Незаходящая звезда

Широкая лента рассвета золотой границей пролегла между морем и небом, и прибрежные деревья казались причудливыми узорами, вычеканенными на её поверхности. В воздухе парили чайки, подхватывая из воды мелкую рыбёшку, подошедшую ранним утром близко к поверхности. Далеко-далеко от берега двое братьев-рыбаков умело выбирали огромную, видавшую виды сеть. Они очень торопились, но всё равно безнадёжно опоздали: их более расторопные конкуренты уже вовсю толпились у повозки, предлагая свой улов толстопузому повару и двум его куда более стройным помощникам. Рыбаки галдели, как птичий базар. Ещё бы. За самую крупную рыбину обещан был золотой талун, а на такие деньги бедный рыбак мог прожить до старости в сытости и довольстве. Многие держали в руках весы, с пеной у рта доказывая их невероятную точность. Повар и его помощники не спешили верить деревенским хитрецам. Возложивший на них столь почётную и ответственную миссию снабдил их собственными весами, показания которых отличались от предлагаемых рыбаками не в пользу последних. Торг затянулся. Контестар, в потайном кармане которого лежал тот самый вожделенный золотой талун, безучастно смотрел на море. Той ночью он не мог уснуть, размышляя о своей будущей жизни, о том, какие надежды возлагает на него отец и как его судьбой планирует распорядиться король. А перед рассветом ему следовало отправиться вместе с поваром в рыбацкую деревушку и проконтролировать весь этот дурной балаган, предписанный обычаями. Шум, гвалт, грязная ругань и резкий рыбный запах раздражали юношу, который надеялся поскорее расправиться с нудными обязанностями. Лодка двоих братьев пристала к берегу. Их выкрики, неожиданно громкие на фоне уже порядочно охрипших голосов односельчан, прорезали воздух. — Смотрите! У нас самая большая! Да у нас настоящий кит! Настоящий кит оказался достаточно крупным марлином. Братья, обливаясь потом, с натугой тащили его к весам. Когда они водрузили свою ношу на оловянную чашу, брови повара и его по помощников поползли вверх так же, как пудовые гири на другом конце рычага. Братья улыбались, потирая натруженные руки, в которых они уже видели золотой талун. Толпа завистливо косилась на счастливчиков. Повар тщательно осмотрел рыбину, но даже его опытный глаз не нашёл изъяна на серебристой чешуе мясистых боков. Когда помощники осторожно перевернули марлина, мёртвый глаз на мгновение бросил немигающий взгляд на скучающего Контестара. — Паршивые ублюдки, мрази, свиное дерьмо! — заорал вдруг повар, на беду предприимчивых братьев заглянувший марлину в глотку. — Да вы ему в брюхо песка навалили, в рот вам дышло! С лиц двоих рыбаков разом слезло самодовольное выражение. Они потерянно попятились от грозно надвигавшихся на них стражников. Получившая новую надежду толпа взревела, воодушевлённо бранясь на все лады. Контестар вздохнул, предчувствуя, что нескоро выберется из этой провонявшей рыбой дыры. … Ему было семнадцать лет. Юноша готовился оставить родной дом вместе с красавицей Контестарией — своей сестрой-близнецом. Когда девушке пришло время выйти замуж, отец решил не разлучать брата и сестру. Контестария предназначалась в жёны аттайскому принцу, и целая свора придворных повитух наперебой обещала ей множество детей. Разумеется, мальчиков. Будущее Контестара интересовало окружающих гораздо меньше, да и для него самого оставалось весьма туманным. При аттайском дворе он будет… Жить. Пока — всё. Глядишь, кормить будут три раза в день. Когда Контестар всё-таки освободился, на смену невыносимо скучному наблюдению за рыбаками, их уловом и уловками, пришло невыносимо скучное наблюдение за приготовлениями к отправке. Город кипел, взбудораженный дармовым угощением и выпивкой, а также ожидаемым торжественным зрелищем. Снаряжались повозки, длинная вереница которых протянулась от центральной площади до самых ворот. Все куда-то спешили, что-то делали, лаяли собаки и ржали лошади. Какой-то возничий уже здорово поддал с приятелем, и теперь изо всех сил старался не выдать своего нетрезвого состояния. Женщины деловито украшали все подводы, фургоны и кареты букетами поздних осенних цветов, повязывали яркие ленты. Повсеместно те, кому предстояло отправиться вместе с невестой навстречу неведомой судьбе, прощались с родными и близкими, остававшимися. На площади уже расстилали белые полотна, по которым вскоре должна была пройти торжественная процессия. Поёживаясь от осеннего ветра, на высоком деревянном столбе восседал, переступая тощими лапами, старый лохматый орёл с надтреснутым клювом — олицетворение королевской власти. Контестар, бесцельно слонявшийся по городу, услышал, как его окликнули. Отец, с головой погружённый в чуждые ему хлопоты, махнул рукой с высокого крыльца. По тому, как сурово были сдвинуты отцовские брови, юноша понял, что его искали, и давно. Отец, неизмеримо гордый тем, что единственная дочка станет женой принца — как знать, может, и будущей королевой! — надувал щёки за спинкой кресла. Он был старшим военачальником, доверенным и уважаемым лицом при дворе, но кровь… Кровь была жидковата. Родись в своё время во дворце девчонка, не видать бы Контестарии завидного жениха. Но, к сожалению или к счастью, судьба сложилась так, что Аттай дал добро на эту свадьбу. Не в последнюю очередь оттого, что невеста отличалась редкостной красотой. Белая голубка, дикое яблочко, как её ласково и шутя называл отец. Хоть кровь и жидковата, зато здоровье отменное. Слишком сильно выродилась когда-то могучая и славная аттайская династия, вот и решили взять девочку без родословной. Седовласый король, восседавший перед Контестаром, много и витиевато говорил. Все его намеки сводились к главному: смотри в оба и регулярно пиши нам обо всём, что происходит при дворе. Не гнушайся подслушивать, не смей пропускать что-то интересное мимо ушей. На родине должны знать об Аттае всё: кто, с кем, зачем, какая кому от этого выгода. Ты ведь умный и образованный мальчик. Контестар кивал, усердно делая почтительный вид. Удостоверившись, что юноша всё правильно понял, король отпустил его пренебрежительным жестом морщинистой руки. Стоило Контестару выйти из небольшой комнатушки без камина, где старый монарх проводил подобного рода беседы, как ему встретился брат почившей десяток лет назад королевы. Этот скользкий тип никогда не гнушался подслушивать, и будущий шпион не усомнился в том, что всё сказанное ему «в строжайшем секрете» будет передано контийскому двору… Скажем, через пару суток. Не позднее. Старая гадюка усердно выполняла свой долг перед родным королевством. Контестару впервые захотелось поговорить с этим человеком по душам. Он почувствовал к нему… Нет, не уважение, но, пожалуй, чувство общности. Не угодно ли? Брат по оружию. В глазах старого придворного мерзавца юноша увидел схожее чувство. Брат почившей королевы заискивающе улыбнулся самыми уголками губ и слегка кивнул на дверь. Контестару ничего не стоило донести до сведения короля, что их разговор был не слишком-то конфиденциален, но пробудившаяся солидарность удержала его от этого шага. Хитрый лис понял это и улыбнулся шире. — Никому не верь в Аттае, — посоветовал он, чтобы занять неловкую паузу. Контестар кивнул и с большим интересом посмотрел на того, кто много лет играл его будущую роль. Но брат по оружию больше не был намерен давать какие-либо советы. … Контестария плакала. Грудь её брата-близнеца, допущенного к ней на несколько минут, насквозь промокла от слёз. Вообще-то девушка отличалась сдержанным нравом, но сейчас, именно сейчас, когда до отъезда из дома остался всего час, она плакала. Контестар окончательно запутался: она хочет, чтобы ей можно было хотеть не хотеть не ехать, но поэтому ей нельзя хотеть не хотеть, и она… Хочет, но не может хотеть, и не хочет, потому что ей нельзя, но она всё равно хочет. Тонкие руки Контестарии были закованы в тяжёлые медные браслеты, похожие на кандалы — символ помолвки с аттайским подонком. Контестар пару раз видел её будущего мужа, и не проникся к нему уважением. Ему сразу не понравилось бледное остренькое лицо великосветского гадёныша, по слухам, отправившего к праотцам двоих своих старших братьев. Если слухи верны, то четвертому сыну в королевской семье осталось совершить последнее преступление, чтобы остаться единственным наследником. Контестар с отвращением думал, что ему придётся следить за жизнью этого изнеженного существа, разбираться в распускаемых им сплетнях, подслушивать за его дверями и копаться в его грязном белье. Разве для этого он был рождён? Разве… Контестар был рождён воином, а не интриганом. Брат и сестра провели детство в военном лагере. Мать родами умерла, а строгий, но любящий отец оставил детей при себе. Они знали и суровую дисциплину, и скупую солдатскую ласку. Контестария умела стрелять из лука получше разжиревших королевских гвардейцев. Контестар с малых лет учился военному делу: как выбирают место для битвы, как разбивают лагерь, как расставляют часовых и сторожат пленных, как перевязывают раны и добивают безнадёжно погибающих. Он был слишком мал, чтобы участвовать в сражениях, но его иногда посылали гонцом, а иногда и разведчиком. Но, снискав благоволение короля, их отец перебрался в столицу, а там в его дочери распознали будущую красавицу. Даже Контестар, проживший с сестрой бок о бок всю жизнь, был потрясён, увидев её в подобающем новому положению платье. Стройная, как юное деревце, с выразительными чёрными глазами, с тяжёлыми кудрями, лежащими на безукоризненных точеных плечах, она поражала сердца одним взглядом. Смелая белозубая улыбка соперничала красотой с золотыми украшениями придворных дам. Контестария быстро переняла от окружавших её высокородных дворянок и манеры, и умение вести разговор, и даже походку. Пальцы, когда-то покрытые мозолями от натягивания тетивы, быстро стали нежнее самых холёных мизинчиков её новых подруг. Ведя сестру под руку на очередной пышный приём, Контестар кожей ощущал сотни взглядов, прикованных к ней. Не раз с ним пытались завести дружбу единственно ради того, чтобы стать ближе к красавице Контестарии, а там, как знать, и… И она досталась этой аттайской сволочи. — Тебе ведь тоже не хочется ехать, брат? Контестария всматривалась в опустошенное лицо Контестара. Не хочется… Ещё как не хочется. Но тут устами заплаканной невесты заговорила будущая придворная дама: — Контестар, — голос уже не дрожал, но в нём заиграли знакомые задорные нотки, — я хочу, чтобы называл моего будущего мужа братом! — Ещё чего прикажешь?! — фыркнул юноша, расправляя на груди промокшую рубашку. — Ни за что на свете. — Я прошу, это для меня очень важно, — она улыбнулась так, что любой светский бездельник немедленно схватился бы за рёбра. Но на Контестара это не подействовало. — С меня достаточно того, что ты полчаса ревёшь из-за этого подонка, — прорычал он и гадливо сплюнул. — Давай ещё раз повторим, что ты скажешь ему, когда вы впервые останетесь вдвоём? — настаивала сестра, тревожно оглядываясь на дверь. Она опасалась, как бы крамольные слова её брата не подслушали посторонние. — Желаю тебе поскорее издохнуть, смердящая аттайская гадина, — произнёс Контестар тоном примерного ученика. — Прекрати! — Контестария была готова снова удариться в истерику. Она не притворялась и плакала вовсе не понарошку. Невеста схватила Контестара за рукав и попросила, заглядывая ему в лицо тёмными, как у него самого, глазами. — Назови его братом… Ведь все люди братья, Контестар. Помнишь? Все люди — братья! — И ты?! — он рассмеялся. — Будь ты моим братом, мы бы сейчас не ехали к этому… В комнату вошли четыре женщины, с ног до головы увешанные разномастными оберегами. За ними ворвался густой дым положенных случаю благовоний и цветов. Тонкие стебельки томника, увенчанные невзрачными лепестками, плавали в котелке с талой водой, принесённой накануне с горного ледника. На маленькой красной подушечке лежала золотая булавка, которой невесту необходимо было уколоть до крови. Через силу улыбнувшись и подмигнув сестре напоследок, Контестар вышел.