Take care [заботиться]

      Отданная Хикару футболка висела на нем как бесформенный мешок. Чистый оверсайз. И пускай обычно он любил подобные модели одежды, но конкретно эта просто не подходила ему по стилю. Да и выглядела донельзя старой, явно видавшей лучшие дни.       Но Хикару сейчас не в том положении, чтобы всерьез жаловаться на одежду.       Сидя на кровати, он лишь крепче прижимает к себе Каору, что все еще в бессознательном состоянии располагается на его коленях. Спящий, с этими огромными синяками под глазами и невероятно бледный, тот выглядит не лучшим образом.       Еще недавно, только-только вернувшись в комнату, с позволения похитителя, Хикару тогда практически сразу бросился к брату, спотыкаясь по пути о собственные дрожащие ноги. И с бешеным взглядом в глазах всматривался в следы крови на чужом подбородке и расплывающиеся синевой синяки под такой же безвкусной футболкой.       С того момента прошло наверное не меньше получаса. Каору уже отстегнули с наручников, позволив братьям осесть на кровать. Но несмотря на все попытки Хикару, разбудить близнеца ему так и не удалось.       Зато за это время он успел многое обдумать. И к своей же собственной тошноте, признать, что так они больше продолжать не могут. Као потерял сознание не только из-за избиения, но и по вине голода, усталости, недосыпа, боли и еще черт знает чего. Хикару чувствует себя ничуть не лучше, вынужденный то и дело одергиваться, чтобы не рухнуть на кровать. Они оба провели взаперти едва ли больше дней двух, а уже настолько сильно вымотаны.       И ведь именно этого мудак добивается, верно?       Чуть крепче сжимая хватку на плечах брата, Хикару жмурится вплоть до боли, опуская голову.       От этих выводов его тошнит. Было бы так просто спрятаться за своей наивностью и просто верить, что все само как нибудь образуется. Было так чертовски желанно вернуться к своему голому упрямству и оставить всю рациональность на Каору, который всегда охладит его пыл, если того будет требовать ситуация. Это так чертовски заманчиво.       Только, вот что происходит, если дать Каору возможность самому отвечать за разум в их дуэте. Тот тут же рвется жертвовать собой.       Проклятие…       Тихий топот откуда то снаружи, за дверью, заставляют Хикару вздрогнуть и спешно поднять голову. Звуки едва слышны, за плотным металлом. Но накаленные до предела нервы заставляют реагировать даже на мельчайшие шорохи, в ожидании возможной опасности. Он уже успел приноровиться.       Очень скоро шаги останавливаются. Тихий скрежет ключа противным, скрипящим звуком разносится по комнате. Хикару тихо шикает на собственные дрожащие руки и двигается ближе к стене, само собой, утаскивая Каору за собой.       Он останавливается в считанных сантиметрах от поверхности, не желая лишний раз тревожить следы ремня на раненой спине. И напряженным взглядом сверлит появляющийся из-за дверей силуэт.       Цутому-сан не спешит говорить. Он неспешно закрывает за собой дверь, проворачивая несколько раз ключом в замочной скважине. И лишь после этого наконец проходит внутрь. В чужих руках виднеется потемневший медицинский мешок, с чем-то твердым внутри.       — Лед, — мужчина отвечает на невысказанный вопрос, приближаясь к сидящему на кровати дуэту, — это просто лед.       Хикару вынужден смотреть на того снизу вверх, с каждым чужим шагом лишь крепче прижимая бессознательного брата к себе. Не хочется идти на очередной конфликт, но недоверие, страх и беспокойство не позволяют ему молчать.       — Зачем это все? Вы говорили, что ничего давать нам не будете, — фраза вырывается сама, с хмурым, недоверчивым оттенком. Голова инстинктивно вжимается в плечи, в ожидании какой-либо негативной реакции.       Но похититель лишь окидывает его снисходительным взглядом. Никакого раздражения нет.       — Я не хочу вашей смерти, — терпеливо отвечает мужчина, останавливаясь подле кровати и протягивая ему пакет со льдом, — подложи ему под футболку.       Сама идея того, что какой-то обыкновенный лед может помочь при целой россыпи внутренних повреждений звучит глупо. Слишком мелко. Но Хикару не спорит, дрожащей рукой стремительно подхватывая мешок. Будто в любой момент мужчина мог передумать.       Холод обжигает пальцы, пока Хикару неумело возится с мешком. Но по крайней мере, ему дали разобраться со всем самому, а не заставили наблюдать со стороны, как урод занимается его братом.       — Этого мало, — он бормочет уже чуть позже, поджимая губы на рефлекторно дрогнувшее от холода лицо спящего близнеца, — он же… Я не знаю… Что если это что-нибудь серьезное?       Может быть, ему прямо сейчас нужна больница? Может быть урод ему что-нибудь отбил и Каору не очнется сам? А они оба сидят в этом чертовом подвале и…       — Не беспокойся. Я ведь обещал, что позабочусь о вас, верно?       От проникновенного тона чужого голоса тошно. На фоне всего произошедшего это кажется таким, черт возьми, отвратительным.       — Вероятно, он просто вымотан. Очнется через пару часов и уже тогда решу, что еще ему можно было бы дать. Вы не первые, кого мне приходилось лечить.       Ладонь, прижимающая пакет со льдом к целой россыпи ярких гематом на животе брата едва не впивается в ткань, чувствуя текстуру мелких, перемешанных меж собой ледяных кубов. В горле першит.       — А где тогда остальные? — вопрос, что напрашивается быть заданным.       Ответа нет. В молчании проходит следующая минута, а потом еще и следующие две. Мужчина в абсолютной, напряженной тишине неспешно передвигается к столу, присаживаясь на расположившийся рядом стул.       Хикару сглатывает, понимая, что ждать дальше бессмысленно.       — Зачем вы здесь? — он знает, что звучит хрипло. Голова все еще кружится, и он просто не справится, если после всех утренних событий с них потребуют что либо еще. Нет абсолютно никаких сил на сопротивление, на упрямство и на борьбу с чужими извращениями.       Почему после той чертовой пытки и унизительного принятия ванной после его никак не могут просто оставить в покое?       — Хочу немного с тобой поговорить.       Словам надо усвоиться в голове. Головокружение мешает думать нормально.       — Серьезно? — Хикару поднимает откровенно недоверчивый, обидчивый взгляд. Они ведь закончили с разговорами еще в ванной. Ему надо отдохнуть. Прямо сейчас. Хоть немного.       Мужчина напротив же лишь красноречиво приподнимает бровь.       — Или ты бы предпочел заняться другими делами?       Чужой голос не несет в себе угрозы, но она несомненно подразумевается. В насмешливом тоне, в пристальном взгляде, от которого по позвоночнику невольно пробегают мурашки и в целом, самой ситуацией. Потому что сейчас, к этому моменту, Хикару уже знает, что уроду от них с братом нужно. И он бы предпочел отдалить этот момент максимально далеко, насколько это вообще возможно.       — Нет.       Ответ приходит стремительно и звучит настолько сломанным, настолько до тошноты хрупким, что он едва не вздрагивает от собственного тона. Сердце казалось замирает в груди и он даже не хочет думать о том, насколько напуганным сейчас должен выглядеть.       — То есть… — конечно, Хикару тут же спешит возместить ущерб. Но его проклятый голос никак не может прекратить дрожать, — не надо. Это не нужно.       Все перед глазами кружится. Но это не мешает ему услышать легкий, насмешливый смешок со стороны похитителя. В горле вновь першит. Отдых придется отложить.       — Жалко, — голос Цутому-сана звучит через плотный шум крови в ушах, — мне было бы интересно, насколько ты можешь быть громким в постели.       Вздрагивание — ничто иное как рефлекс. Потерянный, пустой взгляд цепляется за силуэт небрежно сидящего перед столом мужчины.       Ему не стоит обращать внимание на чужие слова. За ним с братом придут еще до того, как урод хотя бы попробует тронуть их снова. Их уже ищут и спасение придет в считанные часы.       Но с другой стороны, он думал так же той ночью, когда их впервые похитили. Он думал так же и вчера. И сегодня утром.       И что-то просто подсказывало, что ему не стоит говорить ничего из этого похитителю. Что стоит сохранить эти мысли при себе и не позволить их топтать. По крайней мере… Не сейчас.       — Это действительно то, о чем вы хотели поговорить?       Стоит огромных усилий чтобы взять себя в руки. Но Хикару все еще уставший, он все еще хочет спать, а голос не перестает дрожать от внутреннего напряжения.       Да и разве обязательно быть настолько высокомерным и самодовольным? Он и так делает с ними что хочет. К чему все эти проклятые напоминания…       — На самом деле нет. Просто было интересно увидеть твою реакцию.       В груди в очередной раз вспыхивает слабое чувство раздражения.       Урод.       — Но я хотел бы узнать тебя немного лучше. Вас обоих, на самом деле, — слышен скрип стула, пока Цутому-сан усаживается поудобнее. Чужие ботинки шуршат по покрытому дешевым линолеумом полу, — к сожалению, информация из соцсетей не дает слишком многого.       — Вы… Вы видели их?       Это беспокоит. За ними с братом всегда смотрели десятки, сотни глаз перед которыми они всегда были лишь рады лишний раз покрасоваться. Их клиентура в хост-клубе, фанаты бренда Хитачин и друзья их семьи.       На большинство этих людей близнецам всегда было все равно. Они никогда не задумывались о том, как прочие люди реагируют на их соц-сети.       Но сейчас…       Хикару вспоминает десятки фото, сделанных ими с братом с разных пляжей, с дружеских вечеринок и официальных мероприятий, по которым их часто таскали родители. Многочисленные переписки хост-клуба, где они оставляли друг-другу разные смешные подписи. И все прочие вещи, которые никогда не должны быть предназначены людям, подобным их похитителю.       В голове так же любезно всплывают воспоминания о сайте хост-клуба, о фотографиях там, что они с братом делали едва ли не веселясь, работая на собственную клиентуру. И ему тут же приходится побороть внезапный порыв тошноты.       Большая часть фотографий, конечно, скрыта для общественности. Но они с Каору оставили весьма немало вещей, с которых… Которых…       — Ага, — Цутому-сан не обращает внимания на его резко побледневшее лицо, — удивительно, как много сейчас может предоставить интернет.       — Это никогда не было для вас… — Хикару едва не трясет от внезапного наплыва эмоций. Они с Каору понятия не имели. Абсолютно. Все это чертово время.       — Разве? Я видел сайт вашего клуба, — приходится резко зажмуриться, просто, чтобы сдержать резкий всплеск отвращения с этих слов, — казалось, вы сами напрашивались на внимание кого-то, подобных мне.       Хикару только нервно сглатывает. Он не может толком подобрать слов. У него все еще укладывается в голове полученная информация.       Они с братом знали, что являются привлекательными для школьных девчонок. Они в курсе, на что именно им лучше делать акценты, обновляя сайт хост-клуба. Но они никогда не думали о том, что на все это мог наткнуться кто-либо посторонний.       А ведь, наверное, именно поэтому Кёя настаивал на блокировке большинства альбомов. Он все прекрасно понимал.       — Но ты же знаешь, что это не такая большая проблема, верно? У многих звезд есть фанаты. Уверен, что у вашей мамы…       — Хватит!       Это уже было слишком.       Рука, ранее прижимающая лед к животу Каору, резко подрывается вверх, стягивая пальцами взъерошенные волосы. Дыхание в какой-то момент успело сорваться, оставляя Хикару ритмично выдыхать через рот.       Если бы вторая его рука не была занята, поддерживая брата, он бы уже заткнул себе уши.       Несколько следующих секунд проходят в напряженной тишине, в конце концов обрывающейся первым глухим всхлипом.       — Хватит…       Он не хочет больше слышать про то, как на них с близнецом, или и того черт возьми хуже, их мать, кто-либо мастурбирует. Это отвратительно.       — Ты сам захотел поговорить об этом, разве нет?       Чужой голос проникает сквозь плотную, глухую кальку, заставляющую Хикару торопливо качнуть головой. Это неправда. Он спрашивал совершенно о другом.       Черт возьми, его вопрос был риторическим. На самом деле ответ не требовался вовсе.       — Просто оставьте нас в покое, — теперь даже дрожь голоса Хикару практически не беспокоила. Это была наименьшая из его нынешних проблем, — пожалуйста.       В абсолютной тишине, нависшей сразу после его слов, напряженное, неровное дыхание Хикару казалось было единственным слышимым звуком.       С опущенной головой и болью в крепко зажмуренных веках он не видит легкой искры возбужденного интереса в чужих глазах. Мужчина молчит еще несколько минут, давая своему пленнику возможность успокоиться. Но он явно не стремится из комнаты уходить.       — Можем поговорить о чем-нибудь отстраненном. Если хочешь.       Против воли, но из груди вырывается некое подобие нервного, истеричного смешка. Разумеется, просьбу Хикару полностью игнорируют.       — Я не понимаю, зачем это вам, — он высказывается открыто, едва не выплевывает, сдерживая раздраженный всхлип, — вы ведь… Вы нас просто трахнуть хотите.       — А ты бы хотел, чтобы я сейчас занялся с тобой сексом?       — Нет!       Хикару честно пытается успокоиться. Но каждый новый виток этого чертового разговора отнюдь ему не помогает. Только заставляет чувствовать себя еще хуже.       С ним будто играют, и он чувствует это, знает, что что-то не так, но не может определить ничего точно. Это чувство тонет в целой буре негативных эмоций.       — Тогда мы поговорим, — чужой голос диктует ультиматум, обрывая и без того разрозненные обрывки мыслей. Не давая собрать какой-либо вывод, а спокойным, размеренным тоном навязывая свои условия.       И честно говоря? К данному моменту Хикару уже все равно. Что угодно, лишь бы его не трогали. И чтобы они хотя бы на секунду перестали разговаривать о сексе. Иначе его точно вырвет.       Так что он больше не спорит. Только молчит, медленно, неспешно размыкая хват пальцев в волосах. Голова кружилась, а мысли продолжали ускользать, то и дело цепляясь за завуалированные угрозы.       Хотелось бы, чтобы Каору бодрствовал. В такой момент брат бы запросто мог взять разговор на себя, оставив Хикару возможность успокоиться. Он всегда был лучшим в их дуэте, когда дело казалось споров, уговоров, да и людей в целом.       — Итак, — тишина обрывается похитителем, — у вас есть хобби?       Столь обыденно нормальный вопрос звучит настолько до нелепого смешно в их обстоятельствах, что сдержать смех сложно. Он вырывается вслух коротким фырканьем, больше напоминающим собой очередной всхлип.       — Сидеть в чьих-либо кладовках, — фыркает Хикару, не из желания упрямства, а из-за расцветающей в груди нервного чувства смеха. Какая к чертям разница, чем они с братом занимаются в свободное время? Сейчас им ничего из этого недоступно.       — Хикару.       Тон чужого голоса подразумевал, что ответ был неподходящим.       Взгляд аккуратно скользит в чужую сторону, замечая нахмуренные брови и отсутствие прежней мягкости на чужом лице. Чувство нервного веселья стремительно Хикару покидает.       Если они не будут разговаривать, то…       — Мы занимаемся тем же, что и другие, — бормочет он неожиданно тухло, предпочтя сосредоточить взгляд на спящем Каору. Пальцы вновь опускаются тому на живот, поправляя съехавший лед, — игры, развлечения. Прочее.       Если от него требуют ответов, то ответить несложно. Это намного лучше альтернативы.       Если, конечно, в какой-то момент Цутому-сану не взбредет в голову все равно исполнить задуманное. Но думать об этом настойчиво не хотелось.       — Это общие вещи. Что нибудь более конкретное?       Что ему, черт возьми, было нужно? Отвечать на вопросы несложно, но какого черта они… Должны быть именно такими?       Какая к чертям разница. Каору не позволят шить, Хикару не дадут посмотреть интересующие его фильмы, и единственное, что ждет их в ближайшем будущем — это постоянные сексуальные домогательства и эти чертовы книги, на которых ни один из них не способен сосредоточиться.       Хотя, их ведь скоро спасут. Тогда даже все вышеперечисленное неважно. Надо просто скоротать время до прибытия полиции и постараться не умереть.       — Ты не упомянул шитье, — голос резко обрывает мысли. Очевидно, что по чужому мнению тишина слишком затянулась, — или это просто семейный бизнес?       — Зачем спрашивать, если вы и так все знаете?       — Я же говорил, что у меня очень скудная информация.       Похититель неторопливо стучит пальцем по краю стола, тогда как Хикару настойчиво старается в чужую сторону не смотреть. Ощущение пронзающего его пристального взгляда он так же стремится игнорировать.       — Хотя, забудь о шитье. Мне любопытно. У вас есть отличные друг от друга увлечения? У вас это… Не слишком заметно.       Тут уже ответ приходит не сразу. Потому что не хочется отвечать. Куда больше прежнего.       — Так?       Он вжимает голову в плечи и сверлит взглядом лицо спящего близнеца. Так хочется соврать или попросту огрызнуться, отказавшись отвечать.       Хотя это ведь просто слова.       — Као любит классическую литературу и он больше меня увлечен дизайном, — бормочет Хикару в итоге негромко, ровно в тот момент, когда стук пальцев по деревянной поверхности стола резко обрывается, рискуя перейти к действиям, — мне нравятся приключенческие фильмы, архитектура и файтинги. Это то, чего вы хотели?       Он хочет домой. Очень сильно.       — Да. Неужели было так сложно ответить?       Сложно. Потому что он вообще не должен хоть что-то говорить парню, что их с братом похитил и продолжает удерживать против воли.       Но Хикару сдерживает оскорбления. Только сильнее стягивает пальцы на одежде близнеца. Ему правда, очень очень хочется, чтобы Каору был сейчас рядом. В сознании. Не оставлял его один на один с похитителем.       Но к сожалению, тот не просыпается.       — Я видел инициалы, — методичное постукивание пальцем по столешнице возобновляется. Хикару чуть расслабляет плечи, убедившись, что никакого нападения не последует, — когда разбирал одежду.       Фу.       — Каору сам сшил свою футболку, — он уточняет, без какого либо желания, но слишком боясь молчать, — остальное это бренд мамы.       — Получается, я бы мог выручить за них денег?       Хикару рывком вскидывает голову. Но легкая насмешка на чужом лице выдает, что похититель шутит. Причем плохо.       Вероятно, подобная продажа бы запросто привлекла к нему внимание, или что-то вроде того. Похищение близнецов ведь не могло остаться незамеченным.       — Если хотите, — Хикару реагирует недовольным бормотанием, тут же возвращая взгляд обратно к брату.       Каору все еще продолжал слабо морщиться во сне. Дышал он неровно. Чертовы синяки под воротом футболки горели на фоне бледной кожи.       Вероятно, сам Хикару выглядит не лучше. Если бы похитителя не было в комнате, он бы уже давно позволил себе отрубиться.       — Вы говорили, что не хотите, чтобы мы с Каору умерли, верно? — в этот раз он первым обрывает тишину. Но похититель не дает даже малейшего намека на удивление с его стороны.       — Конечно.       Рана на плече жжется от внезапного напряжения. Просить о чем либо боязно. Ужасно боязно. Но…       — Тогда зачем мороть нас голодом?       Хикару намеренно не поднимает глаз, даже несмотря на резко нависшую в комнате тишину.       — Я в этом не разбираюсь, — признается он открыто, игнорируя нервные заминки в собственном голосе, — но разве голод не… Из-за него ведь умереть можно.       — А вы станете есть? — похититель резко обрывает его неуверенные бормотания. — В прошлый раз вы ни к чему не притронулись. Лучше не тратить еду на тех, кто все равно от нее откажется.       Это заставляет Хикару резко замолчать. Думать над словами чертовски утомительно, когда в затылке давно пульсирует глухая боль, а он уже несколько часов как вынужден игнорировать время от времени дающее о себе знать головокружение.       — Мы будем, — ответ в конце концов приходит. Хотя Хикару намеренно проглатывает жалобу на то, насколько болезненно терпеть голод. Со вчерашнего вечера никак не пропадало чувство тошноты. От жажды во рту уже давно пересохло. Все эти ощущения уже сплелись воедино с болью, вызванной травмами. Но они не пропали. Отнюдь нет.       Их просто приходится игнорировать, под действием обстоятельств.       — Знаешь, — задумчивый голос звучит со стороны, заставляя его вернуться к реальность, — на самом деле, ты довольно тихо себя вел. Так что могу быть сегодня с вами помягче.       Он был тихим. Конечно, блять, он был. Все еще напуганный после утренней пытки и унизительной сцены в ванной.       От самой мысли о послушании Хикару все еще безусловно тошно, но он может закрыть глаза на это. Ненадолго. Пока что. Пока Као не очнется.       — Правда?       — Конечно. Сделаешь кое-что для меня и я даже могу пообещать приготовить вам что нибудь получше обычного риса. Как на это смотришь?       Надежда, уже было давшая о себе знать, стремительно тает. В пустом желудке ощутимо сводит. Хикару даже не замечает, как скрипит стул, по мере того как похититель неторопливо поднимается.       — Учитывая, сколько ты сегодня пережил, я даже не стану просить у тебя чего-либо действительно сложного или противного.       Он все равно заставит его делать что-то отвратительное. Это все ложь полная.       — А взамен немного хорошей домашней еды для тебя и Каору. Уверен, вы редко такое едите, но я могу готовить вкусно.       Шаг навстречу заставляет Хикару дернуться и рефлекторно привалиться к стене, тут же зашипев на боль от свежих рубцов. Он рефлекторно подтягивает брата выше, к груди, попутно неуклюже цепляясь пяткой за самый край кровати.       — Не подходите… — буквы спотыкаются друг о друга, запросто выдавая страх.       И на удивление, мужчина действительно останавливается. Смотрит на него снисходительно, но с расстояния, перекидывая до неуютного задумчивый взгляд ниже, к спящему телу в его руках, а потом обратно.       Но само собой, это вовсе не потому что его попросили. Вероятно. Черт, у Хикару слишком сильно болит голова, чтобы обо всем этом размышлять.       — Я могу пообещать, что не буду требовать ничего… Радикального для тебя, — чужой голос звучит тем привычным, неожиданно терпеливым тоном, которого от мужчины никак не ждешь. Это некомфортно. Очень. А самое худшее, что Хикару даже не может предположить, почему его это так сильно напрягает. — но зато ты поешь.       В чужих глазах на какое-то мгновение мелькает глубокая, странная искра.       — И твой брат тоже. Выздороветь ведь будет намного проще, если он будет сыт. Верно?       Хикару моргает.       — Као бы не хотел, чтобы я ради него унижался, — он пытается звучать оскорбленным, но при всем желании, это не получается. Он не может спорить с чужими словами.       — Это не ответ, — конечно, ублюдок это тоже замечает.       Потому что Хикару знает характер своего брата.       Потому что Каору всегда ставит ужасные приоритеты и если бы они поменялись местами, он бы уже согласился. Если бы счел причину достаточно стоящей.       Еда, на самом деле, является достаточно стоящей причиной. Как бы Хикару не хотел упрямиться до последнего.       — Чего вы хотите? — плечи опускаются в поражении.       Это все еще не согласие. Он не собирается ничего делать. Он просто интересуется, какова цена какого-то обычного проклятого завтрака и воды. Потому что да. Теперь они вынуждены платить за еду.       Но похитителю все равно, кажется, достаточно и этого.       — Мне нужно пять минут, — говорит он, даже не скрывая своего удовлетворения, — пять минут, пока ты не пытаешься сбежать и не сопротивляешься.       — Сбежать от чего? — ответ едва не выплевывается на порыве эмоций.       Хикару даже не уверен, встревожен он, боязлив или просто растерян. Это… Не звучит обнадеживающе. Совершенно.       Огни насмешки, глубокого веселья в глазах напротив не позволяют ему чувствовать себя лучше.       — Это ведь совсем мелочь — мужчина склоняет голову, — всего немного посидеть тихо. От тебя большего не требуется.       — Зачем это вам?       — Тебе не кажется, что ты задаешь слишком много вопросов?       Рот захлопывается практически бесшумно. Расспрашивать дальше бессмысленно.       Но…       — Я обещаю, что не будет никакого секса, — успокаивающий голос звучит вновь, по мере возобновившихся шагов. В этот раз мужчина не останавливается, неспешливо проходя к нему, — потерпеть пять минут это ведь совсем ничто, по сравнению с продолжительным голодом, верно?       Хикару не отвечает. Не вслух.       Но когда чужая ладонь тянется мягко прикоснуться к его щеке, он вздрагивает и тут же, на голом рефлексе стремится отбросить от себя чужую руку.       Острый, раздраженный взгляд тут же пронзает лоб, обрывая невысказанный протест.       — Либо ты сотрудничаешь, либо я все равно делаю это, но таким образом, что тебе точно не понравится. И могу зайти гораздо больше.       — Разве это не должно было быть добровольно…? — возмущение больше походит на перепуганный всхлип. И то, ближе к концу, фраза попросту тонет в горле, под пронзительностью чужого взгляда.       Значит, это был выбор без выбора.       Защитно выставленный перед лицом локоть медленно, неохотно опускается вниз. В этот раз Хикару не сопротивляется прикосновению.       Чужая рука ощущается невероятно горячей на коже. Большой палец ведет вдоль виска, задевая самые края челки. Требуются все моральные усилия, просто, чтобы заставить себя оставаться на месте, несмотря на пронзающую все тело нервную дрожь.       В какой то момент, ему слабо постукивают по напряженным костяшкам пальцев, буквально впившимся в одежду близнеца.       — Ты можешь оставить его, — настойчивый шепот слышен прямо у чертового уха, едва не провоцируя истерику, — просто уложи рядом с собой на кровать.       — Идите вы…       — Не раздражай меня. В любой момент я передумать. Насчет секса.       Зубы стучат друг о друга, резко захлопываясь. Хикару просто не понимает, к чему все эти чертовы игры, когда в конечном итогу все все равно сводится к угрозам.       Руки похитителя неспешно отстраняются, давая ему место. Но уже его собственные одеревеневшие пальцы упрямо отказываются слушаться. Размыкаются медленно, неуклюже, несмотря на то что Хикару на самом деле стремится уложить брата как можно более аккуратно. Места для этого на кровати было более чем достаточно. Макушка Каору теперь упиралась куда-то ему в бедро.       На перемещение тот даже не вздрагивает.       На самом деле, казалось попросту абсурдным, что брат все еще продолжал спать, несмотря на все происходящее рядом. Он ведь должен был уже очнуться, разве нет?       Каору бы никогда не оставил его одного в такой ситуации.       Все мысли быстро сносит прочь, когда ублюдок практически тут же, неожиданно нависает сверху. Будто только того и дожидаясь, тот тут же проникает одной ладонью под футболку, вызывая едва ли не рефлекторный крик. Мгновенно бросившиеся на защиту руки ловко подхватываются мужчиной где-то в районе запястий, и их стискивают так сильно, что Хикару тут же вынужден болезненно зашипеть.       Он быстро жалеет о своем решении. Блять. Блять, это было очень плохим решением-       — Успокойся, — глухое, угрожащее слово слышен прямо перед лицом, обрывая его панические мысли, — осталось еще четыре минуты.       К черту эти четыре минуты! Разве тому было недостаточно откровенного лапанья его тела в чертовой ванной?       — Не…!       Грубый, яростный толчок насильно прижимает Хикару к стене позади. Острое жжение от полученных ран заставляет его резко оборвать все сопротивление и выгнуться в спине с глухим, болезненным всхлипом.       Упирающийся в грудь локоть мешает даже двинуться.       Он жмурится, чувствуя как настойчивая рука проводится вдоль бешено подымающейся от паники груди. Пальцы царапают его живот, щипают под футболкой, заставляя постоянно вздрагивать. Вдоль позвоночника пробегает целый табун мурашек от чертовски непривычных ощущений.       Странно. Это должно быть приятно, но все, что он чувствует — это стремительно возрастающую в горле тошноту.       С каждой секундой голова все сильнее кружится, кружится, кружится…       В какой то момент мудак вовсе припадает к его шее, потираясь носом о чувствительную кожу. И тогда он резко теряет возможность даже банально дышать.       — Еще две минуты, — чужой шепот звучит по издевательски томным.       Это отвратительно.       Просто… Просто отвратительно.       Даже несмотря на то, что чужие руки не заходят за границу штанов, происходящее носит явный сексуальный подтекст. Но это разве кого-либо может возбудить?       Хикару это не возбуждает. Совершенно.       Продолжая жмурить глаза, он мысленно начинает отсчитывать секунды. Это глупо, он постоянно сбивается, но это лучший способ забить себе мозг, чтобы не думать о происходящем. Осталось лишь две минуты, верно?       Всего сто двадцать секунд. Из них прошла одна, две, три...       Возможно, закрывать глаза было не лучшей идеей. Блять, он чувствует каждое чертово прикосновение и-       …погодите, это что чертовы зубы?       — Вот и все.       Мужчина отстраняется внезапно, опережая вот-вот грозящий раздаться крик. И Хикару двигается практически сразу за тем, панически прижимая освобожденные руки к свежему следу на шее. Его ощутимо мутит и едва ли не трясет от ощущения свежей влаги на кончиках пальцев и слабого жжения на горле.       — Хотелось бы задержаться с тобой подольше, — чужой комментарий доносится словно бы издали, по мере того как Цутому-сан отходит от кровати, — если бы у меня еще было на это время.       Пальцы еще сильнее сдавливают след от укуса. Из груди то и дело вырываются рваные, неровные вдохи, пока Хикару пытается успокоиться. Он наконец-то снова может дышать.       Наконец-то.       — Впрочем, ничего не мешает скомпенсировать это вечером, верно?       Он вздрагивает. Контекст сказанного доходит даже через это странное, ошеломленное состояние, в котором Хикару сейчас находится. Взгляд тут же поднимается вверх, но мысли никак не могут сложиться в слова, и-       Похититель смеется на его выражение лица.       — Я скоро вернусь с едой, — обещает тот, оборачиваясь к двери, — ты бы мог показать себя лучше, но в этот раз я сделаю поблажку...       Хикару его практически не слышит. В голове все еще эхом звучат предыдущие слова. Ничего более разумом попросту не улавливается и Хикару возвращается в реальность лишь при громком скрипе уже закрываемой двери. Неспешные шаги за ней едва слышны, постепенно становясь все тише.       Еще несколько минут Хикару рассеянно моргает, все еще не убирая рук с шеи. Осознание приходит неспешно, моментами.       Похититель ушел.       Но он обещал вернуться.       И то, что тот сказал...       Хикару неуклюже опускается на кровать, едва ли не нависая надо все еще бессознательным братом. Дрожащая рука крепкой, но дрожащей хваткой цепляется за чужое плечо. Пальцы буквально его стискивают, начиная неповоротливо, но отчаянно трясти.       — Проснись, — тихий, торопливый шепот обрывается всхлипом. — Пожалуйста, проснись...