Take care [заботиться]

      Каору отнюдь не считал себя глупым человеком. Наивным? Возможно немного. Иначе бы он не попал вообще в эту ситуацию.       Но он определенно точно не глуп. Никогда таким не был       — Я хочу, чтобы ты пошёл со мной.       И именно поэтому он знает, что совершенно не желает оставаться с похитителем наедине.       Было бы лучше, если бы они с братом всё ещё были заперты. Голодные, да, но, по крайней мере, их бы не принуждали к очередному разделению.       — Ну так?       Тошнота подрывается к горлу. Даже несмотря на то, что ни он, ни Хикару с самого утра так и не поели. Остатки еды Цутому забрал сразу после того, как зашил рану старшего близнеца.       А вид пистолета в чужой руке весьма эффектно даёт понять, что выбора у Каору толком нет, как бы он не пытался убедить себя в обратном.       — Что? — он негромко переспрашивает, не спеша покидать Хикару. Выбирает обходной путь — разговор, в наивной надежде, что если он не станет похитителя слушать, то тот словно бы обо всём забудет.       Очень сильно не хочется оставаться с мужчиной один на один. После утренних событий ожидаемо, что ничего хорошего от подобных предложений ждать не стоит.       Те же утренние события хорошо объясняли, почему этот больной ублюдок зациклился именно на нём. С Хикару он, чёрт возьми, не целовался.       — Поднимайся, — мужчина отвечает терпеливо с лёгкой кривой усмешкой на губах.       Если честно, Каору сейчас хотелось бы быть полностью идентичным своему близнецу. Без отличающихся одежд и белоснежной повязки на руке Хикару. Тогда бы, по крайней мере, уроду понадобилось чуть больше времени, чтобы выяснить, кто есть кто.              — Зачем? — он продолжает спрашивать, продолжает оттягивать, словно бы прячась за привычным им с братом раздражающим поведением.       Не от большого веселья, а от чёртового ужаса, сейчас поглотившего его с головой.       Сам Каору в этот момент не двигается, замирает так, будто бы любое лишнее движение может чем-либо похитителя спровоцировать.       В ответ лишь небрежно приподнятая бровь.       — Ты хочешь, чтобы я потерял терпение?       Что-то было в чужом тоне такое, напрягающее и сжимающееся плотным комом в животе…       — Он не пойдет, — Хикару, наконец, подаёт голос, на протяжении всех последних минут расположившийся между Каору и вошедшим похитителем.       Уже пришедший кое-как в себя, несмотря на жгучую боль в плече и общую усталость, он всё равно настроен твёрдо. И смотрит на похитителя с гневным блеском в глазах. Не у одного лишь Каору в голове кружатся воспоминания обо всём произошедшем.       К данному утром обещанию брат явно отнесся серьезно.       — Разговор сейчас не с тобой, — чужой взгляд, холодный под приглушённым светом комнаты, вмиг обращается к старшему близнецу. Тот рефлекторно напрягается, пусть и не меняет защитной позы, — не лезь.       Руки Хикару лишь сильнее сжимают под собой покрывало, в состоянии усилившейся злости. Чужие слова возымели сугубо противоположный эффект.       — Зачем он вам? — тот спрашивает, рычит в состоянии не то ярости, не то от глубинного ужаса. Но последний словно бы намеренно прячется, пихается куда подальше, лишь бы Хикару имел возможность похитителю противостоять.       И было бы крайне легко успокоиться под подобной защитой. Убедить самого себя, что к его разъяренному близнецу прислушаются и отстанут…       Да только ясно ведь, кто в этой ситуации по-настоящему ею владеет.       Даже сам Хикару это понимает, отчего и выглядит таким до отчаяния яростным. И в драку намеренно не лезет.       Только лает. Но не стремится укусить.       — Тобой действительно придется заняться, не так ли? — всё такой же холодный пронзительный голос обращается к старшему, давая заместо ответа очередную угрозу. — Если ты меня действительно разозлишь, то тот час на кухне покажется мелочью. Или тебе так понравилось быть под пистолетом?       Даже при всей своей защитной ярости, Хикару заметно вздрагивает. Со стороны можно прекрасно видеть его дрожащие руки.       Этот разговор надо остановить. Сейчас же.       Каору нервно поджимает губы и буквально силком заставляет себя подать голос.       — Знаете, наши родители могут заплатить сколько угодно, — не желая, чтобы этот конфликт разрастался, но и при этом слишком боязливый, чтобы подчиняться, он резко влезает в диалог, обрывая ответ брата, — только отпустите нас.       Нет ведь ничего, чего нельзя было бы купить, верно?       Только вот он сам понимает ситуацию, в которой оказался. И то, зачем именно, потенциально, они с братом могли этому чёртовому уроду понадобиться.       То что он отказывается об этом думать, не значит, что он не понимает.       — Мы бы… сохранили всё в тайне, — Каору добавляет вдогонку, сильно нервничая от неожиданно затянувшейся тишины.       Он лжёт, разумеется. К чёрту тайну, он первым же делом обратился бы с Хикару к государственным службам.       Но мужчина всё равно не воспринимает его слова всерьез. Раздавшийся в ответ смех звучит как издевка. Каору вынужденно съёживается.       — Вы оба… — мужчина небрежно мотает головой и продолжает смеяться. Сквозь шум его голоса ярким, громким звуком выделяется шорох возведённого курка.       А потом этот же серьёзный, полный холода взгляд вновь обращается к нему.       — Сюда, — тот повторяет, даже не удостаивая комментариями эту дурацкую попытку спастись, — сейчас. Никаких больше шуток.       Инстинкт провоцирует сиюминутное желание скрыться за братом. Приходится насильно заставить себя оставаться на месте.       — Да не пойдет он никуда! — несмотря на очевидный страх, Хикару всё равно вновь подаёт голос. Показательно закрывает его собой и вновь, снова о чем-то кричит.       Но Каору его сейчас не слышит.       Каждая секунда, проведённая под угрозой этого чёртового пистолета, ощущается для него вечностью. Голова кружится от угроз и принуждений. От криков брата, пытающегося его защитить, но самого боящегося до ужаса.       Он просто хочет…       Мысль обрывает звук выстрела. Стремительного грохота пули, промелькнувшей, однако, не рядом с ним.       Хикару, со своей стороны, казалось, замер. Он замолкает слишком резко. Самые края неряшливой рыжей челки медленно плывут вниз, единичными прядями оседая на мягком покрывале. Пролетевшая совсем рядом пуля завершает свой путь где-то в стене позади, оставляя после себя в цветных обоях глубокую тёмную выбоину.       Комната словно бы застывает в одном единственном моменте.       — Знаете? — похититель пользуется нависшей тишиной. — Обычно я всегда брал одного парня. И если справляться с вами обоими будет слишком сложно…       — Ладно! — Каору обрывает слова ещё до того, как мужчина их закончит, едва не задыхаясь от того, насколько спешно он подскакивает с кровати. — Я понял.       Совершенно не хочется слушать конец этой фразы.       — Не обязательно стрелять, — он просит мирно, чувствуя, как собственное сердце торопливо проваливается куда-то в желудок.       Собственное лицо, казалось, побелело от одного лишь намёка. В комнате нависает напряжённая тишина.       Хикару тоже молчит. Даже не шелохнётся. Выражение его лица со своего ракурса Каору не видит. Но готов спорить, что брат сейчас бледный, как полотно.              — Я жду, — похититель напоминает о себе. Пистолет всё ещё не убирается.       Угроза очевидна. И несмотря на гложущий в груди чёртов ужас, силой, но Каору заставляет себя двигаться.       Между выбором неизвестности и угрозой пистолета, он предпочтёт лишний раз не рисковать жизнью брата. Или своей собственной.       Разве не этому их учили, говоря о том, как правильно вести себя в положении заложника?       — Я вернусь, хорошо… — стараясь держать голос ровным, он запинается, обращаясь к сидящему рядом близнецу.       Но не успевает даже толком отстраниться, как тот резко подрывается с места, буквально впиваясь в ранее свободное запястье.       — Не… — Хикару невнятно шипит в ответ, почти мгновенно избавляясь от раннего состояния. И наоборот, хватается за него ещё сильнее, сжимая пальцы вплоть до боли в запястье. В его глазах виден бешеный, отчаянный блеск. — Нет. Не смей уходить. Он же… он…       Дышит тот рвано и говорит запинаясь, не желая отпускать, но так и не отойдя после уже очередного взрыва пули рядом с собой. Каору готов спорить, что влага в глазах близнеца ему вовсе не кажется.       Смотреть на столь откровенный страх больно. Знать его причину — ещё больнее.       — Со мной всё будет в порядке, — шепча в ответ, Каору настойчиво тянет руку назад. Он хотел бы успокоить брата. Но кто бы его самого, чёрт возьми, успокоил, — я…       — Сейчас, — чужой голос врывается резко, заставляя вздрогнуть как его самого, так и сидящего рядом близнеца.       Хикару ещё несколько минут напряженно молчит, отказываясь выпускать его запястье, даже несмотря на озвученный приказ.       Удивительно твёрдо, несмотря на дрожащие руки и выражение болезненного ошеломления на лице.       — Я вернусь, — Каору обещает брату в последний раз, вынужденный сам насильно разжать чужую ладонь. И уже после, медленно, на ватных ногах идёт от кровати прочь.       — Не надо… — приглушенный голос Хикару, едва ли не мольба, раздаётся вслед. Но он так и не поднимается с кровати.       Каждый шаг ощущается словно падение в пропасть. Хочется замедлиться, хочется просто остановиться и на сиюминутном порыве развернуться назад, но всё равно Каору силой заставляет себя идти.       На долю секунды он думает о том чтобы дать ублюдку подножку. О том чтобы в последний момент пихнуть того в живот, или ещё что-либо подобное.       А потом заставляет себя подумать о возможных последствиях подобной дерзости и намеренно стремится подавить даже мысль о возможном сопротивлении. Лучше будет подобрать момент получше.       Если такой вообще будет.       Стоит лишь приблизиться к мужчине и тот тут же сжимает его плечо в крепкой навязанной хватке. Насильно прижимает к себе.       Рефлекторно Каору поёживается от этой настойчивой, навязанной близости. В голове всё стремительно пустеет.       — Хороший мальчик.       Чёрт возьми, его сейчас стошнит.       — Заткнитесь… — слова вылетают сами. Необдуманно. И с глухим, задушенным рычанием. Будто выплеснувшееся вслух оскорбление обиженного подростка.       Единственная позволенная дерзость с его стороны.       Если хоть одно чёртово прикосновение пойдёт дальше…       Спустя недолгую паузу в ответ раздается странный негромкий смешок. Мужчина бормочет что-то сам себе под нос, лишь сильнее утягивая его вперёд дальше к двери.       Он хочет отбросить от себя эти проклятые руки.       В животе всё сжимается. На долю секунды в голове вновь проскальзывает шальная, дерзкая мысль попробовать напасть.       К чёрту последствия, он в грёбаном ужасе и…       — Даже не думай, — глубокий холодный голос раздаётся прямо над ухом, словно бы окатывая ушатом холодной воды.       Слишком страшно.       Он спотыкается о собственные же мысли, едва слыша шелест ключа, вставляемого в замочную скважину. Пальцы слабо дёргаются, дрожат, цепляясь за края брендовой футболки.       Лишь бы не дать себе возможности сиюминутно сорваться и пожалеть об этом.       Слышатся три глухих поворота ключа. Щелчок.       — Пойдём, — командует чужой голос. Руки вновь настойчиво толкают вперёд.       Хикару бы уже высказался. Он бы уже наверняка ударил ублюдка в живот.       Лишь пересекая порог, Каору слышит рваный вздох позади и громкий звон цепи. Только-только раздавшийся крик брата обрывается с грохотом закрываемой двери.       Хотя, может быть, Хикару не намного храбрее него.

***

      С коротким щелчком переключателя кладовая освещается. Яркий, пронзительный свет бьёт прямо по глазам.       Внизу было не так светло.       Чужие пальцы болезненно стискивают предплечье, заставляя невольно морщиться. Но сейчас эта проблема кажется какой-то незначительной мелочью по сравнению со всем остальным.       — Зачем нужно было меня забирать? — он всё же задает вопрос. Снова. В надежде, что хоть в этот раз получит ответ.       Хотя и подозревает, каким тот должен быть. Именно поэтому он и нуждается так сильно в том, что-бы эти подозрения опроверглись.       — Ты слишком достаёшь.       Чужие пальцы насильно дёргают его на себя при малейшей попытке установить с уродом дистанцию. От столь резкого движения Каору едва не спотыкается о какой-то дурацкий гвоздь на деревянном полу кладовой.       — Я не имею права беспокоиться за свою жизнь? — он шипит, настойчиво сверля взглядом доски под ногами. Пальцы рук инстинктивно поддёргиваются, замечая, насколько он сейчас близок к свободе. — Просто скажите…       Они с похитителем оба останавливаются подле приоткрытой двери, ведущей на улицу.       — Вы оба слишком дерзкие. Подожди.       Крепкие руки вновь насильно тянут его на себя, заставляя спиной прижаться к чужой груди. Шорох пистолета, резко упёршегося прямо под подбородок, провоцирует очередной всплеск паники, что приходится едва ли не силком подавлять.       — Я не сбегу без брата, — Каору торопливо говорит, сам поневоле прижимаясь к телу позади. Но оружие никуда не уходит.       — Правда? — чужой голос интересуется прямо над ухом, вызывая очередной шорох мурашек вдоль позвоночника.       Всё ещё слишком близко.       Он едва сдерживает самообладание. Блять.              — В этом… нет необходимости, — Каору вздрагивает, когда мужчина быстрым пинком распахивает двери кладовой и настойчиво толкает его вперёд.       Приходится идти. Против воли.       — Считай, что это просто мера предосторожности, — мужчина насмешливо отвечает, полностью игнорируя его небольшую истерику.       Свежий воздух за пределами кладовой невольно деморализует. Запах леса, подле которого стоит дом, щекочет нос, а где-то вдали слышны крики птиц.       Каору мог бы насладиться этим. Но его слишком отвлекает оружие, неприятно царапающее подбородок.       — Вы постоянно держите с собой этот чёртов пистолет? — собственный голос дрожит от паники. Он нервно сглатывает, двигаясь в сторону чужого дома. — Нечем больше пугать?       — Это эффективно, — на удивление, мужчина отвечает, — ты так не думаешь?       Проклятое дуло пистолета словно бы в издевку красноречиво водит круги по чувствительной коже.       Спокойно. Спокойно. Спокойно…       Да какое, блять, «спокойно», он нахрен в ужасе!       — Перестаньте, — он просит совсем тихо, едва способный вообще дышать из-за заполонившей горло паники.       Мужчина лишь хмыкает в ответ.       Больше они ни о чём не говорят.

***

      В доме прохладно. Обстановка кажется несколько заброшенной, даже несмотря на то, что у жилья определённо есть хозяин.       Хотя много Каору не видит. Так, обходит лишь пару коридоров первого этажа, прежде чем медленно подняться наверх, следуя прямым инструкциям похитителя.       Его толкают к первой же двери, сразу за лестницей.       И стоит лишь открыться двери, стоит лишь заглянуть внутрь, как собственные ноги вмиг замерзают, отказываясь идти вперёд. Спина упирается прямо в чужую грудь позади. Где-то в глубине горла формируется прогорклый тугой ком.       Спальня.       Это грёбаная спальня. Чертова, долбаная спальня.       С кроватью.       Нет, нет, нет, нет…       — Ты ведь догадливый, да?       Пальцы чужих рук настойчиво сжимают ему плечи, заставляя шагать вперёд. Но Каору всё равно обеими ногами упирается в деревянный пол. Он чувствует, как начинает странным образом задыхаться.       — Почему мы тут? — он спрашивает глухим, заторможенным голосом, чувствуя, как голова всё сильнее кружится.       Будто бы он сам не понимает.       — Небольшая проблема с цепью, к которой прикован твой брат. Если бы я захотел трахнуть его, то сделал бы это там. Но с тобой? Он стал бы мешать.       Паника стремительно растет. Всё тело пронзает крупная сильная дрожь, стоит лишь почувствовать чужую ладонь на пояснице, настойчиво толкающую вперёд. В какой-то момент пальцы ощутимо заползают под самые края брюк.       И где-то в этот момент Каору срывается.       Он понимал, что к этому всё идет. Он подозревал. Он знал, что это, вроде как, неизбежно.       Но он так сильно старался об этом не думать.       Забивая к чертям и на пистолет, и на все ранее звучащие угрозы, Каору резко оборачивается. Ничего не говоря, но отчего-то всё равно задыхаясь, пытается вырваться, несмотря на перегородившего проход мужчину. Тот же, явно ожидая подобного исхода, к пистолету не прибегает, а только настойчиво продолжает толкать его вперёд в спальню. И лишь крепче обнимает поперёк спины, мешая проскользнуть мимо себя.       — А казался таким спокойным… — ёмко комментирует чужой голос.       — Пошли вы к чёрту!       Есть что-то в этом напускном высокомерном спокойствии такое, отчего его мутит. Игнорируя то, с какой силой чужие руки прижимают его к себе, Каору только сильнее сопротивляется. Собственные пальцы едва ли не с отчаянием цепляются за дверной проём, от которого его сейчас так настойчиво отталкивают прочь. И неизбежно с него соскальзывают, несмотря на все старания.       — Отпустите меня! — срывая горло, он пихается в чужую грудь плечом, стремится вырваться из хватки ещё до того, как станет слишком поздно. — Нет!       Ладонь вновь вытягивается прямиком за чужое плечо к двери. Каору ворочается в обвивших его руках, намеренно наступая на ноги ублюдка. А в голосе проскальзывают первые рычащие ноты, вызванные паникой.       — Ни за что, ни за что… — он повторяет как мантру, из раза в раз, задыхаясь, когда резко падает прямиком на мягкую постель. И срывается на очередной, рвущий горло крик. — Не трогайте меня!       — Тш-ш-ш, полегче… — но старания эти словно бы проходят мимо. Ублюдок лишь шире ухмыляется, уворачиваясь от мельтешащих в воздухе ладоней. Он, блять, наслаждается этой чёртовой ситуацией. — Вот теперь ты показываешь свой характер, да?       И именно эта небрежность, это веселье, ощущаемое от насильника, ужасает больше всего.       — Заткнитесь!              Сопротивляясь до последнего, Каору всё равно пихается, шипит, царапает ногтями чужие руки и всячески пытается пнуть нависшего над собой мужчину в живот. Продавленный под их общим весом матрац скрипит вдобавок к крикам и шороху одеял.       Он пытается выставить между собой и насильником колени, создать хоть какое-то препятствие. Но чужие руки с легкостью разводят эти самые колени в стороны. И пользуясь освободившимся местом, ублюдок тут же нависает сверху, прямо промеж дрожащих ног.       Собственные руки то и дело безрезультатно стучат о чужие плечи, упираются в грудь и пытаются отпихнуть от себя подальше чужое трёхклятое лицо. От ухмылки, самодовольной и восторженной на чужих губах, Каору, блять, тошно.       Он ведь не девчонка, чтобы позволять делать с собой подобное. Он должен и будет сопротивляться.       Только почему это сопротивление подавляется с такой насмешливой, издевательской легкостью?       Он шумно выдыхает через нос, когда несмотря на все попытки, ублюдок всё равно продолжает. Прижимает одно из его запястий к кровати, формируя новые свежие синяки. Трётся своим отвратительным пахом о бёдра и в какой-то момент наклоняется ниже, присасываясь к оголенной шее.       Чужая рука сжимается где-то в районе затылка, до боли стягивая волосы и заставляя сильнее запрокинуть голову. Прямо под эти чёртовы губы.       А он сам в этот момент дрожит, прижатый к кровати весом крепкого тела над собой. Идущий сверху жар душит.       — Не трогайте меня… — задыхаясь, едва сдерживая инстинктивные слёзы, Каору дрожащими руками пытается отпихнуть чужое туловище от себя.       — Нет… — он шипит, прикусывает губу, чувствуя, как чужие зубы помечают его же собственную шею.       — Не надо… — всё тело пронзает крупная резкая дрожь при ощущении ладони, настойчиво потирающей его пах прямо через брюки.       Когда эта же самая ладонь начинает стягивать с его тела дорогую фирменную футболку, из горла вырывается первый болезненный всхлип.              Все следующие часы он с большой, огромной охотой предпочтёт забыть.