Черта

      Алина умолкла. И наступила тишина. Совсем стемнело, но свет они так и не зажгли. Алине было комфортно в темноте. Что думал Александр, девушка не знала.       Мужчина стоял у окна, глядя в сад, где зажглись желтоватые фонари. Он молчал, только дышал ровно, линия плеч была напряжена. В процессе рассказа граф рывком открыл окно, задрожавшая створка напугала Алину, заставив вздрогнуть. Девушка понимала: да, такое слушать неприятно. Но не жалела о том, что решилась. И, как тогда, летним вечером конца июля ей не стало легче и не стало проще. Но рассказать стоило. Это было честно, пока сама не пропала в этом человеке. Она вполне могла.       Александр молчал. Просить его сказать хоть что-то было унизительным. Молча уйти было бы нелепо. Алине важна была реакция мужчины. Девушка сидела, сжавшись, то и дело облизывала пересохшие губы и нервно теребила юбку.       - Я убила человека, - произнесла глухо, как завершающий аккорд, - я убила его хладнокровно и жестоко. И я не жалела. Я вообще ничего не чувствовала, - с губ сорвался сухой смешок. - Ты убила потрясающую мразь, - отозвался мужчина, заставив Старкову встрепенуться, - признаться, я давно таких не встречал. А ты прожила с ним пять лет. Ты очень сильный человек, Алина. - Неправда, - прошептала Старкова, качая головой. Она была потрясена. Подсознательно готовая к презрению и осуждению, она не ожидала таких слов. Еще меньше она ожидала такого спокойного тона, - я должна была уйти от него. Я должна была и вовсе не соглашаться на этот брак. Меня же никто не принуждал. А я не хотела за него замуж. Святые, - выдохнула, - я вообще ни за кого замуж не хотела! - Ну вот, - послышалось от окна, и девушке почудилась в чужом тоне улыбка, - а я собирался предложить тебе руку и сердце. И что там еще предлагают обычно. Старкова вздрогнула. Сердце стукнуло неприятно. Алина вновь облизнула пересохшие губы. - Александр, - прошептала обессиленно, совершенно растерявшаяся, не знала, как ей реагировать на то, что услышала. - Не раньше, чем ты будешь готова, - Морозов, наконец, обернулся к ней.       В темноте так трудно было угадать выражение его лица, чему Алина была даже рада. Она ориентировалась исключительно на голос, на интонации. А в них не было ни презрения, ни осуждения, только... сочувствие? Это было бы слишком. Ей, наверное, кажется. - А, - пробормотала неловко, сжавшись еще больше, - если я никогда не буду готова? - Что ж, - мужчина подошел ближе и опустился на скамейку рядом, - это несколько осложнит нам жизнь. Но, - пожал плечами, - наплевать. Старкова вскинула голову и удивленно посмотрела в темные глаза. В них бушевало сразу столько эмоций, что захватывало дух. И Алина тонула в чужом взгляде. Это было невероятно. Робкая надежда проклюнулась в сердце, будто бы первый зеленый росток в пустыне после дождя. Говорят, что пустыня и зацвести может. Но это было бы слишком невероятно. Старкова готова была к осуждению, к презрению, к злым словам. Но Александр смотрел по-прежнему ласково. Его горячие руки накрыли ее ледяные пальцы и тихонько сжали. - Мне жаль, что тебе пришлось пройти через все это одной, - произнес Александр, - но я буду рядом всегда, - пообещал, - что бы ты ни решила в отношении нас с тобой. Я буду рядом. Алина молча смотрела на графа, не в силах поверить в то, что слышит. Может, ее слух обманывает? Может, она видит то, что хочет видеть? - Ты думаешь, наверное, что ты плохой человек? - продолжал мужчина, - нет, Алина, ты прекрасный человек. Просто обстоятельства твоей жизни так сложились. Я не тот человек, который посмел бы тебя осудить. Никогда, - он порывисто поцеловал ее пальцы и сжал их сильнее, - я должен перед тобой извиниться. Глаза Алины расширились. Сердце готово было выпрыгнуть из груди, так сильно оно колотилось. По коже бежали мурашки. Не хотелось, чтобы Александр отпускал ее руку, потому Алину вцепилась в мужчину сильнее, переплетая их пальцы, будто бы черпала силу в этом касании. По губам мужчины скользнула мимолетная улыбка. - За что? - выдавила из себя девушка, хотя, честно говоря, спрашивать не хотелось. Вообще говорить не хотелось, потому что в молчании не таилось угрозы и неловкости. В молчании было хорошо. Это была высшая степень доверия. - За те слова о твоем сыне, - вздохнул Морозов, - я был неправ. Ты полюбила девочек не потому, что искала замены, - он покачал головой, - а потому, что так случилось. Ты полюбила их, а они тебя. Даже Злата, хоть она и... - он осекся, побледнел. Взгляд его стал отрешенным.       В голове у Алины что-то щелкнуло, кусочек пазла встал на место. Все вдруг сошлось в единую картину, стало стройным и логичным, будто бы задачка по математике нашла свое решение. Все было просто.       Мамочка не хотела бы вас видеть.       ...Злата очень на нее похожа, такая же вдумчивая, порой нелюдимая.       - Все дело в Людмиле, - глухо произнесла Алина, окончательно возвращаясь из воспоминаний в настоящее, где между ней и Александром стояли призраки. Безумие. Да поклонники спиритизма отдали бы последние деньги за реальность, в которой жили Алина и Александр! А им самим эта реальность такой была не нужна, - Агата видит ее призрак со сломанной шеей. Но Злата, - девушка покачала головой, - Злата нашла свое утешение в ином. К ней Люда приходит другой, верно? - и поскольку граф молчал, продолжила задумчиво, - потому Злата была так осторожна дома, потому она так открыта здесь. - Дома, - со вкусом произнес Александр, сверкнул улыбкой, - мне нравится, как ты это произносишь, - он склонился ниже, заглядывая в глаза.       Алина против воли покраснела. Напряжение росло. И это было приятное чувство, от которого все легко трепетало внутри. Старкова боялась, что после рассказа, который оживил болезненные воспоминания и ощущения, чувства, она не сможет даже выносить присутствия рядом Александра, просто потому, что он был мужчиной, не то что прикосновения. Но вот Морозов рядом, ее окутывает его запах, его тепло. И от этого ей не страшно. Ей хорошо.       - Не переводи тему, - строго произнесла Алина, - в этой истории, - продолжила и добавила, вызывая на губах мужчины довольную улыбку, - в нашей с тобой истории слишком много лишних фигур. Ее сиятельство Багра сказала... - Что? - тут же помрачнел Александр, тон его стал холодным, - ты разговаривала с Багрой?       Алина замерла. Будто бы вор, пойманный на месте преступления. Запоздалая мысль о том, что не стоило рассказывать о беседе с Багрой, мелькнула, заставив девушку досадливо поморщиться. Да, она только что думала о доверии, но отчего-то не хотелось рассказывать Александру о том, как его мать велела ей уезжать без объяснений. - Ее сиятельство знает все, верно? - отозвалась Алина, - она сказала, что призраку надо дать то, что он желает. Но Мальен... - Нет, - перебил девушку граф, сильнее сжал ее пальцы, - нет, Алина. Моя мать многое знает, мало рассказывает. Но здесь она не права. Людмила желает вернуть свою семью, а я отдавать ей ее ни в коем случае не готов. - Людмилу ты позвал сам, - сказала Старкова, вызвав чужой прерывистый вздох сквозь стиснутые зубы, - Людмилу ты должен отпустить. Всего лишь. - А ты должна перестать винить себя, - ответил ей мужчина, - твой муж при жизни питался твоим чувством вины, умело играл на нем. И продолжает это делать после смерти. Дом - точка притяжения, - Александр повторял слова Багры, - но виноваты во всем люди. Они приводят призраков в это место. Они позволяют им остаться. И только люди могут их прогнать.       Приглушенный смех вдруг раздался над ухом Алины, такой знакомый, полный бессильной злобы. По оранжерее прошелся порыв ледяного ветра, ломая ветки растений, а затем створка все еще открытого окна ударилась о раму с такой силой, что треснуло стекло.       Алина оцепенела. Никого она прогнать не может! Ее злобный призрак следует за ней по пятам. И Старкова знает, чего хочет Мальен. Он желает ее смерти. В ушах зашумело, перед глазами все расплылось от ужаса. Не сразу Алина поняла, что хватает ртом воздух, будто рыба, выброшенная на берег, не в силах сделать нормальный вдох, дрожит, вцепившись в руку Александра. Сам Морозов был бледен, но собран и с виду даже спокоен. Старкова могла только восхититься такой выдержкой.       - Алина, - ласково позвал ее мужчина, - Алина. Дыши. Мы со всем справимся. Справимся, Алина. Ведь не зря же Горин рисовал те картины, помнишь? Защита. - Свет во тьме, - прошептала Алина, не успокаиваясь, но взяв себя в руки. Рядом с Александром это оказалось легко. Он давал ей силу, передавал уверенность через прикосновения - сильные и теплые. Был рядом. К этому было бы приятно привыкнуть - к присутствию в ее жизни человека, на которого можно положиться, которому можно доверять, с которым можно вести любые откровенные разговоры. - Ее сиятельство Багра ведь знает все, - нахмурившись, произнесла Старкова, - но мне она рассказать отказалась. Может быть, она поведает тебе? Александр хрипло рассмеялся в ответ на эти слова, отрицательно покачала головой. - Багра? Мне? Никогда! Упрямство моей матери границ не знает. - Это в тебе явно от нее, - не могла удержаться от ехидного комментария Алина. В ответ мужчина снова поцеловал ее пальцы. Глядел невозмутимо. В глазах его вспыхивали уже знакомые искорки, которые Алина обожала. - Я же говорил тебе, что не отступлюсь, - Александр, очевидно, был собою полностью доволен, - я честно тебя предупредил, между прочим.       Старкова тихо рассмеялась, закусила нижнюю губу. Вот именно в этот миг ей стало легче. После трудного и тяжелого монолога не стало, а вот сейчас в этом легком и одновременно непростом разговоре стало. И причиной был этот мужчина, который держал ее за руки, целовал ее пальцы и был готов ждать ее столько, сколько потребуется. Потрясающее терпение. Хотелось забыть о доме и призраках, о семейных историях и проклятых картинах, хотелось забыться. С трудом Алина вернула свои мысли в нужное русло.       - Может быть, ее сиятельство расскажет Улле? - предположила. - Исключено, - тут же ответил Александр, - да и Улла не верит в старые сказки. - Ой ли, - прищурилась Алина, - потому сбежала из дома? Потому не привязывается ни к чему и ни к кому? Мгновение Морозов смотрел на нее, а потом смешливо фыркнул, закатил глаза. - Проницательная ты моя! - хмыкнул, - поговори с Уллой сама. Некоторые темы мы с ней не обсуждаем. Но тебе она, возможно, расскажет. Алина посмотрела озадаченно. - С чего бы? - спросила подозрительно. - Потому что ты ей нравишься, - был ответ, - ты вообще нравишься всей семье Морозовых - это судьба, моя милая Алина. - Кроме ее сиятельства Багры, - не удержалась Старкова, стараясь слишком уж не поддаваться на эти сладкие речи. Или поддаться? Она еще не решила. - Моя мать вообще никого не любит, - отмахнулся мужчина, - не принимай на свой счет. Старкова хотела сказать Александру, что он не прав. Багра любила и детей, и внуков, просто в своей резковатой манере. Алина была уверена, что Александр это понимает, но почему-то предпочитает отрицать. Возможно, так он обозначал границы свои и границы матери, потому что сосуществовать спокойно двум властным характерам было бы сложно. Третий характер в лице Уллы сбежал подальше. Что ж, принцип чем дальше, тем любимее, видимо, в этом случае работал безотказно.       Помедлив, Алина подалась вперед, прижимаясь к Александру. Он тут же с готовностью ее обнял. В его объятиях было хорошо, а еще спокойно. И немного сонно, потому что ночь уже давным-давно вступила в свои права. Старковой казалось, что скоро и рассветет. А они все говорили и говорили. Такая странная, долгая ночь. Но кажется, с рассветом их ждет что-то новое. - Спасибо, - тихо выдохнула Алина, прижимаясь теснее. Не было нужды объяснять, за что благодарила: за то, что выслушал, за то, что бы чуток, за то, что не давил, за то, что готов был ждать. За то, что был рядом. - Я никому тебя не отдам, - отозвался Александр, целуя в висок, - ни призракам, ни твоим страхам. Никогда. Старкова вяло угукнула. Спать хотелось невероятно. Раздавшийся под окном шорох она списала на свое сонное сознание. ***       Проснулась Алина уже после полудня. Ее никто не тревожил и не будил. А она, утомленная ночным разговором, вновь пережитой болью, уснула мгновенно. Спала долго и без сновидений.       Мгновенно устыдилась, проснувшись так поздно. Во-первых, потому что так долго валяться в кровати просто так было недопустимо. А, во-вторых, хороша гувернантка, которая даже не знает, что сейчас происходит с ее подопечными. Алина была уверена, что Александр, конечно, нашел кого-то, кто займется девочками, но это не значило, что обязанности Алины с этого момента закончены. Она вообще не слишком понимала свой статус теперь.       ...а я собирался предложить тебе руку и сердце.       Внутри все переворачивалось от страха и изумления. Предложить руку и сердце девушке, которую знаешь всего пару месяцев! Александр просто сошел с ума! Да и она не готова.       Прислушавшись к себе, Алина поняла, что не желает нового замужества, не так быстро, не так скоро. Да, слова Александра звучали лестно, мужчина хотел поступить честно и правильно, но Алине не слишком-то это было нужно.       Не раньше, чем ты будешь готова.       Алина надеялась, что выдержки мужчины хватит, что эти слова не останутся только лишь словами, что обещание свое Александр выполнит. Девушка понимала, что для нее это важно, что ей это нужно. Немного свободы и пространства, немного времени, чтобы понять себя, решить, что делать и куда двигаться дальше. Никто не отпустил ей грехи, да и не смог бы. Эта вина всегда будет камнем на ее сердце, ведь каким-бы ни был Мальен, но Алина не имела права лишать кого-то жизни.       Отныне жизнь этого... человека... в твоих руках.       И она пошла на поводу у своей ненависти, у своей боли. Она не думала о том, что избавляет мир от страшного человека, который мог бы сделать несчастным ее сына, который мучил ее саму, который мог и дальше нести зло, нет, у Алины не было высокой цели, лишь удушающая злоба ведала ею в тот роковой вечер.       Старкова вспомнила свое ликование, когда уехала в Аркеск, это пьянящее чувство свободы, от которой кружилась голова. Это было ложное чувство, ведь Мальен не отпустил ее, ведь она сама себя не отпустила. Но теперь, казалось, что есть шанс все же исправить это. С поддержкой Александра она сможет пойти дальше. Глупо было доверять аж настолько, но очень хотелось.       Пообещав себе, что впредь будет отстаивать свои интересы, - попытается! - Алина поднялась с кровати и потянулась, встав на носочки. Пусть она нерадивая гувернантка, но у нее на девочек сегодня было множество планов. Она будет бороться за них. И ни за что не отдаст призраку, когда они вернутся в дом.       Алина опустилась на стопы и помрачнела. Однажды им придется вернуться и встретиться лицом к лицу с последствиями своего выбора в жизни. От их дальнейших действий будет зависеть не только их судьба, но и судьба близнецов и Глеба. А еще Алине очень хотелось бы, чтобы однажды в гости приехала Улла.       Умывшись, одевшись и наскоро скрутив низкий пучок, Алина вышла из комнаты, прошла по коридору и, остановившись на верхней ступеньке, внезапно услышала громкий голос Жени. Удивленная, Старкова даже замерла на мгновение, прислушиваясь, хоть это и было неправильно.       - Как ты посмел?! - кричала Сафина, - ты же понимаешь, что у Давида сорвались важные сделки! - Однажды я поручился за него, - раздался в ответ спокойный голос Александра, - но теперь я более не считаю его надежным человеком, о чем и уведомил своих партнеров. Только и всего. - Ты просто пошел на поводу у своей злости! - рыкнула Женя, - ты же делец, Александр! Как ты можешь смешивать личное и деловое?! - Ни в коем случае, Женя, - невозмутимо отозвался Морозов, - ты не права. Я с самого начала не считал Давида способным к ведению бизнеса. Поверь, у тебя получается гораздо лучше. У тебя вообще получается. А Давид склонен к бессмысленным авантюрам, последствия которых просчитать не в состоянии, и, более того, к незаконным финансовым махинациям. - Ты лжешь! - отчеканила Сафина, - ты просто отомстил ему за то, что он обидел Алину. На мгновение повисла угрожающая тишина. - Я просто обнародовал сведения, которые до этого намеревался придержать. Думал, что поговорю с Давидом сам. Но, да, обидев Алину, он забрал у себя право на исправление ошибки. И я даже говорить не буду, что мне жаль, Женя. Нет, не жаль. А тебе стоит задуматься о том, что за человек рядом с тобой. - О! Только не надо мне давать советов о личной жизни! - рыкнула девушка, - следи за своими отношениями. За моими не надо!       Алина не могла больше этого выносить и стала быстро спускаться по лестнице. Уши ее пылали. Надо было сразу же обнаружить свое присутствие, а не подслушивать. Это было крайне невоспитанно. Где ее манеры? А еще дает наставления девочкам!       Ее шаги услышали. Александр обернулся и засиял улыбкой, не раздумывая ни мгновения, протянул руку, помогая сойти с лестницы. Алина же машинально вложила свою руку в его, даже не задумавшись, сколько свидетелей может быть у этого простого действия.       - Привет, Женя, - тихо произнесла Алина. Сафина перевела злобный взгляд с Александра на Алину, и немного выдохнула, в глазах ее мелькнул стыд. - Нам надо поговорить, - продолжила Старкова.       Пора было объясниться. Евгения Сафина нравилась Алине. Даже если после ее слов девушка откажется от дружбы с нею, симпатия просто так не исчезнет. И сейчас Старкова поймала себя на мысли, что согласна со словами Александра: Жене стоило задуматься, кто рядом с ней. Алина потеряла пять лет своей жизни, чуть не угробив всю свою жизнь рядом с человеком, который уничтожал все, к чему прикасался. Старкова не хотела такой же судьбы для подруги, пусть и Женя была иным человеком, более решительным, более смелым, а все же она любила Давида и в чем-то была слепа. А Костюк не выглядел человеком, который будет любить и оберегать, разве что только себя.       - Но позже, хорошо? - произнесла Алина, - сейчас ты явно... - Да! - вызывающим жестом вскинула подбородок Женя, - я сейчас не готова! - она насмешливо взглянула на то, как Александр за талию притянул Алину к себе. Старкова не стала сопротивляться. Какая разница? А чужие прикосновения были приятны, от них в груди разрасталось тепло. - Ну, думаю, мы найдем время, - доброжелательно ответила Старкова, решив не реагировать на чужой тон и взгляд. В конце концов, Женя была расстроена. И имела на то право. - Между прочим, - небрежно произнес Александр, вмешиваясь в разговор, - Сергей ищет встречи с тобой, - и добавил чуточку язвительно, - ты ведь делец, Женя. Зачем смешивать личное и деловое? - глаза его насмешливо сверкали. Сафина мгновенно вспыхнула. - Какой же ты ублюдок, Морозов! - рыкнула и, тряхнув рыжими кудрями, чеканя каждый шаг и не простившись, направилась прочь. Александр проводил ее задумчивым взглядом.       - А... - начала Алина. - Много слышала? - весело поинтересовался Морозов, разворачивая Алину к себе, не отпуская. Старкова закусила губу и слегка покраснела, но взгляда не отвела. - Достаточно, - отрезала, вскинув подбородок. - Будешь осуждать? - настороженно спросил мужчина, а сам как бы невзначай склонился ниже. По рукам Старковой пробежали мурашки, с губ сорвался прерывистый вздох. Видела она, что он делает. Все видела. И не хотела противиться. Она наслаждалась этим мигом, хотела растянуть его, продлить, сделать еще лучше. Потянувшись, поцеловала мужчину в уголок губ. - Спасибо, - произнесла, - никто и никогда ради меня...       Александр повернул голову и накрыл ее губы своими. У Старковой подкосились ноги, она вцепилась в плечи мужчины и потянулась ближе, углубляя поцелуй, поймала довольную улыбку шумно дышавшего Александра, упивалась этим мигом, ликовала - ей не страшно, ей хорошо. Целовала в ответ, не собираясь отступать, в груди пекло, голова слегка кружилась. Кружился целый мир, а мужчина, который довольно глядел на нее, отстранившись, был ее точкой опоры. Взгляд Старковой затуманился, щеки раскраснелись, а пальцы, лежавшие на чужих плечах подрагивали. Хотелось засмеяться, хотелось сказать какую-нибудь легкомысленную ерунду. Хотелось еще раз поцеловать Александра.       Алина потянулась к мужчине с твердым намерением осуществить свое намерение и упустила момент, когда послышался топот детских ножек. - Папочка, а мы можем... ой! - послышался удивленный голос Агаты.       Старкова медленно краснела. Пунцовый румянец окрасил щеки и лоб, даже шею. Святые! Как она могла... Проклятье! Захотелось со стоном спрятать лицо на груди невозмутимого Александра. Хотелось отпрянуть подальше. Проказливое хихиканье Уллы остановило Алину. Выглядеть еще более нелепо, чем сейчас Старкова не хотела. Собрав в кулак все свое мужество, Алина обернулась. Агата глядела со знакомой хитринкой, точно такой же, как у ее довольной тети, опустившей ей на плечи руки, явно удержавшей девочку. Злата глядела растерянно, но хотя бы не зло. И Алина немного выдохнула. А вот появившийся Глеб побледнел. Он глядел на отца, рука которого уверенно лежала на талии гувернантки, на нее саму, покрасневшую и смущенную, на лице его постепенно проступало разочарование, презрение в глазах было столь отчетливым, что кровь отхлынула от лица Алины. Она не была к этому готова.       Она не знала, как отреагируют дети, еще даже не думала о том, как будет с ними объясняться, и вот теперь ей придется делать это без размышлений, без раздумий. Алина не была уверена, что сможет подобрать верные слова. Глеб же фыркнул надменно и пошел прочь, сильно хлопнула входная дверь. Наступила тишина. Алина рванулась за парнем, но была удержана Александром. - Я сам, - спокойно произнес граф, а потом поцеловал ей ладонь и, подмигнув сестре, отправился прочь.       Алина молчала, не зная, куда себя деть. - Мисс Алина, а вы любите папочку, да? - наивно спросила Агата, а Злата прерывисто выдохнула. Старкова закусила губу. Как объяснить десятилетней девочке, что это еще не любовь, но вполне может стать ею. Никто и никогда ради Алины не поступался своими интересами, а они у Александра, несомненно, были, никто и никогда не обещал быть рядом. От этого хотелось смеяться и петь. Она была кому-то важна сама по себе, ведь у нее по-прежнему не было денег, ценность ее невелика, но, кажется, Александр считал иначе. - Да, - уверенно ответила Алина, понимая, что в ее ответе не должно быть полутонов. - И теперь всегда-всегда будете жить с нами? - просияла старшая из близнецов. - Я надеюсь, мисс Агата, - ответила Старкова, постепенно расслабляясь. Все оказалось не так уж и страшно. Но следующий вопрос заставил ее похолодеть. - А как же мама? - резковато спросила Злата.       Старкова почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Что бы она там для себя ни решила, что бы ни придумала, но реальность властно напоминала о себе, заставляя ее картину будущего дрожать. Алина встретилась взглядом с мгновенно помрачневшей, но не удивленной Уллой, что только лишний раз доказывало, что сестра Александра знает о том, что происходит в родном доме. Проклятье! Что на это ответить?       Все мысли вылетели из головы, Алина занервничала, а Злата продолжала: - Мамочка будет против, - произнесла это так тихо и так горько, что у Старковой защемило сердце. И мелькнула мимолетная злость на графа, который был виноват в том, что его дочери сейчас были несчастны. - А ты? - спросила вдруг Алина, приблизилась к девочке и присела на корточки, наплевав на все условности, не желала возвышаться на Златой, давить на нее своим взрослым авторитетом, - ты будешь против, детка? - спросила, забыв об этикете, впервые обратившись к девочке на «ты», будто бы она была ее дочерью. Огромная любовь разрасталась в сердце Алины. Она знала, что будет любить и Глеба, и близнецов так, будто бы они были ее детьми, будет любить одинаково, а все же Злату чуть больше. Быть может, младшая из близнецов и была похожа на свою мать, но еще она была очень похожа на саму Алину. Старкова терпеливо ждала приговора. От него будет зависеть и ее дальнейшая судьба. И никак не ожидала, что Злата бросится ей на шею, обнимая хрупкими руками. Старкова крепко прижала девочку к себе. - Значит не будешь против? - уточнила, хоть уже знала ответ, от которого улыбка расплывалась на губах. - Нет, - замотала головой Злата, - не буду. Алина погладила девочку по буйным кудрям, отметив, что в этот раз растрепалась именно младшая из близнецов, а вот Агата, переминающаяся с ноги на ногу, выглядела, как никогда, чинно. Старкова протянула к ней руку. И девочка охотно обняла гувернантку. Или уже не гувернантку? Алина решила, что подумает на этим потом.       Она поднялась, взяв девчонок за руки. - А я? - жалобно произнесла Улла, в глазах ее прыгали смешинки, - а меня обнять? Близнецы с готовностью бросились к тете, Старкова смешливо фыркнула.       - Чем были заняты? - спросила Алина. Девчонки наперебой стали рассказывать, как они сначала завтракали, потом читали «Таинственный сад» - сами, потом пришла тетя Улла, и они помогали садовнику выбирать самые лучшие розы, которые он срежет, а слуги расставят по всему дому, потом играли в прятки в саду, и Агату никто не мог найти, а выдал ее Лучик, затем они нашли котенку большой бант, но он не дал его повязать, и куда-то сбежал, затем пили чай с печеньем, а тетя Улла рассказывала, как путешествовала по Шухану. А теперь они собираются на пикник, ведь тетя обещала показать им очень красивое место на берегу моря, за городом. - Мисс Алина, вы же поедете с нами? - тут же спросила Агата и глянула на девушку огромными глазами. Старкова колебалась. Отчего-то казалось важным остаться, она ведь не знала, как пройдет разговор Глеба и Александра. И хоть не могла повлиять на исход беседы, но могла после поговорить с одним и с другим, убеждая помириться, ведь не сомневалась, что отец и сын вновь поругаются. Если, конечно, Глеб вообще пожелает с ней разговаривать. Девушка украдкой вздохнула. - Конечно, мисс Алина поедет с нами, - послышался уверенный голос Уллы, - мы ей не позволим тухнуть в четырех стенах! Девчонки радостно загалдели. Улла глядела на Алину с победным видом. - Бегите-ка переодеваться, - велела Морозова, - и не забудьте шляпки. И обязательно принадлежности для рисования!       Агата и Злата помчались к лестнице, Алина шагнула за ними и остановилась, развернулась к Улле. - Улла, я не уверена, что это хорошая идея - уезжать мне сейчас, я... - Что? - вскинула бровь Улла, - должна остаться и мирить этих двоих? - и дождавшись отрывистого кивка Алины, продолжила, - сами разберутся, не маленькие. Ничего страшного не произошло. Рано или поздно вам пришлось бы побеседовать с детьми и все им объяснить. Глеб успокоится. Просто ему шестнадцать, и он ревнует. Алина моргнула недоуменно, нахмурилась, не совсем понимая, о чем ведет речь женщина. - Но я не собираюсь отбирать у него семью, - произнесла озадаченно Алина. В ответ Улла звонко рассмеялась. - Алина, нельзя быть такой слепой! Ты чего! Глеб влюблен в тебя! Конечно, он заревновал. Но это пройдет. Старкова даже попятилась. - Улла, я уверена, что ты ошибаешься, - произнесла твердо, а сама вспоминала все трогательные попытки Глеба ей помочь - понести вещи, посидеть с девчонками, он всегда интересовался ее настроением и самочувствием и порывался ухаживать за столом. Алина принимала это просто за вежливость, даже мысли не допуская об ином. - Да брось, - фыркнула Улла, - ничего страшного! Он юн и весьма эмоционален, как и все Морозовы, ты красивая, молодая женщина, кроме того, наверняка была к нему добра и внимательна, естественно, что он влюбился. Ничего страшного. А теперь увидел тебя с собственным отцом, с которым у него такие трудные отношения. Наверное, еще решил, что Александр тебя принуждает. Алина помрачнела еще больше. Вспоминая, как Глеб видел их в коридоре, каким странным был взгляд юноши. Да, пожалуй, проницательная Улла была права. Юноша вполне мог вообразить себе и принуждение, ведь едва ли Алина выглядела счастливой, скорее испуганной. Проклятье! Девушка не хотела вносить еще больший раскол между отцом и сыном. - Перестань, - Улла коснулась руки Алины, привлекая внимание, не давая ей уйти слишком далеко в свои переживания, - ты не в ответе за все на свете, Алина. Отпусти. Дай Александру все решить. Ну или, - хмыкнула весело, - не решить. Но это будет его ошибка. В воспитании Глеба вообще много ошибок. Пусть исправляет, - сверкнула глазами вроде и весело, а вроде в глубине прекрасной синевы мелькнул злорадный огонек.       Старкова закусила губу. Она действительно ничего не могла сделать сейчас. Сидеть и ждать окончания разговора отца и сына было бессмысленно, так она только изведет себя. Что ж, ей следовало отвлечься на привычные действия. Для начала, например, пойти и помочь собраться девочкам. ***       Машина была с открытым верхом. Улла управляла ей с лихой небрежностью, уверенно входила в повороты, руки ее расслаблено лежали на руле. А слева открывался невероятной красоты вид на море с головокружительной высоты. Девчонки радостно визжали. Алине и самой хотелось завизжать. Синь моря, корабли вдали, крики чаек и ослепительное, высокое небо, с которого сияло яркое солнце создавали картину от которой захватывало дух. С высоты все выглядело иначе. Алина позавидовала кричащим пронзительно чайкам - они каждый день видят это великолепие. Они поднимались все выше и выше по серпантину, от высоты кружилась голова, а потом спускались, петляли среди гор, и, наконец, оказались в уединенном месте.       Позади были горы, увенчанные снежными шапками, впереди - глубокая синь моря до самого горизонта, дул теплый, но уже не жаркий ветер, шумели волны, сосновая роща давала приятную тень. Они нашли полянку почти над самым обрывом и со вкусом пообедали - на свежем воздухе отлично разыгрался аппетит. Девчонки, бросив принадлежности для рисования, помчались играть в мяч. Алина и Улла проводили их задумчивыми взглядами, а потом посмотрели друг на друга.       Мгновение длилось молчание, а потом Морозова, хитро улыбаясь, выдала: - Расскажу все, что захочешь, но сначала ты ответишь мне на вопрос. Старкова вскинула брови, губы ее невольно растянулись в ответной улыбке. Не было возможности сопротивляться живому очарованию этой женщины, хоть сейчас та и предлагала ей кота в мешке. Кот, кстати, которого по настоянию девчонок взяли с собой, исследовал прилежащую территорию, поглядывал периодически на Алину своими гипнотическими желтыми глазами, и снова гулял. Поразительно, что не стремился никуда сбежать, хоть Старкова, всячески противившаяся тому, чтобы Лучика брали с собой, была уверена, что ей придется потом по всей роще разыскивать непослушного котенка. Но он явил собой пример дисциплины. И девушка успокоилась. Она кивнула Улле, решив для себя, что в конце концов, она может не отвечать на вопрос Морозовой, если не захочет. - Александр сделал тебе предложение? - выпалила Улла. Старкова помрачнела и отвела взгляд, глядела на море, пытаясь найти точку спокойствия, невольно сравнивала две картинки: ту, которую видела на севере, и ту, что наблюдала сейчас. С удивлением осознала, что обе считает прекрасными. - Нет, - ответила коротко, - но я... - не знала, как объяснить, потому решила, что скажет правду, - я сама просила его пока этого не делать. У меня был крайне неудачный брак, и я бы не хотела... не хотела пока, - закончила неловко.       Помедлила и посмотрела в глаза своей собеседнице. Улла задумчиво кивнула. И у Алины отлегло от сердца. Женщина ее не осуждала. - Я последний человек, который тебя осудит, - Улла словно мысли ее читала, - я вообще не замужем. И ничего, видишь, жива, здорова и вполне счастлива. Живу в месте, которое сама выбрала своим домом. Алина склонила голову набок. - Сколько тебе было, когда ты уехала? - спросила. - Восемнадцать, - отозвалась женщина, - уехала на следующий же день после совершеннолетия. Не могла оставаться в том доме. У Старковой неприятно стукнуло сердце, она скользила взглядом по окружающему пейзажу, следила и за Лучиком, и за девчонками - картина была мирной, умиротворяющей.       Девушка откинулась на дерево, наплевав на то, что может испортить платье, шершавая кора уперлась в лопатки, Алина вытянула ноги, приготовившись к долгому разговору. - Почему? - спросила, - из-за семьи или из-за дома? - Ты задаешь правильные вопросы, - криво усмехнулась Улла и прямо спросила, - с чего начать? С части реальной или мистической? Алина хмыкнула. Ей нравился такой тон. - Мистическая там тоже вполне реальна, - ответила, - начни с другого. Улла прищурилась, а потом посерьезнела, села, обхватив колени руками, уставилась вдаль, выглядела сейчас моложе своих лет, в глазах ее отражалась синева моря и неба. - Мы с Людмилой терпеть друг друга не могли, - произнесла спокойно, - когда Александр на ней женился, мне было тринадцать. Я, раскрыв рот, смотрела на Люду. Она была действительно очень красива. А еще у нее были прекрасные манеры. Я возненавидела эти манеры очень скоро. Возможно, Людмила считала, что должна воспитывать меня, ведь мать не слишком мной занималась. У меня были гувернантки, но я не слушала никого. В этом я очень хорошо понимаю Глеба. Мой племянник похож на меня больше, чем кажется всем вокруг, тот же бунтарский дух и жажда нового, желание познать неизведанное. Ты знаешь, что он увлекается археологией? - Очень хочет поехать на раскопки в Новый Зем, - кивнула Алина. - Да, - отозвалась Улла, - но Александр, конечно, иначе видит его будущее. С одной стороны, я его понимаю, но с другой, мог бы и отпустить сына. Сам поуправляет своими шахтами, не развалится, - фыркнула, - а мальчик должен повидать мир. Александр ведь путешествовал, матушка дала ему эту возможность. Надо сказать, что она была не в восторге от Люды. Впрочем, мама любит только свою семью. - Людмилу она частью семьи не считала? - поинтересовалась Алина. - Ревность, - коротко отозвалась Улла, - я думаю, что это была ревность. Ее золотой сын женился так рано. В самом деле, он только вернулся из путешествия, только-только принял на себя управление шахтами, и почти сразу встретил на балу Люду. Период ухаживаний был таким коротким, что вокруг даже шептались: они поспешно женятся, потому что невеста беременна. Это было неправдой. Александр никогда бы не позволил себе подобного. Он пылинки с Людмилы сдувал. А она... - Улла поморщилась, - я всегда считала, что Александр отдает больше, чем получает. Он действительно обожал жену, она же была страшной эгоисткой. Авторитарный характер брата разбивался о ее капризы, словно волны о скалы. Впрочем, они выглядели счастливыми. Да и были таковыми. Я точно знаю. Я же вела себя безобразно. Люда пыталась меня воспитывать, читала бесконечные нотации. Она считала своим долгом привить мне безупречные манеры, но насаждала свое мнение, будто бы желала вылепить из меня свою копию. Я сопротивлялась, как могла, сначала потому, что не хотела быть такой же, как она, затем, вероятно, уже по инерции. Не все было плохо из того, что пыталась привить мне Людмила, но вот этот строгий режим дня, эта бесконечная сдержанность, это желание жить по правилам меня убивали. Знаешь, когда я уехала в Удову я целый год то не ужинала и не обедала, то ела по несколько раз в день, сбила себе режим к волькре, полуночничала, а потом вставала после полудня. Мои слуги с ума сходили, - Улла улыбнулась, - не знали, когда подавать обед и стоит ли меня будить, чтобы решить какие-то вопросы. Я танцевала на балах и играла в карты. Я чуть не угробила свою репутацию. Такое творила, что слухи до Аркеска дошли. Александр приехал мне выговаривать. Мы страшно поругались. Потом помирились, конечно. Я понимала, что веду себя неправильно, но - святые! - свобода была так прекрасна после того мрачного дома, который Людмила не оживила, нет, сделала еще более жутким. Мы спорили с ней и ругались без конца. Мать предпочитала не вмешиваться, считая наши ссоры капризами двух взбалмошных девчонок. Александр, к его чести, пытался лавировать между нами, не занимая ни одну, ни другую сторону, даже если мое поведение было поистине вопиющим. Я в лицо говорила Людмиле, что она эгоистка, что при ней дом превратился в казарму. Удивительно, что меня не отправили в какую-нибудь закрытую школу. Я знаю, что Люда предлагала это Александру. Тот воспротивился. Они поругались. Я торжествовала. Хотя я понимаю, что мой отъезд сделал бы жизнь брата спокойнее. Через год родился Глеб. Я его обожала. Возилась с ним больше родной матери. Людмила любила сына, но в то же время оставалась к нему холодна. Опять правила, ведь знатной даме не полагается самой заниматься ребенком. А я занималась, ходила хвостиком за его няньками, высокомерно поглядывала в сторону его матери. Моя гувернантка, как ни странно, одобряла мои действия. Наверное, она тогда решила, что готовит меня к замужней жизни, к своим детям. Но я уже тогда знала, что замуж не выйду. Я глядела на Александра, который был готов на все ради жены, на нее, которая этим пользовалась, на их ссоры, потому что в отношении меня брат всегда был непреклонен, и понимала, что подобного ни за что для себя не хочу. Я злорадствовала и не скрывала этого, ведь видела, что дом Людмилу не принимает.       Алина вздрогнула, кричали чайки, в глубине рощи пели птицы, Лучик свернулся возле корзины с едой и поглядывал на нее лукавым взглядом, но атаки пока не совершал, девчонки смеялись, довольные друг другом. Дул теплый ветерок, но Старковой стало холодно. Это был знакомый холод. Тот самый, что она ощущала в коридорах и комнатах дома Морозовых. Ее дом тоже не принимал. Или... Старкова задумалась. Ведь Мальен пошел бы за ней в любое другое место. В доме ли дело?       ... для тебя дело не в доме. Твой призрак - только твой. Он твоя тень. И дом Морозовых здесь совершенно не при чем.       Алина кусала губы, все запуталось еще больше. А девушка по-прежнему не знала, что ей делать дальше.       - В детстве я часы проводила рядом с картинами Горина, - внимательно посмотрела на побледневшую Алину Улла, - я с удовольствием занималась в библиотеке. Меня никогда не пугали ни «Монахи», ни «Пир». В минуты откровений мать рассказывала, что эти картины оберегают наш дом. Звучит забавно, но... - Улла помолчала, - я верила в это. Мне было три, когда отец умер. Багре стало не до меня, она пыталась удержать в своих руках шахты, ведь тут же налетели стервятники желавшие, откусить кусочек от состояния Морозовых. Александр потом рассказывал, как потенциальные женихи обивали порог нашего дома. Еще бы! Богатая вдова с маленькими детьми. Ей же нужна помощь! Они не знали мою мать. Они так в ней ошиблись, - мечтательно произнесла Улла, - а я осталась одна. Мама занималась делами. Десятилетнему Александру не хотелось возиться с маленькой девочкой. И тогда... ко мне пришел отец. Он был ласков и добр, он играл со мной, утешал меня, наставлял меня. Я знаю, как это звучит. Вдали от дома, потом, я пыталась анализировать то, что было. Списывала все на живое воображение. Чем старше я становилась, тем более странно себя чувствовала. Я обожала наш дом, в нем было столько чудесных уголков, но он же и убивал меня. Те головные боли, что мучают нашу мать, были и у меня. А рядом с картинами, которые я так любила, мне становилось только хуже. И все же, мама всегда говорила, что, пока висят картины, никакое зло не может причинить вред обитателям дома. Возможно, речь шла о призраках, населяющих его, - Улла посмотрела на Алину, - о, ты не удивлена. - Нет, - коротко отозвалась Алина, помолчала и продолжила, - но ты ведь и так это уже поняла. Этот дом... он не принимает и меня, - призналась, - мне плохо и дурно рядом с картинами Горина. Защита они или нет, но это страшные и мрачные полотна. Я понимаю, почему Людмила хотела их снять. Они сводили ее с ума. - Не они, - резковато возразила Морозова, - дом. Дом сводил ее с ума. Я видела, что с ней творится. Призраки преследовали ее, путали и пугали. Александр ей не верил. Я верила. Но я молчала. Мне не было ее жаль. Со всей жестокостью обиженного подростка я с интересом наблюдала, чем все это закончится. В такое трудно поверить, верно? Сначала ты видишь смутные тени, слышишь странные звуки, потом ты замечаешь, что чашка стоит не так, как ты ее оставила, затем ты ощущаешь смутное волнение, быть может, даже страх, чье-то присутствие, чей-то недобрый взгляд. А затем... ты видишь. Став старше, в один прекрасный день я велела отцу уходить. Алина затаила дыхание. Если у Уллы получилось, то и у нее непременно получится. - И он ушел, - продолжила женщина, - наверное, его долгом, который он не успел выполнить до своей смерти, было вырастить меня. Исполнив свой долг, в тот миг, когда я перестала в нем нуждаться, он ушел. Вот так просто. Он закончил то, что должен был, и растворился в небытие. Да только дом - это точка притяжения. Он, словно воронка на реке, засасывает в свои недра тех, кто не сумел завершить начатое при жизни. Говорили, что моя мать - дочь Филиппа Горина. Правду знает только она. А я знаю, что эта история началась с моего деда. И не может завершиться по сей день. Людмила была слаба. Я не знаю, что видела она, но призраки мучили ее, дом отторгал. Становилось все хуже. Она стала путать реальность и вымысел, сон и бодрствование. Александр полагал, что она больна, но врачи ничем не могли помочь ей. А вот вера любимого супруга вполне. Да только он не верил в мистическое. В отличие от меня, он никогда не замечал того, что творится в доме. Хоть картины и оставил, но, думаю, что по требованию Багры. Александр упустил момент, когда Людмиле еще можно было помочь. А когда она покончила с собой, он убедил себя, что супруга была безумна, хоть в глубине души всегда знал, что это не так. Ребенком я часто жаловалась ему и на тени, и на шорохи. Когда была совсем маленькой, рассказывала и об отце, ведь Александр был мои старшим братом, лучшим другом, тем, кто всегда мог меня понять. Конечно, он не воспринимал рассказы маленькой девочки всерьез. Я уехала, едва мне исполнилось восемнадцать. И почти не приезжала домой. Я не хотела вновь ругаться с Людмилой. А если и приезжала, то никогда не оставалась на ночь. Я научилась водить машину и всегда уезжала в Аркеск, потому что боялась, что в доме вновь столкнусь с тем, что выше моего понимания. Вдали от особняка все забывается, все кажется нереальным сном, и я хотела жить в реальности, потому что то, что кажется прекрасным и естественным в детстве, пугает, когда ты вырастаешь. Этот дом живой, не так ли? - грустно усмехнулась Улла, - и ему всегда нужна будет жертва. Семь лет назад ею стала Людмила. Кто будет следующим? - женщина нашла взглядом девчонок.       Они сидели прямо на траве и оживленно болтали о чем-то, то и дело кидая в сторону Алины и Уллы лукавые и опасливые взгляды - секретничали.       - Я не хочу, чтобы кто-то стал жертвой, - мрачно произнесла Алина. - Это не тебе решать и не мне, - спокойно произнесла Улла и продолжила, - я всегда смеялась открыто над попытками Людмилы упорядочить хаос, противостоять дому, но, когда она умерла, стало хуже. Александр полностью погрузился в свое горе, пропадал в шахтах, пытался забыться. Девочки были еще слишком маленькими, они не совсем понимали, что произошло. А вот Глеб, - Улла покачала головой, - он нашел ее, он видел ее. Он что-то понимал, по-своему, но понимал. Он видел мать, которая медленно сходила с ума, видела то, чего, как казалось остальным, нет, он видел, как она бросалась на отца, который пытался ее удержать, как ранила окружающих и себя. После ее смерти мальчик сначала замкнулся, а потом стал проявлять истинно морозовский несносный характер. Александр не стал терпеть и отправил сына в закрытую школу - и это была первая ошибка. Вместо того, чтобы уделить сыну время, мой брат предпочел погрузиться в собственное горе. Он, конечно, утверждал, что вдали от дома, где столько ужасных воспоминаний, Глебу будет только лучше. И ошибся. В школе его задирали. Он дрался в ответ. Когда Глеба исключили, я убеждала Александра просто нанять ему гувернера. Брат не послушался. Во второй школе было еще хуже. Там царила дедовщина: младшие должны были прислуживать старшим, терпеть от них все, что те пожелали бы с ними сделать, вплоть до откровенной жестокости, до унижения. Учителя не вмешивались. Глеб не стерпел. Он серьезно покалечил нескольких парней. Дело едва удалось замять. Александр нанял сыну Веденина, - Улла поморщилась, - он хороший учитель, но не слишком хороший человек. Он неплох, но слишком услужлив. Александр велел ему быть строгим, и Веденин строг чрезмерно, все делает, чтобы угодить моему брату, забывая порой, что интересы его воспитанника должны стоять во главе угла. Конечно, Глеб отдалился от отца, конечно, он до сих пор на него обижен. Обижен за эгоизм Александра, за то, что того не было рядом, когда был так нужен, за то, что отослал, не верил рассказам о школе, за то, что никогда не был на его стороне. А теперь братец совершает новую ошибку: требует от сына внимания к шахтам. - Но Глеб его наследник, - возразила Алина, - рано или поздно он должен будет подхватить семейное дело. - Во-первых, всегда есть грамотные управляющие, - отмахнулась Улла. - Которые могут обмануть, - вставила свое слово Старкова, глядя серьезно, - лучше бы разбираться в деле, которым будешь владеть. - Разбираться не означает управлять самому! - парировала Морозова, - я считаю, что Глебу просто надо дать время. Пусть путешествует, занимается археологией, которую так любит. Александр ведь не завтра умирает, время есть. Глеб поймет, что он глава семьи и примет это, но позже. Сейчас его надо отпустить.       Алина молча признала, что в словах Уллы был резон. Да, пожалуй, этот был бы отличный выход, который позволил бы отцу и сыну наладить отношения. Александр совершил ошибку в воспитании, но Глеб - чудесный юноша, и еще не все потеряно. Но как убедить Александра дать сыну чуть больше свободы?       - Меня братец не слушает, но, может, послушает тебя, - лукаво улыбнулась Улла. - Ты меня переоцениваешь, - дернула уголком губ Алина. - А ты себя недооцениваешь, - Морозова коснулась руки Алины и серьезно посмотрела ей в глаза, - если кто и может помочь этой семье, то это ты, Алина. Ты мне нравишься, и я бы хотела счастья своему брату. Уверена, что с тобой он сможет построить что-то новое, что-то светлое.       Старкова кусала губы. Она бы хотела построить что-то новое и прекрасное. Но не была уверена, что сможет стать тем светом, который прогонит прочь тьму графского дома.