Навстречу буре

- Ник, я ухожу! – голос Таси выдирает его из сна. - Может, поужинаем где-нибудь вместе? - Нас не должны видеть вместе, забыл? – она голосом выделяет слово, смотрит уничижительно, словно он младенец, которому сколько не объясняй – всё без толку. Тася права. - Есть хочешь? Тогда жди, - она ехидно улыбается и выходит из номера, и дверь хлопает за ней, вытеснив весь воздух. Ник не может дышать. Без Таси он просто не способен дышать. Ник действительно голоден, не ел с поезда, его мучает жажда. Но он скорее отрежет себе руку, чем будет есть без Таси. Он возвращается в ванную, плещет в лицо водой, чтобы заглушить жажду и решает ждать. Надо проверить снаряжение. Ник вытаскивает нож. Тот самый, который много раз служил ему орудием. А потом нащупывает в кармане куртки что-то ещё. Достаёт и разглядывает, потому что видит эту штуку в первый раз. Маленькая деревянная иконка в дешёвой позолоте. Суровый старик с добрыми глазами. Нет, не Бог. Николай Чудотворец, читает он, с трудом продираясь сквозь непонятный шрифт. Николай. Ник уже почти забыл, какое имя дала ему мать при рождении. Надо же, забавно. Внезапно все чувства будто отключаются. Ник перестаёт видеть, осязать, слышать окружающее. Последним, что он запомнил, был металлический звук удара ножа о кафель. Тело становится клеткой, предназначенной для того, чтобы демонстрировать его любопытным, как дикое животное в зоопарке. Он представляет себя экспонатом за прозрачной стеной, а окружающие глазеют, показывая пальцами. Эта оболочка – не он, а всего лишь тюрьма, камера, из которой нет выхода. Ник думал, что уже испытал самое страшное отчаяние. Но то, что испытывает сейчас – запредельно… Постепенно кожу рук начинает покалывать, он чувствует сквозняк, щекочущий волоски на ногах. Звук его хриплого дыхания отскакивает от кафельных стен. Вонь старой канализации из раковины поднимается к ноздрям при вдохе. Ник падает на колени. Шарит пальцами по кафелю под ванной, пока в руке у него не оказывается нож. Он знает, что должен сделать. Одна рука зажата на лезвии. Вторая – на рукоятке. Внутри жжёт огонь, и он дёргается, как в припадке, пока лезвие не ломается пополам с хрустом. Ник смотрит на иконку у зеркала. Жаль, что он не может причинить себе вред. Самоубийцы прокляты церковью. Но, глотая слёзы, Ник надеется, что несчастный случай или природный катаклизм сделает это за него. Выхода у него нет. Он столько раз пытался остановиться, но каким-то образом потом всякий раз обнаруживал себя с ножом в руке. Это был не ты. Он помнил каждый эпизод ровно с этого места: нож в руке. Что было до, сознание отказывалось визуализировать. Их до сих пор не поймали, ему следовало бы быть благодарным. Мало кому удаётся путешествовать столько лет и при этом наслаждаться свободой. Может, дело в том, что Тася очень умная и всегда выбирает правильно? Ник встаёт с пола. Кровать у них в номере одна, но это никого не смущает. У них и фамилии одинаковые, и никто не спрашивает свидетельство о браке. Они не муж и жена, конечно же нет. Они – нечто большее. Втайне от Таси он ждёт не дождётся смерти, но чего хочет она, никогда не спрашивает. Он давно привык к тому, что у их тел есть потребности, которые необходимо удовлетворять. Их души никогда не вознесутся в рай. Но Ник надеется, что в аду хотя бы будут гореть рядом. Церковь обещает спасение душ для всех. Святой Николай смотрит с иконки торжественно, выжидающе. Ник знает, что должен покаяться. Это не спасёт её. Отстань. Она бросила тебя, Ник. Она тебя не любит.   Тасин смех звучит у него в голове. Ник падает на кровать и вспоминает слова молитвы. Иконка осталась в ванной, а без неё он не может сосредоточиться. Слова исчезают в пустоте. Он снова ощущает себя в тёмной клетке, из которой нет выхода. Он должен обрести веру, и каждый раз чувствует, что уже близко. Но Бог ускользает. Как будто Ник навсегда упустил свой шанс. Смерть – не самое страшное, её он не боится. Страшнее всего повторять всё снова и снова, десятки, сотни, тысячи раз. И каждая удача снижает вероятность их спасения. Рано или поздно им перестанет везти. Что тогда? Они попадут в тюрьму, и при всём старании отца-адвоката им не выйти сухими из воды. Впрочем, если один из них возьмёт всё на себя, то второй, сотрудничая со следствием, может избежать срока. Конечно, это будет Ник. Тася должна жить, должна быть свободна. Зная, что у неё всё хорошо, он будет со спокойным сердцем отбывать наказание. Можно сказать судье, что он угрожал ей, заставлял силой, бил. Нет, это слишком неправдоподобно. У Таси не найдут следов побоев, даже старых. Придётся сказать, что он её насиловал. Только так. Лишь бы она согласилась помочь. От Бога всё исходит. К Богу всё возвращается. Тасю невозможно заставить. Если она примет решение, то утопит себя вместе с ним. Ей нельзя верить: ни тому, что она говорит, ни тому, что обещает. Если рука твоя соблазняет тебя, отрежь руку. Этот голос похож на голос Бога, шепчущий из темноты. Но Ник не верит ему. Разве может Бог говорить с ним, смрадным грешником. Уверуй в меня. Это какой-то фокус. Или Ник сошёл с ума. Иди за мной. Он знает – это ложь. У них нет выхода. Нику вдруг кажется, что он видит сияние, исходящее из стены. Там стол, телевизор и два стула. Никакого источника света, ничего похожего. Ник поднимает руку, щипает себя за щёку, для верности два раза. Он не спит. Возможно, это галлюцинация. Тогда ему пора в психушку. Физический мир – всего лишь один из уровней бытия. И снова перед его глазами проносится прошлое: вот они дети и играют с няней в прятки на детской площадке, вот они на даче и Тасю пытается изнасиловать какой-то бомж, вот он по случайности убивает Матвея, и Тася целует его в первый раз, вот она придумывает план первого нападения… И дальше всё повторяется бесконечно. Посмотри на меня. Ник, как околдованный, встаёт и идёт в ванную. Она как раз за той стеной, которая светится. В ванной на раковине у зеркала иконка Святого Николая, Ник не помнит, как она к нему попала, а когда пытается вспомнить, начинает жутко болеть голова. От лика Святого исходит сияние, не похожее на любой свет. От света бывают тени, это Ник знает точно. Здесь тени нет, сплошная белизна. Его разум в ловушке. Это чья-то жестокая шутка? Это не шутка, Ник. Ты звал Бога, и Бог услышал тебя. Идём со мной. Рука Святого поднята в благословляющем жесте. Ник колеблется. Разве он достоин спасения? Нет, он убийца, для него всё кончено. Он отворачивается от сияния и возвращается в комнату. Всё зависит от тебя, Ник. Неправда, от него ничего не зависит. Есть ещё Тася. Он всё делает для неё, живёт ради неё. Сияние меркнет. Скоро я не смогу тебе помочь. Твоя душа погибнет окончательно. Ник не колеблется. Глядя на гаснущий свет, он прикрывает веки. Тьма с ним и тьма в нём. Отголосок боли прокатывается по телу волной. Теперь и под закрытыми веками он не ощущает света. Скоро вернётся Тася и принесёт поесть. А потом они пойдут и сделают то, зачем сюда приехали. Сломанный нож не помеха. Тьма затапливает всё вокруг, остаётся только крошечный лучик размером с булавочную головку. Ник клянётся себе: он спасёт Тасю, даже если для этого потребуется вся его кровь, вся жизнь. Её душа будет спасена.