Бесполезность плоти

      — Что с Вами, Кей? — Беатрис осторожно встряхнула её за плечо.       Кей потерянно посмотрела на мисс Дэвис, после — на остальных приглашенных, что, как один, не менее растерянно таращились на Эрли.       — Простите, я… Я не спала сутки…       — Вы это уже говорили, Кейтлин, — тонко съязвил Ганнибал, который, в отличие от прочих, не видел нужды даже вскользь взглянуть на неё и справиться о здоровье.       Один лишь только расслабленный голос доктора послужил для Кей сигналом к действию. Продолжая ссылаться на дурное самочувствие, она резко подорвалась из-за стола, едва не опрокидывая позади себя стул.       Провожая Эрли, бросившуюся вон из столовой, поражённым взглядом, мисс Дэвис обратилась к Ганнибалу:       — Она выглядит совсем нездоровой. Что с ней, Вы знаете?       Доктор Лектер нехотя отложил от себя приборы, будучи не в восторге от незапланированного спектакля, затеянного Кейтлин, и с неотъемлимой выдержкой изрёк:       — Тем, кто не знаком с мисс Эрли, полезно знать, что в юности она состояла в обществе по защите животных… Моя вина. Разговоры об убое тронули её былые убеждения.       Беатрис протянула с сочувствием:       — Бедняжка…       Если кого и убедило такое объяснение спонтанного ухода Кей, то только не Алану, которая единственная знала Эрли достаточно хорошо, чтобы счесть байки об её альтруистических рвениях в прошлом полным бредом.       — Нужно её проводить, — настояла доктор Блум, намеренно взглянув на Ганнибала с недовольством, чтобы тот прочёл её, невысказанное из-за посторонних, недоверие.       Упрёк в глазах Аланы ничуть не смутил Лектера. Позже он поведает ей, успокоив тем самым, что предзнаменованием срыва Кей послужило известие о смерти её знакомого, у которого Потрошитель забрал мозг. Сам же Ганнибал узнал о столь трагичном совпадении многим позже того, как решил включить в меню то особое блюдо. Увы, он так и не смог предотвратить горькое недоразумение, пошатнувшее выдержку агента Эрли.       — Разумеется, — доктор Лектер поднялся, поочерёдно взглянув на Алану и Беатрис, сидящих к нему ближе всех. — Дамы, развлечёте гостей в моё отсутствие? — перед уходом добавил для остальных. — Прошу меня извинить, я оставлю вас ненадолго.       Вероятно, не стоило ему медлить с провожанием. Входная дверь была полуоткрыта, и Кейтлин застать в доме не удалось. Ганнибал выглянул на улицу, наблюдая за дождём, что продолжал смывать грязь и пыль прошедшего дня с дорог, — но не чёрные полосы на асфальте, оставленные, несомненно, шинами, знакомого доктору, транспорта. Опасно разъезжать на большой скорости в такую непогоду — Кейтлин должна была это знать. Звёзды, застеленные грозовыми тучами, заранее отказывались благословлять своим светом выбор, который в скором будущем предстояло сделать мисс Эрли.       Заперев дверь, Ганнибал вернулся в столовую и с неудовольствием застал своих гостей с понурым видом. Какая неприятность. Кейтлин всё-таки удалось лишить всех аппетита своей выходкой.       Остановившись у своего места, доктор Лектер решил дать краткое объявление:       — Прошу минуту внимания… Хочу сообщить, что мне удалось нагнать мисс Эрли. Ей действительно нездоровилось этим вечером. Она приносит всем свои глубочайшие извинения и просит нас о том, чтобы мы не позволили этому неприятному инциденту омрачить наше настроение и испортить остаток ужина, — гости, вдохновлённые речью, смотрели на Ганнибала, дарящего всем тёплую ободряющую улыбку. — Продолжим!

***

      Спасалась бегством — чуть раньше Кей посчитала бы своё истеричное поведение унизительным и недостойным, но, после случившегося с ней озарения, инстинкт самосохранения вытеснил стремление сохранить во что бы то ни стало достоинство и бесстрашие на лице. Покидала она дом Лектера в небывалой спешке, подгоняемая желанием больше никогда туда не возвращаться; никогда отныне не слышать скрежета вилок и ножей и не ощущать аромат, приготовленных доктором, блюд.       Отвыкла она от такого состояния, так уж точно… Перебирая бесчувственными ногами по влажным от дождя ступеням, Кей подскользнулась и едва не столкнулась лицом, выражение которого никогда не пожелала бы увидеть, с уличной плиткой, вовремя выставив перед собой руки. Паника лишала ощущения плотности под ступнями, а осознание собственных грубейших заблуждений делало остальное тело вялым и неподвластным.       — Давай же, прошу тебя… Заводись! — трясущиеся руки с трудом удерживали ключ зажигания, а после и руль, всё же успешно заведённого байка. Прежде, чем сорваться вперёд, он опасно крутанулся на месте, оставляя задним колесом чёрный полукруг на дороге.       Давление, ударившее в голову, делало обзор мутным. И без того не функционирующие глаза ослеплял свет фар встречных машин. Кей, опасаясь, что за ней могло увязаться преследование в лице доктора Лектера, всё же рискнула остановиться на ближайшем мосте. Панический страх оказаться разделанной не отступал, но перспектива разбиться насмерть была реальнее.       Оставив транспорт неподалёку, Кей навалилась на металлическое ограждение и посмотрела на небольшой ручей, протекающий под мостом. Тянущее ощущение в желудке предупреждало, что тот вот-вот извергнет непереваренный салат прямиком в воду. В голове Кей всё стоял голос Брайана, озвучивающего перечень органов, вырезанных Потрошителем из, недавно обнаруженных, жертв: почки, сердце, мозг… Всё, что было пригодно в кулинарии. Она своими глазами видела, переполненный изысканными яствами, стол Лектера; видела лица его одурманенных гостей, с удовольствием уплетаюших виртуозно приготовленную плоть… Человеческую. Мозги Эшли, пропущенные через мясорубку — одобрительное чавканье Беатрис до сих пор эхом отдавалось в ушах.       Слабость вновь опустилась тяжёлым покровом на всё тело. Кей почувствовала, что соскальзывает всё ниже… Вскоре разобьётся о каменное дно мелководья. Растратив остатки сил на то, чтобы оттолкнуться назад, Кей опустилась на землю и нашла для спины опору во всё том же ограждении.       Кажется, настало самое время поразмышлять о каннибализме… Ганнибал — Кей не верилось, что всё это время фигурой в тени был он. Инстинкты сработали исправно, приказав ей бежать оттуда, но разум продолжал отрицать случившееся. Кей не раз слышала и наблюдала истории, когда самые добропорядочные граждане на деле оказывались монстрами, которых все искали: учитель с двадцатилетнем стажем работы, стоящий за расчленёнкой школьников; владелец ветеринарной клиники, подвергающий нелегальной эвтаназии питомцев вместе с их хозяевами; полицейский, представленный к повышению и хранящий в своём подвале склад костей; медсестра родильного дома, похищающая младенцев. Вопреки общественному удивлению, Кей раскрытие деталей сумрачной жизни таких особей никогда не приводило в шок. Она всегда знала, что истинные чудовища скрывались за обличием добродетели и гармонии. Кей хорошо помнила слова из одной, приглянувшейся ей во время обучения, книги: «Хорошие люди редко бывают подозрительными: они не могут понять, что кто-то другой может сделать то, на что они сами не способны» *. — Кей была подозрительной. И она верила, что любой способен на всё.       Но Ганнибала она не подозревала в убийствах… Почему она его не подозревала? Её слепота по отношению к нему — это всё равно, что окунуть руку в чан с кипятком. Глупо, вредоносно, бессмысленно. Ты ведь знал, что единственное, чем наградит тебя подобное действие, — болезненный, долго не заживающий ожог. Но ведь что-то в твоём мозгу приказало тебе сделать это — что-то, что было неподвластно тебе. И, чтобы не прослыть сумасшедшим, чей разум существовал отдельно от тела, ты начинаешь лихорадочно искать логичное объяснение своим нелогичным действиям и выборам.       Кей уже имела дело с каннибалами. Наблюдала в их холодильнике банки с закупоренными человеческими органами, но чтобы те пожирали их так эстетично… Возникший диссонанс раскачивал мозг Кей в просторной черепной коробке из стороны в сторону, мешая сосредоточиться на чём-то одном. За всю свою карьеру Кей многое испытывала к преступникам: ярость, ненависть, отвращение, презрение, желание растоптать и унизить… Но никогда примитивный панических страх перед ними. Тогда, в доме Лектера, к благоразумию Кей не смог возвать даже тот факт, что на них с доктором был обращён десяток пар глаз его гостей — свидетелей, чьё присутствие не позволило бы Ганнибалу расчленить Кей прямиком на праздничном столе. В то растянутое мгновение она могла думать только об одном: какой орган он вырежет из неё?.. Замаринует, пожарит или решит сожрать живьём?       Мудрецы поведенческого отдела всё гадали, какой «инструмент» имеет большую значимость для расследований: интуиция или логика? Кей, в своих попытках разобраться, по какой причине ошиблась насчёт своего психотерапевта, сыскала для них ответ. Именно интуиция всё это время давила на неё, призывая относиться к доктору с неприязнью и недоверием, словно какая-то первобытная, фундаментальная часть Кей отвергала его правильность. Её сбило собственное восприятие окружающих, предвзятое отношение не только к Лектеру, но и ко всем людям его профессии — Кей была уверена, что из-за этой предвзятости она и обманулась. Ганнибал показывал окружающим лишь то, что они хотели видеть. Кей хотела видеть в нём заносчивого, типичного интеллигента, который не считался с такими, как она, и доктор явил ей то малое, за которым Кей не смогла разглядеть большее зло. Это она была мелочной… Она акцентировала внимание на своих поверхностных впечатлениях, игнорируя то, о чём говорило ей глубинное.       Кей поверила, убедила саму себя, что Ганнибал лишь чванливый простак, прикрывающийся своими дипломами и благодарственными письмами, и вечно претендующий на что-то большее, но, справедливости ради, обманулась не только она. Ганнибал среди остальных, хоть и зарекомендовал себя высококвалифицированным специалистом в психологии, отыгрывал роль консультанта, недостаточно гениального и оригинального, чтобы самостоятельно вести расследования, но правда была такова, что никого настолько нетривиального Кей ещё не встречала…       Куда ей идти? Не вечность же сидеть на обочине. В номер возвращаться было опасно. Зная адрес мотеля, Ганнибал был осведомлен и о постоянном месте нахождения Кей, но ей больше некуда было податься. Аренду номера она оплатила на месяц вперёд, не желая каждый день бегать к Хэнку с наличными, как и заморачиваться с поиском квартиры, пока не отыщит убийцу Ларсена… И вот отыскала. Но проблемы после этого не убавились, зато денег на счету было в обрез, да и те могли понадобиться для другого.       Попроситься на какое-то время к Беверли? После произошедшего, она не согласится. К тому же, у самой Кей не было никакого желания её подставлять. Снова. Информация о Лектере, которую запоздало обнаружила Кей, была бомбой, и та грозилась взорваться в любую секунду в руках у всякого, кто ею владел. Такой взрыв мог зацепить и приближенных, а у Беверли была большая семья, с которой она тесно общалась и прекрасно ладила… Нет, делиться с Катц тем, кто скрывался за маской Потрошителя, не зная, что за этим последует, Кей не могла.

***

      Телевизор загромыхал рекламой датского пива. Хэнк, побоявшись, что разбудит постояльцев, сделал потише. Частенько он засиживался до поздна за просмотром старых боевиков. К тому времени большая часть постояльцев возвращалась в свои номера, и наступал негласный отбой.       Хэнк поднялся со своего продавленного кресла и, потянувшись, болезненно закряхтел. После очередного киномарафона всё затекло — от шеи до пальцев ног. Мужик в какой-то передаче про здоровье, кажется, говорил, что людям в его — Хэнка — возрасте отнюдь полезно движение.       Накинув толстовку, Хэнк поспешил на улицу размяться и подышать свежим воздухом, а заодно и проверить, не буянит ли кто-то из постояльцев. Бывали тут всякие… Разгромят пол номера и сбегают, а ему потом новую мебель за свои деньги приобретать; хотя, в основном всем необходимым для жизни Хэнк закупался на местной барахолке. И цены доступные, и вещи добротные — считай, что раритет.       Встав под навесом, чтобы не промокнуть, Хэнк прикурил. Хорошая ночь… Мужчина выдохнул дым и, выглянув из-под навеса, мечтательно уставился на ночное небо, которое озаряли редкие молнии. Идиллию Хэнка нарушил некто посторонний. Мужчина прищурился, заметив подозрительную сгорбившуюся фигуру, сидящую под дверью номера мисс Эрли.       — Эй! Ты чего там уселся, наркота?! Здесь тебе не притон! Плати за номер, либо сваливай! — человек в балахоне не реагировал.       То ли дождь так заглушал голос Хэнка, что его слова не доходили до назначенного пункта, то ли просто упрямый достался ему наглец. В любом случае, Хэнку оставалось повторить ему всё это в лицо, что администратор и вознамерился сделать, прихватив с собой биту — так, для подстраховки. Спустившись с выступа, мужчина разом угодил обеими штанинами в грязную лужу.       — Тьфу! Ну ёб твою налево… Джинсы за шесть баксов! Водосток хер пойми в каком веке изобрели… — выплюнув промокшую сигарету, Хэнк побрёл дальше, продолжая раздражённо ворчать. — Ты чего, с первого раза не расслышал? — спросил он, наконец добравшись до незнакомца.       — Разорался…       — Кей? — неуверенно произнёс Хэнк, когда голос говорящего показался ему знакомым. Да, похоже, это была действительно она. — Прости, не признал… Ты чего здесь сидишь?       — Не хочу заходить, — ещё тише пробормотала она.       — Чего-чего?.. — не расслышал Хэнк.       — Дьявол… — из-под тёмного капюшона ветровки показались рыжие нечёсаные волосы и тусклые бесцветные глаза, когда Кей чуть задрала голову, чтобы выкрикнуть администратору в лицо. — Хочется мне посидеть!       Кей сидела на бордюре, опираясь спиной на дверь своего номера, и Хэнк только сейчас заметил, стоящую рядом, начатую бутылку ягодного вермута.       — О-о, трудный день, — понимающе промычал мужчина. — Если не хочешь говорить, я пойду… С полуночи транслируют «Секретные материалы». Вообще я такое не очень люблю, но Джиллиан Андресон… — Хэнк расплылся в глуповатой улыбке, мечтательно вздохнув. — Красивая женщина…       — Да. Трудный день, — резко отозвалась Кей, словно бы только для того, чтобы его заткнуть. Однако Хэнк, многие годы контактирующий с разным контингентом, видел в её грубости напускное, а, что было действительно искренним, так это нежелание оставаться в одиночестве, которое мисс Эрли почему-то не могла высказать прямо. — На кой чёрт тебе эта зубочистка? — беззлобно усмехнулась она, кивая на биту в руках администратора. — В заднице ковырять?       — Да так… — Хэнк поленился объяснить, вместо этого отложил биту в сторону и уселся рядом с Кей на бордюр. Он вопросительно указал большим пальцем на бутылку вермута и, получив молчаливое разрешение Эрли, довольно отхлебнул. — Чего у тебя приключилось-то?       Кей снова затравленно выглянула из-под капюшона.       — Я нашла того, кого искала. Но он оказался… Влиятельнее меня, — она улыбнулась полубезумно — нет, скорее оскалилась. Уголки губ так и наровили рухнуть вниз.       Хэнк чувствовал, что Кей чем-то запредельно огорчена. Так огорчена, что естественно было разрыдаться, а она отнюдь давила из себя смех.       — У сотрудников правоохраны свои причуды, — вслух заключил он и, заметив, выражающий недоумение, взгляд Кей на себе, демонстративно оскорбился. — Нет, ну это уже хамство! Носишься тут со своими папками, ствол на поясе пару раз засветила. Думаешь, я совсем тупой, ничего не понял?!       Кей растерянно заморгала, а после внезапно предложила:       — Не хочешь к нам устроиться? К чему такой наблюдательности пропадать…       — Не-е-т, — ехидно запел Хэнк, — рискованная у вас работа. Чуть что, и стреляют. Мне такое не по душе… В тебя, кстати, хоть раз стреляли?       — Стреляли, но не попадали, — помрачнела Кей и безразлично добавила. — Пока что везло.       — «Пока что», — неодобрительно повторил Хэнк. — Хвали Бога и проси, чтоб и дальше везло.       Кей вздрогнула… Просить Бога?.. Хэнк не был похож на глубоко верующего. Наверное, просто так упомянул имя Его — к слову пришлось…       Кей прикурила две сигареты и одну протянула администратору. Тот снова повеселел:       — Сегодня куражим за твой счёт, если не ошибаюсь?       — Может быть… Если дам деньги, прокатишься в круглосуточный супермаркет, возьмёшь что-нибудь пожевать?.. У меня холодильник пустой, — расслабленно поддержала Кей, но картинка трепыхающихся извилин Эшли, что так охотно уплетала мисс Дэвис, заставила вновь напрячься. — Нет, плохая идея, — Редкое врождённое заболевание всю жизнь омрачало рацион Кей множеством ограничений, и она впервые была счастлива тому. И благодарна собственному организму за то, что ей так и не удалось отведать что-нибудь мясное, заботливо приготовленное доктором.       Было ли дело в сочувствии? Нет, вовсе нет… Просто, зная на своём же примере, сколько дерьма человек способен запихнуть в себя в течение жизни, сама идея положить на язык кусочек маринованной в токсинах плоти вызывала у Кей отвращение.       — Почему это плохая? — огорчился Хэнк, когда та пошла на попятную.       — Работа, — сухо отрезала Кей.       — А выходной выпросить? Или у вас так не принято?       — Да, видать, не до выходных…       Смирившись с тем, что идея полакомиться бесплатными закусками ему больше не светила, Хэнк решил перевести тему:       — Так, что там насчёт того полудурка, которого ты нашла? Он, что, при бабках?       — Если бы дело было только в этом… — сдавленно посмеялась Кей, но следом осеклась. — Слушай внимательно! — твёрдо начала она, едва ли не хватая администратора за грудки. — Никогда не говори об этом человеке!       — Да я и имени его не знаю…       — … Не упоминай его даже наедине с самим с собой!       — В опасное дело ты, похоже, ввязалась, — сделал вывод Хэнк, глядя в, испуганно распахнутые, глаза Кей, что опять не доглядела за собой, позволив сболтнуть лишнее.       — Забудь обо всем, что я говорила тебе. Для своего же блага… — настаивала она, поднимаясь на ноги. — Бред это всё… По пьяни и не такого наговоришь. За бутылкой мне часто видится во всём масонский заговор.       — Бред?.. То-то у тебя поджилки все затряслись, — Кей не среагировала, продолжая терзать дверной замок своей двери. — Да стой ты! — Хэнк вскочил за ней. — Ты сказала, что приятель этот твой из влиятельных, чтобы это не значило.       — Я, кажется, сказала, чтобы ты заткнулся на эту тему!       — Погоди… Я тут кое-что вспомнил. Это, как же оно говорится… — Хэнк смачно выругался, что-то вспоминая. — Ах, да! Если противник слабее тебя, обрати его силу против него самого.       Кей прижалась лбом к двери, захлёбываясь искренним смехом — с такой детской непосредственностью Хэнк пытался вдохновить её на лучшее.       — Увлекаешься философией дзюдо? — с иронией поинтересовалась она, всё-таки обернувшись к мужчине.       — Да нет, в каком-то боевике это слышал, — признался Хэнк. — Мудро прозвучало. Вот ждал, когда смогу сам повторить это в жизни. Я, правда, не совсем представляю, каким образом это может пригодиться тебе, но вдруг…

***

      Алкоголь — злобный, коварный джин, запертый в бутылке. Злоба, которой он наполняет, необоснованно делает из тебя агрессора, а нотки его коварства заставляют тебя уверовать в собственное всесилие. Каждый раз после выпитого перед Кей расстилались новые горизонты. Идея уничтожить Лектера его же руками, как завещал Хэнк, уже не казалась такой нелепой и заведомо проигрышной. Жаль только, что излюбленное «топливо» Кей имело свойство полностью испаряться поутру.       Кей помнила, что, распрощавшись с Хэнком, продолжила одиноко пьянствовать уже в своём номере; в кровать завалилась незадолго до рассвета и, кажется, засыпала с полным безразличием к тому, что нагрянет в ближайшем будущем. Однако, несмотря на то, что Кей точно помнила свой бесстрашный настрой ночью, утром обнаружила, что комод, место которого было у стены, оказался передвинут к двери, перегораживая выход из номера. То-то у неё руки так болели. Похоже, полночи провозилась с этим комодом, занимаясь возведением баррикад — глупость какая… Было даже несколько стыдно перед собой. Да и окно, которое было высотой практически во всю стену, и которое Кей проигнорировала прошедшей ночью, озадачивая себя только дверью, подогревало этот стыд.       Паника отступила, но на смену ей пришла подавленность. Простое действие — поднять голову с подушки — оказалось непосильной задачей. Кей взялась прощупывать мышцы лица, но не чувствовала собственных прикосновений. Тело не отзывалось на команды, словно бы онемело каждой своей микрочастицей. Оповещения, всплывающие на экране телефона, — сообщения от Кроуфорда —, только добивали. Подъем выдался неудачным — хотя, то и вовсе нельзя было назвать подъемом, скорее попыткой переместить своё, не способное принять вертикальное положение, тело с кровати на пол, чтобы хоть как-то доковылять до ванной. На помощь пришли «старые-добрые» психостимуляторы, запас которых Кей давненько ещё выбила у одного знакомого врача, задолжавшего ей услугу. Врачам Кей не доверяла, но не тем, кто засиживался у неё в должниках, и чья деятельность зависила от одного её слова. Полезное знакомство, не иначе, но, увы, врач тот полгода тому назад перебрался в Вашингтон.       В дороге к театру, адрес которого скинул Джек, снова обуял страх. Что, если там уже находился Ганнибал? Успел ли он опередить Кей с доносом?.. Она могла бы задать вопрос себе: «Кей, почему же ты не поехала к Джеку с правдой о докторе?», — потому, что информация, выведенная ей о Лектере, была правдой только для неё. Джек потребовал бы доказательства, но Кей могла обвинить доктора только на словах. Что бы она предъявила Кроуфорду? Притащила бы с собой закуски со стола Лектера для проведения экспертизы? Как вариант, но Кей и с ним облажалась, поддавшись панике и позорно сбежав. Что ей стоило завернуть крохотный кусок человечины в салфетку и тихо, не привлекая подозрений Ганнибала, дождаться окончания ужина?.. Ничего не стоило, но удачный момент был потрачен бездарно. Прожорливые гости Лектера, наверняка, обнесли весь стол, не оставив даже объедки.       Нет, Джек не поверил бы её словам. Вслух рассуждая при Кей о её связи с убийцей Ларсена и Эшли, Кроуфорд скорее обвинил бы её в том, что таким образом она пыталась сместить фокус подозрений с себя на доктора. Да и, если бы у неё и были доказательства, у Ганнибала тоже оставались свои. Отправить его за решётку ценой собственной свободы?.. Нет, к тому она не была готова.       Джек, к облегчению Кей, встретил её в концертном зале спокойно. Значит, Ганнибал всё ещё тянул с обвинениями. Она осторожно присела рядом с начальником, расположившемся на задних рядах и молчаливо наблюдающим за Уиллом, который отнюдь примостился у самой сцены.       — Кто? — тихо поинтересовалась она.       — Дуглас Уилсон — тромбонист Балтиморского симфонического оркестра. Убит после своего последнего выступления. Причина смерти — травма затылка.       Кей прищурилась, старательно пытаясь разглядеть тело убитого тромбониста, оставленного преступником на сцене в лучах софитов. Оставив попытки, она прямо спросила у Джека:       — Что у него из глотки торчит?       — Гриф виолончели — пропущен через горло, — Джек повёл пальцем в воздухе, рисуя округлую рамку для картины места преступления. — Похоже на Ричарда Перри.       — Не поверишь, недавно его вспоминала… Но молоток-Ричард в тюрьме. И, думается мне, выйдет оттуда не скоро.       Джек скептически посмотрел на Кей. Сам будто не знал о заключении мистер Перри. Именно он как-никак курировал расследование убийства пианистки.       — Подражатель, — озвучил Кроуфорд то, что подразумевал с самого начала.       Кей на секунду отвернулась от босса, закатив глаза. Джеку уже всюду мерещились одни подражатели.       — Нет, это не он. Ты сказал, что у…       — Уилсона, — подсказал Джек.       — У Уилсона травма затылка. Но Ричард наносил удары в упор. У пианистки была раздроблена лобная кость. Он бил спереди, чтобы запечатлеть эмоции в её глазах между ударами… Пока та ещё была в сознании. Для убийцы тромбониста, похоже, не был настолько важен зрительный контакт с жертвой. Он бил по затылку — наверняка, единожды, — Джек кивнул, подтверждая догадки Кей. — Один точечный, мощный удар. Убийца не обделён физической силой, но у него не было в планах возиться с жертвой, пока та жива. Смысл, который подтолкнул его к убийству Уилсона, выражен посмертно.       — Повторяя «подвиг» Перри, убийца вполне мог пожелать внести свои новшества.       — Подражатели неприхотливы, — Кей снова взялась высказывать несогласие с Джеком. — Они довольствуются тем, что оставили им предшественники. Если бы кто-то решил реконструировать убийство пианистки, то выбрал бы в качестве жертвы не тромбониста, — продолжала она, с иронией скосив глаза в сторону босса. — Подражатели не пренебрегают деталями. Они одержимы идеей передать тот же ужас, который когда-то поселил в людей «подлинник».       — А что ты тогда скажешь насчёт подрожателя Хоббса, пожелавшего внести в повторение преступлений Гаррета свои коррективы?       Подрожатель, подрожатель, подрожатель, — от каждого повторения из уст Джека, да и из её собственных, Кей становилось всё больше не по себе.       — Убийца Кэсси Бойл не был подражателем Гаррета, — отчуждённо заговорила она, снова отводять взгляд от Джека, чтобы тот не смог распознать её личных опасений. — Он просто указал нам на недостатки его предыдущих работ.       Джек напряжённо сверлил глазами профиль Кей. Кажется, она забыла упомянуть ещё Марриссу Шур — подругу Эбигейл — убитую в хижине Хоббса. Ничего, позже Кроуфорд поднимет вопрос и о приспешнице Гаррета.       Кей же поспешила возвратиться к теме тромбониста, чтобы переключить внимание Джека:       — У Ричарда слишком маленький «послужной список» в сравнение с другими психами Балтимора. Если бы я была подражателем, выбрала бы для копирования «детище» кого-нибудь повнушительнее.       — Посмотрим, что он скажет, — решил отсрочить подведение итогов Джек, кивая в сторону Уилла, что за всё время их с Эрли беседы ни разу не шелохнулся. — Ты проверила записи Ларсена?       Как же Кей надеялась, что хотя бы сегодня ей удастся избежать подобных вопросов. Если она расскажет о своей находке из дневников Йенса, то наведёт Джека на Ганнибала, а доктор уж точно в долгу не останется, отплатив Кей за её болтливость сполна. Нет, нельзя давать наводку Кроуфорду до той поры, пока она не обезопасит себя от компромата в руках Лектера. Но, как долго ей удастся утаивать от Джека связь их консультанта с доктором Ларсеном?       — Проверила, половину… Но там ничего. Всякие бредни про миссию, которую возложили на Йенса Высшие силы — тоска полнейшая. Ничего из того, что стоило бы твоего внимания, — Кроуфорд испытывающе молчал, и Кей пришлось добавить для убедительности. — Можешь, конечно, сам почитать, но, учти, макулатуры там немало, — с язвительностью припомнила слова начальника.       — Закончи с этим, — неудовлетворённо потребовал Джек, следом переводя внимание на профайлера.       Уилл, «заказавший» себе билет в первом ряду, оглянулся на последние. Кей поначалу показалось, что смотрел он на них с Джеком, однако взгляд Грэма проходил сквозь фигуры коллег. Кроуфорду же его шевеление дало основание считать, что работа профайлера окончена. Спустившись к сцене вместе с Кей, он сходу взялся расспрашивать:       — Что ты увидел?       — Убийца хотел сыграть на нём, как на инструменте, — сбивчиво начал Грэм, взгляд которого что-то тянуло обратно в зрительный зал. Кей проследила за ним, но, как и прежде, кроме пустующих мест ничего не увидела. Упрятав руки в карманы пиджака, она продолжила молча выслушивать напарника. — Убийца считает, что Дуглас Уилсон не состоялся, как исполнитель, как музыкант… Как инструмент он значительно лучше, — с нарочитой небрежностью отозвался о жертве Уилл, словно его устами действительно говорил преступник.       Появившаяся сбоку от сцены Беверли отозвала Кроуфорда к себе. Оставшись наедине с Уиллом, Кей оценивающе посмотрела на него и позволила себе вслух заключить:       — Выглядишь хреново.       Уилл прижал ладонь ко лбу, надавливая, словно бы это действие могло вытеснить боль.       — Чувствую себя так же, — вынув из куртки упаковку аспирина, Грэм проглотил пару таблеток, после чего предложил и Кей. Так, качнув головой, отказалась; свои она уже приняла.       Донимать напарника бесполезными вопросами о самочувствии было не в её правилах, поэтому Кей предпочла вернуться к работе.       — Убийца не новичок. Слишком всё с Уилсоном целостно, отлажено… Перед его убийством преступник «репетировал» с другими не раз.       — Возможно, но остальные тела не были найдены, — поддержал Грэм, протирая о воротник рубашки очки, запотевшие от его тяжёлого дыхания. — Убийца не демонстрировал их — некому было… Я поговорю с Ганнибалом. Узнаю, что он думает об этом. Театры — его стихия.       Кей сжала кулаки под тканью одежды, стоило прозвучать имени доктора. После того, что стало ей известно о Лектере, поездка напарника к нему казалась занятием до нельзя зловещим.       — По-моему мы слишком часто привлекаем доктора Лектера к нашей работе. Так ведь и облениться можно, — ненавязчиво отшутилась Кей, с экстремальной скоростью размышляя, как бы отговорить Уилла от визита к доктору. — Джек просил его только о составлении психологического портрета Хоббса, а тот по итогу присосался к бюро, как паразит.       — Всё не оставляешь свои попытки выжить Ганнибала? — с насмешкой заметил Грэм. — Ты несправедлива к нему. Ганнибал не так плох, как ты думаешь.       — Знаешь… — безжизненно протянула Кей, огорчённая тем, что Уилл решил выступить в защиту Лектера. — Сожалею, что в этих попытках я не преуспела.       Грэм, недоумевая, нахмурился:       — У вас, что, уже успел произойти конфликт?.. У меня ощущение, будто ты что-то хочешь мне сказать.       Но не может.       Уилл — он, возможно, единственный, кому бы Кей могла доверить свои подозрения, но не теперь. Грэм уже давно не отзывался о Ганнибале с раздражением и пренебрежением, а теперь и вовсе принялся отстаивать право доктора участвовать в расследованиях. Значит ли это, что он, обманутый, как и все, проникся Лектером?.. Вероятно, это так. Могла ли рассчитывать Кей, что после услышанного Уилл неожиданно примет её сторону? Разумеется, нет. Он начнёт интересоваться, почему она с той же информацией не обратилась к Кроуфорду, и тогда Кей придётся поведать правду и о себе; признаться в том, что она не бросала наркотики, а ложь в блоге Фредди Лаундс не всегда является таковой.       Откроется Грэму, и тот непременно сдаст её Джеку; не из собственного желания, просто не сможет иначе. Не сможет предать, оберегаемое им, хрупкое чувство справедливости. Талант Уилла всегда будет держать его над пропастью безумия и садизма, а малейшее отступление от закона будет угрожать падением вниз. Единственное, что отделяло Уилла от этого падения — воздушная подушка из принципов, и Грэм никогда не переступит через них. И их недолгое приятельское общение с Кей в рамках работы не станет для Уилла достаточным основанием сделать исключение для неё.       За хранение наркотиков ей дадут не меньше десяти лет заключения, и ещё десять за неоднократное превышение должностных полномочий и мошенничество, о чём руководство, несомненно, разведает, если начнутся разбирательства. Минимум двадцать лет, без права возвращения к своей деятельности после освобождения, и за что? За то, что Кей захотелось поведать своим коллегам о вкусовых пристрастиях доктора Лектера.       Последнее, на что Кей могла слепо надеяться, это арест Ганнибала. Где гарантия, что после её признания доктор тоже отправится за решётку? Сколько ещё месяцев Джеку придётся провозиться со сбором доказательств вины Лектера, достаточных для его заключения? К тому времени, когда назначат официальный суд, Ганнибал уже может сбежать. Он по-прежнему будет разгуливать на свободе, когда как Кей останется ближайшие двадцать лет томиться за решёткой — нет, такой исход она не переживет; при том, что рассчитывала на совершенно обратный.       — Брось, Грэм, — захохотала она, приятельски стукнув напарника по плечу. — Ты же знаешь, если мне есть, что сказать, я это говорю. И временами не к месту. Но ты прав, мне действительно следует быть мягче с нашим доктором, — Уилл продолжал испытывать своим молчанием. Вероятно, всё же заподозрил в её словах лукавство. — Я что-то нервная в последнее время, — суетливо перевела тему Кей. — Думаю, из-за того, что ты тогда сказал о Потрошителе. Ты всерьез считаешь, что у него может быть подручный среди наших?       — На кого-то из бюро он точно нацелен. Но я не уверен, что его «цель» знает, кого Потрошитель разглядел в ней.       — Кого же? — с тревогой спросила Кей; доводилось ей строить планы на других, но быть частью чужого — нет, к такому она не привыкла.       — Того, кто не осудит.       Кей прыснула смешками, раскрывая своё недоверие.       — Его волнует осуждение посторонних?!       — Осуждение? Нет, — флегматично тянул Грэм. — Принятие… Он хочет почувствовать, что значит быть принятым кем-то — не из-за нужды в этом, а из любопытства.

***

      — Ещё вина?       — Буду признателен.       Тобиас Бадж — серенада, которую он исполнил для Ганнибала, поначалу натолкнула доктора на мысль, что мистер Бадж, подобно Франклину, вознамерился предложить ему свою дружбу. Однако сам доктор Лектер уже был готов изъявить своё нежелание принимать, несомненно, редкий и ценный дар, но не для него; по крайней мере, не от Тобиаса.       — Я слышал, что Вы устраивали званный ужин в прошлые выходные. Надеялся оказаться в списке приглашенных.       — Приглашены сейчас, — тактично отрезал доктор, возвращаясь за стол. — Извините за прямоту, но я обязан спросить: Вы убили тромбониста? — всего-лишь формальность.       В комфортной полутьме столовой блеснула, влажная от вина, полуулыбка мистера Баджа.       — Точно обязаны?       — Нет. Решил сменить тему.       Тобиас, недолго понаблюдав за Ганнибалом, решившим возвратиться к ужину, последовал его примеру.       — Франклин передал моё послание.       Справедливо говоря, «послание» Тобиаса добралось бы до доктора Лектера и без участия Франклина. Через Уилла, что накануне консультировался с Ганнибалом по теме тромбониста, и гадал, кому была обращена «серенада» убийцы.       — За расследование взялись в ФБР. Вас найдут, — без необходимости предупредил Ганнибал.       — Пусть… — самонадеянность, с которой Бадж отнёсся к этому предостережению, не обнадёживала.       — Хотите быть пойманным?       — Пусть попытаются. Они явятся ко мне, потому что я владею магазином струн. И я убью того, кого они пошлют, — с акцентом заявил Тобиас, отслеживая реакцию доктора. Ганнибал скользнул по столу перед собой вдумчивым взглядом, медленно пережевывая пищу. — Затем я убью Франклина, а потом исчезну.       — Не убивайте Франклина, — будничным тоном предложил Лектер.       — Давно хотел… Если честно, — Тобиас выдержал паузу, интригуя, и слегка подался вперёд, опираясь на стол, — хотел убить и вас с мисс Эрли.       — Могу представить, чем мисс Эрли заслужила Ваш гнев, — вслух рассудил доктор, минуя слова Тобиаса о намерении убить и его. — Что же заставило Вас передумать?       — Франклин, — подчёркнуто признался Бадж.       Ганнибал понимающе улыбнулся.       — У меня есть то, что нужно Вам.       — А у меня то, что нужно Вам, — выразительно парировал Тобиас, однако доктор Лектер не мог согласиться с этим утверждением. Франклин, Кейтлин — оба оставались в распоряжении своего психотерапевта. — Я хочу убить Франклина. Вы хотите убить её.       Ганнибал, успевший поднести ко рту бокал, беззвучно посмеялся в него.       — Что вынудило Вас полагать, что я желаю убить Кейтлин?       Тобиас разочарованно отодвинулся к спинке стула. Он был откровенен с доктором Лектером, поделился с ним своими желаниями, но тот не ответил ему тем же. Бадж уже не рассчитывал на их союз, но на солидарность в некоторых вопросах — да.       — Будь я на Вашем месте, не стал бы затягивать с её убийством.       — Будь Вы на моём месте, помнили бы, что мисс Эрли — агент ФБР.       Тобиас скорчил циничную гримасу. Такого, как он, не остановило бы подобное препятствие в достижении желаемого.       — Именно поэтому, — надавил Бадж. — Но я понимаю, почему Вы не воспринимаете всерьёз угрозу с её стороны. Мисс Эрли глупа, хоть и глупость эта не лишает её интуиции. Она бессознательно испытывает отторжение к таким, как мы — я это прочувствовал… А Вы?       — «Интуиция — священный дар, рациональный ум — его верный слуга…» — отвлечённо протянул доктор.       Тобиас, пытливо изучая его, решил закончить:       — «…Мы создали общество, которое уважает слугу и забывает дар». Эйнштейн.       — Он близок каждому, — улыбнулся Ганнибал. — Во время музицирования фиксируется не меньшая активность мозга, чем при решении сложнейших математических задач.       — Вам следует опасаться её, — вновь принялся настаивать Тобиас, не желая отходить от заданной ранее темы.       — Почему же?.. Не она делилась намерением убить меня, а Вы, — легко напомнил Лектер.       — Я передумал… Когда проследил за Вами: за город, к безлюдной дороге, к автобусному парку…       — Вы беспечны, — с укором прокомментировал наблюдения Тобиаса Ганнибал.       — Вас тоже можно назвать беспечным из-за связи с агентом Эрли, — невозмутимо отозвался Бадж. — Но, не беспокойтесь, моя беспечность на Вас не скажется.       — Скажется, ведь Вы привлечете внимание не только к себе.       — Мне нужен друг… Я ведь отнёсся к Вам с пониманием и не стал убивать мисс Эрли, даже после того, какой бесчестной она показала себя в опере. Сюда я прибыл отчасти и за Вашим позволением. Хочу оставить и ей «подарок» прежде, чем исчезну.       — Позвольте узнать, с какой целью? — с нескрываемым пренебрежением поинтересовался Ганнибал.       — Чтобы предостеречь на будущее: некоторые взгляды следует избегать. И у её дерзости есть последствия… Хотелось бы и мне поприсутствовать, когда Вы наконец сорвёте декорации перед ней.

***

      Игнорировать, скрываться… Укрытие Кей давно затопила волна последствий неверно принятых ею решений. И, что делала она? Вместо того, чтобы покинуть зону, без сомнений, привычную и комфортную, но отныне ненадёжную и непригодную для дальнейшего существования, предпочитала отсиживаться на возвышенности, гадая: как скоро ледяная вода коснется её ступней? Время истекало… Раз бы нырнуть с головой в, затеянную не ей, суету и выхватить, возможно, единственный шанс на спасение. Поначалу будет дискомфортно, тяжело, ощущение неправильности происходящего не будет покидать ещё очень долго, но со временем Кей свыкнется с теми обстоятельствами, против которых пока что была бессильна. Да, по натуре она нетерпелива, но, если того требует необходимость, она заставит себя ждать…       Разговор с Ганнибалом более откладывать было нельзя. Нужно узнать, к чему готов он. Кей же была готова наведаться к нему, взглянуть в глаза доктора, которые, верилось ей, больше не смогут солгать. Этот разговор должен был многое предопределить, но предназначался он только для двоих, что смущало Кей, и заставляло страх внутри неё снова вскипать. Вряд ли Ганнибал в ближайшее время захочет обзавестись дополнительными хлопотами, но исключать вариант, что он может попытаться напасть на неё, Кей не могла. Ей придётся защищаться, но при самообороне она редко могла контролировать ту самую грань, которую пересекла Эбигейл, выпотрошив Бойла. Но Ганнибала нельзя было убивать. Все подозрения разом падут на Кей. Пусть ей и удастся идеально замести следы, однако место, где Лектер хранил компромат на неё, останется ей неизвестно. Ганнибал ведь точно держал наркотики и остальное не в своем доме — в это Кей верилось. Наверняка выбрал место для хранения, до которого она бы не смогла добраться самостоятельно. Но смог бы кто-то другой… Если Лектер и выбудет из игры, рано или поздно, кто-то другой заполучит компромат, и тогда её жизнь и свобода вновь окажутся под угрозой.       Зараза       Сколько не ищи выход, куда не посмотри — везде свои капканы, которые не позволят подобраться ей к намеченной точке.       Итак, в случае нападения доктора Лектера, придётся охладить его пыл как-то иначе, без причинения тяжкого вреда здоровью. Иначе ведь этот псих может додуматься и на неё в суд подать. Только вообрази: Потрошитель обращается за защитой к закону — сам бы не загнулся от смеха? Разумеется, загнулся бы. Ему всё противоестественное кажется забавным.       Зарядить пистолет холостыми патронами? Неплохая идея, но главное не попасть в кость, а то раздробит доктору ту же коленную чашечку к чертям. Если распоряжаться «пустышками» правильно, такой выстрел серьезно не ранит Ганнибала, но шум, порох и боль дезориентируют его, предоставив Кей время на то, чтобы убежать. Она, конечно, надеялась, что после этого доктор Лектер не затаит на неё обиду за такие фокусы. А вот боевые патроны всё равно следует оставить при себе — во внутреннем кармане возле груди, чтобы сердце грели, да решимости прибавляли.       Замок входной двери номера который день заедал, и ведь Кей уже неоднократно просила Хэнка его поменять, но тот лишь отделывался обещаниями, поэтому, перед отъездом к Лектеру, пришлось ещё раз навестить администратора, чтобы требовательнее повторить ему свою просьбу.       — Хэнк! — ресепшн оказался пуст. Кей отбила себе ладонь до красноты, измываясь над звонком, припаянным к регистрационной стойке. — Хэнк, выходи немедленно! — вместо мужчины из его каморки отзывалось лишь щебетание телевизора. Но не в характере Хэнка было подолгу отмалчиваться в ответ на хамство, вроде того, что несла в его адрес Кей.       Отсутствие какой-либо реакции со стороны администратора заставило её напрячься. Кей с достаточным количеством сумасшедших успела сцепиться за последние месяцы, чтобы не оставаться беззаботной. Контрольно оглядевшись, она достала пистолет и, держа его наготове, обошла стойку. Комнату Хэнка и ресепшн разделяла только шторка из бус, раздражительно дребезжащих от малейшего касания, — Кей осторожно сдвинула их в сторону, стараясь не издавать много шума, и увидела администратора, размещенного в кресле напротив телевизора, что транслировал бейсбол, просмотр которого был обыденным занятием Хэнка, и эта деталь делала обстоятельства, сложившиеся вокруг мужчины, ещё более чудовищными в своей издёвке.       Быстро проверив санузел и не обнаружив там посторонних, Кей шагнула к Хэнку. Рука с оружием беспомощно опустилась. Кей прижалась лопатками к стене, невольно проскользив по ней чуть вниз. И, как после этого не верить в торжество закономерности?.. Рядом с ней люди дохли, как мухи. Обороняться, как и защищать кого-либо, было поздно… Ублюдок, кем бы он ни был, успел скрыться, оставив ей… Хэнка.       Голова администратора была откинута на спинку кресла, когда как из его рта торчал обломок рукояти его бесценной биты. За редкой щетиной виднелись, вонзившиеся в кожу вокруг рта, занозы. Замерев возле Хэнка, Кей сжала его сальные темные волосы, приподнимая голову. Травма затылка… Как и у, недавно почившего, тромбониста.       Кому понадобилось убивать администратора — владельца захудалого мотеля? В убийстве Дугласа Уилсона был смысл — Грэм считал, что это было обращение к другому преступнику, но для кого задумывалась обращением смерть Хэнка? Тромбониста убийца явил большой публике, но то, что сейчас видела Кей, было «камерной историей», предназначенной для одного зрителя. И да, между психопатом и Хэнком пока что было очевидно только одно связующее звено: Кей.       В самом мотеле, как и в его периметре, не было видеонаблюдения. Поскупился Хэнк, тело которого было всё ещё тёплым. Его убивали аккурат в то время, когда Кей в своём номере придавалась мыслям о Лектере. Убивали прямо под её носом! Беспечный выродок! Что, если это «привет» от самого Ганнибала, чтобы поторопить её с визитом? Тромбониста тоже убил он? Нет, она начинала сходить с ума… Доктор Лектер попросту добился того, что она, словно параноик, во всех жутких явлениях в своей жизни подозревала следствие злого умысла Ганнибала.       — Да, Хэнк… Здорово тебя уделали… — безжизненно пробормотала Кей, опуская голову администратора обратно на спинку кресла. Обидно, они ведь только поладили…       Позвонить Грэму и сообщить, что она невольно наткнулась на «горячий» след, возможно, того, кого он искал? Но тогда придётся отправить вызов и копам, а их прибытие уж точно задержит Кей здесь до заката, да и Джек будет злобно скрипеть зубами на то, что убили владельца именно того мотеля, в котором временно обосновалась его подчинённая — совпадение, совпадение —, да ещё и схожим с тромбонистом образом.       Тело Хэнка и без её участия в скором времени найдут, а Кей, как ни крути, лучше бы в этом деле не «светиться», даже будучи просто свидетелем. Ей при любых обстоятельствах придётся убраться с этого места. Если тромбониста и Хэнка убил не Ганнибал, выходит, что слежку за ней затеял ещё один психопат. Приезжал он сюда точно не за Хэнком… Да, лучше бы Кей просто исчезнуть отсюда вместе со всеми следами её прибывания здесь. Но, что делать с вещами? На байке она их не увезёт, да и оставить на передержку некому. Придётся арендовать автомобиль — в него то уж точно поместятся все её скромные пожитки.       Деньги — заветные бумажки Хэнк хранил по-старинке в кассе с механическим замком, вскрыть который не составило труда.       — Прости, приятель, они тебе уже ни к чему, — пересчитав купюры у себя в руках, Кей удостоверилась, что сумма равна той, что она выплатила за проживание накануне. Счастье, что Хэнк предпочитал брать наличными; с картами пришлось бы провозиться дольше.       Регистрационной журнал, в котором в том числе были и её данные, Кей тоже прихватила с собой и с мыслью о том, что избавится от него по дороге.       И, как же не вовремя внутри взбунтовалось знакомое желание — желание забыться за чем-нибудь, дурманящим разум; разделить ещё хотя бы разок бутылку вермута с тем же Хэнком. Те ягодные нотки теперь всегда будут напоминать ей об ещё одной жертве обстоятельств, которые она волочила за собой тяжёлым балластом, куда бы не шла. Но то будут лишь воспоминания, — как вспоминаешь о том, во что был обут в особенно дождливый день.       Может Хэнк и стал инструментом в руках психопата, желающего ей пригрозить за какие-то действия, однако в тех самых действиях, несмотря на их последствия, Кей не раскаивалась. Подло, грешно. Но, что поделать, если смерть Хэнка отнюдь была ей удобна с точки зрения практичности. Парен-то Хэнк и неплохой, но, затронь Кей тему о своём отъезде и возврате наличных, он, при всей своей сердобольности, не обошёл бы, знакомую многим, тему про проценты.       Нет, Кей и в собственных мыслях не произносила слов сожалений потому, что не могла обманывать себя. Люди ежедневно лгали друг другу; и, что за глупец предпочёл бы лгать себе вместе со всеми?.. Сегодня она не только останется честна перед собой, но уличит и другого в обмане.

***

      Суета с вещами, с «уборкой» номера, перепрыгивание с транспорта на транспорт — всё это несказанно выматывало: морально, физически. Подъехав к дому Лектера на мотоцикле, — арендованный автомобиль с вещами оставила на платной стоянке —, Кей озадачилась мыслями о том, как бы грамотно распорядиться оставшимися силами, чтобы благополучно завершить этот безумный (один из многих) день. При одном только взгляде на дом доктора, она чувствовала, как уже начинала мелко подрагивать; а ведь ещё даже и на крыльцо не ступила.       «Риск» — любила Кей наедине с собой смаковать это слово, будто языком ощущала все его острые углы. Любила и рисковать, но всегда со страховкой — разве это было достаточным поводом судачить об отклонениях в её психике? Тогда всякий, кто питает страсть к прыжкам с высоты, однако при наличии страховочных тросов, психически нездоров — такая логика у её благодетелей получалась. Вот сейчас… Да, сейчас Кей испытывала настоящую угрозу.       Первая ступенька, и проезжающая мысль: сохранилось ли у него желание убить её?       Вторая — а сожрать?       Третья — станет ли принуждать её к пожиранию собственного тела?       Четвертая — станет ли она первой и последней, кого сама же попробует на вкус?       Уже в приемной доктора Лектера Кей прислушалась, что происходило за дверью его кабинета. На дверной звонок главного входа Ганнибал не откликнулся. За стеной слышался шелест не менее двух голосов, один из них точно принадлежал Лектеру, но разобрать тему, которую он обсуждал с собеседником, не позволила толщина стен. В любом случае, стало очевидно, что явилась Кей к доктору не вовремя — в часы приёма, отведенные другому пациенту. Ничего, она подождёт. По правде говоря, из-за этой небольшой отсрочки даже как-то отлегло. Пистолет, прижатый к телу ремешком джинс, подбадривающе давил на тазовую кость, как бы приговаривая: «я с тобой»…       Страх, тревога — сильные чувства, способные подавить всё иное, кроме злобы, и Кей намеренно разжигала внутри себя яростный огонёк, с особой внимательностью и претензией вчитываясь в многочисленные благодарственные письма в сверкающих рамках, которыми доктор Лектер предусмотрительно обвешал свою приемную — дешёвая самопрезентация.       Дверь в приёмную открылась, впуская, вероятно, следующего пациента Ганнибала, что решительно прибыл раньше оговорённого времени. Кей не оглянулась на него, не пожелала предупредительно взглянуть. Только слушала ровные, будто бы проверяющие твёрдость пола под собой, шаги и дыхание отнюдь частое и хаотичное, словно тот, кто его испускал, готовился к чему-то. Мысль мелькнула, что стоило бы повернуться с недоумением к недавно прибывшему, — что сделать Кей не успела, когда у её виска мелькнуло тёмное выпуклое пятно.       Фигура Кей накренилась, будто баржа над волной у берега в шторм, и секунды падения в её сбившемся восприятии растянулись на часы. В глазах, радующихся своему возвращению, отплясывали в диком танце чёрные точки, как при серьёзном переутомлении, когда мозг отказывал до предела. И без того немеющая после недавнего траурного пьянства голова сделалась совсем чужой — Кей чувствовала, как идёт ею вниз, как та же тонущая баржа. Столкновение с полом первыми неудачно приняли на себя рёбра, тут же передавая парализующий сигнал в грудину. Кей беззвучно раскрыла рот, — от боли не в силах вздохнуть, не говоря уже о крике —, и начала вяло трепыхаться на твёрдой поверхности, не зная, за что хвататься: то ли за грудь, то ли за голову, на которую пришёлся первый удар.       Темнота принуждённо, оттого медленно отступала перед неизвестным, что склонился над Кей. Она лишь инстинктивно ощутила его близкое присутствие и вспомнила о повадках Похитителя, чей призрак, похоже, соизволил явиться ей. Вырисовывалась высокая и решительная, мужская фигура, но лицо, будто покрытое матовой пленкой, оставалось неузнанным. Кей, отбросив попытки признать нападавшего, потянулась к пистолету, готовая стрелять хоть в слепую. Мужчина оттолкнул в разные стороны её непослушные руки и, опережая намерение Кей, с какой-то остервенелой брезгливостью сорвал пистолет с её пояса.       — Благодарю Вас за это, — слова его говорили о почтении, но тон был бесстрастным. Наконец подав голос, он подал и Кей повод судить его личность.       — Тобиас?.. — с сомнением выразилась она, разглядывая за мутной пеленой знакомые черты. Его догадки о более давнем знакомстве доктора Лектера и мистера Баджа оказались не беспочвенными? Не сумев покончить с ней через Йенса, он подослал расправиться с ней Тобиаса?       Тобиас наблюдал, как глаза Кей вылупились на него с неподдельным страхом — значит это чувство всё же не чуждо ей, а вызывающее презрение в опере было напускным. Не существовало ничего, что отделяло бы их двоих в это мгновение, и Кей с особенной ясностью осознавала, чем грозило ей отсутствие всяких барьеров.       — Я вернусь за Вами чуть позже. После того, как попрощаюсь с Франклином… Ваш доктор доставил мне неприятности, чем, признаюсь, огорчил меня, однако я не стану в отместку лишать его последнего удовольствия видеть Вашу кончину.       О чём говорил Бадж? Прощание с Франклином подразумевало его убийство? Но при чём тогда был Ганнибал — разве они с Тобиасом не были заодно?       Тобиас отступил от Кей, возвращая на низенький столик какую-то причудливую по своей форме статуэтку, которой, по всей видимости, и была атакована Кей. Перед дверью кабинета он с едва контролируемой нервозностью дёрнул шеей, после чего прошёл в помещение легко и свободно, словно бывал там каждый день, как на сеансе терапии, разве что не постучал.       Кей жалко застонала, когда ей позволили остаться наедине с собой, и, с ноющим корпусом и гудящей головой, попыталась подняться на ноги. И с каких пор её стало так легко обезвредить? Хотелось верить, что с недавних и, что бесполезность её, в сущности, легко поправима.       Сбоку что-то громыхнуло, последовали глухие стуки за стеной — Кей, поначалу рассчитывающая держаться за неё, предусмотрительно отшатнулась в центр приемной. Неужто Ганнибал с Тобиасом действительно сцепились, и их связь, о которой гадала Кей, на деле была настоящей враждой?       На ноги ей всё же удалось встать, но усилившееся головокружение предостерегало, что для первых шагов было рановато, однако громкий вопль Тобиаса отнюдь подстрекал поторопиться. Вопль оборвался, сменяясь хриплым удушливым кашлем, когда Кей добралась до двери. Она толкнула её, опираясь плечом о дверную перегородку, и глянула прямо перед собой.       Кабинет Ганнибала, несмотря на расшторенные окна, опустился в темноту — или же сама темнота опустилась на одну только Кей. Темнота в понимании того, что происходило вокруг неё.       Тобиас, ласкающий себя минуту назад властью лишать других жизни, теперь сам предстал перед ней на коленях и всё сдавливал обеими руками своё горло, будто пытался выдавить из себя через глотку инородный предмет, ставший причиной удушья. За его спиной возвышался Ганнибал. Подпорченная форма одежды и кровоточащие ссадины говорили о том, что схватка с Тобиасом не прошла для него бесследно, тем не менее доктор был ещё в силах завершить её жесточайшим образом. Держа руки над головой, он сжимал довольно увесистую, судя по тому, как было напряжённо его лицо, статуэтку оленя, и Кей подумалось: вот, сейчас она станет свидетелем убийства; наконец-то увидит, как это делал он.       Вес статуэтки потянул Ганнибала назад, или же он сам плавно замахнулся, готовый покончить с отныне беспомощным задыхающимся Тобиасом.       «Вот, вот…», — всё мысленно, будто сама готовилась нанести контрольный удар, повторяла Кей и злорадствовала, что Лектера ей и словесно разоблачать не пришлось; пусть только перед ней и без законных последствий, но он сам покажет себя, каков был на самом деле. Но в то мгновение, когда взгляд Ганнибала врезался в неё, всё и оборвалось… На лице доктора ненадолго отобразилось поверхностное изумление, будто застать Кей сегодня у себя было для него неожиданно. Кей пошатнулась под его вызывающим взглядом и подумала, что, если не сожмет своими костлявыми пальцами перегородку покрепче, то завалится прямиком на тело неподвижного Франклина, которого и не заметила поначалу.       Нет, теперь, когда её присутствие оказалось захвачено вниманием Ганнибала, — всё размышляла она —, он не станет завершать начатое. Но доктор Лектер, будто в насмешку, со скоростью одного её моргания обрушил статуэтку на голову Тобиаса, разом умерщвляя его.       Внутренности под покровом скрывающей их плоти похолодели. Кей верилось, что, сорви с неё кожу, и можно будет соскребать с оголённых мышц лёд. Да, даже кости, и те заледенели, иначе — почему её движения сделались такими механическими, угловатыми? Она шагнула вперёд, обходя Франклина, и снова замерла, не доверяя увиденному.       Ганнибал убил Тобиаса. Убил, уверенный, что она будет не только смотреть, но и знать, с какими мотивами он это делал. Кей было достаточно сложить пару выводов в своей, туго соображающей после удара, голове, чтобы утвердить имя того, кто должен был последовать за Тобиасом — имя собственное. Нет, она не была готова к смерти, — осознала это с болезненной нуждой только сейчас —, не сегодня и не так. Не от руки Ларсена, не от руки Ганнибала — не по желанию таких, как они.       С той секунды, как каменная остроугольная статуэтка распрощалась с руками Ганнибала, он сам не издал и звука, не спешил объясняться, — и то, что он в упор не видел необходимость объясняться перед ней, ужасало Кей ещё больше — значит уверен, что за порог она больше не выйдет. Он стоял и смотрел на неё с насмешливой холодностью, как бы спрашивая: «что ж ты не бежишь?», — а она, несмотря на его фальшивое разрешение, всё не могла заставить себя сдвинуться с места. Последний раз усмехнувшись одним только тёмным взглядом и глубоко вздохнув, выравнивая, сбившееся в схватке, дыхание, Ганнибал прошёл к стене и лёгким, почти беззаботным движением отправил вслед за статуэткой на пол и деревянную подставку. Для полноты картины несчастного случая, несчастье которого свалилось на голову Тобиаса. После Ганнибал прошёл до клавесина, остановился у него и принялся музицировать, как делал это в один из своих размеренных одиноких вечеров. Этой короткой проходки хватило для Кей, чтобы та невольно зацепилась взглядом за перемены в поступи доктора — он прихрамывал, но и эта его уязвимость, только что обнародованная Кей, не придавала ей уверенности.       — У Вас идёт кровь, — с мнимым участием озвучил Ганнибал, когда оба знали, что подобные замечания никогда не были следствием его искреннего и безвозмездного желания позаботиться.       Да, бордовая полоса крови действительно сползала от онемевшего виска до основания челюсти, оставляя щекочущий след под ухом. Вот только, у Лектера тоже шла кровь из, рассеченных ударами Тобиаса, носа и губы, но он с прежней отстранённостью игнорировал собственные увечья и предпочитал акцентировать внимание на её слабости.       И Ганнибал снова, на этот раз не словом, но особенно давящим жестом по клавишам повторил своё замечание, словно бы осуждая Кей за невнимательность к самой себе. Она, так и не собравшись с ответом, начала тревожно, но вместе с тем с небывалой зоркостью подслеповатых глаз осматривать помещение, избегая взглядом лишь тела двоих убитых, к судьбе которых оставалась безразличной. Идея спасаться бегством теперь казалась настолько нелепой и нереализуемой, что она невольно задавала себе вопрос: для чего все эти минуты безуспешно пыталась силой разума расшевелить свои, приросшие к полу, несгибаемые ноги? Для того, чтобы предпринять хоть что-то.       Взгляд проскакал по полу, взметнулся особенно высоко, когда оказался перед необходимостью преодолеть преграду в виде холодеющего Тобиаса, проскользил по гладкому паркету к столу доктора Лектера, где сыскал оружие — её оружие, её пистолет! Очевидно, Ганнибалу удалось выбить его из рук Тобиаса во время их короткой, но решающей судьбу как минимум одного, схватки. Кей слышала тогда глухие выстрелы за стеной, но ни один из них, похоже, не достиг своей цели, если, конечно, хромота Лектера не следствие, задевшей его, холостой пули. Быть может, Бадж и опустошил неумело весь магазин, но Кей, несмотря на испытанный стресс, помнила, что боевые патроны были при ней.       Тобиасу не посчастливилось воспользоваться её оружием должным образом, — не откажет ли это счастье и ей? Расстояние между столом и клавесином было вдвое меньше, чем между Кей и пистолетом. Ганнибал стоял к ней спиной, всем своим видом показывая, как незначительно её присутствие здесь и, как просто о нём позабыть. Кей эту его отчуждённость считала напускной, и не из-за гордости и стремления быть значимой частью в жизни доктора и других, а из-за опасности, исходящей от Лектера, которую бы продолжила ощущать, даже если бы тот притворился, что занят беспробудным сном. Ганнибал снова оставил для неё капкан, но Кей, полагаясь на удачу, верила, что ей удастся преодолеть его всего в пару рывков… И она сделала их: добежала до стола, ни разу не оглянувшись на Ганнибала; схватила пистолет, натренированной рукой перезарядила его и, удваивая расстояние между собой и Лектером, решительно направила оружие на него.       Услышав щелчок предохранителя, Ганнибал медленно повернулся к Кей, принимая ещё более вальяжную позу, чем прежде, и с томной улыбкой заговорил:       — Декорации пали… Нам открылась правда друг о друге…       — Эта правда никому из нас не пойдёт во благо, — с каким-то жертвенным обещанием, совсем не подходящим её устам, возразила Кей. Она бессознательно поглаживала курок — и жест, который Кей не замечала за собой, Лектеру говорил о многом. Он легко подался вперёд, чтобы проверить, насколько хватит её твёрдости. — Стой! Не двигайся! — руки Кей тянули остальное тело за собой вперёд — ближе к доктору, — локтевые суставы захрустели от резкого рывка —, на подсознании засело опасение, что нынешнее расстояние может оказаться слишком большим для меткого выстрела.       — Хочешь убить меня? — нейтральная, будто речь шла вовсе не о нём, интонация Ганнибала побуждала задуматься: действительно ли его смерть то, что она хотела познать в своей жизни?       — Ты же хотел убить меня! С чего тогда мне мелочиться?! — нет, вовсе не то она должна была сказать, не про то готовила свою разоблачающую речь, но личная обида, которую Кей только начала чувствовать внутри себя, как ноющую язву, вытеснила всё остальное.       Ганнибал считывал все её мысли, что передавались через подёргивания мускулов на бледном лице. И, чем более подвижным и красноречивым становилось выражение Кейтлин, тем более невозмутимым делалось его собственное, будто бы Ганнибал знал наверняка: чтобы она горела так рядом с ним, ему следовало отнюдь сохранять холод в проявлениях к ней. Ганнибал слышал, как вскипала и бурлила кровь в её венах из-за бессмертных несдержанности и темпераментности; слышал, как стучало её сердце — слышал настолько отчётливо, что мог в точности повторить его ритм; и видел, как внутренние уголки её бровей потянулись вверх и друг к другу, тогда как внешние абсолютно упали, — и всё это делало её взгляд по-детски плаксивым. Чего же она боялась: того, что мог сделать он или того, что собиралась сделать сама?       Полоса крови, берущая своё начало у виска, не стала останавливаться на сгибе челюсти и продолжила свой путь по шее, и взор Ганнибала вместе с ней проделывал этот путь, пока сам доктор всё больше убеждался: насколько слабых, надломленных существ приглашало в свои ряды бюро — тем ему лучше.       — Ты отправил меня к Ларсену… Ты знал, чем это закончится… — Кей давно подозревала это, давно хотела высказаться. Сейчас понимала, что выбрала не лучший момент для предъявления личных претензий, но уже не могла остановиться, да и не знала, представиться ли когда-нибудь ещё другой момент, пусть и столь же неудачный.       И почему только сейчас, когда, казалось бы, она уже всё решила, — признала в Лектере главную угрозу для себя и теперь уже сама угрожала оружием ему —, его действия по отношению к ней начали ощущаться, как предательство? Что-то исказило её восприятие действительности, сделало его основательно неверным. То, что Ганнибал сдал её Ларсену, а после взялся шантажировать, не могло быть предательством только потому, что он никогда и не был на её стороне; настоящий Ганнибал не обещал ей солидарность ни взглядом, ни словом. Кей ведь сама желала ему заключения, что в его случае было многим хуже смерти, и желание это было самым что ни на есть правильным. Все подлости, что, не сговариваясь, они реализовывали за спинами друг друга, были естественными — всё между ними было естественно, кроме тех редких случаев, когда они с доктором оба позволили себе отклониться от заданных ролей. И те минуты противопоказанного им двоим единения заставили Кей рассчитывать на большее, — за эту надежду она, пожалуй, презирала себя больше, чем доктора.       — Убить? — Ганнибал склонил голову, неуловимо нахмурившись, словно это обвинение всерьёз озадачило его. — Нет… Я не желал твоей смерти, — начал объяснять он, как нечто предельно понятное, но без уничижения в тоне, лишь с всеобъемлющим снисхождением, как ребёнку, для которого не разбираться даже в самом очевидном не было постыдно.       — Ты знал, к кому меня отправляешь, — всё повторяла Кей, приумножая жёсткость в голосе и будто пытаясь насильно вызвать у Ганнибала признание её свободы от его лжи, что больше не обезоруживала её.       — Да, знал, — Ганнибал говорил с тем же спокойствием, внутренним и внешним, ощущая за собой первозданную правоту. — Но тебе ведь требовались подсказки… Я отправил тебе к Йенсу с расчётом на то, что ты сможешь увидеть его — увы, это случилось слишком поздно… Такой исход я тоже предусмотрел, потому подготовил всё к твоему возвращению. Джек Кроуфорд не стал бы церемониться, не опереди я его с находкой в твоей квартире, — снова он завёл старую пластинку о безвозмездной помощи, мелодия которой подводила Кей к тому, что она сама уже начинала считать себя полоумной. — Если бы я желал твоей смерти, стал бы вмешиваться? — Кей трясла головой, отмахиваясь от его попыток пробраться к ней в сознание и разложить там всё по своему усмотрению. Он вытащил её из ямы только для одного: чтобы теперь иметь возможность тем «героическим» поступком прикрывать все прочие манипуляция, что были отнюдь направлены ей во вред. — Ты можешь убить меня здесь и сейчас, но, что изменится?       Кей против воли задумалась над вопросом, что из уст Ганнибала звучал вовсе не как попытка сохранить себе жизнь, отговорив её стрелять, а как искреннее стремление понять: какими она видела перемены в своей жизни после того, как влияние доктора Лектера безвозвратно покинет её? И он смотрел так, словно действительно был готов без всяких сожалений проститься со своей жизнью, только получив однозначный ответ — такого ответа у Кей не находилось, и Ганнибал умело пользовался её неопределенностью:       — … Снова образуется пустота, которую заполняло только бюро. В заточении самоутверждение за счёт преступников станет невозможно. Ты лишишься всех привилегий, и единственное, на что сможешь рассчитывать — те же формальные, не обещающие ничего, права.       Кей заведённо потопталась на месте, смеясь. Замечание Лектера о том, что ей были необходимы унижения отбросов, чтобы чувствовать свою значимость, оскорбило, как ничто другое.       — Мне нет нужды утверждаться за счёт таких, как ты, — не найдя другого выхода, она попыталась перебросить груз унижения на того, кто и заставил её испытать это отравляющее чувство. — Я всего-лишь рушу ваши жизни — и, да, мне это нравится!       — Ты рушишь жизни, я их отнимаю — сходство, которое обязывает нас быть снисходительными друг к другу.       — Мне плевать, чьи жизни ты отнимаешь, но ты нацелился на мою!       Противоречия во взглядах мисс Эрли на собственную жизнь становились всё более очевидными. И, как она не смогла бы разглядеть свой затылок без помощи зеркал, так и не могла понять, что стремлением запутать окружающий, загоняла в тупик саму себя.       — Твоя жизнь имеет значение для тебя? Разве не ты получала удовольствие от саморазрушения? — Ганнибал скептически улыбнулся, срывая с неё защиту своей проницательностью, и заговорил так, словно рассуждал о третьем лице. — Агент Эрли думает о смерти, стремится к ней… Потому ли, что считает, что незаслуженно избежала её?       — Откуда ты.? — откуда он знал? Знал что?.. Все претензии и обвинения, которыми секунду назад так была увлечена Кей, разом стали второстепенным, когда слова Ганнибала и его заискивающий взгляд так ошеломили её.       — Скажи, Кейтлин: кто должен был спастись той ночью?       Провокационный вопрос дёрнул за верную нить в её сознании. Кей попыталась нажать на курок, но пальцы не слушались, подобно ногам, которые несколько минут назад она не могла заставить бежать. И Кей, с ужасом осознавая, что тело снова отказывалось ей всецело принадлежать, с ещё большим поймала себя на нежелании стрелять. Что бы не говорил доктор Лектер, какая-то часть неё упорно противилась намерению заставить психотерапевта замолчать навсегда.       В растерянности и отчаянии из-за своей реакции Кей кинулась к Ганнибалу. Дуло пистолета упёрлось в его грудь — одно монументальное правило она уже нарушила: не приближаться к преступнику так близко и не давать ему шанса обезоружить себя. Кей в прошлом часто пренебрегала этим правилом — оно всегда виделось ей бессмысленным при условии, что у тебя имеется крепкая хватка. Люди, чувствуя холод пистолета у виска, часто поддавались панике, — и в таком состоянии добиться от них желаемого было гораздо проще. Однако на Лектера эта закономерность не распространялась. Да, мысль, что на него подействуют столь грубые уловки, была до нельзя наивной.       — Где то, что ты у меня забрал?.. Отвечай! Где ты хранишь это?! — Кей намеренно не называла вещи своими именами, боясь, что, если хоть раз произнесёт слово «наркотики», интонация, с которой оно будет произнесено, придаст компромату ещё большую важность для неё и для доктора.       Ганнибал с непричастным выражением посмотрел на пистолет, давящий на его грудь, и, не меняясь в лице, ответил:       — Я уже говорил, однако, если это требуется, повторю ещё раз: ничего не осталось.       — Ты лжешь! — Кей приблизила к нему своё лицо, окрашенное злостью и бессилием в нездоровый зеленоватый оттенок. — Думаешь, я не убью тебя, не смогу?.. Я могу уничтожить тебя… — «нас обоих», — мысленно добавила она.       Ганнибал улыбнулся одними своими, обнажающими любой фарс, глазами. Мисс Эрли вновь заплутала между зеркал — между тем, какой её знали, и тем, какой она была. Уверовала в свою силу? Тогда отчего в её голосе звучало всё, кроме решительности, о которой говорили слова?.. Нет, выступление это больше походило на истерический припадок.       — Не убьешь, — безмятежно протянул Ганнибал, — и это то, что по-настоящему тебя тяготит. Ты можешь наблюдать за такими, как я, но не можешь стать — осознание этого оставляет твоё тщеславие голодать… Тебя окружают монстры, но внутри тебя самой монстра нет, и ты пытаешься искусственно взрастить его в себе, потому что это единственный выход перестать бояться.       Кей покачала головой и сквозь натянутую улыбку, от которой в челюсть передавались болезненные спазмы, выдавила:       — Я не боюсь.       Единственным, кто из них двоих не испытывал ничего, похожего на страх, был Ганнибал. Кей убедилась, что крики, угрозы и давление, — всё, что она привыкла применять на других, — на Лектера не оказывали никакого эффекта. Все рано или поздно прогибались, но не он, и Кей не могла разгадать тайну происхождения этого бесконечного, неиссякаемого самоконтроля. Она ощутила безысходность, подобную той, что испытала, поверив, что так и умрёт от удушья в тесном деревянном коробе; ощутила, соглашаясь с тем, что ей нечего было противопоставить непоколебимости Ганнибала.       — Хочешь, чтобы я прикрывала тебя, — обессиленно заговорила она. — Чтобы докладывала обо всём, что планировали в бюро для поимки Потрошителя — тебя, — добавила с особенно горьким выражением. — Зачем? Ты можешь самостоятельно узнавать обо всём. Тебе доверяют…       — Мне доверяет Джек, доверяет Уилл, — бесстрастно перечислял Ганнибал, — но не ты… Будет неудобно, если твоё упрямство сыграет свою роль в самый ответственный момент, — Кей прищурилась, пытаясь разобраться, какой именно момент он подразумевал под «ответственным». — Я не хочу убивать тебя, а ты — не можешь убить меня.       — Сделка? — презрительно оскалилась Кей.       — Договоренность, обещание, — как угодно…       — Я не даю обещаний, доктор. И потому, что не несу ответственность за своё слово, я не могу доверять и твоему.       — Если не по вкусу моё предложение, можем покончить со всем здесь и сейчас — это несложно. Я разделю участь Франклина и Тобиаса, а ты отправишься к тем, гонением кого занималась большую часть своей жизни, — Ганнибал заключил всё так, словно бы исход обоих его более, чем устраивал.       Кей сделала несколько шагов назад, продолжая держать Ганнибала на прицеле, и, не отрывая взгляд от него, нырнула рукой в карман пальто за телефоном.       — Эрли… Дом Лектера. Двое убитых… Нет, он жив… На месте объясню, — Ганнибал внимательно вслушивался в чужой разговор. Судя по тому, какую фамильярность позволяла себе Кейтлин, общалась она с Джеком. Тот что-то ещё спросил у неё, и она замялась с ответом. Ганнибал довольно наблюдал за тем, как её рука, сжимающая пистолет, начала медленно опускаться. — Один из них убил пациента Лектера. Хотел убить и его… Будем ждать, — сухо завершила разговор она, когда Кроуфорд ещё наседал с вопросами. — Джек и полиция скоро будут, — обратилась уже к Ганнибалу.       Упрямая Кейтлин, никогда не идущая на компромиссы… Принципиальность её оказалась поверхностной, даже иллюзорной, ведь для того, чтобы безапелляционно и с верой настаивать на чём-то, необходимо было иметь четкую систему ценностей, — знать и признавать себя, как целостную личность, определившую то важное, что имело место и право существовать в её жизни. Но Кейтлин была пустой, неоформившейся, свободной от ограничивающий принципов, оттого непредсказуемой в своих решениях. И Ганнибал со сдержанным восхищением согласился с собой: он мог предположить, что она сделает дальше, но не предугадать.       Ганнибал одобрительно улыбнулся; и своим мыслям, и предупреждению, что прозвучало из уст Кей. Она же, несмотря на решение, что было принято в пользу доктора, зажглась идеей хотя бы ненадолго стереть торжествующую улыбку с его лица. Круто развернувшись, она выпустила несколько пуль в одну из картин его кабинета и только после смогла расслабленно выдохнуть. Ганнибал поравнялся с ней и, разглядывая варварски испорченный профиль Перо на полотне, с досадой произнёс:       — Она Вам нравилась.       Кей раздражённо покосилась на него.       — Я лгала.       По приезде Джек взялся за «массовый» допрос. Кей, над травмой которой кропотливо трудился, прибывший вместе с Кроуфордом и Уиллом, медик, имела возможность какое-то время отсидеться в стороне. И лишь слушала, о чём разглагольствовали другие. Медик плеснул антисептиком на рассеченный висок, и она сдавленно прошипела, но вскоре притихла совсем, приковывая свой взгляд к начальнику, что стоял поодаль, спиной к ней, и обращался преимущественно к Ганнибалу:       — … Тобиас Бадж убил двух сотрудников полиции Балтимора. Пытался убить агента ФБР, после этого он направился сюда — в Ваш кабинет.       — Решил убить моего пациента, — с частично виноватым видом объяснил Ганнибал; и одновременно с объяснением обратил свой взгляд на убитого Франклина, тело которого выносили из кабинета.       Кей едва не разразилась злословием, вылавливая среди прочих силуэтов вымученно-скорбное выражение лица доктора Лектера. К счастью, руки медика, мельтешащие у её собственного, отвлекли.       — Бадж свернул Франклину шею… — Ганнибал выдержал недолгую паузу, незаметно обращаясь взглядом к Кей, и только после этого добавил. — В конце концов, напал и на меня.       — Вы убили его, — констатировал Джек.       — Да… — Ганнибал склонил голову, как бы демонстрируя, каким неподъемным грузом на него легло сожаление о вынужденном убийстве преступника.       — Что в это время делала ты? — Джек так внезапно переключился на неё, поворачиваясь, что Кей и не сразу определила в его вопросе претензию. — Что ты вообще делала здесь?       — Хотела проконсультироваться с доктором Лектером насчёт тромбониста. Не знала, что Уилл опередил меня с этим, — легко солгала она, метнув неловкий взгляд в сторону напарника, который с отсутствующим видом расхаживал по кабинету и, к счастью, не расслышал оправданий её присутствия.       — Дальше, — настойчивость Джека заставила вернуть уже изумлённый взгляд к нему.       Значит, Кроуфорд желал знать детали — быть тому, кормить его ложью ей не впервой. И, призывая в свидетели духов всех прошлых глав поведенческого отдела, за этот обман её не будут мучать угрызения совести. Джек сам подтолкнул её к Лектеру — ради чего? Ради освидетельствования, которое теперь казалось Кей самой ничтожной, не достойной и минуты её внимания, проблемой.       — Я только приехала… Решила дождаться доктора в приемной, думала, у него пациент, — так и было —, но потом услышала шум… Ворвалась в кабинет, а там Бадж — он, как и сказал доктор Лектер, свернул шею его пациенту, тело оттолкнул в мою сторону… Я выстрелила, но промазала, — проследив за взглядом Кей в это время, Джек заметил несколько пулевых отверстий в одной из картин. — Бадж чем-то врезал мне по голове… — сбивчиво продолжала свой пересказ она, с мученическим видом касаясь виска. — Я упала… Бадж хотел добить, но вмешался доктор Лектер, — она переглянулась с Ганнибалом, безмолвно что-то согласовывая. — Он пытался убедить Баджа сдаться полиции, но тот напал на него, схватил какой-то сувенир со стола, — добавляла она, вспоминая детали, оговоренной с Ганнибалом, версии произошедшего. — Пытался заколоть им доктора… Тот, защищаясь, оттолкнул Баджа от себя, и он упал, задевая подставку… Статуэтка проломила его голову.       — И?..       Кей, полагающая, что на этом всё кончено, нахмурилась. Разве сказанного ею было не достаточно? По всей видимости, не для Кроуфорда. Она с вызовом взглянула на него из-под нахмуренных бровей и отчеканила:       — Ганнибал пытался оказать ему помощь. Но было уже поздно.       Джек неудовлетворённо промычал. Если к Ганнибалу претензий, как таковых, у него не было, то сама ситуация с нападением Баджа и его нелепой кончиной вызывала сомнения, да и вмешательство его подчинённой не располагало к однозначным выводам.       — Франклин мог помогать ему с убийствами? — обстановку, сам того не осознавая, разрядил Уилл, присоединившись к остальным.       — Вряд ли, — ответил Ганнибал, которому и был адресован вопрос, — по-моему он просто неудачно выбрал себе друга.       — Вряд ли просто… — напоследок решил поперчить послевкусие обсуждения Кроуфорд своим комментарием. — Вы закончили? — спросил он у медика, который, согласно кивнув, оставил Кей, в сторону которой тут же последовал приказ начальства. — Ты пойдешь со мной.       Уже на выходе из кабинета она остановилась. Задержало её признание Уилла, обращённое к Ганнибалу:       — Мне жаль, что я затянул тебя в свой мир, — и признание это было произнесено с такой робостью, но вместе с тем с глубоким отчаянием, что Кей ощутила всю горечь своего обмана и, вытекающей из него, несправедливости, о которых не мог подозревать Уилл.       Ганнибал успокаивал его теплой, ласковой улыбкой, словно был готов принять всё, что Грэм мог ему дать. И Кей испугалась, внезапно разыгравшейся в ней, ревности — это чувство она уже испытывала когда-то и, несмотря на то, что считала его недостойным себя, не могла спутать с чем-то другим. Что-то словно скрежетало по рёбрам изнутри своими длинными грязно-желтыми когтями, заставляло издавать тяжёлые вздохи и лихорадочно хвататься за грудь в надежде вырвать из себя ощущение ущербности. Кей не знала, что именно так подействовало на неё: то, как её нелюдимый напарник был обеспокоен состоянием того, кого они вдвоем, вместе, должны были презирать, или же то, какими интимными взглядами одаривал профайлера сам Ганнибал, словно искренне тревожился за покой в мыслях и сердце Грэма. Эта взаимность, образовавшаяся между ними — она была чужда Кей, и заставляла её изнывать от зависти и пустоты, о которой недавно обмолвился доктор, анализируя её.       — Я сам проник в него, — сказал Ганнибал, и, когда Кей уже решила оставить их с профайлером, чтобы задушить в себе то неуместное, что она испытывала, глядя на своих коллег, её взгляд и взгляд Лектера внезапно скрестились. — Но я рад, что не один.

***

      — … Пациенты сядут там, где умер Франклин, а я — где едва не умер сам… — Ганнибал говорил медленно, растягивая гласные и позволяя своему лоснящемуся голосу покидать себя неспеша, и, вслушиваясь в те звуки, что рождал сам, начинал чувствовать, как его разнообразные, давно приобретенные, умения позволяли ему возвышаться над всем пережитым. — Понимаю, почему Вы бросили практику.       Да, к слову, практиковаться в отображении сожаления и прочих, не востребованных им, чувств перед доктором Дю Морье было увлекательнее, чем перед прочими. Она не была столь слепа, как другие, но и не страдала упрямством, как Кейтлин, чтобы стремиться узнать правду о нём ценой всего. Беделия была достаточно умна, чтобы подозревать и вместе с тем умалчивать о своих подозрениях, — и эта гармония, которая находила себе место во внутреннем состоянии доктора Дю Морье, делала её прелестнейшей собеседницей, крайне чуткой и знающей, в какую минуту следовало отступить…       — Я чувствую ответственность за смерть Франклина.       — Каждый человек ответственен только за свою жизнь, Ганнибал, — только в беседах с ней он позволял себе задерживать дыхание, когда говорил собеседник — так протяжно, словно для Беделии не существовало самого представления времени. И Ганнибал всегда охотно окунался в эту меланхолию, которой наполняла всё пространство хозяйка дома. — Никто другой не может взять эту ответственность на себя… Даже Вы… — с почтением уверила Беделия, и всё же обесценила его, но так тактично, что мелочной была бы всякая обида за это. Мастерица слова, виртуозно выдерживающая тонкую грань в общении с ним.       Ганнибал склонился вперёд, чтобы лучше видеть её лицо — столь же невозмутимое, сколь и его.       — Вы же взяли на себя ответственность за нападение пациента, — напомнил он.       Беделия улыбнулась той светской ленивой улыбкой, которая побуждала Ганнибала воображать её фигуру, наряженную в пышные ткани из прошлых веков; с шиньоном богатых золотистых кудрей на славной макушке, с тонкими игривыми завитками у ушей, и с полосой жемчуга, контрастно сияющего на утонченной, загоревшей под солнцем Италии, шее.       — Да… Но за его смерть я не в ответе, — любование ею не помешало Ганнибалу верно принять тот прозрачный знак, который истреблял всякий повод сомневаться в проницательности госпожи Дю Морье.       — Так и есть… — Ганнибал отклонился назад, и этим простым грациозным движением предостерегал… — Если я сам осмелюсь взять ответственность за жизнь своего пациента, буду ли я ответственен и за его смерть?       — Речь о конкретном пациенте или абстрактном?       Ганнибал медленно выдохнул, пуская томный взгляд поверх, безупречно сложенной, — как он по-джентльменски пожелал бы заметить — , фигуры доктора Дю Морье, словно бы подготавливая её к тому, в сколь щепетильном положении из-за этой темы он может себя представить.       — О пациентке…       — Врачебная этика не позволит Вам распространяться о ней даже в моем присутствии, Ганнибал.       — Я опущу личные данные и диагноз — думаю, этого будет достаточно, чтобы никто из нас не посчитал дальнейшее обсуждение неприличным, — мягко заверил Ганнибал, и всё же в его взгляде ощущалась твердость в намерении наставить на избранной теме.       — Вы часто увлекаетесь своими пациентками? — несколько резко, как могло показаться другому, спросила Беделия. Она знала наверняка, что Ганнибал прочтёт её заинтересованность правильно, ведь оба считали романы с пациентами дурным тоном — чем-то столь пошлым, что ни один из них не опустился бы до такой низости.       — Пациентка, — намеренно повторил Ганнибал, почувствовав, на какое именно слово было поставлено ударение доктором Дю Морье. — Между пациентами и пациентками есть разница?       — Нет, если Вы сами не акцентируете внимание на этой разнице… Что же тронуло Вас в ней, что Вы пожелали сделать невозможное и, быть может, даже преступное — взять ответственность за её жизнь?       Он задумался о Кейтлин и понял, что мысли о ней каждый раз отзывались в сознании какой-то бодрящий резкостью, — словно глоток освежающего цитрусового напитками во время продолжительного отпуска у берегов моря, о котором он давно грезил. Но Кейтлин не была приветлива, как летнее море. Она походила на океан, воды которого разочаровывали своим холодом даже в саму жаркую погоду. Сам огонь был в ней невообразимо горячим и заставлял отнюдь леденеть. Она нуждалась в человеческих проявлениях к себе, когда сама обладала талантом лишать человечности окружающих одним своим острым, провоцирующим взглядом.       — У неё склонность к необоснованному риску.       — Мы оба знаем, Ганнибал, в представлении одного ничто не бывает необоснованным… У всего есть свои основания, — Ганнибал не ответил, и Беделия, исходя из своей наблюдательности, добавила. — Она поэтому выбрала своим психотерапевтом Вас?        «… Из-за тяги к необоснованному риску», — мысленно заключила она, но озвучивать не стала, посчитав это небезопасным и лишним.       — Она не выбирала.