Черта

Шесть лет назад       Когда тебе почти двадцать один год, шансы выйти замуж стремятся к нулю. Алина бы даже сказала, что уходят в минус. Руби на все ее речи лишь фыркала. — Брось, — говорила подруга, — при твоей-то красоте да при твоей-то родословной ты не можешь быть так пессимистична!       Алина пожимала плечами. Красивой она себя никогда не считала, ничего особенного не было в карих глазах и каштановых волосах, да еще и была, по мнению тети Аны, слишком худа. Но набрать вес у Алины никогда не получалось. Было ли дело в недостатке питания, ведь даже в Институте их жестко ограничивали в еде, не позволяя ни больших порций, ни тем более роскошных блюд, или же просто в наследственности — сама тетя Ана была маленькой и худощавой, но не было в теле Алины тех приятных округлостей, на которых задерживают взгляд мужчины.       С ее родословной было еще сложнее. Мама и тетя происходили из небогатого дворянского рода. Тетушка так и не вышла замуж. И порой у Алины закрадывалась мысль, что она так желает племяннице замужества, чтобы реализовать свои несбывшиеся мечты, свои желания. Замужество младшей сестры было лишь поводом для зависти. Замужество Алины стало бы для тети Аны не только отличной возможностью выбраться из бедности, но еще и возможностью реализовать себя, устроив судьбу дорогой племянницы, ведь тетушка полагала, что только в семейной жизни женщина раскрывается полностью. Отец Алины был из рода Старковых. Да, когда-то герцоги Старковы были родственниками самой правящей династии, стояли у трона. В их роду было множество хитрых министров и выдающихся деятелей науки, смелых полководцев и талантливых законотворцев, подлых придворных и самоотверженных меценатов. Но те времена давно канули в прошлое. Отец Алины любил игры в карты, ставки на ипподроме и сомнительные развлечения, о его кутежах знала вся столица. И если поначалу общество пребывало в восторге от праздников, которые закатывал герцог Старков, охотно посещая их, то после смотрели лишь с презрением в сторону трясущегося от похмелья человека, который шлялся по сомнительным притонам, где играл, играл, играл в карты, пока не спустил все свое состояние. Так рассказывала тетя Ана.       Быть может, кто-то и смог бы забыть о сомнительной репутации отца Алины, о том пятне несмываемого позора, которое он оставил после своего самоубийства, но едва ли кто-то захотел бы жениться на девушке не просто без приданого, на девушке без сколь-нибудь значимых средств, какой бы красивой и образованной она ни была. Тем более, что Алине уже было двадцать один, на фоне восемнадцатилетних она терялась.       Саму Старкову это не расстраивало ни капли. Она всегда трезво смотрела на вещи, о замужестве не мечтала. И даже хотела пойти работать. Ей предлагали место учительницы в Институте. Обещали проживание и неплохое жалованье. Но тетушка воспротивилась. — Нет и нет! Дочь герцога Старкова не будет старой девой! — возмущалась тетя Ана, щеки ее покраснели, — в этих институтах такое творится! — при этих словах тетя округляла глаза и краснела так сильно, что Алине становилось за нее страшно. А еще против воли смешно. Так «старая дева» или «такое»? Хотелось поймать тетю на несоответствиях, но Алина молчала, не желая расстраивать тетушку. В конце концов, та была всегда к ней добра.       Тетя Ана вырастила сироту, хотя могла и вовсе о ней забыть, устраивать свою жизнь. И Алине стоило быть благодарной. Тетя ведь не вышла замуж, потому что у нее тоже не было ни состояния, ни приданого, а была лишь маленькая племянница на руках да исколотые иголкой пальцы — тетушка неплохо шила. Тем они и жили. Старкова никогда не спрашивала, откуда у тетушки нашлись деньги на Институт благородных девиц для Алины, но была счастлива учиться там, обрести подругу в лице Руби — дочери не слишком-то успешного купца, у которой аж глаза горели каждый раз, когда она напоминала Алине об ее аристократическом происхождении.       Герцогиня или нет, но Алина была бедна. И понимала: деньги играют решающую роль во всем. А уж в замужестве и подавно. Девушка знала, что однажды тетя сдастся. Право слово, сколько можно тратить деньги на наряды, а то и корпеть над ними темными ночами при свете тусклой лампы, чтобы таскать Алину по балам? Ведь толку от этого не было никакого.       Алина не расстраивалась. На самом деле, она хотела, чтобы это бессмысленное, по ее мнению действо, поскорее закончилось. Она давно примирилась со своей судьбой. А порой думала о том, что, быть может, если не получится преподавать в Институте, так хотя бы она будет заниматься шитьем, как тетушка, или пойдет в гувернантки. А, может быть, встретит человека совсем не знатного происхождения, полюбит его и тогда…       — Ой, Алина, — смеялась Руби, когда Старкова делилась с нею этими мыслями, — ты такая мечтательница! Хватай свой шанс, когда он появится, и не упускай его. Будь же практична! Алина полагала, что она-то как раз и практична. А мысли о ее замужестве с богатым и знатным молодым человеком — это пустые мечтания. Тетя Ана считала иначе. ***       Алина глядела на себя в зеркало и не могла не оценить талант тетушки. Тетя урвала где-то практически за бесценок отрез бархата цвета слоновой кости и сшила из него изумительное платье, которое подошло бы и для танцев на балу брата царя, которые тот устраивал с завидной регулярностью и куда путь Алине был закрыт. Но сегодня бал устраивал мэр Ос Альты, один из тех вечеров, куда не требовалось приглашение и куда мог попасть любой желающий, вне зависимости от знатности рода и количества денег.       Такие собрания повелел устраивать еще дед нынешнего царя. Алина знала, что один из ее предков был тем, кто подхватил идею своего сюзерена, устраивая такие приемы, где первостепенным было веселье, музыка и танцы, и разнообразные игры, где неважно было, какого ты сословия, имел значение лишь твой ум. Нельзя сказать, что эти приемы дошли до нынешнего времени в том же виде, что и полтора века назад, но собирать такие балы раз в сезон было традицией, мэр Ос Альты никогда от нее не отступал.       Сама тетушка красовалась в темно-синем, почти черном платье, издалека казалось, что женщина в трауре. На осторожное замечание Алины, тетя Ана лишь отмахнулась. — Я не должна слишком бросаться в глаза. Мое дело — сопроводить тебя да беречь твою честь, — выдала наставительно, — ты ведь еще так молода, моя дорогая. Алина ненавидела, когда в голосе тети на пустом появлялись эти слезливые интонации. А уж ее намеки всегда заставляли девушку краснеть. Алина снова взглянула на себя в зеркало, стекло было мутным от времени, но не могло скрыть красоту платья, изящество прически. И казалось, что Руби права, что Алина действительно красива. Старкова даже мягко улыбнулась сама себе, чтобы попытаться поднять себе настроение. Ей не хотелось ехать сильнее обычного, будто бы на этом балу ее ждет что-то нехорошее. Но это глупость! Просто она устала от этих бессмысленных танцев.       — Не просто танцев, — подняв палец, наставительно вещала тетя Ана, — поисков мужа. Каждая приличная девушка из хорошей семьи должна найти себе мужа. А ты недостаточно стараешься. Или ты не желаешь? — взгляд тетушки стал суров.       Вообще Алина ловила себя на мысли, что не желает. Ей хотелось влюбиться. Но даже заикаться об этом в присутствии тетушки не стоило. За этими словами последовала бы лекция о легкомыслии и долге, о том, что любви и вовсе нет на свете, о том, что для ее матери и отца любовь закончилась трагедией. «Так есть любовь или нет?» — хотелось спросить Алине, не понимавшей, как страсть отца к картам была связана с чувствами ее родителей. Но такие вопросы тоже задавать не стоило ради собственного душевного спокойствия.       Алина знала, что тетушка желает ей только добра. Ну, и себе немного. Впрочем, она имела на то право. В конце концов, воспитывала племянницу, тратила на нее деньги, время и душевные силы. Ничего не было зазорного в том, чтобы улучшить свое благосостояние за счет выгодного замужества Алины. Да только девушка понимала, что не может быть и речи ни о каком выгодном замужестве. Это же просто смешно. Сирота без приданого двадцати лет! Вы только вслушайтесь в эти слова! Нет, надеяться было бы нелепо.       Хоть платье и было красивым, а Старкова надеялась, что все-таки не придется оставаться на балу до самого конца. Глупо надеялась, что и вовсе сорвется их поездка. Но тетушка поехала бы на бал, даже если бы умирала, и Алине должно было следовать за ней. Порой девушке казалось, что это не тетя Ана сопровождает племянницу, а племянница покорно следует за тетушкой. Впрочем, так оно и было.       Они вышли из нанятого экипажа рядом с домой мэра. Алина залюбовалась особняком, сияющим огнями. Говорили, что этот дом мэр использует исключительно для приемов и балов, а сам живет в доме напротив. Старкова обернулась, чтобы посмотреть на второй особняк мэра. Оба дома были красивы, изящны, украшены лепниной и статуями. Их скромный особнячок, — даже не их, они с тетушкой снимали первый этаж, — и рядом не стоял. Впрочем, и район, где они с тетей Аной обитали, тоже не был хорошим — неподалеку начинались заводы и склады, порой мимо их домика проходили, смеясь и балагуря, не всегда трезвые рабочие, порой слышались нетрезвые крики, случались и пьяные драки. И однажды утром Алина видела кровь на грязной земле. Здесь же грязи не было и в помине — только чистые мостовые.       — Мэр мог бы выбрать и более приличный район, — пробурчала тетя Ана. Алина посмотрела на тетушку удивленно, самой девушке очень понравились ровные и стройные улицы и богатые особняки. — Вот твои родители жили за пару кварталов от Большого дворца, — самодовольно произнесла тетушка, будто бы это была ее заслуга, будто бы это не было в прошлом. Старковой стоило огромных трудов удержать лицо и не поморщиться. Она не любила, когда тетя вспоминала прошлое, вспоминала с таким маниакальным стремлением, словно бы все еще жила им. Может, поэтому была уверена, что Алину ждет блестящая партия — как же, дочь самого герцога Старкова! Девушке же казалось, что это лишь мешает хорошо устроить свою судьбу. Не нужно было роскоши, можно было бы просто самой зарабатывать на жизнь. Многие девушки, даже из знатных семей, вынуждены были продавать свой труд, Старкова не видела в этом ничего зазорного. Тетушка, очевидно, считала иначе, и очень тяготилась своим положением. — Алина! — зашипела тетя, больно хватая за руку, ее цепкие пальцы впились в нежную кожу, заставив Алину закусить губу от боли, — ты чего застыла! Опять размечталась? Идем же!       Старкова покорно склонила голову, но подходя к крыльцу, обернулась, чтобы еще раз посмотреть на тот, второй особняк, он был не так роскошен, как дом для приемов, его спокойная, не аляповатая, не нарочитая красота притягивала взор. Оценив лепнину, Алина уже собиралась отвернуться, но вдруг встретилась взглядом с молодым мужчиной. Он смотрел прямо на нее и улыбался. Алина не могла не отметить, что улыбка у него замечательная — открытая и яркая, очаровательная. Невольно девушка улыбнулась в ответ, а мужчина ей поклонился, скользнул оценивающим взглядом по фигуре, заставив покраснеть, и, заметив это, улыбнулся еще шире. Старкова отвернулась, нахмурилась. С одной стороны, и улыбка была чудесная, а, с другой стороны, от этого откровенного взгляда стало не по себе, казалось, что кожа стала липкой, противной, хотелось принять ванну.       Тряхнув головой и заслужив еще одно замечание от тети, Алина велела себе забыть взгляд этого мужчины. Тем более, что они уже вошли в бальную залу, где играла музыка.       — Ой, Алина! Какое платье! Тетя Ана, вы просто прелесть! У вас несомненный талант! — Руби, расцеловала подругу в обе щеки и стала нахваливать платье, в глазах Куприяновой мелькнул завистливый огонек, который, впрочем, тут же сменился восторженным взглядом, речи были не менее льстивыми, — я попрошу вас сшить мне платье в следующий раз! У вас золотые руки, тетя Ана!       Тетушка расцвела и, наконец, соизволила отпустить Алину. Старкова же в ответ похвалила платье подруги, отметив про себя, что ее скромный наряд и рядом не стоял с роскошным бледно-розовым платьем подруги из дорогого шуханского шелка, расшитого золотой нитью. Видимо, дела ее отца пошли в гору. О чем и спросила подругу Алина. — Не знаю, — отмахнулась легкомысленно Руби, — не вникаю в его дела. Он дал мне деньги на наряд, и этого достаточно. И даже, — понизила голос, — отпустил почти одну, навязав мне только старую подругу матери, — подруга захихикала. Алина округлила глаза, кивая на тетю Ана, которая уже вовсю болтала с какими-то своими знакомыми, нарочито медленно обмахивалась веером, вздыхала и, вероятно, жаловалась на трудную жизнь. Алина была рада, что ей не слышно разговора, в такие минуты девушке становилось невыносимо стыдно за тетю.       — Так что же, — Руби обняла подругу за талию, и они отправились гулять по зале в ожидании начала танцев, — ты собираешься покорить все мужские сердца сегодня? Ты особенно хороша в этом платье! И прическа тебе очень идет. Алина пожала плечами. Ей не нравилось, как спелись ее тетя и ее подруга. Создавалось впечатление, что Руби хочет выдать Алину замуж даже больше, чем желает обрести мужа сама. Они медленно шли сквозь толпу гостей, порой останавливаясь, чтобы поздороваться со знакомыми. Алина становилась все более задумчивой, машинально отвечала на приветствия, говорила какие-то общие фразы. Волнение ее сегодня было необычайно. Хотелось сбежать. Быть может, сказаться больной и уехать? Тетушка поворчит-поворчит да и оставит ее в покое. — Ой, — отвлек от плана побега Алину голос Руби, — какой красавчик! Я раньше его не видела! — в тоне подруги появились заинтересованные, немного томные интонации, — да гляди же, Алина! И смотрит только на тебя! Старкова посмотрела в направлении, указанном Куприяновой, и вздрогнула. Это был все тот же молодой мужчина, его голубые глаза искрились весельем, губ коснулся бокал с шампанским, а потом он склонил голову, приветствуя девушек, едва заметно отсалютовал бокалом. — Ты его знаешь? — удивилась Руби, — кто он? Такой симпатичный! Давай же! Расскажи мне, где вы познакомились. Как его зовут? Чем он занимается? — Я его не знаю, — отрезала Старкова, отворачиваясь. — Тогда почему он… — нахмурилась подруга и тут же осеклась, на губах ее заиграла лукавая улыбка, свидетельствовавшая о том, что у нее появилась идея. Старкова была уверена, что сочтет ее безумной, — неважно! Хочешь я узнаю, кто он? Ты явно ему понравилась. — Не стоит, Руби, — утомленно произнесла Алина. — Но почему? — надула губы подруга. Старкова и сама не могла объяснить, почему. Но взгляд этого красивого мужчины вызывал дрожь. И его дерзость ей не понравилась. Алина видела, что Руби намерена спорить.       И, чтобы сбежать от этого разговора, с радостью шагнула к тетушке, которая шла в сопровождении самого мэра. Тетя Ана светилась вся, гордо взирала на окружающих, показывая всем и каждому, что она тетушка герцогини Старковой, и пусть они сейчас в затруднительном положении, но титул никуда не исчез, и их никто не забывает. Алина не знала, как ей это удалось, но пристальное внимание к ее персоне, когда к ним с Руби приблизился мэр, девушке не нравилось, как не нравился и шепоток за спиной, от которого мурашки бежали по коже. — Ваша светлость! — с улыбкой приветствовал Алину мэр, поцеловал руку, — как я рад видеть вас в моем доме! Алина вежливо улыбнулась, пропуская мимо ушей привычные и лживые слова о том, как он дружил с ее отцом, как ему жаль, что такой человек ушел рано. Затем начались дифирамбы матушке и большой дружбе.       В такие минуты девушке всегда хотелось спросить: «если вы были настоящим другом, а не тем, кто поощрял пороки отца, то почему же не помогли его семье после смерти герцога?» Почему Алина приехала на бал, где не нужно было приглашение, а настоящего приглашения так и не дождалась ни разу? Ей были противны все эти люди. И противно, что они так же часто, как и тетя Ана, обращались к прошлому, которого больше нет, которое принесло лишь горе. Но тетушка сияла, раздувалась от гордости, надменно поглядывала на всех вокруг, и приходилось быть вежливой. Хотя ляпнуть что-нибудь неловкое, чтобы Ос Альта сплетничала всю следующую неделю, ужасно хотелось.       — А это Мальен Оретцев, — слова мэра заставили Алину вынырнуть из невеселых размышлений, — талантливый адвокат. Он так помог мне в затруднительном положении с… Антониной. Тот самый молодой человек с яркими голубыми глазами поклонился Алине. Девушка присела в реверансе.       Она припоминала, что затруднительное положение мэра — это развод. Тогда был страшный скандал. Разводы в Равке были не запрещены, но получить развод было чрезвычайно трудно, аристократам и вовсе требовалось разрешение царя. Разрешение-то мэр получил, да только недооценил свою супругу. Антонина билась на смерть, обращалась и в суд, и к царю, который предпочел самоустраниться, велев подданым разбираться самим. Женщину в итоге обвинили в измене, ее имя полоскали на страницах газет. Развод получился грязным и громким. Как мэр после этого удержался в своем кресле, Алина не знала. Знала только, что Антонина спешно уехала из Ос Альты, оставив детей и не получив никакого содержания. Что с ней было теперь, никто не знал. Тогда — Алина смутно припоминала — говорили о талантливом адвокате, который все и устроил для мэра. И сейчас он стоял перед ней.       Мальен Оретцев.       — Окажите мне честь, ваша светлость, — протянул ей руку Мальен. Алина закусила губу, медлила. Но, получив болезненный тычок в ребра от Руби, заметив, как ее подруге одобрительно кивнула тетя Ана, чей взгляд мгновенно стал ледяным и недовольным, вложила свою руку в ладонь мужчины. Он тут же сжал ее тонкие пальцы, дрогнувшие от этого жеста. ***       На следующее утро после бала ей прислали роскошный букет белых лилий, он пах остро и душно. Тетушка ахала и всплескивала руками. И, конечно, пригласила Мальена, явившегося незадолго до обеда, присоединиться к ним за столом. Алина не знала, куда себя деть. Но Оретцев был мил, любезен, рассказывал истории, заставлявшие девушку смеяться, смотрел ласково и оказывал явные знаки внимания. Тетушка была в восторге. К концу визита и сама Алина расслабилась.       — Не вздумай его упустить! — строго прошипела тетя, едва за Мальеном закрылась дверь, — он неприлично богат. Улыбка Алины тут же увяла. Если все дела Мальена такие, как дело о разводе мэра, то его богатство зиждется на слезах других. На слезах женщин. Такие деньги были Старковой противны. Высказывать эти соображения тетушке точно не стоило. Мальен ухаживал за ней по всем правилам: танцы на балах, прогулки и чаепития под строгим взором тетушки, цветы, конфеты, милые безделушки в виде перчаток или нового шейного платка. Мужчина был щедр на улыбки и комплименты, и легкие касания рук, когда тетушка случайно — конечно, не случайно! — отворачивалась. Ни разу не позволил себе перейти черту, хоть кидал на Алину пылкие взгляды. Первый танец на балах теперь всегда был за Мальеном, последний, впрочем, тоже.       Вскоре все вокруг стали шептаться, что предложение руки и сердца не за горами.       — Он точно сделает тебе предложение, — заявила как-то Руби, с которой они гуляли в парке, — не сомневайся! Алина пожала плечами. Она не знала, как на это реагировать. — Не думаю, — отозвалась задумчиво, — говорят, что он… очень ценит свою свободу. В ответ подруга расхохоталась, глянула на Алину снисходительно. Старкова ненавидела, когда Руби говорила с ней, как с неразумным ребенком, будто бы сама была намного старше! — Ты такая смешная, Алина, — обнажила ровные зубы Куприянова, — разве женитьба помеха свободе мужчины? Вот женщина — другое дело. А ты герцогиня. Брак с тобой для него не менее выгоден, чем для тебя брак с ним.       Это-то Алине и не нравилось. Не нравился очевидный цинизм, с которым за ней ухаживал Мальен, хоть его знаки внимания, — глупо было отрицать! — и были приятны. Не нравилось, какие слухи ходили о любвеобильности Оретцева, не нравилось, с каким придыханием о нем говорили мужчины, которым он помог избавиться законным путем от опостылевших жен, не нравилось, сколько слез пролили эти женщины, у которых отбирали детей, запрещая даже издалека на них смотреть.       — Ты же согласишься, Алина? — тем временем продолжала донимать ее Руби. — Мне еще никто не сделал предложения, — ровным тоном отозвалась Алина. Подруга возмущенно фыркнула. Для нее почему-то дело уже было решенным. — Не вздумай его упустить! — повторила Куприянова слова тети Аны.       Алина раздраженно передернула плечами. Они сговорились против нее. А Старкова не знала, желает ли она выйти замуж за Мальена Оретцева. Он был мил и любезен, красив и богат, ласков и не жаден. С ним было легко. И, казалось, что нет причин для нервной дрожи внутри, которую Алина с трудом подавляла. Быть может, она просто боится нового и неизведанного, что грядет вместе с супружеской жизнью? Это было бы так естественно. Потому что ни одной причины бояться Мальена Оретцева у Алины не было. И ей хотелось им очароваться, чтобы почувствовать хотя бы влюбленность и тогда уж с чистой совестью принять предложение руки и сердца. Впрочем, ей действительно еще никто его не сделал. ***       Мальен пришел до завтрака на следующий день после разговора Алины с Руби, принес с собой неизменный букет цветов, которыми был заставлен уже весь их маленький домик. Тетушка хлопотала вокруг мужчины — дорогого гостя и бросала на едва улыбавшуюся Алину раздраженные взгляды.       — Госпожа Ана, — произнес Мальен, отставив чашку с чаем, — ваша милость, — он замолчал, вид его был необычайно серьезен, — я боюсь показаться дерзким, но не могу молчать: ваша племянница, — он бросил быстрый взгляд на побледневшую Алину, — стала мне очень дорога. И я бы хотел, — последовала пауза, во время которой у Алины замерло сердце, — попросить у вас ее руки. Ахнула тетушка, едва спрятав довольную улыбку. Старкова сидела ни жива, ни мертва. — Вам стоит спросить ее, — произнесла тетя, а сама бросила на Алину предостерегающий взгляд. И снова девушке послышалось это сакраментальное: «не вздумай его упустить!» Мальен опустился на одно колено, тетушка умиленно всхлипнула, а потом восторженно вскрикнула, когда увидела кольцо — золото и бриллиант, в окружении прозрачно-голубых сапфиров. — Ваша светлость, — тон Мальен был проникновенным, взгляд нежным и ласковым, — Алина, — его имя на его губах звучало музыкой, — вы бесконечно дороги мне, и я не могу представить свою жизнь без вас. Станьте моей женой.       Алина молчала. Она не знала, что говорят в таких случаях. Понимала лишь, что, хоть в сердце ее и зарождалась робкая симпатия к этому мужчине, но свою жизнь она-то могла без него представить. Но только ли в этом дело? Что мешает ей? Тетя Ана и Руби в один голос твердят, как Мальен богат и красив, что его ждет блестящее будущее, что он оказывает Алине знаки внимания, а значит, она ему небезразлична. Так что же? Почему? Дело не в его происхождении. Обедневшей герцогине было на это плевать. А Оретцев с его деньгами — прекрасная партия. Так выходят замуж все девушки, богаты они или бедны, знатны или нет. Так почему же она не может сказать простого «да», которое так очевидно?       Но молчание затягивалось. Тетя Ана хмурилась. И только Мальен оставался безмятежен. У него были деньги и связи, он мог бы помочь им с тетушкой выбраться из бедности. Алине почти двадцать один, и она не может рассчитывать на иное.       — Я согласна, — произнесла девушка, стиснув зубы, воззвав к голосу разума, приказала себе терпеть. Кольцо село на палец, как влитое, Мальен поцеловал холодные пальцы. В его улыбке было торжество. Алина попыталась уверить себя, что это будет хороший и крепкий брак. В конце концов, так выходит замуж большинство девушек — играет роль состояние и решение родителей. Тетя Ана своим решением была довольна. Алина попыталась убедить себя, что будет счастлива.       То, что Мальен богат, Алина прочувствовала, когда жених настоял на переезде ее и тети Аны в большой дом в хорошем районе города. — Это мой подарок вам, тетушка, — произнес он, — за то, что вы позволили мне стать самым счастливым человеком на свете! — он коснулся талии Алины, а потом и вовсе притянул девушку к себе. Тетя закрыла на это глаза. Алина не могла сказать, что прикосновение ей неприятно, скорее непривычно.       В продуктовых и бакалейных лавках у Алины и тетушки теперь был неограниченный кредит, они наняли слуг. И лучшая в городе портниха взялась сшить Алине свадебное платье. Предсвадебная суета захватила Алину. Девушка все чаще улыбалась. Тратить деньги оказалось приятно. Теперь она имела возможность выбрать то, что хочется, не оглядываясь на цену — от этого кружилась голова. — Ты вся светишься, — произнесла Руби, глядя, как портнихи подшивают подол платья прямо на девушке, — не слишком ли скромное платье? С твоими-то деньгами, — Куприянова многозначительно замолчала. — Не слишком, — отрезала Алина. В ней стала проявляться неведомая доселе уверенность. Ей нравилось белое платье с рукавами-фонариками, расшитое мелкими жемчужинами. И простое, и элегантное, нежное, воздушное. — Ну, — на губах Руби заиграла коварная улыбка, — Мальену будет проще снимать его с тебя в первую брачную ночь. — Руби! — покраснев, воскликнула Алина, округлила глаза. Подруга заливисто засмеялась, захихикали портнихи. И сама Алина невольно улыбнулась. Тетушка провела с ней воспитательную беседу о том, что происходит между мужчиной и женщиной в первую брачную ночь. И опоздала с этим разговором на много лет, ведь в Институте о чем только не болтали ночами в спальне. После примерки они с Руби зашли в кондитерскую, выпили какао, Алина купила домой коробочку эклеров. Настроение у девушки было прекрасное. И стало еще лучше, когда она увидела возле особняка экипаж Мальена.       В последнее время они виделись редко, у жениха было какое-то важное дело, он пропадал в суде. Но теперь оно было окончено. И Мал нашел время на визит. Старкова поймала себя на мысли, что не против, что она даже соскучилась.       Слуги, приняв ее верхнюю одежду, доложили, что в гостиной ее ждет господин Оретцев, а тетушка сразу же после завтрака уехала к подруге. Алина замерла. Не слишком правильным казалось остаться наедине с мужчиной, пусть и женихом, до свадьбы. С другой стороны, не бежать же ей от него. Это было бы нелепо. Потому, велев подавать чай, Старкова, поправив волосы, сияя улыбкой вошла в гостиную. Мальен как раз наливал себе коньяк. Алина нахмурилась. Эта сторона ее жениха девушке совсем не нравилась — он слишком много пил. Но с кем было поговорить об этом? А делать замечания человеку, который оплачивал все, который еще даже не был ее мужем, Алина не могла. Не было у нее таких сил.       При ее появлении Мал поднялся. Глаза его блестели, что свидетельствовало о том, что бокал в его руках далеко не первый. Мужчина вновь окинул Алину внимательным взглядом, тем самым, от которого поджимались пальцы на ногах. Желание — вот, что это было. А Старкова только сейчас поняла. Отчего-то стало не по себе, как в вечер их знакомства.       — Моя маленькая герцогиня! — Мальен подошел ближе, — как всегда очаровательна! Как прошел твой день? Алина чуть подалась назад, но Мальен крепко обнял ее за талию и притянул ближе. Старкова инстинктивно уперлась руками в его грудь. — Ш-ш-ш, — усмехнулся Мал, — расслабься. Девушка почувствовала, как пересохло в горле. Да, тетя Ана с ней поговорила, но ничто не могло подготовить ее к жадному поцелую, ко вкусу коньяка на губах, к прикосновениям, от которых наверняка останутся синяки. Алина дрожала, замерла, не в силах оттолкнуть мужчину, не желая его. — Мальен, не нужно, — прошептала, когда он перестал ее целовать. Губы саднили. — Да брось, — мужчина был явно пьян, — какая разница? Через две недели ты станешь моей женой. Сейчас или потом — неважно, — он потянул ее к диванчику. Старкову охватила паника, тело словно ей не принадлежало — деревянное, чужое, застывшее. — Мал, пожалуйста, — произнесла, пытаясь вырваться, — я не хочу. Не сейчас. Он коротко хохотнул, чмокнул в губы. — Да ты даже не знаешь, чего хочешь, а чего нет, душенька. Ведь не знаешь? — его цепкие пальцы схватили девушку за подбородок, не позволяя отвернуться, не давая отвести взгляд. Голубые глаза потемнели, в них мелькнула досада собственника, сомнение было подобно грозовой туче. — Нет, — прошептала Алина. Он снова увлек ее в поцелуй, влажный, глубокий. Руки скользили по телу, сжимали грудь и бедра. Алина еще пыталась оттолкнуть Мальена, уворачивалась, просила остановиться. — Не надо, Мальен! Мы же еще не женаты, — уворачивалась и отталкивала мужчину, пока руки ее не оказались в плену его пальцев. — Но будем же, — откровенно забавлялся Оретцев, — скоро будем. Перестань играть в скромницу. Мне это не нравится! Совершенно растерявшаяся от такого напора, не ожидавшая боли, которая пришла, вскрикнула. Рот ее тут же зажала широкая ладонь. — Я понимаю, что тебе хорошо, моя маленькая, но тебя могут услышать, — пьяно ухмыльнулся Мальен.       Хорошо не было. Было плохо и больно, слезы текли из глаз, Старкова отворачивалась. В голове всплыли слова тети Аны о том, что ей может быть и больно, и плохо, но она должна дать мужчине то, что ему необходимо, что удовольствия, о котором твердят развратные женщины быть не должно, о том, что это ее долг, а дети, которые неизбежно появятся после, станут ее радостью, ради которой можно и потерпеть. Терпеть было невыносимо, низ живота огнем горел, Мальен вбивался все быстрее и жестче, причиняя страдания.       А потом все закончилось. На губах ее жениха расплылась удовлетворенная улыбка. — На двоечку, моя милая, но ты научишься, как доставлять мужчине удовольствие. Ошеломленная, опустошенная Алина едва успела оправить юбку, как вошла служанка с чаем. Она увидела растрепанную Алину, довольного Мальена, взгляд ее скользнул к дивану и упавшей на пол подушке. Девушка смешно округлила глаза, но быстро взяла себя в руки, поставила поднос на стол и скрылась за дверью. Алина без сил опустилась в кресло. Мысль о том, что их могли увидеть, что Мал, быть может, желал, чтобы их увидели, жгла каленым железом.       — Ты так и не ответила, — спокойно произнес Мальен, будто бы ничего не произошло, будто бы произошедшее было нормальным, — как прошел твой день? ***       Алине казалось, что слуги смотрят на нее, шепчутся о ней, обсуждают за спиной. Произошедшее казалось нереальным сном, ужасным кошмаром, но проснуться никак не получалось. Рассказать об этом казалось постыдным. Страх, стыд и вина, боль, отчаяние сплелись в тугой комок в груди, в узел, который никак не получалось развязать. Сомнения гложили больше обычного. Сомнения в себе самой. Алина казалась себе грязной. Ей нужно было хоть с кем-то поговорить об этом. Алина не смела. И это сводило ее с ума. Как поступать в такой ситуации, девушка не знала. Бежать со своей бедой было не к кому. Она была совсем одна, наедине с тем, что случилось.       Но все же через несколько дней Алина не выдержала. Вечером они с тетей пили чай в той самой гостиной, где все и произошло. Алина смотрела на диван, как на злейшего врага, будто бы это он был виноват в том, что случилось. Подушки лежали ровно.       — Ты такая бледная, деточка, — произнесла заботливо тетушка, — уж не заболела ли ты? — Нет, тетя, — произнесла Алина, с трудом отводя взгляд от дивана, — я здорова. — Ах, тебя просто утомили предсвадебные хлопоты и волнение, — улыбнулась мудрой улыбкой женщина. — Нет, тетя, — бесчувственно отозвалась Алина, — я справляюсь. Повисло молчание, тетя нахмурилась угрожающе. — Уж не поругалась ли ты с Мальеном? — сурово посмотрела на племянницу. Алина мысленно усмехнулась, отметив постановку вопроса: она поругалась с Мальеном. Не они поругались. Не он поругался с ней. Именно она. Всегда она. Во всем виновата она. — Тетя, — произнесла нерешительно Алина и опустила взгляд, — Мальен, он… — осеклась, щеки ее покраснели. Девушка просто-напросто не знала, как рассказать о таком. — Он обидел тебя? — послышался вопрос. Старкова вскинула голову, удивленно посмотрела на тетю Ану. Та глядела по-прежнему мрачно. — Да, — решилась Алина, — он меня обидел. Снова молчание, такое удушливое, что девушке казалось, что она задыхается. В глазах тети мелькнуло не сочувствие, но понимание. А потом губы женщины сжались в тонкую нитку. Алина с надеждой воззрилась на тетушку, ожидая, что сейчас та… — Значит, ты его спровоцировала, — сухо отозвалась тетя.       Алина отшатнулась так резко, что расплескала чай. Горячие капли попали на руки, и девушка зашипела от боли. Глаза ее округлились. Она сама? Она сама спровоцировала? Она сама виновата? Алина поверить не могла в то, что она услышала. — Я жалею порой, что отдала тебя в Институт, — покачала головой женщина, — совершенно развратное место! Но, — в голосе тети появились слезливые интонации, — у меня никогда не было средств дать тебе образование более достойное! — закончила она с надрывом, демонстративно промокнула глаза платочком, — Алина, деточка, — произнесла наставительно, — в семейной жизни будет всякое, ты должна это понимать. Алина смотрела на тетю и не верила в то, что слышит. Не могла понять, как любовь к ней сочетается в тетушке с таким эгоизмом. А любовь ли это? — Откуда вам-то знать, тетушка! — выпалила и осеклась, тут же устыдившись, когда глаза тети стали наполняться слезами. Это было подло ударить по больному. Но ей самой тоже было больно! Больно физически, больно морально! Почему никому вокруг дела не было до этой боли?! — простите меня, тетя, — тут же повинилась Алина, — простите меня, — повторила уже громче, решительнее, — но я не хочу выходить замуж за Мальена. Тетя некрасиво икнула, в глазах ее мелькнуло разочарование, сменившееся злостью. Старкова вжалась в спинку кресла, знала, что сейчас последует. А потом тетя снова расплакалась. — Ты неблагодарная девчонка! — в ее голосе была обида, было и обвинение, — тебе почти двадцать один! Кто тебя возьмет замуж? Ну кто? Бесприданницу! Или ты думаешь всю жизнь сидеть на моей шее! Вот, — она вытянула вперед руки, — гляди! — руки тряслись, — у меня исколоты пальцы, кожа загрубела, у меня плохое зрение, и болит спина. Кто меня будет обеспечивать? Какие крохи сумеешь заработать ты? Я сделала все, чтобы ты выгодно вышла замуж! А ты собираешься пойти на поводу у своей дурости! У своего эгоизма! Ничего страшного с тобой не произошло! Такова женская доля. Терпи! — сурово закончила тетя, слезы ее почти высохли, только остались некрасивые дорожки от слез на щеках да трясущаяся капля на подбородке, которую тетя не спешила стирать, вероятно, для большего драматизма, — а Мальен добр к тебе и ко мне, он богат и не жалеет денег, он молод и красив, блестящий адвокат с прекрасной репутацией — блестящая партия. Другой у тебя не будет. И куда ты тогда пойдешь? В Институт? Не смеши меня! И кому ты будешь нужна! Тем более теперь! — она окинула племянницу многозначительным взглядом.       Алина снова посмотрела на проклятый диван. Все существо Алины восставало против слов тети. Но та была права: Алине не найти более подходящей партии, и, да, Мальен богат и не жаден. Он желает сделать ее своей женой. А сама Старкова не имеет права пустить тетушку по миру. Тетя так расцвела в этом доме, у нее стал более здоровый цвет лица, ушли круги под глазами, она перестала некрасиво щурится, выглядела счастливой и всем довольной. Тетушка ведь много отдала самой Алине, порой отказывая себе в лишнем куске хлеба. Как еще могла племянница устроить судьбу своей семьи? Только выйти выгодно замуж. И терпеть. Ничего страшного же не случилось. Ничего из того, что не произошло бы двумя неделя позже, ведь долг каждой жены удовлетворять потребности мужа. Она не хотела. Но должна была.       — Конечно, тетя, — тихо произнесла Алина, — вы правы, тетя. Извините меня, тетя. Девушка вновь посмотрела на диван. Проклятые подушки лежали ровно. ***       К свадьбе Мальен подарил ей жемчужный гарнитур — ожерелье, серьги и два браслета. Молочно-белые жемчужины лежали на темной ткани одна к одной — невероятная красота, от которой захватывало дух. — Спасибо, — поблагодарила Алина. Мальен красноречиво посмотрел на ее губы, как бы намекая на то, что благодарность может выражаться и в иной форме. Но вошла тетя Ана, и мужчине пришлось отступить. Руби восхищалась гарнитуром, свадьбой и Мальеном, раз за разом напоминая Алине, как ей повезло. Везение было сомнительным. Но две недели миновали, и наступил день свадьбы.       Саму церемонию Алина помнила болезненно четко. Помнила церковь, украшенную все теми же белыми лилиями, распространяющими одуряющий аромат. Помнила гостей, никто из которых не смотрел на нее с симпатией или гордостью, только шептались за спиной о том, что этот брак — мезальянс, о том, что тетушка юной герцогини совсем с ума сошла на почве жажды денег, раз выдает дочь за человека не дворянского сословия. Она помнила восторги Руби, которая так и крутилась рядом с Мальеном в своем светло-зеленом платье подружки невесты. Она помнила свое уверенное «да», которое сказала под сводами церкви Святой Алины — покровительницы сирот. У Алины Старковой была тетя, но идя по церковному нефу к алтарю, Алина чувствовал себя как никогда одинокой.       Она помнила свадебный пир после. Самый настоящий пир, где столы ломились от угощений, а вино лилось рекой. Старкова остро чувствовала приторную сладость дорогого игристого, напиться было, наверное, выходом. Но девушка цедила вино по половине глотка, вяло ковыряла вилкой в тарелке.       Она помнила горячую и уверенную руку Мальена на своей спине, муж — теперь муж! — уверенно вел девушку в танце, рука его то и дело соскальзывала со спины на поясницу и точно соскользнула бы ниже, но вокруг все еще было слишком много гостей. Мальен увез ее раньше, чем закончился праздник. Им понимающе глядели вслед.       В карете они сидели напротив друг друга, Алина глядела в окно. И старалась ни о чем не думать, потому что если сейчас начнет жалеть себя, то последнее мужество ей откажет. Да, она спасла свою тетю от бедности и тяжелой работы. Но почему же для этого пришлось пожертвовать собой? И могло ли быть иначе?       Остановилась карета, супруг первым выскочил из нее, подал Алине руку и сжал ее. Но Старкова не обратила на это внимание. Она смотрела на темную громаду двухэтажного особняка, он нависал над нею, грозя раздавить. — Нравится? — спросил Мальен, его горячее дыхание осело на коже. Алине не нравилось, но она лишь вежливо улыбнулась.       Они вошли внутрь. Было пусто и тихо. В полумраке прихожей невозможно было толком разглядеть обстановку. Да ей бы никто и не дал. — Слугам представлю тебя завтра, — пообещал муж, а потом подхватил охнувшую Алину на руки. И понес наверх — во тьму.