Устами младенца

На игре в субботу была целая тьма народу. Со стороны толпа, которая собралась на стадионе, больше походила на стайку муравьев, безостановочно снующих туда-сюда с маленькими грузиками, по форме напоминающими сумки, спортивные рюкзаки и стаканчики с кофе. Именно по этой причине Нил редко ходил на домашние игры — команда у них в штате была что надо, и фанаты экси не упускали случая во всеуслышание продемонстрировать свою преданность, заполоняя трибуны поддерживающими лозунгами на плакатах, яркими оранжевыми всполохами фирменных толстовок, а еще шумом таким оглушительным, что создавалось впечатление: паркет вот-вот проломится и проглотит всех особо громких в пучины потревоженного лакового пола, волнующегося, будто гигантский флаг Орегона на ветру. Нил как-то раз временно оглох на правое ухо после особо неудачного гола, угодившего в чужие ворота. Эндрю протащил его через безликую толпу удивительным образом — ни разу не втиснувшись в скопления восторженно гудящих людей. Выглядел он забавно: в надвинутой по самые брови черной бейсболке и солнечных очках, за которыми невозможно было разглядеть ничего кроме острого блеска глаз. — Ты не забыл, что ты теперь живешь в оплоте звездных сплетен? — насмешливо поинтересовался Нил, когда перед ним распахнули дверь машины. — Знаменитости именно так и маскируются, когда пытаются скрыться от папарацци, об этом знает каждая собака. — Эндрю сделал сложное лицо, завозившись с коробкой передач. — Я подумываю над тем, чтобы забрать у тебя билет и бросить посреди дороги, — предупредил он, стаскивая эти непроглядные окуляры, от вида которых Нила пробирало на неконтролируемый смех. Однако по итогу маскировка оказалась вполне ничего. Полонящийся самыми невероятными слухами спортивный мир заставлял любопытных болельщиков выглядывать нового игрока на поле, но никак не на задних рядах трибун, по которым они, неловко избегая соприкосновений с чужими конечностями, пробирались в вип-зону. Они опоздали ко времени, когда особых гостей запускали через отдельный вход: посреди дороги Эндрю вдруг остановился у неприметного ларька и попросил подождать пару минут, а вернулся с пакетом, набитым шоколадными батончиками, попкорном всех возможных вкусов и газировкой. — Это для Кевина, — туманно пояснил Эндрю в ответ на вопрошающий взгляд Нила. Уточнять он не решился — отношения между новым игроком и капитаном оставались для него загадкой хотя бы потому, что благодаря новостям и статьям журналистов Кевин создавал впечатление человека крайне образованного, здравомыслящего и учтивого любимца публики, а по рассказам Эндрю — докучающей занозы в заднице с манией величия. — Я его знаю с университета, — признался однажды Эндрю, когда они в очередной раз заскочили в кафе с близняшками, — и он вовсе не так безупречен, как ты себе навоображал. На мгновенье Нилу даже показалось, что вся эта затея с игрой — отчасти попытка доказать, кто такой на самом деле Кевин Дэй. Пока у Эндрю не очень-то получалось развеять представления об идеальном имидже своего капитана — на поле Кевин был великолепен. Каждую игру он выкладывался на полную, и наблюдение за ним было не просто спортивным интересом, но созерцанием акта искусства. Любимыми моментами Нила были те, когда в последние секунды матча решалась судьба команды, а порой и всего штата. Равный счет, который необходимо перевалить в свою пользу, или один единственный гол, способный вырвать им первое место в турнирной таблице — Кевин решительно стучал клюшкой о паркет, не с просьбой, а с требованием передать мяч, когда ни у кого другого не хватало смелости взять на себя ответственность в самый важный, угрожающий стать катастрофой, момент. Утопая в удобном мягком кресле, Нил не отрывал сосредоточенного взгляда от маленького белого круга, стремительно скользящего по корту, и не мог отделаться от навязчивых мыслей и сравнений. Что, если бы он был сейчас там, внизу, облаченный в темно-оранжевую форму? Что, если бы ему пасовали с надеждой на новый гол, теперь решающий? Что, если бы за ним сейчас наблюдали эти мужчины в официальных костюмах — политики, спонсоры, богачи, — собравшиеся с ними в ложе и с надменными улыбками радующиеся, что их вложения в команду оправдывали себя как никогда прежде? Нил знал, что сослагательное наклонение и слово «если» ему строго противопоказаны, их надо опасаться как когда-то своего отражения в зеркале. Но это вовсе не значило, что у него получалось контролировать их своевольное издевательство над своей жизнью. Наблюдать за игрой с дивана дома или через кристальное стекло, сквозь которое прорываются шум толпы и эфемерный скрип кроссовок по паркету — астрономическая разница. — Смотри, из штанов не выпрыгни, — насмешливо одернул Эндрю, когда Портлэнд заработал третий гол. Нил нетерпеливо шикнул в его сторону, не смея оторваться от схватки на поле, и краем уха уловил тяжелый, вымученный выдох. Мысли, тревожно отскакивающие от черепной коробки, словно вышедший из строя маятник, зацепились за его скучающий вид со всей сосредоточенностью, на которую были способны, пока судья присуждал игроку чужой команды желтую карточку. Когда они только вошли в вип-ложу, несколько гостей тут же подорвались пожать Эндрю руку и задать дежурные вопросы о делах, самочувствии и, разумеется, о том, как ему нравится в Орегоне. Нил провел с ним достаточно времени, чтобы понимать, что выражение лица, которое он выдерживал перед важными людьми, описать можно было только как «смертельная скука». Игра в экси интересовала Эндрю едва ли. Куда занимательнее он выглядел, выбирая вкус попкорна, пока выуживал сразу все пачки из необъятного пакета. Подмывало спросить, зачем он вообще купил им билеты? Нил несколько раз одергивал себя, напоминая, что это подарок, но Эндрю плохо создавал впечатление человека, готового настолько самоотверженно предавать свои интересы в угоду другому. Нил не злился, но любопытство одолевало его с нездоровой силой. Да и зерно сомнения, которое в его голове поселили вечные провокации детей, активно давало ростки, и всю ночь накануне он нервно катался по постели, пытаясь убедить себя, что их сегодняшняя встреча — не свидание в общеизвестном понимании. Да, они проводят время вдвоем, и они не то чтобы друзья для подобных встреч, но и о романтике речи не идет. Потому что если бы речь шла, Нил бы дал деру, как только представилась возможность. Он не был готов к столкновению с чужим интересом, неприкрытым и честным, требующим от него открыться взамен. И неприхотливый одноразовый секс ему бы тоже вряд ли подошел, потому что несмотря на избегание близости, Нил едва бы смог спокойно смириться с тем, что мужчина вроде Эндрю Миньярда будет с кем-то другим всерьёз после него. Безопасно и удобно было оставить все как есть. Но жизнь Нила этим «безопасно и удобно» в последнее время прямо-таки изобиловала, поэтому он, разумеется, израсходовал лимит блаженного спокойствия и цеплялся за возможность романтического интереса против своей воли, как за навязчивую, сумасшедшую идею, которая приводит людей на крыши многоэтажек и края мостов. Он с трудом унял желание обрывать телефон Дэн и Мэтту с просьбами помочь ему выбрать одежду на игру, а заодно вывалить наружу все свои страхи и подозрения, чтобы услышать успокаивающее «ну он точно пытается затащить тебя в кровать» и с полным правом отшатываться от Эндрю как от огня весь оставшийся вечер. Ведь знать и предчувствовать — это кардинально разные понятия. Нил предчувствовал, и без вездесущих советов друзей, что их встреча отличается от всего, что было раньше, и ждал от нее чего-то необычного, резкого, окунающего в осознание с головой. Он готовился, настраивался и изводил себя, одновременно желая понравиться, притянуть ближе и тут же оттолкнуть с концами, едва убедившись в своих подозрениях. Ждал лишнего касания, навязчивого и неуместного, пронизывающего взгляда, предвещающего признание, или вполне очевидное предложение поехать в роскошный отель, попыток сократить вежливую дистанцию. Ничего из этого не произошло. Эндрю ни разу не коснулся его без повода, был груб в самом комфортном и привычном смысле, дразнил его, словно они знали друг друга тысячу лет. Он выглядел совсем несексуально, набивая рот солеными орешками, бесил комментариями о том, как ему скучно, бестактно обзывал своих новых сокомнадников безногими идиотами. Нил уже и не помнил, когда в последний раз ощущал настолько комфортное, спокойное, обыденное раздражение. Мягкое и ненавязчивое, как со старым знакомым, несерьезное и легкое, вот-вот обещающее перетечь в нелепую перепалку и надрывающийся от смеха живот. Лучше бы Эндрю смотрел на него жадно и голодно, лучше бы бесцеремонно хватал за локти и коленки, галантно одолжил бы свою куртку, когда Нил начал ёжиться, лучше бы вполне однозначно позвал в место, где куда тише и спокойнее, а не попросил остаться, чтобы приволочь запыхавшегося, красного, лучащегося счастьем победителя Кевина, когда игра подошла к концу. Это бы подарило Нилу такую железную уверенность в реальности собственных страхов, отрезвило бы его больно и наотмашь, дало бы идеальный повод обрубить связь. А не заставило бы стоять как истукан, судорожно впихивая в горящие легкие воздух, и с ужасом осознавать, что он проваливается все глубже и глубже. — Ты офонарел?! — блестящий лоск слетел с лица Кевина, словно игрушечная маска. — И сколько ты сожрал этой дряни?! — Нил, слегка сбитый с толку резкой сменой чужого настроения, запоздало понял, что речь шла о пустых пачках всего того, о чем родители строго запрещали даже напоминать детям, отдавая своих чад ему на попечение. — Я прямо сейчас позвоню тренеру и скажу ему турнуть тебя из команды за наплевательское отношение! — шипел Кевин, глядя на пакеты от чипсов так, словно это против них он сейчас бился на корте как в последний раз. — Жду не дождусь этого момента, — лениво протянул Эндрю, заботливо пакуя остатки вредной еды в рюкзак Нила. — Вот видишь, этот злобный тиран ничего общего не имеет с человеком, которого ты видишь по телеку. — Вовсе я не тиран, просто ты невыносимый кретин, — буркнул Кевин, морщась, как от зубной боли, при виде набитого страшным сном идеального атлета рюкзака. — Прошу прощения, — звезда сегодняшнего матча вернула внимание Нилу. — Надеюсь, понравилась игра. — Он вновь улыбнулся, но в лице было мало той горделивой уверенности, которую Кевин выдерживал перед публикой. Это был скорее извиняющийся, слегка пристыженный жест. — Все было потрясающе, — искренне заверил Нил, слегка растерявшись. Было странно вот так просто говорить с Кевином Дэем, который на мерцающем экране всегда казался недосягаемой точкой на небосводе. Но раньше Нил и про Эндрю так думал. — Мне… ты… Я ваш большой фанат, — в итоге выдал он единственную банальщину, что вертелась на языке. Ему хотелось сказать, как много Кевин значит для экси, их города и даже самого Нила, но это казалось нелепым сентиментализмом после того, как Дэй почти накричал на Эндрю за попкорн. — Правда? — удивленно вскинул брови Кевин. — Эндрю говорил, ты очень придирчив к технике. И что ты очень критичен. И разбираешься в экси куда больше меня. — Обвиняюще закончил он, пригвождая развалившегося в кресле мужчину недовольным взглядом. — Это чтобы ты не зазнавался, а то носом потолок прорубишь, — отмахнулся Эндрю, потягивая колу из пластикового стаканчика. — И да, мы оба заметили, как хреново ты отработал пас Сета. Так что я не соврал. — Ты и это сделать не в состоянии, — приструнил Кевин, покрываясь хаотичными красными пятнами. — Может, тебе самому не помешало бы послушать своего Нила, за голову бы взялся. — Сердито припечатал он. Отчасти это было правдой — техника Эндрю не имела ничего общего с игрой Кевина и техникой называлась бы только с припиской «притянуть за уши». Эндрю был чистым талантом. Его поразительная скорость и реакция, выжидающие, дремлющие и вплетенные в его сущность, будто заложенные природой инстинкты в диких кошках, обеспечивали ему звание гения просто за непробиваемые ворота. Ему не нужна была отработка технических приемов, только желание и сосредоточенность. Его способность контролировать корт восполняла все возможные пробелы, которые провоцировались отсутствием изнурительных тренировок и четкой стратегии. Это была привилегия настолько возмутительная и наглая, что Эндрю до сих пор критиковали в прессе за лень и халатность. Но теперь, когда Америка заполучила его себе, ситуация в СМИ обещала кардинально поменяться. — Чтобы стать одержимым трудоголиком вроде тебя без личной жизни и интересов вне поля? Откажусь. — Да, конечно, тебе каждый вечер надо мчать в детский сад, — проворчал Кевин. — Дать автограф? — вдруг вновь переключился он на Нила. — У меня ничего с собой нет, — неловко признался он. — Можешь позаимствовать пачку от чипсов, — услужливо подсказал Эндрю. Нил всерьез побоялся, что еще один комментарий заставит Кевина закипеть, словно пышущий паром чайник. — Все в порядке, я просто рад познакомиться, — вклинился он прежде, чем его кумир окончательно выйдет из себя и заставит переосмыслить все жизненные решения. — И с нетерпением буду ждать игры на весеннем чемпионате. — О-о, ты обязан будешь прийти! — глаза Кевина восторженно вспыхнули. — Эндрю будет играть за нас, уверен, он подсобит с билетом. — Почему бы тебе самому не подсобить с билетом? — Почему бы тебе не научиться нормально себя вести? — Почему бы тебе не завалиться на пять минут? — Почему бы тебе не позорить меня перед людьми? — Почему бы тебе не дать мне спокойно вздохнуть, пока я в вашей чертовой Америке? — «Нашей чертовой Америке», ты это слышал? — возмутился Кевин. — Ты мог бы катиться на все четыре стороны, но нет, тебе надо было влюби… — Заткнись уже, — рявкнул Эндрю, порывисто вскочив с кресла, и решительно протопал к выходу. — Нил, ты голоден? Здесь отстойные хот-доги, но мы можем зайти в бар поблизости. — Эндрю натянул куртку и бейсболку, выжидающе облокотившись на дверной косяк. — Теперь он говорит так, как будто меня здесь нет, — пожаловался уже порядком утомленному их перепалкой Нилу Кевин. — Я бы перекусил, — согласился он. — Может, пойдешь с нами? — выдержать крайне обиженный вид капитана было выше его сил. — Ему противопоказана вкусная еда. — Эндрю поправил воротник куртки, вглядываясь в отражение на безупречном стекле. — Почему ты остаешься с ним? — с требовательным любопытством спросил Кевин, игнорируя очередной укол Эндрю. В ответ он удостоился только растерянного, уставшего взгляда. Нил правда хотел нормальной еды, потому что с утра от нервов ему кусок в горло не лез, а день клонился к вечеру. И терпеть еще полчаса подначки этих двоих казалось непосильным испытанием. — Я переоденусь и встретимся здесь через пятнадцать минут, ладно? Эндрю со вздохом рухнул в кресло, как только Кевин ускакал приводить себя в человеческий вид. — Я же говорил тебе. Он в жизни совсем другой. — Откинувшись на спинку, заметил Миньярд. — Да ты же его провоцировал все время. — Эндрю ничего не ответил, но самодовольное выражение на его лице все сказало само за себя. В баре им подали жареную курицу с закусками и три бутылки пива. Эндрю, сбивший аппетит химозными уничтожителями здорового желудка, предоставил право расправиться с ребрышками Нилу и Кевину. Они тут же нашли общий язык — давно у Нила не было возможности вот так говорить о любимом спорте без опаски показаться помешанным. Кевин во многом был не согласен с ним, во многом спорил и настаивал на своем, но также во многом соглашался и тараторил с не меньшим энтузиазмом, чем сам Нил. Эндрю на все попытки втянуть его в беседу реагировал вяло, больше занятый бутылкой пива и остроумными замечаниями о том, что Кевин вовсе не экси-бриллиант, а неплохой игрок с симпатичной мордашкой, за что ему в большинстве и достается столько лавров. «Ваша насквозь фальшивая Америка таких любит». Это звучало бы обидно из уст мужчины за соседним столиком или молодыми девчонками у барной стойки, которые делили с ними уютное, пропитанное запахами острых специй и алкоголя пространство бара, но на все замечания Эндрю Кевин отвечал с недовольством, продиктованным скорее его самолюбием ради приличия, чем задетый всерьез. Разморенный алкоголем и горячей едой, Нил наблюдал за ними с не меньшим интересом, чем за игрой на поле — кто атакует, кто защищает ворота, какой приём окажется следующим. А еще они безумно походили на малышню, с которой Нил имел дело почти на ежедневной основе. Было приятно хоть где-то не нести ответственность за задетые чувства и опасно дрожащую губу. Такую дружбу нельзя было вырастить в теплице, она рождалась сама, под гнетом обстоятельств и непохожести характеров. Когда они заказали по второй порции выпивки, Эндрю позвонили. На прямоугольном голографичном экране засветились два идентичных личика. — Привет, Нил! — почти взвизгнула в трубку Грейс, едва заметив его. На заднем фоне маячил Аарон с извечно нахмуренными бровями и глубокой озадаченностью во взгляде. Порой Нил всерьез подозревал, что не узнает его на улице среди случайных прохожих, нацепи он на лицо выражение полного пофигизма. — Они жутко по тебе соскучились, — с виноватым видом сообщила Кейтлин Эндрю, втискиваясь между близняшками. — Я же только вчера уехал. — Я хочу, чтобы ты снова с нами жил, — затребовала Грейс, заполоняя большую часть экрана своим носом. — Нил, скажи ему! — Ты переехал? — Не будет же он вечно сидеть на шее Аарона, — вклинился Кевин, юрко уворачиваясь от подзатыльника. — Ваш дядя может делать, что ему заблагорассудится, — справедливо рассудил Нил, сконфуженно пожав плечами. Да, его тоже расстраивало, что у людей было право принимать решения, исходя из собственных умозаключений, а не так, как хотелось конкретно ему. — Нил, тогда ты переезжай к нам, — нашлась с мгновенным решением Дороти. — Дядя всегда ходит за тобой по пятнам. — По пятам, — поправила Кейтлин, пользуясь возможность расчесать Грейс волосы, пока та занята более интересным занятием. — Тебя раскусили, приятель, — язвительно усмехнулся Кевин. В этот раз подзатыльник пришелся точно в цель. — У Нила есть свой дом, — прискорбно сообщил Аарон дочкам, — и к тому же никто не захочет жить с девочками, которые разбрасывают детали от лего по всей квартире. — Чем занимаетесь весь день? — спросил Эндрю, чтобы отвлечь Грейс от очевидного намерения закатить истерику. — Ничем. Мисс Киттен сегодня вырвало на папу, когда он ее гладил, — сообщила Дора главное событие дня. — Папочка, почему ее тошнит от тебя? — Грейс завертела наполовину лохматой головой, заставляя Кейтлин резво поймать выбившуюся из прически прядку. — Когда Мисс Киттен гладит дядя Эндрю, она мурчит и засыпает. — У твоего папы лицо раз в сто похуже моего будет, — доверительно сообщил Эндрю, заставляя светлые тонкие бровки озадаченно сойтись на переносице. Кевин выдавал предсмертные хрипы прямо в горлышко бутылки, и Нил искренне надеялся, что это от смеха. — Очень забавно, — Аарон через экран наградил брата недовольным взглядом, — на вишневый пирог сюда можешь больше не являться. — Мы сейчас поедем к бабушке, — не взирая на разговоры, их не касающиеся, оповестила Дороти. — Она сказала, у нее для нас сюрприз. — Думаете, там куча подарков? — заговорщицки протянул Эндрю. — Я думаю, там гора подарков! — восторженно подхватила Грейс, подпрыгивая на постели. — Нил, тебе нравится свидание? — выжидающе уставилась на него Дороти. — Всё отлично, — Нил заверил ее сложенными в «класс» ладонями и передал телефон Эндрю, пока близняшкам не пришло в голову допрашивать о поцелуях или чём похлеще. — Они думают, что мы вместе. Просто шутка. — Пояснил Нил увлеченно возящемуся в контейнере с курицей Кевину. — Думают? — неубедительно вскинув бровь, переспросил он. Нил не нашелся с ответом, только решительно припал к терпкому горлышку бутылки. Понадобилось около десяти минут, прежде чем Аарон и Кейтлин смогли оторвать детей от телефона и продолжить сборы. Эндрю и Кевин переключились на обсуждение официальной пресс-коференции через неделю и весенний чемпионат, в котором им предстояло столкнуться с Техасом. Нил отвлеченно перебирал ломтики сушеного кальмара, ощущая себя слегка дезориентированным. Он вслушивался в чужие слова, и они даже находили отклик в его сознании: что-то напоминающее трепет и предвкушение. Край его локтя, уложенного на стол, касался горячей кожи Эндрю. Он снял свитер, и предплечья его обвивали повязки из черной ткани. Открытый участок кожи на ощупь казался обжигающим, но Нил упорно удерживал руку на месте. — Элисон будет здесь через пятнадцать минут, — оповестил Кевин, сбросив звонок. — Почему тебе вечно надо все испортить? — Это отличная возможность обсудить стратегию по твоему продвижению, почему я должен отказываться от нее? Кевин выглядел всерьез озадаченным, почти возмущенным, но Нил хорошо понимал Эндрю. Ему сразу вспоминалось, как в восемь часов вечера на телефон поступали звонки от неуёмных родителей с просьбами, предупреждениями об отсутствии и вопросами, на которые можно было ответить в любое другое время суток. Желательно, рабочее. Он не знал, как еще доносить до мира, что за пределами детского сада он становится другим человеком, ничего общего не имеющим со своей работой. Сидящий в баре Эндрю Миньярд вне поля не имел ничего общего с экси. — Можем сбежать, — предложил Нил, когда Кевин отправился на поиски туалета. Шутки ради, просто чтобы уставшее лицо трансформировалось в выражение вроде «ты полный придурок». Но Эндрю вдруг поднял решительный взгляд и уставился на него с немым требованием. — Это просто шутка. — Нет, пойдем, — в следующую секунду Эндрю уже вскочил со стула, хватая со спинки свитер и куртку. — А как же Кевин? — Ты реально думаешь, что он и Элисон не сообразят, как создать мне имидж образцового американца? — С неприкрытой издевкой спросил Эндрю, бросая на стол несколько щедрых купюр. — Я напишу ему, — пообещал он, когда Нил упрямо не двинулся с места. Они тут Кевина Дэя вообще-то бросали! Нил бы прибил себя вчера сковородкой, если знал. Через несколько минут они уже неслись по кишащей спортивными фанатами улице в сторону автостоянки. Вечерний ветер хлестал по щекам, забирался ледяной судорогой за ворот куртки и растягивал уголки губ в беспричинную улыбку, от которой ноги обретали второе дыхание и припускались пуще прежнего. На повороте Нил едва не вписался в угол здания, и Эндрю подхватил его за запястье, мягко утягивая следом за собой, когда они свернули на тихий пустынный проулок. В ушах все еще свистело, и коленки приятно вибрировали нетерпением и мурашчатой нервозностью. «Какой-то идиотизм», подумалось Нилу, пока они стояли за поворотом, ухмыляясь как накуренные всякой ерундой подростки, и выглядывали из-за угла каждые пару минут, чтобы убедиться, что Кевин не отправился на их поиски. Эндрю выудил телефон и черканул какую-то глупость из разряда «Нил забыл, выключил ли он утюг». Нил даже не помнил, когда гладил в последний раз. — Ну и с чего вдруг тебя занесло работать в детский сад? — спросил Эндрю, когда они неспешно потопали в сторону стадиона. Он достал из кармана помятую, повидавшую виды пачку сигарет и зажигалку. Нил много раз видел, как над ней жестоко измываются в особенно напряженные моменты, когда нужно было непременно занять чем-то руки. — В жизни не поверю, что кто-то в здравом уме решит связать свою жизнь с ежедневной возней со спиногрызами. — Характерно чиркнуло колесико, и кончик сигареты мимолетно вспыхнул, отбрасывая на красивое лицо всполохи желто-оранжевого цвета, напоминающие разлитое жидкое золото. — В здравом уме. — Выдернул Нил вполне себе лежащее на поверхности объяснение. Он бы сам себе не смог дать внятного ответа на этот вопрос. Стабильность, привязанность, безысходность — в голову приходило море случайных причин, и все они отчасти были правдой, но всерьез Нил над этим никогда не задумывался. Особенно после нечаянных слов Дэн о том, что в подобных местах настоящую отдушину находили только одинокие, недополучившие пресловутую любовь люди. Уж проще было не думать. — Точно. — Эндрю сухо усмехнулся, зажимая сигарету меж подвижных губ. — И все же. Это связано с твоим не-убийством кого-то в прошлом? Прятался от папаши? — Вроде того. — Туманно согласился Нил, вглядываясь в рекламный экран спортивного стадиона, обещающего юниорский хоккей на следующих выходных. — Я тебя спугнул. — Заметил Эндрю. — Нет-нет, просто… — Нил покачал головой, пытаясь найти в неоновых оттенках ответ, которого там и в помине не было. Витражное стекло, напомнил он себе, разные цвета и оттенки. Ему бы не хотелось, чтобы сегодняшний день окрасился в яркий красный, ассоциирующийся с опасностью и угрозой. — Я об этом не распространюсь, знаешь. Сложно говорить о том, что твое детство было похоже на ночной кошмар, если большую часть времени ты общаешься с людьми, которые живут жизнью с обложек журналов об идеальной семье. Не думаю, что кому-то было бы интересно услышать о топорах, которые чудом облетали мою голову, или отметинах от ожогов. — Его признание повисло в воздухе тяжелой, перешедшей границу откровенности тишиной. Как реагируют нормальные люди на такие вещи? Пугаются, отстраняются, пытаются утешить, чем делают только хуже. Эндрю не был похож на «нормального», но в самом положительном смысле слова. Нилу нравилось тешить себя надеждами на то, что он хорошо разбирается в людях и чувствует что-то знакомое подсознательно. Но на то они и были надеждами, не обязанными сбываться, а оставаться в маленьком мире в его голове. — Раньше меня буквально тошнило от вида Аарона и Кейтлин. — Вдруг выбросил Эндрю в пустоту. Это было мало похоже на реакцию, которую обычно представлял Нил в ответ на правду. — Когда она забеременела, я думал, что от ярости пришибу либо себя, либо их. Просто не понимаю, как это может быть так легко для них — отношения, семья, дети. Им не страшно. Они не боятся все испортить, все разрушить. Они относятся к этому, как к какой-то игре. — Резко выплюнул он. — Ты поэтому сбежал в Германию? — Нилу вспомнились десятки новостных статей. Кадры в аэропорту, холодный взгляд исподлобья, сухое «без комментариев». Эндрю стал знаменитым через много месяцев после отъезда, но люди готовы были вмешать в эту историю даже то, что не имело к ней никакого отношения, включая случайные фотографии или отказ говорить о личной жизни на всеобщее обозрение. — Вроде того, — повторил за ним Эндрю, выдыхая тягучий дым в холодный воздух. — У тебя хорошо получается. — От запаха сигарет у Нила закружилась голова — обычная реакция, когда ароматы привязываются к определенным воспоминаниям, далеким и словно из прошлой жизни, — наверное, поэтому он принялся пороть чушь, лишь бы только тонкая нить откровенности, неожиданно впившаяся в их запястья, не разорвалась. — Быть… с семьей и все такое. — Да, полагаю, с возрастом мозги встают на место. — Нил не думал, что дело действительно во взрослении. Просто иногда требовалось время на то, чтобы свыкнуться с изменениями. Порой несколько часов, а иногда годы, проведенные за много километров от источника ощущения, что с тобой что-то не так. — Я тоже не понимаю это. — В итоге признался он, расписываясь в собственной беспомощности. — А? — Семья. У меня такого никогда не было. — Для таких, как мы, семья обычно равноценна борьбе. Не у всех есть на борьбу силы. Или желание. — Эндрю впервые за всю дорогу посмотрел на него в упор. С вызовом. — Ты, значит, нашел силы? — Любой может найти, если решит, что она того стоит. Они спустились на полупустую парковку и нырнули в темный автомобиль. Нил не мог отделаться от гадкого ощущения, будто кто-то ударил его под дых. Пришлось считать до тридцати на трех разных языках, чтобы слова Эндрю прекратили звучать в его голове оглушительным набатом. — Ты быстро учишься. Близняшки столько говорят о тебе, у меня иногда создается впечатление, что ты реально с нами живешь. Боюсь, они этот город с землей сравняют, когда настанет время идти в школу. — Сказал Эндрю, когда они выехали на оживленное шоссе. Нил бы с удовольствием бросил этот разговор, всерьез опасаясь, к чему его приведут разговоры на запретную тему, вдруг громогласно заявляющие, что она вовсе не такая уж и запретная, только не теперь. И страшное слово на букву «с», оказывается, может быть чем-то ассоциируемым с ним и будущим, а не болезненным отголоском прошлого, о котором напоминают из каждого утюга. — Не сравняли же, когда ты переехал. — Уцепился он за первое, что пришло на ум, лишь бы не копаться у себя в голове в поисках ответов на вопросы, которые заставляли мозг в ужасе ежиться, словно бекон на раскаленной сковородке. — Сбежал на другой конец города? — Я живу возле стадиона, — ответил Эндрю, — не так далеко от них. — Нил уперся пустым взглядом в лобовое стекло, наблюдая за проносящимися на перекрестке фарами, пока они застыли на светофоре. — Но я живу в противоположной стороне. — В итоге просипел он. — Я мог бы поймать машину. — Уже слишком поздно. — Сегодня выходной, на улице полно такси. Ты тащишься в другой район, это же просто нелепо. И я мог бы… — Хватит, — мягко перебил его Эндрю, — я просто подвезу тебя до дома. И все. Разве твои друзья так не делают? — «Но ты не мой друг!», хотелось Нилу оголтело выкрикнуть ему в лицо. «Ты невыносимый, потрясающий, ужасный, самый поразительный человек, которого мне доводилось встречать, и я хочу, чтобы ты остановил машину и высадил меня прямо сейчас, но если ты это сделаешь, я могу больше никогда не выйти из дома и ни с кем не заговорить». В итоге он просто сдался и попытался слиться со спинкой кожаного сидения, которое в плавной дороге усыпляло не хуже алкоголя, попавшего в организм накануне. — Спасибо, — нашел он совести выдавить, когда автомобиль остановился у его дома без лишних слов и напоминаний. Эндрю выглядел встревоженно, словно переживал, что крупно облажался. От непосредственности, которую они делили между собой весь вечер, не осталось и следа. Вот поэтому Нил ненавидел, когда общение доходило до дел сердечных. Это дурацкое напряжение, проникающее изнурительным отчаянием под кожу, ощущение, будто ступаешь по тонкому льду. Треснет или нет. Наверное, на одну короткую секунду Эндрю мог увидеть в нем что-то, что когда-то в ком-то искал. Давно и безнадежно, безвозвратно утерянное. Теперь это наваждение, очевидно, пропало. Нилу страшно было бороться. — Спокойной ночи. Машина тут же слилась с потоком случайных автомобилей, теряясь в бликах огней. Нил смотрел ей вслед до тех пор, пока у него не заледенели кончики пальцев. Грязно-серый, мутный развод, свидетельствующий о собственной никчемности, о неспособности испытывать и дарить так легко доступное другим людям, был куда хуже кричаще-красного цвета.