Незаходящая звезда

Остаток ночи был кошмаром. Людьми овладевало безразличное, тупое отчаяние. Собрав вокруг себя совет из наиболее старых и опытных защитников крепости, Контестар понял, что уходить вглубь родной территории бессмысленно: тракт шёл мимо другой, по всей видимости, сожжённой врагом крепости, а далее на пару дней пешего пути вокруг им не найти убежища. То, что врагом является Аттай, не уваженный династическим браком, было ясно, как день. Территория, на которой стояли четыре крепости, нанизанные на тракт, как бусины на нитку, издревле считалась спорной. Леса Контестаровой родины никогда не интересовали аттайцев, но они бы не отказались присовокупить к своим землям узкую полосу степи и лугов. Сделать это им мешали пять препятствий: четыре деревянные крепости, выстроенные ещё прадедом царствующего монарха, и широкое полотно реки, через которую так и не смог переправиться свадебный караван. Теперь же аттайский правитель решил силой и хитростью взять и крепости, и защищаемую ими территорию. Поджог погубил две из четырёх — а как знать, уцелели ли остальные? Мороз усиливался, ледяной ветер забирал последнее тепло. Луна висела в чёрном небе, как чуть приоткрытый глаз огромного ленивого хищника. Контестар велел запалить несколько костров, сам сносил обугленные доски и брёвна вместе с остальными. Огни казались лучинами во мраке и грели так же, как может обогреть холодный дом тонкая тлеющая щепка. Как ни подгонял, как ни бил и ни понукал Контестар, все больше новобранцев обессиленно ложились на снег. Бойцы гарнизона засыпали, замерзали заживо, плохо одетые, лишённые очага и крова в эту бесконечную зимнюю ночь. В огне пожара погибли почти все запасы еды и тёплой одежды. Многие выбежали из горящей казармы в чём спали и даже не все были обуты. Контестар выслал на разведку старого капрала и ещё одного служаку, выдав им двух уцелевших лошадей. Оставшись в погибшей крепости, он вскоре осознал, что большинство солдат не продержится даже до рассвета. … Чёрный крюк лежал там, где Контестар оставил его. Всё ещё горячий, он растопил снег вокруг себя, оказавшись в небольшой белой пещере с ледяными сталактитами и мокрым земляным полом. Взяв погибельное железо в руки, Контестар почувствовал, как плавно и приятно расслабляются нервно сжатые мышцы, а по коже словно пробегают тёплые иголки. Звонкая чёрная толща охотно ответила на его присутствие волной тепла. Герой с трудом сдержал желание снова бросить крюк на землю и убежать как можно дальше от него. Поблекший было кошмар оброс плотью и воззрился на Контестара немигающим нарисованными глазами. Для большего спокойствия герой принялся беседовать с проклятым оружием и говорил с ним всю невыносимо долгую обратную дорогу: — Ты не радуйся, — шептал Контестар, придерживая рукой крюк на своём плече. — Ты не думай, что я… Проклятье, препаршивая же ты дрянь… Утопить тебя надо было, и утоплю… Чёрный крюк равнодушно внимал сбившивым ругательствам и угрозам. Наконец, Контестар снова вернулся в кольцо обугленных стен. Памятуя о том, как Дук в своё время обжёг руку, пытаясь коснуться погибельного железа, герой завернул крюк в свою рубашку и на пробу протянул ближайшему замерзающему. Эффект превзошёл все ожидания. По обветренному лицу молодого солдата волной пробежал румянец, обмороженный нос разом оттаял. Парень поднял голову, стряхивая сонное оцепенение. Контестар вырвал у него свёрток и тут же протянул следующему, потом снова и снова. Обломок погибельного железа, завернутый в рубашку героя, ходил по рукам, точно спелёнутый ребёнок. Поднимались головы и разгибались затёкшие суставы. Согретые, воодушевлённые солдаты откапывали из-под завалов всё, что ещё уцелело из крепостного имущества. Каждый раз получая свёрток в свои объятия, озябший в кожаной куртке на голое тело Контестар чувствовал, как источаемый им жар слабеет. Перед первыми лучами солнца погибельное железо остыло, покрылось белой коркой инея, но обитатели крепости были спасены все до одного. На рассвете вернулись дозорные, принесли новости. Множественная аттайская конница, покинув укреплённый оплот за рекой, двигалась по тракту в сторону далёкого леса. Вероятно, они шли на приступ двух крепостей, судьба которых оставалась неясной. Контестар тяжело задумался. Его — его! — невеликое, чудом уцелевшее пешее войско никак не могло противостоять снаряжённой на войну коннице. Выручать их никто не придёт, а пошли бы — так разве обгонишь быстроногих аттайских лошадей, привыкших к скачке по зимней степи? Решение пришлось принимать без промедления. Герою вспомнилась одна из бездумных идей изобретательного Дука, с помощью которой он надеялся однажды дать отпор дракону. Контестар более всего надеялся, что враги считают их мёртвыми и не ожидают увидеть всю сотню живой. Застучали топоры, замелькали ножи, обстругивая бревна частокола. В снегу змеями извивались верёвки. Герой снова зацепил чёрный крюк за плечо, но тот больше не давал тепла и не гнал кровь — обжигал холодом, как любая железная вещь на морозе. Слыша уверенный голос молодого командира солдаты работали слажено, и Дук, у которого Контестар позаимствовал военную хитрость, ходил по крепости с видом офицера высочайшего ранга. Впрочем, надолго его гонора не хватило, и бывший охотник за сокровищами деятельно включился в работу. … Ближе к полудню показались аттайцы. Конница шла бодрой рысью по тракту, выстроившись по четыре всадника в ряд. Лошади за минуты преодолевали расстояние, на которое пешеход потратил бы часы. Защитники сгоревшей крепости видели серые рубахи под войлочными плащами, широкие чёрные кушаки, опоясывающие плотные жилистые фигуры. Девственно-белый снег месили широкие копыта, и мощь не такого уж и большого войска казалась укрывшимся среди обугленных сугробов людям несокрушимой. От основной массы отделился отряд в два десятка конников, повернул к крепости. Они скакали, отдаляясь от своих, а те не ждали их возвращения, двигались дальше на запад. Острые глаза на вытянутых лицах, повязанных от ветра полоняными шарфами, разглядели движение в руинах крепости. Чья-то властная рука послала конников добить немногих уцелевших. Нахлёстывая коней, радуясь быстрой скачке и предвкушая лёгкую расправу, отряд помчался к обугленным стенам частокола. Полтора десятка солдат в собачьих плащах действительно стояли, сбившись в кучу, держа в руках короткие сабли. По всей видимости, уцелевшие твёрдо решили встретить смерть с оружием в руках. Смерть, принявшая облик аттайских всадников, неслась к ним галопом. Смерть хотела снести их, растоптать и уничтожить, даже не останавливая своего движения. Каждый уже приметил для себя жертву. Миновав остатки ворот и попав на крепостной двор, всадники выстроились в цепь. Не командир, но самый влиятельный и уважаемый член отряда нацелился ударить копьём высокого светловолосого юношу, прямо стоявшего посреди кучки своих соплеменников. Упрямец внимательно смотрел исподлобья, негромко рыча что-то, адресованное стоявшим вокруг него. Всаднику показалась, что и с копьём в груди этот юноша будет так же стоять, источая неясную угрозу. В руках у него было что-то чёрное, изогнутое — то ли закопчённая кочерга, то ли изогнутый железный прут. Аттаец лихо свистнул и пришпорил коня. Расстояние между несущимися во весь опор всадниками и немногочисленными защитниками крепости всё сокращалось. Противники уже видели мельчайшие детали — подковы лошадей и упряжь, завязки плащей, стальной блеск сабель и копий. Светловолосый всё рычал одно и то же слово, напряжённый, натянутый. Расслышать его речь сквозь гиканье и топот копыт было невозможно, но всадник прочитал по губам и сведенным от напряжения скулам: «Ждать! Ждать!!!». Но не успели конники ничего предпринять, как по сигналу своего вожака собачьи плащи побросали оружие, потянули за верёвки, и прямо перед грудями лошадей из снега вскинулся косой лес деревянных кольев. Сцепленные досками попёрек, они вонзались коням в брюхо, а те, хрипя, вскидывались на дыбы, стряхивая всадников. Со всех сторон выскочили вооружённые люди, полетели стрелы. Светловолосый первым прыгнул вперёд и вонзил своё странное оружие в лошадиный бок, провёл выше, не встречая сопротивления, разрубил всадника снизу вверх, а потом метнулся к другому. Все кончилось очень быстро, в считанные минуты были добиты и раненные кони, и их хозяева. Основные силы не видели, что отряд попал в западню — место расправы заслонял оплывший вал. Победители воздевали своё оружие, показывая небу пролитую вражескую кровь, радуясь победе. Светловолосый стоял неподвижно, запрокинув лицо навстречу солнцу, прижимая к груди железный крюк. Тот, снова разогретый в крови, едва слышно шипел и потрескивал, но не обжигал державших его рук. … Спустя четверть часа Контестар натянул серую рубаху, вымокшую кровью на спине, набросил на плечи войлочный плащ. Основные силы аттайцев, всё удалявшиеся, могли увидеть живого и невредимого всадника, беспечно прочёсывающего то, что осталось от сгоревшей крепости. Приходилось признать, что аттайцы умели жить в своих бескрайних степях: их одежда, что была создана для длительной скачки, берегла владельцев ветра и холода куда лучше собачьих плащей. Замотав лицо на манер убитых всадников, герой птицей взлетел в седло. Четверо его соплеменников последовало примеру своего вожака, а прочие построились у сгоревших ворот. На нартах рядом с драконьей головой лежало двое раненых. Новобранцы и бывалые солдаты окончательно признали героя, убившего дракона, своим командиром. Контестар произнёс короткую речь, глядя на растрёпанное, голодное, но всё же живое войско из седла. — Кто хочет подохнуть, может попытаться удрать, — произнёс герой. — А я собираюсь захватить аттайскую крепость на той стороне реки. Пойдем и посмотрим, что этим подонкам приготовили на обед! Последние слова были встречены громкими торжествующими возгласами. Контестар впервые услышал, как люди — целая сотня! — кричат его имя, как когда-то кричали имя его отца, и в их голосах ревела преданность. Они хотели идти за ним и верили ему больше, чем себе. После пожара, холодной ночи и боя, обещавшего быть для них последним, они остались в живых. Все понимали, кто вырвал их у смерти из-под носа. Контестар же чувствовал, как в его остывшей душе тлеют, медленно отдавая тепло, крошечные искры. Это было почти приятно. Было бы, если бы не ныли семь точек чуть ниже колена и не упирался в затылок холодный взгляд нарисованных глаз.