Цветок и нож

«Мой разум как заряженное ружьё.

Никто не слышит, как я кричу.

Ещё одна погубленная ночь.

Ты единственный, благодаря кому я ещё дышу,

Ещё дышу.

Ты поможешь мне дышать?» © Ashes Remain — Keep Me Breathing

      Хёкджэ очень страшно.       Хёкджэ понимает, что на первый взгляд опасность миновала и убийца Ынхёка сейчас в полиции, понимает, что и он, и Донхэ живы — и вроде как сейчас это должно быть самым главным поводом для волнения, но всё оказалось не так просто. Хёкджэ под именем Ынхёка не может решить две огромные проблемы — как разобраться в том, что натворил Шивон и что из этого было известно Ынхёку, и как теперь быть с личностью, которой притворяется Хёкджэ.       Свободная от расспросов ночь — это полезная и необходимая передышка для ребят, так кстати устроенная Чонсу-хёном, — но долго так продолжаться не будет. Хёкджэ придётся о многом рассказать, и всё, что он расскажет, менеджер будет обязан перепроверить.       Большой проблемой остаётся то, что рассказать Хёкджэ особо нечего — он почти ничего не знает о конфликте Шивона и Ынхёка, только обрывки информации, которые в теории можно списать на потерю памяти. При этом Хёкджэ может упомянуть подспущенные шины и то, что «его хотели убить, но по ужасной случайности погиб его брат» и даже не выдать себя. — «Но что, если Шивон захочет открыть всем, что я — не Ынхёк?» — от одной мысли об этом Хёкджэ потряхивает также сильно, как когда он только очнулся и не понимал, где находится, что происходит и что с Донхэ.       — «Донхэ…»       Хёкджэ даже не был уверен, что ему не показалось и что Донхэ действительно сотворил чудо — лидер группы, как истинный защитник этого маленького мира DAEKY, нашёл «Ынхёка» и буквально кинулся наперерез Шивону, подставил себя под удар, только бы не дать тому убить «Ынхёка». Только когда Хичоль упомянул Донхэ и помог Хёку сесть, он наконец увидел лидера группы — такого же взволнованного, нервничающего, непривычно взъерошенного и… пострадавшего от рук Шивона. Эти синие следы от пальцев Шивона на горле Донхэ, безусловно, пугают Хёкджэ, хоть на загорелой коже лидера группы следы не кажутся столь тёмными. Хёкджэ страшно думать о том, что Донхэ пострадал, что Шивон мог убить его также легко, как он убил Ынхёка и чуть было не убил самого Хёкджэ. Очень страшно — и безумно стыдно, что из-за его нерешительности и трусости всё привело к этому кошмару. — «Я ведь не хотел, чтобы так вышло… я хотел уберечь их всех…» — Хёкджэ никогда не сбегал от трудностей, но сейчас ему хочется, чтобы Рёук просто был рядом, чтобы он помог другу сбежать из больницы и скрыться там, где Шивон никогда его не найдёт, там, где мемберы группы не будут на него смотреть с презрением и осуждением…       Там, где никто не будет знать, сколько ошибок он совершил.       И хоть забота и участие Хичоля по-прежнему такие естественные и помогающие удержаться на плаву — старший мембер по-прежнему такой ласковый, мягкий, спокойный и уверенный в том, что он делает, совсем как месяц назад. Пусть доброе слово, ободряющий взгляд и эта внутренняя сила Хичоля были так нужны Хёкджэ — он не смог справиться с тем, что его тайну знает Донхэ.       Главную его тайну знает Донхэ.       Донхэ всё знает — и у Хёкджэ не хватает духу, чтобы спросить, когда именно лидер группы узнал о том, кто жил рядом с ними весь этот месяц. — «Либо Рёук или Хичоль рассказали ему, пока меня не было — либо Донхэ узнал это здесь…» — предполагает Хёкджэ, нервно хватая ртом воздух. — «Он точно не так давно знает обо всём… он так растерян и сбит с толку…»       Донхэ действительно выглядит непривычно потерянным, ошарашенным и как будто слегка придавленным всеми этими событиями — сейчас лидер группы, их главная опора, не способен на эту роль, на это обязательство, которое Донхэ всегда взваливал на свои плечи. — «И я бы очень хотел стать смелее… и самостоятельно всё ему рассказать», — думает Хёкджэ, панически оглядываясь. — «Он не заслужил узнать это вот так….»        Но по тому, что Донхэ, хоть и практически не прикасается к нему, но и не тянет пальцы к его горлу, не кричит и не обвиняет его ни в чём, Хёк предполагает, что всё-таки Донхэ узнал правду до того, как отправился на его поиски. И даже в таком случае Хёкджэ догадывается, что поступить иначе лидер группы попросту не мог — Донхэ не оставил бы другого человека в беде, пусть даже он — обманщик, что уже месяц притворяется своим умершим братом.       Но никто не задаёт ему ни единого вопроса, и все смотрят на него с таким сочувствием и пониманием, что, не выдержав, Хёкджэ попросту отпускает ситуацию и все накопившиеся эмоции — он плачет от облегчения и страха, от остаточного ужаса, что смерть была так близко, от вновь гложущей неизвестности своего будущего, от нехватки Ынхёка рядом, который справился бы со всей этой ситуацией — и от того, что никто сейчас не бросил ни единого слова осуждения. Впервые за долгое время Хёкджэ может быть не Ынхёком, который обязан справляться со всеми трудностями лёгким движением руки, в особенности, среднего пальца, — сейчас Хёкджэ это именно «Хёкджэ» в глазах ребят, практически незнакомый им чужак, запутавшийся в себе и своей лжи брат-близнец Ынхёка, чудом выживший в аварии, подстроенной Шивоном, и от этого слёзы продолжают сами литься из глаз.       И Хёкджэ пытается морально подготовиться к тому, что парни будут расспрашивать его о брате и о деталях той аварии, о которых Хёк умолчал — но все дружно решают, что разговоры можно отложить до того, как Хёкджэ и Донхэ не поправятся и не вернутся в общежитие. Это могло бы стать вполне рабочим планом, если бы не менеджер Пак Чонсу, который не знает и половины всего, что известно ребятам. — «И я его подозревал в желании причинить Ынхёку вред… мне так стыдно», — Хёкджэ понимает, что ему придётся рассказать Чонсу и об этом, и оттого его лицо как будто заливается краской стыда. — «Он так старается, чтобы обеспечить нашу безопасность… Но ведь точно также «старался» и Шивон, правильно?»       Хёкджэ наивно ищет себе оправдания, просто чтобы не разрыдаться вновь, едва заметив строгого менеджера, мгновенно отправившего мемберов группы в общежитие. — «По крайней мере, здесь остался Донхэ…» — Хёкджэ пытается успокоить себя, но не выходит — в отличие от ребят, лидер группы смотрит на него хоть и беспокойно и с тем же сочувствием, но в то же время взгляд Донхэ такой потерянный и задумчивый, словно он до сих пор не разобрался с тем, что видит перед собой. Кого он видит перед собой. — «И ему понадобится много времени, чтобы определиться с тем, в чём меня стоит обвинить…» — уверен Хёкджэ, потому надеется, что вмешивать Донхэ в его ситуацию практически не придётся.       Хёкджэ не хотелось принимать сильные снотворные препараты — его пугает одна только мысль о том, что благодаря лекарствам он будет настолько беспомощным, что любой может сделать с ним всё, что угодно. — «Но я доверяю Ёнуну, верно?» — напоминает себе Хёкджэ, да и Чонсу выглядит настолько усталым и раздражённым, что спорить с ним было бы чревато. Вдобавок менеджер так кстати пообещал, что до утра не задаст ни единого вопроса о произошедшем, если пострадавшие примут лекарства и наберутся сил для всего этого необходимого расследования.       Как Хёкджэ и боялся, ему снятся кошмары. Картинки меняются слишком быстро: то Шивон снова с силой хватает его за цепочку и Хёкджэ чувствует, как сильно она натягивается на горле, до острой боли, то Хёкджэ наблюдает со стороны за тем, как мрачный Шивон склонился над лежащим на постели барабанщика парнем, — и Хёк уже даже не уверен, он там лежит или Ынхёк. Но самым страшным для Хёкджэ становится очень ясная картина того, как Шивон подходит к выпавшим из машины близнецам, и, определившись, кто из них Ынхёк, берёт большой камень и… — «Нет…» — Хёкджэ как будто видит эту аварию как на экране большого монитора — и, к своему отчаянию, совсем не может это остановить. — «Нет, не надо…»       — Не надо! — Хёкджэ кричит изо всех сил, пытается размахнуться и хорошенько ударить по экрану, разбить его, прорваться вовнутрь и помешать Шивону — и испуганно вопит во всё горло, когда его с силой хватают за руки, а потом и за плечи, и легко, но ощутимо, встряхивают.       — Ынхёк. Ынхёк, — голос Чонсу прорывается через этот кошмар, и он настолько неестественно возник при этой сцене, что Хёкджэ хватается за этот голос, как за спасательный трос — и прорывается сквозь сон в сознание, в реальность. Туда, где «Ынхёком» вся общественность считает его.       — Чонсу-хён, это ты… — разглядев склонившегося над ним менеджера, Хёкджэ неосознанно всхлипывает, чувствуя, что его щёки снова мокрые от слёз. — «Ынхёк… я снова видел Ынхёка…» — вспоминает Хёк, но не может объяснить этого вслух: его потряхивает от этих кошмаров, от того, что вот-вот случится утром, и бороться разом со всем этим у Хёкджэ попросту не выходит. — «Может, рассказать ему всю правду?» — трусливая мысль крепнет в разуме Хёка, но парень уверен — сейчас он мыслит совсем не здраво, чтобы принимать подобные решения.       — Всё-таки я надеялся, что сильное лекарство избавит тебя от кошмаров, — вроде всё также холодно отвечает менеджер, но Хёкджэ слышит в его голосе непривычное сочувствие и даже неуместное чувство вины. — «Но почему ты винишь себя?» — от мысли об этом Хёкджэ растерялся, настороженно наблюдая за менеджером. — «Ты же ни в чём не виноват… Шивону удалось обмануть всех, даже Ынхёка…»       — Я снова ошибся. Прости меня, Ынхёк, — уже тише добавляет Чонсу, и Хёкджэ проникается большим уважением к менеджеру — пусть тому недостаёт навыков успешной этики общения, но Пак Чонсу сейчас так искренне извиняется, и явно не только из-за снотворного, которое не помогло «Ынхёку». Менеджер как будто просит прощение ещё и за то, что ранее не был так внимателен к ситуации, происходящей с «Ынхёком» и ребятами, за то, что в чём-то он перебарщивал и не оказывал должной поддержки и помощи «барабанщику». — «Но он и правда старался ради благополучия группы, и… он же не виноват в этой аварии и в том, что делал Шивон…» — думает Хёкджэ, и, шмыгнув носом, он протягивает руку, робко задев запястье Чонсу-хёна. — «И хоть я не знаю, что будет со мной дальше — он не плохой человек, и не заслуживает мучаться, навешивая на себя чувство вины…»       — Я тебя не виню, Чонсу-хён, — тихо отвечает Хёкджэ, понадеявшись, что своими криками он не разбудил Донхэ. — Весь этот кошмар ужасно измотал меня, и мне по-прежнему больно, но… я ведь тоже мешал тебе исправно делать свою работу. Я не справился бы без тебя со всем этим скандалом — и не справлюсь и сейчас. Помоги мне, Чонсу. Теперь я не знаю, кому в агентстве можно доверять, особенно когда Шивон…       — Я обязательно выясню, в чём тут дело — и не позволю ему больше навредить вам. Это я тебе обещаю, — добавляет Чонсу, немного помедлив перед тем, как взять сухой бумажный платок — и нерешительно протереть им щёки и нижние веки Хёкджэ, собирая остатки слёз. — Но мне будут нужны твои показания. Постарайся утром вспомнить всё, что происходило между вами с Шивоном. Я бы хотел пообещать быть более… деликатным в своих расспросах, но у меня будет очень мало времени на то, чтобы что-то предпринять. Если я не получу все необходимые доказательства…       — Да, я понимаю. Это твоя работа, и пока мы здесь, только ты можешь действовать от моего имени, так и от имени Донхэ, — легко соглашается Хёкджэ — он понимает, что мягкостью подхода Чонсу не отличался никогда, но сейчас только такой человек и сможет разобраться со всем беспорядком. — Я… постараюсь рассказать тебе всё, что может быть полезным.       — А после визита в полицию я свяжусь с Сонмином. Он привезёт сюда остальную вашу банду и Рёука. Думаю, его ты тоже очень хочешь увидеть, — подмечает менеджер, и Хёкджэ согласно кивает, обрадовавшись, что Чонсу догадался о довольно очевидной для него, но, возможно, для не совсем понятной самому менеджеру мысли — «Ынхёку» очень хочется увидеть Рёука. — Может быть, хочешь потом отдельную палату? Родители Донхэ очень волнуются, и не пускать их так долго я тоже не могу.       — Нет… они и так долго ждали. Они должны увидеть своего сына, — возражает Хёкджэ, покосившись на спящего лидера группы, надеясь, что тот сумеет выспаться и привести мысли в порядок, в отличие от Хёка. — Я… наверное, я справлюсь с этим. Но… спасибо. Я ценю твою деликатность.       — У тебя ещё есть время на отдых. Попробуй поспать, — предлагает менеджер, потянув было руку к волосам Хёкджэ, но тут же одёрнув себя — от того, что часть головы «Ынхёка» забинтована, Чонсу, в отличие от такого смелого и при этом аккуратного в своей ласке Хичоля, попросту боится сделать парню больно. — И как всё закончится, я тебе шлем куплю, честное слово. Ещё одно сотрясение — и ты…       — Я понимаю. Я буду осторожнее, — обещает Хёкджэ, устало прикрывая глаза: от того, что Чонсу не злится на них, парню становится немного спокойнее, и его тянет в сон. — И… ты ведь нам жизнь спас. Я не виню тебя, Чонсу-хён — я благодарен тебе.       И пока менеджер бурчит что-то о том, что все его подопечные скоро истратят его последние нервные клетки — Хёкджэ наконец снова засыпает. Это не слишком эмоциональное ворчание действует как белый шум — не давит на уши, не тревожит и при этом дарит ощущение присутствия. Ощущение того, что Хёкджэ сейчас не один и под защитой. Пусть ненадолго, но этого ощущения ему достаточно.

      ***

      Донхэ чувствует себя ужасно непривычно — ощущение собственной беспомощности давит не только морально, но и физически. Невозможность рассказать всё, выйти из больницы и сделать хоть что-то, чтобы защитить ребят, сдавливает ему горло подобно сильным рукам Шивона — тяжело глотать, тяжело говорить, тяжело двигаться. Даже думать тяжело, но наверняка не так, как Хёкджэ — Донхэ не может даже представить, что сейчас творится в голове Хёкджэ, вынужденного подбирать слова, при его-то сотрясении. — «Чудо, что он снова не потерял память», — думает лидер группы, не сразу вспомнив, что, скорее всего, никакую память «Ынхёк» не терял — всё это Хёкджэ выдумал, чтобы никто не догадался, что он — не Ынхёк.       Но всё равно Донхэ уверен — такой сильный удар по голове может иметь тяжёлые последствия для Хёкджэ. Этому парню приходится в одиночку бороться со всеми этими проблемами, и лидер группы чувствует вину за то, что не заметил подмену гораздо раньше, что не попытался разговорить «Ынхёка» больше, что… — «Жалеешь, что ты не заслужил такого доверия, чтобы узнать о том, что Ынхёка больше нет», — ехидно напоминает внутренний голос, пока Хёкджэ рассказывает Чонсу всё, что знает, чуть ли не под диктовку. Донхэ практически не вмешивается, слушая о том, что Хёкджэ начал подозревать неслучайность произошедшей аварии, что он начал присматриваться к стаффу и в какой-то момент стал подозревать Чонсу и Донхэ в возможной причастности к убийству Ынхёка.       — «Чонсу, только не психани…» — очень хочет сказать лидер группы, приготовившись кинуться на защиту Хёкджэ, но их менеджер не то напился горсти успокоительных лекарств, не то — не выспался и просто не имеет сил на злость. С каким-то невозмутимым спокойствием он лишь кивает и продолжает записывать, уточняя подробности: в какой момент «Ынхёк» заподозрил умышленное убийство, когда он вспомнил про подспущенные шины, и какие у него были аргументы, чтобы обвинять людей из своего ближайшего окружения.       Донхэ же пришлось говорить совсем немного — после того, как Хёкджэ рассказал об обмане Шивона и о том, как его увезли в безлюдную местность, чтобы убить, Чонсу переключился вниманием на лидера группы. Донхэ, превозмогая боль в шее, чётко и по существу рассказывает о том, что за всё это время Шивон держался рядом с ними, но это все связывали с его работой и беспокойством за Ынхёка, потому никто не придавал этому большого значения.        Ынхёк с Шивоном при ребятах практически не ссорился, а до этой аварии и вовсе старался держаться от него подальше, но, учитывая, что характер барабанщика мало кто выносил, Донхэ лишь радовался, что ещё одну важную фигуру в их деятельности Ынхёк не выбешивает — ссор с менеджером им и так хватало, чтобы ещё и с начальником службы безопасности ругаться. Но беспокойство «Ынхёка» из-за пропавшего дневника Донхэ тоже встревожило, как и его порывистое желание сбежать на пост охраны и «что-то там узнать». Донхэ рассказывает, как Рёук сообщил им о подозрениях «Ынхёка» — и то, как с помощью подсказки «Ынхёка» они узнали, кто убил его брата.       — Но в итоге у нас всё равно нет никакой информации о том, что делал Шивон за спинами агентства, — резюмирует менеджер, перечитывая всё, что он записал в планшет. — У нас есть лишь факт нападения на вас обоих, а всё остальное — лишь теории, причём бездоказательные. Ынхёк, ты точно ничего из вашего конфликта не помнишь?       — Я бы рассказал, если бы зн… если бы помнил, — спешно выкручивается Хёкджэ, удручённо покачав головой и тихо ойкнув — несмотря на то, что прогнозы врачей касаемо его сотрясения вроде как успокоили их всех, парню всё ещё немного больно резво качать головой. Донхэ сразу же невольно дёргается, подавляя желание кинуться к этому хрупкому на вид парню на койке напротив — и Хёкджэ, к его сожалению, замечает это движение, так как тут же испуганно таращится на лидера группы, замолчав так резко, как будто ему с силой зажали рот рукой. К счастью, Чонсу понимает, что давить на «Ынхёка» в этом вопросе бесполезно, а на Донхэ в данный момент и вовсе не смотрит, потому, не увидев эту «переглядку», он лишь вздыхает, поднимаясь на ноги и закрывая чехол планшета, бросив напоследок:       — Я буду здесь. Попробую Ёнуна расспросить — может, ему что-то известно о делах Шивона.       — Ничего Ёнун не знает, — тихо возражает Хёкджэ, когда за Чонсу закрывается дверь и в палате становится тихо. — И я… мне так жаль, что Ынхёк ничего не успел мне рассказать о Шивоне…       — А тебе… не кажется, что Шивон как-то слишком быстро понял, кто из вас кто? — задумчиво уточняет Донхэ, усевшись на койке и чуть поморщившись от боли в руках. — Если даже Хичоль понял это далеко не сразу, а он ведь лучший друг Ынхёка… был.       — Я… я сам не понимаю, как так вышло, — признаётся Хёкджэ, вздрогнув аж дважды — сперва от вопроса Донхэ, а потом от слова «был». Очевидно, парень до сих пор не может скрыть то, что говорить о брате ему всё ещё непросто, и в этом Донхэ сочувствует Хёкджэ, хоть и не говорит об этом вслух. Вдобавок, немного помолчав и нервно покусав губы, парень, пряча подрагивающие руки, тихо задаёт свой вопрос:        — Думаешь, он всё-таки понял это… когда произошла авария?       — Я почти уверен в том, что он сумел определить, кто из вас Ынхёк, — добавляет лидер группы, скривившись от мыслей о Чхве Шивоне. — Иначе он не стал бы спасать тебя. Если у них с Ынхёком был конфликт и Шивон… хотел его смерти… значит, он как-то определил, что сам Ынхёк… не выжил.       — Всё возможно… Да и никто из врачей не удивился моим анализам, — парень озадаченно смотрит на Донхэ, наконец, поняв, к чему тот клонит. — Я был так напуган, что не сразу вспомнил об анализах, но я-то думал, что это из-за того, что у нас группа крови одна и та же.       — Анализы всё равно должны различаться, — уверенно отвечает Донхэ, внимательно рассматривая парня, что внешне очень похож на Ынхёка, до безумия, до боли, которую лидер группы изо всех сил отбрасывает от себя, чтобы не сойти с ума во время расследования. — Судя по рассказам Рёука о тебе, у вас с братом кардинально различался образ жизни, вы ели совсем разную еду и у вас были разные физические нагрузки. Я понимаю, почему отличия между вами не бросились нам в глаза, но врачи должны были определить различия, особенно когда сверяли ваши анализы по базе медицинских карт — у тебя-то документов с собой не было.       — Подожди. Ты хочешь сказать, что…. — Хёкджэ нервно сглатывает, и по его испуганному взгляду Донхэ понимает, что тот наконец сообразил, к чему ведёт лидер группы — у Шивона может быть сообщник в больнице. И, как бы им всем сейчас ни было страшно, эту версию нужно срочно проверить, чтобы этот человек не смог снова добраться до «Ынхёка».       — Да. Чонсу нужно рассказать всю правду. Всю, Хёкджэ, — с нажимом добавляет Донхэ, наблюдая за тем, как парень сразу же побледнел. — Ты не сможешь сам выяснить, связан ли кто-то из врачей с Шивоном. Нам нужна помощь Чонсу.       — А если он решит, что… меня нужно посадить в тюрьму? — шёпотом спрашивает Хёкджэ, еле сдерживаясь, чтобы не расплакаться. И Донхэ представляет, как тому сейчас страшно, но избавить этого парня от страхов лидер группы сейчас не может — Хёкджэ должен понимать, что Шивон, как человек, подстроивший аварию и смерть Ынхёка, сидеть в тюрьме за это явно не собирается, потому он и чуть было не убил Хёкджэ и Донхэ, чтобы его тайну никто не узнал. В такой ситуации быть настолько наивным и искренне считать, что Шивон промолчит о тайне близнецов, а в остальном чистосердечно сознается — мог только Хёкджэ. Мог, но Донхэ не может позволить ему этого, иначе дело точно кончится для Хёкджэ тюрьмой.       — Я же… подменил личность. — напоминает этот перепуганный парень, нервно сглотнув. — Что со мной тогда будет, когда в агентстве об этом узнают…       — Я попробую его подготовить и попрошу помочь тебе, — обещает Донхэ, с тихим шипением сползая с койки и замечая, как Хёкджэ, как будто позабыв о себе, сразу же взволнованно таращится на него, будучи готовым тоже соскочить с койки. — «У него и так сотрясение. Пусть лучше он подождёт Чонсу здесь», — решает Донхэ, строго посмотрев на Хёкджэ, чтобы тот не вздумал идти с ним — «Он может отреагировать непредсказуемо, а если Хёкджэ начнёт обвинять во всём себя, Чонсу может отказаться помогать».       — Я поговорю с ним наедине, а ты оставайся здесь, — предлагает лидер группы, надеясь, что его уверенный тон немного успокоит Хёкджэ и тот не наделает новых глупостей. — Не думаю, что в интересах Чонсу выводить наружу такой скандал. Будем надеяться, что он сохранит твой секрет и поможет. Жди здесь.       Донхэ сам не знает, почему он решил вступиться за Хёкджэ перед Чонсу — наверное, ради того, чтобы Шивон не ушёл от наказания, так как полиция без доказательств не поверит в то, что у этого мужчины был повод для попытки убийства своих подопечных. Или дело было в том, что натура Донхэ не позволит оставить человека в беде, особенно такого доверчивого и запутавшегося, как Хёкджэ. Донхэ старается не думать, что всё дело может быть в жалобных глазах Хёкджэ и его ужасающем сходстве с Ынхёком — чтобы не струсить, лидер группы выходит из палаты и, с усилием кашлянув, привлекает к себе внимание менеджера, беседующего с Ёнуном, добавив:       — Чонсу, мы можем поговорить наедине? Это очень важно.       — Только не говори, что вы ещё что-то успели натворить, — невесело шутит менеджер, мрачно хмыкнув, но согласно кивает, отступив от охранника. — Оставайся здесь. Потом я провожу Донхэ обратно в палату. Врача и доверенный медперсонал ты знаешь. Остальных, даже в форме персонала — не пускай без моего разрешения. Не исключено, что кто-то попробует пробраться. Идём, Донхэ.       — Всё сделаю, господин Пак, — Ёнун настолько грозно перекрывает собой вход в палату, что Донхэ не сомневается — этот охранник даже главврача и, возможно, даже полицейский отряд без разрешения Чонсу не впустит к Хёкджэ. — «Пусть так. Хотя бы сейчас он в безопасности», — думает Донхэ, пока послушно идёт следом за менеджером в какое-то укромное место. Судя по всему, Чонсу на всякий случай вытребовал у больницы какое-то помещение, чтобы он или Ёнун могли там вздремнуть хотя бы пару часов, сменяя друг друга — и сейчас это место будет как раз кстати для разговора без лишних глаз и ушей.       — Ну и что ты хочешь мне сказать? — вопрошает Чонсу, усевшись на койку и жестом приглашая Донхэ сесть напротив. — Надеюсь, это действительно важно.       — Да, это очень важно, — соглашается Донхэ, аккуратно усевшись на стул, едва заметно поморщившись от боли в руках. — Чонсу… пожалуйста, помоги нам.       — Я и так делаю, что могу, Донхэ, — менеджер невозмутимо рассматривает своего подопечного. — Показания Ынхёка путают всю картину, но я постараюсь разобраться с ситуацией. Если ты знаешь что-то, что может помочь…       — Да. Я знаю кое-что, — признаётся лидер группы, немного помявшись перед тем, как продолжить. — «А не сделаю ли я хуже?» — трусливая мысль всплывает в его разуме, но Донхэ гонит свои страхи прочь. — «Хёкджэ нужна помощь. Кто-то из персонала той больницы может быть связан с Шивоном», — напоминает себе лидер группы, потому, собравшись с духом, он решительно добавляет:       — Я прошу тебя, Чонсу… спаси Хёкджэ.       — Хёкджэ? — строго переспрашивает менеджер, даже отложив планшет в сторону. — Донхэ, ты разумом не помутился, случаем? Это что за глупые шутки?       — Чонсу, выслушай меня и не перебивай. Я бы не стал шутить на такую тему — и ты это прекрасно знаешь, — Донхэ нервно сжимает пальцами ткань своих штанов, даже позабыв о боли в руках. — Ынхёк… не настоящий Ынхёк. Он погиб в той аварии, а выжил… Хёкджэ. Всё это время с нами был Хёкджэ — и Шивон это знает. Ты спрашивал, какой у Шивона мотив подстраивать аварию и спасать братьев — и вот тебе этот мотив. Шивон с самого начала знал, кто именно выжил в аварии. И я уверен, что именно поэтому он так опекал Хёкджэ — раз он так перепугался и так мучался, что решил притворяться своим братом, Шивон всячески поддерживал его, чтобы «Ынхёк» был в группе и тайны Шивона не всплыли наружу.       — Звучит как бред, — Чонсу закидывает ногу на ногу, скрестив руки на груди — типичная поза недовольного менеджера, пытающегося взять ситуацию под свой контроль. — Хорошо, допустим, что ты прав. Шивон подстраивает аварию и, убедившись, что Ынхёк действительно мёртв, привозит Хёкджэ в больницу. Откуда он мог знать, что Хёкджэ станет притворяться своим братом? И разве он не мог не понимать, что в больнице заметили бы разницу между братьями?       — «А ведь действительно. Откуда Шивон знал, что Хёкджэ не скажет правду?» — задумывается Донхэ — вопрос действительно важный, ведь Хёкджэ, очнувшись после аварии, вполне мог признаться, кто он на самом деле. — «В таком случае Хёкджэ бы ничем не рисковал…» — не сомневается лидер группы. — «В тюрьму его бы тогда точно не посадили. Только если…»       И неожиданно ответ приходит сам собой. Оказывается, в глубине души лидер группы знал ответ ещё когда Хёкджэ только открыл глаза в больнице, когда он принёс в общежитие аквариум, когда он предложил приготовить ужин и прибраться. Донхэ знал это ещё когда они напились, и потом…       — Потому что Шивон знал, что в общежитии уже живёт не Ынхёк, — сдавленно отвечает Донхэ, тяжёлым взглядом посмотрев на менеджера, переменившегося в лице. — Он… он знал, что братья тайно поменялись. И знал, что будет с Хёкджэ, если он скажет правду. Хёкджэ в ловушке, Чонсу.       — Допустим. Но мне казалось, что врачи точно определили, кто из братьев выжил, — напоминает Чонсу, настороженно наблюдая за растерянным Донхэ. — Анализы крови достаточно точны и ошибки не должно было случиться.       — В том и дело, Чонсу, — возражает лидер группы, сильнее сжимая ткань больничной формы на своих коленях. — Мы… мы думаем, что Шивон попросил кого-то подменить медицинские карты. Анализы должны были отличаться, так что врачи определили бы, кто из братьев… выжил.       — Убийца в числе стаффа, преступник, подменивший личность своего брата, слепая охрана и артисты, не сумевшие заметить чужака в общежитии — ещё и врачи, замешанные в заговоре. Блестяще, просто блестяще, — Чонсу закатывает глаза, мрачнея всё больше от того, что слышит. — Ну а вы все как давно об этом знаете? Ты не кажешься удивлённым, да ещё и сам пришёл мне всё рассказать.       — Хёкджэ давно всё мне рассказал, — Донхэ тут же лжёт, даже не раздумывая, хоть и старается защитить ребят от всех возможных последствий. Ему приходится подавить вновь зарождающееся раздражение — Чонсу, как и они все, тоже оказался слеп в отношении братьев и не догадался о том, что в общежитии проживает не Ынхёк, но менеджер ведёт себя так, словно виноваты в недогадливости все окружающие. — «Если я скажу ему это в лицо, он точно откажется помогать», — уверен Донхэ, потому вслух решает сказать совсем другое, попытавшись защитить мемберов:       — До вчера ребята ничего не знали. Хёкджэ не хотел их впутывать.       — Причём лжёт Хёкджэ явно получше, чем ты, — многозначительно хмыкает менеджер, покачав головой и явно не поверив ни единому его слову. — Ни черта ты не знал, верно? Ты лишь носился за ним, как влюблённый щенок, и рычал на всех, кто пытался ему помочь. Ынхёк тебе явно такое не позволял, так что ты лишь радовался, что сейчас можешь делать всё, что хочешь. Ну и какой помощи ты теперь от меня ждёшь? Я обязан сообщить об этом в агентство — и всё рассказать полиции.       — Чонсу… — голос Донхэ дрогнул: именно этих слов менеджера и боялся Хёкджэ, и теперь лидеру группы очень страшно от того, что в попытке защитить Хёкджэ от тюрьмы он сделал только хуже. — «Боже, я знаю, что ты не одобряешь обман, но… Он же пропадёт в тюрьме», — взмолился Донхэ, с шипением сползая со стула на пол. — «Я не могу просить Тебя толкать Чонсу на грех, но… но я не знаю, что ещё делать. Пусть всё будет по воле Твоей. Я больше ничего не могу сделать, чтобы защитить его…»       — Прости меня, хён, — Донхэ приходится усмирить своё упрямство: опустив голову, лидер группы встаёт перед менеджером на колени и, опускаясь ещё ниже, смиренно кланяется ему, коснувшись лбом своих рук, прижатых к полу. Ему очень стыдно за то, что приходится делать подобное не перед близким старшим родственником, а перед менеджером, с которым у них было столько конфликтов, но у Донхэ нет выхода — сейчас только от Чонсу зависит, попадёт ли Хёкджэ в тюрьму. — «Я больше не буду подрывать его авторитет, клянусь», — Донхэ жмурится, надеясь, что Чонсу не видит, как он дрожит. — «Но Хёкджэ не справится сам…»       — Проси всё, что пожелаешь. Я сделаю всё, что попросишь, — сдавленно добавляет лидер группы, даже не чувствуя холода от пола под собой — с такой силой Шивон бил по его рукам, что они до сих пор как будто горят изнутри. — Я сделаю всё. Но спаси его, я умоляю тебя. Не губи Хёкджэ за то, каким был Ынхёк и какими были мы по отношению к тебе. Спаси Хёкджэ, прошу тебя…       — Так. Ну-ка прекрати это, — растерянный голос Чонсу звучит совсем близко: поднявшись с места, менеджер аккуратно подхватывает Донхэ под руку и тянет его наверх, вынуждая подняться с колен и снова сесть на стул. — Мне не хватало, чтобы ещё и ты тут сотрясение заработал, пока бьёшься головой о пол.       — Ты поможешь ему? — жалобно вопрошает Донхэ, виновато уставившись на менеджера и чуть было даже дыхание не затаив. — Он… он же…       — Я не хуже тебя представляю, что с ним будет. Наворотили вы делов, конечно, — Чонсу покачивает головой, задумчиво оглядев лидера группы. — Пока я не знаю, что с ним делать. О чём-то, конечно, я догадывался и сам: уж слишком «Ынхёк» стал ко мне внимателен после аварии и мне стоило обратить на это внимание. Ладно, кто ещё об этом знает?       — Мы… и Шивон, — Донхэ решает умолчать об Ёнуне, чтобы не сделать ещё хуже — если Чонсу ещё и Ёнуна обвинит в покрывательстве Хёкджэ, то рядом с парнем вообще никого из доверенных работников агентства не будет. — И, возможно, кто-то в той больнице, в которую братьев привёз Шивон после аварии. Мы решили, что разберёмся со всем этим после расследования, но Шивон… Ты сам понимаешь, что он может всё рассказать — и тогда Хёкджэ конец. Нам нужна помощь.       — И ты решил мне всё рассказать, чтобы я ещё и весь персонал той больницы допрашивал? — уточняет Чонсу, сдавив пальцами переносицу и поморщившись. — Или своими тайнами Хёкджэ может о чём-то умалчивать, что помогло бы предъявить обвинения Шивону?       — Я… я не думаю, что Ынхёк… что-то рассказал Хёкджэ о конфликте с Шивоном, — неуверенно возражает Донхэ, сгорбившись и беспомощно покачав головой, охнув от боли в шее. — Они поменялись, когда Шивон был в командировке, так что Хёкджэ ничего не знал. А если Ынхёк и Хичолю ничего не сказал о своих проблемах…       — Подозреваю, что Ынхёк ничего никому бы не сказал, — добавляет менеджер, убирая руку от лица. — Как и ты, впрочем. Ты всегда старался быть независимым — ну и Ынхёк тоже этого нахватался. Следовало ограничить вашу самостоятельность с самого начала.       — Я больше не буду возражать тебе, — сдавленно обещает Донхэ, с трудом сглотнув. — Обещаю. Ты — наш менеджер, и мне следовало относиться к тебе более уважительно. Прошу тебя, помоги Хёкджэ… Он же пропадёт в тюрьме.       — Донхэ, даже если я хочу помочь Хёкджэ — что я сделаю? — Чонсу не кажется злым, но и воодушевление от вынужденных извинений Донхэ на его лице тоже не появляется. — Ты как себе это представляешь? Я пойду в тюрьму и каким-то чудом сумею убедить Шивона промолчать о близнецах? Да он же его на дно сразу потянет — а сам отделается условным сроком.       — Я не знаю, хён… я правда не знаю, — лидер группы сдаётся, не сумев скрыть свою беспомощность. — Но ему нужна помощь… Нам нужна помощь.       — И, в отличие от Хёкджэ, ты должен понимать, что общественность не поверит в то, что совсем незнакомый всем человек вёл себя как Ынхёк целый месяц — и никто ничего не заметил. Скандал может выйти грандиозный, — Чонсу вздыхает, поднявшись с места и подходя ближе, чтобы мягко, хоть и без теплоты, чуть погладить Донхэ по плечу. — Соберись, Донхэ — Хёкджэ мы одного не бросим. В любом случае мне придётся что-то придумать. Как думаешь, он готов к разговору? Если он не хочет в тюрьму — мне нужно видеть всю картину событий.       — Я предупредил его, что иду поговорить с тобой, так что… думаю, да, он готов, — вздыхает Донхэ, подняв голову и доверчиво посмотрев на менеджера. Такое непривычное для парня чувство — вера в то, что кто-то другой, более взрослый и опытный, возьмёт все решения на себя и позволит Донхэ и другим мемберам быть просто его подопечными. — «Я очень устал…» — понимает Донхэ, хоть и не говорит об этом вслух. — «Я чертовски устал от этого всего — и Чонсу это видит. Но он тоже не справляется со всем этим бардаком. И что мы будем делать?..»       — Ну конечно. Ты бы даже из лучших побуждений не рассказал мне то, что бы грозило парням тюрьмой, — менеджер даже иронично усмехается, наблюдая за Донхэ. — Но другого выхода у Хёкджэ и правда нет. Идём, мне надо выслушать всю его историю.       — Ты же… ты не злишься на него, правда? — тихо уточняет Донхэ, прерывисто вздохнув. — Я всё понимаю, он ужасно подставляет тебя и агентство, да и он нарушил закон, но… Ты же сам видел, он был так напуган и так страдал…       — Я-то как раз понимаю, сколько проблем из всего этого может вылиться. Сотни людей могут просто потерять работу из-за Хёкджэ, — Чонсу качает головой, но злым по-прежнему не выглядит. — Сейчас мы все в опасности, так что криком на Хёкджэ я ничего не решу. Злиться на него сейчас — это всё равно что на младенца кричать. Идём, мне надо собрать как можно больше информации, а потом я позвоню твоим родителям. Они очень хотят тебя увидеть.       — Я тоже хочу их увидеть… И позволь Рёуку тоже прийти, пожалуйста, — Донхэ вспоминает о друге Хёкджэ, и Чонсу лишь качает головой, так как они оба подумали о том же: раз это не Ынхёк, а Хёкджэ, то Рёук в данный момент — его самый близкий человек, который должен быть рядом, чтобы успокоить его и поддержать. И что бы ни случилось и к какому решению Чонсу не придёт позднее — рядом с Хёкджэ должен быть человек, который уже давно знал его тайны и принял его таким, не разрушив их дружбу.       И когда Донхэ вернулся в палату вместе с Чонсу, он сразу же заметил, с каким ужасом Хёкджэ вытаращился на менеджера, не зная, что именно рассказал ему лидер группы. — «Сейчас ты всё узнаешь — и тебе придётся набраться мужества, чтобы всё рассказать», — думает Донхэ, хоть и не говорит об этом вслух. Какие-то пояснения сейчас будут бессмысленны, так как они только оттянут разговор, который так необходим им всем. Он успевает только осторожно кивнуть Хёкджэ, надеясь, что это его хоть немного успокоит — а затем Чонсу подходит ближе к койке Хёкджэ и, присев на стул рядом с ним, спокойно, хоть и подбирая слова, произносит:       — Ну что, давай разберёмся с этой историей. Расскажи мне всё, Хёкджэ.       От звучания своего имени Хёкджэ невольно вздрагивает, часто моргая, словно вот-вот расплачется. И Донхэ невольно делает шаг вперёд, так как ему хочется сесть рядом, крепко обнять этого бедного, напуганного паренька, погладить по рукам, чтобы он вздохнул спокойнее, перестал так испуганно дрожать — и доверился менеджеру. Донхэ всё это хочется, но он заставляет себя остаться на месте, чтобы не влезать в разговор. — «Чонсу обещал, что не будет на него кричать… Я не могу вмешиваться», — напоминает себе лидер группы, возвращаясь к своей койке и усаживаясь на ней. — «По крайней мере, я могу присутствовать при этом разговоре. Возможно, это немного успокоит Хёкджэ…»       — Давай сразу кое-что проясним, если ты не против, — Чонсу всё также спокойно открывает чехол планшета. — Пусть многое из того, что ты сейчас расскажешь, в полицию попасть не должно, я сделаю необходимые записи. К остальным работникам и руководству они не пойдут. Мне нужно понимать, что именно происходило за этот месяц и что известно Шивону. Пока у нас не будет окончательной, единой версии о происходящем — с полицией не общается никто из вас. О том, как быть с тобой, мы решим позже, когда разберёмся с этим расследованием и убережём агентство от грандиозного скандала, а тебя — от тюрьмы. Как тебе такой план действий?       — Я… Чонсу-хён, я… — забормотав, Хёкджэ невольно прижимает руку ко рту, пытаясь подавить подступающие рыдания. — В смысле… господин Пак… я… я прошу прощения…       — «Он нескоро сможет приступить к разговору…» — понимает Донхэ, с сочувствием наблюдая за этим парнем — и не имея возможность поддержать его и успокоить. К счастью, Чонсу за это время не то проштудировал пару книг об этике общения, не то — сделал какие-то выводы из результатов собственной работы, так как, невозмутимо наблюдая за Хёкджэ, менеджер достаёт носовой платок из кармана брюк — и протягивает его парню на койке, спокойно добавив:       — Послушай, Хёкджэ, я бы с огромным удовольствием позадавал тебе множество вопросов, начиная с «Чем вы вообще с братом думали?» и заканчивая «Для тебя это что, шутка такая была?» Но время сейчас совсем не на нашей стороне, потому эту часть я пока предлагаю опустить. Расскажи мне всё, что знаешь, с самого начала вашей безумной идеи поменяться местами с Ынхёком.       — Я… могу выйти, если нужно, — нерешительно предлагает Донхэ, наблюдая за Хёкджэ: несмотря на то, что этот парень им всем чужой и вообще не должен был находиться в общежитии, особенно притворяясь своим братом, у Донхэ всё равно невольно щемит сердце от того, как этот хрупкий на вид парень чуть было не плачет, испуганно таращась на менеджера. Хёкджэ, судя по растерянному взгляду, всё-таки вслушивается в речь Чонсу, так как с неким осмыслением он нерешительно кивает ему, а после, повернув голову, парень смотрит на Донхэ — и от этого взгляда ему становится не по себе. В этом взгляде столько сомнений, беспокойства, неприкрытого страха, но при этом Хёкджэ смотрит на него так жалобно и с промелькнувшей каплей уверенности, особенно когда, переборов какую-то внутреннюю битву внутри своего разума, парень негромко возражает:       — Н-нет… останься… пожалуйста. Я… хочу, чтобы ты… тоже всё знал.       — Хорошо. Я останусь здесь, — соглашается лидер группы, замечая, как от этих слов Хёкджэ почему-то тут же с облегчением выдыхает, словно ему действительно так важно, чтобы Донхэ оставался в палате и выслушал всю историю. — «Наверное, он просто хочет поступать правильно», — предполагает лидер группы, осторожно забираясь на койку с ногами, устроившись поудобнее для долгого рассказа Хёкджэ. — «Многое в его истории будет касаться Ынхёка, а он — мембер нашей группы… был….»       Думать о том, что Ынхёк «был», непросто до сих пор, и рассказ Хёкджэ только способствует этой тяжести — парень то и дело оговаривается, то говоря о брате в прошедшем, а то — в настоящем времени. Но Донхэ сам согласился на то, что он будет присутствовать при разговоре, да и Хёкджэ явно очень хотел, чтобы лидер группы был рядом, потому сейчас отступить и сбежать, чтобы не слышать множество раз имя того, кого больше нет — нельзя категорически.       Хёкджэ говорит много, то и дело запинаясь и пытаясь назвать Чонсу «господином Пак», пока менеджер не прерывает его, без тени сомнений предложив ему называть себя, как и раньше — Чонсу-хёном, просто для удобства и экономии времени. И от этого предложения Хёкджэ снова чуть было не расплакался — очевидно, ему до сих пор непросто общаться со всеми, кого приходилось обманывать, также неформально, как раньше. — «По крайней мере, хорошо, что он не пытается обращаться к ребятам на «Вы»… Это бы точно выбило всех из остатков равновесия», — думает Донхэ, не встревая в разговор.       И всё, что рассказывает Хёкджэ, звучит одновременно и так безумно — и так естественно, в стиле жизни Ынхёка, что сомневаться в правдивости его слов не приходится. Донхэ слушает сбивчивый рассказ о том, что Хёкджэ, несмотря на свою ложь, когда он притворялся Ынхёком, во многом всё-таки не врал — братья действительно встретились вновь лишь пару лет назад, а до этого Хёкджэ был фанатом группы, когда впервые услышал их песни и увидел выступление Ынхёка на экране.       — «Тогда понятно, откуда он так много знал о нас — и одновременно как будто обо всём позабыл, когда называл себя «Ынхёком». Ынхёк о многом просто не стал бы рассказывать…» — думает Донхэ, припоминая, как «Ынхёк» избирательно «забыл» своё соло, банковские счета и пароли, причины некоторых конфликтов между мемберами и родителей ребят, но при этом он очень точно говорил о тех ситуациях, которые происходили перед камерами или которые освещались в новостях. — «А мы всё понять не могли, как он забыл про то, что было с Кюхёном год назад… Учитывая, что на время траура мы из общежития не выходили больше месяца — неудивительно, что Хёкджэ и не подозревал, как мы боялись за Кюхёна… Но он ловко воспользовался «сотрясением» как причиной частичной потери памяти — и потому никто из нас не обратил на это внимание…»       Хёкджэ продолжает говорить, а Чонсу его практически не перебивает, лишь то и дело задавая уточняющие вопросы: что Ынхёк рассказывал ему о группе, и, в особенности, о Шивоне, как им пришла в голову идея поменяться местами, и как Ынхёк, зная какой-то секрет Шивона, решил пустить своего брата в агентство, где этот преступник будет совсем близко. Но на последний вопрос Донхэ и сам знает ответ — до возвращения группы из Штатов братья никак не могли поменяться местами, а сразу по возвращении в общежитие Ынхёк схватил ключи от своей машины и, не успев даже перекинуться парой слов с Хичолем, уехал куда-то. — «Шивон тогда уехал в командировку, как нам сказали, так что лучше момента, чтобы привести к нам своего брата, Ынхёк бы не нашёл», — не сомневается Донхэ. — «Но мы же тогда с ним…»       Думать о том, что перед этой подменой они с Ынхёком подрались в Штатах из-за некоторых слов, высказанных Донхэ в порыве чувств — не только неприятно, но ещё и больно. — «Я был неправ, когда позволил Ынхёку вывести меня из себя, но неужели он после этого настолько не хотел меня видеть?» — Донхэ бы очень хотел спросить об этом, но не может — Хёкджэ скорее всего ничего об этой ссоре не знает, учитывая, что он недавно сам решился спросить у лидера группы о том, что тогда произошло. — «Но как он мог спрашивать меня о таком?!» — в сердце Донхэ так и закипает возмущение, бурлит как кипящая лава, что вот-вот выльется через край и уничтожит всё на своём пути. — «А если бы я рассказал ему о том, что мне сказал Ынхёк? Что он никогда не… Да как бы я ему после этого рассказа в глаза смотрел?! А как бы у него хватило смелости после этого смотреть в глаза мне?!»       Всё внутри кипит и клокочет, он невольно дышит чаще и громче, неотрывно рассматривая Хёкджэ, и даже боль в руках как будто отступает от того, как сильно Донхэ сам хочет сдавить пальцами шею этого парня. Но внезапная мысль отрезвляет Донхэ, напоминая о логике, здравомыслии — и о боли, которая совершенно естественно помешает ему исполнить задуманное. — «Он всё старался избегать опасных тем, если понимал, что сделает только хуже. Наверное, он не знал… Ынхёк ему ничего не рассказал», — и, когда Донхэ об этом думает, злость и раздражение немного отступают, хоть и не исчезают с такой же лёгкостью, как раньше — стоит только вспомнить, с какой настойчивостью Хёкджэ скакал по больным темам Кюхёна, искренне недоумевая, что не так и почему не получается разговорить макнэ. — «Если Ынхёк ему и о Чжиын не рассказал, то он не стал бы говорить и обо мне… Тогда это значит, что Хёкджэ не знал, что именно произошло в Штатах. Наверное, он решил, что произошла какая-нибудь обыденная ссора…»       Думать о том, как Хёкджэ влезал во все ситуации, совершенно не связанные с ним — неприятно и даже в какой-то мере странно. Донхэ помнит, в каком он был приятном удивлении, когда «Ынхёк» просто перестал заваливаться в комнату заполночь с перегаром, когда «Ынхёк» просто захотел провести время с ребятами за одним столом и обошёлся без привычных перепалок, когда «Ынхёк» просто решил бросить курить и довольно участливо предложил и Донхэ не превращать это нервное курение в пагубную привычку. В глубине души Донхэ даже был бы не против, если бы «Ынхёк» и дальше отказывался приближаться к плите или к швабре — даже аквариум, который всех неожиданным образом сплотил, было приносить в общежитие совершенно необязательно, ведь лидер группы уже и не надеялся увидеть такие перемены в «Ынхёке» и просто более уважительного отношения к мемберам от этого парня ему было бы более, чем достаточно. Но какой смысл теперь имеет всё, что было сделано, если делал это не Ынхёк?       Теперь мысли о том, что не Ынхёк, а Хёкджэ ввёл в общежитии мир и порядок, что не Ынхёк, а Хёкджэ поговорил с Кюхёном по душам, помог Чонуну сшить фартук для Рёука, и поддержал Хичоля после недавней драки, сумев найти подход к раздражённому мемберу, только причиняют Донхэ раздражение и боль. А уж думать о том, сколько всего непозволительного Хёкджэ сделал по отношению к самому Донхэ — не только больно, но и тошно. Дурнота подступает к горлу, когда лидер группы вспоминает, как этот парень пользовался его доверчивостью и чувствами к настоящему Ынхёку. Хёкджэ попросту воспользовался тем, что из-за своих чувств, которые Донхэ не мог сдержать, лидер группы оказался так слеп к практически очевидным различиям между братьями. — «Он ответил на моё предложение начать отношения за Ынхёка… он прятался в моих руках, когда ему было больно и страшно, за Ынхёка…» — мрачно напоминает себе Донхэ, и от каждого факта его начинает подташнивать. — «И он, а не Ынхёк, той ночью…»       Донхэ паршиво на душе, ему хочется просто уехать от всего этого, спрятаться дома, срочно принять душ, чтобы не чувствовать себя так гадко и так… грязно. Но если тело ещё можно отмыть от тени запаха Хёкджэ на себе, который уже дорисовывает обезумевшая фантазия, то что делать с душой, которая как будто тонет в липкой чёрной грязи, тягучей и липкой, пропитавшись ею насквозь? Что делать с воспоминаниями, которые грели Донхэ весь этот месяц, а теперь лишь обжигают, жарят, как в адовом пекле, словно за какие-то грехи, в которых Донхэ не раскаялся?       — «Почему, Ынхёк, почему, почему?» — Донхэ хочется кричать, хочется спросить об этом Ынхёка, хорошенько встряхнуть Хёкджэ за шкирку и отвесить ему пощёчину, потому что вся эта глупая шутка превратилась в какое-то безумие. — «Да, я не всегда мог сдержать свои чувства, но… но подсунуть сюда твоего брата… позволить ему… быть со мной той ночью…» — парень уверен, что он не заслужил подобного обращения, ведь в остальном он всегда старался быть хорошим человеком и хорошим лидером, старался уберечь всех, в том числе и Ынхёка, от любой внешней угрозы. — «Я не знаю, что думать, не знаю, что делать… не знаю, как дальше жить. Столько лжи вокруг меня было за это время… Я столько ошибок совершил, думая, что защищаю Ынхёка…»       К счастью, Хёкджэ не слышит его мысли и продолжает свой рассказ. Хёкджэ говорит о том, что соврал он о растяжении вынужденно, чтобы в тренажёрном зале и на репетициях никто не догадался, что он — не Ынхёк. И вроде как это должно было успокоить Донхэ — судя по словам Хёкджэ, он не собирался оставаться в общежитии за своего брата так надолго и скоро Ынхёк должен был вернуться обратно, — но легче лидеру группы от этого не становится. — «То есть, он напился и просто решил переспать со мной напоследок?!» — в представлении Донхэ чужой человек должен был возразить, отказать ему, а не соглашаться на такую спонтанную связь, пусть даже со своим кумиром. — «То есть, его мораль даже хуже, чем у Ынхёка?!»        Чонсу даже ничего не говорит об этом обмане, не говорит о том, что притворяться, будто у тебя растянуто запястье — это тоже плохо, как и весь остальной обман, и Донхэ уже начинает казаться, что если Хёкджэ проболтается о той ночи, то и тут менеджер скажет, что в этом нет ничего страшного. К счастью, Хёкджэ хватило такта умолчать об этом — парень просто говорит, что с утра он решил вернуться обратно в пекарню, так как назревали репетиции и приближался концерт, а там заменять Ынхёка он не хотел и не собирался. — «Хотя бы тут его ложь я могу простить», — думает Донхэ, нервно наблюдая за Хёкджэ. — «Скажи он Чонсу о том, что действительно было — у меня было бы ещё больше проблем».       Хёкджэ переходит к довольно тяжёлой для всех них части — к аварии. Часто моргая и то и дело вытирая слёзы краем носового платка, парень говорит о том, что Ынхёк успел сказать о подспущенных шинах, но не сумел справиться с управлением. А потом, когда Хёкджэ очнулся, ему стало так больно от известия, что Ынхёк не выжил — и он попросту перестал соображать здраво. Ему было так тяжело и страшно, а ребята были к нему так добры в больнице, что у Хёкджэ просто не было сил на признание, что он — не Ынхёк.       Донхэ не может понять одного — почему Хёкджэ не сказал о шинах сразу? И он бы не выдержал и задал этот вопрос сам, не подними Чонсу эту тему, совершенно естественно решив задержаться на этом. Но Хёкджэ быстро, практически без раздумий, поясняет своё решение — он не понимал, почему врачи не обнаружили подмену, ужасно боялся, что от скорби потеряет контроль над собой и скажет что-то компрометирующее, и при этом ему нужно было общаться с полицией и, возможно, даже ехать на место трагедии. И когда Хёкджэ говорит об этом так жалобно, с заплаканными глазами и подрагивающим голосом, Донхэ ему верит — он помнит, как безумно кричал Хёкджэ в морге, как горько плакал весь этот месяц, срывался и падал в обмороки — и каким убитым, разрушенным он вернулся после похорон, явив переживающим ребятам просто кошмарную истерику, во время которой он не мог себя контролировать.       — «Он был напуган — и не знал, что делать дальше», — не сомневается Донхэ, поскольку многое он видел своими глазами и прекрасно знает, что сыграть такие эмоции невозможно. — «Потому он и цеплялся за нас, чтобы не сойти с ума. Ещё и Шивон в рамках своих полномочий так «любезно» согласился взять все разговоры с полицией на себя… Ловко. Он же и Хёкджэ запугал, изображая заботу о его психическом здоровье. В таком состоянии, боясь раскрыть себя, Хёкджэ бы о чём угодно умолчал, только бы от него ушло это лишнее внимание…»       Ещё и выяснилось, что Хёкджэ совсем ничего не знает о машинах — и это явно стало ещё одной причиной, почему он умолчал о шинах. — «Любой наводящий вопрос полиции о машине Ынхёка — и Хёкджэ бы раскрыли», — уверен Донхэ, потому и не удивляется тому, что и это Хёкджэ так долго скрывал. — «Он в рассказе о маме и брате-то путался, а тут ещё и машина, о которой Хёкджэ ничего не знает…»       И, несмотря на то, что Донхэ уже с трудом сдерживает подступающую злость, его сочувствие к Хёкджэ сейчас не менее сильное — парень даже представить не может, как бы в такой ситуации поступил Ынхёк. Как оказалось, известие о смерти отца, с которым Ынхёк не ладил, невозможно сравнить с тем, как Хёкджэ отреагировал на то, что его брат, с которым он наконец воссоединился, мёртв. Ынхёк всегда храбрился, всегда был «тем-кого-невозможно-задеть» Ынхёком — и к этому все быстро привыкли, потому и оказались совершенно не готовы к тому, что «их Ынхёк» умеет плакать и, более того, так страшно кричать, скорбеть, мучаться от разрывающей на клочки душу боли, прятаться по углам и таращиться на них в ужасе, как на совсем чужих людей. Донхэ, конечно, желал хотя бы раз увидеть на этом самоуверенном красивом лице хоть какую-то эмоцию, помимо задорной усмешки — но не эту. Не боль, не разрушение и горе. Не утрату.       Теперь же, когда Донхэ знает, что перед ними — не Ынхёк, — многие недостающие частички паззла складываются сами собой, словно собирая эту историю воедино. Хёкджэ умолчал здесь, оступился там, согласился на авантюру Ынхёка, если всё действительно так и было — и Шивон удачно воспользовался этой возможностью. Глупые ошибки, в которые втянут и Донхэ — и которые уже не исправить. «Прости» уже ничего не изменит, «мне так жаль» не избавит от потери, а «я не хотел» — не закроет рот Шивону, знающему о подмене. Тупик, замкнутый круг, коробка, чёрная и давящая со всех сторон — выхода нет, ну или Донхэ его пока не видит.       — Ну а Рёуку ты когда рассказал? — уточняет Чонсу, делая пометки в планшете. — Что-то поздновато он заявился, хотя вроде он твой лучший друг.       — Рёук… я ничего ему не говорил, — признаётся Хёкджэ, съёжившись на койке. — Он… ты же видел его, Чонсу-хён — он бы тут же примчался сюда, рассказал бы обо мне всю правду и заставил бы меня вернуться в пекарню. Он всё понял после… после фестиваля, когда увидел меня на сцене, вот и приехал лично убедиться в своих подозрениях. А я… как бы я ушёл, когда из-за меня Ынхёк…       — Вот только не вздумай потом под протоколом сказать, что «из-за тебя» Ынхёк погиб, — голос менеджера становится строже, отчего Донхэ сразу же вскидывает голову, прислушавшись. — Не будем добавлять Шивону повод избежать наказания. Пойми одно, Хёкджэ — если бы тебя не было рядом, Шивон мог бы решиться подстроить аварию в любой другой момент. Не думаю, что он был стопроцентно уверен, что ты после аварии не скажешь всю правду, так что и он рисковал. Пожелай ты рассказать всё с самого начала — и никто бы не просил тебя играть на барабанах за Ынхёка. Скорее всего, мы бы даже и не знали, что у тебя тоже есть музыкальное образование.       — Но Шивон рискнул — и я оказался так предсказуем, что захотел не дать всему, чего достиг Ынхёк, исчезнуть вот так, — вздыхает Хёкджэ, опустив голову. — Я ведь… я ведь много раз хотел уйти. Я понимал, что не справляюсь и никогда не справлюсь с его ролью. Ынхёк, он… он совсем другой. Я надеялся, что после фестиваля вы все поймёте, что я ужасен — и я смогу уйти без скандала, но…       И когда Чонсу и Донхэ переглядываются, лидер группы понимает, что они оба подумали о том же — на фестивале «Ынхёк» справился даже лучше, чем они все ожидали, но запаниковал от глупой ошибки… потому что это был не Ынхёк. Это был Хёкджэ, буквально в первый раз вышедший на сцену. И когда Хичоль, считая барабанщика своим лучшим другом, попытался его встряхнуть, растормошить, уговорить снова запеть — Хёкджэ взгромоздил эту ответственность вместе со всеми своими тайнами на плечи и двинулся дальше, потому что другого выхода просто не видел.       Донхэ в целом не представлял, как бы он вёл себя на месте Хёкджэ, но думать о том, как бедному парню пришлось выйти на сцену впервые в жизни, очень непросто на каком-то отдельном уровне. — «Я делился с ним тем, как я волнуюсь каждый раз, когда выхожу на сцену — а он так боялся, и я не понимал, почему…» — припоминает Донхэ, тяжело вздохнув. — «Почему он дотянул до всего этого? Почему не поделился с нами?»       — Подытожим. Шивон знает о вас и если его потянут на дно, он охотно утащит за собой и тебя, и агентство, поскольку ему будет нечего терять, — мрачно резюмирует Чонсу, легко постукивая ногтем по краю планшета. — А у нас по-прежнему никакой информации о его делах. Ты точно ничего в дневнике Ынхёка не вычитал?       — Не успел, — вздыхает Хёкджэ, перебирая ткань платка в руках. — Было столько дел, и я всё боялся, что меня раскроют, так что я не вчитывался. Да и я всё не мог сосредоточиться. Я видел строки, написанные Ынхёком, и…       — Рёук говорил, что Шивон выдрал несколько страниц из дневника, — припоминает Донхэ, наконец снова подав голос, чтобы парень не сорвался на очередную порцию рыданий. — Не думал, что скажу это, но мне даже жаль, что этот дневник не нашёл Кюхён. Уж он-то точно ничего не упустил бы.       — Да, это точно… — оценив шутку, но всё равно погрустнев, Хёкджэ рассматривает платок, не решаясь поднять голову — и Донхэ очень хочется вздохнуть, подняться с места, присесть рядом и просто обнять этого парня. Просто обнять и успокоить, как будто ничего не случилось и это по-прежнему Ынхёк. Вот только это — не Ынхёк, потому всё подобное будет непозволительно, пока они не разберутся между собой со всем, что происходило.       — Я пытался разговорить Шивона, но я так перепугался, что мне едва удалось подсказать Рёуку, с кем я и что Шивон и есть наш главный подозреваемый, — добавляет Хёкджэ, приподняв голову и доверчиво посмотрев на менеджера. — Простите меня…       — Тебе не за что извиняться. Уже то, что ты сумел дать подсказку Рёуку, можно сказать, спасло вам с Донхэ жизнь, — возражает менеджер, покачав головой. — Но, к сожалению, информации нам действительно не хватает. Он точно ничего не упомянул?       — Нет… он всё говорил о том, что если бы Ынхёк не полез в его дела — то всё было бы хорошо, — Донхэ видит, что Хёкджэ действительно старается что-то припомнить, хоть и морщится от боли — видимо, от того, что он столько плакал и напрягал разум, чтобы что-то вспомнить, голова снова начала болеть. — Шивон сказал, что если бы я не начал искать убийцу среди стаффа, то все были бы довольны. А так… я повёл себя как Ынхёк, что прозвучало иронично по словам Шивона — и я не сумел уберечь ребят от убийцы, и Ынхёк не сумел защитить девочек…       — Каких девочек? — сразу же насторожился Чонсу, и Донхэ видит, как менеджер буквально напрягся от этих слов, что-то почувствовав. — «Неужели это — ниточка, за которую он ухватится?» — лидер группы даже дыхание затаил, пока Хёкджэ, покусав губы, неуверенно добавляет:       — Я… я не знаю, правду ли сказал Шивон, но… судя по всему, его «командировка» в Японию была ненастоящей. И… раз он сказал, что Ынхёк этого не понял — возможно, много таких «командировок» были ненастоящими.       — Командировка в Японию. Действительно — в последнее время он туда зачастил… — задумчиво произносит Чонсу, и, поймав его встревоженный взгляд на себе, Донхэ наконец позволяет себе вздохнуть, тихо добавив:       — Что-то с BABYMETAL…       — Как ты думаешь, Донхэ, могли ли девушки что-то рассказать Ынхёку о делах Шивона? — уточняет менеджер, и, встрепенувшись, Хёкджэ доверчиво смотрит на лидера группы, надеясь, что тот что-то знает. Но проблема была в том, что Донхэ не знал ничего. Совсем ничего.       — Не хочу сгущать краски, но может ли быть так, что он впутал девушек в… незаконную деятельность? — Чонсу подбирает слова очень осторожно, но всё равно Донхэ становится очень страшно от того, что именно подразумевает под этим менеджер. Что касается Хёкджэ, то он и вовсе замер на койке, переспрашивая практически шёпотом:       — Незаконную деятельность? Ты имеешь в виду…       И Донхэ понимает, что этот парень, невзирая на довольно слабые познания о том, что происходит внутри агентств, всё-таки осведомлён об одной ужасающей практике, о которой даже думать страшно — не то, что говорить. Под «незаконной деятельностью» Чонсу мог подразумевать всё, что угодно, начиная от фиктивных договоров и взяточничества и заканчивая отмыванием денег, но Донхэ прекрасно понимал, что именно менеджер имеет в виду.       Несколько лет назад полиция занималась расследованием незаконной деятельности одного из крупных агентств. Судя по показаниям участниц молодёжной группы, высшее руководство агентства заставляли девушек выступать в роли эскорта для обеспеченных людей, желающих заплатить за подобное общество немаленькую сумму. Директор и прочие сотрудники, замешанные в сговоре, пользовались юным возрастом участниц, плохо знакомых со своими правами, и их неопытностью в сценическом бизнесе. К счастью, девушек заставляли лишь выступать перед богатыми мужчинами и составлять им компанию, без какого-либо физического контакта и фото- и видеосъёмки, иначе дело приобрело бы ещё один возмутительный поворот, ведь не все девушки были совершеннолетними. Но даже без этого обстоятельства история прогремела на всю страну, после чего во многих агентствах были тщательные проверки со стороны государства. И Донхэ надеялся, что директор Чон Юнхо подобного в своём агентстве не допустит никогда — и оттого предположение Чонсу пугает его. — «А что, если…»       — Н-нет, Чонсу. Я не уверен, — тихо возражает Донхэ, понимая, что в палате стало очень тихо: Хёкджэ даже дыхание затаил, немигающим взглядом уставившись на лидера группы. — Ынхёк их обожал — и потому не позволил бы Шивону их обижать и, если бы с ними произошло… что-то подобное… ему бы они точно сказали. Девушки сблизились со всеми нами, но Ынхёку они особенно доверяли, сам знаешь. Ну а молчать о таком Ынхёк бы не стал. Скорее всего, даже не побоялся бы в полицию настучать.       — Да… Ынхёк очень тепло о них отзывался, — добавляет Хёкджэ, с облегчением выдохнув. — Если бы он знал о чём-то… таком… Он бы защитил их, не раздумывая…       — Ну и, может быть, Хичоль бы тоже что-то знал в таком случае, — неуверенно отвечает Донхэ, переглянувшись с менеджером, который тоже как будто немного расслабился после этих слов. — Хотя во время последнего тура мы все были удивлены, почему Ынхёк держится в стороне от Сузуки и девушек. Возможно, он что-то узнал о Шивоне во время тура или незадолго до него, но тогда девушки скорее всего ничего не знают.       — Значит, наш след ведёт в Японию. И проблема в том, что туда я не могу полететь и отправить туда мне тоже некого, — Чонсу задумчиво постукивает пальцами по краю планшета. — Сонмин с этим не справится, проверенная охрана нужна мне здесь, с вами, а из стаффа я больше ни в ком пока не уверен. Ещё и с больницей не всё ясно. Шивон говорил, что звонил в скорую помощь и из-за недостатка времени он сообщил, что везёт вас в ближайшую больницу. Каковы шансы, что именно в этой больнице оказался человек, что сумел бы подменить медицинские карты в базе?       — В больнице никто из медперсонала не задавал мне странные вопросы, — задумчиво отвечает Хёкджэ, растерянно покачав головой. — В смысле… со мной постоянно кто-то был, да и врачи в основном лишь говорили о моём состоянии…       — Для того, чтобы подменить карты, твоё присутствие необязательно, — возражает Донхэ, дождавшись, пока Хёкджэ снова посмотрит на него, перед тем, как продолжить говорить. — Достаточно находиться в лаборатории, когда придут результаты, и иметь доступ к базе данных.       — То есть, ещё и постоянно работать с медицинскими картами, чтобы провернуть подмену данных быстро — и незаметно для коллег, — Чонсу развивает мысль Донхэ, потирая пальцами подбородок. — Неплохая версия. Мне нужно будет её проверить. А вот как быть с девушками из японского филиала…       — А помнишь, когда мы… в смысле… ребята получили награду, ты упоминал какого-то Джексона, Чонсу-хён… — Хёкджэ так привычно для себя говорит «мы» в значении «участники группы», что у Донхэ даже неприятные мурашки бегут по коже — как-то парень слишком быстро привык считать себя частью группы. Но Чонсу, не обращая внимание на эту оговорку, чуть качает головой, добавив:       — Джексон Ван. Даже странно, что Ынхёк тебе про него не рассказывал — когда он стажировался в Штатах, за стажёров отвечал именно Джексон. Мысль неплохая, но он в основном находится в американском филиале. Да и мы не знаем, не связан ли он с Шивоном…       — На месте Шивона я бы брал в оборот кого-то, кто постоянно находится в филиале, — предполагает Донхэ, стараясь абстрагироваться от ситуации и попытавшись поставить себя на место бывшего начальника службы безопасности. — Ну, чтобы кто-то точно был на подхвате. С этой точки зрения Джексон, скорее всего, чист. Да и в Штаты Шивон практически не летал с нами, а в Японию в последние годы — особенно часто.       — Он говорил о том, что помогает японскому филиалу уладить вопросы безопасности. В твоих словах есть смысл, Донхэ. Молодец, — Чонсу неожиданно для всех хвалит лидера группы, и парень даже закашливается от неожиданности: подобных слов от менеджера ранее никто не удостаивался.       — И… что теперь со мной будет? — тихо спрашивает Хёкджэ, невольно напомнив о себе. — Я ведь… даже если ты что-то выяснишь о Шивоне, я… он всё равно расскажет всё обо мне. Я… наверное, я просто постараюсь к этому подготовиться, а ты… сосредоточься на делах Шивона, Чонсу-хён.       — Ну нет. В тюрьму ты не сядешь. Мы что-нибудь придумаем, — строго добавляет Донхэ, невольно сжимая руки в кулаки и сдавленно охнув от боли. — Так ведь, Чонсу?       — Не знаю, Донхэ, — менеджер, к недовольству парня, не выглядит уверенным в словах своего подопечного. — Хёкджэ в чём-то прав. Даже если я сумею выяснить, во что ввязался Шивон — это не даст гарантии, что Шивон не расскажет о подмене.       — Донхэ, я… я всё понимаю, — также тихо добавляет Хёкджэ, аккуратно потрогав свою голову через бинты. — Я совершил много ошибок и целый месяц притворялся своим братом… Ещё и говорил, что потерял часть памяти из-за сотрясения… Я должен взять ответственность за то, что сделал — ты сам говорил, как это важно. Я скажу, что вы ничего не знали о подмене… Да и моя совесть хоть немного облегчится…       — Хёкджэ, я действительно говорил об ответственности, но одно дело — признаться в том, что у тебя есть брат-близнец, и совсем другое — сесть в тюрьму за подмену личности, — Донхэ хочется за голову схватиться от того, насколько бредово это звучит, даже несмотря на то, что является правдой. — Мы должны что-то придумать. Нельзя сдаваться так просто. Ынхёк бы не сдался.       — Но я не… — замявшись, Хёкджэ опускает голову, а у Донхэ чуть было сердце не останавливается от того, что он брякнул в порыве эмоций. — «Я что, действительно это сказал?!» — тут же осознаёт лидер группы, и ему становится очень стыдно. — «Он и так почти смирился с тем, что Шивон может его выдать — и я ещё тут совсем не помогаю ему…»       — Сбавь обороты, Донхэ. Я тоже не хочу, чтобы вся эта история вышла наружу и Хёкджэ попал в тюрьму, — менеджер приподнимает руку, чтобы Донхэ обратил на него внимание — и успокоился. — Но Хёкджэ сейчас упомянул кое-что интересное. Его сотрясение, как первое, так и второе, может нам помочь.       — Правда? — этот хрупкий на вид парень так изумлённо округляет глаза, что у Донхэ невольно щемит сердце. — «Он уже потерял было надежду… но одно слово Чонсу — и он снова может надеяться с такой силой…» — лидер группы и представить не может, как Хёкджэ удавалось быть при этом и настолько ловким обманщиком, с таким-то доверчивым взглядом.       — Есть у меня одна идея, — признаётся Чонсу, поправляя ворот рубашки. — Но есть пара загвоздок. Для неё мне нужно узнать всё о делах Шивона, чтобы он не думал, что сумел что-то скрыть от нас.       — У тебя есть две версии, которые стоит проверить, — напоминает Донхэ, насторожившись и внимательно посмотрев на менеджера. — Если по каждой удастся что-то выяснить, то у нас будет преимущество. И… что за вторая загвоздка?       — А вот вторая загвоздка не понравится ни мне, ни вам, — добавляет Чонсу, потарабанив пальцами по своему колену. — Но, судя по всему, без неё никак. Мне нужно согласие Хёкджэ на то, чтобы пойти на сделку с Шивоном.

      ***

      — «Это безумие…» — уверен Чонсу, пока едет в полицейский участок. Мужчина не сомневается в этом, когда ему приходится убеждать начальника полиции и сотрудника, отвечающего за взаимодействие полиции и работников агентства, что в качестве представителя агентства ему с подозреваемым необходимо побеседовать один на один. Понятное дело, что полицейские не были в восторге от этой просьбы, особенно учитывая то, что история с покушением на артистов уже просочилась в прессу и прогремела на всю страну, и теперь множество людей, в том числе и фанатов, ждут развязки. Вдобавок при таком раскладе требовалось обеспечить не только помещение для встречи, но и безопасность самого менеджера, раз он так настаивает на сугубо конфиденциальном разговоре.       Пак Чонсу сам до сих пор не может сказать наверняка, сработает ли его план — в одновременном желании разобраться со всеми делами Шивона и добиться наказания для него и его сообщников, со стремлением уберечь репутацию агентства и своих подопечных от скандала, а этого дурачка Хёкджэ — от тюрьмы, возникло много сложностей. И менеджеру, наверное, впервые придётся чем-то пожертвовать, чтобы добиться всего остального.       Наверное, ещё с месяц назад Чонсу не поверил бы ни Донхэ, ни Хёкджэ, решив, что они оба слишком сильно ударились головами и сошли с ума. Но какие-то чересчур непривычные изменения в «Ынхёке» менеджер замечал и сам, только не заострял на этом своё внимание. Ему изначально, ещё до аварии, показалось странным, что на его привычно резковатые указания в попытке привести этих юнцов к порядку «Ынхёк» вместо совершенно естественной усмешки съёжился на диване так, будто Чонсу сказал ему не фиксатор купить, а взять нож — и воткнуть его себе в горло, да поглубже. Да и после аварии «Ынхёк» много путался в показаниях, и так испуганно жался к Донхэ, шарахаясь даже от Хичоля, что Чонсу на самом деле начал считать, что барабанщик ударился головой и вышиб почти все свои воспоминания.       Но даже если Чонсу чего и показалось подозрительным в поведении «Ынхёка», он не сделал ничего — не спросил у врачей, у ребят, да даже у того же Шивона, что явно стал бы прикрывать весь этот обман с самого начала в своих личных целях. Чонсу не сделал ничего, приняв подобные странности за естественный процесс горевания и ношения траура — и потому и винить остальных за недогадливость и слепоту он не может.       Несмотря на обилие срочных дел, честность Хёкджэ менеджер всё-таки перепроверил, просто чтобы не ошибиться в очередной раз. Получить доступ к расходам на счетах Ынхёка оказалось проще простого — после аварии Чонсу уже приходилось быть доверенным лицом «Ынхёка», чтобы тот мог получить доступ к счетам. И в целом, Хёкджэ назвал все свои расходы с точностью до нескольких вон — деньги со счетов брата он не снимал, а все прочие траты на лекарства, продукты и разовую покупку вещей и домашних пижам Чонсу сличил по названиям магазинов и приблизительной сумме.       — «Хотя бы это частично спасёт этого дурачка, если не получится избежать тюрьмы…» — мрачно думал менеджер, пока спешил в больницу, в которую близнецов привёз Шивон. Чонсу не представлял, что он будет там искать, но рассчитывал отыскать хоть что-то — тем временем на Джексона было скинуто задание «найти всё, что покажется подозрительным. Любые сторонние доходы, вывод денег, внезапные мероприятия» с особым указанием держать рядом с собой доверенную охрану. Умница-Джексон задавать лишние вопросы не стал — сразу понял, что дело пахнет огромным скандалом, из-за которого могут пострадать все филиалы — и тут же сел на ближайший самолёт до Токио. Слепо надеяться на этого сотрудника было не самым лучшим вариантом, но иного пути у Чонсу не было. Им остро требовалось разузнать как можно больше перед тем, как идти на сделку с Шивоном.       А вот в больнице возникли новые сложности — несмотря на полную готовность сотрудников содействовать расследованию, о том злополучном утре им было известно крайне мало. Звонок Шивона был записан, но он тоже не дал никакой подсказки, хоть Чонсу на всякий случай попросил скинуть ему копию звонка. Шивон сообщил о произошедшей аварии, о своём местоположении и состоянии близнецов — и ему дали ответ, что пострадавших готовы принять в отделении реанимации. Никаких странных слов, которые можно было бы счесть за сговор, никаких длительных пауз — совсем ничего, за что можно было бы уцепиться. Дожидаясь, пока сотрудник больницы, принявший вызов, освободится для беседы, Чонсу задумчиво листал документы в планшете в смутной надежде, что он что-то упустил, а сейчас обнаружит. Но ничего. Ничего. Образцовый послужной список, никаких подозрительных связей, которые должны быть занесены в личное дело — ни единого нарекания. — «Как же ты всё это провернул?..»       — А как именно у вас происходит идентификация пациентов? — внезапно поинтересовался Чонсу, когда сотрудник был готов ответить на его вопросы. — У брата Ли Ынхёка не было при себе документов, а в медицинской карте самого Ынхёка не было информации о том, что у него есть брат-близнец.       — При отсутствии документов у пациента личность можно определить по биоматериалу. В случае погибшего Ли Хёкджэ небольшого образца крови было достаточно, а по внешнему сходству пострадавших мы изначально предположили близкое кровное родство, — пояснил сотрудник, но об этом Чонсу знал и сам, так как общие правила подобной процедуры довольно прозрачны и не являются секретом. — В случае близнецов кровь считается точным способом идентификации.       — «Значит, медицинские карты точно были подменены», — понял менеджер, но эта информация им тоже практически ничего не даёт, так как совершить подмену мог любой из сотрудников. Чонсу ничего не остаётся, как задать множество вопросов о том, как происходит сам процесс идентификации по биоматериалу и как сотрудники сверяют результаты с базой данных. Менеджер практически не надеялся на успех, но сотрудник неожиданно упомянул то, что в их больнице есть какой-то особенный протокол работы с общей базой данных с помощью программы, внедрение которой вполне успешно провела заведующая лабораторией, Квон Нара.       — «Квон Нара… Звучит знакомо», — Чонсу задумчиво покачал головой, слушая сотрудника больницы и делая заметки в планшете. Но когда менеджер попытался вспомнить, где именно он видел это имя, ответ тут же пришёл на ум сам собой — это имя он видел совсем недавно, в досье Чхве Шивона, в графе «Супруга». — «Каковы шансы, что это не однофамилицы, и что в той самой больнице, куда Шивон привёз близнецов, работает его жена, да ещё и в лаборатории, имеющей доступ к базе данных?» — зацепка кажется вполне серьёзной, но для неё необходимы доказательства, в которые Чонсу намерен вцепиться мёртвой хваткой. — «Возможно, для Хёкджэ это последний шанс…»       В итоге, после двух часов продолжительной беседы с сотрудниками больницы Чонсу наконец поехал в полицию. С самой Нарой менеджеру побеседовать не удалось — как-то слишком спешно по словам сотрудников она взяла неоплачиваемый отпуск по семейным обстоятельствам, так что в больнице её не было уже несколько дней. — «Она знает, что если Шивон заговорит — полиция может выйти на неё», — не сомневается Чонсу, пока старается выбить себе встречу с Шивоном. — «В лучшем случае она может отделаться увольнением, а если доказать её умысел, то она может пойти как соучастник. Неудивительно, что она сбежала. И в больнице она не вызвала подозрений, так как не взяла фамилию мужа. А раз он был в службе безопасности — в её досье скорее всего его имя и место работы не афишируются».       И с явной неохотой полицейские согласились на возможность конфиденциальной встречи менеджера и подозреваемого, поставив условие, что разговор не будет слишком длинным, что Чонсу не позволит себе психологически давить на подозреваемого, так как любой повышенный тон, который донесётся из комнаты, будет расцениваться как давление на Шивона, и что Шивон будет в наручниках. Чонсу побаивался того, что Шивон, пользуясь своими правами, и вовсе откажется разговаривать без своего адвоката, а в его присутствии о сделке нельзя будет даже заикнуться — но бывший начальник службы безопасности вполне охотно согласился на встречу.       — «Возможно, он уверен, что загнал Хёкджэ и агентство в ловушку?» — предполагает менеджер, сидя за столом и наблюдая за тем, как Шивона заводят в комнату. Заставив мужчину сесть за стол с другой стороны и не освободив его от наручников, полицейские ещё раз разъясняют ему права, даже несмотря на то, что Шивон в своей сфере прекрасно о них осведомлён — таковы правила протокола, которому необходимо следовать в правовом государстве.       — И для чего ты решил со мной встретиться? — интересуется Шивон, как только за полицейским закрывается дверь. — Неужели я стал тебе настолько интересен?       — Ты мне интересен меньше, чем я тебе — иначе ты бы не согласился на встречу без посторонних, — Чонсу пожимает плечами, не испытывая никакого удовольствия от того, где ему приходится находиться — и чем заниматься. — Я здесь по делу, и ты об этом знаешь. Что ты уже успел рассказать адвокату?       — Пытаешься чистосердечное из меня выбить? — малейший интерес в глазах мужчины тухнет сразу же, едва загоревшись. — А я считал, что ты гораздо умнее. Мой адвокат ещё не прибыл в Корею. А вот когда он прилетит — тогда я и заговорю. Это всё, что ты хотел узнать?       — Шивон, я серьёзно, — Чонсу хмурится, постучав ногтями по краю стола. — Не трогай парня. Ему и без тебя проблем сейчас хватает, как и всем нам с твоими делами.       — О как. Запела птичка, значит, — посмеивается Шивон, легко покачав головой, как будто его только радует эта новость. — Даже странно, что ты первый не помчался сдавать его полиции. Он же закон нарушил, и не раз, ещё и за твоей спиной. А у меня никаких дел нет. Ты явно что-то напутал, Чонсу.       — Вот только дурачка из себя не строй, — менеджер недовольно фыркает — этот разговор нравится ему всё меньше, в особенности из-за уверенности Шивона в том, что он отделается легче этого глупого мальчишки, Хёкджэ. — Прослушки на мне нет.       — Даже если бы она на тебе была — ты не смог бы использовать её как доказательство в суде, не уведомив меня предварительно, — Шивон пожимает плечами, чувствуя себя совершенно расслабленно. — Так что ты от меня хочешь?       — «Мне совершенно не нравится то, что я хочу предложить тебе, Шивон», — думает Чонсу, мрачно рассматривая мужчину перед собой. — «Ровно как и Донхэ был категорически против такой возможности. Но другого выхода у нас и вправду нет, так что…»       — Оставь Хёкджэ в покое, — менеджеру приходится первому назвать имя выжившего близнеца. — Он и так настрадался, не без твоего вмешательства. От его имени я предлагаю тебе сделку. Ты забываешь о том, кто он на самом деле, а он… не будет предъявлять тебе обвинения за смерть Ынхёка.       — Серьёзно?! — несмотря на то, что Шивон явно продумывал множество исходов этой встречи, такого предложения он не ожидал. — И парни тебе это позволили? Да и с каких это пор ты считаешься его представителем?       — Они не в восторге от этого предложения, но это будет неплохим гарантом твоего молчания, — Чонсу пожимает плечами, сухо кашлянув. — Пока он «Ынхёк», я считаюсь его представителем. И не увиливай от темы — тебе самому это будет выгодно. Одно дело — получить обвинения за незаконную деятельность и нападение на свидетелей, и совсем другое — обвиняться в убийстве. Ты сядешь, Шивон, и надолго.       — Какую незаконную деятельность? Впервые слышу. А вот после моего слова агентство потонет в скандале, — напоминает Шивон, чуть усмехнувшись. — А учитывая, что у вас нет доказательств — в тюрьму сядет только Хёкджэ. Даже жаль его. Милый мальчик. Наивный. Представляешь, что с ним сделает общественность, когда узнает, что он...?       — Так, мне это надоело, — Чонсу сердито хлопает рукой по столу, с трудом сдержав желание схватить Шивона за грудки. — Ты уверен, что ты хозяин положения, верно? Не сомневаюсь, что ты даже придумал повод для драки с парнями, что можно будет приравнять к самообороне.       Шивон молчит, не перебивая речь Чонсу, но по его взгляду менеджер понимает, что нечто подобное подозреваемый и продумал. — «Хотя бы в этом он оказался предсказуем», — думает Чонсу, старательно подбирая слова, чтобы не поддаться назревшему гневу и не выйти за рамки субординации:       — Но вот, чего ты не учёл, Шивон — ты не учёл меня. Что бы ни случилось, Хёкджэ теперь — часть группы, часть их семьи. И если ты попытаешься ему навредить — я тебе обещаю, я найму лучших адвокатов, подниму всю общественность и переверну филиалы вверх дном, если потребуется. Весь мир узнает, что ты убил Ынхёка — и тогда ты сядешь надолго и сломаешь себе жизнь.       — Зачем тебе этот парень? — задумчиво вопрошает Шивон: на первый взгляд его выражение лица не изменилось, но тень сомнения всё равно поблёскивает в его глазах. — Он — никто. Стоит ли из-за него так рисковать своей работой?       — Но для парней он — всё, — твёрдо отвечает Чонсу: и почему-то, когда он это говорит, всё вокруг становится таким простым и понятным. — А это значит, что и я буду нести за него ответственность.       — Ну понятно, — Шивон пропускает короткий смешок, широко улыбнувшись. — Ничего не изменилось. Ты снова печёшься о группе, а не о них самих. А они так и продолжат лгать и нарушать закон за твоей спиной. Этого ты хочешь?       — А вот это уже не твоё дело, — отрезает Чонсу, сердито посмотрев на Шивона. — Я защищу их, если потребуется. В том числе и Хёкджэ. И я не шучу. Попробуй хотя бы посмотреть в сторону Хёкджэ — и ты узнаешь, что я могу.       — И что ты можешь? — мужчину как будто его слова только веселят — учитывая, что Шивон и Чонсу вместе работали не первый год, о части возможностей друг друга они явно осведомлены. — Что такого ты можешь сделать? Никаких доказательств у вас нет и не будет.       — Твои сведения устарели, — поясняет менеджер, откинувшись на спинку стула. — Знаешь, я просмотрел архивы дела о произошедшей аварии. Было очень любопытно обнаружить, что информация о подспущенных шинах была так умело скрыта.       — Что-то с шинами? Впервые об этом слышу, — Шивон, видимо, прекрасно владеет собой, так как ни мускул не дрогнул на его лице. — Да и они могли напороться на что угодно. Сам знаешь, как Ынхёк лихачил.       — Но вот незадача — Хёкджэ прекрасно помнит, что с шинами было что-то не так. А учитывая то, что «из желания уберечь Ынхёка» с полицией общался только ты — я совсем не удивлюсь тому, что эта информация не попала в отчёт, — Чонсу говорит медленно и спокойно, отчётливо, факт за фактом, наблюдая за реакцией Шивона. — И я ещё не говорил об этом с полицией, но вычислить имена тех полицейских, с которыми ты беседовал, и задать им пару наводящих вопросов будет не так сложно. Более того — от места аварии можно будет легко вычислить, откуда ты их преследовал, если возбуждать дело об убийстве Ынхёка. И мы оба знаем, что по городским камерам твоя машина засветится сразу за машиной Ынхёка, на всём их пути от самого общежития.       — У общежития нет камер, — возражает Шивон, явно поубавив пыл самоуверенности. — После их недавней драки мы это выяснили. А учитывая, что Ынхёк парковался именно там — у вас всё равно не будет информации, кто подспустил шины.       — Допустим. Но ты правда уверен, что полиция не вцепится в тебя и не отследит твои перемещения посекундно? — уточняет Чонсу, задумчиво потерев подбородок. — Особенно когда всплывёт, что ты должен был быть в Японии и никто в агентстве не в курсе, что ты уже давно вернулся в Сеул? А ещё и с твоими делами, о которых знает Ынхёк… В общем, отвертеться у тебя не выйдет. Ты попался, Шивон. Более того, вместе с тобой попался тот, кому ты уж точно не захочешь портить жизнь.       — Ты о чём? — Шивону не удаётся остаться невозмутимым — и порывистые слова слишком спешно срываются с его губ. — Кого ещё ты решил впутать в свои ложные теории?       — Для тебя нет ничего святого, Шивон — но ты явно не дурак. Ты прекрасно понимал, что анализы, сделанные по биоматериалу, выдадут подмену братьев, — спокойно продолжает Чонсу, убедившись, что Шивон крайне заинтересован его словами. — Даже у близнецов анализы отличаются, так что Хёкджэ бы не удалось выдать себя за Ынхёка без постороннего вмешательства. Он на ногах еле стоял и рядом с ним постоянно кто-то был, так что договориться с врачами он не мог. Остаёшься только ты. У тебя было время — и были возможности.       — Служба безопасности не связана с медицинской базой, — спешно отвечает Шивон, нервно облизнув губы, и Чонсу понимает — он попал в точку. — «Значит, я не ошибся. Он в ловушке и ему придётся пойти на сделку», — уверен менеджер, потому и добавляет, растянув уголки губ в снисходительной усмешке, которая ещё пару минут назад не сходила с лица Шивона:       — Верно, сам пробраться в медицинскую базу ты не мог. Но твоя супруга так кстати работает в той больнице, куда ты привёз близнецов. Более того — она ещё и начальник лаборатории и имеет доступ к специальным программам. Не удивлюсь, если в тот день ты и звонил ей примерно в то же время.       — Нет. Ты что-то напутал. Нара не при чём, — мужчина даже садится ровно, уставившись на менеджера, и, наверное, впервые Чонсу видит в глазах Шивона эмоцию, похожую на страх. — Да и звонить жене — не преступление.       — Звонить жене — действительно не преступление. А вот подменять медицинские карты и покрывать убийцу — вполне себе преступление, — резюмирует менеджер, покачав головой. — Если суд сочтёт, что она просто «ошиблась» в анализах — её уволят, вот и всё. Но что, если будут доказательства её умышленной подмены медицинских карт?       — Нет. Заткнись. Ты её не тронешь, — голос Шивона становится ниже и грубее, а руки невольно сжимаются в кулаки. — Не впутывай её в это, ясно тебе?!       — Почему же? Ты же намерен разрушить агентство и жизнь Хёкджэ — так почему я не могу озвучить все свои подозрения полиции? Особенно если учесть, что всё, что выяснил я, они смогут перепроверить в течении суток? — интересуется Чонсу, снова постучав ногтями по столу. — И то, что она сбежала, ей не поможет. Ты знаком с системой, Шивон. Её найдут. И я уверен, что в женской тюрьме ей совсем не понравится.       — «На счастье Хёкджэ, Шивон слишком любит свою жену, чтобы тянуть её за собой как соучастницу», — думает Чонсу, многозначительно кивнув. — «И если бы Хёкджэ сразу рассказал всю правду, мы бы могли упечь Шивона за решётку ещё и за убийство, но… всё-таки придётся чем-то пожертвовать. Прости, Ынхёк, но придётся пожертвовать тобой, чтобы твой брат не сгинул в тюрьме».       — Я тебя предупредил, Чхве Шивон, — мрачно добавляет Чонсу, внимательно наблюдая за Шивоном. — Если ты потянешь Хёкджэ на дно — там окажешься лишь ты сам, вместе с твоей женой. А Хёкджэ я спрячу в психиатрической клинике. Выдать его обман за потерю памяти будет не так сложно. Пролечится — и выйдет свободным человеком.       — Ты блефуешь, — Шивон тяжело дышит, чуть было не забывая моргать. — Ты не будешь врать ради него.       — Хоть раз я тебе врал? — интересуется менеджер, подпирая голову рукой. — А у Хёкджэ благодаря тебе столько зафиксированных сотрясений… Думаешь, это будет так сложно?       — Ладно. Чего ты хочешь? — перебивает его Шивон, нервно дёрнув плечами. — Кажется, ты говорил о… сделке?       — А вот это уже другой разговор, — Чонсу согласно качает головой. — Давай начнём сначала. Начнём с твоих незаконных дел в Японии и твоих подельников. И не вздумай врать.