Take care [заботиться]

      Никто из них, даже по истечению ночи, не был уверен, как именно им общаться с похитителем. По крайней мере, Хикару точно понятия не имел. Он рассчитывал на помощь извне, что должна была придти, по всем лучшим прогнозам, еще вчера.       Если их спасут вовремя, если за ними придут, то не будет никакой необходимости унижаться. Не будет причин даже пытаться слушать похитившего их с Каору ублюдка и его проклятые извращенные требования.       Но вот только…       Ночь прошла, и они до сих пор здесь. Прошло несколько часов, с момента поставленного им с братом ультиматума, и до сих пор никто не пришел. Только мудак уже успел к ним спуститься.       И наивная вера в то, что все как нибудь само закончится, с грохотом разрушается о реальность.       — Тебе нужно в ванную? — ублюдку хватает наглости выглядеть невпечатленным. — Я же говорил. Я дам вам что угодно, если ты что нибудь сделаете для меня в ответ.       Проклятие.       Хикару искренне ненавидит то, к чему именнно вся эта ситуация ведет. Его едва от всего этого не тошнит. Он даже не хотел думать о том, что будет делать, когда ему действительно придется столкнуться с этим проклятым унижением.       Необходимость сдерживать собственные эмоции сейчас буквально как кость поперек горла. Ранее им с Каору никогда не приходилось о чем либо просить.       — Это ведь не что-то действительно важное? — изо всех сил приходится бороться с собственной неловкостью и желанием сиюминутно наброситься на мужчину с кулаками. Он может и вспыльчив, но уж точно не идиот. — Вы говорили только про еду и принятие душа! Остальное вы не упоминали.       Сам факт того, что им нужно что либо сделать для таких, казалось бы, базовых вещей — абсурден. Эта навязанная зависимость бесила до невозможности. И Хикару честно пытается не выводить ситуацию на конфликт.       Конечно же, он прикрывает Каору за собой буквально сразу же, стоило лишь уроду войти. Он не собирается быть «милым» или что-то вроде. И тем более, блять, он не собирается позволять близнецу уходить с ним снова.       Но он… Он не выступает, обходится без лишних оскорблений и он не пытается похитителя провоцировать, лишний раз рискуя собственной безопасностью. Он сдерживается как может, ладно?       Для них с братом, с детства избалованных и привыкших к комфорту, чувство острой рези в животе было непривычно. Секс казался чем-то максимально далеким, особенно учитывая то, что по мнению обоих близнецов, вторые половинки им обоим вовсе не сдались. И требование унижаться с каким нибудь сраным сексуальным намеком для того чтобы просто иметь возможность нормально жить?       Хикару никак не мог точно сказать, что он чувствует по этому поводу. Что-то между острой тревогой и ярым желанием пнуть насильника брата в живот.       — На самом деле, я имел ввиду в общем. Хотелось бы, чтобы вы поскорее поняли, в какой ситуации находитесь.       Сраный ублюдок.       Хикару крепко стискивает зубы и опускает голову, чувствуя, как сжимающие одеяло пальцы нервно дрожат от стыда и неясного, но острого чувства горечи где-то внутри. Ему хочется кричать от несправедливости происходящего.       Потому что где это блять видано, чтобы они были вынуждены просить о чем-то? С каких пор им действительно приходится делать что либо взамен на еду и базовые нужды?       Смешок похитителя лишь подливает дополнительного масла в огонь.       — Но это мило, что вы вообще умеете просить…       Терпение лопается, подобно подвешенной в воздухе тонкой нити.       — Идите нахуй, — оскорбление буквально выплевывается, нарочно обрывая чужие слова. Края глаз начинает ощутимо жечь, но дело пока еще не доходит до слез.       Была искренняя, полная наивности надежда, что урод пойдет навстречу. Хикару ведь намеренно старается сдержать даже свое мнение о произошедшем с братом, лишь бы обойтись без лишних провокаций. По настойчивой просьбе Каору, что как всегда, ставит его комфорт превыше собственного.       Только разве есть смысл сдерживать свой язык, когда к нему все равно никто не собирается прислушиваться?       Хикару не поднимает лица, и слишком сосредоточен на своих мыслях, чтобы обратить внимание на чужие неспешно приближающиеся шаги. Оттого, ладонь, крепко сжавшая его челку и рывком поднимающая голову, появляется слишком внезапно.       Чужие пальцы едва ли не до боли сжимают волосы по самые корни, вызывая глухой, болезненный крик. Хикару сразу же цепляется за чужие запястья, царапается, пытаясь освободиться. Но один болезненный рывок ладони и хватка вмиг слабеет от пронзительной боли в районе скальпа.       — Не трогайте его! — сидящий за ним Каору реагирует почти мгновенно, поднимаясь на кровати. Но замолкает одновременно с очередным блеском черного металла где-то под челюстью брата.       Мужчина удостаивает того лишь коротким взглядом. Но столь острым, что мурашки сами пробегают по спине младшего близнеца.       — Назад, — звучит одна единственная короткая команда.       Исполнение приказа следует с короткой, секундной задержкой. Лицо Каору выражает собой одно лишь сплошное выражение тревоги.       Но он не рискует подходит.       — Отвалите… — Хикару жмурится, дрожащими руками продолжает цепляться за чужие запястья и шипит от боли, вынужденно вытягивая шею.       Хватка не ослабляется ни на мгновение. Лишь сжимается крепче, заставляя еще сильнее запрокидывать голову.       Ублюдок явно не был намерен его щадить.       — Ты не учишься на собственных ошибках, не так ли?       Один глаз все же приоткрывается, щурится, уставляясь в лицо напротив, одновременно с тем, как дуло пистолета начинает нарочито небрежно тереться о его челюсть. Едва удается сдержать глухой рык, смотря на это выражение отстраненного холода на чужом лице.       — Я даже ничего не…!       Очередной рывок заставляет оборвать незаконченное предложение и тихо зашипеть, реагируя на боль. Глаза все еще жжет, а он разрывается между желанием сострить и клокочущим в груди страхом. Договорить ему так и не дают.       — Если подумать, я ведь обещал, что воспитаю в вас немного манер, верно?       Мужчина не отпускает волосы и слабо мотает головой, наоборот, дергая на себя еще сильнее. Спокойствие его слов идет в контраст с грубыми, болезненными действиями.       Хикару ни капли не хотел жалеть о произнесенном. Он не ощущал вины за свою досаду, и чувствовал оправданным свое нежелание уроду подчиняться. Но одно лишь выражение чужих глаз полных высокомерного осуждения заставляет его чувствовать себя неуютно. Было противное, липкое чувство в самом низу живота, что лишь сильнее разрасталось с каждой пройденной секундой.       — Знаешь…       Находясь в моменте, крайне легко перестать беспокоиться обо всех возможных последствиях. Но этот проклятый проникновенный голос, отливающий едва ли не физически ощутимым холодом, запросто вызывает невольную дрожь по позвоночнику.       Все возможные оскорбления и протесты давятся глубоко в горле.       — В принципе, можно начать сейчас. Как смотришь на небольшую демонстрацию?       Дыхание обрывается.       Глаза широко раскрываются, потому что сейчас, только блять сейчас, в голове целым калейдоскопом проносятся десятки бессвязных мыслей.       Заряженный пистолет, упирающийся Хикару в челюсть. То, с каким сраным удовольствием ублюдок ранее зашивал его, намеренно отказавшись от каких либо обезболивающих на время самого процесса. Синяк на переносице Каору, из-за которого близнец до сих пор слабо сопел.       И кроме всего этого.       Каору был блять изнасилован.       Он может… Может…       Страх ощущается подобно ведру холодной, отрезвляющей воды, резко выливающейся на его голову. Еще секунду Хикару смотрит пустым взглядом на похитителя. А после с глухим криком пытается неуклюже пихнуть того локтем в живот и отстраниться как можно быстрее…       Как можно дальше.       К черту, он просто не хочет быть с ним рядом.       — Тшшш, — мужчина не теряется. Спешит навалиться на него всем телом, ненамеренно царапает курком пистолета подбородок, и заставляет Хикару рухнуть на кровать, вызывая новый всплеск инстинктивной паники. Пусть он уйдет, уйдет, уйдет-       — Отпустите меня! — собственный голос дрожит в инстинктивном крике.       Краем бедра он чувствует, как мужчина пододвигается ближе. Прикосновение ощущается горячим даже сквозь ткань брюк.       Хикару тут же косит глаза и едва сдерживает глухой, полный проклятого ужаса всхлип в горле. Он не может сейчас… Он ни за что не будет…       Он пытается дернуться, тут же стремится вытянуть руки вперед, желая мужчину оттолкнуть. Ладони буквально впиваются в ткань чужой кофты.       Но в тот же момент там, под горлом, раздается щелчок пистолета. И Хикару сиюминутно замирает, с широко распахнутыми глазами и ощущением промозглого холода где-то в глубинах живота.       Его нос вновь наполняется фантомным запахом пороха. Выстрела не происходит но он больше не двигается. Замирает, подобно мыши, пытаясь справиться с неожиданным головокружением.       — Тише, тише, — тихий шепот звучит совсем рядом, науськивая над ухом. Пистолет перестает обводить его подбородок и останавливается прямо подле нервно дергающегося кадыка. — Я еще даже не начал.       Это так глупо. В него еще даже ни разу не стреляли, но страх за собственную жизнь никак не проходит…       — Он просто сорвался! — Каору вмешивается внезапно, вырывая из тумана собственной паники. — Один единственный раз. Оставьте это. Вы сами говорили что хотите быть с нами мягким, разве нет?       Все еще под влиянием страха, но Хикару торопливо косит взгляд, уставляясь на замершего поодаль близнеца.              Казалось, будто Каору был в одном шаге от того чтобы броситься вперед, и сумел остановить себя лишь в последний момент. Никому бы не хотелось, чтобы рука похитителя ненароком дернулась, когда пистолет все еще упирался Хикару в кадык.       Невооруженным глазом было видно, насколько сильно его брат нервничал, пытаясь хоть как-то вывернуть всю ситуацию из того откровенного дерьма, в котором они оба сейчас застряли. Руки вытянуты в мирном жесте, но Каору соблюдает установленное расстояние, слишком сильно опасаясь провокаций.       — Просто… — голос близнеца спотыкается, когда он пытается выглядеть заметно увереннее, чем себя очевидно чувствовал. — Это не нужно. Пожалуйста?       Пистолет останавливает движение. Глаза похитителя едва-едва косятся в его сторону.       Хикару этого не замечает, все еще по уши увязший в собственной панике.       — Хм, — мужчина негромко бормочет, не отстраняясь. — Точно.       А после делает резкий, неожиданный рывок рукой, заставляя Хикару двинуть головой в сторону изголовья.       Яркая, острая боль тут же пронзает череп. Все ранее пробегающие в его мозгу мысли прерываются почти мгновенно. Крик сдержать не удается. Перед глазами сразу же начинают играть яркие краски, одновременно с неожиданным чувством тошноты.       Он ловит ртом воздух, скулит, а потом глухо всхлипывает от боли, чувствуя, как ранее стискивающие волосы пальцы неторопливо размыкаются. Голова сразу же камнем падает вниз, с характерным глухим звуком сминая под собой одеяло и самый край подушки.       Мир перед глазами кружится в неприятном, дискомфортом вальсе. Он даже не пытается встать и просто жмурится, закрывая весь этот яркий калейдоскоп за глубоким черным цветом закрытых век. Воздух пронзает очередной глухой, унизительный всхлип, когда он понимает, что удар привел к еще одним не самым приятным последствиям. Он ведь еще в самом начале говорил что чувствует нужду Но на фоне всех остальных ощущений, если честно, влажные джинсы это мелочь… Неприятная, чертовски унизительная, но мелочь.       Мужчина поднимается следом, небрежно заправляя пистолет обратно за пояс. Всем своим видом он выражает незаинтересованность.       — Хикару!       Его брат тут же бросается вперед, будто бы забывая обо всем. С явным, очевидным беспокойством Каору максимально аккуратно зарывается пальцами в растрепанные вихры волос, ощупывая только что столкнувшийся с изголовьем затылок. На удивление, ему это позволяется. Похититель не вмешивается, обходя кровать.       — Крови нет… — тихий, обеспокоенный голос близнеца звучит заметными обрывками, где-то над головой. Знакомый тон успокаивает, но от шума у Хикару все сильнее кружится голова.       Чужие прикосновения мягкие, осторожные, но все равно вызывают дискомфортную боль. Когда Хикару не удается сдержать болезненного стона, руки брата ощутимо вздрагивают, вовсе спеша поскорее отстраниться. Жаль, что от этого легче вовсе не становится.       Сквозь долгий, пронзительный гул в ушах слышится, как Каору бормочет что-то еще, полное беспокойства.       А в следующую же секунду резко сопит, ударяется руками о кровать и торопливо поднимается вверх, едва не спотыкаясь от собственной поспешности.       Даже несмотря на чувство острой тошноты и головокружения, Хикару заставляет себя раскрыть глаза. Сквозь цветные, неясные пятна вырисовывается картина того, как ублюдок насильно тащит его брата ко все тем же проклятым наручникам, прикованным к стене.       — Отпустите… — голос Каору хрипит, когда он вынужденно, под давлением, идет за насильником. Пальцы цепляются за чужие руки, что буквально силком, стискивая задний ворот надетой футболки, уносят близнеца за собой.       Сам Каору ни на секунду не замолкает. Наоборот, стоит лишь осознать к чему все идет и его действия вмиг становятся остервенелыми, более яростными, пускай и не менее неуклюжими. Боль, усталость и голод дают о себе знать.       — Нет… — он глухо шипит, едва не рычит, когда мужчина настойчиво прижимает его к стене. И уже не сдерживает крика, когда наручники в очередной раз защелкиваются на израненных запястьях. — Даже не…!       Угроза обрывается, неожиданно сменяясь звонким хлопком ладони по чужой щеке. Следом тусклый, обрывистый слог, сменяющийся недовольным мычанием.       С этого проклятого расстояния было невозможно что либо разглядеть. Хикару кое как пытается подняться на локтях, всмотреться в происходящую сцену. Но картина перед глазами неизбежно расплывается.       Вдали виднеются лишь два смутных цветных силуэта, стоящих вплотную. Сквозь яркий всплеск красок можно было различить, как урод стискивает Каору за челюсть, силой прижимая того спиной к стене. И что-то негромко бормочет ему в ухо.       От всей этой картины ощутимо в груди что-то стыло, но язык неизбежно заплетается при любых попытках хоть как-то заговорить. Хикару намеренно подавляет желание ткнуться лицом в одеяло, справляясь с тошнотой и головокружением.       Он не собирается отводить глаз. Не сейчас. Не при таких грабаных обстоятельствах.       Наоборот, он всеми силами он пытается заставить качающийся перед глазами мир хоть на секунду остановиться…       Однако, даже не способный увидеть брата, сквозь расплывающееся перед глазами полотно, но Хикару едва ли не физически ощущает на себе его внезапный острый, обеспокоенный взгляд, что сменяется глухой решимостью. Дурное предчувствие быстро захватывает желудок.       Пятна впереди двигаются, когда похититель неторопливо отходит назад, будто бы удовлетворившись. Однако стоит только ему повернуться в сторону кровати, и тогда ситуация резко достигает своего неизбежного пика.       В одно мгновение, пока еще мужчина не успеет уйти, Каору резко подрывается вперед, грубо пиная насильника промеж ног. Без капли сочувствия или жалости, в предверии любых возможных последствий за свои действия.              Твердый удар, который наверняка имеет свою цель, кроме морального удовлетворения. И Хикару был готов поставить что угодно, на то, что он знает, для чего именно это было сделано.       — Если вам так не хватает секса, заказали бы себе обычную проститутку, а не занимались похищением людей, — Каору огрызается практически сразу, натягивая громко звенящую цепь на запястьях. Ублюдок нарочито медленно, неспешно поднимается на подрагивающих ногах. Его выражение лица не сулит ничего хорошего.       — Как же… — мудак рычит, выпрямляется, неуклюже поворачиваясь к скованному близнецу. Неровно подрагивающая от боли рука торопливо сжимается в крепком кулаке. — Вы оба раздражаете!       И пускай даже Каору видел готовящийся удар, видел замах руки и заранее зажмурился, напрягвши живот. Но подготовиться к резкой, пульсирующей боли в районе солнечного сплетения ему все равно не удается.       Глухой стон брата, пытающийся пробиться сквозь плотно стиснутые зубы, заставляет Хикару ощутимо вздрогнуть, откуда-то со стороны постели. Он шипит, невнятно ругается себе под нос и тут же пытается подняться, спотыкаясь о собственное же гребаное бессилие.       Яркие, болезненные вспышки в голове становятся терпимее, но головокружение до сих пор не проходит.       Он прекрасно понимает, так, задним умом, зачем Каору это делает. Пытается отвлечь внимание на себя, пытается отстрочить угрозу или вовсе сам стать целью этой «показательной демонстрации». Но сейчас на все попытки брата в жертвенность Хикару было глубоко плевать. Ему бы хотелось, чтобы Каору просто остановил эти дурацкие провокации…       — Вы оба действительно идиоты, — голос мужчины раздается шипящим и едва слышимым с такого расстояния. — Не знаете когда остановиться?       Проклятие. Проклятие, проклятие…       Очередные негромкие слова сопровождаются глухим ударом локтя о прикрытый одной лишь тонкой футболкой живот. Вновь звучит скрип натянутых наручников. Но крика нет. Каору только крепче стискивает зубы и сильнее жмурится, издавая глухой, сдавленный звук на очередной последовавший удар.       Достаточно.       С него блять достаточно.       — Остановитесь!       Хикару в конце концов вмешивается.       Старший близнец не рискует подняться с кровати, предпочтя этому кое как выпрямиться на одном локте. Мир вокруг все еще слабо качается после удара о металлическое изголовье. Тошнота и головная боль делают его попытки выглядеть агрессивно абсолютно бессмысленными. Усталость слишком сильна.       Так что он и не пытается.       — Пожалуйста, — каждое слово произносится с огромным усилием. — Оставьте его…       Несколько следующих минут проходят в напряженной тишине. И обрывается она лишь когда мужчина резко выбрасывает кулак вперед, выбивая из висящего пленника первый глухой стон.       — Я не собираюсь играть с вами в горячую картошку, — рычит он еще до того, как Хикару успеет произнести еще хоть слово. — Так что идеальное время для установление некоторых фактов.       Следующий удар приходится Каору в грудь, несмотря на то, что взгляд ублюдка был направлен прямо, аккурат на лежащего на кровати близнеца. А тот только и был вынужден смотреть, изо всех сил стараясь не рухнуть обратно на одеяло.       Каждый чертов раз заставлял Хикару вздрагивать. Он вновь пытается подать голос, но почти тут же оказывается прерван.              — Я не собираюсь идти на поводу ваших провокаций и просьб. Это ясно?       Слабый, хриплый вздох Каору лишь подчеркивал сказанную мысль. На чужих губах уже можно было заметить кровь, выступившую после этого импровизированного избиения. Тело свободно свисало вниз, на сбитых до красноты запястьях. Глаз не было видно под опущенной челкой.       Когда урод уже просто отойдет от него…       — Да, да, конечно, — Хикару спешно отвечает, шипя сквозь зубы, заметив, как похититель красноречиво замахивается на его брата кулаком, при долгом отсутствии ответа. Ему приходится прикусить губу, чтобы не сказать больше. Лишь бы не ухудшить ситуацию.       — Отлично.       Лишь сейчас, наконец, наконец-то мудак отходит от Каору. Но облегчение от этого приходит лишь на мгновение. Потому что похититель явно и целенаправленно двигался теперь к нему.       Инстинктивно, Хикару стремится сразу же податься назад. Сминает ногами простынь, кое как вытягивается на руках, но почти тут же падает, не справившись с собственной слабостью. В последнее время он слишком часто падает.       — Теперь вернемся к тому, на чем мы остановились? — мужчина неторопливо оседает рядом, касается его плеча ладонью, вызывая прокатившиеся по позвоночнику мурашки. Чужие пальцы такие чертовски горячие.       — Избить Каору было недостаточно? — фраза буквально выплевывается, произнесенная не то в стремительно растущей панике, не то в откровенном осуждении чужой жестокости.       — Он сам меня до этого довел, — мужчина сощуривается, — а потом я хотел доказать мысль…       Он резко обрывает свои слова. Слабо морщит носом и-       Понимание этой реакции приходит совсем не сразу. Зато стоит лишь похитителю насмешливо вскинуть бровь и бросить быстрый взгляд вниз, к его ногам, и резкий, внезапный стыд охватывает с головой. Отличное дополнение к его гребаному ужасу от этой принудительной близости.       В суматохе и панике оказалось крайне легко забыть о своем недавнем конфузе.       — Не смог удержать себя в руках?       Ноги сдвигаются едва ли не инстинктивно, одновременно со стремительно заалевшими щеками. Руки крупно дрожат, стискивая одеяло.       Хикару нервно сглатывает, пытаясь это перебороть, и крепко жмурится, не то от стыда, не то стремления перестать видеть кружащийся в панике мир. Мысли перебивают друг друга, потому что он понятия блять не имеет, что на это сказать. Послать урода, огрызнуться или напомнить, что он еще в самом начале жаловался на нужду.       Но заместо всего этого Хикару лишь молча глотает ртом воздух. А потом, на порыве смешанных эмоций, ударяет ублюдка головой прямо в челюсть.

***

      Звук льющейся воды вырывает Хикару из того болота собственных мыслей, в которых он находился ранее. Резкий холод окатывает его сверху вниз, заставляя морщиться, кусать губу от ненароком затронутых ожогов от ремня на спине, и болезненно шипеть. Руки нервно подрагивают за спиной, дергая за сцепляющие запястья наручники.       Он не может перестать дрожать. Хотя сколько там уже времени прошло с того момента, когда с ним закончили?       Он ясно помнит лишь свой удар головой, совершенный на эмоциях. А все остальное отрывочно… Но там точно были крики, затем его настойчиво раздевали, приковывая запястья к изголовью. А потом… Свист натянутой кожи в воздухе и дальше уже сплошная каша в голове. Ровно до этого самого момента.       — Если что, я не хотел к этому прибегать.       Нежный голос похитителя совершенно не совпадает с картиной того, как тот еще совсем недавно с яростным холодом во взгляде стегал Хикару кожей по голой спине. В наказание за удар, за его ранние попытки бороться и за все, что только блять могло прийти этому сумасшедшему в голову. Потому что да, конечно, одного лишь избиения Каору уроду было мало…       Удовлетворился он лишь тогда, когда оставил от Хикару рыдающее, дрожащее на кровати мессиво, заикающееся и то и дело извиняющееся, лишь бы все это просто наконец остановилось. Он сам в тот момент едва осознавал, что вообще кричит, со слезами на глазах и дрожью в руках хватаясь за ткань подушки. Спина буквально горела огнем.       Ведь насколько бы они с братом не были упрямы, сколько бы сам Хикару не стремился поначалу намеренно сдерживать крики, но с болью они оба справлялись плохо. В детстве к ним никогда не применялись физические наказания. Даже если и были прецеденты, но всего пара слов, немного детских преувеличенных жалоб и они оба с легкостью могли избавиться от любой неугодной няньки.       Жаль, что из этой ситуации так же просто не выйти.       — Было бы намного лучше, если бы вы, да и все остальные, кто были до вас, понимали все с полуслова, — мужчина, нависший над ним, продолжает ласково бормотать, наговаривать, настраивая температуру воды. Острый, обжигающий тело холод сменяется чем-то более терпимым. — Но вы никогда не слушаетесь. Не с первого раза.       Нежная ладонь мягко обхватывает его за плечо, заставляя чуть наклониться вперед. Оголить спину. Теплые дорожки воды спадают с голых плеч вниз, задевая по пути все полученные раны. Следы от ремня буквально жжет огнем. О себе напоминает и зашитая ранее рана на предплечье.       Голова кружится от всех ощущений, от воспоминаний недавних побоев и Хикару просто чувствует себя не здесь. Слишком оторванным, чтобы даже пытаться сосредоточиться на чем либо одном.       Он лишь глухо всхлипывает, следит пустым взглядом за неторопливо стекающей до слива водой, окрашенной в подозрительно алые оттенки, и молчаливо ждет, когда мытье закончится. Все тело налито тяжестью от невыносимой усталости. Но он до сих пор не может толком расслабиться.       — Так что мне приходится выкручиваться.       Поток воды не останавливается, но ощутимо уходит в сторону. Голые ожоги на спине слабо щиплет от неожиданного воздуха. Ладонь, что еще недавно поглаживала Хикару по волосам, опускается ниже, подхватывая его за подбородок и чуть приподнимая голову.       — Открой глаза, пожалуйста. Хочу посмотреть.       Приказ, замаскированный под просьбу. И во рту сразу же скапливается пепел.       В обычном случае Хикару бы боролся сейчас сам с собой, разрываясь между упрямостью и страхом. Но сейчас, казалось, он слишком устал, чтобы бояться или упрямиться.       Так что он открывает глаза, щурясь от воды на веках. Не оттого, что действительно того хочет. Просто так кажется проще.       — Молодец. Разве слушать меня так сложно?       Если бы он не чувствовал сейчас себя таким вымотанным, Хикару точно хотелось бы прямо сейчас плюнуть уроду в лицо. В это издевательски улыбающееся лицо, с разбитой губой и нездоровым блеском в глазах. Потому что он кто угодно, но точно не «молодец».       Он просто до смерти перепуганный подросток, которому до крови исхлестали спину, проткнули керамикой плечо и над которым висит нешуточная угроза изнасилования.       От всего этого голова кружилась, на самом деле.       Такого с ними никогда не должно было произойти. Не с ними. Не с богатыми детьми, которые еще какую-то неделю назад весело проводили время с друзьями в одном из городских кафе.       Они с братом оба никогда не должны были столкнуться с чем-то столь… Столь откровенно ненормальным.       — Так, теперь наклонись, я поддержу рукой… Отлично. Раздвинешь ноги чуть шире?       — Не надо…       — Не паникуй. Я ничего не собираюсь делать.       Чужой тон не меняется. Он все так же полон мягкости.       Да только это ничто иное как ловушка.       Хикару нервно выдыхает сквозь зубы, вновь жмурится, потому что его перестали принуждать к открытым глазам, и когда чувствует ладонь подле своих колен, то он не сопротивляется. Только устало опирается щекой о чужую руку, сосредотачивается на ощущении воды, текущей по телу, и старается не слишком сильно дрожать от болезненного жжения в спине и аккуратных пальцев, нежно проводящихся мочалкой по бедру.       Каору кажется упоминал, что его тоже мыли. Должно быть, это было так же отвратительно.       …       Внезапная, яркая тревога заставляет Хикару дернуться. Это наверное первая его настоящая, яркая эмоция за последние полчаса.       — Вы проверяли Као?       От его брата практически ничего не было слышно с самого момента побоев. А все дальнейшее… Словно в тумане. Было больно, голова кружилась и он даже не подумал оглянуться на брата, когда покидал комнату. Тогда в мыслях были совсем другие вещи.       — Думаю, он в какой то момент потерял сознание, — на удивление, ответ от мужчины действительно приходит. — Но не беспокойся, я позабочусь о вас обоих.       Так же как он «заботился» о них ранее? Избивая, насилуя и угрожая пистолетом? Хотелось бы послать урода с такой «заботой» далеко и надолго.       К счастью, Хикару хватает благоразумия, чтобы сдержать все это при себе. Да и мысли стремительно переходят в иную степь. Он почти тут же тонет в беспокойстве за близнеца. У него на губах же была кровь, да? Кажется, было что-то темное.       Насколько в плохом состоянии вообще надо быть, чтобы потерять сознание?       В манге и кино как бы главных героев не били, но они держатся довольно долго. А что в реальной жизни? Кёя и Хани наверное бы точно знали…       Ощущение чужой ладони прямо у паха вмиг заставляет мысли вернуться в реальностью. Хикару дергается, едва не поскальзывается о воду на самом дне ванной, и на голом паническом инстинкте пытается сжаться, хоть как-то прикрыться от чужих глаз.       Ему не позволяют. Рука, о которую ему чуть ранее дали опереться, резко упирается ему в грудь и надавливает, заставляя упасть на керамический бортик ванной. Раны на спине почти мгновенно дают о себе знать, провоцируя болезненный крик.       — Успокойся, — в чужом голосе слышна властность, несмотря на мягкий тон. — Дыши. Я ничего не сделаю.       Хочется огрызнуться. Потому что происходящее это точно какой-то гребаный сексуальный фетиш. Но фраза тонет в горле еще до того, как успеет образоваться в слова.       Слишком больно, чтобы спорить. Этим он все равно ничего не добьется. Только лишний раз похитителя разозлит.       Хикару лишь рвано выдыхает, пытаясь успокоиться, откидывает голову назад и жмурится до боли, лишь бы стерпеть ощущение моющих его рук. Это не должно длиться долго. Всего пару минут. Совсем недолго.       Ему так сильно хочется поскорее вернуться. Убедиться, что с Каору все в порядке и ткнуться брату макушкой под руку, пока наконец не выйдет успокоиться…       — Вот и все.       Ладони отстраняются. Вода в последний раз скользит по голому телу, смывая пену. И отключается со скрипом ручки крана. Хикару тут же пользуется моментом, чтобы поспешно сомкнуть ноги. С глухим шипением он кое как отстраняет раненую спину от холодной ванны и прижимает колени к груди. Со скованными руками, на удивление, это оказывается сложнее.       — Я заберу твою одежду, ладно? Но выдам другую.       Стирка… Конечно. Словно ему только напоминания об этом не хватало, для полного комплекта унижений.       Откуда-то сверху на его плечи падает сухое махровое полотенце, резко отвлекая от собственных мыслей. И неспешно проводится по всем образованным на спине алым рубцам.       Больно. Но Цутому-сан полностью игнорирует его вздрагивания и приглушенное, недовольное шипение. И намеренно, уже после, накладывает поверх нее свои поддерживающие руки, мягко подталкивающие Хикару вверх.       Наконец, наконец-то блять это заканчилось.       — Теперь давай, поднимайся. Я помогу.       Ноги едва держат из-за усталости. Принимать чужую помощь не хочется от слова совсем, но у него нет выбора, как и во многих других вещах в последнее время. Перелазить через бортик обыкновенной ванны никогда не было так тяжко.       Когда Хикару наконец ступает на мягкий ковер, то он едва не падает, вынужденно утыкаясь носом в грудь впереди. Но заместо ожидаемого в такой ситуации раздражения, все что он испытывает — это странное, притупленное чувство апатии. Хотя она не мешает ему дрожать от холода и слабости.       — Тшшш, все хорошо, — Очевидно, это не проходит мимо чужого внимания. Его мягко поглаживают по волосам, обнимают за предплечье и успокаивающе шепчут откуда то сверху, над ухом. — Я держу.       Снова забота. Снова эта дурацкая нежность, несмотря на властность мудака и его склонность к насилию. От этой двойственности чужих настроений уже тошнит. Никогда не знаешь, когда тот простит дерзость, а когда взорвется.       Однако конкретно этот момент раздражает еще по одной причине.       — Я не ребенок… — даже при всей своей апатии, но Хикару все равно тихо жалуется, чувствуя, как напрягаются плечи.       Ответ на это, как и следовало ожидать, небрежен.       — Знаю, знаю. Сейчас, — мужчина аккуратно отстраняет его от себя, поправляя влажную челку, оттягощенную весом случайно попавшей воды. И смотрит прямо Хикару в глаза, все еще несколько мутноватые после пережитого. — Так лучше? Нам теперь надо немного поговорить.       Он лишь моргает в ответ. Если выслушать все молча и не перебивать, какой бы это не был бред, то может быть, все очень быстро закончится и Хикару наконец сможет поскорее вернуться к брату?       …       На самом деле, не будь он столь апатичен, то наверняка его бы уже тошнило от собственной уступчивости.       — Итак, давай согласимся в том, что в произошедшем не было необходимости, — мужчина быстро возвращает его внимание к себе, щелкая пальцами перед глазами. — Легко можно было бы обойтись и без побоев, и без всего… Остального. Ты понимаешь?       Не совсем. Но в чужом голосе слышна эта противная, едкая сахарность, чем-то напоминающая игру Тамаки в хост-клубе. Интонации разные, контекст разный, но в этом точно было нечто схожее. Привлекающее внимание? Проникновенное?       Каору бы наверняка высказался точнее.       Тьфу, он сосредотачивается не на том, не так ли?       — Вы оба виноваты в том, что я вынужден прибегать к насилию, — молчание Хикару похитителя будто бы вовсе не беспокоит. — Я ведь даже не собирался просить какие нибудь сильно жестокие вещи.       Чужие пальцы на протяжении слов все продолжают мягко перебирать челку. Задним умом даже кажется, будто они приглаживают ее на нужную сторону, в привычной им с Каору симметрии. Хотя может это просто случайность.       — Лишь небольшие мелочи, которые вы бы вполне могли перетерпеть. И не было бы необходимости прибегать к крайним мерам.       Это все звучит как чушь собачья. Изначально, они с братом вообще ничего не должны делать для того чтобы…       — Раньше вам едва ли приходилось за что либо платить, и я это понимаю, — чужой голос вновь прерывает мысли. — Но сейчас ситуация немного другая. Так что просто будь спокойнее, и больше никаких побоев не будет. Подумаешь об этом?       Он… он не уверен, чего именно похититель добивался этой речью. Быть спокойнее? Желания подчиняться чужим дурацким требованиям до сих пор нет. Хикару все еще ждет того момента, когда за ним с братом придет полиция и вытащит их обоих из этого чертового ада. Он не собирается быть послушным.       Но с другой стороны, рубцы на спине болят. Плечо до сих пор ноет. Он все еще боится оружия, да и желудок резало от голода как никогда. От одной только мысли о повторных пытках в груди что-то ощутимо сводит. Сама идея проклятого послушания ему безусловно противна, но быть упрямым это так чертовски больно-       В конечном итоге, он не находит слов. Лишь сверлит неуверенным взглядом пол, чувствуя, как плечи сводит неестественной судорогой.       — Вы… — единственное, на что он в конечном итоге оказывается способен, это глухое, апатичное оскорбление, больше похожее на всхлип. — Идите к черту.       Слабая улыбка мужчины напротив так и остается без внимания. Руки Цутому-сана неторопливо отстраняются от его волос, поправляют съехавшее полотенце и слегка надавливают на плечи, вырывая из собственных мыслей и провоцируя идти вперед. Аккурат к сложенной неподалеку сменной одежде.       — Знаешь? — негромко комментирует тот. — Вы с братом, однако, действительно разные.