Альма-матер

      На следующий день Рос притащил карты. Кинул колоду из пятидесяти двух посреди стола, стеснил Сиэля и Алоиса и торжественно объявил:       — Играем на желания!       А затем стал объяснять правила русского «Дурака», аргументируя выбор тем, что игра лёгкая и быстрая. Но из экспрессивной речи толстяка Сиэль мало что смог разобрать. Как минимум потому, что с одной стороны был прижат упругим боком Роса, а с другой — шипящим от недовольства Алоисом.       Когда у каждого на руках оказалось шесть карт, которые все поспешили скрыть, пришлось импровизировать. Рос не церемонился и сразу оговорил, что разминочного раунда не будет — игра сходу на желание. Однако Рос и открывал стол: ход сразу на Сиэля. Тот успел услышать только что-то о всемогущих козырях, потому наугад бросил меньшее достоинство из козырной масти. Должно было сработать. И то ли фортуна была к нему благосклонна, то ли остальные правила тоже не до конца поняли, но карты ушли в отбой. Алоису ушла бубновая шестёрка.       — А так можно? — спросил он, не отрывая рук опустив семёрку треф.       — А это козырь? — уточнил толстяк и глазами стал искать колоду. — У нас черви козырь, чувак, нельзя. Либо кидай бубны высшего достоинства, либо козыря.       По сконфуженному лицу Алоиса стало понятно, что ничего из сказанного он не понял. Сначала Сиэль хотел было помочь, но потом подумал, что тогда они будут на примерно одном уровне, и риски проигрыша существенно увеличатся. А проигрывать не хотелось. Алоис оказался предоставлен сам себе. И, руководствуясь действиями Сиэля, решил биться проверенными методами. Козырный король.       — Ебать, — выразительно протянул Рос и посмотрел на свои карты. — На муху танком. У кого-то что-то есть?       Финни выложил валета треф.       — Тут нет вальтов, — возмутился Рос и отодвинул обратно карту. — Мы по достоинству подкидываем, ну ребята! Тут только у Фантома что ли мозги есть?       — Или кто-то не умеет объяснять, — недовольно произнёс Клод.       — Чего?! — толстяк воспылал. — Я-то?!       — И к твоему сведению, мы не используем клички за этим столом, — дополнил Фаустус.       Чувствуя, как и без того нагнетающая фигура Роса будто бы расширялась в диаметре и ещё сильнее стесняла за столом, Сиэль решил вмешаться:       — Рос, мы правда почти ничего не поняли. Можешь ещё раз объяснить, только помедленнее и спокойнее?       — Легче лёгкого игра, ребята, что ж вы, — толстяк нерадиво покачал головой и принялся за новое объяснение.       Тогда игра пошла бодрее и — охотнее.       Первой и, следовательно, победителем уходит Ханна, сбросив все карты и феерично отбив козырной семёркой козырную шестёрку. Клод кинул три шестёрки, которые позабиравший тучу карт Рос без труда отбил тремя десятками. На руках оставалось две карты. Сиэлю под коварный хохот уходит козырный король, однако злорадное веселье понапрасну лилось из чужих уст: Сиэль кладёт козырный туз. И с триумфальной улыбкой ходит на Алоиса — козырная дама, которую тот с громким восклицанием: «Да блять!» забирает.       Фантом выбыл.       Мэйлин нервно положила крестового валета Финниану, после чего Рос вдруг дёрнулся и с победным криком подкинул червового валета. Сиэль хихикнул, толстяк с гордым ликованием похлопал его по плечу, и они принялись наблюдать за игрой. Трое выбыли, оставались Алоис, Мэйлин, Финни и Клод. Финниан отбился. Последняя карта — козырная пятёрка — ушла Фаустусу, после чего Мэйлин подкинула свою последнюю карту. Минус два. Клод молча забрал пятёрки. Алоис ярко улыбнулся, его ход — две дамы.       Клод Фаустус в дураках.       Весь стол принялся дружно подкалывать проигравшего.       — Наш мистер умник — дурак, вот так поворот!       — Теперь с тебя желание Ханны, дурачок.       Ханна злорадно посмеивалась.       Чей-то крик. Донёсшийся до чутких ушей Сиэля, жуткий вопль заставил мигом его обернуться, а весь стол затихнуть. Кто-то кого-то избивал. Сиэль не знал ни одного, ни второго, однако принимающий удары парень кричал так отчаянно и умоляюще, что до дрожи пробирало. Стол, определив источник крика, вернулся к непринуждённым шуточкам над Клодом, а обратившая своё внимание столовая снова влилась в прежнее русло. Никто будто и не видел.       — Почему никто ничего не делает? — обеспокоенно спросил у Роса Сиэль, видя, как бедняга под градом ударов с ноги затих. На лице отпечаталась кровь.       Он уже сам был готов подняться, но Рос осадил:       — Не лезь, мелкий. Запомни: если избивают, — значит, есть за что. Не лезь не в свои конфликты. Это негласное правило.       Сиэль непонимающе метнул взгляд с толстяка на бедолагу и обратно. Это же… преступное бездействие… Что значит «есть за что»?.. А вдруг он просто невменяемый?!       — Так же нельзя, Рос…       — Может быть, — толстяк пожал плечами. — Но не нам устанавливать правила. Никогда не лезь в чужие конфликты.       Сиэль, силясь придать своему телу как можно больше нехватающего спокойствия, отвернулся к столу с самым нервозным видом. Там вовсю кипела жизнь.       — Слушай, — Ханна мечтательно улыбнулась. — А может, обнимешь Еретика?       — Эй, — Рос возразил, — желания не должны нести угрозу жизни. Давай что-то послабее. Первый раз всё же играли.       Ханна же, явно недовольная тем, что её идею нагло отмели, колко прошипела:       — А может, ты его обнимешь?       — Да пожалуйста, — Рос горделиво улыбнулся, — но не я в дураках.       Он уже тасовал карты для новой партии.

***

      С осознанием, что никому здесь нет дела до избиений, Сиэлю пришлось жить следующую неделю. Если кто-то — буквально кто угодно — вдруг решил бы, что Сиэль заслуживает быть избитым, то эта участь бы неминуемо его настигла. И все бы молча приняли это, как данность, потому что всегда «есть за что». В итоге он провёл за тщательным наблюдением дальнейшие дни и выведал у Роса необходимые и интересующие его подробности. Например, о других негласных правилах. Их оказалось миллиард.       «Король — беспрекословная власть».       «Шконка — дорога к социальному дну».       «Стучать руководству универа — дорога к социальному дну».       «Чем старше курс — тем больше власти».       Кроме общепринятых были ещё и отдельные, выдвинутые Королём правила. Их выполняли. А у Сиэля голова гудела от свода местных законов. Везде чёртовы правила.       Сиэль закрыл за собой дверь туалета. Под стать напрочь сломанной иерархии и грубейшему беспределу в университетских стенах, туалет здесь был пуст большую часть времени. В нём, в обычном университете, прятались бы от камер и сношались в ускоренном темпе, лишь бы не быть пойманными. Здесь же — прятаться не от кого. Всякое чувство интимности пропадает. В итоге туалеты были заняты либо шконкой, которая спасает свою шкуру от лишних проявлений чужой власти, либо действительно нуждающимися. И…       Горящий бычок сигареты, наполовину выкуренной, Сиэль смог узнать безошибочно. Еретик жил табачным дымом — и себе не изменял. Любую свободную минуту превращает в очередную сигарету.       Он не смотрел, и Сиэль не смотрел в ответ. Он закинул сумку на раковину и принялся умываться ледяной водой, чтобы сбить волнение. Через десять минут защита его доклада по управлению персоналом. «Социальная иерархия» — так, по злой иронии, звучала тема доклада. Её вариации, механизм работы, истоки, а главное — применение в мире продаж и структура в компаниях. Кому подчиняется администратор, и почему приказы директора могут не иметь веса для подчинённых, которые дорожат работой, если приказы противоречат приказам собственника. Ему бы пригодилось красноречие Габриэля. Львиную долю информации, не считая интернет-источников, Сиэль выведал из надёжных — отцовских уст, он же помог рассмотреть вопросы, о которых в интернете ни слова. В сфере бизнеса иерархия пройдена вдоль и поперек. А насчёт иных случаев…       Главным примером Сиэля была здешняя иерархия: сломанная, беспощадная и безвыходная. Бейся или будь избитым. Система всеобъемлющего контроля, бескомпромиссное распределение на четкие роли. Ему нельзя противиться. Правда, кое-кто всё же смог…       Положение Еретика в местном коллективе так же размыто, как и всякое другое положение в любой другой иерархии. Никто не властвует, но кто-то притворяется, что может делать это, более умело. А кто-то примиряется с ролью подчинённого и радуется не иметь над собой ни ответственности, ни контроля. А кто-то не претворяет в жизнь ничего из этого — так выживает Еретик. Только он знает, какое место в иерархии ему принадлежит, и это в той же степени эксклюзивная информация, как и добытая от отца. Жаль, карты доступа у него совсем нет.       Пока Себастьян молча курил, Сиэль смотрел на сумку, в которую запрятана папка с докладом. Кому вообще интересно будет слушать его речи? У них своих проблем — как успешно сдать свой-то доклад — не так мало, чтобы успевать за чужим позором следить. Мистер Соул — предельно строгая и придирчивая к подаче материала натура, которая не терпит шероховатостей. Никому здесь не легче.       Сиэль мельком взглянул на Еретика. Ему-то бывает тяжело? Делает ли он хоть что-то, чтобы испытывать трудности? Хотя, если испытывает такое пренебрежение к мажорам, то наверняка.       — Ты ненавидишь меня? — вдруг спросил Сиэль, целенаправленно уставившись на Себастьяна.       Тот лениво свёл взгляд к нему, изящно подцепляя сигарету пальцами, и ответил не раздумывая:       — Нет, — и отвернулся.       — Обижен? — выдвинул предположение Сиэль.       Еретик тихо усмехнулся.       — Слушай, — он снова посмотрел на юношу, — давай проведём эксперимент?       Вдруг спрыгнув с подоконника, медленно ступил вперёд под недоуменный взгляд Сиэля.       — Затаи на кого-нибудь здесь обиду, и посмотрим, через сколько минут тебя найдут мёртвым, — стряхнув пепел в сторону, зажал сигарету зубами и спрятал освобожденную руку в карман.       Сиэль смущённо отвернулся. Действительно, глупая идея. Ему ведь не десять лет. Разница в росте теперь казалась особенно ощутимой: пришлось поднимать голову, чтобы видеть чужое лицо. Сиэль до сих пор так и не мог спокойно смотреть на Короля, вечно чувствуя собственную слабость перед властью, но он хотел избавиться от этого. Например, научиться смотреть глаза в глаза Себастьяну, который обладал силой в раза три больше. Покоривший Эверест без труда управится с Гималаями.       — Я не знаю, кто тебя подослал, истеричка, — продолжил Еретик, — и тем более не знаю, на что он рассчитывает, но посоветуй ему менять тактику.       — Думаешь, ты настолько всем нужен, что к тебе наемников посылают?       Сиэль бы мог сказать, что дела до него никому нет, но Еретик действительно нарасхват. Тёрки с Фрэнком и Комиссаром, востребованность у Короля, многократные влюблённые, даже шконка, которая, по-видимому, принимала его за своего, к нему стремилась. К недосягаемой и подавляющей силе — это биологически очевидно.       — В любом случае, за ссору с тобой меня бы давно сняли с задания.       — Ты боевиков пересмотрел. Я не говорил о киллерах.       — Ты вообще многовато говоришь, на тебя не похоже, — бросил Сиэль.       Сиэль пытался — всеми духом и силами — выдерживать зрительный контакт и не проигрывать, даже презрение в чужих глазах пропускал через себя с удивительной стойкостью, но сквозь надменную призму виднелась Сила. И с ней Сиэль не мог не считаться.       Себастьян тихо усмехнулся, когда взгляд синих глаз метнулся.       — С теми, кого ты ненавидишь, вообще говорить не стоит, — пробурчал растерянный юноша.       — Тебе так нравится мысль, что я тебя ненавижу? — конец догорающей сигареты снова зажёгся, когда Еретик сделал затяжку.       — Мне нравится рациональность.       — Мне тоже. Как думаешь, насколько рациональным бы было мне ненавидеть каждого, с кем у меня был конфликт?       Никаких психологических ресурсов не хватит — это очевидно. Ненавидеть весь мир легче, чем ненавидеть отдельных представителей, и Себастьян это, кажется, чудесно осознавал. Он презирал всех, но никого — в отдельности. Это рационально, никакая душа не существует без ненависти, но и с ней надо быть осторожным. Либо эта ненависть тихо кипит внутри тебя, либо мечется в грудной клетке и царапает изнутри когтями, доставляя дискомфорт и вызывая непреодолимое желание сделать что-то, чтобы унять ее. Рационально устремлять её в никуда, а не куда-то. Нерационально — тратить себя на ненависть к другому.       — Дашь пару слов в дополнение доклада? — внезапно перевёл тему Сиэль.       Он ходил по грани ножа, рискуя утерять всю неожиданную разговорчивость Еретика, но бесполезный трёп всё равно не привлекал. Так хоть толковую информацию получит, а не бредовые лепни.       Себастьян оглядел с ног до головы.       — Не дам, — он сделал последнюю затяжку и бросил бычок к куче других. — Неужели ты всё ещё не понял, что безвозмездная помощь — не про меня?       — Ради Бога, — Сиэль закатил глаза и отвернулся к раковине.       — Что, даже не предложишь сто долларов взамен?       — Не буду я с тобой торговаться, — нахмурился юноша.       И что ему только нужно?       — Молодец, — безэмоционально выдал он. — Быстро учишься. Денежками родителей вообще лучше здесь не хвались, мажоры не в почёте.       «Я заметил».       — Да что ты пристал со своими деньгами?       — Твоими.       Сиэль не отреагировал, а Себастьян выдержал паузу.       — Рос всегда защищал слабых. Я удивился, почему он вдруг кинулся защищать тебя, а потом понял. Но слушай. Я задолго до тебя тут и запомнил эти грабли — план провальный, подумай о смене тактики.       — Почему Рос вообще меня защищал? — зацепился Сиэль. — Как же «не лезть в чужие конфликты»?       Себастьян прищурился.       — Ты соблюдаешь правила университета, когда общаешься с кассиром?       — Что?       Молчание, требующее ответа.       — Нет, конечно…       — Верно. Потому что он не соблюдает эти правила. Вот и Рос не играет со мной по правилам, которые я не соблюдаю.       — Да что с тобой? — кажется, у Сиэля глаз дёрнулся. — Секунду назад отрицал безвозмездную помощь, теперь всё на блюдечке подаёшь. И что за бесплатные советы?       — О чём доклад?       Ничего страннее этого диалога в стенах университета Сиэль не встречал. Что угодно могло быть непонятным, но разговаривающий и скачущий с темы на тему Еретик превосходил всё. Шаг назад, к сумке.       — О социальных иерархиях.       Подвинув сумку, Сиэль сел на раковину и достал папку. Себастьян почему-то смотрел на него через зеркало.       — И причём тут я?       — Для одного из примеров пришлось брать здешнюю иерархию. Я понял, как она устроена и какие тут взаимоотношения, что, куда и как, но…       Когда он поднял взгляд на Себастьяна, желая попросить о помощи, то желание скоропостижно исчезло. Что-то было не так. Критически не так во всём внешнем виде Себастьяна, который усмехался так странно и невесело, с такой непереносимой жалостью склонял голову и смотрел — снисходительно. С такой высокомерной терпеливостью даже пряди волос выразительно ложились на его плечи, что даже безропотная гордость так истерзанно взревает, как никогда. Сиэль тихо сглотнул.       — Так ты думаешь, — вопреки вопиюще насмехающейся наружности, голос Еретика ни на грамм не весёлый, — ты понял всё точно?       Лимита не видит, сколько тут личностей полегло. Таланты гибли на руках. Что раньше цепляло — отныне неудивительно, а сборище здешних поэтов — просто рой дегенератов.       — То, что ты видел, всего лишь цветочки, — в руке Себастьяна снова очутилась сигарета. Зажигалка — и снова табак.       — Чудесно, — Сиэль собрался с силами. — Тогда расскажи мне о ней, раз уж ты тут задолго до меня.       Себастьян выдохнул дым и снова усмехнулся. Снова жалостливый взгляд.       — А я вот ни капли не понял.       Весь чёртов устрой — словно минное поле.       Дверь за ним захлопнулась.