Песнь самой желанной крови.

Ветер нежно касался подола её платья, сшитого её собственными руками. Ткань медленно колыхалась в такт движению утреннего бриза, будто сама природа отражала её внутренние страдания. Хелейна стояла босыми ногами на холодных каменных перилах балкона, глядя на расцветающий горизонт. Она прижимала к груди крошечное одеяние Мейлора, её младшего сына, который уже не мог нуждаться в заботе матери. Её руки дрожали, но крепко держали ткань, словно боялись отпустить последнюю ниточку, связывающую её с утраченным ребёнком. Мейлор. Её милый мальчик. Мёртв. Мысли Хелейны обрушились на неё, как волны, одна за другой. Слеза, вырвавшаяся из глаз, прокатилась по её щеке, оставив за собой влажный след на бледной коже. Тихий, едва уловимый всхлип сорвался с её губ, нарушая холодное утреннее молчание. Джейхейрис и Мейлор. Теперь они вместе, её мальчики. Братья, которые страдали перед тем, как отдать свои души богам. И она должна последовать за ними. Сквозь пелену слёз Хелейна смотрела на утреннее небо, медленно освещаемое первыми лучами восходящего солнца. Было так тихо, что казалось, будто мир замер в преддверии её последнего шага. Природа замерла, почуяв неизбежность. Розовое и золотое зарево рассыпалось по небу, отражаясь в её глазах. Это был её последний восход солнца. Слёзы перестали течь, как будто её тело исчерпало все силы на скорбь. Видения будущего, преследовали её всю жизнь, больше не мелькали перед глазами. Будущее теперь было для неё закрыто — его больше не существовало. Лишь пустота заполнила её разум, спокойная, тягучая, как утренний туман. – Один, — прошептали её губы, словно отдавая первый из трёх заветных счётов самой себе. Её голос был лишён жизни, слова были мёртвы, прежде чем прозвучали. Ещё одно мгновение, и солнце поднялось чуть выше, осветив её волосы светом, напоминавшим, к какому дому она принадлежит. – Два, — её голос стал чуть легче, словно каждый шаг приближал её к освобождению. Боль больше не терзала её сердце — она стала призраком, чьё страдание давно завершилось. – Три, — её голос прозвучал тихо, но с удивительной ясностью, словно с последним словом пришло долгожданное примирение. На её губах расцвела улыбка, светлая и грустная одновременно. Слёзы снова потекли ручьём, но теперь они не были слезами скорби. Они были слезами прощания и смирения. Хелейна готова. Она встретит своих мальчиков с улыбкой, как подобает матери, что долго ждала воссоединения. Сделав шаг, Хелейна почувствовала, как её тело поддалось притяжению, и она полетела вниз, словно птица, расправившая крылья. Её белые волосы взметнулись в воздухе, а холодный ветер бил в лицо, но ей казалось, что она наконец освободилась от пут этого мира. Но полёт был коротким. Внезапная, неумолимая боль пронзила её тело, когда она налетела на острые пики внизу. Металл вошёл в её плоть, пронзив тело насквозь. Адская боль охватила её на мгновение, но эта агония длилась всего лишь секунду. Хелейна больше не чувствовала веса тела, не ощущала земли или боли. Вместо этого её охватило ощущение лёгкости и освобождения, какого она не испытывала за всю свою жизнь. Она не слышала криков людей, сбежавшихся к месту её падения, не слышала шороха шагов и беспокойных голосов, лишь слабый шум уходящего мира. Королевскую Гавань пронзил громкий вой её дракона, Пламенной мечты. Её рыдания заполнили воздух, эхом разлетаясь по стенам замка, как предсмертный крик души, оплакивающей свою всадницу. Пламенная мечта чувствовала утрату, но Хелейна больше не была там, чтобы утешить её. Крики и шум вокруг её тела становились всё более далекими, словно погружёнными в туман. Но ей было не до этого — она уже не принадлежала этому миру. Её душа покинула тело, оставив за собой только пустую оболочку. Но на лице Хелейны Таргариен осталась улыбка, такая же нежная и печальная, как свет утреннего солнца. Её сердце было лёгким, свободным от боли и горя, которым оно было обременено при жизни. Но её путь не был окончен. Хелейна, как и все Таргариены, была частью древнего огня, и её миссия ещё не завершилась. Она возродится из пепла и крови.

***

13 сентября 1987 года.

Чарли Свон стиснул зубы, когда Рене в очередной раз вонзила ногти ему в руку с силой, которую трудно было бы назвать материнской нежностью. Роддом Форкса был далёк от уюта: вокруг всё сверкало белизной, словно это был какой-то медицинский ад. Со всех сторон доносились крики рожениц, и Рене, конечно, не собиралась отставать. Чарли мечтал о глотке свежего воздуха, но вместо этого приходилось терпеть запах дезинфекции и медикаментов, как и очередной поток брани, сдобренной её болью. За окном шёл дождь — привычная картина для Форкса, которая сейчас казалась ему даже успокаивающей на фоне этого хаоса. — Чарли… — прохрипела Рене, сжимая его руку ещё сильнее. — Это всё из-за тебя, ты чёртов придурок! Чтобы тебя... Она не успела закончить свои далеко не цензурные пожелания, как её снова скрутило от боли, и её ногти впились в руку Чарли ещё глубже. Он скривился, пытаясь остаться стойким. — Я… я тоже люблю тебя, дорогая, — пробормотал он, бросая нервный взгляд на медсестёр. — Всё будет хорошо. Рене резко повернулась к нему, её глаза сверкнули. — Хорошо?! Хорошо? Ты стоишь тут и дышишь, а я рожаю твоего ребёнка! — Она снова стиснула его руку с такой силой, что Чарли чуть не вскрикнул. — Хорошо, хорошо… виноват, — пробормотал он, так будто готов умереть прямо здесь и сейчас, дабы не нервировать жену, морщась. — Но, может, когда ты закончишь меня убивать, я всё-таки стану отцом? Рене стиснула зубы и, не сводя с него взгляда, прохрипела: — Если ты доживёшь до конца этих родов, можешь считать себя счастливчиком! Акушерка бросила на них строгий взгляд и шикнула: — Не отвлекаемся, не отвлекаемся! Нам ещё работать и работать! Рене, стиснув зубы, снова начала тужиться, продолжая обрушивать на Чарли поток ругательств. Он, покрывшийся потом, старался не падать духом, хотя в этот момент чувствовал себя далеко не самым счастливым человеком на земле. Но когда акушерка, наконец, произнесла «Вижу головку!», Чарли едва не потерял сознание, а Рене, не прерывая схваток, успевала продолжать распекать мужа. И вдруг комнату пронзил звук, который остановил все её проклятия — детский крик. Плач новорождённого наполнил помещение, и в этот момент с глаз Чарли скатилась слеза. Акушерка, ловко перерезав пуповину, благоразумно не предложила это сделать отцу — кто знает, вдруг он тут же рухнет в обморок. Она аккуратно завернула младенца в одеяльце и, подходя к Чарли, протянула ему свёрток. — Поздравляю, у вас девочка, — сказала она автоматически, с таким же энтузиазмом, как если бы произнесла это уже тысячный раз. Чарли, больше не сдерживая эмоций, заплакал, глядя на крошечное создание в своих руках. У малышки были тёмные пушистые волосики, и её большие карие глаза изучали его лицо с таким любопытством, как будто она пыталась понять, кто этот человек, держащий её. Они с Рене не хотели заранее узнавать пол ребёнка — это было её решением, так что имя они готовили для обоих вариантов. И вот теперь Изабелла Мари Свон лежала у него на руках, такая маленькая и хрупкая. Однако Чарли не мог не заметить, что Белла выглядела гораздо меньше, чем обычные младенцы, хотя живот у Рене был куда больше, чем он ожидал. Рене, недовольная тем, что ребёнка передали не ей, подняла голос: — Эй, а как насчёт того, чтобы отдать её матери? Акушерка, едва не хихикнув, кивнула, но тут же остановила себя: — Миссис Свон, у вас двойня. Нужно ещё немного потрудиться. — В комнате наступила тишина, столь неожиданная, что казалось, даже дождь за окном на миг притих. Чарли, стоявший рядом с женой, медленно обернулся к акушерке, будто бы не до конца понимая услышанное. — Простите, что? — спросил он, моргая, как будто от этого мог проясниться смысл сказанного. Рене, едва отдышавшись после очередной схватки, бросила на мужа усталый, но всё ещё опасный взгляд. — Двойня? — выдавила она, переводя дыхание. — Чарли Свон, ты... ты знал? Ты... ты как вообще собирался это мне сказать? — Я? — Чарли задохнулся от удивления от глупости жены. — Я? Рене, как я мог это знать? Мне самому только что сказали! — Да-да, как всегда! — Рене вскинула голову. — Ты всегда так: молчишь до последнего, а потом — сюрприз! — Любимая, — голос Чарли дрожал, когда он осторожно сжал её руку, — этот сюрприз для нас обоих. Акушерка, явно привыкшая к разного рода сценам, лишь мягко улыбнулась и старалась не смеяться. — Не переживайте, мистер и миссис Свон. Просто ещё немного усилий, и второй малыш появится на свет. — Чарли, — Рене сжала его руку с новой силой, и муж едва сдержал стон. — Если я переживу это... ты точно не переживёшь. Чарли судорожно сглотнул, но, не теряя самообладания, попытался поддержать: — Дорогая, давай подумаем о приятном. Ну, теперь у нас будет больше поводов для гордости! И дважды больше хлопот... — добавил он чуть тише, будто сам себе. Рене лишь тяжело вздохнула и снова начала тужиться, молча проклиная неведомую судьбу, которая так неожиданно преподнесла им этот сюрприз. Несколько минут пронеслись как в тумане — команды акушерки, её уверенные слова, крики Рене и невыразимое выражение лица Чарли, который балансировал на грани собственного обморока. Наконец, воздух вновь прорезал тонкий плач новорожденного. Но на этот раз акушерка замолчала, глядя на ребёнка с той самой осторожностью, от которой по спине Чарли пробежал холодок. Когда акушерка завершила процедуру и вместо привычных поздравлений настороженно замолчала, в воздухе повисло напряжение. Рене, тяжело дыша после родов, смотрела на врача с вопросом в глазах, а Чарли стоял рядом, словно парализованный, не в силах произнести ни слова. — Ваш ребенок родился с... дефектом, — наконец сказала акушерка со вздохом, словно пыталась подготовить их к худшему. Рене тихо выдохнула, но взгляд её стал тревожным. Чарли же, услышав это, замер; все его внутренние механизмы будто на миг остановились. Он уставился на акушерку с такой серьёзностью, что она на мгновение отвела взгляд. Казалось, весь мир рухнул на их головы. Акушерка, понимая, что тянуть нельзя, быстро вышла из палаты; её долго не было. За это время Рене успели привести в порядок, и она сидела и кормила Беллу грудью, когда врач вернулся с завернутым в одеяльце ребенком. Так как Рене в это время уже держала на руках Беллу, ребёнка передали Чарли. Мужчина, до этого казавшийся на грани паники, вдруг ощутил, как в его руках оказывается нечто совершенно иное, чем он ожидал. Его сердце на мгновение остановилось, когда он посмотрел на крошечное личико новорожденного, головку которого украшали белые волосы, и его фиолетовые глаза смотрели на него из-под нахмуренных бровей, полные любопытства и... загадочной мудрости. — Это... — начал он тихо, не отводя взгляда от младенца. — Девочка, — подтвердила акушерка, быстро поймав его невысказанный вопрос. — Доченька, — шепотом произнес Чарли, улыбнувшись сквозь слёзы, которые неожиданно начали заполнять его глаза. Он наклонился к маленькому личику и нежно поцеловал её в нос. Её кожа была такой мягкой, что он почувствовал себя на грани обморока, но не от страха, а от переполнявших его эмоций. Рене, заметив перемену в настроении мужа, недовольно нахмурилась: — Чарли, не будь таким драматичным. Что там за дефект? Чарли, всё ещё не отпуская улыбки, наклонился к Рене, показывая ей дочь. — Ты посмотри на неё, Рене, — тихо сказал он, восхищаясь. — Она ангел. Рене внимательно посмотрела на ребёнка и... удивилась. Белые волосы и фиолетовые глаза выглядели настолько необычно, что на миг она забыла о своём недовольстве. — Ну, если это и дефект, то весьма... красивый, — наконец признала она, с лёгким удивлением на лице. Чарли лишь кивнул, продолжая смотреть на новорожденную с тем же выражением восхищения, словно она действительно была существом из другого мира. — Что же, — тихо произнес он, — похоже, мы только что стали родителями двух совершенно особенных девочек. — Да вот только у нас нет имени для второй дочери, — задумчиво протянула Рене, бросив взгляд на спящую беловолосую девочку. — Имя для Изабеллы выбрала я, так что... думаю, будет честно, если для неё — она указала на новорождённую — имя выберешь ты. Чарли не колебался ни секунды: — Хелейна. Рене подняла брови, явно не ожидая такого внезапного выбора. — Хелейна? Может, лучше просто Хелен? Или, не знаю, что-то попроще? — она посмотрела на мужа с лёгким сомнением. Чарли усмехнулся, смотря на фиолетовые глаза дочери, которая уже успела прищуриться так, словно знала, что её имя не может быть простым. — Для необычной девочки необычное имя. Не могу же я назвать её Джейн или Мэри, — с усмешкой подытожил он. — Ты уверен, что не называешь её в честь какой-нибудь актрисы из старого фильма? — с подозрением спросила Рене, сверля его взглядом. — Или это из твоих книжек про рыцарей и драконов? Чарли притворно нахмурился. — Не смей оскорблять мои книги про рыцарей и драконов, — с серьёзным видом сказал он, но, не удержавшись, улыбнулся. — Но, если уж быть честным, Хелейна... оно как-то звучит. Величественно, что ли. Рене фыркнула, однако её лицо смягчилось. — Ладно, Хелейна так Хелейна. Но если она потом вырастет и решит, что хочет сменить имя на "Зена — королева воинов", это будет на твоей совести. — Договорились, — улыбнулся Чарли и наклонился к Рене, целуя её в лоб. — А теперь, разреши мне быть гордым отцом двух самых красивых девочек на свете. Рене только улыбнулась, но вдруг нахмурилась: – А почему она такая маленькая? Белла-то тоже не гигант, но это уже... слишком. Чарли перевёл взгляд на крошечную Хелейну, которая казалась ещё меньше на фоне младшей сестры. – Ну, возможно, она просто... миниатюрная. – Он почесал затылок, пытаясь скрыть своё волнение. – Может, она будущая чемпионка по гимнастике? Лёгкая атлетика? Наша девочка наверняка переплюнет всех. Рене скептически посмотрела на него, понимая, что Чарли просто пытается ее успокоить, но не стала спорить. Вместо этого она снова улыбнулась, видя, как Чарли, немного неуклюже, но с нескрываемой нежностью держит обеих своих дочерей. – Знаешь, – задумчиво начала она, – если они обе вырастут такими же упрямыми, как ты... или как я... то, боюсь, нам будет не просто. Чарли только рассмеялся. – Этого мы точно избежим. Хотя, если Хелейна вдруг начнёт дышать огнём, я не удивлюсь. Сразу после этих слов от Рене ему прилетело по плечу, но долго обижаться она не собиралась, а просто тихо засмеялась, стараясь не разбудить дочерей. А Чарли вдруг понял, что теперь он самый счастливый человек на свете.