𝚟𝚒𝚜𝚒𝚘 𝚌𝚊𝚎𝚌𝚊

Повторяющиеся сны — сны,

сюжет которых остаётся без

изменений. Между подобными

снами может быть интервал от

нескольких дней до нескольких лет.

Двенадцатая

избавляющая от тяжести

      Места перед сценой практически не осталось. Большой зал переполнен звуками, оживлёнными разговорами и снующими туда-сюда кураторами разных университетов. Шум отражается от высоких потолков, скапливается в углах, оглушая каждого, кто входит в открытые двери.       Чанбин замечает в проходе баннер собственного университета. Точно такие же висят на стенах, переливающиеся в направленном на них мягком свете. Зал поделён на сектора. Волонтёр в дверях, перекрикивая шум, интересуется: откуда он и вручает брошюру, указывая на нужный ряд.       Кивнув, Чанбин сворачивает в совершенно другую сторону — за кулисы. Там его должен ждать Феликс.       Из-за шума в голове моментально начинает гудеть: Со отвык от настолько масштабных мероприятий.       За кулисами голосов не меньше. Студенты разбились на группки, тщательно прогоняя заученные движения или обсуждая порядок выхода на сцену. Первым Чанбин замечает Минхо. Он с серьёзным видом объясняет что-то команде.       Феликс стоит чуть в стороне, прислонившись к колонне. А когда видит Чанбина, чуть улыбается, хотя пальцами продолжает теребить край костюма.       Когда Минхо, наконец, заканчивает и кивает. Феликс моментально подходит ближе, отводит в пустующий уголок и нервно переминается с ноги на ногу. Руки скрещены на груди, а глаза направлены к сцене.       — Как настрой? — интересуется Со, наклонив голову в сторону, чтобы поймать взгляд Феликса.       — Нервничаю, — честно признаётся Ли. — Или всё забуду, или прямо на сцене в обморок грохнусь.       Чанбин искренне улыбается — не упоминает, что в зале не протолкнуться — а люди продолжают прибывать. Не спрашивает и о Минхо, который наверняка не бросил изображать полное отсутствие интереса.       — Джисон ещё не пришёл?..       — Феликс, посмотри на меня, — просит Со.       Прямо сейчас он не хочет подыгрывать младшему и заполнять крохотный перерыв ненужной болтовнёй. Когда Ли наконец поднимает взгляд, Чанбин улыбается.       — Это как твой обожаемый Теккен. Ты за ночь выучил все комбинации любимого персонажа, чтобы не ударить в грязь лицом перед друзьями и вдруг переживаешь из-за кого-то фестиваля?       — В Теккене я хотя бы чертовски хорош и без подготовки.       — Ты бы не стоял тут, если бы был плох, — искренне произносит Чанбин.       Ли вновь отводит взгляд в сторону.       Со не говорит ему заезженные фразы, которые не успокаивают, а лишь вызывают раздражение. Он поступает так всегда — вспоминает что-то совсем не относящееся к делу, но успокаивающее.       Будто чувствует: именно в этот момент Феликс нуждается в поддержке и ничуть не смущается. Говоря подобные вещи, не выглядит слабым, скорее наоборот — сильным, если может признаться самому себе. И уж тем более произнести вслух, не боясь увидеть осуждение или непонимание в чужих глазах.       И из всех людей, с которым Ли познакомился с момента переезда, Чанбин единственный придерживается сказанного. Он не отвернулся от него, даже когда, по мнению Ли, следовало.       — Феликс! — раздаётся незнакомый голос. — Наша очередь.       Закусив губу, Ли жмурится и выдыхает, прежде чем унестись к сцене. Чанбин остаётся на этом же месте — теперь, когда за кулисами пусто, ему ничего не мешает наблюдать.       — Удачи, — шепчет Со в пустоту.       Сцена погружается во мрак, и команда Феликса выходит. Лёгкая мелодия отличается от других выступлений, Чанбин знает, что именно на это сделал ставку Минхо. Соединить контрасты: современный танец и движения из балета.       Прожектора вспышками освещают крохотные участки сцены, а когда на свету оказывается человек, вновь подбирается тьма. Феликс, стоящий в центре, собирает разорванные движения воедино. Очерчивает руками дуги, легко отступает назад и тут же возвращается к свету, будто не может продержаться без него слишком долго.       Вместе с нарастающим ритмом появляются и другие участники команды. Словно сквозь тьму пытаются добраться до Феликса, но в самый последний момент упускают.       Все в чёрных костюмах, которые позволяют ещё лучше укрываться в темноте. А сам Феликс вновь собирает две части воедино. Принадлежащий и тьме, и свету, пытается определиться чего же в нём больше.       После кульминации музыка затихает: Феликс подходит к краю сцены, оставляет круг света позади себя и с грохотом приземляется на колени. Он забирается пальцами в волосы, хватается за голову, раскачиваясь из стороны в сторону.       Тени всё же добираются до него. Хватают и тянут подальше. И за секунду, когда музыка обрывается окончательно, вспышка света озаряет сцену. Превращая Феликса в центре — во всём белом — в подобие ангела с чёрными крыльями.       Зал взрывается аплодисментами.       Грудь Феликса вздымается из-за тяжёлых вздохов. Чанбин слишком далеко, чтобы его можно было заметить, зато вот Минхо стоит практически у самого выхода. Он улыбается, скрестив руки на груди. Чуть кивает и Феликс шире расплывается в улыбке.       Команда принимает поздравления и поклонившись, уходит со сцены. Закулисье вновь погружается в шум. И Чанбин не может оторвать от Ли взгляда.       Запыхавшийся, но довольный. Он ярко улыбается, смеётся и выглядит живым. А когда замечает Со, стоящего всё на том же месте, торопливо выбирается из толпы.       Буквально подлетев, он впечатывается с объятиями.       — Спасибо, — бормочет Феликс.       — Я ещё не начал тебя поздравлять, — смеётся Чанбин, стараясь унять колотящееся сердце.       И Феликс очень хочет выразить всё то, что Со для него сделал, но не может подобрать слов. Ведь ничего из пришедшего на ум, не выражает тот искренний трепет, который разъедает внутренности как кислота.       — Спасибо, что всегда был рядом, — шепчет Феликс.       Потому что Чанбин, действительно, всегда оставался рядом, не требуя ничего взамен.       Положив подбородок на плечо Феликса, Со сильнее сжимает его в объятьях, но в ответ не успевает ничего сказать. Тихое покашливание раздаётся в стороне.       — Джи! — радостно выдыхает Феликс и Чанбин выпускает младшего из объятий. — Ты пришёл!       — Отлично выступил, — улыбается Джисон.       Он чуть шатается, когда Ли врезается в него с такими же крепкими объятиями. Похлопывая Феликса по спине, Хан оглядывает пространство перед собой — несложно догадаться, кого ищет.       Минхо ближе к остальной команде, хвалит первокурсников и пришедшего Джисона игнорирует.       — Я договорился заглянуть к Хёнджину, — неловко бормочет Чанбин, проверяя телефон. — Встретимся позже?       — Мне лучше вернуться к команде. Хочешь со мной или…       Вновь переведя взгляд на Минхо, Джисон пожимает плечами. Переплетая пальцы между собой, он чуть покачивается из стороны в сторону на пятках.       — Вообще-то я собирался с Минхо поговорить, но он избегает меня.       — Как и нас, — закатывает глаза Чанбин.       Спрятав руки в карманах, Со чуть оглядывается назад. Минхо, который должен координировать команду в течение дня, схватив куртку уходит в другую сторону.       — Глупо было верить, да?       Фыркнув, Чанбин чуть взмахивает рукой и шумно спускается по ступенькам. Закусив губу, Феликс неуверенно смотрит ему в спину.       Прилив адреналина после выступления сходит на нет и из-за сквозняка, который ощутимо бьёт по голым икрам, Ли чуть ёжится. В желудке болезненно урчит, а перед глазами всё ещё отпечатки восторженной толпы.       — Кажется, Чанбину не понравилось, что я вырвал тебя из его рук.       Повернувшись к Джисону, Феликс хитро прищуривается. Вновь улыбается, но уже не так уверенно. В последние дни между ним и Со слишком странное напряжение, которое неизменно перетекает в неловкие жесты.       — У него зачёт скоро по музыкальной теории, — пожимает плечами Ли.       — Конечно зачёт, — ещё веселее отзывается Хан. — Это никак не связано с тем, что у него при виде тебя ухмылка дебильная.       О какой ухмылке идёт речь, Феликс понимает мало. Всё, что он видит на лице старшего в последнее время — это недовольство вперемешку с задумчивостью. Но так выглядит кто угодно, когда приближается экзаменационный период.       — Только не говори, что не замечал, — удивляется Джисон.       — Не скажу, — бурчит Ли, отводя взгляд в сторону. — Мне, правда, лучше вернуться к команде.       — Ликс, — настойчиво произносит Хан и приходится развернуться.       — Тебе кажется, — устало бормочет Феликс.       Он прячет руки за спиной, чуть вдавливает костяшки пальцев в поясницу. А Джисон смотрит прямо в глаза. В лёгком наклоне головы угадывается заинтересованность, и Феликс знает, о чём друг собирается заговорить. Хан специально тянет время — позволяет бережно свариться в собственных мыслях, чтобы получилось добраться до сердца без лишних преград.       — Не кажется, — качает головой Джисон. — У тебя при виде него такая же улыбка идиотская.       — Не надо, — выдыхает Ли, — пожалуйста.       Сделав шаг назад, Феликс выпрямляется по струнке. Схватив себя же за плечи, впивается в них пальцами, сдавливает с такой силой, что останутся заметные покраснения.       Приоткрыв рот, он глухо бормочет:       — Я… — и вновь замолкает.       Феликс — сплошной комок напряжённых нервов, когда дело касается собственных чувств или эмоций. Нельзя любить, ведь финал неизменно одинаковый — урок, усвоенный ещё в детстве.       Джисон шагает вперёд неожиданно, крепко стискивает в объятьях — не вырваться, сжимает будто тряпичную куклу. И подобный жест под дых бьёт ощутимее, чем слова.       Судорожно выдохнув, Феликс утыкается другу в плечо. Ли подрагивает, губы горят, а по шее ползут мурашки.       Выложился на выступлении и нервы сдали в самый неподходящий момент.       С улицы возвращается несколько девушек. Морозный воздух проскальзывает в небольшую щель, облизывает плечи, и Феликс вновь вздрагивает.       Джисон успокаивающе вырисовывает круги на чужой спине. Проходится по лопаткам, скользит по позвоночнику вниз и снова поднимается к шее. Концентрируясь на прикосновениях, Ли успокаивается.       — Не мне раздавать советы, но не стоит причинять себе боль только потому, что ты к ней привык, — говорит Хан. Он аккуратно касается плеч, ровно тех мест, куда Феликс регулярно впивается короткими ногтями. — И речь не только о теле.       — Джи…       Сухие глаза красные из-за невыплаканных слёз. Феликс касается указательными пальцами век и выпутывается из объятий Джисона.       — Всё гораздо сложнее? — улыбается друг. — Возвращайся к команде, я попытаю удачу с Минхо.       Зачерпнув горсть волос, Феликс упирается неуверенным взглядом в Джисона, но ничего не говорит. У него едва остались силы и те уходя на улыбку, которой Хан не верит.       Когда Ли скрывается за сценой, Джисон переводит взгляд на дверь. Младший в тонкой толстовке со смешным принтом — от холода недостаточная защита.       Сжав пальцами металлическую ручку, Хан втягивает носом воздух и тут же выдыхает. Сердце ускоряется и пока не появилась веская причина, чтобы передумать, Джисон толкает дверь.       В лицо тут же прилетает морозным ветром, скрипя, по ушам противно проезжается несмазанная петля. Моргнув несколько раз, Джисон замечает старшего. Нахохлившись, как птенец и уткнувшись носом в воротник куртки, он стоит, навалившись на кирпичную стену.       Их взгляды встречаются, и те крошки смелости, что у Джисона ещё остались, пропадают окончательно.       Ли, добровольно отказавшийся от соулмейта, не понимает, как это — внезапно обрести смысл и осознать ценность каждого дня. Но Хан готов объяснять банальные вещи сотню тысяч раз — Минхо стоит только попросить.       Но Минхо не попросит, он не собирается даже попытаться — вот из-за чего Джисону так больно.       Холодный ветер подгоняет в спину и отлипнув от двери, Хан делает несколько неуверенных шагов вперёд. У старшего в глазах осколки льда и никакого желания начинать диалог.       — Избегаешь меня, — констатирует очевидный факт Джисон, пряча руки в карманах, пытаясь не ёжиться из-за холода.       — А нам есть о чём говорить?       У Минхо чуть хриплый голос, тихий и сквозит безразличием. Джисон не верит, что только у него внутренности закручиваются по спирали.       — Кажется, мы обсудили всё в прошлую… встречу. Да и я занят, — продолжает Ли.       — Созерцанием забора? Это всё отговорки.       Слегка пожав плечами, Минхо переводит взгляд в сторону. Молчаливо рвёт диалог на части. Но Джисон не собирается отступать. В прошлый раз их столкнули нос к носу, не позволив поговорить как следует: без чужих ушей и взглядов.       — Мы договорились остаться друзьями.       — И вот такой я друг, — фыркает Минхо. — Переписываться не люблю, разговаривать тоже, видеться тем более.       — Ты даже не попытался!       Осколки льда в глазах старшего становятся острее. Джисон не успевает уловить изменение — настолько молниеносно. Не зная рамок, прёт напролом.       Оттолкнувшись от стены, Минхо чуть вертит плечами из стороны в сторону. Подходит Джисону с нескрываемой злостью.       В чужих глазах Хан видит собственное крохотное отражение. От Минхо приятно пахнет чем-то древесным, он закрывает собой от ветра, но расслабиться не получается. На крыле носа крохотная родинка, которую Джисон не заметил в прошлый раз. Секущиеся кончики волос около ушей, потрескавшаяся нижняя губа и синяки под глазами.       — И не собирался.       Намеренно задевая младшего плечом, Минхо пытается пройти к выходу, но Хан успевает схватить за руку.       Земля из-под ног уходит в этот же момент. Воздух из лёгких вышибает, будто повезло встретиться лицом с бетонной стеной на огромной скорости. Стискивая пальцы Минхо, Джисон сипло давит:       — Подожди.       Ли на Хана не смотрит. Широко раскрытыми глазами пялится на руки. Чувствует то же самое — будто через тело прошёл разряд. Но всё равно не сдаётся. Тянет на себя и Джисону приходится отпустить.       — Зачем давать обещания, которые не собирался сдерживать? — спрашивает Хан. — Мог избавить себя от дополнительных встреч.       — Передай спасибо своим друзьям.       — Хватит, Минхо. Неважно, что бы ты сказал тогда — в зале, — бормочет Джисон. — Дружишь с Чанбином с детства: он простит несмотря ни на что, и ты это знаешь. Зачем что-то обещать? Да даже раньше! Ты и в парк аттракционов мог не приходить.       Джисон делает шаг вперёд, вновь ровняется с Минхо нос к носу.       — Тебе не наплевать, иначе бы уже всё закончил.       Ли сжимает челюсти с такой силой, что губы превращаются в тонкую полоску. Ветер взъерошивает его волосы, они ненадолго прячут тёмные глаза и Минхо выдыхает. Медленно растягивает едкую улыбку. Загнанный в угол, может только нападать первым.       — Мне плевать, что ты вбил себе в голову. Катись к чёрту, Хан Джисон.       Искусственная улыбка гаснет и вздёрнув подбородок, Минхо разворачивается к Джисону спиной. В этот раз Хан не пытается его остановить. Молча провожает взглядом до скрипящей двери.       Втянув ледяной воздух полной грудью, Джисон задирает голову к тёмному небу. Сердце будто колотится в глотке, а руки всё ещё прожигает фантомное прикосновение.       Если после сегодняшнего он только заболеет идиотской простудой — не так плохо.

. ⋅ ˚̣- : ✧ : — ⭒ ⊹ ⭒ — : ✧ : -˚̣⋅ .

      Огромный зал разделён на различные квадраты при помощи белых перегородок, напоминающих бетонные колонны. Чанбин останавливается у самого входа, неуверенно оглядывается по сторонам.       Здесь тихо, людей практически нет, а те единственные не слышно переговариваются между собой, рассматривая чужие работы.       — Провести экскурсию? — раздаётся голос Хёнджина над самым ухом.       Глухо охнув, Чанбин отшатывается в сторону, из-за чего друг смеётся.       Хван выглядит так, будто помещение целиком принадлежит ему: в белой рубашке, рукава которой небрежно закатаны. Тёмные брюки и туфли. Отросшие волосы чуть вьются.       — Ух ты, — выдыхает Чанбин. — Чувствую себя оборванцем.       — Так что насчёт экскурсии? — улыбается Хёнджин. — Комиссия уже прошлась и до оглашения результатов я свободен.       Оглядываясь на тёмный коридор, Чанбин понимает, что не хочет возвращаться к гудящей толпе. И, может быть, он готов прятаться здесь до конца вечера.       — Как самочувствие? — неловко интересуется Со, подходя к первым работам.       — Неплохо, — пожимает плечами Хёнджин.       Он и вправду выглядит лучше. Не так мрачно, будто часть его безвозвратно потеряна; и не таким вымотанным, когда началась усиленная подготовка к первым экзаменам.       — Не собираешься рассказать о Минхо?       Разглядывая чужие рисунки, Со вновь чувствует, как злость формируется в непреодолимое желание что-то ударить. Он не в состоянии объяснить самому себе, откуда взялась яркая реакция и поэтому не понимает, как прекратить.       — Чанбин?       — Джисон знает правду. Феликс решил, что им нельзя отмалчиваться, а я почему-то никого не остановил. Мы притащили Джисона в университет и запрели с Минхо. Поэтому, если теперь соберёмся, либо схлопнется вселенная, либо Минхо нам конечности оторвёт.       Чуть приоткрыв рот, Хёнджин замирает на месте. Смотрит, словно увидел призрака, а Со себя примерно так и ощущает.       — Сумасшедшая выдалась неделька, — усмехается Чанбин.       — И ты молчал? — агрессивно шепчет Хёнджин. — Я думал, что у Минхо очередная заноза в заднице и поэтому он меня игнорирует.       — У Минхо всю жизнь что-то в заднице, — отмахивается Со.       Дойдя до середины зала, Чанбин замечает табличку с именем Хёнджина. На стене три белых холста. Площадь с фонтанами в солнечной Австралии. Покосившийся забор около начальной школы. И тонущий в красноватой тьме горизонт, словно нанизанный на кривые высотки — место из снов Чанбина.       — Любовь, дружба и страх, — выдыхает Хёнджин. — Пространство, как чувства и эмоции.       Звучит слишком высокопарно для аттестационной работы первокурсника — в духе любого творческого направления.       Подойдя ближе, Чанбин внимательно вглядывается в картинку из собственного кошмара. Он отлично помнит первый сон: тьму, бесконечные коридоры и непрекращающееся чувство чужого присутствия. Будто одного неправильного шага достаточно, чтобы потерять нечто важное.       Сюрреалистичные локации между собой переплелись в неразборчивое месиво. И теперь, спустя столько времени, Чанбин не уверен, что тот мир отличается от реального так уж сильно.       — Не задумывался, может быть, твои сны — это больше эмоции соулмейта, чем конкретная точка на карте?       — Я не понимаю, — качает головой Со.       Первый сон — места, которые видит соулмейт. Последующие — важные моменты жизни. Простая формула, изменения в ней не происходят.       Коснувшись пальцами крохотных зданий на горизонте, Чанбин закусывает губу. Прикосновение к шершавой бумаге пускает по телу мурашки. Они тоже неправильные — заканчиваются у затылка.       Злость, топившая внутренние органы отступает и Со не может вдохнуть.       Он искал места из снов и знает, что их не существует. Ни бесконечных улиц с фонарями, ни длинных двухэтажных домов, ни высоток с тупиковыми коридорами — нет в его мире и не было.       Хёнджин вырвал образы, соединил в одно целое и получилась полноценная картина, реальному миру уступающая только по цветовой гамме.       — Феликс знает, что это за место, — спокойно произносит Хёнджин. — Помнишь день, когда мы вчетвером обедали за залами танцевального корпуса? Ты с Минхо ушёл за кофе, а я, чтобы избавиться от неловкости, показал три наброска. Это вид из окна дома: пляж, плавучие гаражи для лодок, а на горизонте высотки — деловой центр Сиднея. Феликс сказал, что мог часами пялиться на воду. Особенно вечером, когда заходит солнце; если смотреть не моргая, всё вокруг окрашивается в красный.       — Ты сказал, откуда взял образ?       — Нет.       — Это в любом случае не он, — трясёт головой Чанбин.       — Когда тебе исполнилось восемнадцать, Феликс ещё жил в Австралии, но уже знал, что придётся переезжать.       — Тогда почему весь последний год я не вижу места, отдалённо напоминающие Корею? — стоит на своём Чанбин.       — Потому что это не счастливые моменты.       Закрыв глаза, Со глубоко вдыхает, а когда вновь смотрит на красноватый пейзаж, то больше не видит в нём привычный ночной кошмар.       Феликс говорил, что крошки счастливых воспоминаний связаны с Австралией. Если Хёнджин прав и в первую очередь обращать внимание на эмоции, то младший едва ли подходит. Чанбин не помнит ни один сон, после которого он испытывал хоть каплю счастья или любви.       — Вам бы поговорить. Знаешь ведь, что когда рядом много совпадений, то ответ только один.       — Нет, — отрезает Со. — Это лишь догадка причём твоя. Феликс не запоминает сны, а я вижу чертовщину. Никаких гарантий, что мы… соулмейты.       «Депрессия», — говорил Джисон. Сны искажены и чаще похожи на кошмары. Феликс определённо не в порядке как минимум из-за переезда. Но Чанбин видит кошмары с самого первого дня, когда Феликс жил в Австралии. Снова не сходится.       Будто у Со один конец истории, а у Хёнджина другой и они пытаются соединить не зная, что в середине.       — Я не могу, — произносит Чанбин вновь, стиснув кулаки.       Ведь Феликс не готов слышать об отношениях в той же степени, что и Минхо, отталкивающий даже друзей. Если вдруг Чанбин с улыбкой от уха до уха заявит о подобном — младший исчезнет.       — Думаешь, он не знает? — удивляется Хван. — Тебя ведь тянет к нему. Земля из-под ног уходит, сердце колотится, а прикосновения — будто разряд тока по телу. И чем дольше вы вместе, тем сильнее каждая эмоция.       Чанбин не признаётся вслух, что уже чувствовал подобное к стоящему рядом с ним человеку. Именно из-за сильной влюблённости он искренне верил, что встретил соулмейта до восемнадцатилетия и ошибся.       Зато произносит другую правду:       — Порой так получается, что даже сильные чувства оказываются односторонними.       Может быть, наученный опытом с Минхо, но Хёнджин не настаивает. Недовольно качает головой и хмурится, но на его стороне только одно совпадение — слишком мало, чтобы рисковать.       — Почему я не могу до вас дозвониться? — раздаётся низкий голос и Чанбин вздрагивает. — Вы пропустили церемонию награждения.       — Тут сеть не ловит, — пожимает плечами Хёнджин, подталкивая Чанбина вперёд.       Со запинается о собственные пятки, сделав шаг, неуверенно останавливается и встречается взглядом с Ли. Феликс в привычной объёмной толстовке, на плече болтается рюкзак. Нахмурившись, смотрит на собственный телефон.       — И правда не ловит, — бубнит младший, а затем ярко улыбается.       Чанбин понимает: Феликсу ни за что нельзя показывать готовую работу Хёнджина. Но сил не осталось даже на ответную улыбку.       Хван прав — к Феликсу тянет будто магнитом. Со увидел его в толпе в первый день учёбы и с тех пор не может забыть. Глупые случайности сталкивали их вместе, а схожие взгляды позволили сблизиться.       И что хуже: потерять друга, которого любишь или потерять соулмейта, которого не думал найти — Чанбин не ответит.       — Что-то случилось? — интересуется Феликс.       — Нет-нет, — тут же отмахивается старший. — Просто…       Просто он признался в собственных чувствах и никак не вернётся к прежней картине мира.       — Ла-а-адно, — тянет Ли. — Я хотел попрощаться. Нам ещё отвозить реквизит. Увидимся после каникул?       — А помощь не нужна? — раздаётся голос Хёнджина позади. — Скажи да, я не хочу возвращаться домой один.       Феликс вновь тепло улыбается, а Чанбин окончательно пропадает.       Хёнджин увлечённо расспрашивает о планах на каникулы, интересуется зимой в Австралии и активно жестикулирует. Если Феликса и напрягает диалог, то этого он не показывает.       Прямая спина, привычная нейтральная улыбка, лёгкие кивки головой и тихие смешки. Феликсу некомфортно, он притворяется кем-то таким — аморфным и подходящим для всех.       Но когда именно ему некомфортно?       Спрятав руки в карманах толстовки, Чанбин недовольно хмурится. Друзья — вот кто они друг для друга и Со не знает ничего личного, дабы считать себя кем-то иным. Единственное, в чём Чанбин не сомневается: чтобы сблизиться с младшим не хватит одной жизни.       Поодаль от толпы стоит Джисон. Уперевшись взглядом в пустоту, он сжимает в руках завязанный флаг, рядом несколько сумок.       — Я к Джисону, — не глядя на друзей, говорит Со.       Хан при виде знакомого лица чуть расслабляется. У него красные глаза и искусанные губы.       Мимо них снуют группки людей. Чанбин изредка улавливает в толпе знакомые лица и голоса. Феликс притаскивает к ним небольшой рюкзак и обещает, вернуться через пять минут       — Чанбин, — зовёт Джисон. — Что бы ты сделал на моём месте?       Закусив губу, Со неосознанно выцепляет из толпы Феликса. Он разбирается с собственными шнурками, каждые две секунды убирая мешающие волосы за уши.       Технически, Чанбин в очень похожей ситуации.       — Разговор с Минхо не удался?       Пожав плечами, Хан невыразительно улыбается.       — Прямо сейчас мне кажется, что довериться тебе и Феликсу — плохая идея. Прости.       Технически, Чанбин второй раз в очень похожей ситуации.       — На твоём месте и шевельнуться бы не решился, — честно признаётся Со.       И видит, как из-за услышанного у Джисона приоткрывается рот, и расширяются глаза.       Но правда такова, что в сложившейся ситуации попросту нет равнозначного решения, которое устроит все стороны и для Чанбина этого достаточно, чтобы отступить. В нём нет той одержимости связью соулмейтов, как у Хёнджина; отсутствует и искреннее желание докопаться до сути вещей, как у Феликса.       — Вообще-то я так и поступил, — продолжает Чанбин, — не решился. Помнишь, говорил, что мой лучший друг, в которого влюблён, нашёл соулмейта. Это был Хёнджин.       Хван будто слышит, что речь идёт о нём. Оглянувшись на друзей, указывает на телефон, а затем поднимает в воздух два пальца. Со чуть кивает в ответ.       — То, что я чувствовал к нему — не детская влюблённость. Но сил признаться так и не хватило ни до появления Чана ни после. Каждый раз я думал только об одном: скажу, он расстроится и вечно будет чувствовать себя обязанным.       — Тебе есть что терять, — качает головой Джисон, — вы дружите бо́льшую часть жизни, любой бы выбрал сохранить отношения, а не разрушать.       — Тебе тоже есть что терять, — улыбается Со, переведя взгляд на Хана.       Поджав нижнюю губу, он, как пластиковый болванчик, продолжает качать головой. Между бровей складка, а красные глаза вновь влажные.       — Я ведь и тебе не хотел говорить о Минхо. Злился, ругался с ним, но каждый раз находил причину промолчать. Думал, если ты узнаешь правду, она ударит больнее. А теперь я убеждаюсь в этом, смотря на вас.       Подняв с пола одну из сумок, Чанбин закидывает её на плечо. Феликс подзывает лёгким взмахом руки, и старший не хочет признаваться даже самому себе, что из-за услышанного от Хёнджина он чертовски переживает.       — Ты сказал, что Минхо ждёт, когда я сдамся, — произносит в спину Джисон.       — Верит, что сдашься. Ведь всю жизнь он отталкивает от себя людей, а когда те устают и уходят, Минхо лишь убеждается в своей правоте.       — И как долго мне пытаться прыгнуть выше головы?       — В том то и дело, — вздыхает Чанбин. — Может быть, Минхо никогда не передумает на твой счёт.       На выдохе Джисон опускает плечи, упирается неуверенным взглядом куда-то вперёд. А Чанбин, наконец, чувствует, что действительно сказал правильные вещи. Пусть и слишком поздно.       — Что-то случилось? — интересуется подошедший Феликс. — Хён на парковке, можем ехать.       У него в руках такая же сумка, которую он сжимает подрагивающими пальцами.       — Идём, — отмахивается Джисон, — немного устал вот и всё.       Они уезжают на двух разных машинах. Чанбин замечает Хёнджина, который с негодованием запихивает вещи в багажник автомобиля. Их семь человек и на переднем сидении Со свободно выдыхает.       Одногруппник Минхо, имя Чанбин благополучно пропускает мимо ушей, с улыбкой глядит на Феликса и даже находит для Джисона обезболивающее. Они минуют красные сигналы светофоров, не попадают в пробку и приезжают быстрее, чем Со хочется. Приятная тишина кажется затишьем перед бурей.       Забирая у Феликса сумку и вручая размотавшийся флаг, они дожидаются, пока вторая машина припаркуется. Хёнджин вылетает из неё красный и злой.       — Я серьёзно ненавижу Минхо, — практически воет Хван. — Сожалею с доставшимся соулмейтом.       На услышанное Джисон тихо хмыкает, а боевой настрой Феликса тает на глазах. Обернувшись в сторону парковки, Чанбин встречается взглядом со старшим. Ли улыбается, облокотившись о машину, болтает с одногруппником.       — Так, — выдыхает Со. — К чёрту их, оставим вещи и подальше.       Феликс послушно шагает вперёд, неуверенно оглядывается на Минхо, но против ничего не говорит. С улыбкой минует пост охраны, которая велит не задерживаться. Привычно ударяет по выключателю и просит подождать, пока он возьмёт ключи.       — Извини, — куксится Хёнджин, обращаясь к Джисону, когда Феликс пропадает из виду. — Я не хотел тебя задеть, просто…       — Заебался, — кивает Хан. Он устало жмурится. Навалившись на стену, облизывает губы и нервно улыбается. — День выдался дерьмовый.       — Ага, год, — тут же отзывается Чанбин.       Феликс в коридоре появляется вместе с Минхо, не глядя пропускает его вперёд. Забирает протянутый баннер и чуть косится на Джисона.       От каждого движения по пустому залу гуляют глухие отражения. Лампы чуть жужжат в потолке. Пока Минхо возится с костюмами, Джисон помогает с флагами — как можно дальше от старшего. Воздух тяжёлый будто перед грозой.       Чанбин отсчитывает секунды, мечтая оказаться где-то ещё, если пространство рванёт. План рушится вместе со щелчком двери. Двое парней залетают внутрь с громким смехом. У них в руках небольшое ведро, набитое кубиками льда и, уже открытая, бутылка.       — И не думайте отказываться, — качает головой тот, с кем Чанбин ехал в машине.       Замерев, Феликс оглядывается на Со. В его глазах медленно нарастает неуверенность, Джисон рядом выглядит не лучше.       — Парочка бокалов, — продолжает парень. — Вы теперь первокурсники, мы выпускаемся — самое время нарушать правила университета.       — Давай уже, — ворчит Минхо, протягивая руку вперёд.       Пластиковый стаканчик смотрится нелепо. Будто они спиваются в тайне от родителей и посуду нельзя пачкать. К себе Феликс добавляет побольше льда, принюхивается к спиртному и чуть морщится из-за резкого запаха.       Когда пластик перекочевал по рукам, а бутылка наполовину опустела, раздаётся тост:       — За выпуск и новую кровь!       Чанбин делает аккуратный глоток и встречается взглядом с Феликсом. По горлу расползается маленький, но приятный пожар. Чуть терпко, со сладким послевкусием и, если не считать резкого запаха, всё не так отвратительно.       — Чанбин и Хёнджин, — кивает парень, указывая рукой. — А ты?       — Джисон, — сверкает улыбкой младший, за секунду преображается на глазах.       И пока Хан рассказывает про свой университет и скучные пары, Со присаживается рядом с Феликсом. Он внимательно разглядывает пластик в руках, грызёт кубик льда и всё же улыбается.       — Хочешь домой? — интересуется Чанбин.       Лениво пожав плечами, Феликс вытаскивает квадратик льда.       — Вообще-то я никогда не пил ничего крепче кефира, — признаётся он и вновь хмыкает. — А ещё не ел с утра.       — И как себя чувствуешь? — осторожно интересуется Со.       — Будто головой об асфальт приложился, но не настолько болезненно.       Лёд звонко хрустит на зубах. Хитро ухмыльнувшись, Феликс залпом выпивает оставшийся алкоголь и на Чанбина смотрит чертовски довольно.       — Значит, у тебя будет стажировка в другой стране после выпуска? — доносится до Со звонкое восклицание и он поворачивается в сторону Джисона.       Хан смущённо потирает шею, чуть кивает, но тут же принимается размахивать руками в стороны.       — Нужно постараться: хорошая успеваемость, идеальная посещаемость и всё в таком роде.       — Твоего полёта птичка, Минхо, — усмехается другой третьекурсник, отпивая алкоголь. На Ли он смотрит насмешливо, практически издевательски, хоть в голосе и не слышно злости. — На стажировку в Японию только он один подошёл.       — А ты бы меньше рот открывал и занятие не пропускал, — закатывает глаза Минхо.       Уставившись в пол, Джисон покусывает нижнюю губу. Вновь ссутулится, словно пытается уменьшиться. По шее неровными пятнами расползается краснота. Если сердце можно разбить несколько раз за один вечер, то Минхо успешно с этой задачей справился.       — Ты не говорил, что поедешь на стажировку, — произносит Со.       — Я пока не согласился, — пожимает плечами Минхо.       — Но и не отказался, — вновь фыркает старшекурсник.       Тёплые пальцы касаются запястья и Чанбин вздрагивает. Навалившись затылком на стену, Феликс качает головой, слабо растягивая губы в улыбке.       Колкую реплику Со оставляет при себе. Да, он поступил неправильно, когда поддался младшему и согласился притащить Джисона в университет. С тех пор как правда всплыла наружу они чаще ссорились, чем разговаривали по душам, но всё же оставались друзьями.       Несмотря на ссору Хёнджин собрал их вместе, чтобы рассказать радостные новости о соулмейте. И если бы жизнь Чанбина надумала перевернуться с ног на голову, он поступил так же.       Встречаясь с Джисоном взглядом, Со чувствует, как мир сужается до единственной точки — тёплых пальцах Феликса на запястье. Успокаивающе, слишком правильно, чтобы не понять — как больно потерять хрупкое равновесие.       — Не собирался рассказать? — интересуется Чанбин, Ли под боком вздыхает.       — Я ведь сказал, что ещё не дал согласие.       — Так… Кажется, вечер официально окончен, — бормочет Хёнджин, поднимаясь с места. — Нужно зайти в свой корпус, встретимся на улице.       Фыркнув, Минхо следом выходит из зала. Джисон провожает его неуверенным взглядом, выкидывает стаканчик и присаживается перед Феликсом, который лениво моргает.       — Я поговорю с ним, — начинает Чанбин, узнаю и…       — Не нужно, — прерывает Джисон. — Может быть, нам всё же лучше держаться подальше друг от друга.       — Хё-ё-ён, — жалобно стонет Феликс, опираясь руками об пол.       Джисон подхватывает Ли и рывком вытягивает на ноги. Вцепившись в Чанбина мёртвой хваткой, Феликс безумно хихикает и тут же замолкает.       — Отец дома, — шепчет он, Джисон морщится.       — Его отец — как Минхо в терминальной стадии, только недоволен любой слабостью, — быстро поясняет Хан.       Феликс уверенно стоит на своих двоих. Кроме расширенных зрачков, красных пятен на шее и алкогольного душка, ничем себя не выдаёт.       — Можем немного прогуляться, станет легче, — предлагает Джисон.       — Или останешься у меня, — выпаливает Чанбин, чем заслуживает два удивлённых взгляда. — Родители улетели, помнишь?       Озвученное ничем не обдуманно, но менее искренним из-за этого не становится.       — Я хочу остаться, — уверенно произносит Феликс и всего на секунду Чанбин вновь чувствует, как мир сужается на одной крохотной точке — робкой улыбке младшего.       — Вызову такси, вылавливай Хёнджина и поехали, — принимается командовать Джисон, — слишком поздно и холодно, чтобы торчать на остановке.       Хёнджин оказывается на улице, болтает с девушкой, которую все видят впервые. Чанбин не запоминает имя и в этот раз. Кивает, поглядывает на довольного Феликса и успевает только попрощаться, когда девушка предлагает подкинуть до дома. Хван соглашается, не раздумывая — ему всё равно в другую сторону.       Когда к воротам приезжает такси, Джисон оглядывается на корпус университета. Минхо на них не смотрит, но видит. Подняв взгляд к небу, Хан коротко выдыхает.       — Садись в машину, Минхо.       Ли чуть разворачивается, склоняет голову в бок, будто вновь подбирает неприятные слова.       — Мир не схлопнется, если ты сядешь на заднее сидение, — закатывает глаза Джисон, — всё равно сейчас бессмысленно ждать хоть какой-то транспорт.       Забрав у Феликса сумку и не дожидаясь ответа, Хан идёт в сторону припарковавшегося такси.       И на удивление Чанбина, Ли всё же садится с ними. Молча залезает на заднее сидение, помогает пристегнуть Феликса и упирается взглядом в окно. Они едут не долго, а когда водитель останавливает машину около дома Минхо, Ли так же молча вылезает. От Со не укрывается, как на переднем сидении Джисон расслабляется.       — Чанбин, — окликает он, — прости, если из-за меня вы отдалитесь.       — Не бери в голову, — пожимает плечами Со.       Второй раз машина останавливается через два дома. Отщёлкнув собственный ремень безопасности, Чанбин возится с ремнём Феликса, из-за чего тот просыпается.       — Голова раскалывается, — хрипит Ли, а когда вылезает наружу, неловко цепляется за ладонь Со.       Подмигнув Феликсу, Хан широко улыбается, и машина улетает прочь.       — Как себя чувствуешь? — интересуется Чанбин.       — Могу нагнуться вперёд и сохранить содержимое желудка, — шутит младший, хотя всё ещё пошатывается.       Развернувшись на пятках, он тянет в сторону дома, продолжая крепко сжимать ладонь. Чанбин, наверное, последний идиот, если позволит себе запомнить сегодняшний вечер.       В подъезде тепло и тихо, минуя почтовые ящики, Феликс останавливается у лифта, нажимает кнопку и прячет руки в карманы. Потирая ладонь, старший косится на Ли. Тот глупо и громко усмехается, сдавливает переносицу и на выдохе произносит:       — Не получается сосредоточиться ни на одной мысли в голове.       Лифт приезжает и Чанбин пропускает Феликса вперёд. Мельком оглядывает отражение в небольшое зеркало и улыбается — ему знакома эта алкогольная лёгкость.       — Я впервые напился на восемнадцатилетие Минхо. Понятия не имею откуда он раздобыл столько бутылок Соджу. Помню, как открываю первую, а потом наступило утро. Голова раскалывается, а я без куртки и телефона практически одной ногой в лифте.       Ли смеётся. Его голос мягче обычного, а взгляд чуть расфокусирован.       Чанбин умалчивает, что в тот день едва ли контролировал собственный язык и, если верить Минхо, признался Хёнджину несколько раз. Он помнит, как мысль формировалась во рту и оказывалась высказана практически сразу.       Открыв дверь квартиры, Чанбин пропускает Феликса вперёд.       Сняв куртку, он скрывается на кухне. Закидывает листовой чай в заварку, крепкий неплохо помогает если перепьёшь. А когда выходит, встречается с неуверенным взглядом младшего. Он стоит в дверном проёме комнаты.       — Будешь спать на кровати? — без задней мысли интересуется Чанбин.       Включив светильник на столе, он убирает громоздкое кресло на колёсиках подальше к шкафу и разворачивается к Ли. Закусив губу, младший хмурится, пальцами теребя рукав толстовки.       — Выпьешь крепкого чая и станет легче, — бормочет Чанбин, подойдя ближе. — А спать можешь и на диване.       В полутьме веснушки Феликса не кажутся яркими, тени сглаживают острые скулы. Лишь бесноватый блеск в глазах всё такой же яркий. Выпустив несчастную толстовку из пальцев, Ли перешагивает порог комнаты, а Чанбин с трудом остаётся стоять на месте.       — Вообще-то я хотел поговорить, — хрипло произносит Феликс. — Но у меня мысли в голове, как каша с клеем.       — Завтрашний день никуда не денется, верно?       Чанбин очень многое готов поставить на то, что тема разговора ему известна и понравится мало. И всё же улыбается, стараясь не показывать, насколько напряжён. Обойдя Феликса, он слышит хриплый вздох.       — Джисон сказал мне кое-что.       Развернувшись, Со режется об внимательный взгляд. Феликс, может, и пьян, но не настолько, чтобы действовать безрассудно и из-за этого в желудке будто в миг образовывается огромная яма. Прижавшись лопатками к стене, Чанбин чуть сглатывает.       — Но проблема в том, что я уже думал об этом. И, может быть, следовало приложиться головой раньше, чтобы отсечь ненужный этап, на котором формируется мысль.       — Феликс, — предостерегающе начинает Чанбин, но замолкает, когда Ли делает шаг в его сторону.       — Завтра мне может не хватить смелости, — шепчет младший.       Их разделяет последний шаг. Феликс решительно преодолевает расстояние.       А оказавшись вплотную к Чанбину замирает. Решительность — маска, за ней растерянность. Будто этой ночью не только мысли формируются на языке, но и тело двигается само по себе.       Со бежать некуда: позади стена, а перед ним человек, к которому тянет с такой силой, что сопротивляться не получается.       Подняв руку, Чанбин проводит костяшками пальцев по шее Феликса. Улыбается, когда замечает, как по ней рассыпаются мурашки. Чуть наклонив голову, он, наконец, целует Феликса, пытаясь сохранить в каждом действии всё такую же осторожность.       Ли цепляется за футболку Со. Сжимает, притягивает ближе, будто между ними ещё не закончилось пространство. Скользя пальцами по спине младшего, Чанбин отстраняется первым. У Феликса влажные из-за слюны губы, а в глазах нет прежней растерянности и нервозности.       Они окружены полумраком, по телу расползаются первые искорки, которые позже сожгут внутренности до сероватого пепла. Чанбин чувствует чужое дыхание на собственном лице и старается не думать о том, как каждое прикосновение оставляет на теле отпечатки.       Оттолкнувшись от стены, Со утягивает Феликса на кровать. Впечатывает спиной в мягкий матрас, который тут же прогибается под непривычным весом.       — Уверен? — спрашивает Чанбин.       — Не останавливайся, — хрипит Феликс, раздвигая ноги и позволяя подобраться ближе.       Касаясь подбородка, старший задирает голову Ли чуть вверх. Припадает к выпирающему кадыку, ведёт языком до яремной вены, вбирает кожу между губ. Феликс вздыхает и тут же захлёбывается низким стоном. Откидывает голову сильнее, подставляется без раздумий. И Чанбин поступает так, как давно мечтал: чуть прикусывает кожу, ощущая на языке солоноватый привкус. На утро не избежать следов.       В свободных спортивных штанах и такой же футболке Феликс кажется миниатюрным. Но теперь, когда Со не нужно думать о контроле, он скользит руками по чужому телу и сдавленно стонет. Напряжённые мышцы прощупываются на каждом сантиметре.       Уперевшись локтем в матрас, второй рукой Чанбин обхватывает колено Ли. Сжимает, чуть отстраняется, чтобы провести по внутренней стороне бедра. Ткань натягивается с каждым движением. Скользя вверх, стискивая талию, он выбивает ещё один хрупкий стон.       Феликс смотрит прямо в глаза. Цепляется пальцами за ворот футболки Чанбина и мелко дышит. Если он и был пьян, то сейчас от алкоголя едва ли что-то осталось в крови.       — Можно?       Чанбин поддевает резинку спортивных штанов, тянет вниз, оголяя тазовую косточку.       — Если снимешь, — отвечает Ли, оттягивая воротник футболки старшего.       Стянув футболку через голову, Со откидывает её в сторону. Вновь склоняется над Феликсом и замирает. Облизнув губы, младший сжимает пальцы в кулак и тут же неуверенно дотрагивается до груди. В тех местах, где их кожа соприкасается, тонкой паутинкой расходится молния.       — Чёрт, — шепчет Со.       И целует Феликса далеко не так целомудренно, как в самом начале. Запустив руку в волосы, сжимает их на затылке, проникает языком в рот, не встречая даже секундного сопротивления. От собственных штанов и белья Ли избавляется сам: приподнявшись, стягивает до колен.       Нетерпеливо толкается вперёд, когда Чанбин обхватывает головку. И стонет прямо в рот. Низко. Протяжно. Выбивая мелкую дрожь. Отстранившись, Со наблюдает, как член Ли плавно скользит в его ладони. Как Феликс чуть поддаётся на встречу и вздрагивает.       Предэякулятом испачканы руки. Чуть облизывая пальцы, Чанбин вновь разглядывает парня под ним. Феликс смотрит в ответ расфокусированным взглядом, губы чуть приоткрыты, а волосы растрёпаны.       Чанбину бы прекратить на этом, ведь с каждой секундой он становится всё слабее. И Феликс, который лишь шире раздвигает ноги и подставляет шею, делу помогает мало. Одновременно старший хочет отмотать время назад, признаться первым, чётко обозначить границы и так же сильно зайти настолько далеко, как получится.       — Пожалуйста, — неизвестно чего просит Феликс, будто чувствует, что разум Со тонкими иглами пронизывает неуверенность.       Но Феликсу всегда достаточно было только попросить.       Уперевшись в матрас коленями, Чанбин притягивает Ли к себе. Стягивает с него футболку, бездумно бросает куда-то рядом, помогает окончательно избавиться и от штанов. Уместив руку на затылке, впивается губами в мягкую кожу на шее.       Может быть, Феликс ждал именно этого — когда Со окончательно сорвёт крышу.       Руками он тянется к штанам. Цепляется пальцами за карманы, стягивает ткань вниз и, наконец, касается напряжённого члена. Чанбин шумно сглатывает, хватается за Феликса намертво.       Ли толкает старшего назад. Усаживается на бёдра и с абсолютным бесстыдством сплёвывает на собственную ладонь. Соединяет два члена вместе, нетерпеливо ёрзает и двигает рукой. Чанбин на открывшуюся картину перед ним смотрит слегка оглушённо лишь до тех пор, пока Феликс не издаёт протяжный стон, срывающийся на скулёж.       Ли чуть потряхивает. Пытаясь угнаться за конкретным темпом, Чанбин кладёт свою ладонь поверх. Направляет, сжимает, когда пальцы касаются головки, не позволяет ускориться, из-за чего Феликс вновь нетерпеливо поскуливает.       И всё же Чанбин не железный. Он чувствует, как с каждым движением внизу живота нарастает напряжение, а ночь не должна заканчиваться так быстро.       — Доверяешь мне? — спрашивает Со.       Феликс чуть кивает. С особым усердием толкается в ладонь старшего и разочарованно выдыхает, когда Чанбин убирает руку.       — Смазки у меня нет. Скажи, если будет больно.       На подушки Феликс откидывается без сомнений. Чанбин не уверен, что прямо сейчас Ли вообще понимает, о чём там лопочет Со.       Не прерывая зрительный контакт, старший облизывает два пальца. То, как член Феликса в этот момент чуть дёргается, заставляет поторопиться. И всё же Ли чуть вздрагивает, сжимается рефлекторно, когда Со касается пальцами задницы.       Последнее чего Чанбин хочет — причинить Феликсу боль.       Не убирая пальцы, Со оставляет поцелуй на рёбрах. Так нежно и аккуратно, как только умеет.       — Ликс, — зовёт он.       Перехватывает ладонь, которой младший тянется к члену, сжимает не сильно. И всё-таки проталкивает два пальца внутрь из-за чего Феликс замирает.       — Всё хорошо? — тут же спрашивает Чанбин, получая в ответ судорожный кивок. — Скажи вслух.       — Ч-чёрт, — вздыхает Ли. Он закатывает глаза, собирает простынь между пальцев. — Всё чертовски хорошо.       Следя за выражением лица Феликса, Чанбин аккуратно двигает пальцами вперёд. И, кажется, Со слишком сосредоточен, потому что не успевает заметить, как Ли окончательно расслабляется и сам начинает двигаться навстречу.       Складка между его бровей разглаживается, а взгляд, до этого обращённый в потолок, опускается к Чанбину. И глупо отрицать, что оба они влюблены друг в друга слишком сильно, для обычных друзей.       Переплетая пальцы, Феликс вновь подмахивает тазом навстречу — что в его положении не так легко. Мышцы на животе напрягаются. Второй рукой Ли продолжает терзать простынь.       Чанбин игнорирует член младшего до той секунды, пока не достаёт до простаты. Феликс дёргается, жмурится и стонет так низко, что по спине ползут мурашки. Он замирает всего на секунду, а потом самостоятельно, с особым остервенением, насаживается на пальцы, подрагивая.       Следующий стон звучит приглушённо, потому что всё чего Чанбин хочет — ощутить язык Феликса в собственном рту. Оба двигаются настолько нетерпеливо, что ударяются зубами.       Обхватив шею Со, младший судорожно выдыхает. Они так близко, что между ними нет и миллиметра свободного пространства.       Собственный член болезненно ноет и когда Феликс вновь двигает тазом, Со всё же отстраняется.       — Замри, — просит Ли.       Задницей уперевшись в пятки, Чанбин моментально замирает. Феликс прогибается в пояснице, облизывает губы и Со не сразу понимает, что произойдёт дальше. Младший обхватывает и без того чувствительную головку губами. Неумело втягивает щёки, и очерчивает языком. Ладонью скользя по члену, распределяя слюну. Чанбин сжимает тёмные волосы на затылке крепче обычного: не позволяет Феликсу опуститься ниже, потому что его не хватит и на пару толчков в горячее горло.       Посасывая головку ещё несколько раз, Ли отстраняется, произносит донельзя невинно:       — Ты ведь сам сказал, что смазки нет.       Чанбин явно рехнулся. Последние десять минут находился где-то в другом месте и поэтому не успел заметить, как Феликс окончательно свёл его с ума.       Опустившись на спину, Ли притягивает колени к груди и решительно разводит ноги в стороны. Чуть прикрывает глаза и растягивает губы в улыбке, когда Со скользит пальцем между ягодиц.       — Пожалуйста, — вновь просит Феликс, только в этот раз он точно знает, о чём умоляет. Они оба распалены настолько, что их максимум хватит на несколько минут разгона и парочку грубых толчков.       Опускаясь сверху, Чанбин приставляет член к входу и аккуратно, миллиметр за миллиметром, продвигается внутрь. Остановившись, он утыкается лбом в макушку Феликса и едва слышно шепчет:       — Скажи, как привыкнешь.       Утягивая Ли в поцелуй, Чанбин вкладывает в него всё то, что так страшно произнести вслух. Оглаживает подбородок, убирает мешающие пряди за уши. Он не знает, от чего сердце замирает больше всего — сегодняшней ночи или того крохотного шанса, в котором Феликс — его соулмейт.       Феликс не говорит, что готов. Чуть приподнявшись, двигается навстречу резким толчком. Стонет сам и заставляет чуть громче стонать Со.       Слишком жарко и узко. Чанбин шумно сглатывает, когда Феликс хитро улыбается и двигается нарочито медлительно. Возможно, ему и не нужно время для разгона.       Пытаясь не вбиваться рывками, боясь сделать больно, Чанбин позволяет Феликсу вести. Медленно выходит наполовину, а затем толкается. Не отрывает взгляда от Ли, который с каждым толчком всё больше разваливается и двигается не так размеренно.       Свет от настольной лампы долетает до них рассеянным пятном. Темнота перемешивается с глухими стонами и влажными шлепками. Подушки давно убраны в стороны, а простынь сбилась под ногами.       Наклонившись ниже, Чанбин вновь припадает к шее. Оставляет очередной засос. Не сдерживается, толкается вперёд и когда слышит довольный стон, уверенно набирает темп, стараясь сохранить угол проникновения. Старший везде: в багровых следах на шее, в обжигающих прикосновениях, в уверенных движениях и где-то в изматывающих снах.       Наращивая темп, Со выходит из Феликса резко и неожиданно. Притягивает к себе за запястье. Впечатывается поцелуем, поместив руку на затылке. Как в самом начале обхватывает их члены пальцами, резко надрачивает.       Когда рука Ли опускается сверху, они кончают практически одновременно. С глухим стоном, разделённым между ртами.       Чанбин прижимает дрожащего Феликса к себе. Утыкается носом куда-то под ухо и плавно опускает на подобранную с пола подушку. Прикрыв глаза, Ли чуть потягивается, выпускает руку Со, удобно устраиваясь на кровати.       В столе старший находит завалявшиеся влажные салфетки. Протягивая пачку Феликсу, тихо бормочет:       — Принесу воды.       Натянув футболку, Чанбин бесшумно выскальзывает из комнаты. Заваренный чай давно остыл и теперь пахнет чем-то горьким. Доставая новый стакан, Со наливает в него воду и замирает.       Он поддался Феликсу не раздумывая. Пусть и непрямым текстом, но показал свои чувства. Им нужно поговорить, до того, как Ли выдумает собственный сценарий.       Но поговорить не удаётся. Потому что, когда Со возвращается в комнату, Феликс, уткнувшись в подушку носом, крепко спит.       Оставив стакан на столе, Чанбин подбирает с пола одеяло. Приоткрывает окно, и гасит свет. Забравшись в кровать, прижимает младшего ближе. Утыкается носом в шею, вкус которой с ним теперь навсегда.

.⋅ ˚̣- : ✧ : — ⭒ ⊹ ⭒ — : ✧ : -˚̣⋅ .

      Шумные коридоры — гудящий рой: с каждого уголка слышно не то разговоры, не то монотонное жужжание. Место, до жути знакомое, искажено собственным разумом. Всё в этом здании слилось в один кластер, утеряв индивидуальность.       Около столов вертится кучка студентов. Как серая масса они перемешиваются, когда приближаются или отдаляются друг от друга. Если смотреть дольше среди них можно выделить каждого по отдельности. Собирая картинку воедино — составляющие исчезают за ненадобностью. Одно за другим. И вокруг никого, кроме темноволосого парня в толстовке.       Ярко.       Феликс видит себя, но будто чужими глазами. Он в жёлтой толстовке и рюкзаком на плече. Странное чувство заполняет от макушки до кончиков пальцев.       «Выглядит счастливым».       Только вот незадача — Феликс давно не помнит, когда в последний раз ощущал себя по-настоящему счастливым.       Чужая реплика эхом резонирует от стен и отпечатывается в сознании. Всё так и должно быть, именно такой образ он выстраивал годами.       Столкновение отрезвляет, как падение лицом в снег. Пластиковая бутылка, укатившись под скамейку, забирает мысли с собой. Как на стоп-кадре мир замирает, затаив дыхание. Немая сцена со столкнувшимися реальностями — похороны едва держащегося рассудка. Плач эхом отражается от стен, становясь громче с каждой секундой.       «Это ведь такая ерунда...»       «Моя жизнь застряла между трещинами на экране».       Свой же голос как чужой. Черноту разрезают острые линии — так называемые трещины. Боль уже прошла, на её месте осталось лишь непонимание.       — Почему я плачу?       Мир, не выдержав тяжести вопроса, распадается на молекулы.       Яркие пятна мерцают перед глазами. Каждый из них — человек. Среди них лишь одного можно разглядеть отчётливо. Светлый, словно алмаз, которому ювелир придал самую правильную в мире форму — высек предел совершенства.       Шум — танец. Чистый, как вода в лесной реке.       «Ты молодец, Феликс».       — Значит, так я выгляжу в твоих глазах?       Звук отдаётся эхом в черепной коробке. Непонятно, услышал ли его тот, от кого теперь нет смысла скрывать собственные догадки.       — Я долго искал тебя, — слышится в ответ.       Подушечками пальцев он проходит по белому плетению ловца снов, мягко касается перьев и вплетённых камней. В тусклом свете лампы они блестят не так, как задумывалось, но менее красиво. Прекрасно.       Оберег висит над кроватью — законное место. Присутствием дарит незримую надежду на хороший финал.       Толчок в спину почти сбивает с ног. Мир словно пытается столкнуть их вместе. Двух затерявшихся, которые никак не могут найти дорогу друг к другу. Идущих рядом, но одновременно с этим, разделённых километрами.       Впереди океан. В ладони горсть ракушек. Больших и маленьких, цветных и обычных, со колотыми краями и размытыми узорами. Глядя на них, начинает казаться, что это ничто иное, как морской дар. Самое ценное, что можно себе представить. Хочется спрятать их от всего мира и никому не отдавать.       Картинка растворяется в воздухе так же быстро, как и появилась. Вокруг вновь темнота. Ракушки не исчезли, но теперь ощущаются неправильно — инородно. Их в этом месте быть не должно.       Чужая ладонь пускает ток по коже. Сейчас он ощущается ещё сильнее, чем когда-либо. Не хочется отпускать.       — Останься, — не просит, а умоляет.       — Мне страшно.       Страх едкий, колкий. Азотом расползается в груди, растекается по венам. Феликс чувствует, что задыхается. Чужие руки обнимают крепко, не позволяя упасть. Темнота накрывает собой, как одеялом, впервые не даря ощущение пустоты.       — Я не отдам тебя этому сну.