Незаходящая звезда

Задуманное не удалось осуществить ни на следующий день, ни днём позже. Осенние тучи густо обложили небо над замком, к огромному неудовольствию живших в нём драконов. Контестар видел, что ими всё больше овладевает хищное возбуждение, особенно двумя младшими. Сам похититель и его отец тоже всем своим видом демонстрировали, что терпение их на исходе. Грозные обитатели замка поджигали окрестные деревья, крошили когтями каменные уступы скал, ревели и дрались друг с другом. Только самый старый, дед похитителя и прадед подрастающих ящеров, ждал солнца хладнокровно или даже безразлично. Глядя, как древнее чудовище грузно поднимает в воздух старческое тело, юноша с омерзением думал, сколько-то беззащитных девушек погибло в его широкой пасти с полусгнившими зубами. Контестар снова и снова пытался найти какую-нибудь лазейку и проникнуть в замок, ведь разработанный план был более чем рискованным. Но три дня не смогли принести ему больше, чем принесли Дуку тридцать лет, проведённые у логова ящеров. Дук же стал для Контестара самым преданным помощником и советчиком: ведь теперь дело всей его жизни зависело от затеи этого сумасшедшего юноши. — А что, сестрёнка-то у тебя красивая? — спросил он вечером третьего дня, осторожно поддувая в очаг. Где-то в глубине плохонькой печурки тлела крупная кедровая шишка. — Как я. Мы близнецы, — ответил Контестар, в сотый раз проворачивая в уме то немногое, что он узнал о закладке пороха в трещины. Шишка с треском разорвалась, породив целый сноп искр. — Э! — Дук крякнул, потом встал и принялся отряхивать куртку от налетевшего пепла. — А как спасём её, я на ней женюсь! Контестар только махнул рукой, но Дук не унимался. Вновь обретя человеческое общество, он желал всего и сразу. — А вот прямо сейчас и посватаюсь! — заявил без пяти минут жених, тщетно пытаясь расчесать немытые патлы морщинистой рукой. — Вот ты её брат, прими решение. Я парень видный, а с золотом… — Дук мечтательно закатил глаза. — Да с золотом все девицы за меня друг другу головы поотрывают! — Старый ты больно, небось поздно девицам под юбки заглядывать, — отшутился было Контестар. Шутка эта вызвала на щеках Дука заметный румянец. Прощелыга, которому действительно было уже поздно, так и не узнал женской ласки за свою долгую и бесприютную жизнь. Но осознание собственного несметного богатства придало ему решимости. — Не беда! Да я ж себе такой дворец отгрохаю, как золото достану! С фонтаном вина, в рот тебе дышло! — Да хоть с двумя. — Ты подумай, — продолжил Дук самым вкрадчивым тоном, — со мной породниться — великое дело! Моё золото еще правнуки проедать будут, и те не проедят! А ты будешь мне родным братом! Контестар не ответил, но Дука было уже не остановить. Поглощенный мыслями о молодой жене, собственном дворце и фонтане, из которого будет литься вино, прощелыга совсем размечтался. Он грезил о достойной старости под сенью фруктовых деревьев, о кровати с пуховой периной и горячем супе с овощами и мясом. Некоторые мечты его были столь же оригинальны, как попытки летать на самодельных крыльях. Например, он хотел завести в саду единорогов и со слезами на глазах клялся, что не пожалеет за этих тварей половины своих сокровищ. Многие желания стоили недорого, а для их осуществления не требовалось так уж много золота. Оторванный от человеческой жизни, и никогда не знавший жизни придворной, Дук представлял себе дворец как очень большой деревенский дом. Королевская чета в его понимании держала белоснежных кур в золотом курятнике. Контестар непроизвольно усмехнулся, подумав, что убирать за белыми курами в золотой клетке необходимо не меньше, чем за самыми обыкновенными. Едва ли изнеженные придворные дамы смогли бы вынести сопутствующий запах… Но Контестария бы, несомненно, вынесла. Какого-то ей сейчас в плену у смрадных ящеров? Дук лихорадочно сглатывал слюну при мысли о свежих куриных яйцах. Будь он королём, он не расставался бы с этим нехитрым лакомством даже выслушивая просителей. Прощелыга уже видел себя сидящим на троне, с соболиной мантией на плечах и варёным всмятку яйцом на золотой патошнице в одной руке. А у своих ног он видел тех семнадцатилетних приятелей, которые крутили пальцами у виска, слушая предложения вместе обчистить драконью сокровищницу. Чудаку как-то не приходило в голову, что эти благоразумные люди провели последние тридцать лет куда комфортнее, чем он: построили тёплые уютные дома, женились, завели детей и кур-пеструшек в самых обыкновенных, не золочёных курятниках. Рядом с собой Дук уже видел заботливую молодую жену, называл Контестара то братиком, то сынком, а потом вновь принимался оправдываться перед золотыми монетами, что до сих пор не вытащил их из плена. Под сбивчивое бормотание своего измученного холодом и голодом товарища, Контестар сам не заметил, как провалился в сон. Почему-то врезалась в память мимоходом брошенная Дуком фраза: — И надо обычай завести, если кто спас девчонку из лап ящера, чтоб непременно замуж за него шла! Старый или рябой, это, знаешь, ерунда! Зато каков герой! Ну ты-то, ясное дело, на сестре жениться не можешь, а я… … Контестар проснулся глубокой ночью и рывком сел. Его разбудила тишина. Обычно в землянку проникал густой влажный шум, с которым дождь барабанил по листьям деревьев, по палой хвое, а ещё гулко бились в скалистый берег взбудораженные ветром волны. Теперь же стояло глухое, пугающее безмолвие. Юноша выбрался на поверхность, встал у входа в землянку. Дождь прекратился, и безлунное небо расчистилось, а ветер стих и уже не мог снова пригнать тучи, три дня защищавшие невинную девушку от зубов ящера. Над головой медленно поворачивался звёздный диск. Медовая дорога протянулась через всё небо, и по её искристой глади то и дело леской пробегала падающая звезда. Созвездия над замком казались незнакомыми, словно принадлежавшее ящерам небо породило собственные звёзды. А может, это человеческие звёзды просто бежали в страхе прочь? Непримиримым красным огнём горели две звёзды, точно два свирепых глаза. От них как костяной гребень тянулась череда огоньков и терялась за морем на востоке. Ясно выделялись очертания перепончатых крыльев, закрывавших полнеба. Звёздный дракон, распластавшийся в немыслимой вышине, был увенчан тремя яркими искрами, царственно поблескивавшими на его змееподобной голове. Медовая дорога казалась столбом пламени, исторгнутым из глотки этого исполинского небесного ящера, каждую ночь поднимавшегося из-за горизонта и пролетавшего над замком своих земных сородичей, чтобы перед самым рассветом нырнуть за далёкие западные скалы. В том бледном огне, что тысячи тысяч лет без устали извергало чудовищное созвездие, сгорали и таяли звезды, растворялись в его холодных потоках. Лишь только одна, безымянная незаходящая звезда показалась Контестару знакомой на этом грозном чужом небосводе. Крошечная, она остро сияла перед самым носом у небесного дракона и не сгорала в его пламени. Контестару не дано было знать, встречается ли ящер с ней каждую ночь или, быть может, они сближаются раз в сотни или тысячи лет. Юноше почудилось, что последняя, самая стойкая человеческая искра пришла в это полное неведомых опасностей небо из-за гор следом за ним. … Закладывать порох Контестар пошёл один. При нём был самодельный смоляной факел, чтобы держать наготове огонь. Ещё до рассвета он рассовал весь пороховой запас между стыками каменных плит, а перед самыми лучами солнца выругал себя последними словами за спешку: на камнях выпала обильная роса. Но дневное светило, выглянув из-за горизонта, быстро высушило эту влагу. Контестар напряжённо ждал, время от времени смачивая слюной перепачканные чёрным порошком руки. В замке началась обычная утренняя жизнь. Слышались голоса и звук шагов, где-то гремела оловянная посуда. В воздухе пахло свежим хлебом и яичницей. Почуяв этот запах, Контестар, сам того не желая, вспомнил мечты Дука о куриных яйцах. Из глубин замка до его слуха донёсся грохот, потом резкий окрик и плач, будто ребёнка пороли за какую-то провинность. Солнце поднималось всё выше, и широкий косой луч света понемногу подбирался к жертвеннику. Вот он заиграл оттенками тёмного на бахроме крючьев, вот в его бесплотное тело вонзилась трёхгранная игла, не встретив сопротивления. Ящеры не показывались, хотя накануне Контестар своими глазами видел, как они влетели в замок. Отчаяние переплелось с надеждой так туго, что он потерял счёт времени. Было лишь это невыносимое ожидание неведомой развязки, которая всё откладывалась. А жива ли ещё сестра? Солнце приближалось к зениту, когда Контестар услышал шаги. Какие-то люди шли, ступая кожаными сапогами по древним плитам, и юноша различил лёгкую походку сестры. Через несколько секунд в ритуальную комнату вошли двое мужчин — молодой и постарше, а с ними Контестария. За ней, кусая губы, переглядываясь и шикая друг на друга, проследовали двое подростков, на вид десяти и пятнадцати лет. Девушка шла сама, точно зачарованная или спящая, бездумно переступая босыми ногами. На ней всё ещё было белое платье, расшитое красными нитями и меховая накидка, в которую она, вероятно, куталась тем роковым утром, когда её похитил ящер. Тёмные волосы спутались, но в них ещё держался тонкий, как серп новорождённой луны, венец. Процессия остановилась в десятке шагов от жертвенника. Контестар видел, что мужчины о чём-то переговариваются между собой. Молодой — его юноша видел ранее вместе с Тармой — время от времени ловил бездумный взгляд Контестарии, слегка покачивал плечами и головой на манер заклинателя змей. Его руки бесцеремонно стянули с жертвы оттороченную беличьими шкурками накидку, потом разорвали платье, и девушка осталась в одной тонкой белой рубашке. После он ещё раз критически осмотрел Контестарию, выпутал из волос венец, выбросил через плечо. Затем взвесил на ладони медный браслет, но снять с безвольной руки не смог — замок был создан так, чтобы не разомкнуться уже никогда. Контестар услышал смех того, что постарше. Промучившись с браслетом около минуты, молодой махнул рукой и бросил грозный взгляд на мальчишек, тоже готовых рассмеяться. Контестар с предельным отвращением смотрел на людей, пособничавшим ящерам в их злодеяниях. Он понял, что сестру освобождают от лишней одежды перед тем, как она попадёт дракону в пасть. Двое мерзавцев что-то неспешно объясняли мальчишкам, показывая то на жертвенник, то на приговорённую девушку. Её брат ждал, держа наготове зажжённый факел. Но когда же появятся ящеры? Ждали и четверо внизу. Солнечное пятно целиком накрыло чёрную глыбу с трёхгранной иглой. Драконов всё не было. Наконец, что-то между собой порешив, негодяи начали действовать. Тот, что был моложе, взял Контестарию за локоть и подтолкнул к жертвеннику. От этого прикосновения, а может, от вида трёхгранной иглы она вдруг пробудилась от забытья. Контестар навсегда запомнил этот крик. Жертва вырывалась, тщетно пытаясь отсрочить неизбежное. Брат видел искаженное животным ужасом лицо сестры. Задыхаясь, она кричала, звала отца и брата, звала кого-нибудь, умоляла своих мучителей о пощаде, и пронзительный вопль наполнял мрачный зал, просачивался сквозь решето многочисленных дверей. Попав в полосу света, девушка забилась ещё отчаяннее. На крюке, что теснились на краю стола, остался лоскут её длинной рубашки. Мужчина привязал жертву к трёхгранной игле закопчённой цепью, а потом спокойно отошёл, равнодушный к её мольбам. Спрыгнул на пол, вернулся к прочим ожидавшим. Между ними снова затеялось обсуждение. Молодой что-то говорил взбудораженным сверх меры подросткам, а тот, что был постарше, то спорил, то поддакивал. В полумраке мелькнул золотой сполох — это Тарма осторожно заглянула в жертвенный зал, но ей велели убираться вон. Контестария безвольно обмякла, оперевшись затылком о чёрное железо. Контестар понял: выбилась из последних сил. Бледное осунувшееся лицо с закрытыми глазами было устремлено прямо на него. Она знала о своей участи, и последняя надежда покинула несчастную. Ужасная смерть, отложенная на несколько дней неотвратимо приближалась. Осталось, быть может, несколько минут невыносимого уже ожидания, а потом… Неожиданно Контестар заметил прелюбопытную особенность. Вглубь замка из Ритуальной комнаты вело множество дверей, а наружу — только огромный туннель, по которому ящеры могли влететь в своё логово или вылететь из него. Куда же делись пятеро — пятеро! — драконов, трое из которых уж никак не могли бы пролезть через рассчитанный на человека проём? Контестар едва не выдал себя, пытаясь разглядеть как можно больше подробностей через дыру в потолке. Группа негодяев ждала со всё нарастающим нетерпением. В голове юноши назойливой пчелой бились и повторялись услышанные от Дука слова о том, сколько драконов живёт в замке: «Здоровенный ящер, двое мальчишек… Постарше гад, видимо, отец того, молодого. И дряхлый старикан, все зубы повыпадали, крылья едва держат». Здоровенный ящер, двое мальчишек… Гад постарше. Здоровенный ящер… Двое мальчишек… Гад постарше… И… Когда раздались шаркающие шаги, перемежаемые стуком деревянной клюки, Контестар понял всё. То, что произошло потом, являлось ему в кошмарах до конца его дней. Прямо на его глазах обитатели замка, которых он принимал ранее за людей, неестественно изогнулись, вытянулись, покрываясь чешуёй. Скребли по полу огромные окаменевшие когти, змеились гибкие хвосты, а из зубастых глоток вырывались языки пламени вперемешку с удушливым дымом. Шелестели, расправляясь, кожистые крылья. Контестария снова истошно закричала, когда самый крупный, молодой ящер повернулся и двинулся к ней, потянулся когтями к груди. Контестар орал, изо всех сил стараясь отвлечь внимание чудовищ, чтобы выиграть хоть немного времени. Да почему же он не догадался раньше?! Подожжённый шнур тлел, но огонь шёл по нему недостаточно быстро. Поглощенные разворачивавшимся в ритуальной комнате действом, ящеры не обращали внимания на то, что происходило у них над головами. Контестар ещё слышал крик сестры, когда крошечный огонёк дошёл до сети заминированных трещин. Сквозь оглушительный рёв и крики он не различил лёгкое шипение, с которым отсыревший скраю порох проглотил огонёк. Крыша не взорвалась, а внизу под ней наступила тишина, размыкаемая лишь звуком раздираемой зубами плоти и хрустом костей. До Контестара не сразу дошло, что он опоздал. Не помня себя, он кинулся к тому месту, где крепил шнур, принялся дуть на тлеющий ком сырого пороха. Летели искры, но обезвреженная водой взрывчатка лишь тлела, как болотный торф. Контестар приник животом к холодным камням, лихорадочно всматриваясь в предательский порошок. Рука его ещё сжимала смоляной факел. В порыве отчаянной надежды, безумец бросил его в перекрестье забитых порохом трещин. И тогда мир вокруг него взорвался.