
Метки
Описание
Красивая и знатная девушка готовится выйти замуж, но её похищает кровожадный дракон, желающий вырвать ей сердце и съесть. Сможет ли простой смертный юноша спасти несчастную от когтей чудовища? Что общего может быть у страшного ящера и отважного героя? Если дракон может быть человечен, то сумеет ли храбрец, победивший чудовище, остаться человеком?
Можно читать, как ориджинал.
Примечания
Сюжет работы задуман как приквел к книге "Ритуал", но фанатам фильма, а также всем любителям драконов она тоже может быть интересна. Можно читать как ориджинал: фанфик ничего не проспойлерит, если Вы не читали книгу.
Предупреждаю сразу, фанфик мрачный и депрессивный, и я удивляюсь тому, что мне хватило желчи его закончить. Источник вдохновения - очень тяжёлая обида за то, что невозможно простить.
Посвящение
Замечательным авторам книги "Ритуал", Марине и Сергею Дяченко. А также всем, кто меня читает))
Чёрный меч
31 июля 2024, 12:26
Они маршировали день и большую половину ночи. Солдаты, молодые и старые удивлялись, почему они почти не чувствуют усталости. Лишь Контестар знал, что является тому причиной.
Погибельное железо, не так давно отнявшее жизнь у огромного крылатого ящера, удерживало заключенную в его теле могучую силу. Грозная и казавшаяся ранее неисчерпаемой, сила эта исцелила Контестара после взрыва в ритуальной комнате, потом спасла ему и Дуку жизни в холодной пустоши, а потом обогрела более сотни солдат в сожжённой крепости. Но даже у самой пузатой бочки есть дно: теперь железный крюк слабо теплился, раскалённый в крови двоих всадников. Этот марш-бросок был последним, что погибельное железо могло дать своему неопытному владельцу и окружавшим его людям.
Контестар боялся и ненавидел крюк, зацепленный за плечо. У него появился план, как можно было бы одолеть засевший во вражеской крепости гарнизон, но будет ли в решающий момент погибельное железо на его стороне? Не откажет ли?
— Ты ведь хочешь крови, — негромко говорил герой, касаясь крюка, что как змея свисал вниз, — я дам тебе крови… Тобой нужно проткнуть человеческое сердце, да? Может быть…
Закрывая глаза, герой видел Тарму у своих ног и по-новому жалел о том, как поступил с ней. Она ведь знала что-то важное о погибельном железе и могла бы рассказать. Словно в ответ на его мысли, тень Тармы являлась к нему знаками, как будто неуловимыми намёками — то неестественно прямой чёрной полосой на снегу, то одиноким яблоневым деревом на краю дороги, то столбом света из-за серых облаков.
— Не подведи, — говорил Контестар, понимая, что приказывать, просить или угрожать не имеет смысла. Но ему отчаянно хотелось обрести веру в то, что задуманное им осуществится.
Дук шагал в одном ряду с солдатами, рассудив, что лучше держаться ближе к его единственному другу, хоть тот и затеял новую безумную авантюру.
…
В волчий час часовые, нёсшие караул на стенах аттайской крепости, увидели вереницу связанных одной верёвкой пленников, которых вели по тракту несколько всадников с войлочных плащах. Подгоняя плетьми, они носились вдоль колонны. Достигнув запертых ворот, один из всадников спешился, а караульный потребовал назвать пароль.
Ответа не последовало.
Контестар прижал чёрный крюк к виску, пытаясь донести до коварного оружия свою волю. Голос караульного гаркнул снова. Пароля Контестар, разумеется, не знал, да и выговор у него был не аттайский — часовой мигом понял бы, что имеет дело с собачьим плащом. Решившись, герой крепко обхватил крюк обеими руками и рубанул плашмя по створке ворот в том месте, где с внутренней стороны располагался засов.
Не встретив сопротивления, погибельно железо прошло сквозь морёные доски векового дуба, сквозь металлические скобы и балку засова. Контестар ударил ещё, и ещё, прорезав проход, поддал его ногой и скользнул внутрь. Следовавшие за ним соплеменники схватили спрятанное под плащами оружие и бросились следом. Старый солдат, втиснувшийся следом за молодым командиром, бросился открывать ворота. Те распахнулись, волной впуская сбросивших верёвку бойцов и немногочисленных всадников, переодетых в плащи убитых аттайцев.
Контестар убил часового, вопрошавшего пароль, потом его товарища. Оба попытались защититься копьями, но погибельное железо вновь принесло победу своему владельцу. Под ногами завертелись собаки, и Контестар обрушил удары крюка и на них. Потом, сообразив, что небольшая пристройка в дальнем углу крепости является казармой, бросился туда, увлекая своих сторонников за собой. Выломав дверь, как ранее ворота, герой напоил погибельное железо кровью первого попавшегося в темноте аттайца, а после вышел, предоставив соплеменникам убивать спящих.
Тут опомнились и прочие дежурившие на крепостных башнях, полетели стрелы, послышались команды. Контестар уже не скрываясь отдавал распоряжения, вступал в поединки и рубился в свалках. Двое копьеносцев, действуя сообща, загнали его в ловушку. Бросившись на одного, герой получил бы смертельный удар от другого. Они теснили его, пока не прижали к стене башни. Контестар уже получил несколько колотых ран, но погибельное железо исцеляло его и держало на ногах.
Неожиданно раздался глухой стук. Увесистое полено, ударившее по голове одного из копьеносцев, нацелилось и на второго. Держал его никто иной, как старый прощелыга Дук.
Контестару хватило доли мгновения, чтобы расправиться со вторым противником. Глянув на оглушённого аттайца, герой оскалился и для верности ткнул его крюком в грудь, получая новую тёплую волну.
Всё кончилось быстро. Молчаливые, как тени, солдаты в собачьих плащах стояли посреди вражеской крепости. Не обошлось и без потерь: семеро были ранены, еще пятеро убиты, но крепость… Крепость была за ними.
…
Чёрные копья лесом вскидывались, распарывая животы коней и пронзая закованных в диковинные латы всадников. Небо чернело от бесчисленного множества стрел, и каждая находила свою живую, трепещущую, беззащитную перед ней цель. Зазубренные ножи прорезали плоть, шипя и раскаляясь. Кровь наполняла глубокую, неправильной формы чашу.
Контестар часто просыпался, мучимый видениями как бредом, но те не выпускали его из цепких объятий.
Гарпун с чёрным наконечником поражал исполинскую, лаково поблёскивавшую спину. Чёрные кандалы удерживали в плену немыслимо огромное, многоголовое и многорукое чудовище. Сеть, через равные промежутки скрепленая чёрными металлическими кольцами, опускалась на замешкавшуюся добычу. Замыкались чёрные зубья капкана. Обитый чёрными пластинами нос одного корабля прошибал на полном ходу борт другого. Видения множились и повторялись, пока перед глазами измученного кошмаром Контестара не протянулась к солнцу трёхгранная игла, у подножия которой бились вырванные человеческие сердца.
— Ты боишься меня, боишься. Напрасно… Зна-а-аю… — певуче повторял голос. По чёрной поверхности замелькали блики. Страшный монумент отбрасывал тень исполинского дерева с прямым стволом. Пока герой, не имевший сил бежать, изучал её, трёхгранная игла обернулась высокой, узкой в плечах женщиной. В лицо Контестару упёрся немигающий взгляд нарисованных глаз.
— Ведьма, — выдохнул Контестар. Тарма развела руками, не открывая глаз. Неестественно прямая спина её не изогнулась, когда она сделала шаг вперёд. Герой отшатнулся.
— Не для тебя я была создана, — сказала жрица, или то, что говорило её устами. — Погибельное железо принимает разные обличия, но я была создана не для тебя.
— Пойди прочь, — велел Контестар. Тарма печально улыбнулась, сверля его пронзительным нелюдским взглядом. Она говорила, не поднимая век:
— Сколько бы ты ни гнал меня, ты всегда будешь возвращаться ко мне. Как и все, все они… Зна-а-аю…
— Не вернусь, — прохрипел герой, понимая, что собеседница его пока не видела опровержения этим словам. Более того, она видела подтверждение.
— Не гони, — просто и беззатейно предложила устами Тармы сама трёхгранная игла. Сердца, трепыхавшиеся у её ног, забились с новой силой, исходя кровью.
— Я человек, — сказал Контестар, стиснув зубы. — Я никогда не буду служить тебе, как поганые змеи и другие отродья. Уходи!
Его слова вызвали улыбку на бледных губах.
— Это я служу тебе, человек. Я служила многим, принимая обличия, сообразно их душам. Не бойся меня, но полюби — и ты будешь счастлив! Зна-а-аю… Зна-а-аю…
…
На следующий день новые хозяева крепости чинили ворота, долбили мёрзлую землю, чтобы похоронить убитых, ели, отсыпались и грелись. Драконью голову, замёрзшую в камень и оттого не тронутую разложением, расположили на мощном врытом в землю бревне, на котором ранее возвышался деревянный барс — символ Аттая. Казалось, мёртвый ящер хищно оглядывается, приподняв башку на длинной деревянной шее. Собаки по широкой дуге обходили это место, не смея лаять на мёртвое чудовище.
Всех гонцов, прибывавших в крепость со стороны Аттая и от вторгшегося на чужую территорию войска, впускали, а после отбирали листок с донесением и подвергали допросу. Так Контестар узнал, что две из четырёх крепостей, встретивших врага, ещё держат оборону, но через восемь дней к авангарду подойдут основные силы. Поразмыслив и посоветовавшись, Контестар вызвал старого капрала пред свои, не по-юношески грозные, очи.
— Ты лучше всех знаешь окрестности, — сказал он ему, — сможешь довезти письмо в столицу?
Капрал встряхнул седыми патлами, посмотрел вверх, что-то прикидывая, а потом кивнул.
— Собачий плащ снять придётся, — заметил старик скрипучим голосом, — простого крестьянина они скорее пропустят, чем убьют.
— Действуй как знаешь, только довези, — Контестар улыбнулся, как улыбался его отец, отправляя лазутчиков на опасные задания. В свернутом листке он описал положение дел, просил помощи и ждал приказа о дальнейших действиях. Проводив капрала, герой отправился туда, где в принадлежавшей ранее врагу кузнице стучал молот, направляемый рукой соплеменника.
…
Кузнец — здоровенный детина, заросший густой щетиной — долго рассматривал чёрный крюк, а после предложил Контестару подержать на пробу дюжину клинков различной длины и веса. Герой почувствовал, как часто забилось сердце, когда орудие проклятья поместили в чрево горна.
— Перекуём, — басил детина, раздувая мехи, — до заката управимся. Сделаем…
Герой вышел, но в тот день все валилось у него из рук, а мысли занимал кусок погибельного железа, оставленный в плавильной печи. Устав сопротивляться этому зову, он вернулся в кузницу как раз тогда, когда зловеще изогнутую заготовку доставали из огня.
Словно зачарованный, Контестар смотрел, как под ударами молота распрямляется и делается площе чёрный крюк. Подмастерье неумело подправлял щипцами, стараясь между ударами приладить заготовку на наковальне поудачнее.
— Дай мне, — велел герой, забирая щипцы. С каждым ударом он всё яснее слышал отголосок нечеловеческого, жуткого крика. Но ли это был предсмертный вопль, то ли стон роженицы — неясно. Взрывались снопы искр, ревел огонь в печи и неустанно бил молот. Когда кузнец ненадолго прервался и отошёл, Контестар, повинуясь наитию, коснулся погибельного железа пальцами и ощутил волну дрожи. Меч был почти готов. Исчезло чувство отвращения, гадливости. То, что исходило жаром, ожидая новых ударов, было превосходным, созданным под Контестарову руку клинком.
— Поди, сам ударить хочешь, а? — добродушно спросил кузнец с отеческой ноткой в голосе. Он был много старше Контестара. Герой кивнул и взялся за молот.
— Хорошо, хорошо, — одобрительно ворчал хозяин кузницы, глядя, как владелец будущего меча наносит удары. Погибельное железо перетекало в новую форму. Перед самым закатом в круглое окошко на потолке проник косой луч света, и в его бесплотное тело вонзился длинный и узкий двуручный клинок. Таким оружием можно было и рубиться в свалке, и доставать конных всадников с земли. Взяв меч в руку, Контестар на пробу рубанул воздух, потом ещё раз и ещё. Клинок казался продолжением руки, обнимавшей рукоять с широкой гардой. Затылок не сверлил взгляд нарисованных глаз. Тень трёхгранной иглы рассеялась, воспоминания о ней померкли. Вспомнилась сестра, но долго ли мёртвые занимают мысли живых? Герой понял, что навсегда освободился от кошмара, а выкованный в тот день клинок будет приносить победы ему и его потомкам.
Контестар понимал, что завладел беспощадным оружием ящеров, но у него было и другое оружие — человеческое сердце. Значит, он был сильнее ящера. Он был сильнее всех.