Незаходящая звезда

На белое полотно горстями кидали крашенные пшеничные зёрна и монеты. Контестария в сопровождении брата проследовала к повозке, переступая через многочисленные полосы лент и ремней. Прямо под её ногами копошились юркие воробьи, торопливо клевавшие нежданное угощение. Горожане, особенно женщины, до хрипоты кричали ей в след поздравления, пожелания счастья и советы. Здоровенный марлин, утром обменянный Контестаром на золотой талун, уже был обглодан до костей. Помогая сестре забраться внутрь повозки, юноша ободряюще сжал её ладонь. Неотвратимость, с которой надвигалась нежеланная судьба, почему-то перестала на него давить. Может, при дворе аттайского короля ещё удастся с кем-нибудь хорошенько подраться, а может, и не раз. И с той аттайской сволочью они ещё посмотрят, кто кого. Теперь им предстояло трое суток пути. До конца дня повозки бодро оставляли позади повороты извилистой лесной дороги, на закате выйдя к краю небольшого плато. Там встали лагерем. Контестар распрягал лошадей, помогал ставить шатры, носил воду и дрова. Делегацию большей частью составляли потомственные слуги, в обязанности которых ранее входило стелить белые скатерти, разливать по кубкам вино и после подавать их с изящными поклонами, разносить записки и менять тонкое бельё на постелях с высокими пуховыми перинами. Контестар забавлялся, видя, как один из них тщетно пытается развести огонь рядом с их шатром. Под руками, высекающими искру из огнива, лежал пучок зелёной травы, точно только что выросший на холодной осенней земле благодаря усилиями неумёхи. Другой лакей что было мочи дул, безнадёжно пытаясь помочь искрам разгореться. Взяв дело в свои руки, юноша собрал горку бересты и сухих еловых веточек, ударил ножом по кремню. Резкий окрик помешал ему спустить с языка уже готовую остроту. Усатый стражник наступил ногой на занявшийся было костерок, и оглядываясь на ближайшую повозку, велел устроить его в другом месте. — Но ведь далеко, не подожжём! — попытался было поспорить Контестар. Боец вздохнул, надувая щёки, отчего его усы показались ещё пышнее. Ему было скучно и холодно. Выполняя данные королём указания, он не отходил от своей повозки, не мог погреться у костра или поболтать с другими путниками, которые уже расположились в шатрах и вокруг огня. — Знаешь, что там? — он кивнул на полотно фургона. Контестар, заинтригованный, отрицательно помотал головой. — Что? Стражник заговорщически приобнял его за плечи, выразительно повёл густыми бровями и сказал негромко: — Там злой чёрный порошок, которым на рудниках дробят стены в забое. Каменные глыбы крошит! — Как можно крошить глыбы порошком? — удивился Контестар, далёкий от горняцкого дела. Стражник понял, что нашёл в лице юноши собеседника. Он вырос вблизи серебряного рудника. Его отец и дед, и четверо старших братьев не знали другого ремесла, кроме как возить на поверхность тачки с рудой, отчерпывать воду, дробить породу и искать драгоценные прожилки. Контестар до поздней ночи с большим интересом слушал удивительные истории о разных подземных опасностях, о приметах горняков, их горестях и радостях. Стражник с удовольствием вспоминал родные места. Когда путников стали скликать на ужин юноша отлучился и принёс ему горячую похлёбку в оловянной миске, а сам устроился напротив, положив на колени такую же. Собеседники по очереди прикладывались к горняцкой фляге, взятой стражником из родного дома много лет назад. — Да-а-а-а, — протянул, наконец, усач. — А ведь я был как ты, когда меня в рекруты угнали. Контестар печально улыбнулся. Его тоже… Угоняли. — А что же порошок? — напомнил он о том, с чего началась их беседа. — Этот порошок, — стражник усмехнулся в усы, — разрывает камень на куски, если на него попадёт хоть искра. Делают так: засыпают его в трещины, а потом отходят и протягивают просмолённый шнур. Выбирают по жребию, кто пойдёт тот шнур поджигать, а прочие из горы поскорее ноги уносят. И как огонь до порошка дойдёт, так земля на мили вокруг дрожит, и в горах осыпи сходят. — А что же, часто погибает тот, кто поджигал шнур? — поинтересовался Контестар. — Бывает, и погибает, — кивнул рассказчик. — А почему же не сделать шнур подлиннее? Этот вопрос поставил рекрутированного сына горняка в тупик. Но он быстро нашёлся с ответом и буркнул: — Стоит, знаешь ли, дорого этот шнур. Злой чёрный порошок везли в подарок аттайскому правителю. Недавно в его владениях был заложен многообещающий медный рудник, а потому этот ценный груз должен был сгладить лёгкий мезальянс, который имел место между будущими супругами. Контестар хмыкнул. Уж с порохом-то кровь его сестры станет куда гуще, чем у этого аттайского крысёнка. — …а если порох намочить, то он и не взорвётся, — услышал Контестар полусонное бормотание своего нового знакомца, — у меня старший брат, однажды, знаешь… … Весь следующий день Контестар тащился рядом с караваном. Временами он спешивался и подолгу шёл пешком, ведя коня под уздцы. Чуть впереди маячила украшенная увядающими цветами крытая повозка, в которой ехали девушки — вместе с Контестарией замуж выходили обе её личные служанки. По древнему обычаю они предназначались в жёны слугам её будущего мужа. Несмотря на разницу в статусе, девушкам было, что взахлёб обсуждать всю дорогу. Изредка до ушей Контестара доносился заливистый смех сестры, и он убеждался, что та, вдоволь наревевшись у него на груди накануне отъезда, снова бодра и весела. Минувшим вечером он не смог зайти и пожелать ей спокойной ночи, а утром также не успел увидеться с ней. Ну да не страшно — у них впереди ещё целая жизнь бок о бок среди чужих. Знакомые места остались позади. Застава на границе двух государств отсалютовала свадебному каравану копьями. Контестар узнавал знакомые лица, улыбавшиеся ему из-под забрал шлемов. Когда-то эти вояки служили под началом его отца и уважали того за справедливый, честный, хоть и суровый нрав. Маленького Контестара они любили, дарили ему деревянных лошадок и учили солдатским премудростям: как получить добавки из общего котла, как просушить у костра промокшие сапоги, как лучше заточить клинок. Караван задержался ненадолго в крепости. Контестар испытал то, что чувствует отлучённый надолго от дома крестьянин, который, вернувшись, застаёт нетопленный дом, запущенный огород и больную жену в грязной постели. Нынешний командир, напыщенный светский хлыщ, сосланный в эту дыру из-за придворной интрижки, справлялся со своими обязанностями препаршиво. И уж тем более ему не было дела, как бы выбить для простых служак бочку солёного мяса посвежее, а не такое, чтобы в нём копошились опарыши. Оплывали валы под покосившимися частоколами. Новобранцы, ещё не усвоившие суровый воинский порядок, ходили в нечищенных доспехах, а то и вовсе забывали где попало шлемы, копья, щиты. Между зубцами башен густыми гирляндами сушилась на солнце вонючая рыба. На плечо Контестара по-отечески легла твёрдая рука. Старый капрал, доживавший при гарнизоне зиму своей жизни в качестве лекаря, помнил юношу сопливым мальчишкой, а его сестру — сопливой девчонкой. — Что, провожаешь? — спросил старик, бывший уже в силу возраста вне этикета и вне субординации. — Еду с ней, — ответил Контестар. Капрал хохотнул. — И тебя, значит, замуж? Такого нельзя было спускать даже почтенному старцу. Контестар резко выбросил руки вперёд, повернул шлем на голове шутника так, чтобы на месте лица оказалась глухая заслонка. Потом поддал ногой тощий зад, отчего дезориентированный капрал не удержался на ногах и шлёпнулся в грязь. — Себе мужа поищи, старая дева, — добавил Контестар скорее для зрителей этой сцены, чем для старика. При Контестаре был меч, лук и колчан стрел. Когда путники с положенными обычаем обрядами перешли границу, юноша вообразил себя завоевателем. Вот он едет на своём коне по чужим землям, неотвратимо приближаясь к вражеской столице, словно клинок к сердцу. Другие, быть может, везут подарки, серебро, бочки вина и охапки пушнины, собираются замуж и строят вереницы планов, но именно он, Контестар, едет как воин. Тихая необъявленная война длилась до вечера. Когда солнце начало клониться к закату, караван подъехал к переправе через широкую реку. Здесь путникам предстояло заночевать, чтобы на следующий день погрузиться на уже ожидавшие их лодки и плоты, а к вечеру достичь пункта назначения. Контестар кивнул своему знакомцу-стражнику, но не переломил с ним хлеб, как накануне. Решил проведать сестру. Контестария, впрочем, занятая своими женскими делами, не смогла его принять. Юноша вспомнил последние слышанные от неё слова и с горечью подумал, что она возьмёт их обратно, когда увидит жениха. Вместе с лодками у реки их ожидала группа аттайских дворян, высланная навстречу принцевой невесте. Те вырядились как пышно, что дорожная грязь на полах подбитых дорогим мехом плащей казалась плевками самой земли. Жениха с ними не было — так требовал обычай — но зато приехал его старший брат, наследный принц. Контестар, не питавший теплых чувств к будущей родне, отметил его как хорошего наездника и в целом неглупого, хоть и тоже порядком изнеженного типа. Пожалуй, из двух аттайских сволочей этот был меньшей сволочью. Контестария, стоя босиком на медвежьей шкуре в небольшом переносном шатре из белого полотна с красными узорами, задавала положенные обычаями вопросы о своём будущем муже. Ответы, отточенные устами тысяч поколений повторявших их сватов, срывались с аттайских уст. Удовлетворённые проведёнными ритуалами, пришельцы и хозяева перемешались. Пошли по кругу чаши с вином. Востроносый спутник наследного принца сразу взялся за поганое дело. Этот тип перемешался по лагерю, то тут, то там на разные лады обсасывая одно и то же: кровь жидковата. Жидковата кровь у невесты, и брат её им не чета. К утру уже все, даже последняя собака знала, что аттайский двор с большим скрипом принимает этот брак, а потому все приехавшие вместе с красавицей Контестарией должны знать своё место и не морщиться, если объедки с хозяйского стола придутся не по вкусу. Контестар так и не увиделся с сестрой, хоть и желал этого всей душой. Не хотелось оставлять её наедине со всей этой мерзостью, но она решительно гнала его через служанку. Контестария боялась, что брат не сдержится и подпортит ей отношения с будущей семьёй. Юноша только удивлялся и размышлял, надолго ли хватит её наивности. Куда уж дальше портить? Кровь жидковата!