Феномен Пруста

      Джон терпеть не может общество с его странными старыми устоями. Он терпеть не может природу людей, помешанных на чужих запахах и своих собственных инстинктах. Никчемные звери, вот они кто. Смотреть на их полные желания, жажды лица было отвратительно и ещё более отвратительно ощущать чужие руки на себе. Когда кто-то из этих ублюдков решает, что бета хороший вариант для спасения. Нет, Джон не спасительная шлюпка. Джон терпеть не может ни только прикосновения, но их глупые умы всё ещё считающие бет ошибкой природы, но навязывающиеся им, только бы кто помог удовлетворить свои жалкие потребности.       Он может гордиться, что судьба распорядилась с ним так. Нет навязчивых запахов, нет ублюдских желаний, лишь чёткий холодный ум, лишь рациональное мышление и не более.       А Джону, как учёному важно мыслить здраво.       Ему повезло в какой-то мере. Но вот его близнец родился омегой. Его милый дорогой брат родился хрупкой, слабой, невинной омегой, на которой точно клеймо поставили, что бы привлекать чертовых альф. И это так омерзительно. И омерзительно то, что быть омегой для Ло было всё ещё лучшим вариантом, нежели будь он бетой как Джон. Потому что жизнь беты он не смог бы перенести, по крайней мере не в первые года, когда разум людей был слишком охвачен однотипными заученными строками пропаганды. И это тоже не менее отвратительно в какой-то мере.       Джон выдыхает сквозь стиснутые зубы, наблюдая одну и туже картину, как в сотый раз к Ло подкатывал какой-то альфа. Да скорее всего альфой он и был, ведь широкоплечий, массивный, да ещё так пошло скалился. Нет, не было других сомнений он —альфа и в крайнем случае кто-то со сбоем гормонов.       И ведь видно, что его брату не нравится всё это, видно, как он поджимает губы, как стискивает ладони в кулаки, как выпрямляется струной. Ему не нравится это всё. И Джону ли не знать своего брата лучше других? Выросли же вместе, ещё в детстве видел как Ло вот так же хмурился , вот так же губы поджимал или выпрямлялся когда родители ругали Джона или когда ему просто что-то не нравилось.       Он с нежностью думает о том, что чаще всего Ло просто расстраивался потому что отец вновь выпил, а Джон просто оказался рядом. —Тебе снова больно, —растерянно, чуть ли не на грани слез шептал брат, осторожно обхватывая руками его разбитую скулу. А в глазах слезы такие стояли, такая боль океаном плескалась в глазах, что и ему самому было больнее в два раза. Не любил он когда брат плакал, слабость была к его слезам. Он скорее сам бы удавился, нежели ощутил горький запах чужого горя. —Ло, это ничего, всё пройдёт, —и он так же мягко обхватывал чужие руки, мягко отводил их в сторону, —ты же знаешь отца, ему только дай повод.       Верно, отцу только дай повод на мать и на него накричать, лишь Ло не трогал, и то только потому что взгляда одного хватало, одного пренебрежительного безразличного взмаха рукой хватало, точно Ло никто.       А ведь Ло для отца и был никем. Он-то хотел альфу, наследника, а не двух слабых детей. И если один просто слабый то второй просто никчёмный, что было даже хуже.       В детстве Джон часто защищал миролюбивого близнеца, да и не понимал почему тот пытается договориться, если с этими тупицами проще разобраться кулаками.       И сейчас он тоже не собирается оставлять брата в беде. Тут же подбирается, неспешно шагает вперёд, облизывая пересохшие губы и смотрит с прищуром на ублюдка, мимолётно ловя удивлённый полный беспокойства взгляд Ло и просто коротко улыбается. —Ну-ка, ну-ка. Кто это у нас здесь?— да смотрит так холодно, гневно, что альфа вздрагивает, что бы тут же горделиво и устрашающе выпячить грудь вперёд. Ой-ой, ну какой страх, какой ужас. —А ты ещё кто, не видишь я разговариваю ?       Джон вздергивает брови, спускает очки на нос, скептически осматривая нахала. —Если ты слепой, я его близнец. А потому, будь добр, свали. Хм, хотя нет, ты просто не поймёшь этого, мозгов явно не хватит, видимо и в мозгах у тебя сплошной тестостерон. Да и кто бы сомневался многие из вас , Альф, такие, но благо не все безнадежны, —он ощущает как Ло осторожно обхватывает его руку, как жмётся ближе, мимолётно утыкаться носом в плечо. Ну вот, его милого брата расстроили. Он внутренне содрогается от представления чужих слез, всегда их не любил. —Ну, милашка, пойдём скорее отсюда. Дома нас ждут твои любимые пирожные.       Ло кивает, и не отпуская его руки, поспешно тянет в сторону, подальше от уже раскрасневшегося и набухшего, точно почка, Альфы. Джон окидывает его взглядом, пригвождая к месту, и расплывается в ласковой улыбке, наблюдая как постепенно лицо брата расслабляется, становится более розовым, более здоровым, нежели то белое полотно, что было минутой ранее, он видит как его обветренные губы складываются в короткой благодарной улыбке. —Вы ещё поплатитесь, никто мне не отказывал!       Он закатывает глаза на эту дешёвую драму. Нда, а раньше думал, что в жизни не бывает как в глупых фильмах, которые временами смотрел Ло. Оказывается бывает. —Как приятно всегда быть первым, не так ли, милашка? —Ло лишь кивает, но ту же хмурится замечая что-то на его лице. —Ты сегодня опять не отдыхал? —голос у брата всегда тихий, спокойный. Он ласкает слух Джона, заставляет сердце его нежно трепетно сжаться от любви к младшему. Ах, ну в самом деле чего бы только Джон не сделал ради его счастья. И сколько бы морд ублюдков не перебил, только посмей они обидеть его драгоценность.       Джон лишь плечами жмёт, вновь натыкаясь на серьёзный взгляд брата. О, он даже знает, что последует после: его вновь накормят, а после того как он выйдет из душа вымытый и переодетый в пижаму его тут же унесут в постель, где Ло тоже ляжет рядом, осторожно массируя его голову. Такое происходило не раз. Ещё в детстве любили засыпать в обнимку, наслаждаясь чужим дыханием и ощущением мягких объятий, так хорошо защищающих от каждодневной рутины и родительских ссор. Потому что объятья эти заглушали и страх и боль, они даровали то спокойствие и любовь которые им были необходимы.       Объятья —их крепость, вместе с горой подушек и одеял наваленных со всех сторон и нескольких неказистых плюшевых игрушек. Объятья— их крепость, а всё , что за ними— реальный жестокий мир.       С возрастом ничего не поменялось. Лишь спали вместе намного реже, только в самые мрачные и пасмурные дни, когда за окном выл холодный безжалостный ветер, когда сверкала пугающая гроза и дождь барабанил по окнам. Тогда Ло приходил в его комнату, со своей подушкой, долго мялся рядом, боясь ступить ближе, точно Джон его прогнал бы. А что сам Джон, лишь вздыхал, да двигался ближе к стене освобождая брату место. А тот тут же сверкал лампочкой, наверняка всё так же озорно и ласково улыбался, наверняка всё так же довольно щурился. Наверняка... Но в полумраке ничего этого было не видно, но зато ощущалось всё слишком хорошо. Например то, как кровать легко прогибалась под чужим телом, как медленно Ло скользил ближе, накрываясь одеялом и прижимаясь к нему оплетая конечностями туловище. Хорошо ощущалось, как чужой холодный нос прижимался к шее, заставляя его недовольно зашипеть , а чертенок точно в тот момент улыбался, он ощущал как дрогнули губы в этой усмешке, ощущал как брат специально прижимался ближе, запускал свои холодные руки под его пижаму, заставляя вновь недовольно вздохнуть        Холод Джон никогда не любил. Но брату простить мог даже такую шалость. Да и как иначе, он же старший, ответственный, даром что нужно за младшими приглядывать. А тем более когда эти младшие хрупкие Омеги. Которым и нужно, что тепло и уют.       После, когда они переехали от родителей в свою квартиру так же ничего не изменилось, брат всё так же приходил к нему в комнату в плохую погоду, потому что всё так же боялся грозы и не любил дождь и приходил во время течек, устраиваясь под боком, обнимая и дыша загнанно. —Меня успокаивает твой запах, —только и хрипел он.       Запаха у Джона не было. По крайней мере не своего. Зато был запах пороха, едких реактивов и гелей для душа. Был лишь его естественный запах и это то самое, что нравилось Ло.       Сейчас он выдыхает, мимолётно улыбаясь, когда всё повторяется в точности как и обычно: его вновь уводят в комнату, расправляют постель, взбивают подушки и только после позволяют ему лечь, а там и сам Ло забирается в постель.       Близнец осторожно расчесывает его локоны пальцами, маскирует, отчего дрожь бежит по телу. Чтож, массаж головы был ещё одной слабостью Джона, и Ло отлично пользовался ей.       Он вздыхает, блаженно прикрывая глаза и посильнее укутывать в одеяло. Со стороны брата раздаётся нежный смешок. —Какой же ты теплолюбивый, —чужие слова кажутся слишком тихими, точно и вовсе растворяются в просторах большой богато украшенной комнаты. Но Джон слышит, а потому лишь дёргает недовольно плечом отчего брат хихикает, быстро проходится по его скуле и вновь возвращается к голове.       Такие момент всегда драгоценны. Такие моменты он будет вечно хранить в своём сердце.       Даже тогда, когда Ло наконец найдёт себе пару, даже когда он покинет их гнездо выпархивая на свободу подальше от братского взора. Такое случится обязательно когда-нибудь, потому что Лололошка не может вечно жить один, не любит находится в одиночестве. Ему только и дай, что людские разговоры послушать, да позаботиться о ком-нибудь.       Он когда-нибудь встретит истинного, как бы неприятна и презренна не была бы эта мысль для Джона. Потому что он знает, что против истинности не пойдёшь, а потому и ему придётся отпустить.       Конечно же, если истинный не окажется конченным ублюдком. Такому гниде он не отдаст своего брата если нужно рожу ему разукрасит, да всё, что угодно сделает, только бы тот больше пальцем Ло не тронул... Даже если каким-то образом брат сумеет привязаться к нему. Даже если это после причинит ему боль.       Потому что Лололошка слишком доверчивый и нежный. Его страшно отпускать в большой реальный мир. Он ведь совсем не знает, что такое беда.       Так думает Джон.

***

      "Всё это стереотипы"— хотел бы сказать Джон если бы не знал лучше. Всё это чушь и приход гона или течки контролировать можно. Всё это просто... Ересь. Но ему ли не знать, что организм омег к примеру физически слабее? Что у них чаще всего слабый иммунитет. Что течки они не контролируют, это просто происходит и всё.       И ведь у альф всё точно так же: они более крепкие, более выносливые, даром, что плодовитые, а от того важности столько. Но гон они тоже к сожалению не контролируют, по крайней мере не его приход, а вот само поведение...       Поведение можно контролировать всегда, было бы только желание. А не одно спаривание на уме. Джон в этом уверен. Потому что не верит в то, что инстинкты так сильно туманят разум людей, не верит в то, что их низменные желания берут вверх над здравым умом. То что не могут мыслить они ни о чем кроме животного. Они же всё-таки люди, а значит должны уметь мыслить здраво.       Его брат-то может контролировать себя. Почему другие не могут?              Во время течек Ло становится более тихим, он бы сказал более отстраненным и чересчур холодным. Чаще всего он приходит домой, незаметной тенью проскальзывает в его кабинет, если знает, что Джон дома и просто берёт его за руку.       Так же как и сейчас. —Минутку, красотка, я закончу расчёт, —он торопливо проходится взглядом по уравнению, прежде чем удовлетворённо кивнуть и развернуться к близнецу вглядываясь в его бледное покрытое испариной лицо. —Ты хочешь сладкого?       Ло отрицательно качает головой, уже более настойчиво и нервно дергая его за руку. —Спать?       Ему не дают договорит, рывком поднимают на ноги с кресла, прижимая к себе. Находясь в таком положение Джон может ясно увидеть, что брат дрожит и что конечности его заледенели ещё пуще. —Всё-всё пойдём в гнездо. Только мне... — договорить он не успевает, потому что Ло тут же оживает, тяжело и глубоко вдыхает прежде чем подхватить его под бёдра заставляя вцепиться в плечи! И откуда столько сил у этого паршивца? Ну да возможно они по комплекции не так уж различны. Оба тощие и высокие. Только один по природе такой, а он просто потому что работает много.       Джон хрипит, когда его прижимают сильнее и чуть ли не бегом преодолевая расстояние до спальни Ло.       И так происходило всегда. Иной раз и вовсе Джону не давали закончить дела, просто хватали в охапку и несли в гнездо, где осторожно укладывали, точно это он тут принцесска о которой нужно заботиться, а не сам Ло.       Он фыркает, когда Ло начинает беспокойно обкладывать его своими вещами от которых доносился сладкий аромат ели и морозного ветра, слово желал чтобы и сам Джон пропах его запахом. А после смотрит мимолётно, удовлетворённо хмыкая и тут же залезая в гнездо, прижимаясь к его телу и по обычаю оплетая конечностями.       Джон ласково треплет брата по волосам, тут же охает когда разгоряченные губы мажут по его шее, как руки чужие сдавливают крепче, словно бы боятся, что он сейчас уйдет. Оставив Ло одного. Но как мог Джон бросить брата в такой сложной ситуации? Как он мог оставить его одного мучаться?       Ему хватило детства, когда он был ещё юн и не знал, что делать. Когда передергивало его от вида корчащегося брата, от вида того как он царапает свою кожу от боли и горько плачет. Родители тогда не помогали, к отцу было нельзя пойти, а вот мама... Она только поджала губы, после сказав о том, что у Ло началось созревание.       Джон знал, что такое течка ещё тогда, увидел в энциклопедии, но его детский мозг рисовал всё это так страшно и пугающе, что он растерялся, впал в панику. Что делать ему было тогда? В той энциклопедии не было сказано ничего о таком...А потому, он не нашёл ничего лучше чем притащить небольшой тазик с водой и не обмакивать чужой взмокший лоб. Так он просидел всю ночь, дергаясь от каждого хриплого вдоха и стона. От гнетущего полного тоски и гнева на себя понимания, что он ничем не может помочь, что даже его присутствия недостаточно что бы унять чужую боль. В тот момент как и во все последующие Джону слишком хотелось уметь забирать чужую боль. Потому что Ло не заслуживал её, Ло был его маленьким лучиком солнца, а потому он бы без раздумий принял его боль как свою собственную. — Ты опять думаешь, — жарко выдыхают в шею, отчего Джон дёргается.       Он хмыкает, поворачивая голову чуть в сторону, почти утыкается носом в чужой нос. Ло смотрит пристально, прикусывает губу и тянется вперёд оставляя невесомый поцелуй на его щеке.       Кожа тут же начинает гореть.       Джон ухмыляется, ответно закидывая руки на плечи брата, довольно жмурясь и прикрывая глаза, ощущая как цепкий взгляд следит за каждым его вдохом. Учёный лишь и может мимолётно подумать о том, что на работу нужно позвонить. А то эти бестолочи точно разнесут ему всю лабораторию. — Милашка, если ты соскучился по мне мог бы просто сказать, а не дожидаться течки. И дай я хоть позвоню своему помощнику, скажу, что меня сегодня не будет...и не только сегодня. Ты же знаешь, оставлять без присмотра просто нельзя.       Брат недовольно хмурится, явно не желая отпускать Джона дальше своих объятий. Но всё же сдаётся, недовольно сопит, но руки разжимает. Только вот взгляда не отводит, следит за каждым движением, за каждым вздохом и вслушивается в каждое его слово. Отчего на миг становится как-то неуютно. Но Ло всегда был таким настороженным в течки в этом не было ничего необычного, но даже тогда незримое чувство тревоги не покидало, напротив, обострялось ещё сильнее. Может всё от призрачного осознания неправильности ситуации? Хотя, что здесь может быть неправильным? Если брату легче переносить эти скверные дни будучи в его объятьях... Это ведь нормально? В конце концов они семья, в конце концов это Джон старший брат, которой должен заботиться о младшем.       Он вновь возвращается в гнездо, его тут же прижимают ближе, так же облегченно выдыхают куда-то в макушку и шепчут тихо, отчего голос Ло тут же тает в сводах небольшой, но уютно комнаты. Так же и тает вся подвижность Джона. Он расслабляется, погружаясь в сонную негу, под размеренное и тихое дыхание брата.       Лололошка всегда мог успокоить его, заставить отдохнуть или просто облегчить его ноющую боль в сердце. Так было ещё в детстве и так происходит сейчас.       Незаметно для самого себя он проваливается в сон.       Тепло и уютно, вот какие ощущения витали в комнате и окутывали его.       Тепло и уютно, так же как в далёком детстве.