Luctatio

— О чём ты только думал, Себастьян?! — причитала бледными губами Анна, обрабатывая раны и ссадины брата. Она, должно быть, понимала, что от таких увечий вряд ли поможет обычная заживляющая мазь, но ей так хотелось сделать хоть что-то для непутёвого Себастьяна. Он же только делал вид, что раскаивается — в душе ликовал и чуть ли не подпрыгивал от радости, ведь ему заплатили столько, что хватило на полный список лекарств на ближайший месяц, если, конечно, Анне не станет хуже.  К тому же многие зрители заверили, что будут ставить на Сэллоу в дальнейшем, а это значит, денег будет ещё больше. Иссушенная обезвоживанием и недостатком витаминов кожа сестры неприятно дотрагивалась до воспалённых ран на лице Себастьяна. Он то и дело прикрывал веки или же отводил взгляд, чтобы не замечать тонких запястий, дрожащих от нехватки сил пальцев, залёгшие под глазами болезненные тени.  Анна пахла лекарствами, и это так разнилось со столь молодым возрастом, что Себастьян физически ощущал колюще-режущую боль, протыкающую сердце. Как он допустил всё это? Как смог не уберечь сестру? Ведь он её брат, единственный близкий человек, оставшийся после смерти родителей! Ему тотчас захотелось вскочить и начать громить всё вокруг: бить посуду, пинать мебель, колошматить подушку, пока не полетит синтепон.  Себастьян слишком резко перехватил руку сестры и отдёрнул от себя, процедив «Хватит». Вместо того, чтобы быть благодарной и радостной, она смеет его поучать и винить в том, что он просто хочет помочь! Анна так и осталась стоять с поднятой в воздух кистью, держа в пальцах смоченный в перекиси кусочек ваты.  Сэллоу поднялся с низкого табурета, прихватил поношенную куртку и ураганом вылетел на улицу, жадно вдыхая отёкшим носом пропитанный дождём воздух.  Вмиг стало так страшно, что грудь будто придавило неподъёмным валуном. Себастьян схватил себя за грудки и опёрся рукой о кирпичную стену, пытаясь сделать хоть один глубокий вдох, но никак не получалось.  Он запаниковал, истерически замычал, впился ногтями в застывший цемент, прислонился покрытым испариной лбом к холодной мокрой стене.  Слёзы беспомощности и бессилия душили его похуже Френка, и он инстинктивно пытался скинуть с горла чужие руки, убежать от противника. Но как известно, от себя не убежишь.  В пузырьке оставалась всего пара таблеток золпидема, и Себастьян, немного помявшись, всё же проглотил одну, даже не запивая.  Нахохлился от холода, как беспризорный воробей, вжал гудящую голову в шею, откинул ворот тонкой куртки, спрятал руки в карманы джинсов и побрёл куда глаза глядят.  Мимо проплывали жёлтые пятна фонарей, тёмные силуэты прохожих, стук женских каблуков и звуки проезжавших по лужам машин. Единственная мысль, что занимала Себастьяна последние шесть лет — что он будет делать, если когда сестры не станет. Как он будет дальше жить?  Его ничего больше не интересовало: ни хобби, ни путешествия, ни личная жизнь. Единственная цель — не подвести родителей и сберечь сестру, стать её опорой, крепким плечом.  Воодушевление сменялось отчаянием каждые несколько секунд, от этой карусели хотелось повеситься прямо на детских скрипучих качелях.  «Я должен биться до последнего, — твёрдо решил Себастьян, по наитию придя точно к двери бойцовского клуба. — В прямом и переносном смысле. Пока не сдохну, обязан стараться.»