𝚟𝚒𝚜𝚒𝚘 𝚌𝚊𝚎𝚌𝚊

Катафрения, так же

известная как ночные стоны.

Во время фазы быстрого сна,

на выдохе, человек издаёт стоны.

Связано с нарушением дыхания,

на качество сна не влияет.

Восьмая

разрушает других больше, чем себя

      Чанбин дожидается Минхо около танцевальных залов. Утром старший написал, прося подождать его после репетиции. Зачем — не сказал, но Со и так догадывался, что после выходных Ли наверняка надумает поговорить.       Но в назначенное время в крыле танцоров пусто. Только по музыке из дальнего зала понятно: ещё не все ушли. Чанбин занимает лавочку в коридоре и расстегнув куртку, которую не снимает за ненадобностью, открывает Тик Ток.       Совсем скоро от просмотра видео отвлекает хлопок двери о стену, который эхом отражается по пустому помещению. Со отрывается от телефона и видит, как из зала выбегает Феликс, скрываясь за другими дверями, ведущими на задний двор. Следом выходит Минхо, который заметив Чанбина, останавливается и вздыхает.       — Я так не могу. Сколько можно? — всплёскивает руками старший, порываясь догнать беглеца.       — Я схожу за ним, — выдаёт Со, почти не думая. — Подожди.       Ли кидает злобный взгляд на младшего, но поджав губы возвращается в зал. Чанбин сворачивает за Феликсом, вскоре оказываясь на заднем дворе. Младший сидит на единственном пластиковом стуле, который ещё давно притащил сюда тот, кому не хватило места за столом. Запрокинув голову к небу, он закрывает лицо руками и громко рыдает.       — Почему снова, — слышит Со, едва только ступив во двор. — Ничтожество, почему снова…       Чанбин замирает на месте, понимая, что ему не послышалось. Гулкие всхлипы звучат так, будто младший вот-вот взвоет. Уже с расстояния старший хорошо чувствует эту пронизывающую липкую тревогу за другого человека. Со мнётся у дверей, но быстро берет себя в руки и всё же подходит к Ли.       — Не говори так.       Неожиданно подошедший Чанбин пугает, и Феликс вздрагивает, тут же садясь прямо. Продолжая рвано хватать ртом воздух, содрогаясь в истерике.       — Я ничего не могу, — дрожащими руками Ли обнимает себя. — Ничего не могу…       Дальше следует неразборчивое бормотание. Феликса трясёт крупно и очень сильно. Со рвётся обнять, но как только подходит ближе, младший закрывается от него, притянув колени к груди.       Чанбин растерян. Находясь рядом, он чувствует чужое состояние на себе, впитывая его как губка. Оно скребёт изнутри похуже кошки.       — Мне кажется, тебе стоит пойти домой, — пытается достучаться старший.       На словах про дом Ли завывает, сильнее впиваясь пальцами в плечи. Со очень надеется, что Феликс не оставит на себе синяков.       — Я лучше останусь ночевать здесь, чем пойду домой, — задыхаясь, произносит младший. — Там нет ничего хорошего, ничего, что можно назвать моим домом.       Ли тараторит, продолжая трястись и захлёбываться слезами. Чанбин отодвигает одну из лавочек и садится поближе, показывая, что готов выслушать.       — Не хочу находиться здесь. Тут всё такое чужое и совершенно мне ненужное, — Феликс поднимает взгляд на Со. Старший в этот момент чувствует, будто попал в ловушку.       Ли не хватает воздуха. Жить в чужой стране, которую просят называть новым домом, — ощущается, словно всем вокруг тепло и лишь тебе холодно по непонятной причине. У каждого найдётся смысл жить и причина двигаться дальше, все вокруг легко справляются с трудностями. А у Феликса всё это осталось где-то там, за воздушными милями. Здесь ему ни жить ни находиться не хочется.       Щемящее чувство приходит с осознанием: здесь определённо что-то не так. Проблема гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд.       — Стоило переехать, как всё валится из рук. То, чем я занимался раньше, уже не получается и не радует. Во всем совершенно нет смысла, я так устал…       Ли срывается на очередные рыдания, закрывая лицо ладонями. Таким старший видит Феликса впервые.       — Никто не спросил, хочу я или нет. Необходимо, — с горечью произносит Феликс. — Пришлось экстерном учить прежде неизвестный мне язык…       И только сейчас Чанбин замечает, что из-за сбивчивой речи, младший говорит с непривычным акцентом.       — Я до сих пор вынужден тратить время на идиотские учебники, страницы которых уже поменяли цвет, потому что я вечно к ним прикасаюсь. И каждый раз мне кажется, что становится только хуже и придётся начать с начала…        Феликс глотает слезы, продолжая рыдать. Ли пальцами сильнее впивается в кожу, лбом прижимается к коленям, закрываясь от окружения.       В груди словно взрывается петарда: больно и противно. Как ни старайся, лучше не становится, хоть стой, хоть падай. Хотя бы свернувшись на каком-то несчастном стуле, во дворе одного из университетов Кореи, давление мира ощущается не так сильно.       Чанбин не знает куда себя деть, наблюдая за младшим. Он сам разрывается на части, не понимая, как сделать лучше.       — Ничего не происходит просто так, — старший двигается немного ближе, потянувшись, чтобы аккуратно погладить по спине. — Значит, это зачем-то нужно.       Феликс поднимает голову и Чанбин встаёт с места, протягивая руку, которую Ли принимает. Младший, заключённый в кольцо рук, замирает и спустя несколько секунд аккуратно высвобождается. Неловко смотря под ноги, чуть отступает назад.       — Я ведь… даже спать нормально не могу, — обессиленно выдаёт Феликс, шмыгая носом. — От меня одни проблемы.       — Ты слишком категоричен к самому себе.       Со смотрит, как младший дрожит, но сделать что-то ещё не решается. Ломать выстроенное доверие с младшим — последнее, чего он хочет. Поэтому, натянув улыбку сквозь кашу из чувств, старший продолжает:       — Ни одна трудность не возникает просто так. Все они здесь только потому, что ты можешь их преодолеть. И даже что-то масштабное однажды станет мелочью.       Ли трёт глаза, не решаясь вновь поднять взгляд на Чанбина.       — Смотри: даже здесь появились друзья, которые могут помочь. — Удивляясь собственной уверенности, произносит Со. — Если мы здесь и сейчас, без возможности изменить ситуацию за ближайшие полчаса, нужно это принять.       Феликс болванчиком кивает на слова друга, все ещё периодически шмыгая носом и подрагивая.       — Посмотри на меня, — просит старший, а потом сам приподнимает голову Ли, складывая ладони лодочкой. — Ты можешь положиться на нас. На меня. Всегда бывают тяжёлые времена, но они пройдут, слышишь?       У младшего глаза вновь наполняются влагой.       — Боже, я не этого эффекта хотел, — суетится Чанбин.       — Все в порядке, — Феликс выпутывается из чужих рук, промаргивается и в сотый раз за вечер трёт лицо. — Я просто… мне…       И только сейчас Со замечает, что младший дрожит уже не из-за истерики.       — Ты замёрз, — констатирует факт Чанбин, — пойдём внутрь.       Феликс соглашается, растирая плечи ладонями. Когда истерика поутихла, стало действительно холодно. Болеть в ближайшее время он не планирует.       Стоит обоим направится ко входу, как Ли внезапно замирает.       — Снег… — дрогнувшим голосом произносит младший, вытягивая руку вперёд.       Чанбин тоже смотрит вверх, пока Феликс продолжает стоять с протянутой ладонью, улыбаясь как ребёнок. Искренне, даже после всего, что пришлось почувствовать.       Момент, который хочется сфотографировать и вложить в альбом, с подписью «сокровенное», прерывается подувшим ветром, из-за которого Ли ёжится. Старший замечает это и рукой немного подталкивает Феликса в спину, напоминая, куда они шли.       Оказавшись в коридоре, Чанбин останавливается и повернувшись к Ли, произносит:       — Мне кажется тебе действительно лучше сейчас пойти и отдохнуть, — младший рвано вздыхает.       — Но Минхо… и репетиция…       — Так и быть, побуду сегодня твоим щитом и приму весь удар на себя, — улыбается Со. — Я всё равно пришел к нему, так что не беспокойся.       Между ними повисает небольшая пауза и Чанбин решает воспользоваться моментом, чтобы добавить:       — Позволь себе быть иногда плохим. Сразу и идеально никогда не получится, всему нужно время. Станет чуточку легче, если ты перестанешь пережимать горло собственными пальцами.       Ли в ответ едва дёргает губы в подобии улыбки.       У зала Феликс неуверенно мнётся перед закрытой дверью, но всё же заходит. Ли встречает их с таким взглядом, будто вообще не ждал возвращения.       — Извини, что так вышло, — младший склоняется в поклоне перед Минхо. — Будет лучше, если мы закончим на сегодня…       — Думаю да, — холодно звучит со стороны старшего, когда Феликс выпрямляется.       Чанбин выходит в коридор, дожидаясь, когда ребята соберут вещи и закроют зал. За воротами младший прощается. Со напоследок берет с Ли обещание, что он напишет, как придёт домой.       Минхо, не дожидаясь, пока друзья попрощаются, сворачивает к светофору.  Минута, когда они ждут зелёный сигнал светофора, длится будто вечность. Со ожидал, что услышит в свою сторону парочку лестных, за поход в парк аттракционов, и удивительно, что Минхо теперь молчит. Особенно после нервотрёпки, которую ему устроил Феликс.       — То, что ты видел сегодня, на самом деле, частое явление, — начинает старший.       Чанбин запинается, он уже успел успокоить себя. Феликс вернётся домой, отдохнёт и из всех возможных исходов этот — самый лучший. Однако слова Ли сеют новые тревожные догадки.       — Что-то вижу я, а что-то — его одногруппники. И все беспокоятся, но не то, чтобы он подпускал к себе кого-то. Даже от меня сбегает.       — Это я уже заметил, — нервно усмехнувшись, отвечает Чанбин. — И причина всегда в том, что у него что-то не получается?       — При мне — да. Но бывало и случалось на ровном месте. Не могу говорить уверенно: я знаю его всего ничего, да и пересекаемся мы в основном на репетициях. — Минхо пожимает плечами. — Могу точно сказать только то, что, оставаясь один, он становится… другим, что ли?       — В каком плане? — Со ловит себя на том, что напрягается всем телом. Приходится приложить усилие, чтобы не выглядеть со стороны, как натянутая струна.       — Думаю, он привык, что самый надёжный человек — он сам. Даже подружившись с кем-то, всё равно не полагается на них и просит помощи только когда нуждается во мнении со стороны. Как будто друзья для него — не больше, чем просто приятный бонус.       Чанбин задумывается над услышанным.       Феликс для всех — приятный и улыбчивый. Но на заднем дворе университета Ли рассказал, что переезд сильно выбил его из колеи и с тех пор жизнь перевернулась с ног на голову. Сопоставляя факты, Со собирает пазл воедино.       — Наверное, стоит присмотреться к нему, — вздыхает младший. — О чем ты, кстати, хотел поговорить? — напоминает Чанбин.       Минхо зависает на секунду.       — Спасибо за воскресенье, — благодарность звучит так же внезапно, как диалог о Феликсе. — Джисон — неплохой человек, ты был прав.       Со смотрит на старшего как на умалишённого. Ещё недавно Ли чуть ли не матом крыл его за идею сближения с Ханом.       Справедливости ради, Чанбин ожидал худшего.       — Я же говорил, — едва сдерживая улыбку, произносит Со.       — Да, он хороший друг и товарищ… Но этого мне хватит.       Уголки губ со вздохом опускаются. Как бы сильно Чанбин не хотел — Минхо одной встречей не изменить. Однако плоды первой попытки впечатляющие: Ли не послал соулмейта на три весёлые буквы, а нормально провёл вечер.       — Я не хочу больше в это лезть, Чанбин, — тон звучит предупреждающе. Намекая, что решение окончательное и бесповоротное. — Одного вечера достаточно, мы подружились — классно. Но дальше, пожалуйста, без меня.       Со молчит, никак не комментируя решение друга. Вряд ли новая ссора приведёт к чему-то хорошему, но позиция Ли всё ещё противно отзывается где-то в душе. Может быть, дело во внеочередном концерте от Феликса, но Минхо выглядит уставшим.       — Как скажешь, — соглашается Чанбин. — Феликс однажды тоже упомянул, что сейчас вряд ли потянет соулмейта.       — Ещё бы, — фыркает Ли, — он себя-то еле тянет.       Чанбин пожимает плечами. Разойдясь у дома Минхо, Со молча радуется, что до ссоры не дошло и до собственной квартиры тонет в раздумьях.       Феликсу, очевидно, нужна помощь, но по каким-то причинам он её не принимает. Его можно понять: начинать сначала в чужой стране и подпускать каждого, кто может нарушить только-только выстроенное равновесие, равносильно самоубийству. И чем больше Чанбин думает об этом, тем тяжелее становится на душе.        Приземлившись на скамейку во дворе, Чанбин запрокидывает голову к небу, ощущая, как холодные снежинки тают на коже.        Не успел он разобраться в том, что чувствует к Феликсу после слов Хёнджина, как сразу произошла истерика, открывающая самый неожиданный аспект жизни Ли. Чанбин не может отделаться от ощущения, что из увиденного следует сделать вывод. Но мечущиеся в голове мысли только путают картинку.       Младший и правда стал кем-то бо́льшим, чем просто друг, но насколько — признаться самому себе страшно. На задворках сознания все ещё живёт противная мысль, что у них двоих где-то там существует соулмейт и всё это неправильно. Так быть не должно. Но с ней же вряд встаёт и другая: дай себе свободы.       Уходя домой, Чанбин вспоминает слова, которые сам же произнёс: станет легче, если перестанешь сжимать горло собственными пальцами.        Все же, Хёнджин оказался прав.       Уже дома Чанбин привычно отмахивается от родительских расспросов. Задержался, дожидаясь Минхо, по пути собрали красные светофоры, боролся с экзистенциальным кризисом на скамейке во дворе дома — типичный такой вечер получается.       Швырнув рюкзак на кровать, Со разваливается на полу звёздочкой.       Смотря на валяющийся рядом телефон, старший обдумывает единственную мысль, которая в этот момент кажется особенно тревожной: не стоит ли остановиться. Будто в сложившейся ситуации, попросту нет единственно верного решения.       Даже если Чанбин и чувствует что-то к Феликсу. Его состоянием, в первую очередь, старший интересуется, потому что искренне хочет помочь. Верно?       Пролистывая список контактов, Со осознаёт ещё одну деталь: Феликс постоянно разговаривал о разнообразной ерунде с Джисоном. Чанбин же никогда не писал и не звонил первый. Обеденное время они тоже будто случайно проводили вместе. Ли опаздывал, а за столом Со всегда найдётся свободное место.       Пусть и не со стопроцентной уверенностью, но Минхо заявил: Феликс не тот человек, который нуждается в друзьях, даже если к нему охотно тянутся. Может быть, и Чанбину он всего лишь позволяет находиться рядом.       Зажав зелёную кнопку, старший выдыхает и переключившись на громкую связь, кладёт телефон на грудь. Звук гудков через динамик не кажется таким уж устрашающим.       — Алло, — раздаётся хрипловатый голос Феликса.       — Ты не написал, — сходу объясняется Чанбин, сглатывая вязкую слюну.       — На самом деле, я ещё не дома: решил немного прогуляться.         Кивая несколько раз, Со аккуратно интересуется:       — Как себя чувствуешь?       — Отлично, — моментально — совершенно не задумываясь, отзывается Ли.       Будто не он несколько часов назад разваливался из-за истерики посреди заднего двора университета.       — Думаю, я всего лишь устал, — с наигранной беззаботностью продолжает Феликс. — Снег ещё идёт, поэтому и домой возвращаться не очень хочется.       Очевидно, что младший лжёт и Чанбин решает подыграть. В конце концов, он тоже порой лгал самому себе так умело, что сам начинал верить в придуманную историю. Если Ли станет легче, пусть и временно, это уже небольшая победа.       Неважно прав Хёнджин и как близко Минхо подобрался со своими откровенными выводами — Со выбирает точно такую же тактику, как и в прошлый раз — молчаливо оставаться рядом.       — Знаешь корейскую примету насчёт первого снега?       — Нет, — неуверенно отзывается Феликс и Чанбин фыркает.       — Говорят, человек, с которым увидишь первый снег, тот же, с кем проведёшь следующий год. В средней школе Хёнджин устраивал из этого настоящий ритуал.       — Поверить не могу, что Минхо-хён добровольно участвовал, — беззлобно фыркает младший.       — У него не оказалось выбора, — смеётся Чанбин, вспоминая с каким суровым лицом Хван стискивал плечо Ли. — Один раз он простоял на улице с закрытыми глазами несколько минут, чтобы специально позлить Хёнджина.       Феликс весело хмыкает и уже тише добавляет:       — У меня никогда не было таких близких друзей.       — Теперь есть, верно?       Отвечает Ли не сразу. Тяжёлый вздох смешивается с неуверенным набором звуков, лишь отдалённо напоминающими согласие.       — Если совсем честно: не собирался заводить друзей. Только и думал, как вернусь в Австралию, поступлю в университет, о котором мечтал, и забуду это время.       — Но ты всё ещё здесь.       — Точно, — досадливо соглашается Феликс, — всё ещё. Отец — сущий кошмар, когда дело касается подобных вопросов. Я попросту не мог вернуться тогда, да и сейчас тоже.       Переворачиваясь на живот, Чанбин подпирает руками подбородок и сосредоточенно смотрит на цифры, отсчитывающие время с начала звонка. Он искренне хочет понять эмоции и мысли Феликса, прочувствовать сполна и помочь стоящим советом. Но лишь в очередной раз чувствует себя в ловушке. Будто скачет на граблях неправильного выбора.       — А когда окончишь университет? — предлагает Со. — Хёнджин собирается уехать к Чану, как только закончит последний курс. Они не откажут в помощи, да и вместе с кем-то чуть легче.       — Если бы всё было так просто, — бормочет Ли, но по изменившейся интонации очевидно — подобная мысль пришлась ему кстати.       — По крайней мере ты можешь попытаться, верно?       В ответ Феликс вновь издаёт непонятный набор звуков, напоминающих неуверенное согласие.       — Для человека, который отправляет лучшего друга за почти семь тысяч километров, ты удивительно спокоен.       Пойманный с поличным Чанбин заливисто смеётся и в оправдание произносит лишь одно:       — Что я могу сделать против связи соулмейтов, верно? Но если Чан что-то учудит, то очень пожалеет.       — С твоим английским тебя развернут на паспортном контроле, — так же ярко смеётся Ли.       — Тогда тебе придётся полететь со мной, — абсолютно искренне добавляет Со.       На заднем фоне слышен шум проезжающих автомобилей, изредка в динамик забивается ветер. Выглядывая в окно, старший замечает усилившийся снегопад. За последние десять лет Чанбин никогда не встречал первый снег с кем-то кроме Минхо и Хёнджина.       — Как себя чувствуешь? — спрашивает Со ещё раз.       — Теперь лучше, — едва слышно произносит Феликс. — Спасибо.       — Мне ты можешь не лгать, — с нажимом произносит Чанбин. — И не торчи на улице слишком долго, кажется, снега только прибавится.       — Тогда увидимся завтра, — неловко прощается Ли.       Наблюдая, как гаснет экран телефона, Со устало вздыхает.       К выводу Минхо прибавляется и собственное наблюдение: Феликс — до кончиков пальцев идеалист, у которого не существует золотой середины. Либо всё сто процентов правильное — выверенное до золотого сечения, либо неоправданно плохое — разрушающее на корню.       Засыпая, Чанбин уверен, что всё же не зря позвонил первым.       Утром Со просыпается совсем с иными эмоциями.       Телефон неприятной вибрацией выбивает из сна, заставляя суматошно оглядываться в кромешной тьме. Часовая стрелка едва перевалила за четыре утра и когда Со, наконец, добирается до телефона, то готов убивать уже не на шутку.       На тёмном фоне высвечивается имя Джисона и Чанбин моментально остывает. Существует лишь одна причина, по которой Хан решится бесперебойно докучать звонками в четыре утра.       — Что-то случилось? — осторожно интересуется старший, отвечая на звонок.       Джисон дышит загнанно, бормочет неразборчиво единственное имя:       — Минхо.       Приземлившись на кровать, Чанбин скачет взглядом от одной стены к другой, но найти подходящих слов не в состоянии. Да и что он вообще скажет, кроме бессмысленных оправданий, которые Хану в этот момент абсолютно не нужны.       — Чёрт, — шепчет Джисон. — Чёрт!       В трубке слышится лёгкий хлопок, а после отдалённый шум воды и едва улавливаемый грохот.       Искренне верить, что у тебя нет соулмейта, и, наконец, его найти. Со даже близко не догадывается, что именно младший чувствует в эту секунду. Облегчение или гнев. Радость или окончательную потерю.       — Ты ведь знал? — истерично усмехается в трубку Джисон и сам же отвечает: — Естественно знал. Вы же друзья, бессмысленно задавать такие идиотские вопросы.       — Мне жаль, — произносит Чанбин, из-за чего Хан вскипает ещё больше.       — Жаль? Знаешь ведь, насколько это для меня важно. Я буквально клеймил себя! Думал, что на всю чёртову жизнь останусь в одиночестве, окружённый счастливыми историями чужих людей. Почему молчал?       — Джисон…       — Ну уж нет, отвечай, как есть.       Давя тяжёлый вздох, Со плетётся на кухню. Включив чайник, подбирает под себя ноги и пытается уместиться на неудобном стуле.       Он вновь в той же ситуации, только в прошлый раз не мог раскрыть правду Хёнджину. И если с Хваном ситуация обстояла чуть проще, потому что с характером Ли он знаком лично, то как подобрать правильные слова теперь и не доломать ситуацию — непонятно решительно.       — В своё оправдание: я узнал недавно, — начинает Чанбин. — Когда вы случайно встретились в кафе.       Джисон истерично всхлипывает. После громкого хлопка дверью, тишина по ту сторону неприятная. Хан разрывает её неожиданно, из-за чего старший вздрагивает.       — А я думал: какого чёрта этот парень так шарахается от меня.       Нахмурившись, Со оглядывается в окно. В соседнем доме не горит свет, а небо только-только начинает окрашиваться в розовый цвет. Подсвечивая крыши домов вдалеке. До этой ночи Чанбин верил, что худший исход принадлежит Минхо. Но теперь ситуация перевернулась с ног на голову.       — Я вообще не знал, что у Минхо есть соулмейт. Подозревал, конечно, — бормочет Со. — Но он всегда вёл себя так, словно живёт в иной вселенной и законы мироздания там явно попроще. Минхо игнорировал каждого, кто признавался ему в средней школе. А когда узнал о моей влюблённости в Хёнджина — покрутил пальцем у виска.       — С ним что-то случилось? — выдаёт совершенно очевидную мысль Джисон донельзя мягким голосом.       Он уже любит Минхо, абсолютно забыв о том аде, в котором из-за него же и оказался. И даже не догадывается, что впереди яма не меньше.       — Я не могу сказать, прости.       Теперь, когда Чанбин очевидно не связан договорённостью с Ли, он вправе рассказать правду: от и до, в подробностях и ненужных деталях. Но тогда Со рискует не только собственной дружбой, но и банально чувствами самого Джисона. Ли зацепится за несуществующее предательство и ни за что не отпустит, даже если потеряет всех.       — Джисон, послушай: Минхо знал про тебя с восемнадцати лет. Видел во снах дни, когда ты был счастлив или подавлен. И не столкнись вы в кафе — сейчас этого диалога могло не быть. Каждый раз, когда я заводил разговор о тебе, он неминуемо сводился к ссоре.       — Но ведь Минхо пришёл в парк аттракционов, — бормочет Хан. — Ничего не понимаю.       — Это моя вина. Я продолжал давить, угрожал, что расскажу правду. И в итоге он вывернул ситуацию в удобную сторону. Минхо собирался рассказать...       — И ты остановил его? — вновь повышает голос Джисон.       Зажмурившись, Чанбин сжимает переносицу и впервые говорит настоящую правду, слишком отрезвляющую и болезненную.       — Джисон, подумай хорошенько, почему не видел снов? С самых первых минут ты для Минхо — всего лишь картинка из снов — чужой человек, которого он не желает знать и узнавать. Ты ничего не значишь настолько, что он лично готов разбить тебе сердце, чтобы подчеркнуть свою позицию.       Джисон, по ту сторону разговора, затихает. Щёлкнувшая задвижка чайника заставлять вздрогнуть. Вытаскивая кружку из раковины, Чанбин устало вздыхает. Может быть, не приведи Чанбин старшего в парк аттракционов, ситуацию ещё как-то удалось бы спасти.       Ведь Ли, загнанный в угол, попробует дать сдачи и не остановится ни перед чем.       — Ты расскажешь? — полушёпотом спрашивает Джисон.       С кружкой в руках Со замирает у стола и вновь переводит взгляд на соседний дом. Чанбин не идиот — о подобном лучше не молчать. Неважно, какого мнения придерживается Хан и как собирается действовать дальше.       — Поступлю так, как скажешь, — кивает Чанбин. — После случившегося, не думаю, что имею право решать за тебя.       — Даже если Минхо открутит голову?       — Уж постарайся сделать так, чтобы я остался со всеми конечностями, — хмыкает Со.       После секундной тишины Джисон произносит уже спокойнее:       — Тогда, пожалуйста, ничего не говори Минхо. Мне нужно выиграть немного времени.       — Конечно, — соглашается Чанбин, опуская ложку с сахаром в кипяток.