет, командует: - Что было – забыли! Тася всхлипывает. Но Ник никогда не забудет. Как не может изменить прошлое усилием воли. Даже одну песчинку не сдвинуть с места при всём его желании. Теперь он это знает.