Черта

      Алина не слишком хорошо ездила верхом. У нее не было возможности научиться верховой езде в детстве, когда они с тетей Аной едва сводили концы с концами. Тут уж было не до лошадей. Хотя каждая аристократка должна была не только красиво петь, изящно танцевать, уметь вести светскую беседу и талантливо музицировать, в ее обязанности входило и хорошо держаться в седле. Но момент научить Алину был безнадежно упущен. Не по карману им были лошади и учителя верховой езды. Затем девушка оказалась в институте, там своей конюшни тоже не было. Девушки из богатых семей вполне компенсировали этот пробел в образовании на каникулах, ведь для них-то правила были иные, порой их отпускали домой к родным. Руби и Алина этой возможности были лишены. Нельзя сказать, что Старкову это расстраивало. Тетя Ана не слишком-то была рада видеть племянницу, на которую пришлось бы тратить деньги. А нравоучений тетушки Алине хватало и в письмах.       Впервые села на лошадь Алина после замужества. Мал обожал кататься верхом, а еще любил скачки и ставки, частенько проигрывал, был азартен и никогда не умел остановиться, проматывая огромные суммы денег на ипподроме. Лошади у ее супруга были, содержались в загородном клубе. Алине не давалась верховая езда. Девушка неуверенно держалась в седле, ей было страшно оказаться на такой высоте в положении весьма неустойчивом, лошади - даже самые спокойные - ее не слушались.       Однажды их пригласил на охоту в свои загородые владения давний друг ее отца. Один из тех, кто способствовал порокам герцога Старкова, приведших к его разорению, и косвенно был повинен в том, что отец Алины покончил с собой, опозорив семью. Этот человек улыбался девушке нежно и ласково, оглядывая ее дорогую амазонку из небесно-голубой ткани - Мальен никогда бы не позволил, чтобы его супруга выглядела непрезентабельно, - говорил, как Алина похожа на свою мать и как он сожалеет об ее отце. Старкова улыбалась, кивала, а у самой сводило зубы от тоски и злости, от лицемерия, которым здесь было пропитано все: начиная от роскошного дома и заканчивая конюшней и псарней. Девушка видела все недоуменные и насмешливые взгляды, слышала шепоток за спиной - им в лицо с Мальеном могли улыбаться, но все знали, что ее брак - мезальянс, никакие деньги не могли изменить происхождение Оретцева. И он тоже это знал. Но улыбался, из кожи вон лез, стараясь показать: он свой, он такой же, как эти надменные аристократы.       На охоте Алина упала с лошади, сломала руку, изорвала прекрасную амазонку. Мальен - любящий муж, конечно, сопроводил жену домой. А потом Алина, баюкая сломанную руку, глотая слезы боли слушала, что она сделала все это специально, что она виновата во всем. «Это был мой шанс войти в высшее общество!» - орал супруг на сжавшуюся девушку, - «не могу поверить, что ты сделала это специально! Я видел, видел, как тебе неприятен герцог! Но я ждал этого приглашения месяцами!» Алина не нашла ни сочувствия, ни понимания. Ее никто не пожалел. Пришедшая Руби говорила, что произошедшее так досадно. Досадно. Таково было определение ее сломанной руке, которая порой ныла в непогоду. Досадно - таково было определение ее страху перед лошадьми и верховой ездой, который ей приходилось преодолевать раз за разом, только бы не разочаровывать супруга.       Говорят, чтобы справиться со своим страхом, нужно посмотреть ему в глаза, нужно делать то, чего боишься. Старкова на собственном опыте убедилась, что это не так. Она плохо умела ездить верхом. И очень боялась. Но сейчас, глядя на графа, который ждал ее ответа, Алина понимала, что хочет поехать. Это желание зудело под кожей и вырвалось наружу в неосторожном вздохе. Но, кроме страха, существовал и вопрос одежды. У девушки не было амазонки, юбка которой традиционно была длиннее, чтобы всадница могла свободно сидеть в седле. Конечно, допустимо было отправиться на конную прогулку и в обычном платье, длины юбки должно было хватить. Допустим, Алина могла бы даже надеть серое платье, ведь, если - когда! - она упадет, его будет не так жалко, как сиреневое. Но стоила ли прогулка таких усилий? Они с девочками вполне погуляют и потом, завтра, в другой раз.       Но как же хотелось поехать! Впервые в жизни хотелось сесть на эту проклятую лошадь, выпрямить гордо спину и... Кого она обманывает? Она годами обманывала всех вокруг, делая вид, что их брак с Мальеном счастливый, но никогда не обманывала себя. Не стоило и начинать. И пусть все ее существо стремилось ответить на приглашение графа согласием, пусть даже пришлось остановить ногу, котора начала нетерпеливо постукивать - «да, да, да!», но Старкова закусила губу, останавливая опрометчивые слова.       Девушка опустила взгляд на свои руки, увлеченно разглядывала белую кожу и сеточку вен, уходящую на запястье. Проклятье! Вот это действительно было досадно - отказаться, когда желаешь ответить согласием, отказаться, потому что не сумела научиться, упустить шанс хорошей прогулки, потому что она никчемная и необучаемая, потому что она... Стоп! Захотелось тряхнуть головой, чтобы отогнать навязчивые мысли, захотелось крикнуть, чтобы голос в ее голове, имеющий определенные интонации вполне конкретного, сейчас уже, к счастью, мертвого, человека, замолчал!       - Я очень плохо держусь в седле, - неловко дернула плечом Алина и, наконец, подняла голову, смело встречаясь с оценивающим взглядом мужчины напротив. - Мы подберем вам самую смирную лошадку, - пожал плечами граф. Он не видел препятствий для поездки, ведь не знал о страхе гувернантки, не предполагал, сколь многое кроется за ее словами. Алина могла лишь позавидовать. Вот уж его сиятельство не знал страха. Уверенный в себе и спокойный, он смотрел на Алину, чуть склонив голову набок, озвучивал свое предложение, не собираясь отступать. Можно было бы почувствовать себя польщенной, да только сердце стучало неприятно и тяжело, а по коже бежали мурашки, стоило только представить себе и лошадь, и дамское седло, и саму поездку. - Не стоит, - Старкова заставила себя говорить твердо, - я буду тормозить вас. Граф прищурился, в глазах его застыла решимость. Он явно не привык сдаваться. А вот Алина сдавалась в своей жизни слишком часто. И теперь ее почти пугала подобная настойчивость в вопросе, казалось, заурядном. - А девочки были бы рады, - лукаво поглядывая, но с видом небрежным протянул граф. У него был вид мальчишки, который собирается добиться сладкого от родителей любым способом, поэтому в ход идут и уговоры, и... - Вы ведь манипулируете, - невольно улыбнулась Алина. - Да, - кивнул мужчина, - и мне не стыдно. Я всего лишь выполняю рекомендации доктора, - вид его был до смешного серьезен. Старкова смешливо фыркнула. Для нее это была чистой воды авантюра, это было нерационально и неразумно. А все, что считалось таковым, было для Алины Старковой неприемлемо. Не стоило рисковать собственным благополучием, ради непредсказуемых вещей. Конная прогулка была для девушки как раз событием непредсказуемым, а ущерб мог бы быть вполне реальным.       Алина дернула сломанной когда-то рукой, ее жест не ускользнул от внимания графа. Но прежде, чем мужчина спросил, в чем дело, Старкова выпалила: - Хорошо! Я согласна!       Когда Алина, переодевшись, заколов волосы и надев шляпку, несколько раз сказав своему отражению в зеркале, что это глупо и неразумно, а потом повторив, что она справится, непременно справится, подошла к конюшням, девчонки, улыбчивые и радостные, прелестные в своих зеленых амазонках наперебой стали уверять ее, как они рады, что мисс Алина едет с ними. Даже сдержанная обычно Злата. Алина бросила быстрый взгляд на графа, который ответил ей невозмутимым взором, только подтвердив догадки девушки, кто здесь попросил близнецов ее поддержать. Вдалеке виднелись два всадника - Глеб и Веденин. Заметив, как гувернер уверенно держится в седле, Алина едва подавила желание завистливо вздохнуть. Как назло, вспомнила, как чуть не упала на лестнице после перепалки за ужином. И покраснела. Не вовремя такие воспоминания! Они совершенно не прибавляли уверенности. Стоило взять себя в руки, раз уж согласилась.       Но ощутила привычную дрожь, когда приблизилась к пегой кобыле. Граф сделал вид, что не заметил, за что Старкова была ему крайне благодарна. - Ее зовут Тишина, - произнес граф, поглаживая фыркнувшую лошадь по шее. - Смирная кобылка! - вклинился в их разговор конюх, - не бойтесь, мисс! С ней вам бояться нечего! Этот человек смотрел мудро и проницательно, очевидно понимая, что и робость Алины, и ее напряженная поза вызваны страхом.       Старкова глубоко вздохнула. Глупо было отступать теперь. Поэтому сделала шаг вперед, вытащила из кармана пару кусочков моркови и протянула на раскрытой ладони лошади. Рука заметно дрожала, Алина, упрямо сжав губы, не смотрела по сторонам. Увидеть жалость или недоумение в глазах графа или конюха, а тем более девчонок, не хотелось. Лошадь от угощения отказываться не стала, фыркнула одобрительно, приглашая не стесняться и угощать почаще. Алина невольно улыбнулась и осторожно погладила Тишину по морде. Граф же протянул руку, намереваясь помочь, и смущая Алину до того, что у нее покраснели скулы. Девушка бросила быстрый взгляд на девчонок, которые уже красовались на лошадях, держались в седле уверенно, гарцевали, хохотали и дразнили друг друга. Хотелось отказаться, но, во-первых, без помощи сесть в женское седло - задача практически невыполнимая, а, во-вторых, обижать графа, который был так внимателен к ней, совершенно не хотелось, как и идти на поводу у робости, что охватила ее. Потому Алина быстро кивнула. И сама не поняла, как оказалась в седле. Лишь ощутила прикосновение горячей руки, уверенной и сильной, легкое, почти незаметное, ободряющее пожатие чужих пальцев. Охнула, пытаясь выровнять позу, вспоминая, что правильная посадка - залог успеха. Правда, не в ее случае. Но Алина дала себе слово, что сегодня непременно постарается не упасть. Мысль была плохая, она лишала уверенности. Старкова прерывисто вздохнула, давая себе время успокоиться, и все же выровняла осанку. И вновь смутилась, поняв, что все это время граф стоял рядом, вероятно, желая... поймать, если она упадет? Мысль вызвала на губах нервную улыбку.       - Все в порядке? - тихо спросил мужчина. Алина едва успела кивнуть, как рядом оказались девочки. - Чего вы копаетесь? - недовольно заявила Агата, - поедемте скорее! Его сиятельство, легко вскочил в седло, его черный конь, загарцевал и заржал громко, рвался в галоп, но покорный твердой руке всадника успокоился. Мужчина вновь посмотрел на Алину, будто проверяя, что она не упала. Старкова изо всех сил вцепилась в поводья, поджала губы. Девушке совершенно не нравилось такое пристальное внимание к ее неловкости. - Езжайте вперед, - велел граф дочерям, - присоединяйтесь к Глебу и господину Веденину. А мы с мисс Алиной поедем сзади. И никакого галопа, - произнес строго, - рысью. - Но папочка! - возмутилась старшая из близнецов. - Нет, - твердо произнес граф, - рысью, Агата. Максимум. Девочка сникла, но, взглянув на сестру, которая уже умчалась вперед, пользуясь тем, что Агата спорила с отцом, фыркнула и помчалась догонять. Его сиятельство только головой покачал неодобрительно. - А мы с вами поедем шагом, - произнес спокойно.       Алина тронула поводья, и Тишина легко двинулась вперед, покорная воле всадницы. Лошадь, кажется, не заботила неуверенность Алины, и она получала гораздо большее удовольствие от прогулки в пасмурный, но теплый день, чем сама девушка. - Давно не ездила верхом, - тихо произнесла Алина через какое-то время. Нельзя сказать, что она успокоилась, но Тишина слушалась беспрекословно, и глупо было отрицать, что присутствие графа рядом добавляло уверенности, и в то же время отнимало ее, - да и никогда не была хорошей наездницей, - добавила и продолжила, - вам совершенно не нужно ехать рядом со мной. Я же вижу, как вы рветесь вперед, - улыбнулась, - как зовут вашего жеребца? - Гром, - отозвался мужчина и потрепал коня по шее. - Что же, - произнесла девушка, - мчитесь вперед. Граф скептически кривил губы, окинул Алину задумчивым взглядом. Стало на мгновение не по себе и от взгляда, и от того, что останется одна. Но она справится! В сущности, она всегда и во всех делах была одна. - Я справлюсь, - твердо сказала Старкова, выдерживая прямой взгляд, - и обещаю не отстать. Мужчина бросил на Алину еще один внимательный взгляд, медлил, будто бы хотел что-то спросить. Еще одного: «вы в порядке?» или еще хуже: «вы уверена?» Алина бы не выдержала. Потому что она не была в порядке и не была уверена. Но вдалеке мелькали две зеленые амазонки. - Они вас ждут, - кивнула на девочек Алина, - они скучают, - добавила. Теперь манипулировала она. Но девочки и, правда, скучали. А Старкова хотела остаться одна, чтобы ее неловкость не была так заметна. Граф отрывисто кивнул и пустил Грома в галоп. Алина с завистью посмотрела ему вслед. Склонилась к лошади, погладила ту между ушей, Тишина дернула ими, словно бы отзываясь на ласку.       Они ехали по узкой тропе среди полей, ветер трепал траву, свистел в скалах, Алина приметила яркую бабочку с крыльями лимонного цвета, услышала крик сокола в высоком небе, птица парила, высматривая добычу. Было пасмурно - серое небо, куда ни кинь взгляд, но тепло. Алина расслабила руки, Тишина неспешно вышагивала. Старкова глядела по сторонам, вдыхала запах трав и моря. Оно было здесь повсюду. И если прислушаться, то можно было вообразить себе, что слышишь шипение волн, набегающих на галечный берег. Алина и не заметила, что страха больше не было, нет, он никуда не исчез, спрятался в глубине ее души, но более не владел ею, став вполне терпимым. С этим страхом можно было сосуществовать, он не захватывал все ее существо, лишая воли, делая тело деревянным и неповоротливым. И благодарить за это стоило графа.       Алина нашла взглядом фигуру в черном, рядом с ним рысью ехали девочки, над полями разносился их веселый смех. Взгляд Старковой скользнул дальше, уперся в тонкую фигуру Веденина, казалось, что даже на прогулке он не теряет чопорного высокомерия. Алина удивилась, что рядом с ним нет Глеба. Как это гувернер отпустил подопечного далеко? Неужели не желал воспитывать каждый миг и вовсе не собственным примером? Глеб оказался совсем рядом, чуть впереди. Алина ударила хлыстиком Тишину и оказалась рядом с юношей. Одного взгляда хватило, чтобы понять: юный граф вовсе не такой уверенный наездник, как его отец или сестры. Близнецы держались в седле так, словно это был дар, данный от рождения. Поза Глеба была напряженной и неловкой, он был бледнее обычного, и в его глазах Старкова разглядела страх - отражение ее собственного. - Тоже любите неспешную езду, ваше сиятельство? - как можно дружелюбнее произнесла Алина. В глубине глаз Глеба вспыхнула неприязнь, чуть-чуть порозовели скулы, а потом парень высокомерно вскинул подбородок, сузил глаза. И вдруг в противовес надменному виду и гордой позе, произнес тихо и неловко: - Не хочу быть лишним, - указал подбородком на сестер и отца, усмехнулся невесело. Алине с сочувствием посмотрела на юношу. Его отговорка одновременно была и правдой, от которой холодные мурашки бежали по коже в этот теплый день, и в то же время ею не была, потому что Алина видела, как девочкам нужен старший брат. - Вы не правы, - твердо произнесла девушка и предложила, - попробуем догнать? Я не очень хорошая наездница, мне может понадобиться помощь! - говорила весело и легко, показывая, что нет ничего постыдного в этом. Глеб, однако, нахмурился и произнес, скривив губы почти по-детски: - Вам можно, вы - женщина. Вам простительны слабости. Девушка хотела бы возразить, ей было что сказать о слабостях, которые не принимает и жестоко осуждает общество, но не стала. Она завела разговор совсем не за этим. - Тем более, - настаивала Алина, - я прошу вашей помощи и сопровождения, - улыбнулась очаровательно. Глеб покраснел еще больше, опустил голову, а потом тронул поводья, двинулся рысью, приглашая Алину, следовать за ним. Девушка с радостью подчинилась.       Они догнали близнецов и графа, которые как раз спешились на небольшой поляне. Его сиятельство собирался помочь Алине слезть с лошади, но внезапно Глеб опередил его. Он ловко спрыгнул с лошади и помог Алине спешиться. Неловко поправив все же задравшее больше, чем было прилично, платье, Алина от души поблагодарила юного графа.       - Мисс Алина, - требовательно спросила Агата, - почему вы не ехали с нами? Вы видели, как мы мчались? Ух! - девочка раскраснелась, глаза ее горели. - Я не очень хорошо езжу верхом, - просто отозвалась Алина. - И Глеб вам помогал? - широко раскрыла глаза Агата, переводя взгляд на брата, смущая его еще больше. Старкова же посмотрела на задумчивого графа, в глазах которого при взгляде на сына не было любви, его требовательное выражение лица могло кого угодно расстроить. И, очевидно, расстраивало Глеба. - Да, - твердо произнесла Алина, громче обычного, - ваш брат мне помогал.       Послышался топот копыт, резко осадив недовольно заржавшую лошадь, на землю спрыгнул Веденин. И воспрянувший было Глеб поник при одном виде своего гувернера. Тот открыл рот, намереваясь обратиться к воспитаннику. И Алина сделала шаг вперед, будто бы хотела закрыть юного графа собой, понимая, что не сдержится, если сейчас Юрий будет груб. И будет это уже на глазах у графа, который всего пару часов назад просил ее не вмешиваться в воспитание его сына.       Положение спасла Злата. - У нас ведь пикник! - заявила, - я хочу есть. Напряжение повисшее было в воздухе рассеялось. Все вдруг засуетились, доставая из седельных сумок большое покрывало и еду. Алина выдохнула.       После того, как расправились с едой, было решено немного отдохнуть. Веденин устроился под деревом, читая какую-то заумную книгу, заставляя Алину закатить глаза, что не укрылось от насмешливо улыбнувшегося графа. Старкова покраснела, но решительно скрестила руки на груди и вскинула подбородок, не намереваясь сдаваться. Глеб играл с девчонками в догонялки. Алина порадовалась, что захватила с собой бумагу и пару острых карандашей. На белом листе появилось поле и деревья, к которым были привязаны лошади, две девчонки в амазонках и их брат, бегущий за ними. Стрекотали сверчки, пролетела мимо бабочка. Царила тишина. Почти идиллическая картина.       - Вы хорошо рисуете, - послышалось совсем рядом. Алина повернула голову и смутилась, заметив графа так близко. Он, кажется, не заметил ее неловкости, осторожно взял лист бумаги, разглядывал рисунок. - Мне всегда нравилось, - отозвалась Алина, перевела взгляд на бегающих детей, - я даже, - хмыкнула весело, - смешно сказать: думала, что смогу заниматься этим профессионально и получать доход. Но по-настоящему успешных женщин-художниц история знает мало. В отличие, от мужчин, - помолчала и продолжила, - ваше сиятельство, вы никогда не хотели убрать картины Горина из библиотеки? Повернувшись, поймала удивленный такой темой взгляд. - Багре они нравятся, - пожал плечами мужчина, но взгляд отвел. Алина закусила губу и решилась, в конце концов, граф ведь может не отвечать или резко оборвать ее. Но пока он позволял, то стоило спросить. - А вам? Вам они нравятся? - Я полагаю, их художественная ценность высока, - тихо произнес граф и прямо посмотрел на Алину. От его взгляда сразу стало холодно, его глаза вдруг стали двумя черными провалами, на девушку смотрела сама бездна. Алина едва подавила желание отшатнуться. - Нет, - покачала головой, - я спросила вас: нравятся ли они вам? Почему-то важно было узнать ответ, понять, почему эти картины все еще там, где способны причинить зло всем домочадцам, потому что они пугали, иссушали. Убивали. Эта мысль была нелепой и беспокойной. Право слово, это всего лишь картины. - Я покажу вам кое-что, когда вернемся, - просто ответил граф, - на этих картинах. Там не только тьма и отчаяние, - он растянул губы в дежурной улыбке и поднялся, чтобы позвать детей. ***       На подъездной дорожке была машина. Увидев которую, граф закатил глаза. Алина поджала губы, подумав сначала, что это баронетесса Ларионова приехала к ним вновь. Но это оказался господин доктор, которого они нашли в гостиной. Вид у него был обеспокоенный. Граф пожал ему руку. Замершая Алина услышала отрывки фраз: «очень плохо... все серьезно... поднимитесь... вам следует...». С каждым его словом его сиятельство бледнел все больше. Выражение лица Каминского было и сочувствующим, и понимающим. Он сжал плечо графа в жесте поддержки. Его сиятельство кивнул отрешенно, быстро оглянулся на замерших детей. Девочки притихли, хотя пока они шли к дому, болтали без остановки, возбужденные поездкой. Понимали: случилось что-то страшное.       Багра часто жаловалась на головную боль, бравировала ею к месту и не к месту. И создавалось впечатление, что графиня всего лишь желает подчеркнуть, как ее раздражают все домашние - до головной боли. Но что если женщина действительно была больна?       Граф перемолвился еще парой слов с доктором и поспешил к лестнице. Алина, закусив губу, смотрела ему вслед. Повисла тишина, прерываемая лишь тиканьем часов на каминной полке да шумом кухни, едва-едва слышным.       Доктор посмотрел на девушку и улыбнулся. - Как вы себя чувствуете, мисс Алина? - Благодарю вас, - включилась девушка, понимая, что пустоту и тишину необходимо чем-то заполнить, благодарная доктору за эту возможность, - уже лучше. Вы - волшебник. Знаете, гриш-целитель из старых сказок! Каминский хохотнул весело в ответ на такое сравнение. Он нравился Алине, от него исходила уверенность, он был светлым человеком. Быть может, так казалось из-за его профессии, ведь, считалось, что врач должен быть добрым и хорошим, но Федор, кажется, действительно был таким. - Вы, я вижу, выполняете назначенные рекомендации, - продолжил мужчина. - Свежий воздух, - кивнула Алина, соглашаясь. - И хорошее питание, - добавил Федор. Алина потупилась. - Останетесь на ужин, господин Каминский? - послышалось сзади. Глеб выступил вперед. От его волнения не осталось и следа. Он был собран и уверен, любезен. Позади него в неверии вскинул брови Юрий. Алина послала гувернеру злорадную улыбку. Она была рада, что Глеб взял на себя обязанности хозяина дома в отсутствие графа. Так и должно было быть. Он был сыном и наследником, старшим из детей. Если с графом что-то случится, именно Глеб будет отвечать не только за состояние, не только за шахты и за все, чем владеет граф, но и за дом и сестер. Глядя на то, как Глеб сейчас разговаривает с Каминским, Алина была крайне горда юношей, будто это она его воспитала.       Доктор остался на ужин. И пусть за столом царила атмосфера далекая от радостной - графиня все еще была больна, а граф был мрачен и задумчив, - но Федор оказался действительно замечательным и интересным собеседником. Он много путешествовал, видел разные страны. Глаза детей горели, когда он рассказывал им о ледяных пустошах Фьерды, о высоких горах Шухана, о шумных торговых городах Керчии. Особенно заинтересовал детей Новый Зем. Они слушали о чужой культуре, раскрыв рты. Да что там! Сама Алина почувствовала себя девчонкой, удивлялась и смеялась вместе с детьми, ахала на особенно напряженных моментах и хваталась за сердце, когда Федор рассказывал о племени каннибалов, живущих на Блуждающем Острове.       - Я просто лег спать посреди их деревни, - рассказывал Каминский, - вы только представьте. Непроходимые джунгли впереди, позади берег Истиноморя - наш корабль значительно потрепало, нам нужна была передышка. Команда уже готова была перестрелять всех этих людей. О них ходили ужасные слухи, и они, я вам скажу, все правда. В их культуре не считается зазорным съесть другого человека. Ойкнула Агата, у Златы были огромные глаза, Глеб слушал с самым заинтересованным видом. - Да-да, юные мисс, - кивнул Федор, - я не шучу. Они считают, что если съесть сердце смелого врага, добытое в бою, то ты и сам станешь смелым. Хотя, как по мне, если ты такое провернул, ты уже невероятно смел. Алина кивнула, чуть подалась вперед, ей и самой было ужасно интересно, чем закончится история. - Так вот, - продолжал доктор, - пока моя команда не знала, то ли бежать подальше, а напомню, что корабль наш нуждался в починке, то ли идти с оружием к местным, я решил, что возьму это дело на себя. У них странный язык, очень звучный и красивый, но равкианцу изучить его тяжело. Мы объяснялись знаками впоследствии. Нас хотели выгнать, но идти нам было некуда - море или джунгли. Нам нужно было пополнить запасы, как минимум, питьевой воды. Ситуация безвыходная. И тогда я лег спать прямо посреди деревни. - И как вы только не побоялись, - покачала головой Алина. - Зачем? - удивилась Агата, - зачем вы так сделали? - Я боялся, - ответил Федор, - но так, мисс Агата, я показал этим людям, что я не боюсь и что я им доверяю. А предать доверие гостя нельзя ни в коем случае. Они и не предали, ведь я же здесь, как видите, не лишился ни одной части тела. И вся команда осталась жива. Доверие - это очень важно, порой оно спасает жизни.       Или отнимает их, могла бы сказать Алина. Доверяй, но проверяй. Этому она еще обязательно научит девочек. Но не сегодня. ***       Вечером, после того, как уложила девочек и выгнала упрямого кота из спальни, Алина спустилась в библиотеку. Лучик следовал за девушкой по пятам, видимо, соскучившись за день. Наверное, со стороны зрелище было весьма забавным: Алина шла по коридорам засыпающего дома, кот, задрав хвост трубой, шел за ней, решив охранять свою хозяйку. В то, что Лучик боится, Старкова не поверила бы ни за что. Смелый котенок мог прогнать любое зло, да только был еще совсем мал.       Граф уже ждал Алину, сидя в кресле. В библиотеке горел теплый свет нескольких ламп, на столике стоял чайник и чашки с чаем, распространявшим по комнате запах мяты, душицы и чабреца. Стояла вазочка с цукатами и вересковым медом, темно-желтым с красноватым оттенком.       Алина замерла у двери. Подумала, как же будут сплетничать слуги! Гувернантка поздним вечером пьет чай в библиотеке с хозяином дома. Заалели щеки. И пришлось опустить голову, увлеченно разглядывать паркет, чтобы взять себя в руки. Есть ли ей дело до этих сплетен, право слово! Алина слишком хорошо знала, что не всегда хорошо идти на поводу у внешнего мира, ориентируясь на слова прихотливого общества. Алина пять лет старалась не допустить даже малейшего скандала на людях, и это привело к трагедии.       И снова послышался треск льда, и пахнуло сырым весенним ветром, и стылые, темные воды реки...       - Мяу! - Лучик требовательно тронул ее лапой. Его желтые глаза горели, в них отражались огоньки ламп. Алина выдохнула. - Он везде вас сопровождает? - весело произнес граф.       Старкова пожала плечами, погладила котенка и прошла внутрь, присела в кресло. Лучик улегся у ее ног и принялся играть с какой-то ниткой. - Как себя чувствует ее сиятельство графиня? Мужчина взял чашку с чаем, пристально разглядывал коричневую жидкость, он был бледен, под глазами залегли тени, а у губ прочно поселилась горькая складка. Алина молчала, давая графу время собраться с мыслями. Отпила чай, а потом щедро добавила мед, стала размешивать, ложечка стучала по стенкам тонкого фарфора. На чашечке были изображены бытовые сцены шуханской жизни. Вспомнились рассказы Федора. Алина тоже хотела бы путешествовать. - Уже лучше, - наконец, ответил граф, отставил чашку, так и не выпив ни капли, - чем днем, - он грустно усмехнулся, - но она больна. И Федор не дает ей много времени. Увы. Алина не знала, как ей выразить свое сочувствие, дежурные слова казались пустыми и ненужными. Хотелось протянуть руку и сжать ладонь мужчины в жесте поддержки, но это было бы неуместно. - Я помню Багру всегда сильной, - продолжил его сиятельство, - я рано лишился отца. И именно Багра стала управлять домом и шахтами. Представляете! Одинокая женщина в мире мужчин. Они очень ошиблись, полагая, что она не справится. На нее давили, ей чинили препятствия, ей доказывали, что у нее не получится. У Багры получилось все. Успешность бизнеса во многом ее заслуга. Я никогда не видел ее такой, как сегодня, - горько произнес мужчина, - я никогда и представить себе не мог, что такое возможно. - Мне жаль, ваше сиятельство, - все же с сочувствием сказала Алина. - Лучшее, что вы можете сделать, это не говорить ей об этом, - попытался улыбнуться граф, - Багра этого не потерпит. Старкова кивнула. - Что же, - вздохнул граф, снова взял чашку, снова не отпил ни капли и поставил ту на блюдце, - я обещал вам кое-что показать. Но сначала придется вам меня послушать. Алина с готовностью кивнула, показывая, что слушает.       - Как я уже говорил, Филипп Горин был другом моего деда. Перед смертью Горин жил в этом доме, рисовал. Умер он тоже здесь. Они дружили много десятилетий. Художник был частым гостем у моего деда. Злые языки же утверждали, что приезжает Горин вовсе не к графу Морозову, а к графине. Говорили, что он и моя бабушка были любовниками. Так ли это, не знает никто. Но многие утверждали, что и Багра вовсе не дочь своего отца. Сказать трудно. Зато можно с уверенностью говорить, что Горин обожал мою бабушку, любил ее. Отвечала ли она на его чувства, я не знаю. Багра не любит эту тему. Добиться правды невозможно. Да я и не уверен, что она ее знает. Горин рисовал графиню Морозову в образах своих героинь. Это ее лицо у Заклинательницы Солнца на картине, изображающей гришей, это ее лицо у царицы - в «Купании», это она трактирщица, художница и разбойница. Всегда только она. Он был безутешен, когда бабушка умерла. А он и дед пережили ее на четырнадцать лет.       Граф поднялся и протянул Алине руку. - Я обещал вам показать, - повторил. Старкова вложила свою руку в его. Пальцы графа сомкнулись. По руке вверх побежало тепло. Алина оказалась очень близко к мужчине, могла разглядеть на дне его глаз теплые искорки, а, может, это свет так отражался от ламп. Фыркнул потревоженный Лучик в знак протеста прыгнул на кресло, где только что сидела девушка.       Но наваждение никуда не ушло, лишь усилилось, когда граф подвел Алину к картине с пирующими. Старкова невольно крепче вцепилась в руку графа, уже знакомая тошнотворная дрожь прошла по телу, заставляя волоски на коже встать дыбом. Алина задыхалась, глядя на эту картину. - Здесь все ужасно, - голос графа доносился, словно из-под толщи воды. Той самой, темной, ледяной, весенней. Алине стоило огромных трудов сосредоточиться на словах графа, - но посмотрите сюда, - он ткнул пальцем в угол картины. Там было изображение темноволосой женщины. Она сидела в стороне от пирующих, у ног ее устроился кот, она же смотрела на остальных с грустной и сочувственной улыбкой - олицетворение доброты и прощения. - Луч света во тьме, - произнес граф, он все еще держал Алину за руку, - она была для него всем. В кошмаре и тьме она была его путеводным светом. Он не мог отпустить ее даже спустя четырнадцать лет после ее смерти, - мужчина помолчал, отпустил Старкову, повернулся к ней, - в этом проблема, - сказал задумчиво, глядя на девушку, - в том, что мы не можем отпустить тех, кого любим. Алина снова посмотрела на картину, теперь ее взгляд упирался в женщину, которая и была чужеродна атмосфере этого полотна, и в то же время она была тут на своем месте. Она была светом во тьме. - Нет, - тихо ответила Алина, губы ее пересохли и с трудом шевелились, - нет, ваше сиятельство. Проблема в том, что порой мы не можем удержать тех, кого должны.