Навстречу буре

Смех, или может всхлип, срывается с губ Таси. Она мотает головой. Шорты и футболка Ника пропитались влагой. Он всё ещё не понимает. Смотрит на свою руку с зажатым в ней ножом так, будто видит впервые. Тася отодвигается в сторону, склоняется над Матвеем. Она должна позаботиться в первую очередь о своём брате, разве нет? Наконец-то он смог её защитить. Но руки Таси на Матвее, а взгляд безразличный. Как будто чужой здесь – он, Ник. Она произносит спокойным, рассудительным тоном: - Ты убил его. Ты понимаешь, что теперь будет? Ник глядит вниз: тёмное пятно на животе Матвея, тёмное пятно на его собственной белой футболке. У Ника больше. Значит ли это, что помощь нужна ему, а прыщавый урод просто притворяется? Первые крики доносятся со стороны белого здания, к ним уже кто-то бежит. Ник пытается опереться на трясущиеся ноги, как будто это вернёт ему контроль над происходящим, сгибается и втягивает живот, чтобы мокрая ткань спереди повисла пузырём, не касаясь кожи. На нём кровь нечистого животного. Татары не пускают собак в дом, потому что вой собаки предвещает смерть. Он не хотел убивать этого пса, но сила, что вошла в него через порез на ноге, решила иначе. «Собаке собачья смерть,» - насмехается  кто-то внутри, и сердце стучит, а рану под коленом печёт адским огнём, на котором поджаривают грешников. - Тась! Тася! – он склоняется над сестрой, которая всё ещё шарит руками по шее Матвея в попытках нащупать пульс. - Иди нахуй! – вскрикивает она. Поднимается на ноги, растирая засохшую кровь по джинсам. Скоро здесь будет много людей. Чужаки. Выражение лица Таси – то, что Ник может разглядеть, - мрачная решимость. Он никогда её такой не видел. Что бы ни случилось, они вместе. Близнецы Скайуокер против целой Империи. Протягивая сестре руку, Ник вспоминает о матери. Ей позвонят и скажут: ваш сын убийца. Тася отшатывается. Её неприкрытая ненависть сжигает на нём кожу, будто солнечный свет вампира. - Тась, мы должны… - Отвали, я сказала! – с непонятной гримасой она делает шаг вперёд и хлёстко бьёт его ладонью по плечу. Именно от выражения её лица, а не от удара, Нику хочется вывернуть внутренности наизнанку. После всего, что он для неё сделал – заколол эту жирную свинью, - после того, как пострадал ради неё, ненависть Таси – последнее, что он рассчитывал получить. Она злится, а он не понимает за что. Когда Ник на секунду прикрывает глаза, кто-то отпихивает их в сторону. - Отойдите! Отойдите все! – женщина-медик в белом халате суетится, словно курица, нашедшая червяка, отгоняет товарок, чтобы лакомый кусок достался лишь ей одной. - Он же не умер, Тась! – бормочет Ник. - Заткнись, - цедит сестра сквозь сжатые губы и тянет его руку за собой. – Ты убил его. Зачем? Её искривлённое лицо кажется ему уродливым отражением в зеркале комнаты смеха. Треск голосов вокруг создаёт помехи, но Ник чувствует ужас, обвинение, жалость… Чувствует за двоих, как всегда. Теперь он знает абсолютно точно, что жизнь никогда не станет прежней. Нет такого волшебного заклинания вроде «обливиэйт» или Маховика времени, способного перенести их на полчаса назад. Вокруг здания роятся люди, не обращая на близнецов ни малейшего внимания. Морось в воздухе окрашена цветами тревоги. Тася тянет его в сторону конюшни. Их найдут там, но не сразу. Жаль, что лагерь не смыла гигантская волна, или буря не унесла их далеко-далеко отсюда, в волшебную страну Оз. Ник рад, что Тася пришла в себя. Не понимает, что та задумала, но следовать за ней, как плыть по течению – легко и привычно. Сестра ныряет во тьму между подпорными столбами конюшни, а Ник колеблется. Он уже качнулся назад, но Тася перехватывает его мокрую от пота ладонь и тащит за собой. - Зачем? – хрипит он. Прятаться бесполезно. Как минимум три свидетеля – дружки Матвея. Половина лагеря видели, куда они идут. Сцепив зубы, он борется с её хваткой. Глупо оттягивать неизбежное. Но Тася вцепляется ему в плечи, подтаскивая к себе. Несмотря на то, что он выше, она сильнее, а на этот раз ею движет непонятная для него решимость. Ник выбирает позволить ей победить и поглядеть что будет. Он убийца, и находясь рядом с ним, Тася обрекает себя на соучастие. Но это её выбор. Ник поддаётся. Тася, не ожидавшая этого, сталкивается с ним и вскрикивает. Она ощущается тонкими ключицами, острыми плечами, выпирающими тазовыми косточками. Волосы пахнут травой, по крайней мере там, где Ник утыкается лицом, едва не сползая вниз, когда его ноги внезапно превращаются в студень. - Та… - выдыхает он, но не заканчивает слово, потому что впервые в жизни чувствует, как чужие губы прижимаются к его рту. Тася начинает соскальзывать куда-то вбок, и Нику приходится её держать, прижимая к себе, а значит, их тела сдвигаются ещё теснее. То, что Ник всегда ощущал как часть себя, на самом деле сливается с ним в одно целое в тёмной конюшне, где лошади встревоженно фыркают и перебирают копытами. Ничего не меняется во Вселенной. Или на самом деле меняется всё. Потому что Тася почти висит на нём, вцепившись в волосы на затылке, и решительно, как она делает всё и всегда, давит на его губы своими. Заставляет раскрыться. И его тело больше не дрейфует одиноко в космическом пространстве к последствиям их сегодняшних действий. Спасительная магия не пробудится. Переиграть ничего нельзя. Да он теперь и не хочет. Потому что есть душная прохлада конюшни, есть твёрдые Тасины губы, и есть она сама, вся с острыми выступами костей, только грудь мягкая, это Ник ощущает своей грудной клеткой. Страшно неправильно. Но так уж случилось. Он спас её, породив новую реальность, и ветер воет между столбов, шевеля сено в стойлах. Ник не останавливается, как обычно, чтобы подумать, почему всё так вышло. Почему он бежал к Тасе, чтоб спасти её, и спас. И теперь надо найти способ, чтобы всё оставалось как есть, потому что иная реальность сотрёт и их соединение, и этот поцелуй. - Спас меня. Мой рыцарь, - шепчет Тася чуточку насмешливо, вторя его мыслям. Поцелуй – награда герою. Он не сошёл с ума, не вообразил всё это, валяясь в мокрой траве с ножом, торчащим из грудины, как флагшток. Это было, есть и никогда не закончится. Они найдут способ уйти от боли, пережить любой шторм, любую потерю. Она всегда опережала его, как и теперь, первой поняла, что им нужно. - Они здесь, в конюшне! – звучит крик. Тася вздрагивает всем телом, но не отодвигается. Она здесь и сейчас, не в каком-то другом месте, потому что сама так захотела. Если бы не это чувство, от которого бегут мурашки по коже, а к горлу подкатывает тошнота, и кажется, нужно на пару минут отойти, чтобы разобраться… Расцепив пальцы, Ник шагает навстречу буре.