Черта

      Алина бесцельно вертела в руках конверт с письмом. Конверт был вскрыт, письмо прочитано и аккуратно уложено обратно. Взгляд Алины, блуждая по библиотеке, то и дело возвращался к картинам Горина. Старкова знала, что сознательно выбрала именно это место для прочтения письма, будто бы желала наказать себя за любопытство. Виски начинало сдавливать знакомой тянущей болью, она пульсировала с каждым ударом сердца, разгоняющего кровь по сосудам, выматывала, но пока еще была терпимой. Быть может, картины и были защитой дома, но вред его обитателям причиняли существенный. Правда, конечно, не всем. Багра, Улла и Алина не выносили мрачной атмосферы полотен. Александр не был к ним восприимчив, находя в картинах особенную красоту, девочки оставались равнодушны. Глеб же винил полотна в том, что его мать сошла с ума, но они не давили на его так, как на Алину. Алина скользила взглядом по картинам, словно бы искала изменения, но монахи все так же шли по скалистому уступу, и все так же веселились люди с печатью обреченности на лицах.             Старкова перевела взгляд на конверт, бумага помялась от сильного прикосновения пальцев, остались заломы, наверное, и ее жизнь вся в таких неаккуратных линиях, изломана чужой рукой.       Письмо управляющего банком Алина попросила перенаправить в дом Морозовых, когда они уезжали, и Улла, решившая посетить отчий дом и побыть еще какое-то время с матерью, отдала распоряжения слугам. Багра рвалась домой так отчаянно, словно вдали от особняка не могла нормально дышать. Федор неодобрительно качал головой, но все его красноречие не могло убедить старую графиню остаться в Удове. Она твердила и твердила о том, что пора домой, что особняк нельзя оставлять надолго, о том, что дома ей непременно станет лучше. Лучше ей не стало, Багра с трудом перенесла дорогу, и от машины до дома Александр нес мать на руках. Однако Алина не могла не восхищаться силой духа этой женщины, за все время пути Старкова не услышала из уст Багры ни единого слова жалобы. Улла проводила мать взглядом, полным слез, а потом перевела взгляд на дом. В глубине глаз Морозовой тлел едва заметный страх, а еще отвращение и упрямство, отчаянное нежелание идти в дом. Алина поняла, что для Уллы большим шагом было оставить привычную жизнь и приехать на неопределенный срок в особняк, где никто из них не мог чувствовать себя в безопасности и покое.       Сама Алина не знала, что она чувствует, и позволила себе отодвинуть размышления об этом на потом. Она вместе с девочками разбирала чемоданы, потом они ушли заниматься в классную комнату, а затем и вовсе - на берег моря. Дул пронизывающий ветер, свинцово-сизые волны с силой ударялись о берег и скалы, с шумом откатывались обратно. Девчонки, взявшись за руки, чинно прогуливались вдоль кромки прибоя. Кусая губы, Алина шла за ними, вспоминая тот летний день, когда она пришла сюда впервые. Тогда море было более ласковым, светило солнышко, а она сама была несчастна, но не испугана, как сейчас. Этот страх не нравился Алине, но она понимала, что с подлинным ужасом ждет наступления ночи. Была уверена: что-то случится. Не случилось. Ни в эту ночь, ни в следующую.       Дом будто бы затаился. Алина чувствовала это бессонными ночами, когда дом делал вдох, замирая, собираясь с силами. Чужое присутствие было столь осязаемым, что волоски на коже вставали дыбом. Просыпаясь каждую ночь ровно в три часа тридцать три минуты, слушая тишину, больше всего на свете хотела бежать, не оглядываясь.             Чувствуя себя отчаянно смелой и потрясающе безрассудной, в одну из особенно холодных ночей пришла к Александру, скользнула в объятия мужчины, который с готовностью ее обнял. - Думал, что уже никогда не придешь, - сквозь сон пробормотал Морозов и, уткнувшись Алине в шею, засопел.       Их положение стало еще более неопределенным и зыбким. Алина ловила на себе взгляды слуг - заинтересованные, кто-то выказывал ей неуместное почтение, будто бы понимая, что перед ними будущая хозяйка дома, кто-то, наоборот, не скрывал насмешливой улыбки - мол, гувернантка греет постель графа. Первые, пожалуй, раздражали Алину больше, чем вторые, их вымученное подобострастие, фальшивые улыбки. Хотелось всех к волькре уволить! Хоть и не имела на то права. Янина разговаривала нарочито равнодушно, но кидала на Алину такие злые взгляды, что девушке казалось: экономка способна ее сглазить. Все чаще и чаще Янина упоминала имя Людмилы. Ее сиятельство то, ее сиятельство это. При ней было так, при ней было эдак.       Однажды за завтраком, который Алина и Улла делили вдвоем, сестра графа взорвалась: - Хватит! - ледяным тоном выдала, сверкая глазами, заставляя даже Алину покрыться мурашками, - Людмилы больше нет. Ваш наниматель - граф. И правила отныне будут те, которые он установит. Экономка надменно фыркнула, обиженно засопела, сверкнула глазами в сторону Алины и вышла. - Не позволяй ей себя унижать! - властным тоном велела Улла Алине, - даже смотреть в твою сторону вот так не позволяй! Алина пожала плечами. Ее не трогали ни слова экономки, ни тем более ее взгляды, пока за ними не последовало действий. Хотя следовало бы опасаться, наверное. - Это не мое дело, - продолжала Улла с таким видом, что становилось понятно: дело не ее, но от высказывания ее никто не остановит, - но вам с Александром стоит, как можно, скорее пожениться.       Алина поморщилась. Улла была права: это дало бы ей и статус, и положение, и защиту от резких высказываний Янины. Но Алина и так все больше и больше вникала в хозяйственное устройство дома, отдавала распоряжения, меньше стала заниматься девочками. Она не хотела жизни без Александра и не собиралась никуда уезжать, оставлять его. Не спешила называть то, что происходило между ними, любовью, но не мыслила своей жизни без Морозова. Ничего бы не изменил официальный статус. А сама мысль о том, чтобы заключить брак, бросала Алину в дрожь, будто бы официальный документ мог все испортить, нарушить их зыбкую идиллию. А идиллия была зыбкой.             Александр пропадал в шахтах, словно за время их отсутствия там все безнадежно испортилось, бежал из дома, задерживался, завтракал раньше всех, ужинал позже всех. Но засыпали они всегда вместе. А просыпалась Алина ровно в три тридцать три. И холод, шедший изнутри, не мог прогнать мирно сопящий рядом мужчина.       Сейчас, глядя на конверт в своей руке, Алина понимала, что не знает, как быть дальше. Письмо, написанное округлым, понятным почерком, сухо и кратко подтверждало слова Багры. Прилагались также выписки со счета. Деньги были потрачены на ее образование - условие было выполнено. Когда тетушка все спланировала? Не имея возможности присвоить ее деньги, дала ей образование, чтобы вырастить ее и выдать замуж? Неужели это и был ее план? Старкова вспоминала все ее насмешки по поводу желания Алины остаться преподавать в Институте, вспоминала, как ее подталкивали к замужеству, как тетушка привечала Мальена, буквально вцепившись в него с хваткой, которой и бульдог бы позавидовал. Этих денег тетя не получила. А как же доходы с аренды? Там были немалые суммы. Почему тогда они жили в бедности? Почему зарабатывали на жизнь шитьем? Почему Алина слушала упреки в том, что тете приходится одной тянуть сироту? Куда делись эти деньги? Тетушка рассчитывалась с долгами? Копила на безбедную старость? Играла в карты? Последняя мысль вызвала нервный смешок, пальцы сжали конверт, едва слышно зашуршала плотная бумага. Один из пирующих на картине смотрел с понимающей усмешкой, головная боль разгоралась все сильнее.       Алина не знала, желает ли выяснить правду. Чувство благодарности тетушке за то, что та не оставила ее, не бросила, даже поняв, что денег со счета ей не видать, все еще тлело где-то в глубине души. Но потушить этот едва теплящийся огонек было очень легко. Он погас бы от едва уловимого дуновения ветра, от одного неосторожного слова. А девушка понимала, если она решится на разговор с тетей, то слов будет сказано достаточно. Написать письмо? Не все можно доверить бумаге. И дело даже не в тайне, происходящее не было ею, а в том, что не всегда написанное слово может отразить то, что на душе, то, что накипело. А накипело ведь. Это Алина осознала с ослепляющей ясностью. Да, накипело. Да, все происходящее было фарсом, спектаклем, в котором тетя играла роль и режиссера, и актрисы. Алина не хотела более участвовать в этом. Не находилось ни сил для этого, ни желания. Проклятье!       Головная боль усиливалась, Старкова рассеянно потерла висок, машинально, будто бы это могло облегчить страдания, но перед глазами уже все плыло. Стоило подняться к себе и выпить обезболивающее, которое когда-то принес Федор, но тело стало слабым и безвольным. Боль выматывала.       Момент, когда на плечи легли тонкие женские руки, Алина пропустила. Прохладные пальцы пробежались по шее, помассировали виски и быстро распустили прическу, зарылись в волосы, даруя мимолетное, но облегчение. - Алина, нужно отсюда уйти, - голос Уллы был тих, словно бы она понимала, что каждое громкое слово или резкий звук только усилят боль, - давай-ка, дорогая, поднимайся. Морозова помогла девушке подняться и буквально за руку вывела из библиотеки, они прошли по дому и вышли в сад.       В лицо ударил прохладный воздух, зрение прояснилось. Алина вздохнула полной грудью, стало ощутимо легче. - С ума сошла! - тут же напустилась на Старкову Улла, заставляя девушку поморщиться, - что за склонность к страданиям?! Уперев руки в боки, Улла распекала Алину, глаза женщины сердито сверкали, на лице было написано такое и искреннее и вместе с тем комичное возмущение, что Алина невольно хихикнула. - Она еще и смеется! Посмотрите на нее! - воскликнула Улла.       Алина же искренне радовалась тому, что сестра Александра постепенно вновь становилась похожа на ту себя, которую Старкова встретила у Удове, живую, требовательную. Багра медленно угасала, дом давил своей атмосферой, а от картин Горина дрожь пробегала по телу, но Улла старалась принести в это место чуточку своей кипучей энергии. То они собирали сами цветы, то бродили по дому, якобы выбирая Алине новые покои, а на самом деле каждый уголок оживал, когда Улла рассказывала о своих проделках, то с девочками шли собирать гербарий, то приглашали к себе Женю и вышивали весь вечер. Под конец Улла исколола себе иголками все пальцы и на всю жизнь зареклась прикасаться к шитью, заявив, что не умела - не стоило и начинать. Но, что бы они ни делали днем, вечером Морозова всегда сама относила Багре ужин и оставалась с ней до ночи.       Они пытались. Все они пытались жить нормальной жизнью в месте ненормальном. Алина понимала: долго так продолжаться не может.       Повертев в руках конверт, протянула Улле. - Можешь прочесть. Морозова вопросительно вскинула брови, а потом вытащила из конверта письмо, прочитала его и нахмурилась. - И что? - спросила, - счет, деньги на образование. Что тебя так расстроило, что ты решила умереть наиболее болезненным и странным способом? Старкова невесело хмыкнула. И, спустившись с крыльца, пошла по дорожке. Робкие лучи тусклого солнца то и дело прорывались сквозь тучи и исчезали вновь. Алина щурилась, разглядывая осенние цветы, листья с деревьев почти облетели, устилали дорожку, шуршали под ногами. Мелькнул где-то рыжий хвост Лучика, своенравный кот уходил и приходил, когда ему вздумается. Алина так и не могла понять, как он выбирается из дома и возвращается обратно. Но он возвращался. Правда, в спальню Александра допущен не был. Кот был обижен, мужчина доволен. Старкова посмеивалась, глядя, как Морозов сурово хмурился, когда Лучик крутился у него под ногами, но сам то и дело машинально гладил кота.       Решив ничего не скрывать, Алина вкратце, опуская ненужные и травмирующие ее саму детали, рассказала Улле о тете и родителях, об учебе, деньгах и Мальене, о сыне и поместье. Улла долго молчала. Они шли и шли по дорожкам сада, лишь ветер шуршал в ветвях деревьев, начинал накрапывать дождь. Женщины дошли до рамки, где когда-то давно, летней ночью Александр показал ей лунный цветок. Сейчас рамка была увита лишь пожухшими стеблями. Алине они напоминали змей.       - Что будешь делать? - спросила Улла. Старкова вздохнула. Этот вопрос она задавала себе все это время, пока головная боль не стерла окружающий мир и мысли. Сейчас голова почти не болела, лишь где-то в глубине черепной коробки отдавалась слабым огоньком царапающего неприятного чувства, но не более. Надолго ли? - Я не знаю, - беспомощно вздохнув, призналась Алина. Пусть звучало это совсем не по-взрослому, но Старкова действительно не представляла себе, что будет делать. Улла закусила губу, посмотрела исподлобья. - Хорошо, - произнесла медленно, - что ты хочешь сделать? Алина воззрилась удивленно. - Разве в этой ситуации можно поступать так, как хочешь? - спросила осторожно, сама мысль об этом была какой-то странной. - Возможно, так тебе будет проще ответить на вопрос: что делать? - пожала плечами Улла, потянулась к рамке и отломила кусочек стебля, бесцельно повертела его в руках, словно чем-то хотела занять руки, а потом пошла дальше. Алина последовала за ней. - Я допускаю, что ты не знаешь и чего хочешь, - продолжила Морозова спокойно, в тоне ее не было ни осуждения, ни удивления, - возможно, желаешь многого и не можешь выбрать. А знаешь, - хмыкнула, - подумай: вдруг и выбирать не надо. Сделай все и сразу. Хочешь опозорить тетушку на весь свет? У меня есть такие связи. Хочешь кричать и топать ногами, вообще не вижу ни единой помехи для этого. Может быть, желаешь спокойного и вдумчивого разговора, ты должна понимать, что это потребует больших душевных сил, но это твое право - такой разговор. Хочешь оборвать все связи с ней? Так оборви! И будь счастливой! - сверкнула глазами женщина. Алина глядела на Морозову во все глаза. Все варианты, что она перечисляла, ну, кроме, может быть, позора, и так крутились в голове Старковой. Чего она хочет? - Я хочу больше никогда ее не видеть! - выпалила Алина, - не слышать. Не переписываться с ней. Не хочу ничего о ней знать. Не хочу, чтобы она вмешивалась в мою жизнь! С ветки ближайшего дерева сорвалась с оглушительным карканьем ворона, налетевший порыв ветра закрутил вокруг ног подол платья, вдалеке шумело море, за домом расстилался вереск, еще цветущий, красновато-сиреневый, не подвластный смене времен года. - Значит, письмо выкинь в камин, мысли выкинь из головы и живи дальше, - хмыкнула Улла и произнесла, поежившись, когда налетел очередной порыв ветра, - идем домой, а? Я ужасно продрогла.       При слове «дом» Старкова вздрогнула и спросила то, чем до сих пор не удосуживалась поинтересоваться: - Ты как здесь? - Ужасно, - не стала скрывать Улла, - мрачно, пасмурно и скучно. Я на вышивании долго не протяну, если только ноги. - Улла! - с упреком воскликнула Алина, такая шутка ей показалась неуместной, взгляд ее искал что-то в лице женщины, но та была безмятежна и привычно насмешлива, словно привыкла к происходящему, или не привыкла, а успешно играла роль.       Все они играли роли в этом доме. И к чему же они приведут их? Алина по собственному опыту знала, что такие спектакли не приводят ни к чему хорошему.       Взяв Уллу под руку, она повела женщину в дом, к теплу. Когда они поднялись на крыльцо, на землю упали первые капли дождя. ***       Девочки пропали прямо перед ужином. Александр вернулся домой раньше, велел подавать ужин. Радостная Алина зацеловала мужчину. - Я очень по тебе скучаю, - выдала. Морозов посмотрел неопределенно, пожал плечами, будто бы ничего не происходило. - Так порой бывает. Шахты требуют моего присутствия, - но в глаза девушке при этом не посмотрел.       Алина знала, что так бывает, а еще знала, что Александр сейчас ей лжет, и дело не только в шахтах. А все же упрекать его не хотелось. Потому Старкова поднялась к близнецам, собираясь помочь им переодеться перед ранним ужином. А потом, может быть, они всей семьей посидят в гостиной, Александр им сыграет, Улла расскажет занимательную историю, Глеб поделится тем, что прочитал об археологии, и все они почувствуют себя лучше. Видят святые, им нужно было сплотиться перед лицом неясной опасности, быть вместе в этом доме. Алине отрадно было видеть, как без Веденина, о котором Старкова предпочитала не вспоминать, ожил Глеб. Хоть и по-прежнему не слишком-то желал вникать в семейные дела. Александр давил, юный граф вспыхивал, потом остывал, они пытались говорить. Алина понимала, что путь к полному взаимопониманию предстоит еще очень долгий.       В комнате девочек не обнаружилось. Старкова, нахмурившись, обошла спальню, заглянула в ванную. Вряд ли близнецы захотели поиграть с ней в прятки, но такой вариант не был исключен. Выглянула в окно, выходившее в сад, но там было пусто. Спустившись вниз, девушка зашла в библиотеку, но и там близнецов не оказалось. Смеркалось, пошел дождь, свинцовые тучи нависли над землей, от чего стало еще темнее. В библиотеке было холодно, и Алина мгновенно покрылась мурашками. Свет горел слишком тускло, живо напоминая о той страшной ночи бури, когда они метались по дому в поисках Златы. Успокаивая себя, говоря, что ничего страшного не произошло, Алина направилась в гостиную, потом в столовую, но девочек нигде не было. Расспрашивала по пути встреченных слуг. Кто-то видел девочек только утром, кто-то не более часа назад, но все указывали ей разные части дома.       - Вообще это дело гувернантки - следить за воспитанницами! - резко выдала Янина на вопрос Алины, не видела ли экономка юных графинь, - ах да, - издевательски протянула женщина, - все время забываю, что гувернантки-то у них больше и нет, - она окинула девушку взглядом, полным презрения. - Вы действительно полагаете, что сейчас та ситуация, чтобы выяснять подобные вещи? - сухо спросила Алина, надменно вскинув голову, - лучше бы помогли, раз так беспокоитесь о репутации семьи. - Я беспокоюсь! - взорвалась Янина, - при покойной графине дети не исчезали! Порядок был! А вы... никогда ее не замените! Никогда! Вы просто девка с улицы, которая решила через постель заарканить богатого человека, задурив ему голову! Но знайте, вам это с рук не сойдет! Она бесилась и злилась, едва слюной не брызгала. Опешив от такой реакции, Алина молча выслушала гневную речь экономки. Мысли ее крутились вокруг мест, где еще могли быть девочки. Неужели снова пошли на кладбище? Почему не предупредили? Почему не захотели видеть Алину рядом в этой прогулке, пожалуй, было понятно, но могли бы хоть Уллу с собой позвать, тетушку они обожали. Старкова чувствовала: что-то не так.       - Янина, - послышался ледяной голос позади Алины. Обернувшись, Старкова увидела Александра, взгляд его потемнел от гнева, заставив экономку притихнуть. - Извинись немедленно перед ее светлостью герцогиней Старковой, моя будущая жена едва ли заслужила такой тон, - тихо и властно произнес граф, тон его стал угрожающим. Побледневшая Янина с изумленным видом переводила взгляд с графа, подошедшего ближе к Алине, на саму Старкову. Алине не нужны были извинения экономки, не радовал ее бледный вид, не интересовали ее воззрения, ее преданность покойной Людмиле, все ее мысли были заняты отсутствием девочек. - Александр, - вполголоса произнесла Старкова, повернув голову в бок, - не стоит. - Еще как стоит, - процедил граф и повысил голос, - Янина! Я жду. - Извините меня, ваша светлость, - склонив голову, тихо произнесла экономка, - отвечая на ваш вопрос: я не видела их сиятельств после обеда. Алина отрывисто кивнула. - Что случилось? - спросил Александр. - Девочки пропали, - ответила Алина, - нигде их нет.       Александр тут же подобрался. Слуги были посланы на берег моря и на вересковые пустоши, на кладбище. Глеб и Улла взяли на себя восточное крыло. Алина и Александр обошли крыло западное. Добрались даже до чердака. Беспокойство Старковой нарастало, она кусала губы и нервно выкручивала пальцы, пока рука Александра не накрыла ее сцепленные руки. - Алина, - тихо произнес мужчина, в глазах его прочно поселилась тревога, - мы их найдем. - Куда они ушли, - обреченно произнесла девушка, - зачем. Вопрос «почему» повис в воздухе. Александр и Алина замерли напротив друг друга, на чердаке царил полумрак, тени таились по углам, пылинки танцевали между ними в воздухе, дождь барабанил по крыше. Александр сжимал руки Алины, делясь теплом и своей силой, уверенностью, которая истаивала с каждой минутой поисков. - Остался подвал, - произнес мужчина и скомандовал, - идем. Алина с готовностью подчинилась.       Вход в подвал начинался сразу за кладовой, находившейся рядом с кухней. И до этого у Старковой не было нужды спускаться туда. Вниз вела длинная и крутая лестница, внизу горел свет. Александр стал спускаться первым, подал девушке руку. Еще на середине пути Алина услышала тихие детские голоса. Захотелось закричать от облегчения и гнева.       При их появлении девчонки вскинули головы, на лицах их промелькнула досада, словно их застали за чем-то, что они не хотели бы показывать. - Что вы здесь делаете? - тон Александра был полон едва сдерживаемого гнева, - кто разрешил вам спускаться в подвал? Мы ищем вас уже второй час. Вы переполошили весь дом, заставив нас беспокоиться! Близнецы переглянулись и потупились, на щеках проступал румянец. Александр продолжал отчитывать дочерей. Алина же обратила внимание на предметы рядом с девочками: коробка спичек, две толстые свечки, платок с монограммой «ЛМ» и доска с буквами. Перед глазами запрыгали черные точки. - Что вообще вы тут устроили?! - рыкнул Александр, наконец. Алина уже знала ответ до того, как на него ответила Агата: - Мы позвали маму, - заявила девочка, - мы не хотим, чтобы она сердилась. - Мы хотели объяснить ей, что всегда будем любить ее, но Алину мы любим тоже, - подхватила Злата и посмотрела при этом прямо на Старкову.       Девушка сделала пару неверных шагов назад и прислонилась с каменной стене. Та была холодной, этот ледяной, сковывающий холод быстро охватил все тело, заставив Алину оцепенеть, она была не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Лишь смотрела на доску с буквами, которую спиритуалисты использовали для общения с духами, на платок с монограммой Людмилы. - Что вы сделали? - едва слышно уточнил граф. Девочки хмуро смотрели на отца, будто бы не могли понять, почему этот взрослый не понял, что они ему только что сказали.       Морозов перевел взгляд на мертвенно бледную Алину. Взгляд девушки был полон ужаса. ***       Она проснулась ровно в три тридцать три, но не спешила открывать глаза. В спальне было холодно. Александр тихо сопел рядом, но во сне отодвинулся на другой край кровати. Наверное, поэтому Алина замерзла. Или не только поэтому. Открыв глаза, Старкова села на кровати, посмотрела в сторону окна, на ясном небе виднелась убывающая луна. Алина поднялась и, наконец, обернулась, чтобы встретиться взглядом с женщиной, сидевшей в кресле.       Поразительно, но Старкова даже не вздрогнула, словно происходящее было нормальным, лишь мерзла все сильнее. Откровенно разглядывала женщину, которая смотрела в ответ с самым, что ни на есть, дружелюбным выражением лица. Да, Злате удалось точно передать черты матери: и ее красоту, и этот доброжелательный огонек в глазах. Людмила в ответ разглядывала Алину, скользила взглядом по ее фигуре в тонкой рубашке, возвращалась к лицу. Потом она поднялась и направилась к двери, остановилась на пороге, полуобернулась, лицо ее приобрело лукавое выражение, она качнула головой в сторону коридора и произнесла: - Пойдем?       Алина шагнула за призраком, как была в одной рубашке и босиком, покорно вышла в коридор, аккуратно притворила за собой дверь. Все было, словно во сне. - Не будем его будить, - произнесла Люда, в голосе ее была затаенная нежность, - он так устает. Много работает, - она шла по коридору, Алина следовала за ней. И казалось, что дом оживает, приветствует свою хозяйку. Была глубокая ночь, тот глухой, страшный, темный час, когда оживают страхи, когда снятся кошмары, но вокруг загорелся мягкий теплый свет, и обстановка дома неуловимо изменилась. Оставалась все той же, но появились незначительные детали, которые, вероятно, составляли облик дома семь лет назад, Алина не видела их прежде. Людмила с гордостью оглядывала пространство. - Всегда так было, знаешь, - продолжала Люда, - ох, как же я обижалась, - она покачала головой, - но именно это я в нем и любила: его кипучую энергию, его умение идти к поставленной цели, его бесконечное планирование. Он всегда достигал поставленных целей, всегда, - улыбнулась, - а я всегда знала, что мне ужасно повезло. Ее плавная речь лилась ровным потоком, низкий голос было приятно слушать. Алина и слушала, кивала, будто бы она болтала с подружкой, которая хотела похвастаться выгодной партией. Они прошли мимо одной из комнат, направляясь к покоям Люды. За их спиной приоткрылась дверь, послышалось тихое: - Оставь ее, - сказала женщина. - Уйди и не мешай, - вроде и улыбка звучала в голосе Людмилы, а вроде и насмешка. Старкова замерла, хотела обернуться, но была остановлена легким прикосновением женской руки к ее щеке. По телу распространялся холод, сковывая руки и ноги. Люда смотрела прямо в глаза Алине. - Не смотри, - произнесла, - не слушай. Идем же! И Старкова, будто завороженная, последовала за ней в комнату, дверь которой закрылась за ней, а Людмила, удовлетворенно выдохнув, села, указала рукой на кресло напротив. Алина помедлила и примостилась на самом краешке. Оглядывала обстановку, которую не желала разглядывать в ту ужасную ночь, когда разразилась буря. Взгляд девушки остановился на часах, Люда тоже посмотрела на золоченые стрелки, навсегда замершие. - Ужасно глупая была затея, - произнесла Людмила, потерла шею, - больно и неприятно. Три тридцать три. Догадалась? - она чуть подалась вперед. Алина вздрогнула, наконец, поняв. - Я так злилась, - продолжала тем временем Люда, - этот дом сводил меня с ума. Он полон не ушедших душ, он полон отчаянной, больной любви, которая пропитала его стены. Никто-никто-никто не мог быть здесь счастлив! Александр не замечал этого. Предпочитал игнорировать то, что происходит, хотя не мог не замечать. Эти призраки не оставляли нас. Прошлое не оставляло нас. Мешало нам.       Алина слушала женщину, затаив дыхание. Горели лампы на стенах, в комнате становилось все теплее, но кожа Старковой все равно покрывалась мурашками. Девушка кусала губы, сердце стучало беспокойно. Все это было ненормально, неправильно, но противиться этому получалось с трудом. - Но теперь ты тоже помеха, - одними губами произнесла Алина - на большее не хватило сил. Людмила замерла, в глазах ее полыхнул гнев, свет стал тусклым и неприятным, казалось, что Алина медленно теряла зрение. - Помеха здесь ты! - бросила Людмила, - ты отбираешь у меня Александра и детей! - глаза ее горели злым огнем, впрочем, она тут же расслабилась, откинулась на спинку кресла и мелодично рассмеялась, - впрочем, я могу его понять, - произнесла кокетливо, - ты молода и красива, добра к детям, отлично поладила даже со Златой, а ведь она моя девочка, - капризные нотки прорезались в ее голосе, - ты была окутана тайной, узнав которую, Александр тут же захотел тебя защищать, оберегать, - помолчала и добавила уже холоднее, - любить.       Алина почувствовала, как головная боль начинает сдавливать виски, возвращая ее к реальности. Старкова вызвала перед мысленным взором образ картин Горина и вскрикнула, когда боль усилилась, но вместе с тем вернула девушке ясность мысли. Алина схватилась за подлокотники, собираясь встать. Но ледяные руки тут же опустились на ее плечи, придавливая Алину обратно с силой, которой не было возможности противиться. Старкова дернулась сначала по инерции, потом осознанно. Люда с интересом наблюдала за ней. - Соскучилась, душенька? - послышался над ухом знакомый шепот, от которого захотелось кричать. Людмила рассмеялась. - Вы такие забавные, - прокомментировала. - Заткнись, - процедил Мальен. Люда насмешливо вытянула губы. - У-у-у-у, - протянула, - грубиян! Не удивительно, что она тебя убила. Мал позади Старковой выругался, а потом, отпустив ее, обошел кресло, глядел на испуганную Алину снисходительно.       Старкова едва дышала, перед глазами все плыло, свет в комнате вновь разгорелся ярче, было душно и жарко, по вискам скатывался пот, тонкая рубашка прилипла к телу, задыхающуюся Алину колотила крупная дрожь. Вновь мысленно представив себе картины Горина, Алина качнула головой, провоцируя боль, приходя в себя, вскочила и бросилась к двери. Но натолкнулась на сплошную стену. Ахнув, машинально положила ладони на расписные обои, ощупывала стену, будто бы могла найти дверь, истерически шарила руками по стене. - Они все останутся здесь, - пропела за ее спиной Людмила, - со мной, потому что мы семья. Старкова обернулась, в ужасе посмотрела на Люду, та глядела с торжеством. Рядом с креслом мрачной тенью замер Мальен, смотрел на Алину насмешливо. Старкова отвернулась и вновь стала ощупывать стену, шла вдоль нее. - Нет-нет-нет, - шептала.       Не могло быть так, чтобы не было выхода! Так не бывает! Не бывает! Проклятье! Захотелось закричать, взвыть. И снова перед мысленным взором возникли картины Горина, провоцируя боль, а потом... открылась дверь, совсем рядом.       В проеме, прячась в тени, стоял мужчина. Алина сразу его узнала, видела многочисленные автопортреты, восхищалась техникой, хоть его картины совсем не любила. Филипп Горин протягивал Алине руку. И Старковой только и оставалось, что ухватиться за нее. А художник исчез, являя вместо себя Багру, которая вцепилась в руку Алины с недюжинной силой. И согнулась, закашлявшись, но вовсе не болезнь была тому причиной. Вокруг Алины расстилался едкий дым. Старкова неосторожно вдохнула его и едва не задохнулась. Возле ног женщин крутился Лучик, истошно мяукал. - Разбуди всех, - прорычала Багра, - живо! Алина хотела потянуть женщину за собой, но так оттолкнула ее. - Иди!       Подхватил Лучика, Алина побежала вперед, закрывая лицо рукой, едва ориентируясь в дыму. Ей казалось, что она слышит легкий смех Людмилы, насквозь пронизанный издевкой, ей виделась темная фигура Горина, и от присутствия Мальена Алину пробирала дрожь.       Что случилось? Почему дом загорелся? Не было времени подумать. Слышался треск горящего дерева, пахло удушливо и едко, послышался звон лопнувшего стекла, что-то рухнуло в глубине дома. Алина выскочила на лестницу, ступеньки тлели. Замерев от ужаса, не зная, что делать, куда бежать в первую очередь, Алина мгновение балансировала на верхней площадке.       Чья-то рука схватила Алину за плечо, заставив взвизгнуть от неожиданности. - Ты нашлась! - голос Александра было полон облегчения, - идем! - тут же скомандовал он. - А остальные? - не могла не спросить Алина. - Снаружи, - был короткий ответ, - оставалась лишь ты. Мы никак не могли тебя найти. - Багра, - пролепетала Алина, заставив Морозова побледнеть, - она... - мотнула головой в сторону коридора, где что-то лопнуло и рухнуло. Александр сжал плечи девушки, серьезно посмотрел в глаза. - Иди к остальным, - произнес мягко. Глаза Старковой расширились от ужаса. Она хотела замотать головой, не пустить, вцепившись в руки мужчины, но жар нарастал, ступеньки лестницы уже кое-где тлели. Забили часы в холле, громкий их звук бил по ушам, а потом с резким визгом оборвался. - Иди! - повторил Александр и, резко отпустив девушку, скрылся в дыму.       Перехватив удобнее примолкшего Лучика, Старкова побежала вниз, ноги жгло, схватившись за перила, Алина заорала от боли, когда обожгла руку. Из коридора, ведущего на кухню, вырывались языки пламени, горели портьеры, кое-где почернел паркет, готовый вот-вот вспыхнуть. Открытая дверь манила своей свободой. Уже почти на пороге, Лучик, коротко мяукнув, вырвался из рук и выбежал на улицу. Старкова сделала шаг. И дверь захлопнулась у нее перед носом. - Не так быстро, душенька, - послышалось позади.       Алина медленно обернулась, дернулась назад и замерла, уперевшись лопатками в еще холодное дерево. Мальен шел к девушке, мягко улыбался. Старкова дрожала от ужаса, задыхалась в дыму, слепо шарила рукой позади себя, стараясь найти дверную ручку, хоть и знала, что дверь ей не открыть. Глаза слезились, горло раздирало от кашля, постепенно загорался пол, огонь подбирался к босым ногам, которые больно жгло. - Оставила меня, - шептал Мальен, - предала нашего сына. И тут же послышался тонкий голосок ее Аркаши: «Мама! Мамочка!» Казалось, что сынок везде, вокруг, бегает где-то по дому, Алине слышался топот маленьких ножек, звонкий смех. Старкова изо всех сил замотала головой, зажмурившись. Ее сына здесь нет. Это дом путает ее, пугает.       Алина открыла слезящиеся глаза, сознание уплывало куда-то, мир качался вокруг, воздуха почти не осталось. Старкова же, безумно улыбнувшись, протянула руку, касаясь щеки Мальена, улыбалась, чувствовала не холод, но вполне живое тепло. - Прости меня, Мал, - произнесла четко и искренне, - прости. Ты должен был понести наказание, но, конечно, не смерть от моих рук должна была быть итогом. Мальен стиснул зубы, шагнул ближе. - Я не боюсь тебя, - продолжала улыбаться Алина, - и никогда не боялась, ты же всегда это чувствовал, правда? Мальен молчал. Старкова удивлялась, каким живым и настоящим все кажется. - Этот грех всегда будет со мной, эта тяжесть на душе всегда будет моей, но не ты мой судья.       Алина все же нащупала дверную ручку и, повернув ее, оказалась на улице. В этот момент послышался страшный грохот - рухнула лестница. - Алина! - обхватив ее за талию, Улла буквально стащила девушку с крыльца. Старкова обернулась. Сестра Александра была до серости бледна, на виске ее осела копоть, губы потрескались, и были опалены волосы с одной стороны. Она вцепилась в Алину мертвой хваткой и тряслась, что-то спрашивала, но Старкова не могла понять, что именно, не слышала женщину. Поодаль стояли Агата и Злата, поддерживаемые Глебом. Еще дальше сгрудились слуги. Но нигде не было...       - Александр! Багра! - одновременно с Уллой выдохнула Алина. Взгляды их, полные ужаса, пересеклись. Старкова дернулась к дому, собираясь сделать... что? Из двери вырывались языки пламени, крыша была окутана дымом, вылетели со звоном стекла, угол дома осел в неестественной тишине, только потом до Алины донесся звук грохота и звона.       Где Александр? И если рухнула лестница, то как он выберется? Алина завыла бы от ужаса, закричала бы, но на нее смотрели близнецы и Глеб, в нее вцепилась, в поисках поддержки Улла, и Старкова стиснула зубы. «Он выберется», - твердила мысленно, - «выберется, выберется».       - Ты не ранена? - спросила Уллу. Та посмотрела на Старкову, как на сумасшедшую, но отрицательно покачала головой. - Девочки? Глеб? - Я не знаю, - растерянно произнесла Морозова, взгляд ее метнулся к дому. Огонь не собирался сдавать свои позиции, а сильный ветер только усиливал пожар. Гомонили слуги. К Алине и Улле подошла Янина. - Ваша светлость, ваше сиятельство, что нам делать? Алина на мгновение прикрыла глаза. Где-то там, возможно, погиб Александр, пытаясь спасти Багру. Но идти за ними, не зная куда, это самое настоящее безумие. Они с Уллой должны быть сильными, должны принять какие-то решения, должны... - Отец! - послышался крик Глеба.       Алина и Улла стремительно обернулись, чтобы увидеть мужскую фигуру, идущую со стороны сада. На руках у Александра была Багра.       Алина и Улла бросились к мужчине. Морозов передал мать слугам, она едва дышала. Дрожащими руками Александр обнял сестру и Алину. Разревелись девочки, и Старкова бросилась их успокаивать, шепча им, что они молодцы, что отлично держались. Агата плакала навзрыд, размазывая по лицу слезы и копоть, тихонько хныкала Злата. Алина стояла на коленях перед ними прямо на земле, не замечая холода.       Стонал позади дом, корчился в предсмертной агонии. Жар стал таким нестерпимым, что, подгоняемые Александром, все отошли еще дальше от особняка. Вокруг было светло, словно днем, ревел ветер и, поразительное дело, Алине слышался шум волн, поющих свою заупокойную песню.       Еще мгновение - и дом Морозовых рухнул.