Вихри тёмной материи

Я верю в вероятное добро

И верю в неизбежность зла

Друг друга отражают зеркала

Друг друга, и взаимно искажая отражение...

pyrokinesis — я верю только в неизбежность зла

      — Дилан Харпер. Дилан Ублюдок Харпер. Дилан Козлина Харпер. Дилан Мудила Харпер? Сложно. Как же сложно выбрать подходящее второе имя для столь многогранного человека! — он остановился, словно собираясь с мыслями.       Собирать в себе все нелицеприятные характеристики и быть при этом самым завидным учёным в совхозе "Клубничка" в этом университете — да и за его пределами, если уж откровенничать — всегда мог только Джон. Джон Красавчик Харрис. Джон Гений Харрис. Джон Кандидат Космологических Наук Харрис! Джон Заткнись Нахуй Харрис... Окей, его много как звали. А если не звали, то он приходил сам. Но сейчас не о нём.       Дилан был абсолютно невыносимым человеком...       — "Почему, о великий гений?", спросите вы! — Джон ходил по опустевшей на драгоценные несколько минут лаборатории с видом почтенного оратора — или говнистого чиновника, одно из двух — и проповедовал свой информативный монолог о недостатках и отсутствии плюсов Дилана Бездаря Харпера. Он театрально размахивал руками, пытаясь, видимо, предать своим словам экспрессии. Но движения, которые должны были быть плавными, а на деле оказались дёрганными, как у невротика, мятый халат и гнездо бешеных диких птиц на голове придавали ему разве что заметный даже слепому оттенок жалости. Безысходности? Отчаяния?..       — Почему, о мутированная обезьяна? — находящаяся на последнем издыхании Молли уже даже не сопротивлялась словесному бреду коллеги. А зачем? Над убогими, конечно, смеяться нельзя, но этот экземпляр стоит лучших издёвок. Девушка обессиленно развалилась на кресле у своего стола, упорно стараясь не стечь вялой массой на пол и смотря в потолок. Спасибо, хоть не плевала. Пока что.       — А я вам отвечу! — резко остановился Харрис, тут же спрятав по-джентельменски левую руку за спину, а правой ткнув пальцем в небо. А на этом кадре, дорогие друзья, мы можем видеть, как сумасшедший представитель вида Homo sapiens готовится выдать очередную дичь, от которой его соратники потеряют в IQ несколько десятков единиц. — Дилан — это тот человек, который умудряется делать всё идеально неправильно, но при этом выглядит так, будто он герой дня. — Джон хмыкнул и развёл руками. — Он та скользкая гадина, которая всегда выйдет сухой из воды, даже если только что утопила тебя.       Молли прикрыла глаза и вздохнула. Её тело расслабленно соскользнуло чуть ниже по креслу. Ей недоплачивают.              — Почему? — Джон перешёл на зловещий шёпот, — потому что Дилан — это не просто человек. Он — ходячая катастрофа с лицом модельного типа! — Джон снова ткнул пальцем в небо, как будто там была надпись, подтверждающая его слова. — У него нет ни единого недостатка снаружи, потому что он аккуратно спрятал их все внутри. — Джон снова начал размахивать руками.       — Похоже, в конце ты снова заговорил о себе, — с ехидством в голосе вставила Молли, уже едва сдерживая смех.       — Нет-нет! — Джон стоял с видом человека, который только что раскрыл главный заговор человечества. Сейчас он мог соперничать с самыми безумными конспирологами в истории. — Но знаете, — Джон понизил голос, как будто собирался рассказать ей страшную тайну, — самое ужасное в нём то, что он умудряется казаться... полезным, — учёный закатил глаза, драматично вскинув голову.       Молли всё-таки засмеялась, но парень не смутился.       — Я ненавижу это. Ненавижу, что всякий раз, когда он делает что-то умное, мне приходится соглашаться с ним. Словно меня кто-то силком тащит за язык: "Да, Дилан, ты был прав!" — Джон содрогнулся, будто сам факт признания этого причинял ему физическую боль.       — Ты не говоришь так, придурок, — деликатно подправила коллегу Молли. — Всё, что ты смог из себя выдавить, это: "Если, конечно, сильно напрячь воображение и закрыть оба глаза, то в этом что-то есть", "Ну, очень отдалённо и под опьянением — да", "Если смотреть с твоей точки зрения, которая, кстати, такая же кривая, как твоя логика, то… да", "Если смотреть под определённым углом. Да и то, не факт..." — Молли продолжала насмехаться, загибая пальцы, один за другим.       Джон закатил глаза, притворно тяжело вздохнув:       — Это называется дипломатия, Молли. Учись! — парень с грохотом плюхнулся на кресло, будто кто-то неаккуратно кинул мешок с картошкой. Он откинулся на спинку, сложив руки на груди и приподняв бровь с видом мудреца. Но вид у него был такой, словно он сейчас свалится и заснёт прямо тут, у монитора.       Атмосфера в лаборатории была не просто расслабленной — она была на грани беззаботности и дикой усталости одновременно. Это было... ужасно непривычно. Ещё считанные часы назад Джон и Молли были готовы были поубивать друг друга и не удостоить проигравшего нормальными похоронами, растворив труп в кислоте. А сейчас... После того как Дилан — иу, помогите Джону! кажется, его начинает мутить — присоединился к работе... Всё вокруг стало напоминать больше студенческую комнату, чем место, где разворачивались серьёзные научные исследования. На одном из столов рядом с компьютером валялся пакет чипсов, в какой-то момент притащенный Харпером, рядом стояли чашки с давно остывшим кофе.       — И никогда не сри мне в уши бреднями о наличии у тебя хотя бы капли дипломатии, Джон Дейви Харрис. Я вообще не понимаю, как Дилан нас терпит. — Молли откинулась на кресле, глядя на коллегу с искренним замешательством. — Точнее тебя. Он уже давно должен был накатать заяву и сбежать.       Джон лениво повёл плечами, отворачиваясь к компьютеру. Он молча уткнулся в монитор, делая вид, что его полностью поглотил очередной блок кода. Но мысли, словно назойливые мухи, не давали покоя. Почему, чёрт возьми, Дилан всё это терпит? Что, он реально настолько добродушный, что готов ради чужих амбиций так напрягаться? Абсурд. Он ведь даже не часть этого проекта, не его инициатива, и выгоды тут для него никакой.       — Может, он просто любит быть умнее всех? — Джон прищурился, на экране перед ним мелькал код, но в голове прокручивались другие, менее приятные строки. Дилан действовал спокойно и профессионально, даже когда его специально провоцировали. Мол: "Смотри, Харрис, без меня-то ты бы не справился".       Чушь. Справлялся, справляется и будет справляться.       Джон нахмурился. Нихрена не сходилось.       — Тешит своё эго, играя в учителя? — подумал он, нахмурившись. По идее, Дилан давно бы мог свалить и заняться чем-то полезным для себя. Но почему-то он оставался. Даже сделал больше, чем просила Молли.

*Несколькими часами ранее*

      — ...вы делаете итерацию по всему набору данных, но в условиях цикла происходит лишнее дублирование. Это не только замедляет работу, но и потенциально может привести к неправильным результатам на больших массивах, — Молли решила окончательно добить Джона, заменив свои лекции на лекции от Дилана. Как, почему, где, сколько раз и насколько сильно они обосрались в коде.       Ещё раз.       На лекции Дилана.       Для тугодумов, недоразвитых, дриопитеков и других представителей не самого интеллектуального сегмента планеты Земля: Харпер мало того, что на ровном месте вызвался им помочь (аномалия номер один), так ещё и с охотой разъяснял все их косяки, вместо того чтобы заниматься своей молчаливой работой, которой он, кстати, славился (аномалия номер два).       — Это что, тест на профпригодность? — Джон косо посмотрел на монитор. Он никак не мог отделаться от ощущения, что всё это было тщательно спланировано Молли. Какой-то злой заговор. Её идея, её просьба о помощи.       — Что дальше? Может, он ещё и похвалит нас за кривой код? — пронеслось в голове Джона, пока он крутил ручку кресла, стараясь не встречаться взглядом с Харпером, продолжающим как ни в чём не бывало свой поучительный монолог.       — Исполнение программы, конечно, позорное, но и вы не программисты, так что не критично, — ладно, крупицы адекватности в этом идиоте остались. Но... Стоп, он только что обосрал его многочасовую работу?..       — Это похоже на типичную ошибку, которую я видел в других проектах, — продолжал умничать Харпер, пока Молли сидела напротив и активно заглядывала ему в рот, внимательно следя за каждым движением. Будто боялась, что если пропустит хотя бы один жест, код развалится прямо у неё на глазах. Дорогая, ты не стоматолог и даже не психиатр, незачем так стараться. — Сейчас я перепишу цикл, чтобы избавиться от лишних операций. Плюс, можно оптимизировать эту часть с массивом — вы не использовали параллельные вычисления, а это серьёзно ускорит обработку. Понятно?       — Понятно? — передразнил его про себя Джон, прикрывая глаза от внезапного приступа раздражения, скрестив руки на груди. Он надеялся, что его эмоции ясно отражены на его лице. — О, всё понятно. Ты не помогаешь — ты просто хочешь сделать из меня овоща. Сиди тут, Джонни, анализируй ошибки, пока твои глаза не вытекут на клавиатуру.       Пальцы Харриса нервно барабанили по краю стола, выдавая его нешуточное раздражение. Он понимал, что не должен был противиться халявной помощи. Это глупо. Дилан действительно решал проблему, которую они с Молли несколько часов безуспешно пытались разгрызть. Но это было бы слишком просто. Тогда Джон не был бы самим собой, ведь так? У него был дерьмовый день, и если Дилан так удачно подвернулся под горячую руку, то почему бы и нет?       — Что с тобой, Харпер? — лукавая усмешка скользнула по лицу Джона, он нарочно проигнорировал его вопрос о коде. Парень только озадаченно уставился на него, как баран на новые ворота, пока Молли, как обычно, метала глазами искры. — Альтруизм через нос к мозгу залетел?       — Если я скажу "да", что будешь делать? — оскалился Харпер, сосредоточив внимание на Джоне.       — Выбью, — ровно ответил Джон. Без бутылки и не разберёшь: шутит он или предельно серьёзен.       — Тогда уж постарайся бить аккуратнее — мне ещё код дописывать, — хмыкнул Дилан, пожав плечами и расслабленно прикрыв глаза.       Казалось, ему абсолютно насрать на типичную для Джона грубость. Харрис ожидал увидеть раздражение, может быть, хотя бы намёк на обиду, но вместо этого столкнулся с неожиданной легкостью. Дилан даже не моргнул в ответ на его колкость, лишь усмехнулся и продолжил в том же духе. Его реакция выбила учёного из колеи, словно кто-то стёр стандартный сценарий его взаимодействия с людьми. Те обычно либо не мирились, либо смирялись за очень долгое время и то не до конца.       — Хочешь сказать, я угадал? — продолжил Харрис, не отпуская нить мысли об альтруизме. Нужно же как-то выведать причины этой невиданной до селе доброты.       Дилан взглянул на него, на мгновение задумавшись. Воспользовавшись этой заминкой, Джон бросил короткий взгляд в сторону Молли, которая следила за их разговором с явным интересом.       — И да, и нет, — вот как, да ты загадочный. — Мне не нужно ничего взамен, — но?.. — но ты прав, — очевидно, — альтруизмом я не болею, — не один Джон считает эту черту хуже холеры, — у меня есть некоторые причины хотеть... вам помочь, — закончил свою умнейшую мысль Харпер.       Нихрена не прояснил. Только лишний раз подтвердил, что не белый и пушистый, а облезлый и говнистый. Нуждался ли Джон в этом? Нет. Понимал и так? Абсолютно.       Разговор прервался так же резко, как и начался, и каждый занялся, чем положено.       Спустя некоторое время работа в лаборатории текла ровно и размеренно, хотя было ощущение лёгкого напряжения, присущее всем, кроме Харпера. Дилан сосредоточенно печатал на клавиатуре, его пальцы скользили по клавишам с небрежной лёгкостью. Его ранее немного взъерошенные каштановые волосы сейчас почти прилично лежали, а на лице застыло спокойное выражение, без следа от недавней усталости. Свет экрана придавал его коже немного бледный оттенок, подчёркивая сосредоточенность во взгляде.       Джон же сидел рядом, но не так расслабленно. Он периодически бросал косые взгляды на экран Дилана, сверяя написанное им с собственными мыслями. Временами его пальцы подрагивали, словно он с трудом сдерживался, чтобы не вмешаться и не внести какие-то "улучшения". Его тёмные глаза казались глубже обычного в тусклом освещении мониторов, а на лице иногда мелькали тени раздражения и самодовольства одновременно. В отличие от расслабленного Дилана, Джон сидел чуть наклонившись вперёд, будто был готов в любой момент схватить клавиатуру и переписать код так, как он считал правильным.       Молли сосредоточенно работала, больше не пытаясь приструнить Джона. Мини-перепалки двух учёных ею теперь игнорировались, потому что, как оказалось, никаких ссор за собой не влекли. Иногда она бросала короткие взгляды на своих коллег, но почти не комментировала происходящее, лишь кивала в такт мыслям и параллельно дописывала свои части кода. В её движениях чувствовалась сосредоточенность — как у хирурга, аккуратно раскладывающего инструменты перед сложной операцией.       — Это... почти всё, — пробормотал Дилан, не поднимая головы, его голос звучал чуть тише, чем раньше, будто он полностью был сосредоточен на последнем исправлении. Его усталость почти незаметно снова просачивалась в интонации. — Ещё чуть-чуть, и готово.

      Молли бросила на него короткий взгляд и чуть улыбнулась:       — Давай уже заканчивай. А то я скоро забуду, что мы тут вообще делаем, — она отклонилась назад, разминая шею, и её улыбка осветила комнату чуть больше, чем свечение мониторов.       — Мда уж, — выдохнул Харпер, вяло зачёсывая назад, — я уже, наверное, выгляжу страшнее маньяка в тёмном переулке.       — Не переживай, Дилан, — нарочито звонко пропел Харрис, потягиваясь на месте, как довольный кот, — всю твою внешнюю стремноту эффективно перебьёт ужас твоей души.       Харпер, даже не удосужившись поднять глаза от экрана, легко отозвался с едва заметной ухмылкой:       — О, ну слава богу. Не одному тебе пугать народ ублюдской душевной организацией.       Джон не смог сдержать мимолётной улыбки, которую тут же попытался скрыть, поджав губы. Он взглянул на Молли, чтобы убедиться, что она не заметила его веселья, и снова принял серьёзный вид, будто бы все это время просто изучал свои записи. Внутри него тем не менее бурлили эмоции, смешанные с лёгким удивлением.       — Схожу проверю, как там рабочие, — протянул Дилан и встал, потянувшись. Его плечи хрустнули, словно протестуя против долгого сидения. Отсалютовав, он покинул лабораторию.

***

      Спустя пару минут Дилан уже вернулся, а Харрис всё ещё стоял в центре комнаты, только-только закончивший свою чувственную тираду. По скромному мнению Джона, Харпер выглядел как алкоголик и ходячая реклама "Пейте соки". Всё-таки его душа и внешнее "обаяние" могли посоревноваться за звание самого стрёмного. Харпер едва заметно кивнул и коротко бросил:       — Рабочие ушли. Код исправлен. Я пошёл, домой и спать, — выдал Дилан с механической точностью, словно считал, что ему нужно выговорить заранее подготовленный список. Его рука лениво массировала виски, как будто сам процесс общения причинял физическую боль. Весь тот запас разговорчивости и диланоподобного веселья парень, видимо, исчерпал. Теперь он выглядел как человек, больше всего на свете хотевший добраться до подушки и забыться на несколько часов. Робот, выдохшийся до последнего аккумулятора.       — Нам бы тоже пора по съёбам, да, Джо-он? — протянула Молли, глядя на Джона с видом человека, которого не раз выручал кофеин и сарказм. В её голосе звучала лениво-убитая интонация.       Учёный и хотел бы остаться и поработать над проектом ещё, пусть даже мысли плутали в каком-то хаотичном ритме, но внезапно всплывшее сообщение на экране телефона заставило его бросить все амбициозные планы в мусорное ведро: 21:23 Доппельгангер Мы с папой решили, что компенсируем просранный тобой ужин завтра в семь Чтобы завтра был как штык дома ровно в семь Можно и раньше Желательно выспавшийся Но я слишком много хочу, да? Если ты пропустишь и его, я сожгу твою шаражку до основания <3       В целом, доходчиво.       — Все домой! — Харрис подскочил на месте так, будто его только что оживили электрошокером. Внезапно появилось дикое желание добраться до квартиры, швырнуть себя на кровать и провалиться в небытие до обеда. Храп обещал быть эпическим.       — Нас здесь двое, придурок, — пробубнила Молли, уже почти одетая и стоящая у выхода из лаборатории. — Дилан уже ушёл, кстати, пока ты тупил в телефон.       — Да плевать, — хмыкнул Харрис, начиная собираться.       — Ну естественно, — закатила глаза девушка, фыркнула напоследок и, даже не потрудившись попрощаться, хлопнула дверью.

***

      Темнота окружала Джона, словно невидимые тиски сжимали его со всех сторон. Ощущение заточенности нарастало, пока тьма не начала медленно отступать. В комнате, где он стоял, всё ощущалось одновременно знакомым, но в то же время чужим. Казалось, пространство искривлено так, что невозможно осознать, что здесь реальность, а что — иллюзия.       Внезапная вспышка света ослепила его, заставив рефлекторно поднять руки. Когда зрение прояснилось, он смог разглядеть окружение. Комната была ярко освещена и окружена рядом зеркал, стоящих по кругу. Под ногами — прозрачный пол, будто бы Джон парил на высоте, за которой виднелись лишь облака.       Зеркала. Они окружали его, как незримые судьи. В каждом отражении он видел свою версию — знакомую, но искажённую. В первом зеркале он улыбался — искренне, тепло, почти беззаботно, будто бы все тревоги остались далеко позади. Глаза его излучали спокойствие и довольство, не отражая тех страхов и сомнений, которые в реальной жизни разрывали его на части.       За ним стояли две отчётливо видимые фигуры самых близких ему людей — брата и приёмного отца. Ло смотрел на Джона с тихой, ненавязчивой нежностью. Его лицо было расслабленным, а во взгляде читалась глубокая забота. Между ними ощущалась невидимая, но сильная связь — братская, нерушимая. Это вызывало у Джона противоречивое чувство. Он тянулся к брату, но одновременно ощущал горечь за то, что не мог дать Ло то же тепло в ответ. Слева от брата стоял Солус, его фигура была внушительной и статной, однако взгляд — привычно глубоким, окутывающим уютом, будто пледом в холодный зимний вечер. Лицо отца было серьёзным, но не жёстким, скорее, исполненным спокойной силы. Руки мужчины были сложены на груди, и в его молчаливом присутствии ощущалась поддержка — не та, что выражена словами, а та, которая приходит от родного, мудрого родителя.       Образы в других зеркалах казались блеклыми и несущественными. Он взглянул на следующее отражение. Здесь он видел себя усталым, измученным. Ещё одно, в котором он выглядел чуть энергичнее. Эти силуэты не цепляли. Они казались лишь вариациями, но не раскрывали ничего важного.       Грустные версии его самого не вызывали жалости, а оживлённые ощущались пустыми, лишёнными настоящего смысла. Все они, по сути, были лишь незначительными отклонениями от его повседневного облика, и ни одно из этих отражений не предлагало что-то новое или важное. Он смотрел на них, как на однотипные копии — однообразные, скучные, лишённые глубины.       Все эти версии, несмотря на внешние отличия, обладали одной общей чертой — он был в них один. Абсолютно одинок, без тени кого-либо рядом. В каждой версии его лицо отражало какое-то состояние: будь то веселье, серьёзность или усталость — всё было пронизано одиночеством. Оно словно исподтишка пробиралось внутрь, разрушая ту стену, что Джон всегда считал своей силой.       Джон стоял перед зеркалами, испытывая непривычную тяжесть. Он всегда считал одиночество благом — возможностью сосредоточиться на работе, погружённости в свои мысли, свободе от ожиданий и обязательств перед другими. Он привык думать, что так и должно быть, что в этом его сила. Но сейчас, глядя на множество своих отражений, где он в каждом был одинок, что-то внутри него пошатнулось.       Ощущая нарастающую тяжесть в груди, Джон попытался встряхнуться, отбросить навязчивые мысли. Его взгляд остановился на следующем зеркале. Здесь он видел себя в безупречно сидящем костюме, образ настоящего профессионала, достигшего академических высот. Харрис выглядел по-настоящему довольным, изнутри светился гордостью. В руках у него были отчёты и проекты, а в улыбке читалась искренность — он был счастлив, ведь это был тот путь, который учёный выбрал сознательно и с твёрдой решимостью идти до конца.       За его спиной стояла Молли. Её осанка всё так же говорила об уверенности, однако в этот раз в её образе было что-то другое — больше тепла и легкости. Она смотрела на Джона не только с профессиональным уважением — которого учёный никогда не видел в реальности, да и не стремился добиться — но и с дружеской симпатией. Одобрение. Как будто она гордилась им не только как коллега, но и как друг.       Джон подошёл к последнему зеркалу. Его поверхность была покрыта странной дымкой, через которую он едва различал силуэты. Сделав шаг вперёд, он наконец смог разглядеть фигуры. Рядом с ним был кто-то ещё — другая фигура, неясная, как будто растворённая в тумане. По мере того как Джон подходил ближе, контуры становились всё более отчётливыми.       Он и Дилан.       Они стояли рядом, лица были спокойными, а в их взглядах читалась тихая радость, едва различимая улыбка. Образ был размытым, почти эфемерным, но что-то в этом кадре вызывало у Джона особенное чувство. Это было отражение чего-то важного, чего-то, что он боялся утратить. Или, возможно, того, что ещё не произошло. Прямо-таки суперпозиция. Весь мир — коробка, Бог — безумный учёный, а ты — кот Шрёдингера. Не жив, но и не мёртв.       Впервые его внутренний мир начал по-настоящему ломаться. Джон смотрел на эту картину, ощущая странное беспокойство. Вопросы начали роиться в его голове: это его будущее, настоящее или просто мечта, которая никогда не станет реальностью?

Взор застыл, во тьме стесненный, и стоял я изумленный, Снам отдавшись, недоступным на земле ни для кого; Но как прежде ночь молчала, тьма душе не отвечала, Лишь — «Ленора!» — прозвучало имя солнца моего, — Это я шепнул, и эхо повторило вновь его, — Эхо, больше ничего.

      Строчки из раздражающего стиха всплывали в сознании, метаясь в хаосе мыслей, мешая здраво мыслить, разрушая его череп изнутри. Джон вообще перестал что-либо понимать...       — Ка-ар-р! И чего ты встал? — хриплый звук выбил его из состояния оцепенения. Джон резко обернулся. Сначала он подумал, что ему показалось. В центре идеальной комнаты, как из ниоткуда, появилась гигантская антропоморфная чёрная птица. Её крылья были сложены на груди, а глаза сверкали раздражением. Птица нетерпеливо постукивала лапой по прозрачному полу, словно ждала, когда Джон закончит своё представление. Она выглядела так, будто вылезла из чужой реальности — неуместная, как пятно краски на идеально белой картине.       — Иу, — парень показательно сморщился, словно увидел что-то отвратительное. — Ты кто вообще? Вернись обратно в цирк уродов, — хмыкнул учёный, высокомерно вздёрнув подбородок. Джон не понимал, что происходит. В каком дурдоме он находится? Ему вкололи мощные транквилизаторы вместо обычных седативных, отчего мерещится ходячее чучело в окружении непонятных зеркал? В любом случае, ему эта тусовка не нравилась абсолютно. Вся эта ситуация вызывала у него острое чувство нереальности, словно дурной трип.       Словом, вечеринка — хуета, а тамада ещё хуже — ворчливая птица с крайней степенью маразма.       Лицо птицы медленно и комично вытянулось, она даже слегка растерялась. Её крылья нервно затрепетали, но она быстро взяла себя в руки — или, точнее, в крылья. Рукокрылья?..       — Твоей больной фантазии на цирк не хватило, юр-родивый, — проскрежетала она, голос напоминал хриплый, едва сдерживаемый смех. — А вот на этот шедевр психоделического искусства — пожалуйста.       Джон нахмурился. Это точно что-то посильнее транквилизаторов.       Опиоиды? Анестетики? От чего его так штормит? Да от чего угодно, что способно вот так выкинуть мозг из реальности... Отец всё-таки заразил его нездорово-оптимистично-философским взглядом на жизнь? Фу-фу-фу! Боже, лучше б его накачали в психушке препаратами. Действие лекарств пройдёт, а становиться возвышенным философом ему противопоказано. Он сам противопоказал. Джон, конечно, не в себе, но не настолько. Или настолько? Хм...       — Хватит, кар-р-р! — пронзительно выкрикнула птица, схватившись за голову, как будто её пробило головной болью. — Пр-рекр-рати! Твои кошмар-рные мысли плавят мне мозг, юр-родивый! У тебя не голова, а помойка с р-роем мыслей! — её голос стал громче, злобный, полный раздражения, которое эхом разносилось по измерению.       Птица сделала шаг вперёд, её крылья чуть развернулись, словно она собиралась атаковать. В глазах сверкали искры недовольства. Парень, осознав, что ситуация принимает ещё более абсурдный оборот, не мог не чувствовать, как его собственное восприятие реальности начинает разваливаться на куски.

***

      Джон резко подорвался в постели, сердце колотилось в груди, как бешеный метроном. Он лихорадочно осмотрелся, будто ожидал, что в его одинокой квартире вдруг появится кто-то ещё. Минималистичный интерьер встретил его всё той же ледяной, стерильной атмосферой. Взгляд метался по комнате, цепляясь за каждый знакомый предмет, но ничего подозрительного: ни гигантских ворон, ни странных зеркал со множеством отражений. Только он и пустота.

А что если не так?

И правда в том, что зеркала не искажают ничего, а отражают искажение?

И есть вопрос, но могут знать ответ лишь тени:

Я искажался постепенно или был таким с рождения?

pyrokinesis — я верю только в неизбежность зла