schein

      Первые дни осени были сильно дождливыми, и это то, что совершенно точно мёртвой хваткой вонзится в память. Стоило признать, что в таких условиях сильным был тот, кто думал не только о себе, и это был не Чимин. Хоби все похороны держал над ним и его мамой зонт, который то и дело крыло сильным ливнем и колыхало порывами ветра. Чонгук накинул на него свой пиджак, для Чимина уже второй, и это несмотря на то, что в период рецидивов Гук постоянно мёрз. А что сделал Чимин? Пока ничего. И от этого он чувствовал себя ужасно.       Почему смерть Шейна превратила близость с друзьями в состязание? Раньше он даже не пытался сравнивать или взвешивать вклад каждого из них. Почему это изменилось? Почему он был уверен, что от него теперь ждали что-то в ответ и что ему никак нельзя тянуть с ответной заботой? Это в буквальном смысле сводило с ума.       На похоронах никто из них не плакал. Даже в тот момент, когда Чимин впервые с последней встречи увидел брата, лежащим в гробу, он не проронил ни слезинки. Татуировку на шее в виде слова-надписи ему безуспешно пытались замазать. Но даже это казалось больше нелепым, чем обидным до слёз. Возможно, дело было в маме, для которой, кажется, произошедшее вовсе не стало разрушительным ударом, и она старалась относиться ко всему философски. А возможно, дело было в отце, который не приехал. Если бы он просто не успевал из-за дальнего расстояния и большой разницы во времени, Чимину было бы плевать. Но отец просто сослался на то, что дело в этом, чтобы в принципе не планировать поездку.       Если бы не мама, Чимин бы ушёл с Хоби и Гуком домой и не выходил бы оттуда до прихода солнечных дней. Но мама прилетела из другого города, и нутро подсказывало, что ей стоило уделить немного внимания. Она много разговаривала с бывшими одноклассниками сыновей, преподавателями школы и университета. А ведь Шейн ни капли не преувеличивал, когда ссылался на то, что его просто сильно любят или что по нему скучают. Знать бы, что за секретная харизма в нём привлекала других, но людей на прощании было больше, чем представлял себе Чимин. Сам же он рассчитывал всего на четверых присутствующих. Он недооценивал Шейна?       Хоби с Гуком говорили с его матерью больше, чем он сам. Рассказывали о делах и опять о Шейне, говорили что-то о Чимине, а потом опять о делах. К тому времени, когда мама спросила разрешения уехать сразу из-за неотложных дел, Чимин понял, что рад этому, потому что за два дня её присутствия был изрядно вымотан. И это несмотря на то, что она была из числа самых лёгких людей, потому что не доставляла неудобств. Возможно, дело было в отдалившихся отношениях, но Чимин сильно не хотел встречать её в аэропорту и провожать обратно, однако свою волю выразить бы не посмел. А мама тем временем самолично снимала с него этот груз. Таким образом, в аэропорт она решила уехать сама, как и приехала, призывая трёх парней к благоразумию таким тоном, словно на её проводы выстроилась очередь.       Но, опять же, мама не была тяжёлым гостем. По крайней мере, её появление было ожидаемым. Но не успела она захлопнуть дверцу такси через три часа после похорон, как Чимина окликнул голос Юнги.       — Салют, — сказал брюнет, ступая по узкой дорожке, ведущей к дому. — Ходят слухи, что у тебя умер брат.       Из-за того что Хоби с Гуком не хотели мешать его прощанию с мамой, на улице Чимин был один. И сейчас это было телесным дискомфортом.       — Это соболезнования? — спросил Чимин.       — Не хочешь зайти внутрь? — кивнул Юнги из-под капюшона куртки на входную дверь, будто он сам тут жил. — Дождь хлещет.       Если бы не погода или если бы Чимин соображал чуть лучше, он бы не впустил его в дом, чтобы не провоцировать внутри враждебную обстановку. Но сейчас его это не особенно волновало, так что он зашёл в дом, снял обувь, сложил зонт, намочив пол дождевой водой, и направился в кухню. Юнги шёл следом.       В серой из-за недостатка солнечного или искусственного света кухне Хоби сидел за обеденным столом, Гук же стоял у окна, засунув руки в карманы брюк. И при первом взгляде на незваного гостя никто из них не проронил ни слова, словно зашедший с Чимином парень был плодом воображения.       — А, при тебе опять эти гиены, — первым заметил Юнги.       — Чё-то не вчехляю… — протянул Хосок, когда обрёл дар речи. — Ты заблудился?       — У меня деловое предложение, вас ебать не должно.       — Ха-ха… Что, чёрт побери, происходит в твоих мозгах размером с горошину? Засунь своё предложение себе в жопу и съебись отсюда.       — Хоби, прекрати, — попросил Чимин.       — Ты ему что-то должен? — спросил Чонгук.       — Любопытно… Так ты не рассказывал своим самым лучшим друзьям? — удивился Юнги и изогнул губы в довольной и хитрой улыбке, подобно Чеширу.       — Я говорил, что помогал другу. Он должен был Юнги денег, а я попросил переиграть так, чтобы у него была возможность откупиться. В итоге мы сошлись на том, что я выйду на ринг с таким же новичком или любителем, как я. Это всё, — закончил Чимин короткую объяснительную речь.       — Я всё равно был занят в этот день и ничего не видел, но мне успели рассказать, как всё прошло, — довольным тоном, чуть ли не брызгая необъяснимой гордостью, говорил Юнги и вдруг жестом старых друзей обнял Чимина вокруг шеи. — Я ещё сто лет назад тебе предлагал попробовать ходить со мной. Если бы согласился, сейчас бы тут не сидел. Кстати, тот парень говорил, что ты ведёшь свой блог по психологии?       — Руку убери, — тихо и не то скучающе, не то бесцветно попросил Чонгук, перебирая пальцами собственный перстень в кармане брюк. Ему не нужно было следить за реакцией Чимина или дожидаться её, и Гук сказал это ровно в тот момент, как лицо блондина исказилось напряжением, так что Чонгук, пусть и не так быстро, как хотел бы, всё же опустил взгляд в пол. Словно у него села батарейка. Да, у него было недостаточно энергии, чтобы и дальше выражать мысли словами, но подойти и устранить раздражитель он мог в два счёта, а потому хотел дать шанс на исправление.       — А? — отозвался Юнги.       — Держи свои ветки при себе, — лениво повторил Хосок и склонил голову набок, когда привлёк к себе внимание. — Я сказал, убери свою грязную руку от него.       Юнги посмотрел в его сторону и прищурился:       — А то что?       — В табло пробью.       — Ты всегда так много болтаешь. Тебя уже никто не слушает или ты его парень?       — Точно, парень, — кивнул Хоби. — Ревнивый боксёр-собственник, который звереет, когда видит, как его трогает левый чел. Убери ручонку, или я снесу тебя с полушария.       Но Чимин сам убрал руку Юнги со своего плеча.       — Хватит. Если ты пришёл разговаривать о том, что было в тот день, то мне это неинтересно. Я хотел помочь Тэхёну, и у меня получилось. Тебе лучше уйти, Юнги. Я провожу, — выразительно добавил он и давящим взглядом и выжидательной позой кое-как заставил незваного гостя выйти из кухни.       — Мелкий уродец, — проскрежетал Хосок, когда они с Чонгуком вновь остались вдвоём. — Кто вообще его звал на похороны?       — Он не был на похоронах. Меня больше волнует, что ему нужно... Даже не знаю, Хоби, поблагодарить тебя или вмазать, — честно признался Чонгук.       На этот комментарий Хоби резко обернулся с крайне удивлённым выражением лица:       — Да харэ. Я всё сделал правильно, ты же видел, как его перекосило? Не хватало ещё, чтобы он опять застрял в своей комнате и стёр себе руки до мяса. В другой раз ты мог сам, но, пока ты заторможенный, помог я. Всегда пожалуйста.       — Не увлекайся.       — Понял, понял, — заверил Хоби, поднявшись со стула. — Больше никаких словечек про парня. Хотя я всё ещё натурал.       — Это здесь ни при чём... Я ревновал к тебе в детстве и не хочу возвращаться к тем ощущениям. Они мне не нравились, — вытащив из кармана брюк руку в перчатке и потерев шрам на щеке, задумчиво протянул Гук.       — Ха… Ха-ха! Юмор не твоё, приятель, — утешающе похлопал его Хоби по плечу и сообразил поднять глаза на Чонгука. — Чё… Ты всерьёз? Это я ревновал к тебе! Я пришёл, когда вы с Чимином уже были не разлей вода.       — Мы были просто друзьями, пока ты не появился.       — А, видишь, даже здесь я вам помог. Не стоит благодарностей… Мне нужно будет уйти до утра, так что, пока я здесь, давай выставим эту скотину, мало ли что ему взбредёт в башку… — протараторил Хоби, но вдруг застыл у самой двери и обернулся. — Подожди-подожди-подожди! Ты самый младший, но я появился, когда мне было одиннадцать, а этим двоим — двенадцать…       — Думай поменьше, — тихо посоветовал Гук и пихнул его в плечо, чтобы пройти.

***

      Поздней ночью, сидя на скамейке у чужой многоэтажки, Чимин заметил, что луна сейчас была растущей. Примерно после обеда небо прояснилось, а ветер стих, так что среди разорванных кучевых облаков полупрозрачный месяц всё равно выделялся.       Чимин выдыхал сигаретный дым вверх, как будто пытался залатать прорехи в облаках. А на самом деле отсчитывал время, которое Хоби проводил в чужом подъезде. Если друг задержится, то он всё поймёт и… вернётся домой? Он и сам не знал. Как и то, каким образом и почему оказался вдруг здесь, когда совсем недавно он сидел в гостиной в компании Чонгука.       Входная дверь второго и незнакомого Чимину блока открылась, и на улицу вышел Хосок. На этот раз он был в одиночестве, хотя заходил в компании, и кутался в лёгкую куртку от вечерней прохлады. Он настолько погрузился в собственные мысли, что, если бы Чимин не подал голос, друг, скорее всего, не обратил бы на него внимания.       — Интересно… Ты говорил, что вернёшься только утром, так куда ты идёшь? — тихо спросил Чимин.       — Ну ты и долбоёб! — непритворно вздрогнул Хоби и остановился недалеко от скамейки. — В сталкеры затесался? Какого хрена тут делаешь посреди ночи?       — А ты? Я же говорил, что пойду с тобой, предатель.       — Я и не ходил! — возмутился Хосок. — Хотел, но… Хуёво, что я всё ещё его боюсь, да? Слюнтяй, а не боксёр.       — Хоби, не надо так…       — Заткнись, я знаю, о чём говорю, — резко перебил друг. — Он давит мне на мозги, даже когда я его не вижу. Короче, потом я встретил дочь соседки из соседнего подъезда, проводил её и собирался... Слышь, как ты вынюхал, что я здесь?       — Никак, пришёл наобум и увидел, как ты заходишь в соседний подъезд с какой-то девицей. Это и есть дочь соседки? Красивая.       — Ха. Когда ты научился дерзить?       — В чём тут дерзость? Она же правда красивая.       — Какого хрена ты тут делаешь, Чимин? — повторил Хосок.       — Не знаю.       — Не знаешь?       — Наверное, хотел увидеться с тобой, — Чимин потушил тлеющий окурок об ободок мусорной урны, выбросил и нервозно сжал пальцы при переплетении своих рук. — Я вроде как не знаю, что со мной происходит. Половину дня я в порядке, в другую половину дня так бы и прыгнул в реку с моста. Хочу утопиться.       — Заебись. Зачем ты говоришь мне такие вещи?       — Разве ты мне не друг? Если даже тебе я не могу сказать об этом, то дело дрянь. Знаешь, почему незнакомцу иногда проще высказаться, чем близкому человеку? Потому что в глазах чужого человека ты не можешь упасть. Не знаю почему, но, когда я хочу поговорить с тобой, я не чувствую, что ты можешь осудить меня или разочароваться во мне. Ты мой близкий незнакомец, к которому я могу прийти, когда хочу скрыться от всего.       — И что ты хочешь сказать мне, близкому незнакомцу? — спросил Хоби.       — Не знаю. Ничего.       Хосок вздохнул, шагнул ближе, опустившись перед Чимином на корточки, и взял за руки поверх замка.       — Мы со всем разберёмся, ясно? У тебя всегда есть я и Гук.       Чимин молчал.       — Но ты этого сейчас не чувствуешь, я понял. Вставай и иди со мной, — сказал Хосок, поднявшись на ноги.       Вероятно, именно это ему сейчас и было нужно: идти за кем-то. Потому что Чимин не тянул время и не тратил его на раздумья, а просто последовал за другом.       — А где Гук? — спросил Хосок.       — Спит.       — Ха! Это ненадолго.       — Не уверен. Я напоил его, чтобы он не волновался и не искал меня, — открыто признался Чимин.       Хосок настороженно покосился на него.       — Хочешь съебаться?       — Не знаю.       — Ладно, приятель, об этом позже. Жди меня вон на той лужайке, я сейчас, — кивнул Хоби перед собой и, достав телефон из кармана джинсов, зашёл в маленький круглосуточный магазинчик.       Чимин прошёл вперёд до небольшого «зелёного» островка с одним лишь газоном рядом с пустой дорогой. Сразу за лужайкой, через пару метров, был страшный металлический забор, а слева, рядом со служебным входом в магазин, располагались такие же ужасающие большие мусорные баки. Странно, что в этом богом забытом месте было пусто. Наверняка Хоби нередко носился сюда в детстве, чтобы купить отцу спиртное.       Руки зудели и сами тянулись к пачке с сигаретами. Но Хоби вышел из магазина прежде, чем Чимин успел снова закурить.       — Убирай их и пей, — протянув маленькую матовую бутылку, друг сел рядом на газон.       — С каких пор мы пьём рисовую водку?       — С этих. Пей, сказал. — Хоби сам открутил горлышко от стеклянной бутылки и вновь протянул её Чимину. — Нужно развязать тебе язык.       — Не буду.       Хосок вздохнул, сделал два больших глотка и поднёс бутылку к его рту. Казалось, будто совсем недавно подобное послужило бы сильнейшим триггером. Как рука Юнги у него на плече сегодня. Раньше Чимин и мечтать не мог, что действительно самые близкие ему люди станут единственным исключением, с кем не будет срабатывать неприятный механизм по запуску старых реакций.⁶       — Твоя очередь. Или насильно волью, — предупредил Хосок, по-прежнему держа в руке бутылку.       Чимин равнодушно посмотрел на него.       — Получше ничего не мог взять?       — Зачем? Рисовую водку ты на дух не переносишь, а значит, не напьёшься, как свинья.       — Тогда зачем вообще пить?       — Говоришь, как мой отец. — Быстро схватив его за подбородок, Хосок сунул горлышко бутылки Чимину в рот и стал вливать в него содержимое, большую часть проливая ему на толстовку.       Отпихивать его от себя и кашлять Чимин стал раньше, чем понял, что вообще происходит.       — Другое дело, — вполне довольный собой, заключил Хоби.       — Ты совсем сбрендил?! — откашливаясь и вытирая рот, вскрикнул Чимин. — Я весь мокрый, болван!⁷       — Не зима, высохнет, — пожав плечами, заверил Хосок и безрезультатно попытался отряхнуть в миг промокшую толстовку.       — Отвали от меня. Псих!       — Сиди смирно, — задержал его за руку Хоби, когда Чимин пришёл к выводу, что прийти сюда оказалось худшей из идей, и он решил уже свалить куда глаза глядят.       — Я сказал: отъебись! — пихнул его Чимин и вскочил на ноги.       — А, бесишься? Ну давай, врежь мне! — кивнул Хосок и раскинул руки в стороны, намекая на карт-бланш.       — Да пошёл ты.       В этом импульсе не было логики, но был необъяснимый прилив жгучей обиды, которая провоцировала желание буянить и грубить, бежать и плакать. Но Хосок схватил его за локоть:       — Я тебя никуда не пущу.       — Тебя забыл спросить!       Честно говоря, когда друг притянул его ближе и обхватил его лицо ладонями, Чимин, зажмурившись, предположил, что сейчас на себе испытает его фирменный апперкот или хук справа. Но Хосок лишь встряхнул его лицо.       — Эй, а ну, посмотри на меня! Это я, Хоби. Тебе это хоть о чём-то говорит?       Чимин долго вглядывался в него, словно пытался узнать. Он ведь не отчитывал его за плохое поведение, но почему-то обида сменилась виной. И когда он заметно присмирел, Хосок ласково шлёпнул его по щеке.       — Вот так-то, — заключил друг и как ни в чём не бывало сел обратно на газон.       И нелепо и обыденно. Раз для них обоих это было чем-то нормальным, то по ним точно плакали врачи психиатрии. Чимин вернулся на лужайку, схватил бутылку с остатком рисовой водки, допил жалкий остаток и тут же съёжился.       — Успокоился? — каким-то безмятежным тоном спросил Хосок. — Хорошо, что я взял маленькую бутылку. Я хотел развязать тебе язык, а не сделать так, чтобы он у тебя заплетался. Ну что, готов поговорить?       — О чём?       — О том, что ты тоскуешь по Шейну.       Не ожидая выстрела в лоб, Чимин встретился с другом взглядом, и его глаза тут же наполнились слезами. Хоби придвинулся ближе, касаясь его плечом, и стал говорить тише.       — Всё нормально, здесь тебя никто не видит, кроме меня. Можешь не притворяться.       Чимин не сказал ни слова и, доверившись окончательно, прижался лицом к его плечу, пряча слёзы в складках чужой куртки.       — Знаю, — ласково произнёс Хоби, комментируя невысказанное. Отсутствие с его стороны поглаживающих и откровенно утешающих жестов служило успокаивающим, умиротворяющим явлением. Всё, что он делал, — это касался острым подбородком чиминовой макушки. — Из твоей жизни жестоко выдернули самого важного человека, это так просто не пройдёт. То, что ты чувствуешь, — нормально. Не надо строить из себя героя, никто от тебя ничего не ждёт. Ты не должен делать вид, что ты в норме, понял? Будь честен с собой и с нами. Если ты сейчас сбежишь, лучше не станет. Это внутри тебя — а значит, последует за тобой. Уж поверь, я знаю, о чём говорю. Тебе придётся столкнуться с этим лицом к лицу. Ты в этом не один, поэтому вместе мы разберёмся.       Отсутствие осуждения и требовательности — именно то, в чём он так сильно нуждался. Хоби не говорил, что нужно взять себя в руки и жить дальше. Или что всё рано или поздно пройдёт. Даже его подставленное плечо как бы говорило, что нет ничего страшного в том, что у тебя нет сил. И в то же время он был прав, когда говорил, что в этом он был не один. Разве не поэтому сейчас они старались держаться вместе? Потому что каждый был сломлен по-своему.       Чимин отстранился от него, вытерев лицо рукавом толстовки, и обратил взгляд на собственные руки.       — Даже не знаю, смог бы я сбежать. Как подумаю об этом — руки зудеть начинают. Но я не знаю, что мне делать с Гуком.       — А что с Гуком? — накрыв его руки своими, нерабочим триггером разрывая тем самым зрительный контакт с другим раздражителем, спросил Хосок.       — Сложно объяснить, там много всего... Он считает себя виноватым, и мне кажется, что он видит во мне Шейна. Я даже смотреть на него не могу, когда чувствую, как разочаровываю его. Кажется, я уже ни на что не способен. Раньше я как-то умел его сдерживать и вместо приступов выводил на эмоции. Я тебе говорил тогда на кухне, что куда лучше, если он разозлится или покричит, но сейчас… У меня ничего не выходит. Мне кажется, чем дольше я маячу у него перед глазами, тем ему хуже. Тот, кого я люблю, себя не жалеет, а я ничего не могу с этим поделать.       — Дай ему время, Гуку тоже нужно принять всё это. И в зеркало давно смотрел? Ты не копия Шейна, ты в курсе? Хуёво, если Гук думает, что ты сам его винишь, когда съёбываешь от него. Если ты думаешь, что очередной побег решит все проблемы, тебя ждёт большой облом. От нас не так легко отвязаться. Семья — это навсегда, ты сам это говорил на посвящении. Но если ты думаешь, что это было давно и сейчас всё безвозвратно изменилось, то ты долбоёб.       Чимин промолчал.       — Тот, кого любишь, значит... Умереть не встать. Ты первый раз при мне обозвал его так.       — А то ты не знал.       — Это неважно, — ответил Хосок, — прямо-то ты не говорил. Хотя Гук тоже, но он уже давно забил. Даже не помню, с какого момента он перестал скрывать, кто ты ему. Ха-ха, зато я помню, как лет шесть-семь назад, в самый расцвет пубертата, когда ваша мама только съехала, мы с Шейном пару раз подслушивали вас по ночам, когда я ночевал в комнате Шейна, а Гук — в твоей. Но вы либо разговаривали, либо у вас было ебать как тихо, и это было странно. Вот только не надо так смотреть, мы это делали, потому что никто из вас не признавался!       — Это вас не оправдывает! Конченые извращенцы.       — Да ладно тебе, мы были подростками. Можно спросить?       — Нет, нельзя. Это не твоё дело, Хоби!       — Ха-ха, о чём ты подумал? Я хотел спросить: тебе полегче? Может, домой пойдём? Если Гук проснётся до твоего прихода, он свернёт мне шею за молчание. Тебе лучше поговорить с ним, а не с посредником.       — Я думал, это тебя все боятся, а не наоборот, — удивился Чимин.       — Так и есть, но, если речь о тебе, Гук придаст мне форы. Только держи рот на замке.

***

      Бес его знает, как ему удалось просидеть всё это время на диване и не сорваться. Кажется, он старался не думать вовсе. Правда, в случае с навязчивыми мыслями каждый раз это буквально игра на выживание. Так или иначе, Чонгук сидел в чёрных брюках, в которых был на похоронах, и белой рубашке, застёгнутой на все пуговицы, с закатанными рукавами, когда двое парней ввалились в дом.       — О, здарова, — намеренно небрежно бросил Хосок, чтобы не спалиться перед Чимином. — Иди в душ, я сейчас принесу тебе что-нибудь чистое и оставлю под дверью.       Чимин закрыл дверь ванной комнаты, а Хоби, как выпущенная из бутылки с игристым пробка, сносился на второй этаж за одеждой и оставил её у душевой, постучав по косяку. И только после того как Чимин забрал вещи и вновь закрыл дверь, Хоби наконец, со вздохом опустившись на диван, присоединился к Чонгуку.       — Он совсем расклеился, — сказал Хосок.       — Что говорил?       Друг повернулся к нему и встретился глазами. Взгляд у него был немного шальной, а лицо уставшим. Именно сейчас Гук видел в нём себя, когда ночами напролёт они с Шейном разыскивали по всему городу надравшегося в стельку Хосока.       — Сказал, что хочет утопиться. Что я должен был сделать? Я дал ему немного рисовой водки, вывел из себя и заставил поплакать.       Чонгук молча опустил голову.       — И ещё был один момент… В общем, я боюсь, что он либо съебётся, либо сорвётся.       — Понятно. Я думал, что это случится сразу после того, как он узнал.       — Будь поаккуратнее, — посоветовал Хосок.       — Зачем ты сразу отправил его в душ?       — Я пролил на него водку, — виновато искривив рот, признался Хоби. — Довольно много. Надо было оставить его в грязном? Хуёво, что нет правильного ответа.⁸       — Ему пока нужно давать меньше времени на размышления и меньше свободы.       — Может, нам уехать на пару дней? На озёра, например? Я могу спиздить новую тачку у папани. Мы её ещё не видали, но она должна быть на ходу.       — Звучит неплохо, — ответил Гук и устало потёр пальцами злосчастный шрам. — Только сегодня ему это не предлагай, он воспримет в штыки. И вообще нужно…       — Понял, понял, — перебил Хосок. — Я всё сделаю правильно, не волнуйся. Значит, ты вообще не спал? Чимин был уверен, что смог тебя напоить.       — Я быстро просёк, поэтому притворился. Думал, он сбежит, поэтому шёл за ним, пока вы не встретились, потом вернулся. Так что когда ты написал, что он с тобой, я уже был в курсе.       — Ни хрена не удивлён. В таких ситуациях вы пугающе похожи. Почему не вышел следом?       — Потому что он нуждался в тебе, — сказал Чонгук и серьёзным взглядом посмотрел на друга. — Иногда ему нужен именно ты.       — Ты же знаешь, что я готов убить за него.       — Об этом я и говорю. У вас есть своя особенная связь, не такая, как у нас с тобой.       — Эй! Тебя я тоже люблю.       — Я не это имел в виду.       — Я тоже люблю тебя, Хоби, — не то подсказал, не то перевёл Хосок.       Чонгук хотел потянуть уголок губ в улыбке, но в результате получилось только кивнуть.       — Сам-то в порядке? Принести что-нибудь выпить?       — Хватит уже на сегодня, — сказал Гук. — Не превращайся в своего папашу.       В этот момент дверь ванной комнаты открылась, и в гостиную вышел Чимин в чёрных домашних брюках и чёрной футболке.       — Эй, иди-ка сюда, — вскочил Хоби, усадил Чимина на своё место и стал сушить ему волосы полотенцем, с которым вышел блондин.       Пустую комнату медленно заполнило лёгким шлейфом аромата ореха макадамии. Значит, в действительности запах был ярче, и от этого было немного обидно. Однако один из плюсов в отсутствии или подавлении приступов: пусть и хромое, но всё же функционирование рецепторов. Он ведь и вовсе мог этот запах не учуять.       — Хочешь есть? — поинтересовался у Чимина Хосок. — Или воды?       — Просто воды. Спасибо, Хоби.       — Сейчас, — друг кинул Гуку полотенце и умчался на кухню.       — Если хочешь поворчать, то давай сразу, — не поворачивая головы, сказал Чимин.       — Почему я должен ворчать? — спросил Чонгук и впервые в жизни стал сушить ему волосы полотенцем.       — Я не смогу ничего объяснить.       — Тебе и не надо, — заверил Гук. — Всё нормально.       Чимин наконец повернулся и растерянным, затравленным взглядом прошёлся по его лицу.       — От одного до десяти?       — Обязательно отвечать?       — Да, — ответил Чимин, — этой договорённости уже много лет. Ответь. И честно.       Всё то время, что Чонгук раздумывал над его словами и зачёсывал светлые волосы уже собственными пальцами, попросту пытаясь занять их, Чимин не сводил с него глаз. Поэтому ласковая и даже трогательная улыбка стала неким нервным ответом на это. И совсем нелогичным сопровождением для дальнейшего слова:       — Десять…