Кривое зеркало

      Первые две недели учебы в магическом техникуме прошли совсем не так, как ожидали близнецы. Пусть первокурсников можно в прямом смысле пересчитать по пальцам одной руки ввиду низкой рождаемости магов, именно по этой причине их должны обучать искусству изгнания проклятий в разы усерднее, чтобы хоть как-то компенсировать количество кадров качеством их работы. Поначалу так и было: их учитель, Сатору Годжо, с утра до позднего обеда держал ребят в маленьком классе, рассказывая историю кланов, междоусобных войн и конфликтов, а после обеда гонял по тренировочному полю, объясняя это тем, что маг должен быть физически подготовлен ко всему. Так продолжалось понедельник и вторник, потом учитель пропал на пару дней из-за срочной миссии, с которой он легко справится, но тем не менее свое долгое отсутствие никак не объяснил. Потом он появился на полдня и снова оставил студентов заниматься самообучением.       В появившееся условно свободное время, которое Годжо, по-дурацки пригрозив пальцем, велел потратить с умом, каждый занимался чем хотел. Нобара в основном смотрела сериалы и изредка выходила на поле, бегала, метала гвозди в мишени, в общем, никакой высокой нагрузки. Она скорее хотела держать свою фигуру такой, какой ей надо, чем оттачивать приемы и техники. Не похоже, что ей в принципе интересна работа мага, по крайней мере, не так, как тому же Юджи, а быть может она относится ко всему проще.       Не сказать, что она и Сукуна стали друзьями, но конфликт определенно был улажен, причем самим Сукуной – по просьбе брата, само собой. Для начала он стал мыть ее посуду вместе со своей после общих завтраков и ужинов, что быстро оказалось ею замечено. Чуть погодя, чтобы не сильно палиться, он стал спрашивать, что ей заварить – чай или кофе. Нобара явно оценила его своеобразные попытки помириться и тоже в ответ стала спрашивать по вечерам как прошел день или давала погонять свои наушники. Эти двое неплохо стали общаться, чем очень радовали Юджи.       Мэгуми проводил в тренировках не многим, но больше времени, чем невольно показывал себя самым ответственным из первокурсников. Чем он занимался, если был не на поле, никто толком ответить не мог; все молчаливо согласились, что это не их дело.       Близнецы Итадори чем только не занимались; когда вместе, когда по отдельности. Если вместе, то рубились в игры на телефонах, но не долго, потому что модели старые и батарея держит заряд слабо. Также они несколько раз выходили на пробежку от скуки и в город за продуктами – тихо, спокойно, ничего интересного. Когда бывали порознь, то необычных событий, если их можно так назвать, было побольше. Например, Юджи готовил на всех ужин, следуя своей новой привычке, и к нему в помощники напросился, а точнее не "напросился" – "предложил" свою помощь, никто иной как Фушигуро Мэгуми. Похоже, ему было совестно от того, что Юджи тратит много времени на кухне и никто ему не помогает; самого Юджи это нисколько не волновало.       Еще один необычный факт, впрочем, о его необычности можно поспорить, – Двуликий вел себя тихо. Будучи одержимым древней нечистой силой младший из близнецов в некоторой степени был готов к ночным кошмарам, искушениям наяву и всему тому, что несет за собой "одержимость" в классическом смысле, но ничего из этого не произошло. Юджи старался не забывать о своем проклятии, справедливо опасаясь неосторожной потери контроля, которая тем не менее не случалась даже во время дрочки. Что задумал небезызвестный Король проклятий и задумал ли вообще он не решался предполагать, да и как он мог уловить ход мыслей того, с кем ни капли не знаком.       В общем и целом, начало обучения в магическом техникуме вышло неплохим и вполне увлекательным, однако глупо было бы считать, что на этом все. Однажды утром, когда все по обыкновению ленились из-за отсутствия занятий, Мэгуми сообщил однокурсникам о предстоящей миссии и поторопил собраться у входа в корпус, где их будет ждать машина.       К тому времени, как ребят привезли к исправительной колонии, стало понятно, что погода испортилась окончательно и совсем скоро пойдет дождь. Вряд ли это могло помешать, все-таки работать предстояло внутри здания, но настроение все равно испорчено. Также знатно его подпортили подробности назначенной миссии; и Сукуна был готов убивать.        — Вы что, серьезно? — стал он давить на Иджичи – помощника директора.        — Что-то не так, Итадори-кун? — невозмутимо спросил тот, поправляя очки.        — Блять, все не так! Только что вы сами сказали, что на проклятие особого ранга отправляют соответствующего мага. Так какого хрена здесь делаем мы?        Незаметно вздохнув, Иджичи ответил:       — Вы не должны вступать в бой, лишь вывести из здания гражданских лиц. Сатору Годжо сейчас в командировке, а из свободных магов только вы.        Сукуна чувствовал, как кипит кровь в венах, и он изо всех сил старался не послать помощника и увести отсюда брата. Позади него Кугисаки тихо соглашалась с ним, но противостоять Иджичи не стала – не видела смысла.       — Получается, если мы скажем проклятию, от которого не факт, что спасут кассетные бомбы, с ваших же слов, нас не трогать, оно без лишних вопросов отпустит нас? Потрясающе!        Он не понимал, почему его окружают идиоты. Ладно еще Юджи, который понял классификацию проклятий где-то наполовину, да и в принципе является магом всего ничего, как и он, но почему опытные, умелые, а главное - взрослые маги несут какой-то бред. Эта миссия являет собой самоубийство в чистом виде, но Иджичи упорно игнорирует этот факт. Неужели он действительно думает, что первокурсники смогут за двадцать минут зайти и выйти вместе с каким-то чудом спасенными заключенными? Все экстрасенсорные способности Сукуны кричат о том, что миссия пройдет самым очевидным образом. Ко всему прочему, младший брат пожелал во что бы то ни стало вернуть сына безутешной матери, которая пришла в этот день на свидание, - это делает ситуацию еще более безвыходной.       Завеса – заклинание, скрывающее все, что надо от глаз тех, кому знать не надо, - опустилась и стало заметно темнее, почти как поздним вечером. Первой за дверь зашла белая гончая Мэгуми, а за ней уже все остальные – это должно было повысить выживаемость команды и дать возможность скоординироваться в случае внезапного нападения. И лучше бы их действительно сразу-сходу атаковали в лоб, чем то, что произошло.       С первой же секунды стало понятно, что первокурсники влипли, но дать заднюю не могли: попросту некуда, ведь дверь, через которую они зашли, пропала. Все, что им оставалось – это поиски сначала выживших людей, а потом гипотетического выхода. Пробираясь через измененную проклятым чревом территорию тюрьмы, Сукуна мало того, что терпел головную боль, так еще его не покидало ощущение стороннего наблюдателя. Он напряженно осмотрел брата на предмет паразита, иногда выползающего наружу, но кожа Юджи оказалась совершенно чистой. Означать это может только одно – за ним наблюдает кто-то другой, а это не делает положение лучше. Однако его однокурсники не выглядят так, словно тоже чувствуют чей-то взгляд или присутствие, и Сукуна на минуту засомневался в своем здравомыслии.       Группу магов окружали бесконечные ржавые трубы, уходящие в темноту выше, чем на два этажа, которые должны составлять этот блок. Помимо исчезнувшего входа, изменились коридоры и помещения; они петляли в неизвестных направлениях, кончались тупиками, возвращали на исходное место – это был огромный лабиринт, где студентам дана задача найти пятерых заключенных. Кугисаки, будучи весьма опытным для своего возраста магом, стала трястись в панике, а Юджи, видя ее такой, мог только беспомощно глазеть то на брата, то на друга, надеясь, что они помогут.       Поразмыслив секунду, поскольку больше позволить себе не мог, Мэгуми пообещал, что выход они найдут без труда, так как его гончая лучше любой поисковой собаки могла найти цель по запаху. Ребят это крайне ободрило, и они принялись хвалить и чесать послушно сидящего шикигами, обещая после миссии гору вкусностей.       — С твоей помощью, мы сами выживем и других обязательно спасем! — говорил Юджи, солнечно улыбаясь.       Фушигуро ему ничего не ответил, только сказал всем идти за ним, однако лицо его, насколько позволяла его непрошибаемость, было задумчивым.       Юные маги проходили один кривой коридор за другим, иногда попадались какие-то помещения и ответвления, но белая гончая их игнорировала и вела своим маршрутом. Где-то встречались неуместно торчащие сточные трубы с мокрыми следами вниз по плитке, вентиляционные решетки в совершенно случайных местах и иногда наклеенные друг на друга, а также раскрытые двери с заложенным кирпичами проемом. Как пояснил Мэгуми, проклятая энергия Чрева видоизменяет блок хаотично и более стабильное пространство должно быть там, где ее наибольшее количество.       Всем было, мягко говоря, не по себе. Бродить по темному, смердящему сыростью и плесенью месту, ни капли не похожему на изначальную тюрьму, и при всем этом не знать, где таится враг, – по-настоящему дрянное решение, которое, к сожалению, уже пришло в исполнение. Вчетвером не так страшно, но каждый в мыслях согласился бы, что было бы намного лучше не будь их тут вообще.       Впереди шел Фушигуро и его гончая, направляя, после них – Кугисаки и младший Итадори, старший же замыкал строй, время от времени оглядываясь. Последнему все чудилось, что за ними по пятам кто-то идет, но коридор был пуст. Как навязчивая мысль, что под действием разбушевавшегося воображения рисует наяву всевозможные ужасы и видения, смутное ощущение потустороннего присутствия долго его не покидало. В какой-то момент он перестал чувствовать на себе чужой взгляд и легче от этого не становилось. Его дерганное состояние заметил брат:       — Ты как?       — В порядке, — заверил его Сукуна, — просто голова болит от стресса.       Юджи с лаской и мягким беспокойством заглянул ему в глаза, желая увидеть в них корень проблемы, и попросил:       — Будь осторожен.       — И ты.       Однокурсники, несмотря на то, что близнецы говорили достаточно тихо, все прекрасно слышали и тактично молчали.       Некоторое время, сколько точно никто ответить не мог, поскольку оно, как патока, текло раздражающе медленно, группа магов блуждала по ржавым грязным коридорам, пока не вышла в искаженный плавательный зал. Дверной проем, через который они зашли, был выдолблен прямо в стенке осушенного бассейна; в воздухе пахло хлоркой и медью.       Едва они вышли на свет, то заметили груду того, что не поддается описанию в определении "человек". Сложно уже понять то, один ли это был до недавнего времени человек или сразу несколько. Относительно гордиева узла из бледных сухих конечностей, где местами, если хорошенько присмотреться, можно приметить вытянутые немыслимым образом лица, словно пластилин в руках дошкольника, прислоненная к плитке бассейна верхняя часть туловища вполне считалась доказательством личности гражданина преступника. У трупа хорошо сохранилось лицо, выражаясь поэтично – навечно застывшее в гримасе дикого ужаса, но на деле – до первых личинок-трупоедов или до попадания в камеру сжигания в крематории. Бесстрашно подбежавший к нему Юджи осекся, когда прочел имя на бирке тюремной формы. Всплыли воспоминания о женщине, рыдающей и переживающей за жизнь своего уже мертвого сына, там, за территорией блока. Для него совершенно очевидно и оправданно то, что нужно вынести тело (пускай от него и осталась только верхняя часть) наружу, передать его службам, чтобы они там уже вызвали мать на опознание. Эта несчастная женщина имела право знать, что случилось с ее сыном; никто не мог запретить ей проститься с ним. Родители не должны хоронить своих детей.       Фушигуро не был с ним согласен – завязался спор. Они все не могли решить, как поступить с телом, дошло до того, что один схватил другого за воротник, крича и доказывая свою точку зрения. Выяснились обстоятельства преступления Тадаси Окадзаки – той половины челевека, и Мэгуми не ошибся, называя того отбросом.       Этот старшеклассник сбил на машине ребенка, не имея водительских прав, причем, по словам Мэгуми, случай был не единичный. Однако, даже учитывая столь веские аргументы, Юджи не мог отступиться, поскольку считал, что должен помочь хотя бы безутешной матери несовершеннолетнего убийцы.       Не похоже, что спор двух сокурсников мог разрешиться самостоятельно, без помощи третьей стороны, поэтому Сукуна счел себя обязанным их остановить и напомнить о первоначальной задаче. Как ни странно, Кугисаки его поддержала, хотя по ней было видно, что она на грани истерики.       — Вы двое, забыли, что мы посреди ебанной тюрьмы Толука?! Нам не искать трупы надо, а самим как-то выбраться живыми! – твердил Сукуна, стоя сбоку от них.       — Именно! — согласилась с ним Кугисаки, нервным шагом подходя мимо него к двум своим друзьям. — Вместо того, чтобы вот так!..       Ее голос оборвался. Парни только и успели, что заметить, как кончики ее рыжих волос пропали в непроглядной темноте в полу. Нобара только что пропала у них на глазах и неизвестно, жива ли она еще и где ее искать.       Пока взгляд Мэгуми метался в поисках свой гончей, которой он предварительно дал команду предупредить при появлении проклятия, Итадори Сукуна остолбенел от накатившего ужаса. В его голове словно стучали вразнобой барабаны тайко и вся эта какофония тупой боли твердила то "беги", то "подойди ближе". Не имея силы сдвинуться с места или хоть как-то пошевелиться, он уставился на уродливое, пучеглазое нечто, стоящее совсем рядом с его младшим братом. Существо – определенно то проклятие Особого ранга – нахально улыбалось и кривлялось, когда все участники представления обратили на него внимание.       Сукуна ощутил, как что-то плотное ударилось о голень и отлетело. Он посмотрел вниз, не имея ни малейшего понятия, что должен там увидеть; тело двигалось само, когда как рациональная часть разума призывала не отвлекаться от угрозы в лице бледной полосатой твари. Глаза безошибочно нашли на полу отрубленную кисть в лужице крови, а рядом, воткнувшись между плит, торчал широкий нож – тот самый, который Годжо Сатору дал его брату. Убийца демонов должен быть у Юджи, так как никто другой им не пользуется, но вот, эпическое оружие, переполненное проклятой энергией, оказалось отброшено в сторону, и никто не спешит его подобрать.       Снова переводя взгляд на остывающую конечность, ставшую белее на два тона и лежащую в сворачивающейся склизкими комьями крови, Сукуна почувствовал себя оглушенным кувалдой о надетое на голову ведро. "Чья это рука?" — не понимал он, пытаясь заставить себя посмотреть вперед, где были единственные живые люди, имеющие такие конечности, однако чертов шейный отдел стал натурально скрипеть от напряжения, и голова так и осталась повернута в сторону холодной руки.       Перед ним прогремел взрыв, отбрасывая его окаменевшее тело к дальней стене. Крепкого удара о кафельную плиту было достаточно, чтобы встряхнуть заиндевелый страхом мозг и прийти в себя, но противный звук неработающего старого телевизора в ушах, когда на экране горят жирные разноцветные помехи да пробегает белая полоса поперек, делал ситуацию сложнее. Сквозь гадкий звон пробивались крики Юджи и смех нечеловеческой твари. Взгляд тоже был замутнен и постепенно приходил в норму, как от внезапного попадания баскетбольным мячом в тыкву; по краям обзора дымная чернота, а посередине запотевший иллюминатор.       Кто-то (сложно ответить, кто именно – Юджи или Мэгуми) схватил Сукуну за руку и потянул вверх – это помогло понять, что ранее он, как пьяница в переулке у клуба, валялся пластом, едва подавая признаки жизни. Пытаясь разглядеть самопровозглашенного помощника, Сукуна с неудовольствием видит темное пятно там, где на голове должны быть волосы. Со слухом дела обстояли разительно лучше, однако то, что он услышал, повергло в ужас еще больший, чем при появлении проклятия Особого ранга.       — Найдите Нобару и выбирайтесь отсюда! Как будете снаружи – подайте знак, и я поменяюсь с Двуликим! — кричал Юджи, делая какие-то движения руками. Они казались странными, ни на что не похожими и совсем не к месту.       Сукуна постарался сфокусироваться, хмурился от рези в голове, и в итоге разглядел: обмотанный ниже локтя ремень, назначение которого мгновенно стало ясно, черно-красный срез на том месте, где должна быть рука, а черный оттого, что на густую кровь налипла грязь и пыль, поднявшаяся после взрыва. И та отлетевшая к его ногам кисть само собой ранее принадлежала его любимому младшему брату, его единственной семье, которую он поклялся защитить любой ценой и в который раз потерпел крах.       К горлу подступила желчь, все внутри скрутилось в пульсирующий ком плоти и как же неистово горел затылок. Парень тяжело задышал, хотел уже крикнуть что-нибудь – неважно, что именно, – чтобы Юджи обернулся, чтобы посмотрел на него, чтобы сказал, что все будет хорошо. Ни слова не сорвалось с губ, как его толкнули в спину, где одежда прилипла к коже от холодного пота, и он полетел вниз.       Крылатый шикигами Мэгуми в падении схватил их, преодолевая из ниоткуда взявшуюся шахту, и отпустил только где-то в районе первого этажа, а может и пятого: кто знает, сколько их в подконтрольном проклятием блоке и в какую сторону направляется падающее тело – вниз или вверх. Все это переосмысление плоскостей и фундаментальных законов физики, на которых целая вселенная должна держаться, но, как оказалось, какая-то ее часть их отрицает и утверждает свои собственные, к тому же смертельная опасность, что роится за этим самым переосмыслением, с легкостью локомотива в открытом космосе может прописать по нежному разуму подростка.       Оказавшись на твердой земле, Сукуна набросился на Фушигуро с криками и кулаками, смог даже заехать одним тому в челюсть, оставляя на ближайшее будущее внушительную гематому и то при условии, что они сегодня не умрут. Однокурсник не остался в должниках и ударил в живот, выбивая из легких воздух, чем немного охладил кипящий мозг Сукуны. Не брезгуя воспользоваться заминкой, Мэгуми стал объяснять громко и внятно, чтобы даже тупой понял:       — Приди в себя! Твой брат дал нам шанс спастись, и меньшее, что мы можем сделать, это следовать его плану: найти Нобару, выйти и подать ему сигнал. Прекрати быть нянькой и доверься ему наконец!       А Сукуна никогда и не говорил, что не доверяет Юджи. Сила, способности, таланты – он ни в чем из этого не сомневался, более того, младший братик часто давал повод удивляться ему. Будь они на каких-нибудь школьных соревнованиях или в переулке против хулиганов, то Сукуна доверил бы ему исполнение любой идеи, доверил бы ему свою спину, ведь он не подведет. Однако здесь, в тюрьме, начиненной до отказа проклятой энергией Особого, где любой шаг может стать последним, проблема вовсе не в доверии. Как можно оставить единственного и самого родного человека один на один с монстром подобной силы и "ждать", когда другой еще более могущественной монстр разберется с проблемами?       — Где гарантии, что проклятие не убьет Юджи раньше твоего сигнала? — спросил он, схватив Мэгуми за грудки.       Тот молчал; очевидно, он не мог ничего противопоставить, кроме:       — Чем раньше мы дадим сигнал, тем больше шансов.       На том и порешили.       Оставшаяся в живых черная гончая быстро напала на след Кугисаки и ринулась вести магов через темные коридоры. На счету была каждая секунда, они выжимали из своих сил и выносливости максимум, достигая поистине бешеной скорости. А мыслями Итадори возвращался к брату, молясь всем тем богам, которых приучил чтить дед, о его безопасности и скором возвращении. Какая уж там безопасность, наедине-то с проклятием Особого ранга!       Одни повороты сменялись другими, пока Куро не вывел их в большое темное помещение, по типу ангара, который без потустороннего вмешательства никак не мог оказаться на первом этаже двухэтажной тюрьмы. Впереди они увидели Нобару, подвешенную за ноги над огромной зубастой пастью проклятия, чье описание коротко складывалось в слово "уродливый". Сукуне делать ничего не пришлось – Мэгуми среагировал мгновенно и призвал на помощь шикигами-лягушку. Ее функция заключалась лишь в захвате цели своим длинным и гибким языком, судя по тому, как ловко Гама поймала девушку и поместила себе в рот. Со стороны однокурсницы послышались звуки отвращения.       Следующей ступенью незамысловатого плана Юджи был выход с территории подконтрольного блока. С поиском выхода черная гончая справилась, должно быть, не хуже той, что впечатали в стену, но Мэгуми по этому поводу никаких комментариев не давал. По его лицу вообще тяжело было что-либо разобрать, кроме нахмуренных бровей и стекающей от виска капли пота, что в общем-то нормально во время микса из физических и моральных нагрузок.       Когда Куро издал пронзительный вой в качестве сигнала для Юджи, его близнец мог лишь затаить дыхание и ждать откуда угодно радостный крик "Это я, Су!" Как говорится, ожидание всегда страшнее самого события. Сукуна готов дрожать от беспокойства сколько потребуется, если это означает, что он гарантированно встретится с любимым братом.       Внезапно вспомнилась отрубленная рука. В груди между ребрами снова все сжалось от осознания, что Юджи лишился руки, а Сукуна ничего не предпринял. Можно утешить себя тем, что никто на его месте ничего бы не успел сделать, однако он не этот удобный "никто", он – старший брат и пожизненный защитник, который в очередной раз доказал свою никчемность. Он сильно, до посинения сжал то же запястье, где у Юджи лишь пустота. Мысли должны предшествовать действиям, а у него вовсе шли с ними вразрез, словно Сукуна сумасшедший или в край обдолбанный наркоман себя не контролирующий. Посиневшая конечность вдруг слегка покраснела и только оклик Фушигуро помог понять в чем дело.       — Зачем ты это сделал?       Он спрашивал, зачем Сукуна применил на самом себе проклятую технику и поранил себя. Запястье остро болело от кольцевого ожога, но, к счастью, не до такой степени тяжелого, чтобы кожа покрылась волдырями.       — То, что случилось, не твоя вина, поэтому не нужно себя калечить.       От малейшего движения вся рука стреляла резкой болью вплоть до плеча.       — Юджи было больно, — Сукуна снова посмотрел вниз на ожог, — а это – ничто.       Мэгуми недолго молчал, видимо, решая, что бы ответить.       — Когда вернемся в техникум, отведем его к Секо-сан, может быть она как-нибудь поможет.       — Это не отменит того, что Юджи прошел через боль.       Тут однокурсник стал выглядеть раздраженным.       — Слушай, маги никогда не остаются невредимыми, даже пользователи Обратной техники!       — А мы никогда не хотели быть магами!       Близнецы мечтали о многом. В недалеком детстве они, лежа под одним одеялом на стареньком футоне, тихо, чтобы не разбудить спящего за стеной деда, обсуждали планы на будущее. Решали кто в какой университет пойдет, кем станет. Юджи твердил о том, что хотел бы стать либо пожарным, либо санитаром скорой помощи, либо полицейским на крайний случай. Он хотел работу, где сможет помогать людям. Сукуна же думал, что он мог бы стать шеф-поваром в каком-нибудь пятизвездочном ресторане, за что в шутку получил удар локтем. Размышляя о своей собственной профессиональной деятельности, он хотел иметь высокооплачиваемую работу, благодаря которой сможет купить дом для них двоих и больше не знать лишений. Он смог бы часто покупать брату мангу, угощать его вкусной едой, дарить хорошие подарки по праздникам, а не как обычно на словах "поздравляю". Будь он каким-нибудь крутым бизнесменом, его брат больше не носил одну и ту же домашнюю одежду, пока она не превратиться в протертое исстиранное тряпье, которое никакими нитками не починишь.       Они жили вовсе не бедно, нет! В холодильнике всегда была еда, в шкафчиках запасены крупы и лапша, в ванной комнате не кончался стиральный порошок, мыло и прочее, однако же о таких, казалось бы, обычных и распространенных в двадцать первом веке вещах, как крутые телефоны, приставки, покупка новой одежды, когда хочется, – оставалось только мечтать. Дед получал пенсионные, работал, короче говоря, делал все, что было в его силах, чтобы внуки не чувствовали лишений столь остро. Когда он мог, то радовал их действительно хорошими подарками, которые были и полезны, и приятны, – тот же блендер. Старик Васукэ хоть и был вредным и противным брюзгой, имеющим привычку при любом удобном случае раздавать подзатыльники, просто потому что, он заменил близнецам обоих родителей, да так, что о них и не вспоминали. Было ли это одной из целей деда – кто знает, но во всяком случае ни Юджи, ни Сукуна не чувствовали себя обделенными любовью и заботой, как это бывает с другими сиротами. Их детство выдалось самым что ни на есть счастливым, следовательно, и юность обещала быть наполненной красками.       Возводя взгляд к нависшим над городом тучами, что стали видны с окончанием техники Иджичи, Итадори вдруг подумал, что краски их общей юности приобрели весьма конкретные цвета, как палитра художника на грани между стаканом горькой и петлей. День слишком пасмурный. До дрожи в руках и сиплого выдоха хотелось прижаться к брату, пропустить между пальцев его мягкие волосы и слушать какую-нибудь чушь, слетающую с его языка. Над ухом проговорили:       — Неужто томишься по милому братцу?       Сукуна отскочил так далеко, насколько мог с места; Мэгуми сделал то же самое. Перед ними стоял монстр с лицом Юджи – Двуликий. Он улыбался, засунув руки – обе целые и полностью функционирующие – в карманы, хотя ранее проклятый дух, родившийся из Утробы, отсек одну. Нет смысла сомневаться в возможностях того, кто тысячу лет назад наводил ужас на всю страну; и ужас этот убавился лишь потому, что обычная и посредственная прослойка населения смогла обособиться от мира дзюдзюцу. Быть может правильнее сказать наоборот, мир дзюдзюцу смог отделиться от остального – более густонаселенного, но факт остается фактом – Двуликого боятся до сих пор. А тот, уже возрожденный, пускай и в человеческом сосуде, упивается чужим страхом, сочащимся из пор.       Собирая волю в кулак и напрягая дрожащие голосовые связки, Сукуна потребовал:       — Верни мне Юджи!       Фушигуро пытался дернуть своего импульсивного и менее опытного сокурсника за себя, чтобы предостеречь от глупостей, но не успел и руку к нему протянуть как был отброшен к ближайшему дереву. Двуликий продолжил говорить своим мурчащим тоном, будто не собирался устроить побоище или другое злодейство:       — Не мешайся, — и лениво махнул в сторону корчащегося от боли Мэгуми. — А ты, — обратился он уже к Сукуне, — не спеши. Видишь ли, твой паршивый братец пока не может подавить меня, хотя, думаю, это лишь вопрос времени. До тех пор мы можем и поговорить.       Пришедший в себя Фушигуро призвал из тени птицу-шикигами и приказал ей немедленно атаковать. Параллельно с этим он хотел докричаться до стоящего столбом Итадори, чтобы тот не слушал и ни на что не соглашался, однако был прервал Двуликим. В одно мгновение он переместился с места, словно телепортировался, а может двигался на такой скорости, что человеческий глаз не в силах отследить, и схватил Мэгуми за горло, поднимая над землей. За это же чрезмерно короткое мгновение летящий исполнять приказ Нуэ распался в ничто, издавая вопль мучительно умирающей птицы.       Подросток покраснел от недостатка воздуха и боли, даже не мог заметить убийство своего шикигами. Его встряхнули в воздухе, как нагадившего щенка.       — Будь все иначе, — начал Король Проклятий, — я бы обратил на тебя внимание, но теперь…       Двуликий развернулся корпусом, напрягая мышцы.       — …ты мне не интересен.       И бросил тело так, словно оно было спортивным снарядом для метаний. Пробивая собой все препятствия и поднимая клубы пыли, Мэгуми пропал где-то далеко и быть может уже не в этом мире.       — О чем это я? Ах, да, — Двуликий улыбнулся, снова поворачиваясь к Сукуне. — Ты и твой никчемный близнец.       Он вальяжно, как истинный король, огибающий свои владения, прошел мимо оставшегося мага, который не мог пошевелиться и не имел ни малейшего представления что делать. Сукуна остался один, без брата, без талантливого Фушигуро, без опытной Кугисаки. Сам он едва мог что-либо предпринять, хотя вполне мог использовать свою технику, но боялся, что навредит телу Юджи.       "Блять, что делать? Что мне делать?" — панически думал он, чувствуя, как вспотели дрожащие ладони.       Двуликий засмеялся.       — Как ты оробел! Намедни бравады в тебе было по горло, а теперь ты и вдох лишний сделать не можешь? Впрочем, это не имеет значения.       Раздался громкий треск рвущейся одежды, и вот лоскуты верхней формы посыпались на землю. Так же, как и тем вечером на крыше школы, когда жизнь перестала быть прежней, тело брата покрывали широкие черные отметины: на груди, на плечах, на руках. Снова не осталось ни одной знакомой черты на изученном вдоль и поперек теле, таком идентичном его собственному. Не осталось даже намека на присутствие сознания Юджи, что катастрофически снижало шансы на спасительное возвращение контроля, к тому же по близости не бродит Сильнейший маг современности, который мог повысить их до безопасных значений.       — Есть у меня идейка, как бы нам с тобой развлечься, — все так же улыбаясь, говорил Король Проклятий. — Уверен, ты испытаешь по истине безумный восторг.       Он занес руку пред грудью, и Сукуна не сразу понял для чего, но как только это случилось, мозг перестал четко формулировать мысли. Пальцы, увенчанные острыми когтями, погрузились в плоть, как в тесто, с легкостью преодолевая мышцы и спрятанные за ними ребра. Скрежет трущихся друг о друга обломков грудины наполнил уши, вынуждая дернуть голову к плечу, как будто бы это могло избавить от доносящихся звуков. Из увеличивающейся дыры в груди, там, где бьется сердечко Юджи, текла темно-красная кровь; она бежала вниз по прессу, окрасила брюки, под аккомпанемент влажных хлюпов.       Юноше хотелось выть и рыдать, но он мог лишь смотреть на руку, копошащую между дышащих легких, что-то там выискивающую. И вот, отыскав желаемое, Двуликий довольно улыбнулся, словно капаться во внутренностях – то же самое, что и в морозильной камере с мороженным.       Небольшое усилие – и сердце, выполняя остаточные сокращения, оказалось за пределами грудной клетки, где ему предписано быть природой. Из разорванных сосудов хлынули литры крови, в пустой дыре виднелся качающийся кончик аорты, извергающий последние капли крови.       Король Проклятий немного повертел сердце в руке, рассматривая его то с одной стороны, то с другой, будто бы в этом действительно есть что-то интересное. Не отрываясь от своего увлекательного занятия, он заговорил:       — Припоминаю, как намедни этот паршивец сказал, что его сердце, — он протянул руку вперед, к Сукуне, — принадлежит лишь тебе одному.       Руки двигались сами, под влиянием какого-то рефлекса, говорящего ловить то, что летит в твою сторону; и Сукуна поймал брошенное ему сердце. Оно было еще теплым, но потерявшим форму, как чуть сдутый мяч.       "Как это?.."       По дрожащим рукам стекали темные капли.       "Оно же…"       Взгляд стал мутным, его границы размылись, и в носу засвербело.       — Ну, как тебе? Теперь можешь не страшиться, что оно окажется у кого-то иного.       Он перестал чувствовать ноги и упал на землю, прижимая к себе остывающее сердечко брата.       — Неужто ты плачешь? Довольно! Ты смешон.       Сукуна и вправду плакал. Лил слезы по застывшим и посеревшим щекам, как мраморная статуя страдальца под дождем, только вот у мрамора внутри не взрываются органы от боли и отчаяния, не стучит пульс в ушах, как похоронный марш.       От наводнения тех чувств, что разносили на части душу, Сукуна не мог осознать реальность, он совершенно не видел стоящего перед собой монстра, упивающегося тем тихим гулом, что вырвался у него в попытке вдохнуть воздух.       — О, надо же, — протянул Двуликий, словно слова его патока, и окровавленными пальцами схватил Сукуну за подбородок, вынуждая поднять глаза. — Что за дивное зрелище! Это он так на тебя повлиял?       Сквозь пелену слез маг едва мог что-то разглядеть, да и не хотел. Все его обрывки мыслей, точно отдельные слова ведущего во время помех на прямой трансляции, возвращались к чуть теплому куску плоти, который он крепко прижимал к себе. На грани потери сознания от титанических нагрузок на мозг Сукуна почувствовал, как хватка монстра, сжимающая его челюсть, сменилась нежным касанием скользких пальцев. Они переместились на щеку, утирая ему слезы, как будто не являются косвенно их причиной, а это все так – чушь. Вся эта из ниоткуда взявшаяся нежность никак не вязалась с образом, да что там образом – реальным обликом тысячелетней твари, что считала за свой небесный долг сеять повсюду тлетворные поветрия и кровавый дождь, однако же чужие руки стали гладить его по волосам, как если бы это было привычным делом. В этом не было смысла или даже самого глупого оправдания, поскольку любителем зарываться ему в волосы был один лишь младший брат, никому другому он бы не позволил.       — Эй, Су…       Аккуратными касаниями вновь стерли влагу с его щек, мутная пелена сама собой прояснялась. Дыхание Сукуны на бесконечно долгое мгновение остановилось, когда взору открылся вид улыбающегося Юджи, не безжалостного демона, разукрашенного чернилами, как боевыми метками, а обычного и милого Юджи. Он со своей элементарной для понимания заботой и простой для усвоения любовью смотрел ему в глаза, продолжая говорить:       — Не плачь, я же рядом.       "Да", — согласился в мыслях старший из них, не в силах выдавить из себя слова, — "ты всегда со мной".       Бесстыдно используя мистическую близнецовую связь, видя все его мысли в покрасневших от рыданий глазах, Юджи усмехнулся.       — Ты сам это подтвердил! Теперь не отвертишься!       "Все, что пожелаешь, что угодно", — хотел ответить ему Сукуна, но не мог, а оно и не нужно, ведь братик все и без слов прекрасно понимает. — "Я сделаю для тебя все, только не…"       Однако Юджи не могущественное бессмертное чудовище; и его время ограничено секундами, долями секунды. Кровь, не прогоняемая по сосудам своим извечным насосом, уже даже не капала, она застыла в теле комками лимфы и красных телец, обещая в скором времени начать разлагаться и гнить, как это заведено порядком вещей. Обычный маленький человек не может жить без сердца и Юджи тоже не мог. Он рухнул замертво на колени брата, которому обещал всегда быть рядом.

━─┉┈┈◈♡◈┈┈┉─━

      Фушигуро нашел себя лежащим в обломках какой-то постройки, он не считал выяснение ее назначения важным. Нестерпимо болело все тело, вплоть до волос и ногтей, особенную боль он чувствовал в районе копчика. Обычный человек бы умер, превративший в распластанную по земле дорожку из мяса и раздробленных костей, поэтому маг про себя благодарил свое достаточно высокое происхождение, хотя физическая устойчивость – это единственное, за что он готов его благодарить и то, если никто не слышит.       Последним воспоминанием перед тем, как попасть в царство непроглядной тьмы, была адская гримаса Короля Проклятий; и это настоящая катастрофа. Мало того, что два его шикигами пали, его самого отправили в отключку, так еще и Итадори остался один на один со своим одержимым проклятым предметом близнецом. После недолгого знакомства с этими двумя, Мэгуми уверен, что один никогда не станет всерьез биться с другим, пускай даже фактически не с братом, а с его "телом". Ему остается надеяться, что Иджичи смог направить им на помощь старших магов, а лучше Сатору Годжо, потому как кроме него никто не сможет справиться с сильнейшим магом в истории.       Воздух разрезал дикий крик, словно зверя резали тупым ножом. Стараясь забить на боль, Мэгуми бросился к источнику, понимая, что он находиться там же, где он с однокурсником встретили Двуликого. Вопль то поднимался, то опускался, но ни на минуту не прекращался; и фантазия от этого рисовала самые страшные картины пыток. Едва показался асфальт парень стал озираться, ища хоть что-нибудь, и он нашел.       Совсем недалеко на коленях сидел Сукуна и истошно вопил, одной рукой он поддерживал бездыханное тело Юджи, чей блеклый взор был обращен к хмурому небу. Вот-вот начнется дождь.       Фушигуро замер там же, откуда увидел этот искаженный, отвратительно переиначенный образ Пьеты.       А Сукуна все кричал, пытаясь вставить остывшее сердце в пустоту меж слипшихся легких, туда, где висит кусок аорты.       Пошел дождь и реки крови вновь пришли в движение.