Бесполезность плоти

            Кей безмолвно наблюдала, как бесчувственное тело Беверли погружали на носилки. К горлу подступила знакомая горечь; привкус желчи оседал на языке, но весь свой яд приходилось сдерживать в себе. И без того позволила многим отравиться им сегодняшней ночью… Врачи объяснили, что он успел «накачать» Беверли до побега. Но чем именно? Ответ на этот вопрос могли дать только результаты анализов. И, тем не менее, он не убил Катц, хотя возможность была. Верен своей миссии, правилам, и даже под угрозой разоблачения не посмел предать их. Расчёт проиграл помешательству, и этот новоиспеченный факт мог дополнить скудный на детали психологический портрет Похитителя, но какой теперь в этом смысл?.. Он был так близко, оставалось слегка подтянуться, ухватиться покрепче, но она упустила его. Так непростительно тупо, что в пору было громить мусорные баки, стоящие в паре метров от неё, вымещать на них всю злоть от осознания собственной несостоятельности, как профессионала, агента, но Кей была неподвижна; стояла лицом к последствиям своих ошибок, совершенныных намеренно, и не понимала, куда подевалось то опьяняющее чувство полной неприкосновенности и вседозволенности.       Тихие, шаркающие шаги за спиной побудили её приказать бесцветным тоном:       — Уходи, Микки. Скоро приедут копы, а следом и Кроуфорд. Он не должен знать, что ты был здесь. — Микки не счёл необходимым что-либо ответить ей, а уже через пару мгновений позади Кей образовалась всё та же звенящая тишина; впечатываясь в охладевший затылок, распространясь по всей коре головного мозга, она обосновалась в висках, мучительно сдавливая череп с двух сторон. По правде говоря, Эрли даже была рада тому. Эта боль — единственное, что ещё продолжало удерживать её саму от помешательства.       Разговор с Кроуфордом обещал быть чем-то ужасающим, сродни средневековой казни, и Кей оставалось только гадать, сколько зрителей сбежится поглазеть на расправу над ней. Хотя, ей было бы достаточно и одного, и он, конечно же, ни за что бы не обделил её своим присутствием.       Джек не смотрел на неё. Ни разу не взглянул с тех пор, как доставил в бюро, а после и в свой кабинет, и всё та же тишина больше не казалась Кей такой спасительной. Привычное, шумное и гневное дыхание Кроуфорда так же оставалось запертым в его лёгких. Мужчина застыл в своём кресле, бесцельно бродя взглядом потускневших глаз по гладким стенам помещения. Неизменно оставалось одно: Ганнибал, восседающий в соседнем кресле. В отличие от Эрли, он выделялся терпением, позволяя своему предвкушению напитываться от двух, подавленных в равной степени, агентов. И мимолётная ухмылка тенью скользнула по его губам, когда первой из их общего негласного соревнования выбыла Кейтлин.       — Джек, не молчи, ради Бога, — глухо взмолилась она, украдкой поглядывая на начальника. Присутствие Лектера она с самого начала приказала себе игнорировать, будто это могло уберечь её достоинство от неминуемого удара, от которого оно ещё долго не сможет оправиться.       — О, теперь ты готова меня слушать? — вселив остатки сил в ироничный тон, Кроуфорд всё же не отказал подчинённой в ответе.       Кей распахнула рот, но, к несказанному удивлению обоих мужчин, что ожидали услышать от неё какую-нибудь колкость, промолчала; кажется, с неё уже было достаточно попыток самоутвердиться за последнее время. Ганнибал, ощущая всем своим естеством опустошенность и растерянность Эрли, отнюдь был чрезвычайно доволен сложившейся ситуацией, что, однозначно, в последствии должна была привести к расколу в стенах офиса поведенческого отдела. Он упивался её поражением, и Кей догадалась об этом гораздо раньше, чем психотерапевт успел это как-то проявить. И вновь для Эрли на главный план встал вопрос мотивов доктора, ведь прежде он показывал свою заинтересованность в успехе её дела. Показывал… Именно. Что же на самом деле таилось в его помыслах, этого ей так и не удалось разгадать. Нет, она просто не успела, но будет ли у неё снова возможность и время разобраться с этим? Персона Лектера сейчас была совершенно не тем, о чём ей следовало беспокоиться.       Джек неумолим. Его молчание красноречивее всяких выкриков. Кей подозревала, что у его ярости есть несколько стадий, и не без внутреннего содрогания могла признать, что ей только предстоит ощутить на себе наивысшую степень возмездия начальника за её бесчисленные злодеяния.       — Это моя вина, — наконец флегматично вымолвил Кроуфорд, и это было совершенно не то, с чем Кей готовилась столкнуться. — Я слишком многое возложил на тебя… Доверие, что я тебе оказал, боком обошлось всему отделу.       — Джек, — будто и не своим голосом (пугливым и раскаивающимся) вклинилась Эрли. Она так рьяно пыталась добиться того, чтобы начальник отбросил игнорирование, но, стоило тому приступить к самосуду, каждое слово болезненно врезалось в помутненое состояние. Будь она ещё чуть менее осознаннее, заткнула бы уши ладонями и принялась напевать знакомую мелодию из чужого детства, которая и без того назойливым эхом отдавалась в голове, путая разносортные мысли.       — …Открыла стрельбу на глазах у свидетелей, — Джек, не внушая милости, поднялся с кресла и упёр, угрожающе сжатые, кулаки в поверхность стола, будто бы удерживая себя от того, чтобы не перевернуть его. — Каждым своим действиям подрывала авторитет моего отдела! Посмела втянуть в это Беверли, и теперь неизвестно, когда лучший криминалист в команде придёт в себя! Мне продолжать?! Да, я виноват в том, что переоценил все те достоинства, которые никто никогда и не находил в тебе!       Кей, что всё это время сидела скрючившись и вжимаясь в спинку кресла, словно пыталась раствориться в его текстуре — лишь бы некто не мог наблюдать под тканью, разорванного буйными посетителями Саламандры, пальто её вульгарный образ (времени на переодевание после потасовки в клубе, увы, не нашлось). С самого прибытия в кабинет она смиренно приковалась к креслу, бесполезно и будто бы невзначай прикрывая рукой рот, словно это могло позволить остальным присутствующим не чувствовать стойкий запах алкоголя, разящий из неё. Однако после череды справедливых обвинений от Кроуфорда в адрес Эрли, последняя вполне предсказуемо, но неразумно воспылала раздражением и с, долгожданным для Ганнибала, вызовом расправила плечи.       — В одном соглашусь с тобой, Джек, — обманутый недавним смирением подчинённой, Кроуфорд успел позабыть о враждебности Кей, которая никогда не находила исключений в подборе очередного объекта противостояния. Потому даже несколько сконфузился, когда она посмела не только перебить его, но и возразить в том же обвинительном тоне. — Ты обязан нести не меньшую ответственность за произошедшее, чем я, ведь всё, включая состояние Беверли — результат твоего выбора. Не моего. Да, я упустила Похитителя, но лишь из-за хреновой подготовки. Если бы ты с самого начала согласился со мной, оказал необходимую поддержку в задержании, этот ублюдок уже этим утром сидел бы за решёткой! Но ты только и можешь, что давить, да сжимать сроки расследования, подгоняемый своими сраными зажравшимися пузанами из руководства!       Ганнибал неотрывно следил за Кей, которая уже успела вскочить на ноги, чтобы не смотреть на начальника снизу вверх. С деликатным изумлением вслушиваясь в её продолжительный громкий монолог, он отмечал, как сильно вздулись голубоватые вены на её бледной шее, не скрытой воротом пальто, готовые в любую секунду возвраться от некотролируемого возмущения и перенапряжения и окропить психотерапевта кровью, вкус которой наверняка был бы таким же отталкивающим, как и сама Кейтлин. Лектер не мог отказать своёму извращённому воображению в представлении того, с каким бы блаженством он утопал в этом чернеющем, кипящем фонтане.       — Тебе не достаёт компетентности, чтобы разбрасываться критикой, — к сожалению доктора, ответные нападки Кроуфорда вырвали его из приятных фантазий на счёт агента Эрли, которые он, пока что, не мог позволить себе воплотить в реальность. — Мы все уже убедились в этом. Твои бредовые идеи не было смысла даже рассматривать, но ты, игнорируя всякие правила, побежала их реализовать, и к чему это привело?!       — Если ты считаешь мои методы неприемлемыми, то, какого хрена ты вообще меня сюда позвал?! Я не напрашивалась в твой отдел! Ты знал, что я не могу работать в рамках устава, как остальные, и единственное, что от тебя требовалось — не препятствовать мне и позволить свободно распоряжаться ресурсами… Ну да, — Кей театрально посмеялась, раскидывая руки, словно в свободном падении, — сейчас ты скажешь, что, одобрив мои планы, превысил бы свои полномочия! Хватит перекрывать своё бездействие этим и пресмыкаться перед теми, кого только и волнует, что статистика и мнение прессы!       — Выйди из моего кабинета! — велел Джек, который уже не понимал, что преимущественно руководило им: злость или досада. Кей резко умолкла, и на секунду могло показаться, что её рассудок прояснился. Узрев её заминку, Кроуфорд начал настаивать, прожигая некогда любимицу взглядом. — Сейчас же! Вон!       Проклиная всё, что когда-либо существовало в её мире, Кей таки решила хотя бы сейчас не противиться слову босса. И уже преисполнившись мрачным ликованием, — и всё же ей удалось, в какой-то степени, выйти сухой из воды, а быть выгнанной Кроуфордом из кабинета ей не впервой —, она развернулась к выходу, когда её остановили.       — Постойте, агент Эрли, — следующие слова Джека, едва ли метафорически по ощущениям, пригвоздили её к месту. — Вы отстраняетесь от этого дела… Как и от прочих, — голос мужчины звучал убийственно монотонно, тем более, в сравнении с его криками, что сотрясали Кейтлин ранее. И только Лектеру довелось стать молчаливым свидетелем того, как в главе поведенческого отдела что-то надломилось, стоило только вслух произнести неутешительный вердикт, касательно дальнейшей трудовой деятельности Эрли.       Сама виновница тому разглядывала свой расплывчатый чёрный силуэт в отражении стеклянных дверей и не могла определить свою же реакцию на услышанное. А стоило ли вообще тому верить? За последнее время мозг Кей не раз злостно подшучивал над ней, порой выдавая скопившиеся страхи за действительность. Её ночная неудача не могла привести к отстранению, ведь так? Это было уже… слишком.       — Удостоверение и оружие на стол, — сухо скомандовал Кроуфорд, убивая в себя всякое снисхождение, как и надежду Кей на то, что она всего-лишь сошла с ума. Да, а ведь расчёт на то, что то были слуховые галлюцинации, являлся последней соломинкой для утопающего.       Достав служебный пистолет на пару с удостоверением, она обернулась к Джеку, но не спешила сдавать сокравенное.       — И кто же займётся этим делом? Уилл?.. Ему бы следовало приберечь силы для себя, — язвительно протянула Кей, удостоив долгим недвусмысленным взглядом Ганнибала. Этот жалкий намёк на разоблачение был встречен мимолётной, отчего то поощрительной ухмылкой психотерапевта, но не более.       — Доктор Лектер займётся, — не замечая их переглядываний, заключил Джек и сразу же обратился к самому Ганнибалу. — Вы ведь не против?       — Надеюсь, что смогу быть полезен, — ответил тот, ничуть не умаляя своей учтивости и ложной скромности, которые так сильно успели осточертеть Эрли. А сейчас его согласие на предложение Кроуфорда расценивалось ею, как и вовсе — предательство того шаткого доверия, которое она, быть может, всё же питала к нему.       Кей оборвала демонстративно любезный настрой двух мужчин, которым они обменивались, резко опуская оружие на стол перед начальником и склоняясь к тому, чтобы Лектер не мог ни разглядеть её лица, ни расслышать дрожи в голосе.       — Ты не сделаешь этого, Джек, — с горечью прошептала она, глядя на него исподлобья. — Неужели, ты действительно готов уволить меня? — готовая сорваться на истерический смех, она впилась ногтями в стол, пытаясь отыскать в нём опору.       — Ты однажды сказала мне, что работа в ФБР — смысл твоей жизни… Ты пренебрегла им, — холодно подытожил Кроуфорд, стойко выдерживая всё то, что выражал взгляд Кей. В самом Джеке не оставалось ни злорадства, ни удовлетворения от принятия решения, к которому, справедливости ради, он уже давно должен был прийти. Только странная, глубинная утрата, которую мужчина душил в зачатке, напоминая себе о том, кем он являлся, и какую ответственность нёс на себе уже не первый десяток. Нет, он бы никогда не предал всё это в угоду коварным отголоскам нереализованного отцовства. — Ты вернёшься… когда убедишь меня, да и себя тоже, что готова к этой работе.

***

      Уилл легко прочитывал эмоции и чувства других людей, но, что двигало им самим в тот момент, когда, едва прознав, что Кей отстранили от дела Похитителя, он отправился на её поиски, профайлер не знал. Джек не вдавался в подробности произошедшего, да и всячески демонстрировал своё нежелание впредь говорить об этом. А Грэм и не настаивал. И без того понимал: совершенное Эрли перевешивало былое непослушание, критику, которой она не раз подвергала управленческие навыки Кроуфорда. Для всего отдела, включая самого Уилла, её отстранение было закономерным. Вот только, отчего-то профайлером решение Джека не ощущалось, как акт справедливости. Он испытывал некоторую недосказанность, и связь, которую навязал им вновь — Джек, сплела их в слишком крепкий узел, чего, вероятно, они оба — ни Кей, ни Уилл — не ожидали на раннем этапе сотрудничества.       Возможно, именно эта связь и позволила ему не растрачивать много времени на поиски Кей, которая скрылась ото всех в месте, что сам Грэм не единожды эксплуатировал в минуты собственного помешательства. Он распахнул дверь мужской уборной, застав Эрли сидящей на полу под раковинами, низко склонившей голову — так, что ему представилось невозможным разглядеть её лицо. И она, забившись в угол, вновь напоминала ему ребёнка — возможно, его самого, когда, поссорившись с отцом, Вилли усиленно симулировал тяжёлую болезнь, лишь бы привлечь родительское внимание, и эти воспоминания должны были позабавить его, но почему-то не вызвали ничего, кроме горького сожаления и сочувствия к своему разбитому отражению.       Он шагнул вперёд, осторожно прикрывая за собой дверь, и Кей заторможенно среагировала на появление напарника. Уилл замер, столкнувшись с её стеклянными глазами, и, хоть ему по-прежнему было крайне тяжело сохранять с кем-либо зрительный контакт, не посмел отвести в сторону своих глаз. По собственной воле, или же по её молчаливому принуждению — он не знал. Но, одно показалось ему неоспоримым: что-то внутри самой Кей желало, чтобы он застал её такой… Уязвленной, раздавленной, жалкой. Чтобы он стал свидетелем того, как все её перспективы и устремления пустили через мясорубку, а её саму выбросили, как расходный материал. Уилл должен был разглядеть за этим что-то, что она сама, вероятно, не понимала.       — Что ты видишь? — услышал Грэм, и этот голос, не женский, хрипящий, звучал будто со спины. Может, то лишь показалось ему, потому что губы Кей едва шелохнулись в тот момент, словно она утратила способность говорить. И эти слова — воля кого-то бестелесного. Уилл и раньше замечал тень, что неотрывно следовала за Эрли. Вот только, Кей её присутствие, в страхе и/или нежелании, игнорировала. А Грэм теперь знал, что именно вело его сюда. Зов напарницы, молящий взглянуть на неё, потому как она уже не могла видеть, ослепленная своими многочисленными пороками. — Что ты видишь?       — Невозможность остановиться, — его подсознательное среагировало раньше, чем он сам. И, ответив, профайлер впал в подобие транса, не замечая и того, как Кей поднялась на ноги, а после беззвучно обошла его, оставляя одного.       Она и не сразу поняла, что не может дышать, а, спохватившись, пыталась побороть внезапную паническую атаку. Нужно было добраться до дома, скрыться ото всех, но конечности с трудом подчинялись сигналам мозга. Однако, что-то ещё удерживало её в сознании, но точно не Уилл, чьё присутствие ничуть не утешало. Кей ненавидела себя за непрагматичность и постоянные срывы; ненавидела Кроуфорда за то, как бесцеремонно он с ней обошёлся, ранее собственноручно загнав её в эту ловушку; Лектера, который должен был направлять, используя свои хвалебные методики, а не подсиживать… И Грэма, хоть тот и заслужил меньше всех её отвращения, но она больше не могла его видеть. Чем дольше смотрела, тем больше её собственных неудач всплывало наружу. Неуравновешенный и менее устойчивый, чем она, — во что раньше так легко верилось —, Уилл всё ещё оставался на плаву в то время, как Кей позволила всем и каждому обыграть себя — утопить в этой навозной яме. И эта слабость калечила куда сильнее, чем нелестные высказывания Джека и торжествующие взгляды Ганнибала. Каждый из них всего-лишь играл свою роль, и она плохо сыграла свою.       Кей так же не помнила, как оказалась в своей квартире. Насмехаясь над её кроткой надеждой, что в скором времени это помутнение отступит, замкнутое пространство погружало в ещё большую панику. А так хотелось принять контрастный душ, чтобы стабилизировать рассудок и смыть с себя напоминания о прошлой ночи; сварить кофе и, завернувшись в тёплый плед, позволить себе хотя бы немного ощутить обыденное для многих, человеческое спокойствие — безопасность и веру в лучшее будущее, но всё это, по непонятным для Эрли причинам, оказалось заблокированно её сознанием. Как не пыталась, более не могла расслабиться ни разумом, ни телом. И ей всё больше казалось, что завтрашний день никогда не наступит, а она окажется навсегда заперта в своём персональном чистилище, полная страхов перед неизвестностью и страдающая от фантомных болей. Она не знала, как это остановить; за что зацепиться, чтобы вновь вырваться из давящего отчаяния?.. Было только одно орудие, которое она привыкла применять против этих тревог — то, что она не единожды предавала, так глупо полагая, что сможет обойтись лишь собственными силами. То, что всегда было под рукой, готовое принять её в своими объятия, даря долгожданное забвение, и Кей больше не видела смысла противиться этому сладкому зову.

***

      — Доктор Ларсен ожидает Вас, — дежурно осведомила ассистентка, искоса поглядывая на подозрительного вида пациентку, что прижав голову к коленями, едва ли раз подала признаки жизни за всё время ожидания. Кей медленно выпрямилась, лишь когда ассистентка уже отвернулась от неё, любезно общаясь с другим, вероятно, постоянным посетителем клиники. Кто бы подумал, что ей всё-таки придётся прислушаться к совету Лектера и обратить внимание на своё здоровье. Собственный организм не оставил и единого шанса на дальнейшее попустительство, а началось всё четыре дня назад, когда она, всерьёз уверовав, что с карьерой окончилась и её жизнь, впервые за долгое время позволила себе столь грандиозный срыв…        Все последующие дни, после того злосчастного утра, проходили в наркотическом бреду. Последнее, что она помнила прежде, чем окончательно утратила контроль над разумом и телом, как её дрожащие руки набрали шприц, а после — игла, вонзающаяся глубоко под кожу.       Сначала наступила благодатная пустота, порой сменяющаяся яркими образами-вспышками, довольно агрессивными, но всё ещё гораздо более безобидными, чем реальность. Но потом и эти веселящие, мелькающие перед глазами, изображения начали сливаться друг с другом, формируя одну, чрезмерно мирскую картинку, и Кей начала терять ощущение возвышенного забвения. Она слишком твёрдо для своего состояния стояла на ногах посреди тёмного коридора своей квартиры — коридора, который отчего-то казался запредельно длинным, пугающе пустым. В одно мгновение она оказалась перед, нетронутой воображением, дверью ванной комнаты. Та распахнулась сама собой, но не явила привычный глазу интерьер. Кей поначалу блаженно улыбнулась, почувствовав тёплый ветер на своих щеках, но неестественно яркий свет вынудил прикрыть глаза, едва не обжигая сетчатку. Некоторое время понадобилось, чтобы привыкнуть к нему, а потом Кей всё-таки осмелилась вновь раскрыть веки… Это не могло быть сном. Она никогда не запоминала свои сны: ни хорошие, ни плохие… Оставалось только то, что заставляло её сидеть в смятение по утрам перед сборами на работу.       Ноги самовольно ступили на выженную траву, что пахла дымом дешёвых сигарет, которые она обычно покупала в супермаркете у дома. От пейзажа, что предстал перед ней, веяло чем-то знакомым, но столь далёким, что впору было назвать это отголосками прошлой жизни, если бы она, конечно, верила в индуизм, буддизм, или во что бы то ещё ни было… И всё же, сама того не желая, Кей задавалась вопросами: как давно она не была здесь? Сколько лет прошло?.. И откуда брались те примерные цифры в её голове?       Неподалёку показались могильные плиты старого городского кладбища, которое Кей, к собственному удивлению, так же узнавала. Это место отпечаталось в самых дальних уголках её, богатого на образы и события, сознания, но всё равно ныне казалось немного другим: изувеченным, оскверненным. Высоких, столетних деревьев, что прежде разбавляли тяжёлый кладбищенский воздух свежестью и прохладой, стало в разы меньше. Наверняка, людская рука вырубила их, чтобы освободить место для новых надгробий, — так одна смерть утаскивала вслед за собой ещё многие жизни —, которых отнюдь значительно прибавилось. Те скорбные древеса, что остались оплакивать пни, были сухими и безжизненными, покрытыми от ствола и до исхудавших ветвей дурно пахнущей сажей; и будто что-то выжгло из них жизнь изнутри.       Близился закат, он всё сильнее окрашивал тихое место в кислотно-багряное, угнетающее сияние, пока Кей шагала между могил, в поисках только одной… Заросшая тропинка вывела её к мраморному камню, имени, выгравированном на котором, она так и не сумела прочесть. Кей опустила взгляд на, истосковавшуюся по влаге, землю с, поднимающейся внутри, тревогой замечая, что могила у её ног оказалась частично раскопана и открывала вид на окровавленные конечности с оголёнными мышцами… Мертвецы так не выглядят — не те, что покоятся под землёй, разлагаясь уже не первый год. Она столько видела, и к столькому была готова; выработала иммунитет к самым извращённым кошмарам, но перед увиденным не могла устоять, чувствуя, как внутри разрастался по истине дикий ужас, который ей довелось испытать лишь однажды.       Она припала к земле, что-то безумно нашёптывая тому, чьего имени и не знала; обещала всё исправить, освободить его, попутно таща на поверхность смердящую плоть, но та словно срослась с землёй — рассколенной, как угли в костре. Кровавые пальцы неожиданно резко сцепились на её кисти, и Кей смогла разглядеть обнаженные фаланги пальцев, что впивались в её кожу, действительно, мёртвой хваткой, оставляя бордовые следы, мгновенно обрастающие волдырями. Кей, позабыв о геройстве, пыталась высвободиться, но безрезультатно. Сквозь покров грязи, насекомых и гнили проявилось лицо, что заставило женщину пораженно замереть. Узнать его обладательницу удалось лишь по глазам, воды которых так сильно контрастировали с багровой, тлеющей плотью.       — Эббигейл?..       — Зачем ты сделала это? — но тот голос не мог принадлежать ей.       Кейтлин внезапно сорвалась на крик, ощутив болезненность утраты — так долго избегала её. И не успела более ничего сказать, как из уст посыпалась сухая земля.       Очнулась она на полу в коридоре от собственного кашля, едва не захлебнувшись слюной, а после долго пыталась смыть с рук несуществующую грязь; терла кожу до покраснений и ран, но так и не смогла избавиться от назойливого ощущение крупиц земли под ногтями. Реальный мир встретил головной болью, которая не уменьшилась даже после употребления обезболивающего, которое обычно спасало Эрли в подобных случаях. С такими продолжительными приступами ни о какой работоспособности и речи быть не могло, но ей нужно вернуться — необходимо, чтобы в конечном счёте не остаться ни с чем. Работу у неё отняли, но всё ещё остались дорогие сердцу принципы, которые важно было сохранить. Жаль она не подумала об этом три дня назад, позволяя себе очередную слабость. Задуманное требовало от неё оперативности, а Кей разучилась считать наперёд. И физическое состояние всё больше превращало её из человека в бесформенную субстанцию, вяло перемещающуюся по пространству. Самостоятельно бороться с этим недугом она уже не могла, потому решилась, преодолевая свои фобии, записаться в клинику, что и советовал ей когда-то Лектер, воспоминания о котором мотивировали злобой к нему. Позволить ему спокойно расследовать дело, которое стоило ей работы в бюро? Нет, смирение свело бы её в могилу гораздо раньше любого заболевания.       — Как часто у Вас случаются приступы головной боли?       — Периодически… Часто.       — Как давно они начались?       — Давно, — сухо ответила Кей, стараясь не откликаться на испытывающий взгляд невролога, направленный прямо на неё, преодолевая стекло линз.       Нужно суметь удержать границы; позволить ему узнать ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы он без сомнений выписал ей новый препарат — ни больше ни меньше.       — Почему не обратились в клинику раньше? — доктор Ларсен ни разу не переменился в лице с начала осмотра; всё продолжал говорить с ней размеренным, заинтересованным тоном, которому Кей ничуть не доверяла, уже имея за плечами опыт общения с одним невероятно чутким врачом.       — Не было времени. К тому же, меня вполне устраивали препараты, которые я принимала раньше.       — И что Вы принимали?       Эрли опасливо уставилась на инструмент в руках невролога, когда тот вознамерился приступить к проверке рефлексов, и решила отвлечься на собственные слова:       — Анальгетики, в основном… Но, в последнее время и они перестали помогать.       — Вы принимаете наркотики? — Кей резко вздрогнула то ли от действий доктора, на которые чрезмерно возбуждённо откликались её нервы, то ли от его вопроса, который, справедливости ради, следовало ожидать. — Или в прошлом принимали?       — Это стандартный вопрос, доктор? — старательно скрывая за небрежной подачей своё волнение, поинтересовалась Эрли.       — Он вполне уместен в Вашем случае.       — О чём Вы? — в миг насторожилась.       — Успокойтесь, — доктор Ларсен лишь взглянул на неё с располагающей улыбкой, — у меня есть несколько догадок, но они не имеют никакого значения без подтверждения анализов. Так Вы ответите на вопрос?..       — Нет. Не принимаю.       — Переутомление, стресс, бессонницы случались в последнее время? — продолжил врач, попутно замечая истончение её кожных покровов, но никак того не комментируя.       — Думаю, да. Всё из выше перечисленного.       — Хорошо. Можете одеваться, — вновь заговорил он только, когда Эрли показалась из-за ширмы. — Что ж, нас с Вами ожидает большой объём работы. Для начала Вам предстоит сдать ряд анализов, потом сделать эхоэнцефлограмму. И ещё… Вам нужно пройти консультацию у кардиолога и нарколога. Направление я выпишу.       — Я бы предпочла обойтись без всего этого.       Доктор Ларсен отвлёкся от своих записей и мгновение спустя произнёс уже без той нарочитой вежливости:       — Что Вы хотите этим сказать?        Разумеется, за всё время отсутствия Кей в отделе её рабочий стол не мог остаться нетронутым. Заявившись в офис под вполне стандартным предлогом: забрать свои личные вещи, среди них она, как и ожидалось, не обнаружила дела Похитителя. Джек был весьма «услужлив» и успел распорядиться, чтобы вещи его сотрудницы упаковали отдельно от рабочих документов. Главной ошибкой Эрли, которую она обнаружила лишь в тот момент, когда перед ней предстало её пустое, блистающее чистотой, рабочее место, было полагаться на собственную память, которая, вероятно из-за многократного приёма наркотиков, и раньше подводила экс-агента. Теперь же, Кей с трудом могла вспомнить хоть что-то из дела Похотителя, помимо имён жертв. Оставалось только проклянать себя за недальновидность, ведь времени и возможностей было предостаточно для того, чтобы сделать копии.       — Кей?.. Что ты тут делаешь? — ни Джимми, ни Брайан не были рады её появлению в лаборатории. Последний же, в отличии от Прайса, и вовсе не счёл нужным её приветствовать. По правде говоря, Эрли заранее знала, что рассчитывать на какие-нибудь сведения от этих двоих было сомнительной затеей, учитывая их преданность Кроуфорду, но за попытку ведь никто не карает. — Ты насчёт Беверли? — предположил Джимми, что находился немного в смятении от продолжительного молчания Кей.       — Да, — ни секунды не колеблясь, солгала та.       — Она ещё в больнице, но уже пришла в себя. Пока рано говорить о том, когда она сможет вернуться к работе.       — Вот как, — Кей прошла чуть вперёд, попутно скрывая свои трясущиеся руки в карманах. — А, что с анализами? Они пришли?       Она долго ломала голову над тем, что такого вколол Катц тот ублюдок, что её в секунду выключило, а вариантов было много. Но, когда Прайс наконец озвучил то, что удалось обнаружить в крови его коллеги, Эрли впервые за всё время расследования искренне удивилась. В её отделе это вещество брезгливо называли «блошиным наркотиком», ничуть не поэтично и безгранично грязно — под стать последствиям, к которому приводило употребление его. В более широких кругах он был известен, как «наркотик изнасилования», что редко вкалывали внутривенно; в большинстве случаев его попросту подмешивали, скажем, в коктейль ничего не подозревающей жертве — то бишь орально. Идеальное средство для предотвращения всякого сопротивление. Ни запаха, ни цвета. Эффект же наступал стремительно: дезориентация, головокружение, а после и полная потеря сознания. Но, вопрос в другом… Его было практически невозможно достать. На территории США он не производился, а транспортировка из Азии была запрещена. Если бы кто-то в Мэриленде и промышлял торговлей подобного, Эрли бы знала и непременно занесла бы его в свой «послужной список». Можно было, конечно, пообщаться со старыми осведомителями — кто-нибудь должен был слышать о столь универсальном и удобном в применении средстве — но после недавнего конфликта с Кроуфордом это было слишком рискованно; что-то подсказывало Кей, что ещё долгое время внимание руководства будет прикованно к ней. Во власти Джека было устроить ей генеральную проверку, которая в последствии привела бы Эрли, как минимум, к заключению, поэтому одну истину она успела для себя вынести — провоцировать Кроуфорда лишний раз не стоило. Микки тоже не подключшь. Его повторное отсутствие в отделе вызовет подозрения у Бена, который уже давно подсиживает её.       В своих размышлениях Кей и не заметила, как болезненные спазмы вновь обуяли мозги, вынуждая её зарыться пальцами в спутанные волосы, тем самым выдавая своё состояние.       — Ты в порядке?       — Мне нужно дело похитителя, — не глядя на, зовущего её Джимми, потребовала Эрли. — Дай мне его дело!        Металлические инструменты неподалёку от них посыпались на пол, свидетельствуя о срыве Зеллера, который изначально намеревался игнорировать её присутствие. Мужчина шагнул вперёд, поравнявшись с Джимми.       — Поражаюсь твоей наглости. Мало того, что ты так ни разу и не навестила Беверли, которая попала на больничную койку из-за тебя! Так ещё продолжаешь корчить из себя начальницу! — гнев Брайана вполне можно было понять, но Эрли почему-то на секунду ощутила, словно в его буйной неприязни крылось что-то более личное, чем обида за коллегу. Что именно — за пеленой собственного раздражения она не сумела разглядеть.       — Кей, — вновь вступил Джимми, примирительно погладывая на них с Брайаном, — мы бы не смогли тебе помочь, даже если бы хотели. Джек уже передал все материалы Лектеру.       Он не выдавал столь откровенно враждебный настрой по отношению Кей, как Зеллер, но этот тон, — сдержанный и учтивый, но вместе с тем твердый, намекающий на невозможность достигнуть всякого компромисса —, не оставил никаких сомнений, что, и при желании, пытаться искать союзников среди сотрудников поведенческого отдела бессмысленно. Каждый из них был удовлетворен решением Кроуфорда, а кто-то и вовсе активно приветствовал кандидатуру доктора Лектера, что так безбожно сдвинул её.       Но, разве могла она считать себя правой, когда все поголовно твердили об обратном. Выставлять себя жертвой обстоятельств было низко, однако в незрелом сознании Кей это представлялось единственной удобной возможностью хотя бы частично обелить себя и обесценить собственные ошибки, которые до боли в, злостно стиснутых, зубах не хотелось признавать. И лишь перед Беверли она ощущала жалкие отголоски чувства вины, которую накануне практически целиком утопила в желтоватой жидкости, что с дьявольским предвкушением каждый раз застывала в шприце — так сама Кей любила тянуть перед полным погружением в бездну безнравственности, когда иллюзия человеческого достоинства ещё сохранялась в ней, но вскоре Эрли без колебаний умерщвляла её, уверенная, что эта жертва навсегда убьёт в ней самой и жестокую, раз за разом разочаровывающую надежду на то, что Кейтлин Маргарет Эрли могла бы быть другой — такой, что умела призывать к справедливости и других. Но внутренние страхи не выпускали из заточения, и она даже не смогла, в чём её и упрекнул Брайан, навестить Беверли — хотя бы по старой дружбе справиться о её здоровье —, ведь тогда бы пришлось взглянуть в её тёмные глаза, в которых отражалось общепризнанное поражение Кей. И тогда она невольно ощутила бы себя на больничной койке, окружённой белыми стенами — камере, в которую бесчестного заключила человека, которого могла бы звать другом. Могла бы. Пришлось бы раскаяться и сказать себе: «Если бы можно было обратить время вспять, я, ни секунды не колеблясь, приняла бы на себя её участь, как ответственность за всё содеянное», но нет. То было бы ложью, которой Кей и так увешала себя с ног до головы. Никогда в жизни, кому бы не угрожала опасность, она не сумеет искренне пожелать оказаться на его месте — в безоружном положении, с мольбой обращающимся к другим за состраданием. И только сейчас, без собственного груза и того, что ей пытались вручить «борцы за правду» вроде Брайана, она была готова с прежней решимостью бороться даже с таким исключительным манипулятором, как Ганнибал. Хотя, признаться, не тешила себя мыслями о том, что отвоевать дело Похитителя у расчетливого психотерапевта будет так просто.       — Доктор… Ларсен? Верно?.. Я пришла к Вам с одной целью: получить что-нибудь посильнее анальгетиков. У меня нет времени на перечень мероприятий, что Вы озвучили.       — Нет времени, понимаю… — невролог снисходительно ухмыльнулся, словно подобное ему было слышать не впервой. Вероятно, так и было, но Кей не волновали требования предшественников. Её волновало лишь то, каким образом убедить врача, что её случай в действительности достоин восприняться, как исключение. — Но, и Вы меня поймите. Я не имею права выписывать препараты без подтверждённого диагноза.       — Меня вполне устроит на данном этапе и симптоматическое лечение, — нелепо выкручивалась Кей, накапливая в себе всё больше раздражения из-за повторяющейся «правильности» окружающих, которая, будто по велению какого-то злого рока, проявлялась только тогда, когда перед всеми представал вопрос выгоды именно Эрли.       И этот взгляд Ларсена — небрежный, на грани с презрением. Так сама Кей смотрела на тех, кто не вписывался в её картину мира, и позволял себе гораздо больше, чем могла бы позволить она. Часть её хотела скрыться от этих холодных — практически того же оттенка, что и у неё —, порицающих глаз; другая же только и мечтала о том, чтобы ей позволили сорваться с цепи и силой заставить врача, что почему-то более не пытался быть столь деликатным, не смотреть на неё, как на отброс общества.       — Доктор Ларсен, — кого-то из них обоих точно спасло громкое появление ассистентки, которая, ничуть не заподозрив нетипичного напряжения в кабинете, твердой поступью направилась к начальству. — Я принесла бланк для заполнения.       — Спасибо, Мэри, — мужчина отвлёкся от Кей, взявшись изучать содержимое документа. Его глаза, что поначалу бегло прошлись по тексту, вернулись к его началу, и в них отразилась куда большая вдумчивость, не замеченная присутствующими. — Мэри, — мягко заговорил он после прочтения, — ты можешь идти. С документами я сам разберусь.       Девушка секунду потопталась на месте, но всё же оставила врача и пациентку одних. Дождавшись, когда ассистентка уйдет, невролог отложил на стол тонкую стопку документов, невзначай огладив углы листов большим пальцем, и прямо взглянул на Кей.       — Кейтлин Эрли… Вы работаете в ФБР — я прав?       Она же, ни разу не шелохнувшись в то время, как внутри всё перевернулась от волнения перед, неудобной для неё, осведомленностью доктора Ларсена, столь же смело глядела на него в ожидании объяснений. И они не заставили себя долго ждать:       — Я читал о Вас.       — Интересуетесь творчеством Фредди Лаундс? — сомнений в том, что невролог прочёл о ней в колонке Фредерики у Эрли не было; своей широкой «популярностью» она была обязана только ей.       — Не более, чем остальные…       — Это что-то меняет для Вас? — едва заметив в докторе нечто, напоминающее заинтересованность в её деятельности, Кейтлин начала словесно прощупывать рычаг давления. — Раз уж Вам известно, где я работаю… Может, Вы пересмотрите своё решение, касательно рецепта?       — Вы ведёте какое-то особо важное расследование? — увы, ей так не удалось распознать нотки сарказма в его голосе.       Кей не понимала, почему с каждым новым вопросом, которым мужчина цинично заменял ответ на её собственный, личность доктора Ларсена всё сильнее настораживала нутро. Возможно, она сама накручивала себя, неосознанно проводя параллели между ним и Лектером, рядом с которым, несмотря на все его внешние старания, так же тяжело было ощутить себя в безоговорочной безопасности. Сходство между этими двумя действительно имелось, но не столь большой, чтобы окончательно отвести вариант с собственной паранойей. Разрываясь от противоречий, сотворённых то ли обстоятельствами, то ли её патологической подозрительностью, Кей всё-таки решила рискнуть и подыграть неврологу, надеясь на то, что её доверие сможет побудить и доктора Ларсена к большому снисхождению по отношению к её небольшой просьбе.       — Да, это так. Я не могу вдаваться в подробности, но, поверьте, успех этого расследования целиком и полностью зависит от моей работоспособности, следовательно — состояния.       Доктор Ларсен сдвинулся в её сторону, упираясь локтями в колени и подпирая переплетёнными пальцами лицо. И хоть между ними по-прежнему сохранялось расстояние в несколько метров, Кей заметила в своих ощущениях некоторую неоднозначность, которую не успела разобрать.       — Я верю Вам, Кейтлин… — инстинктивно задержав дыхание, она наблюдала, как доктор Ларсен вернулся в предыдущее положение и принялся молчаливо выцарапывать что-то на стикере крайне неразборчивым почерком. Прежде, чем вручить его Эрли, он зоговорщически добавил. — В конце концов, могу ли я отказать Вам, зная, что мой отказ может повлечь за собой человеческие жертвы. Правоохранительные органы и органы здравоохранения должны сотрудничать… И да, я обязан предупредить Вас: лекарство сильное. У него много побочных действий, включая рассеянность, сонливость…       — Конечно, я понимаю, — в своей манере бестактно оборвала Кей, спешно скрывая листок в кармане пальто, будто опасаясь, что доктор Ларсен мог передумать в любой момент и отнять его.       — Замечательно… А теперь — позвольте я уточню у Вас несколько нюансов. Простая формальность. Адрес места проживания, указанный в Вашей карте, ещё действителен?

***

       Едва взявшись за дело Похитителя, Кей знала, что оно поглотит её; подобно тому, кто поглощал тела и души своих жертв — тому, кого она искала. Поглотит надолго, если не навсегда. И сон, который она предпочла бы забыть, снова взывал к ней — сколько иронично бы то не звучало, молил её вернуться к реальности. Но реальностей для Кей существовал несколько. Одна — основополагающая — уже посмела отвергнуть её, однако была и та, в которой её по сей день ждали и, думалось Кейтлин, жаждали встречи с ней.       — Нет, Кей, это исключёно, — их разговор с Аланой не задался с самого начала. Вероятно, потому как был спровоцирован не чем иным, как прихотью Эрли. А доктор Блум расценивала её пожелание вывести Эббигейл в город именно, как прихоть, а не доблестное рвение поучаствовать в адаптации младшей Хоббс.       — А в чём, собственно, проблема? — лениво гоняя жвачку во рту, непринужденно поинтересовалась Кей. И, возможно, будь она чуть более серьёзной в своих проявлениях, многих конфликтов можно было бы избежать, но горечь обид и непризнанности извечно точила экс-агента ФБР.       — Тебе освежить память? Хорошо… — Алана со студенческих времён старалась подражать самообладанию доктора Лектера, и лишь та нагласная ответственность, которую на неё возглагал статус его студентки, пусть и бывшей, удерживал её от срыва. Да и срамить честь кафедры психиатрии из-за очередной выскочки — моветон. — Вы с Ганнибалом сговорились за моей спиной, — то, что в той проделке принимал участие и её коллега принималось доктором Блум, однако провокатором из них двоих ей виделась только Эрли. — Выкрали мою пациентку, не удосужившись предупредить.       Эрли недобро оскалилась, поглядывая на психотерапевта свысока благодаря разнице в росте.        — Так ты была обеспокоена безопасностью и состоянием Эббигейл, или же неведение попросту задело твоё эго? — не скрывая издёвки, пропела она.       Алану же этот откровенный упрёк ничуть не задел, потому как она знала, что Эрли присуще проецировать свои пороки на других, что она в отместку и озвучила:       — Нет, Кей… Только тебе повсюду видятся злодеи, что так и норовят ущемить тебя в правах.       Кей беззвучно выдохнула, слегка огорченная тем, что счёт между ними сравнялся.       — Но всё же, общению Лектера и Эббигейл ты не препятствуешь, — по правде говоря, то не было известно Кей наверняка. С ними обоими она давно не общалась, однако отсутствие всякого непринятия её слов на лице Аланы, выдало то, что доктор Блум подцепилась на блеф. — Так я и думала… А ведь тот ужин был инициирован именно Лектером.       — Мне это известно, — Алана обворожительно улыбнулась, попутно расправляя плечи и ломая шаткую иллюзию превосходства Кей на глазах у последней. — Но, неужели ты действительно думаешь, что я стану судить вас по одним и тем же законам?       — Не в это ли воспеваемая всеми вами справедливость?       — Она не распространяется на тех, кто не единожды плевал на неё… Между тобой и Ганнибалом непреодолимая разница. Я не оправдываю его проступок, как и он сам. Он признаёт свои ошибки и публично несёт ответственность за них, ты — нет. Ганнибал не скрывает своих мотивов, ты — играешь чужими.       — Не думала, что твоя давняя привязанность к обходительному преподавателю столь крепка, — задетая словами Аланой, Эрли не брезговала и грязными полунамеками, которые обеим в какой-то степени были неприятны. — Так страстно пытаешься отстоять его честь на фоне моей запятнанной.       — Считаешь, человеческие взаимоотношения строятся на привязанности? — доктор Блум, заговорив с ней тем тоном, которым обычно общалась с пациентами, контратаковала. — Это не привязанность Кей, а банальное доверие, которое не способна испытывать ты… И которое никто не испытывает к тебе… Тебе кажется, что это ты отражаешь нападки окружающих, да только всё с точностью до наоборот.       Кей, по привычке спрятав руки в карманы, демонстративно уставилась в потолок, словно готовясь к молитве.       — А ведь надеялась, что ты оставила все попытки лечить меня в прошлом.       — Не беспокойся, твои надежды останутся нетронутыми. Если тебе не смог помочь Ганнибал, то мне и пробовать бессмысленно, — на самом деле, Алана уже давно успела заключить для себя, какой урон наносит Эрли всякое упоминание Лектера. Причина тому оставалось неизвестной, но, несмотря на то, доктор Блум охотно практиковала столь действенный приём.       Оправдывая ожидания психотерапевта, Кей незамедлительно подалась в наступление:       — Ты упомянула доверие, но доверие рождается из стабильности, а ты крайне непостоянна в своих позициях. Всего несколько месяцев назад ты отчитывала меня за отстранённость по отношению к Эббигейл и её проблемам. Что же теперь?       — Раз уж на то пошло: что переменилось лично в тебе за эти месяцы? — заметив, несвойственное Кей, замешательство на её лице, Алана невольно пожелала разыскать источник этих проблесков человечности. — Зачем это тебе?       Столкнувшись со своей полной противоположностью в лице Эрли, доктор Блум редко могла удержать себя от попыток погрузиться в разум, что оборонялся от внешнего вмешательства куда агрессивнее, чем разум Уилла Грэма. Уилл виделся ей величественной природной силой — неукротимой, не всегда элементарной для восприятия, но естественной в своих проявлениях и желаниях сбалансировать в этом мире то, что она все привыкли называть добром и злом; не допустить перевеса в сторону последнего. Кей же, при всей своей схожести с Грэмом, которую успела отметить и сама Алана, в тоже время несла одни разрушения и не давала никому предугадать, когда посеет новые.       — Это нужно Эббигейл, — уверенно ответила она, снова разбивая надежды Аланы увидеть её истинную, первородную ипостась.       — С чего тебе знать, что нужно Эббигейл?       Этот вопрос был обречён столкнуться с непроницаемой стеной молчание, и Алана даже успела отчитать себя за то, что всё же решила задать его, выдавая искренний интерес. Но Кей, стоило бы ей и пожелать того, не сумела бы дать ответ. Она смотрела на Эббигейл и чувствовала, как что-то внутри раз за разом откликалось на боль и горечь внутри младшей Хоббс. И, чем больше в Кей возрастало сочувствие к ней, тем больше злоба заполняла собой и её собственное сознание, будто через Эббигейл и её попытки удержаться в реальности Эрли открывался вид со стороны и на её борьбу — зверскую, непрекращающуюся бойню с самой собой.       — Спроси саму Эббигейл об этом, — и Кей догадывалась, что ответ Хоббс мало, чем отличится от её, если бы она всё-таки осмелилась его дать.       — Твоё влияние может оказаться губительным для неё.       Нет же. Вовсе нет. Только направляя Эббигейл собственноручно, ей удастся оградить её от того, чего не удалось избежать самой. Но, признайся в этом Кей перед доктором Блум, последняя бы несомненно расценила эти помыслы, как эгоистичный порыв провести работу над собственными ошибками за счёт и без того неустойчивой психики Эббигейл. А Эрли, как в прошлом, так и в настоящем, слишком негативно зарекомендовала себя, чтобы кто-либо смог поверить в её альтруизм. Да и она сама, кажется, прежде ещё не испытывала подобного, потому так часто терялась, когда кто-то настойчиво требовал от неё конкретики.       — У меня нет оснований раскрываться перед тобой, Алана… Как и у тебя — доверять мне. Я редко даю обещания, и ещё реже исполняю их…       — И всё же ты обещала Эббигейл эту встречу.       — Да… Если она не состоится, некоторые вопросы для нас обеих так и останутся нераскрытыми.       Доктор Блум тяжело вздохнула, увлекаясь узорами на своём изумрудного оттенка платье. Кажется, оно же была на ней в тот вечер, когда Ганнибал пригласил обсудить, порядком надоевшую ей тему. После многократных извинений за тот «несанкционированный» ужин, он озвучил предложение, которая Алана не была готова осмыслить и принять.        — Почему ты так твёрдо убежден в необходимости сохранить эмоциональную связь между Эббигейл и Кей?.. Ты ведь и сам видишь — насколько она нездорова.       — Прежде ты была солидарна со мной.       — Да, но то был не результат моих наблюдений, а пожелание самой Эббигейл, и я не имею права не брать в расчет её потребности. Вот только, теперь понимаю, что они разнятся с тем, что ей действительно нужно. Мы уже могли убедиться на примере её привязанности к Гарретту Хоббсу, что Эббигейл склонна избирать в качестве «направляющего» людей, наиболее далёких от самопонимания… Думаю, она чувствует те же деструктивные установки в Кей и неосознанно поддаётся им.       — Эббигейл не ищет в ней отца, или же любого, кого можно было бы счесть близким покровителем. Мы видим девушку, потерявшую семью, но скорбит она из-за утраты себя самой. Ты права, у неё проблемы с самоопределением, поэтому Эббигейл влечёт к тем, кто страдает от подобного… Вряд ли кто-нибудь из нас сможет столь же остро ощутить этому утрату и разделить её с Эббигейл, как агент Эрли. Они обрели схожий травматический опыт в практически одинаковом возрасте, и одной ещё только предстоит пройти то, с чем не справилась другая. Наша задача: позволить им вывести друг друга из тьмы.       — Нет! Кей непредсказуема, и использовать её в терапии Эббигейл — огромный риск! Она может перенять то же извращённое видение мира.       — Понимаю Ваши опасения, доктор Блум. Ответственность за здравость рассудка пациента превыше всего, но Вам ли не знать, что в некоторых случаях традиционные методы воздействия бессильны…       В ту секунду доктору Блум показалось, что в его голосе звучал кто-то другой — кто-то столь одержимый результатом своей работы; готовый дойти до крайности, только бы испытать удовлетворение от успеха… Однако, Кей в этой экстремальной гонке не раз терпела поражение, Ганнибал же к своим экспериментам подходил с куда большей практичностью.       До визита Кей в реабилитационный центр Алана была категорично настроена к предложению Лектера о воссоединении двух пациенток, но появление одной из них столь взбудоражило её, сколько и заставило усомниться в былом решении. Блум, как никогда прежде, боялась уступить проницательности Ганнибала и показать себя менее изобретательной и гибкой, чем он. Общество развивалось, и вместе с ним прогрессировали и расстройства, которые ей дано было лечить. Консервативность при подобном раскладе была недопустима — вероятно, это Лектер и пытался донести ей тем вечером. Да, она вела себя непрофессионально, позволяя личной неприязни к Кей затуманить её взор, а себе — забыть давнее, произнесенное в пустоту обещание: оценивать не реакция и действия, а причины, и только. Вспомнив об этом, в докторе Блум впервые за время, которое она не подсчитывала, пробудилось терпение к Эрли… В конце концов, если их общение с Эббигейл повлечёт за собой регресс в реабилитации последней, ответственность за это она — Алана — и Ганнибал разделят на двоих.       Давнее пожелание Эббигейл наконец воплотилось. Она и не помнила, когда последний раз позволяла себе так беззаботно рассиживать в кафе, распивая медовый раф, как какая-нибудь студентка-первокурсница, — одна из тех, на кого принуждал её охотиться отец —, в перерывах между парами. Тоска сковывала её каждый раз, стоило только напомнить себе, что все прелести свободной, обыкновенной студенческой жизни отныне были недоступны ей, и Эббигейл постоянно удерживала себя от жалоб на это. В конце концов, она лишалась того, что несколько лет, пусть и не по собственной воле, отнимала у других юных и перспективных девушек. Гарретт Джейкоб Хоббс — был её проклятием, но по какой-то причине всё сложилось так, что оно затронуло и многие другие жизни; так бы и продолжало распространяться, убивая всё, чего посмело бы коснуться, будто смертоносный вирус, если бы не ФБР… Структура, которую она благодарила за освобождение, и одновременно проклинала за лишение, которое повлекло за собой гибель отца.       Сейчас же она сидела за одним столом с человеком, причастным к столь спонтанным и кардинальным переменам в её жизни, но не испытывала и доли предвзятости. Кей неестественно, резко посмеивалась после каждой, брошенной собой, фразы; нервно тарабанила пальцами по стакану и отводила взгляд к окну, в спешке стараясь отыскать нейтральную тему для разговора, что не затрагивала бы старые раны, но тщетно. Их связывали не слова, а эмоции, который Эрли не позволяла себе, и которые так неистово жаждала испытать.       Эббигейл приметила сразу, что та неспокойно ощущает себя при свете дня среди большого количества незнакомцев, замкнутых в одном душном помещение. И, когда Кей предложила прогуляться до центрального парка, лишь убедилась в своих догадках, в шутку объясняя самой себе поведение агента шпиономанией, на которой, наверняка, было «повёрнуто» всё федеральное бюро расследований.       — Забавно, — с мрачной улыбкой прокомментировала младшая Хоббс, когда во время их неторопливой прогулки по парку, Кей неуклюже начала обучать её основам самообороны. В теории, конечно. — Отец учил меня убивать, — Эрли тут же навострила уши, пытаясь разгадать по мимике и тону младшей Хоббс, на кого был по итогу направлен эффект того обучения: несчастных оленей, или молодых девушек… Судьбы тех и других иронично переплеталась. — Ты учишь калечить.       — Отец учил тебя отнимать жизни, я — защищать собственную, — жёстко поправила её Кей, ни разу не соглашаясь с подобным сравнением. — Ты не говоришь об этом, но я вижу: Гарретт отнял у тебя индивидуальность; отнял право самостоятельно распоряжаться своей жизнью, но это всё ещё твоя жизнь. Ты никогда не избавишься от заточения, если каждый раз в своих размышлениях будешь возвращаться к нему…       — Нет смысла привыкать к мыслям о свободе, когда в любой момент я могу оказаться в тюремной камера. По крайней мере, сейчас я готова к этому.       — Не готова, — Кей неприятно посмеялась на демонстративно жертвенной готовностью Хоббс к заключению и остановилась, прямо взглянув на неё. — Была бы готова, уже давно лично явилась бы к Джеку Кроуфорду с повинной, — Эббигейл так же замерла напротив неё, растерянная, бездумно пытаясь за что-то ухватиться глазами. — Вина — это не то, что возможно стерпеть. Ты уже долгое время находишься в центре — в какой-то степени, на свободе. И всё, что не даёт освободиться тебя от кошмаров — общественное порицание. Вина, которую искусственно заточила в тебе толпа: журналисты, родственники жертв, жители города. Но никто из них не знает, через что пришлось пройти тебе. Гаррет мёртв, а их обвинения — лишь попытки поквитаться с виновным, даже если это клеймо придется по весить на такую же жертву.       — Ведь я виновна… Бездействие так же преступно.       — Жизнь не всегда укладывается в рамки закона.       — Не думала, что услышу это от человека, что служит ему… Ганнибал тоже надеется внушить мне непричастность к тому, что делал мой отец, — Кей затаила дыхание, стараясь не вспылить, когда Эббигейл с таким одухотворением отзывалась о Лектере. Её безоговорочное доверие к психотерапевту настораживало Эрли. И, в то время, как сам Ганнибал планомерно шёл к укреплению взаимоотношений младшей Хоббс и Кейтлин, последняя надеялась и вовсе разрушить всю их коллаборацию.       — Не жди поддержки от доктора Лектера, или от меня. Созависимость будет препятствовать тебе в построении собственной жизни, — как и опасалась Кей, получилось достаточно грубо, но отступать было некуда.       — Ты думаешь, Ганнибал пытается привязать меня к себе? — былые задатки на проницательность в Эббигейл начинали оформляться в полноценное, вполне работоспособное умение. Не ожидая такого скоро роста, Эрли стушевалась, а следующий вопрос и вовсе прижал её к стенке. — Почему ты не доверяешь Ганнибалу?.. После того, что вы вместе сделали для меня, мне казалось, что вы так же связаны.       — Эббигейл, — и снова она испытывала катастрофическую нужду в словах, — дело не в Ганнибале.       — В чём же тогда? — наседала Хоббс, ощущая странный трепет, словно вот-вот должна была коснуться ящика Пандоры — чего-то запретного, хранящего в себе одни бедствия, но необходимого ей, чтобы сотворить себя заново.       — Во всех… Всё, что выходит за рамки обязанностей Аланы, Ганнибала, даже Уилла, ты можешь счесть искренней и безвозмездной помощью, но человеческие взаимоотношения всегда строятся на взаимовыгодных условиях, хоть те в большинстве случаев никогда и не оговариваются. Посмотри на любые отношения, и ты увидишь, что в каждых есть неотъемлемое звено — прибыль одной, или обеих сторон: финансы, полезные связи, эмоции. И мы общаемся с людьми, пока можем что-нибудь из этого у них взять.       — Нет, я не верю, что это так. Не всегда же… — Эббигейл отчайно пыталась опровергнуть слова Кей, защититься от них, но сама Эрли чувствовала, что и Хоббс в своих безнадёжных попытках укрыться от правды лукавила.       — Приведу более понятный для тебя помер, — непреклонно заявила она. — Твой отец на протяжении всей своей преступной «карьеры» прикрывался любовью к тебе. Убивал тех девушек, чтобы ты не убить тебя, но это ведь это была прямая эксплуатация…       — …Он любил меня, — с трудом выслушивая Кей, Эббигейл обхватила себя руками, инстинктивно пытаясь усмирить зарождающуюся нервную дрожь. — По-своему, но любил.       — Одной жертвы ему было бы недостаточно, потому он использовал тебя — идеальный инструмент для ловли тебе подобных. Если бы план с наживкой раз за разом терпел неудачу, поверь, твой отец не стал бы тянуть, и та любовь, которой оправдывал себя, рассыпалась бы на твоих же глазах… Именно это произошло во время взятия Хоббса. Но и ты, оказавшись во власти отца, была вынуждена адаптироваться, учиться выживать возле него и находить свою выгоду из всего, что он совершал. Жизнь взаперти — в постоянном страхе и принуждении всё ещё остаётся жизнью, не так ли?       — И ты тоже?.. — глухо отозвалась Эббигейл, отвернувшись от Кей. — Ты исключение из собственного правила, или же самое наглядное подтверждение? Ты используешь людей, в том числе и меня?       Кей осеклась, украдкой поглядывая на её едва заметно вздрагивающие плечи. Ответить «нет» — значить обесценить всё вышесказанное, а она не привыкла отступать, как и отказываться от своих слов.       — Да, — Эббигейл снова обратила свой взор на её, и Эрли не могла распознать по нему: ожидала ли Хоббс именно такого ответа, или надеялась на противоположный.       — Зачем? Какую выгоду ты ищешь из общения со мной? — бесцветным тоном заговорила она, переходя на «язык» Кей.       Эрли обмякла. Ноги всё ещё были прикованны к земле, но нездоровая лёгкость в теле убивала ощущение, что оно принадлежит и подчиняется ей.       — Я не знаю… Эта опустошенность — ты не помнишь откуда она взялась, и чем её заполнить, но продолжаешь надеяться, что однажды тебе удастся спастись от неё.       — У меня ощущение, будто ты пытаешься настроить меня против себя же.       — Это не так.       — Твои слова пытаются внушить мне недоверие ко всем, и к тебе в частности.       — Я хочу, чтобы ты запомнила это. И держала в голове каждую секунду, общаясь с Ганнибалом или кем-либо ещё.       — Его ты тоже рассчитываешь использовать?

***

      — Рад, что Вы всё-таки навестили меня после того неприятного инцидента в кабинете Джека Кроуфорда. Я, бесспорно, разделяю его позицию, касательно Вашей дальнейшей судьбы в бюро, однако, не одобряю той грубости, которую, увы, Джек позволил по отношению к Вам, Кейтлин.       — Не пойму — Вы на моей стороне, или же нет?       — Мой профессиональный принцип: не придерживаться сторон… Прошу прощения, — отвлёкся Ганнибал, отследив взгляд Кей, направленный на несколько бумажных, небрежно скомканных, салфеток, оставленных кем-то на журнальном столике. — Буквально пару минут назад от меня вышел один с пациентов. Желаете поговорить в другом месте? Скажем, в гостиной…       — … В этом нет нужды. Кабинет вполне сойдёт, — Эрли торопливо отклонила его предложение. — Я не так зависима от обстановки, как Вы.       Ганнибал, заприметив уничижительный подтекст в её, вскользь брошенном, замечании, недобро затих и направился к своёму столу, вынуждая Кей сделать тоже самое.       — Без веского повода Вы бы не приехали. Могу я узнать его?       Кей, послушно опуская в кресло под его испытывающим взглядом, ответила:       — Он Вам известен, доктор Лектер. Пускай Джек и отстранил от работы в бюро, а мы с Вами больше не являемся коллегами, но я — всё ещё Ваш пациент.       — Безусловно, — Ганнибал вынул из стола свой ежедневник, на продолжительное время погружая Кей в дискомфортную тишину, нарушаемую лишь шелестом страниц, а после с нарочитым сожалением заявил. — Сегодняшняя дата рознится с датой, на которую запланирован наш следующий сеанс.       Кей примирительно кивнула.       — Конечно, я помню. Но, хочу попросить Вас немного сдвинуть график посещений и освободить «окно» для меня. Думаю, Вы мне не откажете, ведь как-то Вы сами признались, что я — особый пациент среди всех, кто в настоящее время проходит терапию у Вас.       — Уникальный, — со странным наслаждением поправил её Лектер, смакуя каждую букву, словно то был его внеочередной гастрономический шедевр. — Уникальность Вашего случая среди тех, с кем я сейчас работаю, заключается лишь в отрицании проблемы, как таковой, и подсознательном стремлении развить её до масштабов, которые даже Вам не удастся игнорировать.       — Вам интересен процесс наблюдения за этим развитием?.. Или Вас больше интригует моё признание? Что оно даст Вам?       — Оно направит меня к ответам, обзаведясь которыми, я смогу помочь Вам.       — Вы можете помочь мне уже сейчас, Ганнибал, — психотерапевт поддался немного вперёд, готовый выслушать её просьбу об услуге, нетрудно было догадаться, чего до безумия желала мисс Эрли, после содействия, когда придёт время, он непременно призовёт её к взаимности. — Джек передал дело Похитителя Вам. Я бы хотела ещё раз взглянуть на него, только и всего…       — Собираетесь вести независимое расследование? — Лектер быстро осадил её своей самодостаточностью и снисходительной ухмылкой.       — Уверена, я что-то упустила, мы все, — мгновенно исправилась Кей, чтобы не выдавать себя в ещё более бедственном положении. — И это может быть ключом к разгадке его мотивов.       — Кейтлин, у Вас больше нет права, как и причин, продолжать это расследование, — заключил Ганнибал, воображая, как скоро она скоро она взвоет, загнанная в угол.       — Хотите поймать его самостоятельно? Думаете, Вам это удастся?       — Джек просил меня об участии, и Ваши пожелания, даже в качестве моего пациента, не могут являться основаниями для моего отказа. Раскрывать Вам детали расследования в дальнейшем я тоже не могу.        «Скорее — не хочешь» — мысленно подытожила Кей, правда, этот вывод ничего, что бы она могла использовать, как контраргумент, ей не дал. Она с видимой покорностью отвела взгляд, в следующую секунду удобно цепляясь им за коллекцию репродукций, которая не раз представала объектом их общих рассуждений… Правила игры обязывали избегать прямых заявлений о своих помыслах и умозаключениях, но они всё-таки смогли отыскать способ почти без последствий (слишком туманными и недостоверными воображались намёки оппонента) выражать свою искренность, и порой прибегали к нему.       — Вашей коллекции недостаёт одной картины, — с напускным радушием уведомила доктора Кей. — Она бы очень гармонично вписалась сюда, — Ганнибал смолчал, но она ощутила, как навострилось его чутье. — «Сатурн, пожирающий своего сына» — Вам она, конечно же, знакома… Сатурну, что больше всего дорожил своей властью, предрекли падение от руки его же ребёнка. Не желая оказаться свергнутым, он пожирал одного новорожденного за другим, однако… Одному всё-таки удалось избежать участи предшественников, после он исполнил, погубившее многих, пророчество.       — Быть может, Сатурн по собственной воле отпустил его. Нежелание оказаться в заточении оказалось побеждено стремлением узнать: как скоро его же творение сумеет превзойти его самого.       Затылок запекло от тупой, ноющей, но всё ещё призрачной боли, что спровоцировал, едва всплывший в сознании Кей, вопрос: а кого творил сам доктор?.. Или она попросту запуталась среди, навеянных собой же, фантазий?       Ганнибал безошибочно прочитал неконтролируемый страх на её лице. Правильно, ещё ближе… Ей по-прежнему не удавалось настигнуть его, но иллюзия приближение к правде уже дурманила сознание Кей, как и пробуждала её потаённые фобии. К сожалению самого доктора Лектера, ставки были слишком высоки, и ему только и оставалось, что подначивать Эрли, дразнить, но никогда не обличать себя — голод потому всё никак не утихал… Играть с тем, кому мало что известно о твоих деяниях и истиной натуре, не столь увлекательно. Если бы не риск, Ганнибал бы непременно сравнял их счёт. С другой стороны, ничто не мешало ему время от времени поддаваться; крутить перед носом Кейтлин хрустящей купюрой, подвязанной нитью.       — Вам нехорошо? — осведомился психотерапевт, что имел возможность видеть, как она страдальчески сморщилась, взялась усердно тереть пальцами свой лоб.       — Нет, всё в порядке, — начала Кей, но раз за разом прерывалась из-за своего тяжело дыхания. — Вы правы, доктор Лектер. Я повела себя эгоистично, требуя от Вас помощь. Если об утечке данных станет известно, нести ответственность за это предстоит только Вам… Всё так резко навалилось. Я… Я не верила, что Джек действительно обратится к столь радикальным мерам, только бы усмирить меня. Я смирилась с его признаком, просто… Я привыкла доводить дело до конца, и Похититель, что до сих пор не пойман, не выходит у меня из головы, понимаете?       Ганнибал выслушал её и ни разу не поверил этому откровению, с претензией на извинения, потому решил и вовсе проигнорировать пылкую речь Кей.       — Снова головные боли, — догадался психотерапевт, когда она в очередной раз нахмурилась из-за крайне неприятных ощущений. — Вы обращались в клинику, как я советовал? — нет, конечно же, не обращалась. Ганнибал даже сейчас мог чувствовать агрессивный химический запах, что диким шлейфом тянулся от Эрли к нему. Доктору стоило только чуть надавать на её плоть заточкой для карандашей, и её кислотная зловонная кровь отравит своими испарениями всё пространство вокруг, словно ртуть из ненароком разбитого термометра. Простейший общий анализ крови мог показать слишком многое, а Кей, на удивление, была крайне осторожна, когда вставал вопрос разоблачения её зависимости.       Джек слегка недооценил её, думалось Ганнибалу. За общеизвестной маской безрассудства скрывалась — она, детально просчитывающая свои шаги (пусть и не всегда). В противном случае, Кейтлин пришла бы не к нему. Нет, она бы отправилась с жалобой к руководству и обнародовала их конфликт с Кроуфордом, надеясь заручиться поддержкой и с её помощью оспорить приказ Джек об отстранении, однако она этого не сделала… Испугалась, представив, как глубоко начнёт копать министерство юстиций во время внутреннего расследования. Вероятно, и раскрытия собственных должностных преступлений ей было бы не избежать.       — Не обращалась… Я хотела пройти полное обследование, но после завершения расследования.       — Разумеется, — Ганнибал поднялся с кресла, вынуждая Кей изумлённо взглянуть на него. — Я принесу Вам обезболивающее, которое давал в прошлый раз.       — Спасибо, — невнятно произнесла она, продолжая смотреть на психотерапевта исподлобья, и натянуто улыбнулась. Правда, её улыбка быстро сползла, стоило Лектеру скопировать это чрезмерно приветливое выражение лица. Сам Ганнибал не подал виду, что странности в поведении Кей не осталось незамеченны им. Как только мужчина скрылся с поля её зрения, Эрли начала мысленно отсчитывать секунды, и на десятой вскочила на ноги, да так резко, что колени болезненно заныли. — Идиот, — победоносно бросила она в пустоту и, обогнув стол, начала перебирать содержимое ящиков Лектера.       Изначально задуманное казалось ей непосильной задачей, на исполнение которой Кей всё-таки отважилась. Однако, фортуна вновь благоволила ей, и заветная папка оказалась в одном из верхних ящиков, что, несомненно, сэкономило Эрли время. Наплевав на создаваемый шум, она быстро переворачивала страницы, фотографируя все сведения. И, покончив с тем, столь же проворно запихнула папку обратно в стол, а уже следом направилась к выходу, но едва ли не столкнулась с Ганнибалом, что словно из воздуха материализовался.       Сердце беспорядочно забилось в груди, но не от самого появления психотерапевта, а от того, что успела подметить Кей, глядя на него: в руках Лектера не было ни лекарств, ни стакана воды, так услужливо поданых ей во время прошлого, натурального приступа. Всё это не оставило Эрли сомнений в том, что он изначально подловил её на игре, но решил смолчать.       — Уже уходите? — невозмутимо поинтересовался Ганнибал в то время, как Кей безуспешно пыталась понять, почему он сразу не уличил её во лжи. Психотерапевт застыл, аккурат перегораживая собой единственный путь к отступлению, и с обманчиво безоружным видом сложил руки за спиной.       — Мне стало легче, — настороженно следя за ним, Кейтлин надеялась предугадать возможный манёвр. Разжать пальцы, которыми до сих пор сжимала телефон, что вместе с рукой только и успела скрыть в кармане пиджака, она так и не осмелилась, понимая, что таким образом даст Лектеру подскажу. По правде говоря, он в ней и не нуждался.       — Не сомневаюсь. Достижение желаемого исцеляет эффективнее прочих лекарств, — заговорил он, начав медленно наступать, и стук его твёрдых, грозящих шагов звучал в унисон с голосом, — как и поражение — убивает.       Кей тяжело задышала, — теперь необходимости в достоверной актерской игре и не было —, и удерживала себя от того, чтобы отскочить назад, к стене — сохранить безопасную, для неё же, дистанцию.       — Я люблю театр, агент Эрли, — одной интонацией напомнил ей об упущенном, — но Ваша исполнение было неубедительно.       — Извините, — в тон ему ответила Кей, дёрнув уголком рта, — я работаю над этим.       Ганнибал переменился в лице и всё больше походил на неживое, тем не менее, всё ещё существо — физическое воплощение эффекта зловещей долины.       — Телефон, — безэмоционально приказал Лектер, и Кей, лихорадочно размышляя, что делать дальше, протянул его психотерапевту. Ганнибал, к Эрли удивлению, довольно мягко принял мобильник из её рук. — Пароль.       — Выдающийся психотерапевт, хирург, повар, но не… хакер? — с вызовом перечисляла Кей, вновь утратив необъяснимый, абсурдный страх перед доктором.       — Я бы не советовал Вам острить сейчас, Кейтлин. Я не жалую бесчестных людей, и Ваш поступок могу расценить, как неуважение.       — Следовать чести, нормам морали — это дорогое удовольствие. Удовольствие для таких привилегированных господ, как Вы, доктор, а я не могу его себе позволить.       Ганнибал будто бы с досадой опустил взгляд, немедленно провоцируя что-то в подсознание Кей — оно и толкнуло её на крайне неблагоразумный шаг. Бросившись в сторону Лектера, она рассчитывала выхватить у него телефон и трусливо сбежать, но, не успела опомниться, как оказалась прижата к стене. Затылок пронзила на этот раз настоящая боль, а чужие горячие пальцы неожиданно оказались на шее Кей, всё сильнее вдавливая её в стену.       Эрли и не сразу смогла поверить в произошедшее, а осознав всё и увидев перед собой непроницаемое лицо доктора Лектера, расхохоталась так звонко, как только могло ей позволить давление в районе гортани.       — Что дальше, доктор? Ударите меня?       Ганнибала ничуть не повергла в шок не совсем адекватная реакция Кей на положение, в котором та оказалась. Но, то, что он не смог её предсказать, психотерапевт не стал бы оспаривать. Эрли представлялась ему циничной, горделивой личностью, что и лёгкую пощёчину — как физическую, так и метафорическую — восприняла бы, как наивысшее оскорбление её достоинству, и… да, он был несколько удивлён, когда она столь возбуждённо отозвалась на саму идею физической расправы над ней.       — Ударить… — флегматично повторил Ганнибал, наконец-то имея возможность так близко наблюдать за ней, считывать и анализировать каждую эмоцию. — Закон не воспрепятствует мне в этом. Вы в моём доме, — привычное вежливое обращение — Вы — показалось Кей чужим, абсолютно бесполезным отныне. — Пытались выкрасить данные, которые Вам не принадлежат, а на столе достаточно отпечатков, подтверждающих это. Я действительно могу наказать Вас за содеянное, и правоохранительные органы будут на моей стороне.       — Осторожнее, в этом вопросе главное — не зайти слишком далеко, иначе Вас привлекут за превышение пределов допустимой обороны, — хватка на шее Кей немного ослабла, но вовсе не из-за того, что Лектер учёл сказанное ей. — Знаете, что ещё Вы можете, доктор? — с безудержным весельем, срываясь на истерические смешки, продолжала она. — Вы можете доложить об этом Джеку. Он точно не оставит мою попытку обокрасть Вас без внимания, — Эрли гневно вцепилась ногтями в запястье психотерапевта, защищённое скользящей тканью рукава, но не предпринимала попыток отстранить его от себя, а лишь придвинулась ближе, с обжигающим презрением зашипев. — Да, будьте уверены, Джек сделает всё возможное, чтобы меня больше никогда не допустили к работе в ФБР, и он добьется этого! Я отправлюсь заправлять постели в дешёвый мотель, а Вы — потерпите неудачу с ещё одним пациентом? Много их на Вашем счёту?       — В моей практике не существует эквивалента неудачи. Смотря, что Вы подразумеваете под этим… В некоторых случаях, безумие — единственное спасение.       — Но Вы не узнаете, как сильно подвержена ему я, если всё закончится так, — обессиленно выдохнула Кей.       Ганнибал, некоторое время поизучав её, начал отстраняться. Его пальцы прощально скользнули по коже — в районе скулы —, и Кей, не сдержавшись, прикрыла глаза.       — Quid pro quo, агент Эрли, — Лектер смотрел на неё выжидающе, всё ещё удерживая второй рукой телефон. — Услуга за услугу.       Кей нехотя распахнула глаза, по-прежнему прижимаясь затылком к стене — единственной доступной опоре.       — Такой выдающийся специалист, как Вы, уже должен был всё понять, — мрачно, без доли иронии вымолвила она, едва шевеля обветренными губами.       — Я могу видеть только то, что и Вы, — развернувшись, Ганнибал направился к столу, но, прихватив с собой дело Похитителя, вернулся к Эрли, которая так и не шелохнулась. — Но Вы слепы… — психотерапевт протянул ей документы, и она неожиданно почувствовала, будто заключает сделку с Дьяволом — абсолютная ахинея. Её пальцы едва успели коснуться уголка папки, когда прозвучал бархатный, зазывающий голос доктора. — Сообщите, когда прозреете.