Вампиры-близняшки

— Да затяни ты потуже я тебе говорю, по-ту-же, — шипит Чимин из-за плеча на нерасторопного друга. И на кой только попросил его помочь единственный раз в жизни! Хосок суетливо бегал за его спиной, и лишь на секунду остановился, чтобы сдуть челку со лба, как Пак уже ерепенится. Весь особняк буквально пропитан нервозностью. И хотя Хосок не вампир, никакими примочками в виде обострившихся чувств не наделен, и всё-таки даже ему не очень уютно находится в этом месте. Его ноги всё еще не несут его в дальние дали лишь потому что Чимин, весьма взвинчено и с неприсущим беспокойством, попросил приехать и помочь со сборами, и бойкого альфу с обостренным инстинктом сохранения (на трезвую голову в особенности) не остановила бы даже близость двух огненных красавцев рядом. Оба друга в унисон шипят, когда Хосок ещё туже затягивает ленточки на корсете, что стягивает талию Чимина в выразительную вогнутую волну. Для качества дела альфа даже не преминул поставить ногу на стоящий сбоку зеркала табурет. А Чимину всё не нравится, пускай даже уже дышит через раз и лишь недовольно всплескивает руками, просит Хосока хоть как-то изменить «вот это», показывая на всего себя в зеркале. Пак и сам от себя не ожидал, что в день, когда придется ехать, он станет настолько истеричной сукой по поводу своего не идеального внешнего вида. — Я не могу больше! — доведенный до края Хосок кидает и дальше пытаться сломать Чимину ребра и завязывает бантик у того на пояснице как есть, и помогает мальчишке разгладить любые складочки сзади на рубашке, надетой под корсет. Всё таки Чимину удалось, применяя свои навыки омежьей хитрости и простого уговора тем, что он не будет ходить на пьянки-гулянки весь грядущий месяц, договориться с Юнги и найти костюм с брюками, но поверх длинный плащ в пол, который можно подвязать на талии и создать нужный эффект юбки. Весь наряд Чимина выполнен из какой-то невероятной ткани. Хосок как увидел, первые десять минут всё восхищённо мял в пальцах брючину и рукав рубашки, не понимая, как ткань может быть такой эластичной, прохладной и невероятно струящейся, мягкой, а не раздражающе шероховатой, синтетической. Тем более такого цвета — лунно-белого с сизо-голубым отливом. Глядя на этот образ, Хосоку уже было не в терпеж увидеть, во что же оделись близнецы. — Я выгляжу ужасно! — сокрушенно ноет Чимин, когда уже поправил воротничок и затянул пояс струящегося, но ощутимого по весу плаща. Хосок настолько устал от его истинно бабского поведения, коим тот никогда не грешил, что, не будь у Чимина прическа, ей богу, отвесил бы леща. — Пуговка моя, зайчонок мой, ты выглядишь просто чудесно! — подражая матроне-мамочке из старых сериалов, Хосок сложил руки лодочкой и прижался к ним щекой, как заправская подружаня любуясь красавцем. — Не называй меня так, — протянул обижено Чимин, слабо подпихивая его плечом и в некой растерянности принялся играться с кончиком пояса, собирая его в валик и наматывая на пальцы. Его сердце заполошно билось в груди, ведь в зеркале он себя совершенно не узнавал. Это кто-то другой, более… красивый, более эфемерный, более… аристократичный. Всё то, кем Чимин никогда не был. — К вам можно? — в комнату постучали, и любопытная моська старшего вампира показалась омеге из-за двери. Хосок плюхнулся на подоконник, складывая руки на груди, чтобы наконец дать ногам отдохнуть, а то бегал уже битый час, как заведенный, и теперь любовался результатами своего труда — Чимин, отбрасывая все приколы и дружеский стеб, выглядел невероятно. Альфа вдруг ощутил то чувство, которое, вероятно, испытывают старшие братья, когда выдают свою кровиночку замуж. А ведь это действительно когда-нибудь произойдет. — Эм, как я тебе? — замявшись, Чимин прикоснулся руками к шее, растирая кожу от нервов, наблюдая на приближением Шуги. — Вау, — с легкой, ласковой улыбкой откровенно произнес мужчина. Рука Шуги явно потянулась к волосам, чтобы по привычке потрепать их, но, заметив укладку, пальцы дрогнули и всё-таки заботливым и весомым прикосновением опустилась Чимину на лопатку и скользнула вниз по спине. — Ты сияешь. Видно, что комплимент ошарашил Чимина. Омега затих, прекратив растирать кожу, и дико смутился, а потом наигранно заныл и пихнул и Шугу в грудь о себя. — Что ты несешь, — заскулил мальчишка от смущения, но на лице поселилась и застыла дурацкая счастливая улыбка. Он даже повертелся у зеркала, легко двигая бедрами, чтобы подол плаща слегка закружился, красуясь перед двумя альфами. — Пора на выход! — откуда-то из-за двери донесся крик Юнги и его тяжелая поступь дальше по деревянным половицам самого теплого крыла в особняке. Взъерошив свою волнистую шевелюру, лишенную укладки, ведь то, что Шуга распустил свой хвостик — уже являлось необычной прической — альфа кивнул Хосоку в прощании и галантно открыл перед Чимином дверь. За что заработал очаровательное смущенное ругательство, чтобы альфа не вел себя так вычурно. С Юнги они столкнулись уже у машины. Альфы был в черных брюках с высоким широким поясом на пуговицах, подчеркивающих его стройные ноги и талию, в белоснежной рубашке с золотыми украшениями на груди, кружевным воротником и длинном пиджаке, чем-то напоминавшем плащ Чимина, только оканчивающимся на середине бедра, по вороту и манжетам в цвет украшениям была вышивка золотой нитью. Рядом старший альфа с их омегой выглядели как принцы аль райские птицы, как божества, ужасно далекие и высокомерно смотрящие на всех земных существ. Едва увидев его, Чимин, памятуя о том, каким потом и слезами достался им обоим чиминов наряд, и заметив, что Юнги решил радикально поменять свой ранее выбранный черно-алый костюм на этот, чтобы соответствовать, отвел взгляд и волнительно натянул на пальцы рукава плаща, желая хоть как-то прикрыться. Ухаживая, альфа открыл перед ним дверь и первым сказал: — Наша красота, — Чимин ахнул, неловко споткнувшись о высокий порог автомобиля, невероятно тронутый. Вообще после их бурной ссоры в магазине Юнги как будто бы стал с ним разговорчивее, неужели старость настигла? Аль благосклонность ко всему живому, но в этом Чимин очень сомневался. Наблюдая за двумя своими принцами, воркующими у машины, Шуга, проводивший Хосока до такси, ибо хоть кто-то же должен позаботиться о госте среди этого муравейника волнения, неспеша заложил руки в свои простецкие черные брюки и медленно вдохнул полную грудь морозного сентябрьского воздуха. Он отдавал себе отчет в том, что выглядит как пропойца или слуга на фоне этих двоих, но его это совершенно не заботило. Всегда так было, что в паре близнецов Юнги был её лицом и любил выглядеть хорошо, и не было сомнений в том, что и их омегу старший несомненно утянет на свою сторону и Чимин расцветет рядом с ним, рано или поздно сам сменит свои бунтарские наряды. Эта парочка — два его бриллианта, и Шуга не будет им отсвечивать, его задача лишь быть рядом и оберегать такую красоту. Посетовав, что забыл спички и сигареты в куртке, Шуга бойко запрыгнул в машину по первому недовольному взгляду брата, и они тихо выехали за ворота. *** Родовое поместье клана Мин — это километры полей, засаженных плодовыми деревьями и цветами, километры пустошей и непроходимых лесов, откуда за время поездки по единственной дороге без развилок Чимин услышал целых три оружейных выстрела. Вскоре на горизонте показался замок. Это внушительное строение высилось прямо на утесе, круто спускающимся вниз с горы, и утопало в зелени и алом плюще, что раскрашивал унылый серый камень стен. У подъездной дороги стояла самая настоящая пробка. Ловкие слуги десятками перемещались у парадного крыльца, встречали гостей, забирали багаж, показывали комнаты, пока другие забирали ключи от машин и ехали пристраивать транспорт на обширную парковку, которую пришлось пристроить со временем развития транспортного движения. А ведь всего пару веков назад, чтобы разместить всех гостей, требовалась лишь пара конюшен да несколько ангаров для карет. Минуя очередь, Юнги нагло объезжает все машины под редкое недовольство тех, кто ещё не узнал их, и паркуется прямо перед крыльцом. Все слуги, едва увидев их, тут же забывают о своих обязанностях и, побросав все дела, окружают их толпой. Ведь такое событие — наследники вернулись, так еще и с невестой! Чимин вцепляется в дверную ручку, переволновавшись из-за неожиданно подскочившего к ним внимания и образовавшейся толпы. Близнецы уже вышли и о чем-то болтают, лениво привалившись к машине и совсем не смущенные. Видимо, каждый их приезд в родные места сопровождается подобным ошеломляющим вниманием. — Ну где он? — за потоком корейской речи едва различим чей-то достаточно высокий голос, явно женский. Следом низкий тембр Юнги достигает ушей Чимина, и это последнее, на чем омега успел сосредоточиться, когда его преграда в виде двери резко теряется из виду. В салон, нелепо нагнувшись и явно не заботясь о том, чтобы держать себя аристократичной особой со всегда ровной осанкой, заглядывает женщина с поразительно бледной кожей и такими же поражающе яркими огненно-рыжими волосами, цвета созревшей хурмы, даже ближе к цвету крови. Выбившиеся из высокого пучка пряди обрамляют лицо натуральными волнами, а мелкие волосинки пушатся из-за ветра. Незнакомка одета в глубоко цвета изумрудное платье, явно тяжелое, что она, нагнувшись, подобрала в левую руку тяжелый подол, чтобы ткань не тянула её к земле, а взгляд её бойких, ярко-алых, поразительно глубоких глаз впивается прямо Чимина за завесой тонких рыжих бровей и пушистых длинных ресниц. Чимин шумно сглатывает, ухватившись руками за ссидение, и взгляд вампирши лишь на секунду опускается к паникующе бьющейся жилке на человеческой шее. А затем она вытягивает его за запястье к себе, и Чимину хочется на секунду вскрикнуть от ужаса, и, если бы он не знал, что позади незнакомки стоят близнецы, Чимин бы решил, что прямо сейчас его настанет смерть. Видеть, а более того находится рядом с такими древними вампирами… чудной, явно никому не пожелаемый, опыт. Как только выволокла прячущегося омегу на свет, женщина взялась двумя маленькими и, на удивление, теплыми ладонями за его плечи и вначале крайне строго осмотрела, явно оценивала не только подобранный наряд, возможно, одним взглядом пыталась докопаться до самой души. А потом снова посмотрела ему в глаза. — Моя невестка, — она заулюлюкала, хмурое лицо её в миг разгладилось, она крепко обняла омегу. Чимин, сделав рваный вдох её насыщенного парфюма, потому что не дышал до сих пор, ошеломленно замер, не зная, рука деть свои ладони. Те остановились в сантиметрах от чужой спины. — Мама, ну ты как всегда, — заныл Шуга, стараясь выцепить Чимина из чужих объятий. — У него сейчас сердце лопнет, от стука у меня аж в ушах звенит! Дама фыркнула, стрельнув глазами в младшего сына, но тот даже бровью не повел, её сыновья вообще давно не были напуганы её от природы алыми глазами и насыщенным доминирующим запахом, а она всё еще желала проворачивать такие штучки, чтобы их приструнить. — Такой крохотный, боже, — вдоволь затискав, госпожа Мин с придыханием похлопала Чимина по спине и, взяв за руку, повела дом, на ходу маша руками, приказывая толпе расступиться. Оба наследника, как только уличился шанс сбежать от льющихся со всех сторон расспросов, тут же утятами поспешили за ней, ровным рядком скрываясь в главных дверях поместья. Чимин заворожено вскинул вверх голову, его привлек блеск потолка, расписанного невероятными фресками и покрытого лаком, чтобы играться с бликами освещения и дневного света из длинных узких окон. Всё вокруг словно было украдено из музея, такое дорогое и столь роскошное, мебель ручной работы из бархата, из дерева и метала, покрытого позолотой, на стенах много картин, везде в честь приема расставлены большие вазоны с пестрыми цветами. По дороге от главных дверей до разветвленной лестницы снует много народа, но большинство слуги, отличающиеся шоколадного цвета платьями или брюками с белыми рубашками и передниками. Гости же были одеты кто во что придется: некто во фраки, старинную одежду своих славных веков, некто вообще не беспокоился о наряде и был одет по последней молодежной моде. Среди вампиров, которых Чимину удалось увидеть, пока его вели невесть куда, не было определённого возрастного диапазона: среди приглашенных были как древние старики со своими немолодыми женами, так и на вид совсем ещё дети, у каждого-как на подбор крупные клыки и слишком гипнотизирующие глаза, которые заставляли Чимина покрываться липкой коркой страха — пресловутый инстинкт жертвы, срабатывающий даже в полной защите своих мужчин и их матери, к которой ещё не выработалось никаких ассоциации, поэтому Чимин побаивался и её тоже. — Здесь можно, — контрольно оглядевшись на пример посторонних ушей, дама наконец отпустила руку и развернулась к Чимину в абсолютно пустой комнате на третьем этаже поместья. — Рада наконец увидеть тебя в живую, Чимин-а. Дети скинули мне лишь одну твою фотографию и сухую информацию, что была в договоре. Меня зовут Мин Кёнхи. — Пак Чимин, — парень тут же поспешил пожать протянутую ему руку, боясь показаться невежливом, когда вдруг почувствовал, что его мягко приобняли за талию. Юнги встал рядом, чувствуя его страх, но пресекая дальнейшее развитие столь неприятной эмоции. — Ты знаешь, нам всем нужно было время, чтобы познакомиться, — оправдался он, пока его младшие, Чимин в его объятии и рядом стоящий Шуга (всегда немного неловкий при разговорах с матерью) тут же закивали. — Ну, теперь вы все здесь, — Кёнхи, предаваясь своим материнским воспоминаниям, потрепала своих мальчишек и Чимина за одно по голове, не заботясь об их укладках и делая их прически больше похожими на свою — небрежный, но с тем привлекательный ворох прядей. — Смотрю, вы уже начали обращение? Чимин тут же спрятал клыки, вдруг совершенно забывший об этой детали. Он с близнецами не оговаривал, что делать с этой глупой ошибкой в родительском доме, но, видимо, это не должно стать проблемой. — Это было незапланированно, — ответил за всех Шуга. — В этом нет ничего страшного. Неприятно — может быть, особенно когда придется отпускать свою жизнь и переходит на сторону бессмертия, когда ты одной ногой уже стоишь в гробу, но плоть всё еще отрывается от костей и хочет удержать тебя в жизни, — Кёнхи так просто говорит об этом, и вскоре Чимин поймет, что рассуждения о уничижительной смерти и о всех ужасах для Кёнхи — обычное дело, что-то сравни развлечению скучной минутки молчания. — В прочем, если пока у тебя только клыки, то ты всё еще вполне живой мальчишка. А это твоя комната. Она обвела рукой, наконец обращая общее внимание на комнату, где они скрылись, чтобы поговорить. Достаточно просторная, с большой кроватью и балдахином, помпезной роскошью, как и всё в замке. Чимин чувствовал себя неуютно в столь большом пространстве, собственная комната в особняке братьев была в четыре раза меньше этой, а здесь всё не обжито, и из-за своих габаритов ни на толику не так уютно, как в отелях, где Чимин порой засыпал с омегами. А быть здесь одному, если близнецы решат вернуться в свои спальни, на целую ночь… — Ты пока обустраивайся и отдохни, поскольку праздник будет идти всю ночь, — в искреннем материнском жесте она убрала упавшую светлую прядку с его глаз, и Чимину вдруг показался этот момент слишком скорым для прощаний. Могла ли она, так беззаботно общаясь с ним, попутно мысленной связью беседовать о нём с близнецами? Ох как Чимин ненавидел эту молчаливую глухую связь, когда он постоянно оставался не у дел. — Не против, если заберу твоих женихов на время, ладно? — Чимин и успел только, что осознать, что она сказала, когда Кёнхи уже взяла сыновей под руки и захлопнула за ними дверь, оставляя Чимина в глухом эхо и холоде большой комнаты. Погладив предплечье и приобняв себя за локоть, Чимин нашел место у туалетного столика напротив зеркала с чересчур детализированной металлической рамой, и, посмотрев на себя, вдруг фыркнул и скинул прочь нелепый в своей белизне плащ и венок. Он отчетливо чувствовал, что не понравился маме близнецов. Размышляя об этом, он со скукой лазает по ящикам туалетного столика, которые оказываются совершенно пустыми, но лишенными пыли и другой вековой грязи. Из развлечений в комнате, кроме того, чтобы попробовать использовать тяжелые занавески, как канат, и интереса ради попробовать на них дотянуться до высокого позолоченного карниза в четырёх метрах от земли, есть только пишущая машинка на смехотворно крохотной столешнице, а рядом смехотворно крохотное, но поразительно удобное креслице. Чимин забирается на него с ногами, откидывается на подушку с вышивкой цветов и залезает в телефон. Начинает видео-звонок и показывает друзьям чудо техники позапрошлого века, по их просьбе печатает пару похабных фразочек, анекдоты и вообще всякую чушь, заправив один лист плотной бумаги в машинку, но пальцы быстро устают тыкать по тугим, явно давно не смазанным клавишам, а потому он посылает Хосока с идеей закончить интимный стишок, который тот ему надиктовывал, и в конце концов действительно чувствует усталость, а потому, как и предлагала мама Мин, решает прилечь на пару часов. На кой они вообще приехали в такую рань, если праздник будет только вечером? Уложишись поверх одеяла в чем был, памятуя о трудах Хосока со своей одеждой, Чимин прикрывает глаза и тут же засыпает. *** Он мягко возится и с ленцой перекатывается на спинку, задирает вверх руку и очень неохотно открывает глаза от настойчивого тормошения за плечо. В комнате стоит полумрак, явно за окном наступили сумерки. — Добрый вечер, пуговка, — словив его взгляд, Юнги мягко хмыкает, что можно в его случае счесть за улыбку, его пальцы приятным массажем упорядочивают абсолютно разрушенную прическу в мягкие волны со лба на затылок. Чимин что-то мявкает и тянется, ощущая, что как-то подозрительно легко дышится. Оказывается, Юнги снял корсет и оставил на нём одну рубашку. Как никогда благодарный и явно уставший от оказавшейся бесполезной удавки на поясе, Чимин трёт глаза и уже более осознанно смотрит на мужчину. — Уже началось? — он садится, осматриваясь в темной комнате, и видит свой плащ у изножья постели, который сам в приступе расстроенных чувств оставил небрежно валяться на спинке стула. — Скоро начнется. Мне нужно поговорить с тобой, — кивнув, Чимин вдруг чувствует себя крайне неуютно после этих слов. А учитывая его уничижительные мысли, с которыми он бездельничал в этой комнате в полном одиночестве и что не давали ему покоя, омега уже процентов на семьдесят рассчитывал, что Юнги вот-вот заговорит с ним о разрыве контракта, ибо омегу не одобрили их родители. В комнате повисла тишина, и, окей, Чимину пора бы уже выучить одну вещь, но в его природе заложено беззаботное поведение рядом с тем, с кем ему комфортно, и потому всегда забывает о том, чем Юнги очень даже любит промышлять. Чтением мыслей. — Мне должно быть приятно от того, что такой бойкий мальчишка вдруг заботиться о том, что скажут «большие и страшные вампиры», но оставим лирику до дома, — встав с постели, Юнги поправляет свой пиджак и даёт и Чимину чем-то занять руки, чтобы чуть-чуть отвлечься от своих мыслей. Буркнув что-то недовольное, Чимин забирает свой плащ и идет к зеркалу приводить себя в порядок. Венок решает оставить на столике в неком протесте. — Мы будем присутствовать на празднике вампиров, это не просто светский раут, и твое присутствие является обязательным условием, иначе я бы настаивал на том, чтобы тебя здесь не было, — Чимин замер, удивленный подобным словам. К счастью, Юнги всегда говорил прямо. К несчастью, Чимину очень легко обидеться на любые его резкие слова. — Тогда какого черта я здесь стою? — вдруг взбесившись, Чимин шикнул и всплеснул руками. — Хожу здесь, как кукла, и только и жду момента, когда меня решит кто-то употребить, когда вы отвернетесь. Ещё и смотрят на меня здесь все так оценивающе, словно я за них замуж выхожу! — Чимин-а, тебе лучше остыть. — Не хочу! Почему меня везут непонятно куда, обсуждают за спиной и запирают в комнате, а потом ты ещё будешь проводить со мной какие-то разговоры в самый последний момент? Как будто мне не хватает беспокойств. Нет, я бы даже не беспокоился обо всем этом, если бы вы, вампиры, придерживались контракта! Я вам должен только палец для обручального кольца, а остальные условия сделки можно решить через моих родителей. Я, блять, не расходный товар и не девица на выданье, чтобы со мной так обращаться! Абсолютно пораженный чужими словами, родившимися после долгих неприятных размышлений о том, что Чимин ни черта не должен здесь быть, его здесь не ждали и, заперев в комнате, дали понять, что он не может и шага сделать, будучи обычной добычей для гостей, что ещё не знали его, а также того, что никто из близнецов даже не удосужился ему объяснить, что вообще происходит и не остался с ним, Юнги даже не останавливает омегу, когда тот шумно выходит из комнаты и хлопает дверью. Чимин не знает, куда он идет, но, пока одевался, мельком увидел, чтобы на улице на заднем дворе расставили стулья и уже начали зажигать гирлянды, поэтому направился туда. Проходя, видимо, мимо кухни, ведь через большие двери туда-сюда сновали слуги с блюдами, Чимин перехватил у одного с подноса что-то с пузырьками и решил помочь себе расслабиться. Интересно, здесь есть милые омежки, желательно без угрожающих клыков? Ему жуть как надо самоутвердиться в своей значимости. Однако то, что он с близнецами являются виновниками торжества, становиться понятно довольно скоро. Все, кажется, уже знают Чимина в лицо, учитывая, что омега его старательно прятал, пока плелся за Кёнхи от машины через толпу, все здороваются с ним, и Чимин быстро устает кланяться, принимать поздравления о скорой свадьбе и уклончиво отвечать о том, где носит его женихов. В свете такой славы омега начинает сомневаться, что найдет себе подходящего спутника на ночь и останется инкогнито. Когда в желудке уже поселяется второй бокал с вином, Чимин начинает ощущать знакомый жар в теле и распахивает пояс плаща. Сентябрьский вечер на удивление знойный, вероятно, из-за настоящих факелов вместо электрических фонарей на улице и из-за большого количество народа и горячих блюд. Найдя уединенный уголок, Чимин присаживается в плетеное кресло, поставив себе цель мастерски избегать близнецов остаток праздника. Он пару раз видел их спины и макушки в толпе, но, когда та разряжалась, Пака уже и след простыл. На корне языка осталась неприятная горечь от разговора, а поскуднее всего, что всё в нем была правда, и даже не смывался сладостью очень вкусного вина и шампанского. Что-что, а потчевали тут на высшем уровне. На столике рядом с собой Чимин нашел тарелку с тарталетками и, вдруг осознав, что не ел ничего со вчерашнего вечера, быстренько это исправил. Сливочная черная икра, сладенький сыр и багет — боже, Чимин умял всю тарелку за раз. Вкусновато, но маловато, а ещё весь алкоголь вдруг выветрился, стоило желудку обрести дзен. Быстренько исправив это ещё одним бокалом, на этот раз белого вина, Чимин хотел вернуться к своему облюбованному месту, когда взгляд вдруг упал на интересное нежное создание — девушка в белом легком платье без каких-либо украшений стояла у стола с закускам и лениво, словно пихала в себя, кусала крохотными кусочками вафельную корзинку с паштетов. Найдя на подносе бокал и для неё, Чимин оценил себя и решил расстегнуть пару пуговиц на рубашке, чтобы игриво оголить ямочку меж грудных мышц, и пошёл знакомиться. — Привет, — девушка крупно вздрогнула и сделала пару шагов назад, как некстати упираясь в стол. — Подожди, не пугайся. А то я чувствую себя неловко. Показывая, что он совершенно не врождебен, Чимин предусмотрительно заранее не позабыл спрятать клыки и поднял в верх ладони с двумя бокалами, показывая, что у него нет оружия и дьявольских длинных когтей. — Ты… человек? — омега потянула носом, словно могла бы учуять его сущность, но, поскольку тоже была человеком, то ли бесполезно, но мило дернула носиком. Поверив, она взяла у него бокал, но оставалось молчаливой. Однако шампанское понравилось — девушка, едва признав алкоголь, осушила его одним махом. М-да, не только одному Чимину здесь хотелось накидаться. За странной, однобокой беседой, но вполне остроумными шутками немногословной девушки, молодые люди провели приятные полчаса. Чимин был рад тому. что хоть кто-то здесь наигранно не лобызался перед ним и искренне общался. Пак осознал, что действительно рад тому, что учиться в университете для людей — он бы не вынес, чтобы все вокруг склонялись перед ним, как перед представителем и в будущем наследником самого крупного клана страны, прошел всего вечер, а Чимину снова хотелось простого общения без напускной вежливости. Он даже забыл о своем изначальном плане охмурить себе пассию и, на зло братьям, приятно провести время, уединившись в любезно выделенной ему спальне, видимо, настроение всё же было не игривое, как бы Чимин ни хотел себе его навязать. Наконец из-за пасмурных осенних облаков показалось солнце, чтобы проводить их закатом и кинуть на безжизненные серые стены замка фиолетово-сизую дымку. В этом волшебном мареве наступающей ночи Чимин безошибочно столкнулся глазами с Юнги, смотрящим прямо на него у входа в замок, на возвышении небольшой лестницы, в дали от толпы народа, что любовалась закатом на поляне. — Я скоро вернусь, — поставив бокал, Чимин тяжело вздохнул и, решив не гневить Юнги (прекрасно зная не только о его некрепком терпении, но и крепкой руке), пошел к нему. Девушка хотела придержать его за руку, пообщаться ещё немного — ей было это нужно, как никогда, но мальчишка, что увлек её разговором и был невыразимо красив, как принц, явившийся к ней, так же быстро исчез. — Не приятного вечера, — сёрничал Чимин, когда Юнги обнял его за плечи и повел вглубь замка. — Поговорим дома, — ответил ему Юнги, но пару остановили на площадке у лестницы на втором этаже. Народу вокруг было немного, в основном уже пожилые вампиры, которые не приветствовали холод и им роднее было отдохнуть до основного торжества за стопочкой коньяку у камина и переброситься со старыми друзьями, которых не видели веками, парой словечек о жизни и партийкой в карты. Они встретились с Кёнхи. Та переоделась в сверкающее камнями синее платье и о чем-то спокойно общалась с другими такими же нарядными вампиршами. Заметив их, она тут же поспешила представить Чимина своим подругам, не обращая внимание на вдруг посмурневшего сына, что как-то ревностно смотрел на её руки, вновь обнявшие Чимина. Вдруг дверь рядом с ними распахивается и на лестничную площадку вываливаются с гомоном и смехом несколько молодых людей. Один из них, поразительно похожий на братьев, замечает толпу омег и подходит, чтобы по-свойски обнять Кёнхи за талию. Чимину почти кажется, что гордая вампирша сейчас свернет наглецу шею, но она лишь скромно улыбается (чтобы не терять лица рядом подругами) и принимает поцелуй в шею. — Наконец-то и я, последний из всех, встречусь со своей невесткой, — Чимин не успел ахнуть в осознании, когда мужчина наклонился мимо своей жены к нему, чтобы уже не так резко, развязно и нагло, а вполне заботливо и аккуратно приобнять его, погладить по лопатке и отстраниться. От отца близнецов, несмотря на его внешне буйный вид и явно не первую выпитую бутылку, очень приятно пахнет — лесом, теплотой, так пахнет Шуга. Кстати, о нем. Младший близнец появляется из той же двери, откуда вышла шумная компания, и настороженно смотрит на Чимина. Видимо, он успел переговорить с Юнги. Чимину совершенно не хочется думать о том, что вечер-то закончится, но за всё сказанное одному из близнецов в конце концов придется отвечать. Мотнув головой, Чимин не замечает, куда вдруг все начинают идти, но вскоре собравшаяся огромная компания, включая не только всю семью в полном составе, но и их многочисленных друзей, оказываются на вершине холма, за триста метров от самого замка. От земли начинает идти пар, видимо, днем шёл дождь и земля теперь медленно остывала, образуя туман. Темнота ночи первой настигла лес, растущий вниз по холму, на фоне бескрайней пустоши голых полей и прерий цветов в другой стороне. Словно время замерло, воздух стал не столько освежающе-холодным, сколько тяжелым. Чимин хотел найти поддержку, за кого-то ухватиться, но Шуга был в другой стороне, рядом с отцом, слишком далеко, а Юнги… Чимину не хотелось с ним разговаривать. Видно, омега слишком много от него ожидал, что Юнги будет читать все его желания и его дискомфорт с первых строк, и то, что альфа не сделал это сегодня, Пак нашел весомым поводом для бойкота. Тут внизу в сторону леса начали идти люди. Десятки, сотни, все примечательно в белых сорочках, босые, с распущенными волосами. Они, словно загипнотизированные, шли в сторону пугающе темного леса, а потом… Потом, Чимин помнит, начался ужас. Раздался первый крик, и это породило огромную волну душераздирающего звука. Люди, очнувшиеся от опьянения, теперь начали осознавать себя, и у них было всего секунда, чтобы понять, что охота началась, и чтобы начать бежать. И ещё меньше секунды, чтобы понять, что они — добыча. Все вампиры, коих стало в разы больше их компании, сорвались с места. Всё было так стремительно, Чимин вскрикнул и зажмурился, случайно задетый чужими локтями и плащами, ветряной поток его самого отнес на десять метров ближе к лесу и в конце концов он упал, не устояв на ногах, и впился руками в мокрую землю. Крики ужаса и визги боли раздавались над лесом, каркали вороны и вся погода словно разбушевалась, поднялся ветер. Чимин вдруг понял. Всё понял. О своей новой знакомой. Почему та была так отстранена и странно одета. О Юнги, что не хотел привозить его на праздник. На странный выбор времени для светского приема. О вампирах, столь восторженных и испытующе смотрящих на него всё это время. О том, зачем именно устраивался этот праздник. — Нет-нет, — как в бреду он поднялся и протянул руку в сторону леса, но понимал, что никогда не сможет остановить эти крики. Потом он решил закрыть уши, чтобы это не слышать, его дыхание сбилось, мир закружился, и Чимин не осознавал, как начал истошно кричать, когда некто тронул его за руку. Подняв глаза с расширенными зрачками, он увидел перед собой лишь братьев. Из всей огромной толпы остались лишь они, его женихи. Омегу натурально затошнило от этого. — Вы… вы — монстры! — он закричал, указывая на них пальцем, и отошел, едва не споткнулся и не улетел кубарем с обрыва, но тут же взвизгнул, как только Юнги сделал лишь одну попытку приблизиться. — Не подходи! Чимин крепко зажмурился, но это не помогло, так он лишь ещё больше сконцентрировался на творившемся ужасе. — Я вас ненавижу! — парень задыхался здесь. Он понимал, что ещё секунда, и он потеряет сознание, поэтому побежал. Не зная куда, на ходу растеряв свой плащ, свой венок и туфли, что сковывали движения. Он хотел убежать как можно дальше, желал на своих двоих добраться до дома. Но не их дома, а родительского, захотел снова оказаться в окружении людей, не вампиров, просто… просто прижаться к маме и, в надежде, что его не оттолкнут, как всегда до этого, спрятаться у неё за пазухой. Он просто не может этого выносить. Когда от истеричного плача и бега начинают саднить легкие, Чимин, наконец, осознает себя. Он в лесу. Уже плевать, в какой именно его части, там, где жестоко раздирают людей, как жалкий скот, или в другой его части, где водятся дикие звери. Его ноги тут же отзываются болью от сдертых мозолей, царапинами и содранными в мясо ногтями. Попеременно сжимая ладошки в кулачки, впиваясь ногтями в ладошки, чтобы отрезвиться, Чимин не может больше ходить по усыпанным иголкам и встает на поваленый ствол дерева. Втянув хлюпающим носом запах влажного леса, Чимин начинает икать и впадает в какое-то пограничное с реальностью состояние. Когда все эмоции вышли, остается лишь пустота. Он расставляет руки в стороны, чтобы балансировать на стволе, и не пугается едва слышимых шорохов игольчатой подстилки за спиной. Он знал, что никто не даст ему бесследно скрыться в лесу. — Не хочу быть вампиром, — делится омега, и тут тени становятся более очевидны, рядом появляется Шуга с его плащом в руке. — Это уже необратимо, — отвечает мужчина, и Чимин лишь вздыхает, ведь и сам прекрасно знал. Собственные клыки тому подтверждение. Он облизывает их и специально царапает кончик языка. — Не хочу выходить замуж, — тогда говорит Чимин, и с другой стороны от дерева появляется Юнги, держа его оброненный венок и туфли. — Если ты хочешь, то… — Не хочу, — фыркает Чимин. Глубоко в душе он уже может признаться себе в том, что, не смотря на чужую странную семью и ужасное окружение, этот год рядом с близнецами был… неплохим. Чимин не хочет с ними расставаться. И ему очень удобно всякий раз при случае прикрываться тем, что его заставили подписать контракт, хотя в современных реалиях правда уже далеко не та. Тихо ойкнув от того, что напоролся рассеченной стопой на острую кару, Чимина тут же поднимают на руки. Юнги надоело смотреть на его бессмысленные страдания. Всё еще держа в руках чужие вещи, он умудряется удобно взять омегу, разворачивается в противоположную сторону, чтобы отвести всех в замок. Но пока не спешит делать стремительные шаги. Чимин, волею позы обняв его за шею, поднимает голову с абсолютно пустым взглядом, и глубоко и проникновенно смотрит ему в глаза, ведя молчаливый, в этот раз действительно бессловесный диалог. Что-то решив, омега вздыхает и кладет головку ему на плечо, теснее обнимает и ткнется носом в воротник. Шуга, перешагнув дерево, становится рядом с братом и нежно гладит его по чрезмерно напряженной спине. Только младший брат знает, как сильно его всегда держащий всё в себе, невероятно сильный и чрезмерно ответственный брат мечтал о браке и как тяжело ему даются все чужие капризы. Кивнув, Юнги первым разрывает из зрительный контакт и, ревностно и чуть крепче нужного прижимая к себе омегу, их омегу, направляется в замок. *** Наплевав на праздник и отказав в любых предложениях как-то по другому провести эту ночь, троица оказывается в комнате, значительно отличавшейся от всех, что Чимину довелось увидеть. Она небольшая, а кровать гораздо уже той, на которой Пак заснул днем, на ней нет балдахина и любых других ненужных вещей. Она выглядит обжитой. На письменном столе полный порядок, все книги расставлены корешками вперед и отсортированы по алфавиту. Не трудно догадаться по педантичной чистоте, что это комната Юнги. Альфа кладет его на постель и оставляет туфли и венок на письменном столе. — Что-то я уморился сегодня! — потянувшись, извещает Шуга и с размаху падает спиной на постель. Чимин тем временем неловко отряхивает ножки, но тут Юнги протягивает ему пачку влажных салфеток. Вытерев кожу от грязи, Чимин кусает губы и смотрит на развалившегося на кровати Шугу, тот заложил руки за голову и смотрел в полоток, явно более задумчивый, чем хотел им казаться. — Ты как, птенчик, насчет здорового сна? — альфа приподнял угол одеяла и поиграл бровями. Это так мило и беззаботно, что Чимин даже слабо улыбнулся. Скинув брюки, ужасно сковывающие движения, он с радостью заполз в манящие пуховые объятия. Юнги даже не смотрел на них, хотя обычно любил методично наблюдать за их играми в машине, или за столом, или на кухне, когда младшие могли откровенно драться за последний кусочек колбасы, ведь «жопка самая вкусненькая, ты не шаришь, хён». Сейчас он отвернулся и очень медленно расстёгивал пиджак. — Хён? — позвал его Шуга с постели, и альфа вздрогнул, словно приходя в себя. Юнги, если честно, хотелось сбежать, оставив их двоих. Сейчас Чимин в безопасности (то, о чем Мин беспокоился больше всего весь этот вечер, не в силах отдохнуть и всё выискивая мальчишку в толпе), и можно выдохнуть. Тем более он больше не одинок в комнате, о чем жаловался ранее. Юнги просто… устал. Хотят ли его вообще сейчас видеть здесь? Хочется раздосадовано зарыться рукой в волосы, оттянуть их до легкой боли, хочется выпить. Либо крови из источника до опьянения, либо нажраться вдрызг вином из фамильного погреба. Хочется что-то сделать. Он сам не понимает, что начинает задыхаться. Медленно, но верно, мысли начинают забирать его спокойствие. — Хён? — зовёт его уже Чимин. Крохотный омега на его постели, где старший альфа спал всё свое детство, тоже предавался мечтам и о чем-то думал, чего-то боялся, сейчас здесь. — Ты идешь? — и смотрит на подушку. Одну из трех, приготовленную специально для него. Юнги убирает руку с ручку двери. Делает слабый шаг к ним, к месту, единственно подсвеченному в комнате из-за одной горящей настольной лампы. Скинув лишь пиджак, он ложится на самый краешек, и Чимин, подумав, тянет его за плечи ближе к себе, чтобы не свалился. — Пора спать, — отрезает Шуга и выключает свет. Чимин, повозившись, укладывается выше всех для удобства, и, пока младший близнец шебуршит за спиной и в конце концов неуверенно обнимает его за талию, Чимин сам прижимает за затылок старшего альфу к себе, тот утыкается ему в ключицу, но обнять не решается. В конце концов, Чимин засыпает, чувствуя себя на своем месте. Юнги игнорирует любые попытки близнеца выйти на контакт мысленно, он всю ночь пролежит на боку, не шелохнувшись, спрятавшись лицом в груди Чимина и не издав ни звука. *** Утром в замке становится легче, пустее, проще дышать. Чимин вышел из комнаты в простых вещах, найденный в шкафу Юнги, в его кофте и спортивных штанах. К счастью, с дресс-кодом не ошибся — вся чета Мина, единственно оставшаяся в замке, была слегка помята и тоже в домашнем. Кёнхи уже не выглядела, как непреступная королева. Едва озаботилась о том, чтобы приколоть шпилькой волосы, сидела за столом в домашнем розовом пушистом свитере, джинсах и носках. Рядом с ней её муж сидел с капельницей в вене и явно отходил от масштабной попойки с пакетом льда на лбу, во вчерашней одежде, но без фешенебельного фрака. Братья заняли места по другую от них сторону большого стола, все в домашнем, и Чимин сел между ними, слуга сразу же поставила перед ним и Шугой столовые приборы. Как и в их доме, еды было много, и Чимин хотел уже извиниться, что не стоило ради него столько готовить, когда вдруг что Шуга, что его отец, едва все собрались за столом, с невероятным голодом и поразительным аппетитом накинулись на яства. Видимо, после масштабного кровопролития нужно хорошенького закусить. — Ты чего не ешь? — так по-домашнему спросила его Кёнхи, отвлекшись на секунду от своего журнала, который лежал у неё на месте тарелки. Юнги порой делал то же самое с газетой, но сейчас, Чимин заметил, тот копался с документами в планшете. — Вчера было слишком много сытной еды, да? Ой, я тоже не люблю эти праздники, потом без конца нужно ходить в спорт-зал. Махнув рукой, она поднялась, чтобы достать с дальнего конца стола, игнорируя слуг, красивый чайничек с росписью и лично налить Чимину чашечку из того же сервиза. — Лучше тогда выпей чаю с мятой, и желудку поможешь, и лишние килограммы не отложатся, — заискивающе подмигнув ему, чем окончательно ввела Чимина в ступор слишком сильным различием между двумя Кёнхи, которых ему удалось увидеть, женщина передала ему чашку, и после начался обычный, нормальный семейный разговор. Отец интересовался Юнги и делами его компании, мама обсуждала с Шугой трущобы и всё сетовала, что тупые низкородные вампиры до сих пор не уяснят, что нужно чтить закон и не кусать бедных несовершеннолетних детей, потому что не смогут позаботиться об их жажде в дальнейшем и тех просто убьют. За такими разговорами прошел завтрак. — Кто со мной стрелять фазанов? — заявил господин Мин. едва отбросив капельницу и размяв спину. Чимин уже догадывался, кто пошел в него характером, и не прогадал — глаза Шуги тут же загорелись детским восторгом. Явно охота с отцом было одним из тех детских воспоминаний, которые Шуга очень любил, поэтому тут же двое мужчин, как заведенные восторженные дети, убежали в лес. — Юнги, может, сыграешь нам? Так давно тебя не слышала. Чимин же остался в гостиной, и с любопытством посмотрел на рояль, из-за своего черного цвета столь непримечательный в пестрой гостиной. Альфа не отказывает, садится за музыкальный инструмент и тут же начинает играть, словно тренировался каждый день. Легко и плавно бегает пальцами по клавишам, наполняя гостиную чудными звуками музыки. Она расслабляет, заставляет отпустить тревоги, забыть о сожалениях. Кёнхи удовлетворенно мычит, прикрывая глаза, но затем медленно тянется к руке Чимина и окутывает её теплом своей ладони. — Шумная была вечеринка, да? Мне не хотелось, чтобы тебе особо мозолили глаза все эти доисторические особы, поэтому попросила остаться в комнате. Надеюсь, ты не обиделся, — она взглянула на него, а потом снова прикрыла глаза, наслаждаясь музыкой, и продолжила. — Мне показалось, что ты тоже не горел желанием быть здесь, но мне с мужем очень уж хотелось посмотреть на тебя. Человека, которого выбрали наши такие разные сыновья. Когда мы об этом услышали, нам показалось это невероятным. Чимин смущенно кинул взгляд на Юнги, прекрасно зная, что тот всё слышит, но альфа не мешал им, полностью увлекшийся музыкой. Такой красивый, когда сосредоточенный. — А были, кхм, другие? — спросил Чимин. За последнее время он узнал много откровений касательно весьма смутного контракта. — О, думаю, их было не мало. Они не любят особо говорить о своих делах. Что Юнги, что Шуга, мне постоянно приходится всё вытягивать из них клещами, — женщина цокнула языком, посмотрев на сына, и тот выразительно закатил глаза. — Ах ты! — воскликнула Кёнхи и вдруг кинула в сына подушку. Метко, кстати, прямо в голову. А потом обе омеги расхохотались. Поле ещё пары исполненных мелодий Юнги оставил их, потому что услышал, как Шуга откуда-то из двора кричал ему и снова, как в детстве, начал дразнить, что альфа так загнется под своими книжками. Решив отпустить себя и тоже немного подурачиться, Юнги вышел во двор, попутно закатывая рукава кофты, и отправился в лес в твердом намерении надрать наглому младшему братишке зад. Весь день Чимин провел с Кёнхи. Они трындели, как две подружки, женщина показывала ему шикарные оранжереи, взяла с него обещание, что за свадебным костюмом они поедут вместе, никаких надоедливых альф! Несмотря на сетование о лишних килограммах с утра, оба не отказались от тортика и потом бездельничали в саду. От Кёнхи же веяло атмосферой, пограничной между Юнги и Шугой. С одной стороны она сдержанная, но мягкая внутри, как Юнги, а с другой шебутная и игривая, как Шуга. Поразительный человек для того, кто так высокомерно и устрашающе может держать себя на публике. Вся семья собралась вместе вновь лишь под вечер. Отужинав, они послушали восторженный рассказ отца, Дохёна, о том, как прошел его день с мальчишками. Он без стеснения сливал любые секреты, что Юнги упустил куницу, Шуга, спрыгивая с ветки за волчицей, зацепился воротом кофты за сук и так и повис, и что они валяли друг друга в грязи, решая, кто сильнее, а потом тщательно вымывались в бане и требовали с отца молчать о том, чем они занимались, потому что мужчинам не пристало так себя вести. В итоге, Дохёна совсем не тяжело было сдать всю фирму, лишь бы рассмешить омег. Однако день должен был закончиться, завтра понедельник, Чимину в университет, у братьев свои дела. Распрощавшись, Юнги сел за руль и повез своих уставших малышей обратно домой. На удивление, шуга тоже прикорнул, откинув сидение, видно день выдался для него слишком насыщенный, а Юнги подзарядился чашкой кофе. Чимин так и вовсе спал, по-королевски растянувшись на всех задних сидениях, и Юнги сделал музыку потише, чтобы не будить их, и расслабленно откинулся на спину, постукивая по рулю кончиками пальцев одну ему известную мелодию.