Take care [заботиться]

      Он понятия не имеет, когда именно все наконец закончилось. Будь то хоть час или может дольше, но, по его ощущениям, этот чёртов секс длился бесконечно.       Даже после того как ублюдок удовлетворился, тот так и не выпускает Каору из спальни.       — Ты ведь был девственником, да?       Чужая рука мягко, но настойчиво прижимает его к своему телу. Пальцы неторопливо ведут неясный, непонятный узор на чувствительной коже живота. А сам он сам чувствует себя слишком уставшим хотя бы для того, чтобы просто оттолкнуть чужую ладонь.       Всё ниже пояса болит невыносимо. Засосы огнём горят на коже. Синяки, оставшиеся после сопротивления, неприятно ноют при любом движении.       Он понятия не имеет, как будет потом возвращаться к брату.       Не потому что стыдится произошедшего или чего-либо подобного. Вопрос чисто физиологический. Он не уверен, что сможет сейчас ходить.       — Просто люди всегда говорят об испорченности богатых детей. Мне любопытно.       Простыни под ним кажутся слишком мягкими, чтобы быть комфортными. И слишком влажными.       Крепкое тело позади отдает неприятным жаром, а чужое дыхание слабо щекочет шею, вызывая очередной взрыв мурашек вдоль позвоночника. Чужой пах, не прикрытый одеждой, упирается ему в копчик.       Каору закрывает глаза, стараясь абстрагироваться от всех ощущений. Но, кажется, делает только хуже.       В голове теперь эхом раздаются собственные крики. Воспоминания о недавнем. Угрозы на повышенных тонах, что в какой то момент неизбежно скатились к обычным, дёрганым всхлипам.       Их полностью игнорировали. Урод лишь успокаивающе шептал над ухом, целуя его влажные щёки.       — Пока что, если честно, вы не особо отличаетесь от других, — ни капли, казалось, не удивлённый его молчанием, мужчина невозмутимо продолжает: — включая постель.       Он вопил, когда прелюдия закончилась. Потому что боль была блять невыносимой, несмотря на все заверения в обратном.       А потом рыдал в чужое плечо, раздирал собственные губы в кровь и болезненно шипел на каждый новый толчок. Любые попытки же вырваться подавлялись с легкостью. Мужчина был слишком силен. Или он сам слишком сильно ослаб.              — Твой брат тоже будет таким шумным?       Каору спешит вырваться из воспоминаний, вмиг распахивая глаза. Неприятно дёрнувшись как от стоящих перед веками картин, так и от упоминания близнеца в подобном контексте, пальцы сильнее сжимают одеяло.       Вслух вырывается шипящий оборванный вздох сквозь зубы.       — Не трогайте Хикару… — он тихо бормочет.       От одной лишь идеи того, что бы брат испытал то же самое самое, его мутило.       Да только просьба все равно бессмысленная.       — Мило, что ты думаешь, что мог бы защитить брата.       Чужая рука, наконец, отстраняется от его живота и поднимается выше к волосам, в которые немедленно и зарывается. От обычно успокаивающего нежного жеста Каору лишь сильнее рвёт.       — Или… ты собираешься остановить меня? — чужой голос звучит необычно вкрадчиво и лишь с легким намёком на возбуждённое веселье. — Как-нибудь уговорить?       Неуютно поджимая губы, он вжимает голову в плечи, поддаваясь мелкой истеричной тряске. Легко заметить подразумеваемый подтекст. Но Каору нарочно старается пока ещё об этом не задумываться. Не позволяет себе об этом задумываться, что бы не поддаться моменту.       Использовать Хикару против него это так чертовски манипулятивно…       — На самом деле, мне правда любопытно, — мужчина лишь продолжает говорить. — Если ты бы хотел поторговаться, я бы мог выслушать твои идеи.       Манипулятивно и излишне самодовольно.       Хотя по сравнению с последними часами, ублюдок звучит слишком спокойно. Будто бы секс смыл часть того агрессивного холодного поведения, что было свойственно мужчине ранее. И оставил лишь этот вкрадчивый, методичный голос, втолковывающий очередные порции провокаций.       — Ведь самопожертвование чертовски сексуально.       Кровать скрипит под чужими неторопливыми перемещениями. Под ощущением настойчивого давления на плечо, Каору поворачивается, встречаясь мутным взглядом с чужой возбуждённой улыбкой.       — Ты так не думаешь?       Осознанность в глазах растёт. От всего этого диалога тошно.       — Вы так манипулировали каждым, кого похищали? — собственный голос хрипит после многочисленных криков. Голова всё ещё кружится и ощущается вялой. Но он пока ещё достаточно осознан, чтобы дерзить в ответ.       К сожалению, ублюдок на это лишь продолжает улыбаться       — Вы первые, кого я взял сразу вдвоём, и чем могу пользоваться, — тот напоминает, неторопливо перемещаясь так, чтобы снова нависнуть над Каору сверху, — а в остальном, да.       Ему не нравится это положение. Испещрённая в свежих синяках рука, дрожа, поднимается вверх, упираясь в чужую грудь. Но это нельзя даже назвать полноценной попыткой мужчину оттолкнуть.       Он слишком слаб для этого.       Зато недостаток физических сил с охотой скомпенсирует пронзительное, острое чувство презрения, растущее с каждой новой секундой.       — За нами придут, — собственный голос неприятно режет горло. Но каждое слово, кажется, звучит всё твёрже предыдущего, — и вы пожалеете обо всем, что делаете сейчас.       Гнев, обычно Каору не свойственный, но вполне ожидаемый в этих обстоятельствах, возрастает.       Он шумно втягивает носом воздух, сосредотачивая всё своё внимание на мужчине напротив. Пытается собраться, несмотря на усталость, полностью захватившую тело.       Хочется верить, что выражение его лица полностью передаёт отвращение, испытываемое по отношению к насильнику.       — Мы с Хикару выберемся отсюда, — Каору чётко повторяет, пронзительно глядя прямо в чужие глаза, — а вас точно посадят. Если не каз…       Последующая за этим звонкая обжигающая пощечина, если честно, весьма ожидаема. Голова сама склоняется в сторону, под силой совершённого удара. Алый след ладони отпечатывается на коже.       Комната тонет в кратковременной тишине. Слышен лишь звук напряженного неровного дыхания.       Спустя долгую паузу, совершившая удар ладонь медленно опускается на его висок. Нарочито неспешно перебирает рыжие растрёпанные локоны.       Каору не поднимает головы и вообще никак на это не реагирует, пытаясь справиться с неожиданным чувством головокружения.       — Мне казалось, ты будешь более склонен к сотрудничеству, — на удивление, холода в чужом тоне так и не появляется. Мужчина скорее звучит задумчивым. — Я ошибался?       Кто бы мог подумать. Обычно из них двоих Хикару тот, кто постоянно срывается. Каору всегда поправляет его за подобное поведение, а сейчас сам никак не может удержать себя в руках.       Но уже слишком поздно, чтобы пытаться хоть как-то исправить ситуацию.       — Да пошли вы… — он хрипит из последних сил, сильнее жмурясь под ворохом опущенных волос.       Ответа, на удивление, не приходит. Ладонь, ласково перебирающая его волосы, в какой-то момент соскользывает ниже. Гораздо ниже. Кровать скрипит под чужими движениями.       — Ну ладно. Не страшно. В конце концов, все привыкают, — мужчина отзывается беззлобно, задевая пальцами покрытое цветастыми синяками бедро.       Каору инстинктивно дёргается, резко распахивая глаза. И сразу же встречается с насмешливой, снисходительной улыбкой на чужом лице.       — Вы не первые, с кем я имел дело, — каждое слово сопровождается настойчивым неторопливым движением ладони по бедру. — И едва ли станете последними.       — Далеко не факт, — несмотря на онемевшую после удара щёку, Каору всё равно отвечает. Едва ли не шипит, спотыкаясь о некоторые звуки. Биение собственного сердца ускоренным, тревожным ритмом отдаётся в груди.       — Я как-то справлялся раньше. И в ближайшее время не планирую попадаться полиции.       В какой-то момент чужие пальцы заходят значительно дальше бедра. Скользят вниз, вызывая уже очередной неровный вздох. Инстинктивно Каору пытается дёрнуться, уйти от прикосновения. Но тут же, шипя от боли, опускается обратно на кровать.       Собственный взгляд настойчиво сосредотачивается где-то в единой точке на стене. В горле вновь запершило. Он поспешно смаргивает влагу с края глаз при резком осознании, что ублюдок до сих пор не удовлетворён. Они останутся в спальне ещё на некоторое время.       — Но мне интересно, сколько вы продержитесь, — чужой голос звучит прямо подле уха, обжигая горячим дыханием. — В конце концов, все начинают слушаться.

***

      Когда Каору, наконец, позволено вернуться к брату, снаружи ярко горят звёзды.       Покрытое блестящими, сияющими огнями небо отражается в его глазах, по мере неторопливого продвижения от дома до некого подобия кладовки, под которым держат их с Хикару.       Сложно сказать, сколько времени прошло с того момента, когда его вывели оттуда под угрозой пистолета. Помимо долгого, бесконечного, блять, секса, мудак, в качестве небольшой милости, позволил ему принять короткий душ. Но то, что Каору бы мог с охотой приветствовать в обычном случае, сильно омрачалось тем фактом, что на время всего процесса его руки были связаны. Ублюдок мыл его сам       Отвратительно.       Уставший и постоянно спотыкающийся по пути, Каору вынужден опираться о своего же грёбаного насильника, просто, чтобы не свалиться наземь. Всё тело нещадно ноет. Инстинктивное глухое хныканье от боли, ставшее его спутником где-то ещё в первые часы секса, приходится то и дело насильно давить в горле, чтобы не давать уроду удовольствия их слышать.              Уже оказавшись подле дверей в склад, он опускает взгляд, опираясь рукой о рядом расположенную деревянную стенку. Мужчина быстро разбирается с замками.       — Пойдём, — короткая, ёмкая команда сопровождается очередным грубым хватанием за плечо.       Каору не сопротивляется.       Уже неторопливо, медленно ступая по лестнице вниз, пытаясь не рухнуть на ступени, он не может не думать о том, насколько вся эта ситуация абсурдна и жестока.       Одно дело понимать, что они с Хикару, будучи наследниками именитого бренда, являются жертвами похищения.       Есть всё же причины, по которым Оранская академия имеет несколько систем безопасности, будучи школой для знатных детей.       Но оказаться в подобной ситуации? Похищенным каким-то грёбаным сумасшедшим, для которого они с братом не более чем объект чёртового влечения? Ублюдку ведь совершенно всё равно на фамилию Хитайчин.       Он просто хочет ими владеть. И не только владеть, но и…       ...       Ему ведь придется пережить произошедшее снова? Ублюдок явно не рассчитывал на единичный секс.       Целая прорва вопросов внезапно пронзает разум, заставляя невольно покачнуться на ступенях.       А если их с Хикару спасение затянется еще дольше? Если им тут придется пробыть еще день? Два? Дольше?       А если с него потребуют чего нибудь хуже обычного секса? Хикару ведь тоже наверняка не оставят в стороне. Они оба будут проклятыми жертвами.       Вдоль позвоночника пробегает острая, пронзительная дрожь.       Не в первый раз за последние часы Каору вынужден быстро смаргивать с глаз свежую влагу.       Он пытается тут же взять себя в руки, конечно. Но в этот раз слёзы почему-то не останавливаются. Неровным потоком скатываются вниз, к подбородку, с каждым осторожным шагом вниз.       Только сейчас, казалось, до него действительно доходит вся суть происходящего. Понимание, что полиция может задержаться, оставив их с братом здесь на более долгий срок. Или вовсе не придти? Может, им останется только рассчитывать на самих себя?       Это осознание вызывает тошноту.       Собственные плечи мелко дрожат, дыхание срывается, а плач становится сдерживать уже совсем невозможно, когда они с похитителем оказываются напротив плотно запертой двери. В абсолютной, напряжённой тишине коридора даже намеренно глухие, тихие всхлипы звучат слишком уж громко. Глаза жалит от слез. Слабо прикусывая нижнюю губу, Каору пытается взять себя в руки. Он не хочет давать ублюдку удовольствия все это слышать. Да и прекрасно знает о том, как на всё это может отреагировать его брат.       Но, честно говоря?       В кои-то веки ему совершенно всё равно на то, что подумает Хикару.              — Если тебе так плохо, — чужой голос внезапно звенит над ухом, заставляя неприятно дёрнуться, — у меня всегда есть альтернатива. Ты ведь понимаешь?       Откровенная весёлость, усталое удовлетворение в этих фразах выводили бы Каору из себя, если бы он уже не был донельзя вымотан. Остатки злости, обиды и презрения вспыхивают в груди только для того, чтобы погаснуть через какие-то считанные секунды. Все ранее испытываемые эмоции, включая недавнее подобие истерики, пропадают как дым.              — Да хватит уже… — не желая даже откликаться на эти дешёвые провокации, он глухо бормочет, проводя дрожащей рукой по влажным глазам.       — Я просто нахожу вас обоих забавными.       Противно до тошноты.       — Надеюсь, повешение вы тоже найдёте забавным...       Он не успевает среагировать вовремя. Чужие пальцы резко стискивают волосы вплоть до жгучей, острой боли в корнях, а в следующую секунду лицо Каору встречается с металлом стоящей перед ним двери.       Яркий грохот тут же заполоняет проход. А его нос неожиданно оказывается полон резкого металлического запаха.       Судя по глухому, встревоженному крику со стороны всё ещё запертой двери, звук дошёл и до Хикару. Либо брат проснулся от удара, либо не спал все эти часы, несмотря на уже откровенно позднее время.       Второе кажется вероятнее.       — Еще какие-нибудь слова?       Неровно дыша после совершённого удара, ещё какое-то время разрываясь между желанием ответить сарказмом и чистым человеческим страхом, Каору медленно, молчаливо мотает головой. Пальцы той его руки, что не хваталась за чужую кофту, трясясь, притрагиваются к раненному лицу. Он вздрагивает, задевая самыми кончиками свежую густую жидкость прямо под носом.       — Хорошо, — мужчина словно бы невозмутимо вздыхает, наконец, отпирая дверь, — вашим воспитанием действительно придётся заняться.       Это всё ещё отвратительно. Язвительные, острые слова сами просятся на ум, но Каору в этот раз намеренно сдерживает язык. Лишь медленно, осторожно, чтобы ненароком не свалиться с ног, проходит в комнату под настойчивым толчком похитителя.       Мир перед глазами слишком размыт, чтобы можно было нормально разглядеть Хикару. Но он всё равно замечает цветное пятно, подозрительно похожее по оттенкам на брата.       Раздавшийся с той стороны судорожный оборванный вздох лишь подтверждает догадку.       Хикару не тратит время на крики, обвинения или что-либо ещё. Он сразу бросается вперёд, судя по мгновенно раздавшемуся грохоту металла и топоту ног. Но резко падает, не рассчитав длину приковывающей цепи. Следом за тем следуют раздражённые обрывистые ругательства.       Пускай Каору всё ещё не может видеть чётко, он всё равно вздрагивает при звуке падения. И так же подрывается с места, несмотря на острое головокружение. Когда он падает на колени подле близнеца, это лишь отчасти следствие скорости, а по большей части, последствия его искренней неуклюжести и боли, всё ещё отдающей в конечностях.       Перед глазами тут же начали плясать звёзды, а зубы буквально впиваются в нижнюю губу, когда от столь резкого движения вновь дала о себе знать яркая, пронзительная боль пониже спины. Он едва сдерживает вопль. Требуется ещё пара секунд, что бы придти в себя.              — Что он с тобой, блять, делал всё это время… — поэтому Хикару высказывается первым. Мягкое, но настойчивое прикосновение рук к щекам заставляет Каору вынужденно поднять голову. В голосе брата ясно слышится беспокойство. — Твой нос сломан?       Головокружение медленно проходит. Размытый вид близнеца неспешно, неторопливо, но приобретает всё более острые, ясные очертания.       Боль тоже постепенно возвращается к более-менее приемлемому уровню.              — Ты сам в порядке? — заместо ответа, Каору задает уже собственной вопрос. Его голос хрипит и имеет странный, задушенный звук из-за забитого кровью носа. — Плечо…       — Ради… — Хикару намеренно его обрывает. Резко вдыхает воздух, пытаясь успокоиться, прежде чем глухо, раздраженно зашипеть. — Хоть один раз, расставь правильно свои проклятые приоритеты!       Пожалуй, если бы Хикару действительно упал на свою рану, то криков было бы больше. Значит, с ним всё в порядке.       А значит он мог бы расслабиться. Наконец...              — Као? — раздражённое шипение резко меняется искренним беспокойством, когда пауза заметно затягивается.       Под влиянием внезапного чувства усталости, Каору вырывается из осторожных рук брата и располагает голову на его здоровом плече. Вслух вырывается усталый, рваный выдох.       — Я хочу спать… — он негромко бормочет в ткань футболки, едва различимо из-за проблем с произношением.       С легким опозданием руки близнеца обхватывают его спину в мягких поддерживающих объятьях. Позволяют расслабиться, впервые за последние часы, почувствовав себя в безопасности…       — Вы оба действительно очаровательны. Но как бы не было мило на это смотреть, хочу кое-что сказать.       Раздавшийся позади голос похитителя ощущается подобно резкому грому. К этому моменту, если честно, Каору вовсе забыл о мужчине.       — Утром вы оба ясно показали, как относитесь к тому, что я вам даю, — тон чужого голоса не обещает ничего хорошего, — так что, если захотите есть, то вам сначала надо будет чем-нибудь отплатить.       Только не говорите, что он заявляет о…       — Это же касается и ванной. Я честно не хочу быть жестоким, но ваш характер сам вынуждает принять меры. Понимаете?       От этой намеренной небрежности, отдалённого извинения в чужом голосе, блять, тошно.       — Я на самом деле не буду просить многого. Всего… Небольшие услуги.       Всё тело словно бы пронзает электрическим током. Этот чертов тон, довольный и игривый, подразумевает явно не грёбаную помощь по дому.       Кое-как, Каору отрывается от рук брата, с широко раскрытыми от шока глазами уставляясь на похитителя. Более-менее восстановившееся к этому моменту зрение легко позволяет разглядеть легкую ухмылку, царящую на губах мужчины.       — Вы не можете заставлять нас… — Каору не может подобрать слова. Барахтается в эмоциях, подобно рыбе в воде, своими словами опережая возмущения близнеца.              Хикару же, всё это время с гневом в глазах смотрящий на мужчину, в самый последний момент на что-то отвлекается.       — Если, как ты утверждал, за вами скоро придут, то нет смысла беспокоиться, верно? — улыбка на чужих губах заметно растёт.       Руки сжимаются в дрожащие, но крепкие кулаки. Ногти буквально впиваются во внутреннюю часть ладоней.       Он не обращает внимание на то, что Хикару всё ещё подозрительно молчалив, пустым взглядом уставившийся на виднеющиеся под воротником его футболки залитые кровью следы.       — К тому же, вы сами говорили, что сможете продержаться без еды, — каждое чёртово слово ублюдка вызывает у Каору очередной порыв головокружения, — хочу посмотреть, насколько долго вас хватит.       В животе словно бы формируется глубокая морозная дыра. Рот спешно глотает воздух, по причине всё сильнее разрастающегося недоверия. Он бы хотел высказаться, но полный крови нос мешает.       Зато после происходит неожиданный отход от темы.       — Это грёбаные засосы? — голос Хикару, звучащий непривычно задушенно и пусто, резко привлекает к себе внимание. Его брови заметно нахмурены, а глаза, наконец, поднимаются, пристально всматриваясь в лицо Каору. — Не говори, что он…?       Не удается скрыть дискомфортного поёживания. В следующую же секунду Хикару издаёт странный, глухой, гортанный звук и сильнее прижимает его к себе. Потерянное выражение на лице близнеца резко переключается на чистый гнев.       — Вы его… — он глотает ртом воздух, морщится носом, явно не желая произносить вслух само слово. И уставляется на ублюдка в упор, резко поднимая голос. — Насколько вы, блять, ненормальный?!       В янтарных глазах заметен яркий гневный блеск, когда Хикару едва не рычит, напрягшийся, словно бы в ожидании рывка, но так при этом и не поднимающийся с пола. Не желает отпускать.       — Если хоть ещё раз вы его…!       Яростные крики, кажется, ни капли мужчину не впечатляли.       — Не раз, — он грубо обрывает чужие слова, едко усмехаясь, — это будет ещё не раз...       — Идите вы нахрен!       Разъяренные крики эхом разносятся по всей комнате. И совершенно, казалось бы, не воспринимаются мужчиной всерьез. Тот лишь смотрит на старшего со странным интересом в глазах, от которого Каору мутит.       Но, по крайней мере, ради них же с братом обоих, мудак явно намеревается уходить.       — Ты слишком громкий, — игнорируя очередной всплеск словесных оскорблений, похититель неторопливо хватается за дверь, одаряя старшего красноречивым взглядом, что Хикару, разумеется, полностью игнорирует, — я исправлю это. Позже.       — Да что угодно, — старший близнец лишь плюётся, гневно сжимая одну из рук в кулаке. Он не поднимается с пола, возможно, инстинктивно осознавая опасность. Но явно нуждается в выплеске эмоций.       Пытаясь справиться с неожиданным головокружением и физически не имея сил, чтобы остудить пыл брата, Каору просто приваливается к его плечу и позволяет себе прикрыть глаза.       Дальнейший ход спора он уже не слушает. Лишь замечает щелчок закрываемой за похитителем двери, сквозь безостановочные яростные обещания Хикару убийства.       Лишь тогда брат, наконец, замолкает. Ещё несколько секунд тяжело дышит, пытаясь прийти в себя. И после полностью возвращает всё своё внимание к Каору.       — Как ты? — Хикару быстро спрашивает, прежде чем обдумать собственный вопрос и тихо ругнуться под нос. — Ладно, забудь… Ты можешь встать?       Руки близнеца неловко, пытаясь быть аккуратными, обхватывают его за плечи, даже не дожидаясь ответа. Мимо Каору не проходит пронзающая их мелкая беспокойная дрожь.       — Помоги… — он отвечает одним тихим, гулким из-за носа словом, махнув рукой в сторону кровати.       Хикару нет необходимости просить дважды.       — Тебе плохо? — перекинув одну его руку себе через шею и помогая Каору подняться, близнец никак не может успокоиться. — Если этот урод в следующий раз придёт…       — У него был пистолет, — он намеренно обрывает слова Хикару, устало о того облокотившись. Каждый шаг заставляет то и дело слабо неприятно морщиться.       — Да всё равно, что у него было! — громкий, отдающий яростью голос отражается от стен миниатюрной комнаты. — Я не дам ему в следующий раз тебя… изнасиловать.       Хикару едва не выплёвывает это проклятое слово. А потом крупно вздрагивает, будто бы лишь сейчас полностью осознавая произошедшее. Его пальцы чуть крепче сжимаются на плечах, помогая Каору аккуратно опуститься на кровать. На живот, само собой.       Комната вновь тонет в кратковременной тишине.       Абсолютно, совершенно молча, Хикару оседает рядом. Одна его рука, так и не переставая дрожать, аккуратно проводит вдоль заметных синяков на запястье. А после резко одёргивается, будто ошпаренная.       С лежачего ракурса невозможно увидеть лица брата. Но тревога ощутимо витает в воздухе.              Каору, впрочем, немного не до этого. Ушибленная переносица мешает ему нормально дышать, и то и дело заставляет неприятно хлюпать носом.       — Тебе бы остановить кровотечение, — в конце концов, это привлекает внимание Хикару. Мягкая, осторожная ладонь чуть приподнимает края волос, чтобы иметь возможность нормально осмотреть травму. — Сильно болит?       В ответ лишь глухое, уставшее мычание. Нет никакого желания говорить.       — …просто дай мне убедиться, что твой нос не сломан, ладно? — Хикару раздражённо бормочет, самыми кончиками пальцев притрагиваясь к посиневшей переносице.       Но он отстраняется буквально сразу, стоит лишь болезненно зашипеть в ответ на прикосновение.       — Я в порядке, — Каору в очередной раз сипит, ладонью создавая препятствие между братом и своим лицом, — просто ушиб.       Он не видит выражения лица близнеца, но всё равно с лёгкостью может представить, как тот закатывает глаза, поднимаясь с характерным скрипом матраца.       Судя по раздавшемся вскоре шелесту страниц, отошёл тот в сторону книжных полок.       — Думаю, оборот ранобэ будет не жалко… — приглушённые бормотания сопровождаются гулким звуком разрываемой бумаги. После Хикару возвращает книгу на место.       Слышен топот неторопливых шагов и звон металлических звеньев, скользящих по полу.       — Лучше так, чем пачкать подушку, — он ёмко комментирует, передавая брату вырванную бумагу. — Ублюдок мог хотя бы удостовериться, что не сломал тебе ничего, а не просто оставлять тут.       — Ммм… — всё ещё не имея никаких сил на ответ, Каору оставляет вырванные страницы у себя.       Пытаться обдумать действия сумасшедшего, склонного к агрессии, дело заведомо проигрошное. В прошлый раз мужчина поинтересовался, всё ли в порядке с его рукой. Этот случай, очевидно, отличается.       — Подвинься, — оставив мычание брата без комментариев, Хикару слабо пихает его в плечо, желая расположиться рядом.       Двигаться совершенно не хотелось. Вымотанное тело попросту отказывалось слушаться. Но через силу, с лёгкой помощью брата, Каору все же удается переместиться ближе к стене.              Матрац сразу продавливается под весом ещё одного тела. Уже улёгшись, Хикару крепко сжимает одну из его рук, напряжённо дыша напротив.       Достаточно далеко, что бы чувствовать себя комфортно. Но и достаточно близко, что бы его теплое, обрывистое дыхание слегка колыхало Каору челку.       На удивление, это успокаивало.              — Слушай, — тихий шёпот близнеца резко пронзает тишину, — когда он говорил, что будет требовать от нас чего-то, он ведь имел ввиду…?       Подавив желание поёжиться, Каору издает глухой утверждающий звук.       Рука Хикару заметно вздрагивает и сильнее сдавливает его ладонь              — …Ладно, — он нервно сглатывает, — хорошо.       Больше они ни о чем не говорят.