Вне пространства и времени

Что за чертовщина произошла с мальчишкой? Мысли в голове Вернона Дурсля копошились, путались между собой, пока он испуганно хватал ртом воздух. Казалось, только сейчас он смог прийти в себя и взял под контроль ту неистовую дрожь, бежавшую по клеткам тела. Облачённая закатной вуалью стена блекла с каждым мгновением, а девчонки Блэк и след простыл. Позади ещё некоторое время раздавалось шумное дыхание, пока кухня не погрузилась в мрак ночи. Вернон обернулся. Две встревоженные пары глаз уставились прямо на него. Петунья, лишившись всяких сил, уселась на плитку, а Дадли боязливо выглядывал из-за дверного проёма. На нём всё ещё сидела ночная рубашка. Ожидая увидеть в сковородке угли вместо завтрака, Вернон с удивлением обнаружил вполне себе пригодную для употребления яичницу. Как раз подошло время, чтобы снять её с огня.

***

«С ним что-то не так!» — вопил внутренний голос Альсафи, которая видела перед собой корчившегося, будто в лихорадке, брата. Твёрдо решив оставить мысли о пугающем феномене на потом, она стала выпутывать волосы из рук не соображавшего дяди Вернона. Параллельно тому, как волосы с болезненным чувством отрывались и оставались в его кулаке, из её губ вырывалось задушенное шипение. Освободившись, Альсафи подоспела как раз вовремя, чтобы не дать брату проломить свой многострадальный лоб о плитку. Его тело было ослабшим и мокрым от пота, а грудная клетка спокойно вздымалась так, как будто её хозяина сразил простой человеческий сон, а не конвульсии. Здраво рассудив, что затащить брата в чулан не выйдет, она подняла свою драгоценную ношу на руки. Её тонкие руки походили на спички, а регулярное недоедание порядком истощило организм. Так, со спёртым дыханием и трясущимися руками Альсафи дошла до заветной двери в сравнительно безопасное место. Вместе с весом Гарри больше психологическая, нежели физическая, усталость обрушилась на её плечи. Всё сосредоточие ума и последние силы уходили на брата так же стремительно, как серой мглой мутнело сознание. Не будет преувеличением сказать, что лишь упорство — самая важная шестерёнка в механизме нейронных связей Альсафи — заставило её сделать последний шаг навстречу глубинам родной комнатушки. Стоило Блэк бережно опустить свою драгоценную ношу на постель, как ноги её подогнулись. Колени в белых колготках ударились о паркет. Едва сдерживаемый шар эмоционального потрясения наконец лопнул: слёзы потекли одна за другой. Капля сорвалась с мокрой щеки и тут же впиталась в постельное белье. Альсафи не понимала причины своих слёз, но с каждой такой слезинкой боль её потихоньку рассеивалась, а разум погружался в сонное марево. — Гарри… — слабо прошептала она прежде, чем поддаться ему.

***

Вот уж, в чём Альсафи действительно не повезло, так это проснуться первой. С кромешным ужасом она осознала, что Гарри, вероятно, и не просыпался. Страх за брата в знакомом ощущении заструился по жилам. Подвергнутое сну в неудобной позе её тело затекло, но левая рука, доселе остававшаяся свободной, заключала в замок тёплую ладонь Гарри. Казалось, что тепло, разогретое руками брата и сестры, источало какое-то своё, особенное волшебство: оно распространялось вниз по покрытому гусиной кожей предплечью Альсафи, разливалось по сердцу и делало её невыносимо сентиментальной. Юная Блэк не задавалась вопросом, сколько времени она так просидела. Единственным возможным вариантом узнать, наступило ли утро, было выйти из своего укрытия. Не интуиция, но смутно знакомое, большое чувство заставило её подавить своё любопытство. Так и быть, решила она, опустив голову на сложенную в локте руку. Будь то нирвана или естественная усталость, но, к счастью Альсафи, ни одна мысль не беспокоила её. Она чуть поёрзала от ноющей боли в коленях. Спокойствие длилось недолго. Голову заполонили события прошлого дня. Время тянулось чрезвычайно долго, поэтому Альсафи рассудила посвятить его разгадке «золотого» феномена. Кое-что прежде упущенное появилось на кромке сознания: это линии-трещинки, обвивавшие предплечья Гарри на местах образования сверхъестественного света. Вместе с тем, как текли мысли, она рассеянно кусала губу и с нежностью водила большим пальцем по тыльной стороне ладони. Вдруг некий импульс прошёл по руке Гарри, и Альсафи почувствовала, что уже не одна.

***

В следующий раз, когда Гарри Блэк очутился в сознании, он чувствовал себя необыкновенно отдохнувшим. Если быть до конца честным с самим собой, было ещё кое-что: его самоощущение… изменилось. Словно открылась некогда запечатанная грань. Словно что-то — неясно, с благими ли намерениями — скребётся внутри, отчаянно желая высвобождения. Не что иное, как кружащая ласка поверх его руки, заставило Гарри вынырнуть из мрачных мыслей. — Мм… Ты что тут? — задал первый попавшийся вопрос Гарри и сжал ладонь сестры в интуитивно успокаивающем жесте. Сокровенная тьма чулана хоть и затрудняла зрение, но как будто защищала от ярких вспышек агрессии и гордости, так свойственным юным Блэкам. Альсафи резко подняла голову и, задрав подбородок, тоненьким голосом вопросила: — Ты ничего не помнишь? Совсем? Гарри как мог прижался спиной к стене и помог ей приподняться. Ноги безбожно тряслись. Она грузом свалилась на одеяло, не скрыв своего вздоха облегчения. — О чём ты, Саф? Я только проснулся, — попытался пошутить Гарри, впрочем, тут же возвратив себе серьёзное выражение. — Совсем, — толика сожаления проскользнула в его голосе. Чаще неведение не такое приятное, как хотелось бы. Таким образом, Альсафи принялась пересказывать брату весь вчерашний день, начав с безмятежного завтрака и закончив поразившим её феноменом, случившимся с Гарри. В части, где дядя Вернон прикладывал физическую силу в отношении Альсафи, Блэк едва ли не пыхтел от недовольства: — Да как он смеет?! — возмущению Гарри в самом деле не было предела. И было это возмущение в примеси с обидой направлено на самого себя. Как мог он допустить что-то подобное? — А я что? — задал он волнующий вопрос. — О, Гарри, ты защитил меня, — ответила Альсафи с цветущей улыбкой на лице. Защитил, как делал всегда, только находился обидчик!.. Иногда она, безусловно, могла и сама дать отпор, но что-то внутри неё трепетало и волновалось, стоило брату встать на её защиту. Надо было всего лишь всю жизнь знать Гарри, чтобы быть прекрасно осведомлённой о победоносном румянце, вспыхнувшем на его щеках: — Так и знал, — просто ответил он.

***

Жизнь, а вернее, рутина в доме Дурслей никогда не была такой обманчиво спокойной, как сейчас. Ещё немного, и Гарри точно был бы уверен, что на их семью наложили какое-нибудь заклятие подчинения. Альсафи странно на него посмотрела. Позабавившись, Гарри вернул ей взгляд. Хотя избавить их от этого вымученного подобострастия, быть может, не смогло бы ни одно волшебство. Все дни после странного происшествия тётя Петунья избегала Блэков, точно имела на них аллергию. Дадли помалкивал, изредка позволяя себе вставить слово, а дядя Вернон так боязливо оглядывался, словно считал Гарри и Альсафи ниспосланными самим Дьяволом. Тем не менее Гарри более чем устраивала пьянящая власть, которой он теперь обладал над родственниками. Даже если юные Блэки всё ещё не понимали истинной причины звериной ярости Вернона. Даже если в их сердцах ещё таились отголоски хрупкой надежды, как шершавое и защищающее их сон письмо под тонкой подушкой.

***

Летние дни непреклонно подходили к концу. Гарри и Альсафи, не сговариваясь, делали вид, что забыли об инциденте, что ничего кардинально не изменилось между ними и что это лето совершенно ни чем не отличалось от предыдущих. Их взаимоотношения, тронутые неловкостью, почти наладились, а «детские» ожидания наконец рассыпались в прах. Наверняка дни так и продолжили бы идти в своём неизменном темпе, а Блэки больше никогда не поднимали ставшую запретной тему, забыли о чудесных и одновременно опасных странностях, если бы не ночь перед 31 июля. Когда ритуал приготовления ко сну, сочетающий в себе чистку зубов и создание летающего шарика-светлячка в тесной коморке, был завершён, в дверь раздался внушительный стук. Стук, игнорируемый спящим домом, повторялся вновь и вновь. Посмотрев через плечо, Гарри с неутешением обнаружил свою сестру спящей. — Саф, Сафи! — взывал Блэк, остервенело тряся её за плечи. Но та всё не просыпалась. Новый стук заставил Гарри внутренне поёжиться. Однако он твёрдо решил не трусить в лицо опасности. Гарри во что бы то ни стало защитит частичку своей семьи. Даже такую привередливую, как Альсафи, втихаря забравшую его отрезок заштопанного одеяла. Аккуратно обогнув сестру в лазурном отблеске шара, он без промедления спустил босые ноги на паркет и приоткрыл дверцу коморки под лестницей. Уже неясно, какой скрип был задушеннее — повидавшей виды двери или тот, который вырвался из недр горла Гарри. Руки мальчика тотчас вспотели, однако на вид он был абсолютно непоколебим. Обычно алая, в этой жгучей темноте входная дверь походила на червоточину, из которой готовы были прорваться ночные кошмары Блэка. Чтобы не оставить себе время на колебания, Гарри со всех ног устремился к двери. Он старался звучать как можно тише. По крайней мере, единственным шумом, который слышал мальчик, был шорох его серой выцветшей пижамы. Что странно придавало спокойствия. Высокая дверь отворилась, открыв вид на не менее высокого мужчину. Тот, показалось юному Блэку, не ожидал его увидеть. Незнакомец выглядел лохматым, как пёс, и другим. Другим, но в то же время до боли знакомым. По округлившимся глазам великана казалось, будто он тоже что-то понял. Он поспешил опустить поднятую для удара по неподдающейся маггловской двери ногу и смущённо выдавил: — Извини… за устроенный шум, — сделал паузу он, — не хотел пугать. — Виноватый тембр сменился на воодушевлённый, великан продолжил: — Надо же, я не видел тебя с пелёнок, Гарри. Блэк расширил от удивления глаза и, чуть погодя, кивнул. — Боюсь, я случайно мог сесть на них, но, я уверен, они такие же вкусные, как и были, — с этими словами неизвестный мужчина достал прямоугольную коробку, после чего передал её мальчику. — Сам испёк, — добавил он. Ночь была особенно чёрной, небо — беспросветным. Зелёные глаза изучающе проследили белый мопед, оставленный на асфальте; серьёзные, но отдающие теплотой глаза великана; коробку, перевязанную синей лентой, в своих руках. После чего вернулись на знакомого незнакомца. Гарри понимал, что поведение его далеко от доброжелательного, однако нечто внутри него заставляло желать оградиться от этого человека. Оградить своё детское, наивное нутро. — Вы… знаете меня? — прямо спросил Гарри. Полный сомнений он боялся чего-либо ожидать от мужчины. — Конечно, знаю, — без капли лукавства ответил великан, — и сестру твою, Сафи, тоже. Кстати, где она?.. В глубине дома раздался скрип. И юный Блэк точно знал, кому этот скрип принадлежал. Совсем скоро к дверному проёму прибежала маленькая девочка. Её чёрные волосы были в небольшом беспорядке и вились на концах. Одетая в ту же серую пижаму, что и Гарри, она сонно потирала голубые глаза. — Здравствуйте? Гарри… Кто это? — её вниманием завладели два торта. Немного помятые, на них красовались поздравления с днём рождения для Гарри и Альсафи. Великан по-совиному захлопал глазами: — Как невежливо с моей стороны. Рубеус Хагрид, хранитель ключей и садов в Хогвартсе. Конечно, вы уже знаете все о Хогвартсе. Гарри и Альсафи посмотрели друг на друга в упор. — Подождите, но… Хогвартс? Вы нас, должно быть, разыгрываете… — начал было юный Блэк. Хагрид беззлобно усмехнулся. — Волшебство, Гарри, — перебил он, прежде чем достать из-за пазухи розовый зонт и выпустить из него столпотворение огней. Огни, направленные в камин, скоро подожгли лежащие в нём брёвна. Пламя затрещало, — наш дар. Ты, Гарри Блэк, — он обратил взгляд, полный веры и энтузиазма, на девочку, — и ты, Альсафи Блэк, — вы волшебники, дети. Грудь Блэка сковал иррациональный смех. — Очень профессионально, но, сэр, мы никакие не волшебники, — горько усмехнулся Гарри, как если бы очень хотел того, чего быть не может. — Неужели? — искренне подивился тот. — Не случалось ли чего-то странного в периоды, когда на вас нахватывала злоба, грусть или другие сильные эмоции? «Золотые искорки», — подумалось Альсафи. Вокруг воцарилась тишина. Быть может, эту мысль она озвучила. Напрочь раскрыв её с Гарри секрет. Девочка стремительно покраснела. В карих глазах великана промелькнуло понимание: — Можно и так сказать, — согласился Рубеус. — Коль сомневаешься, можешь продемонстрировать своё умение. Альсафи несколько стушевалась. Гарри, в свою очередь, сделал несколько шагов вперёд. Недоверие всё меньше отравляло разум, и он сам не заметил, как ноги понесли его. — Ну же, — добавил великан и подбадривающе подмигнул. Тогда юный Блэк протянул правую руку ладонью вверх и прикрыл глаза. Между густых бровей тут же пролегла морщинка. Больше интуитивная уверенность, нежели знание, подсказывало Гарри, что ему следовало делать. В попытках увидеть ладонь он видел лишь чернильную мглу собственного разума. Хагрид и Альсафи прикипели взглядом к ладони, боясь помешать концентрированию дыхания Гарри. Несколько мгновений спустя он понял, что мгла его сознания стала трансформироваться, выкристаллизировавшись в ладонь! «Есть! Получилось!» — кричал про себя Гарри. Линии на ладони странно защекотало, точно снежинками зимним утром. Юный Блэк усилием воли заставил себя разлепить веки. На ладони совершенно магическим образом танцевали золотые искры! Гарри с опаской поглядел на авторитетного великана, но обнаружил лишь следы довольства в любопытных глазах напротив. Он решил направить больше энергии в свою ладонь. Закружился крошечный ураган, обрастающий знакомым светом. — Потрясающе, Гарри, — восхитился тот. Его карие глаза блестели в ярком свете пламени и внимательно наблюдали за источаемой Блэком магией. — Мистер и миссис Дурсль считают нас странными, ненормальными, — как бы по секрету сообщил Гарри. Отчего-то он страшился поднимать глаза. Великан неодобрительно покачал головой: — Это магглы, не путай с магами. Они боятся магии. Стало ясно, что разговор не продолжится: каждый думал о своём. Вдруг Альсафи, застенчиво переступив с ноги на ноги, спросила: — Так вы знали наших родителей?.. — А то, — начал Хагрид и повернул голову к окну. — Когда-то Лили Эванс и Сириус Блэк были самой скандальной парой Хогвартса. Посмотрев на задумчивый профиль великана, Альсафи сделала вывод, что тот, вероятно, предавался воспоминаниям. Стоило подметить эту небольшую людскую слабость, как Рубеус внезапно изменился в лице. Он порылся в своём бездонном кармане и вытащил позолоченные часы. Те, как Гарри с тех пор знал, распахивались с тихим щелчком. — Ну, мы отстаём от расписания, — просто сказал великан. — Надо уходить. Если вы, конечно, не желаете остаться здесь. Только нужно вас переодеть. С этими словами Хагрид достал палочку и, направив её сначала на Гарри, трансфигурировал из блеклой пижамы серо-синюю рубашку в клетку, серые бархатные брюки и лакированные башмаки. Проделав тот же ритуал с Альсафи, на ней появилось серо-синее платье до колен — как будто из одного комплекта с рубашкой брата, — белые колготки и аккуратные чёрные балетки. — Так-то лучше! Это называется «трансфигурация». Никому не говорите, — тише продолжил Хагрид. — по правилам мне нельзя. После чего развернулся и отправился навстречу своему мопеду. Гарри и Альсафи в последний раз переглянулись, прежде чем побежать вслед за удаляющимся волшебником.

***

Дорога до Косой Аллеи не заняла много времени. Хагрид и Гарри быстро нашли общий язык. Озабоченная темой предыдущего разговора Альсафи решила остаться в стороне, выступив молчаливым слушателем. Великан своим преподавательским тоном вещал что-то о «самой лучшей школе Чародейства и Волшебства» и её директоре Альбусе Дамблдоре. Гарри внимал новой информации и с энтузиазмом поддерживал диалог: — Ак… Что?! — заголосил юный Блэк. — Акромантул, Гарри. Я назвал его Арагог, — с неподдельной любовью отвечал Хагрид. Альсафи приложила все усилия, чтобы оставить выражение своего лица нечитаемым. — Это был мой третий курс, когда я растил его. Вообще он милый паук, добрый — мухи не обидит. Всё было хорошо, пока один мальчишка с дома змей не прознал об Арагоге, — великан печально вздохнул. Тут Альсафи стало действительно интересно: что так его расстроило? — И что тогда?.. — включилась она, рассматривая причудливые дома аллеи. Эксцентрично разодетые маги сновали из одного магазина в другой. Колокольчики, не переставая, дзинькали, шум чужих голосов заполонил голову. Звуков было до того много, что в этой какофонии даже можно было отыскать тишину, а в непрекращающемся потоке волшебников — затеряться. Хагрид внимательно следил за близнецами. — Этот мальчишка, Том, свалил всю вину на меня, — он натянуто улыбнулся. — А теперь давайте-ка снимем ваши деньги, дети, — воодушевился Хагрид, взглянув на белое величественное здание. — Наши деньги?! — в один голос воскликнули они.

***

Первым делом, как брат и сестра оказались в магическом мире, они сразу же отправились в волшебный банк, носивший название «Гринготтс». Как ни парадоксально, но самый, по мнению лесничего, «надёжный банк» внешне выглядел ужасно ненадёжным. Если точнее, то готовым стечь белым пятном на асфальт или порушиться от одного вздоха. А сотрудниками его были гоблины, что немало поразило Альсафи. Уже тогда, в банке, Хагрид выглядел довольно суетливым, отчего детям приходилось поспевать за его широкими шагами. С визгами, полными веселья, они прокатились на вагонетке в подземелья банка. Множества железных дверей являлись входами в сейфы, как отметил Хагрид позднее. Близнецы шли и шли до самой последней двери. — Хранилище шестьсот восемьдесят семь, — отточено заявил гоблин, сопровождавший их в этой сумасшедшей поездке. — Ключ, пожалуйста. Хагрид поспешил передать ключ Крюкохвату. Гоблин стал замысловатым образом поворачивать ключ, после чего вынул его из скважины, и дверь стала отъезжать сама по себе. Содержимое сейфа встретило близнецов внушительной горой золотых монет. Похоже, лица детей были полны недоумения. — Ваши мама и папа без денег вас не оставили, — просто сказал Рубеус. Стало известно, что в хранилищах Гарри Сириуса Блэка и Альсафи Лили Блэк суммарно находилось двести восемьдесят тысяч галлеонов.

***

Со словами, что ему нужно ненадолго отлучиться по делам, Рубеус Хагрид наказал близнецам ждать его в «Лавке Олливандера». Лавка представляла собой весьма уютный, скромный магазин. Тут и там умудрялись примоститься узкие коробки, кое-где встречались и целые стеллажи от потолка до пола. Среди всей этой несуразицы обнаружился единственный свободный островок. Туда и подоспели Гарри с Альсафи. — Здесь мы можем приобрести волшебную палочку, — доложил Блэк шёпотом. Не успела Альсафи ответить, как справа, вдоль стеллажей, пронеслась высокая лестница. На этой лестнице стоял волшебник и глядел на детей с явным узнаванием. Его лицо обрамляли длинные седые волосы. Гарри подумал, что, возможно, это и был Олливандер. Волшебник устанавливал своими глазами, отливающими цветом серебра, зрительный контакт то с Гарри, то с Альсафи. Настойчивое внимание отдавалось дрожью по телу последней. Она вопрошающе выгнула бровь. — А я все думал, когда вас увижу… Мисс и мистер Блэк, — сказал Олливандер и спустился с лестницы. — Кажется, только вчера здесь были ваши мама с папой и покупали свои первые… — Если можно… сэр, — бесцеремонно перебила Альсафи, — ближе к делу. Гарри осуждающе взглянул на сестру. Смутившись, тот продолжил: — К-конечно, мисс Блэк! — на его руках уже теплилась одна из коробочек. Он торопливо подошёл к лавке и снял крышку коробки. Блестящие глаза и мозоли на пальцах говорили о преданности своему делу. Он вручил палочку Гарри. Когда на его лице отразилось недопонимание, Олливандер добавил: — Просто взмахните. К несчастью юного Блэка, это магическое древко, как и пять следующих, напрочь отказалось его слушаться. Всё становилось понятно ещё с момента, когда палочка оказывалась в руке Гарри. Что уж говорить о колдовстве, если её было неудобно даже держать. Дабы не оставлять Сафи без дела, был установлен своего рода алгоритм: сначала палочка пробовалась Гарри, а потом передавалась ей. С каждым опробованным вариантом выражение Олливандера становилось всё темней и задумчивее, а магазин — разгромленнее. Пятая палочка вызвала нечто похожее на смерч в помещении. Люстра с тихим скрипом раскачалась, а одежда безнадёжно измялась. Деревянные половицы были усыпаны бумагой и другими волшебными безделушками. Альсафи сдула упавшую на лоб прядь. Когда настал черёд взмахнуть шестой по счёту палочкой, не менее и не более дискомфортной, Гарри был безжалостно прерван. — Подождите, — уверенно начал Олливандер. — А может… — тот, превратившись в тень, отошёл вглубь стендов. Нужная палочка нашлась отнюдь не сразу. Всё было не тем. Вдруг Олливандер обратил внимание на коробки с палочками, лежащими чуть правее. Ах, этот необъяснимый магнитизм! Он нервно поправил очки. Пятьдесят лет назад ему уже приходилось наблюдать настолько же яркую ауру, и это была отнюдь не та палочка, которой Олливандер был рад. Возвратившись с коробкой на руках, он поднял взгляд на близнецов и остолбенел. Оказалось, что пока он был занят поисками палочки для Гарри, Альсафи уже придумала себе занятие. Шестая палочка, которой брату так и не удалось взмахнуть, так и манила к себе. «Ничего не случится, если я…» — подумала та тогда и бережно взяла в руки магический артефакт. Дерево было холодного коричневого оттенка и отливало красным, а в сечении напоминало квадрат. Контраст с бледной кожей завораживал. Палочка ощущалась как влитая и, точно кипящая кровь, разливала тепло в ладони Альсафи. — Ах, — сорвалось с её губ. Угольные локоны стали развеваться, как под толщей воды, а заострённый конец артефакта мерцал чистым голубым светом в тон радужкам. — Очень хорошо, мисс Блэк! — довольно воскликнул Олливандер. — Говорят, акация способна победить саму смерть, — заговорщически продолжил он. — А сердечная жила дракона, как правило, достаётся темпераментным волшебникам. Альсафи кивнула и незаметно вытерла вспотевшие было ладони. Он тоже чему-то кивнул, после чего переключил внимание на Гарри. — Попробуйте эту, — он протянул футляр с насыщенно чёрным древком внутри. Дрожащей рукой Гарри высвободил палочку из футляра и вмиг ощутил знакомое покалывание магии. Воздушный вихрь повалил из древка, приподняв чёлку юного Блэка. — Любопытно. Очень любопытно, — сказал Олливандер, опасливо поглядывая на палочку. — Остролист — традиционный символ удачи, отпугивающий всякое зло. Так получилось, что феникс, оставивший перо для создания вашей палочки, оставил ещё одно… Только совсем другое. Любопытно, что именно вы предназначены для этой палочки, хотя её брат… — он указал на мальчика, — …оставил вам этот шрам. Глаза Гарри расширились. Конечно, если эта палочка принадлежала магу, оставившему ему этот шрам в виде молнии, то этот же маг убил их родителей. — Простите, сэр, — попросила бледная, как снег, Альсафи, — кому принадлежала эта палочка?.. — Ох, мы не называем его имени… Палочка сама выбирает мага, мисс Блэк. И не всегда понятно, почему… Но я точно знаю, что мы можем ожидать от мистера Блэка великих дел!.. В конце концов, Тот-чьё-имя-нельзя-называть сотворил много великих дел, да, ужасных. Но великих, — ответил Олливандер и, поняв, что сболтнул лишнего, поспешил удалиться. «Великая» палочка вновь завладела вниманием юного Гарри. Казалось, древко почти не проводило свет — до того тёмным оно было. Быть может, Хагрид уже вернулся. Подождите… Откуда в его разуме появилось… совиное уханье и змеиное шипение? — Г... р-р… «Кто-то меня звал?» Он нахмурился и, с трудом оторвавшись от палочки, посмотрел в сторону окна. У входа в лавку стоял Хагрид, держа в обеих руках массивную клетку с белоснежной совой. Плечи сестры оплела изумрудная змея, высовывающая язык. Альсафи любовно улыбнулась рептилии и нежно погладила её чешуйки. «Всё же показалось», — не без облегчения подумал Гарри и направился к выходу из лавки.

***

Не идёт речи о минутах, часах или днях, когда ты буквально летишь в невесомости. Забудь о времени, Гарри, наказал он себе. Априори не зная, где он и в каком измерении находится, одно понять было несложно: здесь время теряло свой смысл. Всё, что мог сосчитать Гарри, так это одна единственная секунда. Секунда, когда явь сменилась мазутной вуалью, — теперь всё, на что он способен, так это плыть по бесконтрольному тоннелю. Кажется, магглы называли нечто подобное… горизонтом событий? Только подобного плана размышления на немного высвобождали Гарри из оков скуки. Паника давно уступила ей место. Настолько, что он уже и не знал, когда именно. Бывало, закрывая глаза, он позволял себе расслабиться. Воды Чёрного озера омывали спину, бока, массировали волосы. Сегодня весь этот путь озеро было тихим. Шум волн подчинял, успокаивал нервную систему. Рядом с этим шумом, делавшим Гарри счастливым, хотелось слиться. Тогда Блэк просыпался из своего импровизированного сна и снова начинал скучать по шуму прибоя. Так что… был ли этот план дерьмовым? О, определённо да. Гарри уже не раз думал, что, быть может, именно здесь его и поджидала Смерть со своей сардонической улыбкой и косой в два раза больше Блэка. Что ж, какой бы Смерть ни была, Блэк готов был ошарашить её: «Я тебя больше не боюсь, Смерть», — прокричал бы он. Признаться, единственное, что по-настоящему пугало Гарри, — доподлинное незнание, где сейчас его маленькая, милая сестра. Тогда к нему приходит шум прибоя. Тогда на замену этим коварным, как стая чёрных воронов, мыслям возникает гул фестралов в Запретном лесу. Заливистый смех Гермионы, заправляющей волосы за ухо. Рассекающая облака «Молния» и беззлобное подначивание Драко. Снежки вперемешку со льдом и то, как его сестра не поделила с Малфоем победу. В конце концов, если его сестра останется жива, Гарри готов предаться вечному сну. Давно был готов.