Сердце султана

      Проснулся Донхэ не столько от копошений Хёнвона неподалёку, сколько от того, что его окружают непривычные запахи — в его покоях довольно сильно пахло по большей части грейпфрутом и виноградом, так как его собственный запах и запах слуги за столько времени уже немного перемешались в комнате, которую полностью проветрить не так просто.       Но в этот раз вокруг Донхэ витает слишком много запахов: почти заглушённые ароматы рябины и липы, едва различимые нотки хвои и клубники, и совсем лёгкий, но как будто въевшийся запах цикламена. — «Клубника… Рёук!» — когда знакомый запах отчётливо щекочет нос рыженького хатун, он тут же подскакивает на постели, испуганно оглядываясь. Комната с непривычки показалась Донхэ совсем незнакомой, но вид снующего по углам друга, спешно и старательно протирая пыль на полках шкафа, немного успокаивает его. — «Так я в комнате валиде…» — припоминает рыженький хатун и слишком громко вздыхает, отчего друг тут же поворачивается и тепло улыбается:       — О, доброе утро, Донхэ. Выспался?       — Кажется, да, — омега сонно потягивается и энергично чешет голову, путая ещё больше и без того спутанные рыженькие пряди. — А… где все? Что тут творилось с самого утра?       — Валиде забрал детей Повелителя на завтрак, а Хёнвону наказал не будить тебя, — Рёук пожимает плечами, подходя ближе, но явно не решаясь присесть даже на краю постели своего нового хозяина. — Кажется, ночью тут был переполох. Мне жаль, что я так и не проснулся, пока ты был здесь.       — Не бери в голову. Я только рад, что хотя бы ты выспался, — отмахивается Донхэ-хатун, неуклюже двигаясь к краю уже помятой постели. — Я хотел уйти сразу же, как мальчики уснут, но они так меня опутали руками и ногами, что выбраться, не разбудив их снова, было бы сложно.       — И ты правильно поступил. Валиде явно не злится на тебя, да и дети Повелителя хорошо поспали, — слова друга немного приободряют Донхэ, хоть настороженный взгляд Рёука всё-таки вносит немного сомнений в столь радужную картину. — Хёнвон сказал, что и тебе снились кошмары. Что тебе снилось?       — Огонь. Огонь, дым — и крики, — морщится рыженький хатун, помотав головой, чтобы отогнать вновь подступающее наваждение. — В последнее время этот сон снится мне всё чаще.       — Возможно, это Всевышний подсказывает тебе что-то о твоём прошлом? — робко предполагает невысокий омега, с почтением упоминая Аллаха. — Ты изучаешь историю и культуру, ешь местную еду и читаешь Коран. Всё это может помочь тебе вспомнить, кто ты…       — Да, я тоже так думаю, но этот сон не даёт мне никакой подсказки, — ворчит Донхэ-хатун, сползая с высокой постели валиде и неловко отряхиваясь. — То, что мой дом, как и дома соседей, сожгли воины Китайского царства, я и так понимал. А раз во сне я не слышал никаких имён — этот сон скорее пытка, чем подсказка.       — Не говори так, — возражает Рёук, покачав головой и мягко поправив другу ворот его помятой рубашки. — Всё наладится. Если на то воля Аллаха, ты всё вспомнишь о себе, когда придёт время. Не торопи Всевышнего — Он сам знает, что будет лучше для тебя.       — В чём-то ты прав, — Донхэ, разумеется, не был согласен с таким смиренным мнением друга, но возражать — это испортить им обоим настроение на несколько ближайших дней. — При этом я пока больше не хожу к летописцам, так что почти не вижу Сонмина. Сейчас наставники проверяют меня и мои знания, чтобы отныне я занимался только с другими хатун, так что наш план…       — Тс-с-с, — испуганно дёрнувшись, Рёук быстро машет руками перед лицом рыженького хатун, чтобы заставить его замолчать. — Здесь не время — и не место, чтобы о таком говорить. Нас могут услышать. Лучше присядь пока, а я продолжу уборку.       — С самого утра ты уже вынужден прибираться вместо завтрака? — вздыхает омега с запахом грейпфрута, но послушно пересаживается на указанное другом место, наблюдая за тем, как хлопочет Рёук. — А где Хёнвон?       — Я поем чуть позже, всё в порядке. Валиде не позволит мне пропустить завтрак — к здоровью слуг он очень внимателен. А Хёнвон отлучился ненадолго. Я его отпустил, раз я пока прибираюсь здесь, — и друг вроде говорит обыденные вещи, но Донхэ начинает беспокоить, как быстро Рёук привык к тому, что он — слуга валиде, и может командовать другими слугами. Но невысокий омега истолковывает встревоженный взгляд рыженького хатун по-своему: негромко вздохнув, он добавляет:       — Знаю, Донхэ, я тоже ужасно по тебе соскучился. Но ты сам должен понимать, что мы сейчас не в тех условиях, чтобы нарушать правила дворца и выбираться на встречи. Это может плохо кончиться для нас всех.       — Да, ты прав, — и с этими словами друга Донхэ-хатун тоже приходится смириться: наблюдая за тем, как ловко Рёук поправляет постель валиде и отряхивает покрывало, постеленное поверх, омега неожиданно для себя задаёт вопрос, который внезапно пришёл ему на ум:       — Рёук, скажи, а… Ты сильно злишься на меня за то, что тогда я поверил купцу и втянул нас в новые неприятности?       — Я не злюсь, Донхэ, — возражает Рёук, обернувшись и с пониманием посмотрев на своего друга. — С самого начала не злился, ведь я знал, что ты хотел, как лучше. И пусть тот купец сыграл на твоей доверчивости, но… Ты ведь и сам понимаешь, что будущее у нас было незавидное. Рано или поздно и я, и ты попались бы хозяину в период его гона или кому-то из его гостей, а Сонмину уже повезло гораздо меньше. Там мы не были в безопасности, питались объедками и жили в страхе.       — Да, но здесь мы тоже находимся в рабстве… — пытается встрять Донхэ, но друг лишь покачивает головой: подходя ближе и присев перед рыженьким хатун, чтобы смотреть на него снизу вверх, Рёук мягко добавляет:       — Донхэ, ты всегда говорил, что я мыслю слишком… романтично, но сейчас романтично начал мыслить ты. Ты правда думаешь, что хозяин рано или поздно отпустил бы нас? Даже если, не приведи Аллах, он бы внезапно погиб, нас мог бы забрать себе любой его родственник или любой другой альфа. Мы были там чужими, Донхэ. В том краю такие, как мы, не становятся свободными.       — А здесь мы подчиняемся султану и его супругам, вдобавок нас могут насильно выдать замуж за какого-нибудь альфу, что дорого за это заплатит, — напоминает рыженький хатун, но и на это у Рёука имеется ответ. Покачав головой, друг негромко отвечает:       — Я спрашивал у Онью, как это происходит в нынешние времена. В основном, слуг выдают замуж, когда проходит довольно большой срок их службы во дворце. И если ты на хорошем счету, то насильно за первого попавшегося альфу тебя не выдадут замуж. Да, это не будет браком, изначально построенным на любви, но Повелитель и его супруги достаточно внимательны к подобным вещам. За хорошую службу слуг и наложников выдают замуж за достойных альф. По сравнению с тем, что в Греции нас считали за вещи, получить в супруги альфу, что будет относиться к тебе с уважением, да ещё и забрать с собой в свою новую семью своё жалование и приданое — это уже звучит как не самый плохой вариант на дальнейшую жизнь, тебе так не кажется?       — Пусть так. Всё это «так прекрасно и замечательно», но… — голос Донхэ дрогнул от одной мысли о том, что ему придётся расстаться со своими друзьями. — Я не хочу потерять вас, Рёук. А то, что всех нас рано или поздно выдадут замуж, означает то, что нам придётся расстаться, и, возможно, навсегда. Я не хочу этого.       — Я тоже не хочу этого, Донхэ, — приподнявшись, Рёук порывисто тянется вперёд и мягко обнимает рыженького хатун за плечи, отчего сам Донхэ крепко вцепился в одежду друга, обвивая его руками за талию. — Но до этого ещё очень далеко. Если с нашим планом ничего не выйдет — мы можем попробовать уговорить супругов султана устроить всё так, чтобы наши супруги проживали в этом же городе, например. Если мы будем на хорошем счету — они могут прислушаться к нашей просьбе, да и о том, что мы с тобой дружим, уже давно знают и за пределами дворца. Если мы не прогневаем ни Всевышнего, ни Повелителя — всё у нас будет хорошо. Тебе осталось только самому в это поверить — и всё сложится, как надо.       — Пока мне достаточно того, что ты не злишься на меня, — тихо признаётся Донхэ, зажмурившись: слова Рёука хоть и не избавили омегу полностью от съедающего чувства вины, но хотя бы думать о том, что он натворил в прошлом, стало немного легче. — И… я обещаю тебе, что в этот раз буду осторожнее. Я не допущу, чтобы кого-то из нас выдали замуж насильно.       — А вот это лучше не обещай. Аллаха не обманешь, а ты без приключений жить не можешь, — посмеивается Рёук, осторожно отстранившись и пригладив рыженькую чёлку своего друга. — Ладно, хочешь, я заплету тебя, пока Хёнвон не вернулся?       И от такого соблазнительного предложения Донхэ не собирался отказываться, ведь это означало возможность пообщаться с другом ещё немного, пока Хёнвон не заберёт его, сказав, что нужно отправляться на очередное рутинное задание, выполнять обязанности хатун, к которым омега до сих пор ещё не привык. Ещё и слуга, как только пришёл и узнал, что его господина сейчас заплетут, хотел было тут же отправиться в гарем, чтобы принести гребень и украшения для волос, которыми можно будет зацепить причёску, но Рёук заверил Хёнвона, что в этом нет необходимости.       — Ты пока можешь позаботиться о вашем завтраке и принести его в покои Донхэ-хатун, а я его потом провожу в гарем или евнуха какого-нибудь попрошу, — предлагает омега с запахом клубники, с пониманием посмотрев на суетливого Хёнвона. — Так будет гораздо быстрее. Небольшие резиночки у меня есть, а уже в покоях вы спокойно подберёте украшение под наряд и приведёте хатун в порядок.       И по взгляду Хёнвона Донхэ понимает, что слуга очень хочет возразить, но так и не решается: послушно поклонившись, омега с запахом винограда молча покидает покои валиде-султан, практически выскользнув из комнаты. Проводив его взглядом, Рёук поудобнее берёт в руку свой гребень, аккуратно расчёсывая спутанные волосы своего друга и добавляя:       — Приятный омега. Онью о нём хорошо отзывался — Хичоль-султан на него явно не жаловался. Удивительно, как тебе позволили взять его в личные слуги.       — Наверное, будь он постоянным слугой хасеки, мне бы и подумать об этом не разрешили, — Донхэ осторожно пожимает плечами, устроившись на табурете поудобнее. — Но я не знал, что он был временным слугой Хичоля-султан. Кихён-калфа мне подсказал, что хасеки может наказать того, кто обратился к валиде и попросил выпустить меня из темницы в нашу первую ночь во дворце, так что я решил воспользоваться этой подсказкой — и сразу же при всех попросил у хасеки разрешение взять Хёнвона в свои слуги. Даже если хасеки на него нарадоваться не мог — он не возразил и спокойно отпустил Хёнвона ко мне.       — Ну, на это может быть много причин, — предполагает Рёук, чуть задерживаясь на спутанных прядях и осторожно прочёсывая их с концов, чтобы распутать. — Я мало знаю Хёнвона, но даже по первому взгляду можно сказать, что своим статусом во дворце он не хвастался. Парень он скромный, так что при новом знакомстве с очередными наложниками и слугами он бы просто и не сказал, что иногда помогает слугам хасеки с детьми Повелителя. Тебе он помог наверняка потому, что очень добрый и любит детей, а ты временами ведёшь себя как маленький мальчик. Ну и раз ты обратился к хасеки при всех — возможно, он просто решил тебе не отказывать без весомой причины, даже если твоя просьба ему не понравилась. Всё-таки младшие дети Повелителя уже не младенцы, так что от одного из временных слуг Хичоль-султан вполне мог отказаться.       — Кажется, ты неплохо понимаешь, как мыслит Хичоль-султан, хотя ты — не его слуга, — невольно вырывается из уст рыженького хатун, и только то, что Рёук сейчас распутывает очередной колтун, останавливает Донхэ от того, чтобы обернуться и посмотреть на друга. — Может, тогда скажешь мне своё мнение о нём? Несмотря на то, что дети Повелителя неплохо ко мне относятся, он меня явно недолюбливает.       — А с чего бы ему тебя любить? — Донхэ бы успокоило, если бы после этих слов друг негромко засмеялся, но Рёук по-прежнему говорит серьёзно. — Подумай сам. В первый же вечер во дворце ты устроил переполох, попал в темницу, выбрался оттуда и прорвался к Повелителю. Конечно, я тебе очень признателен за то, что ты спас меня от ночи с Повелителем и устроил мне довольно безопасную жизнь, но ты всё равно нарушил очень много правил, и нас с тобой могли казнить за этот беспорядок. Затем ты отнял у хасеки его временного слугу, который очень часто проводил время с детьми Повелителя и заботился о них, а выбирать нового временного слугу, если не доверяешь кому-то проверенному, всё-таки непросто. При этом детям Повелителя с тобой, кажется, и вправду интересно, но хасеки должен заботиться о безопасности юных членов династии, а о тебе во дворце никто ничего не знает. Вдобавок ты регулярно нарушаешь правила дворца, из-за чего всем приходится как-то подстраиваться под твои взбалмошные решения… Я поражаюсь тому, сколько у хасеки терпения, честно говоря.       — Да, Чанёль мне уже доходчиво объяснил, что за моими попытками выжить следит весь дворец, — бубнит рыженький хатун, облегчённо выдохнув, когда Рёук прочесал последнюю спутанную прядь и больше не тянет его за волосы, мягко расчёсывая их. — Но при этом все говорят о том, что Повелитель начал улыбаться, значит, ему по душе мои выходки…       — Донхэ, ты снова рассуждаешь, как ребёнок, — подмечает омега с запахом клубники, ловко отделив крупную прядь над ухом и принимаясь плести плоскую, но широкую косичку. — Я не сомневаюсь, что перемены в поведении Повелителя во многом вызваны твоей простотой и непосредственностью, но попробуй понять и хасеки — ты стал хатун, значит, ответственность за твои выходки тоже несёт Хичоль-султан. Если что-то пойдёт не так, хасеки будет виноват за то, что не управляет гаремом должным образом.       — И что мне тогда делать? Если я не буду веселить Повелителя — я попаду к нему в постель, — уже тише добавляет Донхэ-хатун, надеясь, что никто не подслушивает их разговор. — Я и так стараюсь думать перед тем, как что-то говорить, но… всё обычно происходит так стремительно, а реагировать приходится быстро…       — Для того, кто ещё совсем недавно панически боялся любого альфу рядом с собой — ты отлично справляешься, правда, — отвечает Рёук, продолжая плести косичку и то и дело подхватывая новые маленькие пряди. — Я не знаю, справился ли бы кто-нибудь другой с твоими испытаниями. Но ты уже многому научился во дворце и вполне неплохо общаешься с некоторыми альфами, не цепенея от их вида. Если ты попробуешь хоть немного больше следовать правилам, чем обычно — я уверен, Хичоль-султан станет относиться к тебе с меньшей неприязнью.       — Ты прав. Я попробую, но что-то мне подсказывает, что моя ночная вылазка к детям Повелителя хасеки тоже не понравится, — вздыхает рыженький хатун, чуть поворачивая голову набок для удобства Рёука. — Даже если валиде не придаст этому большого значения, слуги явно донесут хасеки. Да и сами мальчики не сдержатся.       — А чего ты боишься? Думаешь, Хичоль-султан скажет: — Да как ты посмел, хатун, подойти к детям Повелителя без разрешения, да ещё и успокаивать их после ночных кошмаров? — наконец-то Рёук заулыбался, что было слышно по тону голоса, да короткому смешку. — Честное слово, Донхэ, мне начинает казаться, что ты боишься совсем не того.       — Нельзя недооценивать Хичоля-султан. Такой может и за один лишний взгляд в сторону детей Повелителя казнить без раздумий, — продолжает ворчать рыженький хатун и тут же расслабляет плечи, когда Рёук, временно закрепив косичку, легко похлопывает его по плечам свободными руками, добавив при этом:       — Ну и в чём хасеки неправ? Можно подумать, ты не готов вступиться за тех, кому так легко причинить вред, особенно когда это — маленькие дети. В этом вопросе, честно говоря, вы очень похожи.       — Вот уж спасибо, — фыркает Донхэ под беззлобный смех Рёука, по которому он уже успел соскучиться. — Только похожести с Хичолем-султан мне не хватало для полного вороха проблем…       — А разве это не комплимент? — друг явно улыбается, пока переходит к другому боку рыженького хатун, начиная плести похожую косичку. — Хасеки красив, крепок телом и духом, очень умён и проницателен, и его трудно застать врасплох. Наверное, любому во дворце польстило бы такое сравнение, но почему-то только не тебе. Даже интересно, почему…       — «Наверное, потому, что с покушением на меня так ничего и не ясно», — мрачно думает Донхэ-хатун, оставив этот вопрос без ответа. — «Ещё и Рёука хасеки так легко отправил к Повелителю: ничего не понимающего, напуганного и совершенно не готового к ночи с султаном. Наверное, на месте хасеки я бы тоже выбрал для султана кого-то из новых наложников, так как действующий гарем могли и не пробудить в Повелителе хоть какие-то эмоции и чувства, но… Но Рёук всё равно не заслужил становиться просто полезной вещью для султана. Так не должно быть».       — Ладно, не будем больше о хасеки — тебя явно злит его упоминание, — молчание Донхэ Рёук истолковывает по-своему и решает сменить тему, умело доплетая косичку до нужной длины. — А что ты за песню пел детям Повелителя? С утра они только о ней и говорили. Если бы не валиде — они бы сразу же тебя разбудили.       — А? Песню? — вздрогнув от неожиданности, рыженький хатун поводит плечами, не зная, что на это ответить: в Греции ему петь совершенно не хотелось, даже в те моменты, когда ни охранники, ни хозяин его не слышали, а во дворце приходилось думать о многих вещах, и Донхэ в целом до сих пор не чувствует себя настолько в безопасности, чтобы петь песни. Но Рёук явно ждёт ответа, и он слишком хорошо знает своего друга, чтобы повестись на его уловки, так что, немного помявшись, рыженький хатун неохотно добавляет:       — Вчера мне… просто спонтанно пришла какая-то мелодия в голову. Как будто кто-то напевал эту песню прямо мне в уши. Но я не вспомнил этот голос. Может быть, это был кто-то из моих близких… Пока я не сумел вспомнить о себе ничего конкретного. Я точно ничего о себе не рассказывал?       — Ты почти не разговаривал с другими рабами, — Рёук аккуратно собирает косички и оставшуюся часть волос в высокий хвост, прибирая короткие пряди. — О семье и о том, откуда ты, тоже совсем не говорил. Ты как будто… смирился с обстоятельствами. Наверное, ты был уверен в том, что все твои близкие погибли.       — Тогда как я загорелся желанием найти свою семью? — уточняет Донхэ-хатун, медленно повернувшись, чтобы Рёук не выпустил хвост из рыжих волос из рук, — и внимательно посмотрев на своего друга. — Неужели после того, как я упал и потерял память?       — Не совсем, — поправляет его друг, но, к радости хатун, взгляда не отводит — это немного располагает к Рёуку, чуть приглушая предположения Донхэ, что друзья его обманывали. — Наверное, ты уже не помнишь, но тебя взволновало одно событие, незадолго до того, как ты упал. Одним из рабов был немного зажатый омега, Джунхёк. Он говорил, что все его близкие погибли на его глазах и возвращаться ему некуда, как и многим из нас. Но на рынке, когда он покупал овощи по приказу хозяина, к нему подошёл один гамма, слуга какого-то богача. Он сказал, что Джунхёк очень похож на одного из рабов, которого недавно выкупил его хозяин для работы в качестве строителя. Немного пообщавшись, Джунхёк понял, что незнакомец говорит о его отце.       — Значит, его отец выжил? А как так получилось? — уточняет хатун, повернувшись обратно, пока Рёук крепко закрепляет высокий хвост и, отделив от него небольшую прядь, снова плетёт косичку, продвигаясь к кончикам рыжих волос. Немного помолчав, словно ему нужно время на то, чтобы детально вспомнить те события, друг осторожно добавляет:       — Честно — мы все так и не поняли. Видимо, когда воины Китайского царства ударили отца Джунхёка и тот упал — и не поднялся, бедный Джунхёк решил, что его отца убили. Но, наверное, он был тяжел ранен или потерял сознание — а забрали его воины с собой уже после того, как похитили всех юных омег и гамм из села. Но эта история так тебя взбудоражила, особенно когда Джунхёк упросил этого гамму сообщить тому богатому человеку, что он готов пойти к нему на самые тяжёлые и грязные работы, без жалоб и стенаний, только бы воссоединиться с отцом. Ну и тот человек его выкупил — и больше пообщаться нам не удавалось. Но иногда на рынке вдалеке я его видел. Выглядел он усталым, но счастливым.       — Ещё бы ему не быть счастливым — его отец жив и снова рядом с ним, — завистливо вздыхает Донхэ, сидя ровно, пока Рёук заканчивает косичку и закрепляет её резиночкой, впутывая при этом соседние пряди, чтобы косичка не болталась особняком от остальных волос. — Хотел бы и я так узнать, что кто-то из моих близких жив и здоров…       — Ну, вот так ты примерно и начал думать после той истории, — соглашается Рёук, завершая причёску Донхэ-хатун. — Всё рвался на рынок с любым поручением — и всех о новых рабах расспрашивал. Но ничего так и не смог выяснить. Мне жаль, Донхэ.       — Это… ничего. По крайней мере, я тогда попытался, верно? — Донхэ старается свернуть тему, чтобы друг не чувствовал вину за то, на что в принципе не может повлиять. — Не думай об этом. Как ты и сказал, если будет на то замысел Всевышнего — я сумею что-то вспомнить. И спасибо за причёску. У Хёнвона немного… тяжёлая рука.       — Это точно. Весь дворец слышит твои крики, когда вы в бани отправляетесь, — посмеивается невысокий омега, отступив назад и оглядев прибранные волосы Донхэ-хатун. — Кажется, сноровку я не подрастерял. Не возражаешь, если я расскажу валиде об этой причёске? Обычно валиде-султан помогает собраться Онью, но, может быть, мои умения ему тоже придутся по вкусу.       — Конечно, я не против, — тут же соглашается рыженький хатун, встрепенувшись. — Готов целый день крутиться перед валиде-султан, чтобы он рассмотрел причёску со всех сторон. Буду нахваливать твои умелые руки перед всеми, кого увижу.       — Глупостей не говори. Так ты можешь только сложить о себе нехорошее впечатление, — отмахивается Рёук, широко улыбаясь и расслабленно глядя на оживившегося друга. — Я глубоко ценю твоё желание помочь, но… не надо. Позволь мне в этом справиться самому, хорошо?       — Ладно-ладно. Но если что — я готов помочь, — напоминает Донхэ-хатун, порывисто обнимая Рёука, крепко стискивая его в объятиях. — Порой мне так не хватает тебя и Сонмина рядом… Вы всегда знаете, что сказать и что сделать, а у меня в такие моменты в голове пустота…       — Зато в глубине души ты очень добрый и самоотверженный, — негромко отвечает омега с запахом клубники, мягко погладив друга по плечам. — А ещё с тобой очень весело… и не так страшно смотреть вперёд, в будущее. Хоть ты очень порывистый и колючий, но… не теряй этого внутреннего ребёнка в себе, ладно? Просто… держи его немного в узде, чтобы во дворце соблюдался порядок. Но не теряй его.       — Я постараюсь, Рёук, — обещает рыженький хатун, прикрыв глаза и поглубже вдыхая такой родной запах клубники, изгоняющий страхи из головы. — Я правда постараюсь.       Хёнвон, к счастью, не стал задавать никаких новых вопросов: когда один из евнухов провожает хатун до покоев, слуга уже ждёт его внутри, с накрытым для завтрака столом. И Донхэ, от вкусного запаха еды, тут же вспоминает, какой он голодный, потому и забывает обо всех правилах приличия, чуть ли не с урчанием набросившись на свою порцию завтрака.       — Утомили тебя ночью дети Повелителя, Донхэ-хатун, — осторожно посмеивается слуга, то и дело подставляя овощные закуски ближе к своему господину, чтобы тот попробовал всё, что приготовил настоящий кудесник по части кулинарии, Чангюн-ага. — Какой голодный… Мне следовало подумать об этом и выпросить ещё что-нибудь вкусненькое. Прости меня, я не подумал.       — Не извиняйся. Всё так вкусно, что я готов тарелки облизать, — отмахивается Донхэ, приостановившись от уплетания каши чук с тыквой за обе щёки. Хёнвон как будто забыл о том, что ему тоже нужно завтракать: слуга почти ничего не ест и лишь что-то пьёт из кружки. — «Он же не отдал мне свою порцию?» — предполагает рыженький хатун, и эта теория ему совсем не нравится: вытерев рот и руки платком, он с неохотой откладывает палочки на тарелку, с трудом сдерживая желание запихнуть себе в рот побольше вкусностей, и осторожно уточняет:       — А почему ты не ешь? Ты… плохо себя чувствуешь?       — Ох, не беспокойся об этом. После того, как ты позавтракаешь, я отправлюсь на нижний этаж, — вздрогнув от неожиданности, Хёнвон робко улыбается, как будто побаиваясь реакции своего господина. — Только не волнуйся, хорошо? Сюмина я уже предупредил, они с Чондэ с радостью позаботятся о тебе.       — У тебя начинается течка? Так почему ты с утра не отправился туда?! — всполошился Донхэ: он, конечно, расслышал, что друзья Хёнвона на ближайшие дни согласились побыть его временными слугами, как и позаботиться о самом Хёнвоне, наверняка, но всё-таки состояние слуги омегу взволновало. — И ты в таком состоянии носил тяжёлый поднос с едой? О чём ты только думал?!       — Нет-нет, всё не так плохо. В прошлый раз я был невнимателен к своему состоянию и пропустил надвигающиеся симптомы, — поясняет Хёнвон, тут же замотав головой. — Болезненный период начнётся завтра утром, ну или сегодня ночью. У меня есть немного времени в запасе, чтобы подготовиться и оставить тебя с надёжными слугами перед тем, как отправиться на нижний этаж. И мне лучше сейчас не переедать, чтобы легче перенести болезненный период.       — Ну, если ты так говоришь… Но мне всё равно не по себе, — признаётся рыженький хатун, поёжившись. — Видишь, даже еда теперь в рот не лезет.       — Тогда в следующий раз я буду есть вместе с тобой. Нельзя вынуждать тебя голодать, Донхэ-хатун. Ты от голода сразу звереешь, — шутит слуга с запахом винограда, покачав головой. — И ты не тревожься — меня проводят евнухи и я буду в безопасности.       — Не надо. Если ты говоришь, что тебе нельзя есть много перед течкой — лучше слушай свой организм. Мне только нотаций от Сынхуна не хватает, как и нового беспокойства за твоё состояние, — рыженький хатун тут же морщится, недовольно запыхтев под беззлобный смех Хёнвона. — Я… я к этому привыкну. Но раз ты настолько рано можешь определить, когда начнётся твоя течка, ты лучше пораньше и отправляйся на нижний этаж. Лучше я на день больше проведу время с твоими друзьями, чем буду наблюдать за тобой — и волноваться.       — Но разве ты не отслеживаешь собственный цикл, Донхэ-хатун? — удивлённо уточняет слуга, встревоженно посмотрев на своего господина. — Я понимаю, что после такой резкой перемены климата и длительного путешествия у тебя сдвинулся цикл, но подобные вещи стоит отслеживать. Сынхун всегда говорит, что мы должны серьёзно относиться к своему здоровью — так можно определить какие-то болезни, не приведи Аллах, на ранней стадии и вовремя подобрать лечение.       — Я… — Донхэ слишком поздно понимает, что невольно проболтался о своих особенностях, которые он так боится раскрыть даже своему слуге. — «Я попался!» — рыженький хатун даже закашливается от неожиданности, пытаясь придумать, как выкрутиться из ситуации. Решив сыграть на той лжи, что он плёл слуге, когда изображал течку, Донхэ-хатун с осторожностью отвечает:       — Я же говорил, что в первый день у меня даже запах не сразу усиливается. Я… не особо чувствительный к тому, чтобы почувствовать течку заранее. Ну и в Греции из этого образовывалось множество проблем.       — И как ты только успевал спрятаться от альф, бедолага, — Хёнвон сочувственно всплеснул руками, покачав головой. — Хвала Аллаху, что ты и твой друг так и не попались никакому альфе. Но во дворце к этому относятся очень серьёзно, потому я буду присматривать за твоим циклом. На то я и твой слуга, чтобы избавить тебя от забот, пока это в моих силах.       — С тобой мне точно не о чем беспокоиться. Ты замечательный слуга и чуткий друг, — Донхэ помнит о том, что он обещал себе почаще хвалить Хёнвона за помощь, и омега в очередной раз убеждается, что о подобном не стоит забывать. Слуга сразу же смущённо потупился и покраснел, улыбнувшись от слов Донхэ-хатун — более того, у Хёнвона как будто даже проснулся аппетит от похвалы, так как, покосившись на мисочку с салатом, омега с запахом винограда украдкой берёт немного свежего салата из миски и жуёт, слегка похрустывая. — «Ну вот так бы сразу», — мысленно посмеивается Донхэ-хатун, продолжая уплетать свою порцию каши. — «Хотя бы он не будет таким голодным перед тем, как уйдёт на нижний этаж…»       И, хоть после завтрака и Чондэ, и Сюмин снова выразили полную готовность исполнять любые распоряжения хатун, Донхэ не сумел удержаться от просьбы почаще составлять Хёнвону компанию на нижнем этаже, если слуги сочтут это необходимым.       — Я не хочу настаивать, чтобы Хёнвону не было неловко, но вы наверняка гораздо лучше знаете, что ему необходимо во время течки — и что он ввиду скромности не осмелится попросить, — в этот раз рыженький хатун подбирает слова гораздо аккуратнее, чтобы снова не сделать хуже. — Я… учёл ошибки, которые совершил в прошлый раз — и не хочу ошибиться вновь. Вы же понимаете, правда?       — Да, Донхэ-хатун, тебя всё-таки не так сложно понять, — Чондэ, будучи в неплохом настроении, немного посмеивается, покачав головой. — Конечно, мы понимаем, о чём ты. Не волнуйся, с Хёнвоном всё будет в порядке. Мы позаботимся о нём.       — О большем я и не прошу. Я буду очень признателен вам за помощь и обязательно щедро оплачу все хлопоты, — с искренней благодарностью отвечает Донхэ, тут же добавив, чтобы слуги не начали снова отказываться от его предложения. — Я хочу сказать, что если Хёнвону что-то понадобится — вы легко можете взять деньги отсюда, даже не спрашивая меня.       — Позволь дать тебе совет, Донхэ-хатун — научись ограничивать собственную щедрость, — осторожно произносит Сюмин, переглянувшись с Чондэ. — Мы понимаем, что ты желаешь только лучшего для Хёнвона, и позволь тебя заверить, что мы не обманем твоего доверия и не подведём своего друга, но… ты слишком щедр.       — Аллах свидетель, Донхэ-хатун, мы не хотим тебя обидеть, — спешно добавляет Чондэ, аккуратно поправив длинную серьгу, свисающую из его уха. — Но Сюмин прав — ты слишком открыто демонстрируешь другим свою щедрость. И лучше мы скажем тебе об этом сейчас, чем потом этим успеет воспользоваться кто-то другой.       — Вот как… — рыженькому хатун бы хотелось сказать, что эти слова застали его врасплох, но при этом он же понимает, что на самом деле слуги сказали ему довольно очевидные вещи. Об этом ему говорили многие, кто желает ему добра, вдобавок даже Хичоль-султан говорил Донхэ нечто подобное. Но все об этой теме говорили так туманно, с какими-то намёками, мимолётными подсказками — и от этого рыженькому хатун очень непросто, как и непросто приспособиться к такой манере разговора. Хоть ему и стало немного неприятно от слов слуг, Донхэ-хатун не мог не понять, что они правы — так точно и по делу указать на ошибку фаворита султана, которая только может создать ещё больше проблем, могли только поистине честные люди с чистой душой.       — Кажется, мы всё-таки обидели тебя, — задумчиво подмечает Сюмин, нерешительно придвинувшись ближе и осторожно коснувшись тонкими пальцами запястья наложника. — Прости нас, Донхэ-хатун. Мы… мы вернём тебе деньги за всё, что ты подарил нам, не беспокойся…       — Не говори глупостей. Я сделал вам подарки от всего сердца, потому что хотел отплатить вам за вашу доброту, — вздыхает омега с запахом грейпфрута, покачав головой. — И… я вовсе не обиделся.       — Хорошо, как скажешь, — примирительно отвечает Сюмин, улыбнувшись с пониманием — и от этой улыбки Донхэ даже становится немного стыдно за то, что он привирает, — и слуги это прекрасно видят и понимают. — «Они со мной честны и не хотят меня обидеть. Тогда и мне не стоит им врать в этом…» — думает рыженький хатун, нерешительно добавив:       — Ну… хорошо, я немного расстроился. И я понимаю, что вы правы, но… изменить себя не так-то просто. Я не пытаюсь быть чрезмерно щедрым, просто… из всей жизни, что я помню — я ничего не имел, потому и всегда был готов разделить всё с друзьями, будь то еда или последнее одеяло.       — И мы это понимаем, правда, — добавляет Чондэ, согласно покачав головой. — Хёнвон сразу сказал нам, что ты бесхитростный и нужно воспринимать тебя таким, какой ты есть. Это хорошее качество, Донхэ-хатун, просто… во дворце все привыкли к другим правилам. Даже супруги Повелителя не позволяют своим слугам настолько свободно пользоваться деньгами. И, думаю, ты уже знаешь, что у них нет проблем с доверием к слугам, раз им доверяют присматривать за детьми Повелителя. Просто… так принято. Несмотря на то, что ты доверяешь Хёнвону и он тебя не подведёт — очень важно контролировать подобные вещи. Когда ты станешь супругом Повелителя, ты тоже будешь нести ответственность за некоторые дела гарема или, возможно, даже и дела дворца. Таким вещам стоит учиться, пока есть возможность.       — Хочешь сказать, все супруги Повелителя помогают Ли Хёкджэ хан Ынхёку править? — Донхэ выпаливает свой вопрос прежде, чем думает — и тут же об этом жалеет, вспомнив, о ком из супругов Повелителя тогда слугам придётся говорить. — Точнее, помогали… В смысле, я хотел сказать…       Ещё и то, что слуги так уверенно говорят о том, что он станет супругом Повелителя, не добавляет Донхэ оптимизма — омега до сих пор не представляет, как долго он сумеет веселить султана и что в итоге из этого получится. — «Мне говорили, что Кино тоже долгое время был фаворитом Повелителя, но в итоге так и не стал его супругом. Почему же со мной они так уверены?..»       — Всё в порядке, Донхэ-хатун, — Сюмин, несмотря на то, что оба слуги почти синхронно вздрогнули и печально переглянулись, всё-таки стал поразговорчивее: видимо, Хёнвон действительно был прав в том, что этот гамма с запахом пастилы понемногу привыкает к энергии Донхэ. — Но удивительно, что наставники не рассказывали тебе такие вещи, или даже Шивон-ага.       — Я только недавно добрался до истории Войны Трёх Миров, — признаётся рыженький хатун, пожимая плечами. — Наставники… были сосредоточены больше на военных успехах Повелителя, и на истории членов династии. Вы… вы можете не отвечать на такие мои вопросы. Я не хочу, чтобы вы нарушали запреты Повелителя.       — Ну… кто-то же должен рассказать тебе о нашем господине, верно? — уточняет Сюмин, посмотрев на Чондэ, что неуверенно качает головой. — Всё-таки лучше, чем мы, его знает только Повелитель, так что… Можешь спросить, если тебе что-то интересно. Это непростая тема для разговора, но…       — Нет, правда. Я не хочу расстраивать вас этой темой. Зря я об этом спросил, — возражает Донхэ-хатун, присев на краю постели. — Учитывая, что старшие супруги Повелителя во многом помогают ему править — мой вопрос был опрометчивым и глупым.       — Вовсе нет, — Чондэ, после одобрительного кивка фаворита султана, присаживается на краю постели Хёнвона, решив взять слово, пока Сюмин садится рядом. — И… нам правда непросто говорить об этом, но Повелителю тоже тяжело, как и всем, кто знал нашего господина. Кто-то же должен утолить твоё любопытство, Донхэ-хатун.       — Спрашивай, пока Хёнвона нет рядом. Он так беспокоится за нас, что начал бы менять тему и попытался бы отвлечь тебя вкусной едой, — чуть посмеивается Сюмин, и по его взгляду, полному тоски, Донхэ, неожиданно для себя, понимает этих слуг немного больше. — «Повелитель запретил упоминать имя Химчана-султан, потому что ему, как и тем, кто близко знал этого омегу, до сих пор больно», — припоминает рыженький хатун, пока раздумывает над тем, что стоит спросить, пока есть такая возможность. — «Но в глубине души им так хочется поговорить о своём господине… Наверное, это правильно. Его имя не должно быть забыто и не должно исчезнуть из дворца, словно он какой-то преступник или прокажённый…»       — Хорошо. Ваш господин… тоже помогал Повелителю править? — нерешительно омега задаёт свой первый вопрос, решив выбрать относительно безопасную тему. — Я слышал, что он из простого народа…       — Да, наш господин помогал Повелителю, — Сюмин печально улыбается, предаваясь воспоминаниям. — В народе его очень любили, поскольку он… он был очень добрым омегой. Он хорошо понимал нужды народа — и Повелитель прислушивался к его мнению. Мы так гордились им и восхищались его мудростью…       — А… никто не пытался пользоваться его добротой? — осторожно уточняет Донхэ-хатун, подбирая слова с большой предосторожностью, так как невольно обидеть слуг при упоминании болезненной темы будет слишком легко. — Я не пытаюсь сказать ничего плохого, но такого доброго человека я бы постарался… уберечь от хитрых и расчётливых людей.       — Нет, Донхэ-хатун, всё в порядке. Повелитель считал также, как и ты — и потому очень старался оберегать нашего господина, — соглашается Чондэ, покачав головой. — И мы тоже старались уберечь нашего господина, и супруги Повелителя тоже… Но он многое понимал и сам — наш господин не предложил бы Повелителю какое-то решение, которое не помогло бы народу. Когда обладаешь полномочиями и влиянием… от твоей ошибки будут зависеть жизни других людей, потому наш господин обдумывал все поступившие жалобы и предложения от народа. Что-то он хорошо понимал и сам, так как всю юность прожил среди народа, а чему-то его научили Повелитель и его супруги.       — А… часто ваш господин выбирался из дворца? — несмотря на опасность темы, рыженькому хатун хочется воспользоваться возможностью и узнать о способах выхода из дворца побольше. — Ведь не принимал же он жителей во дворце… была бы полная неразбериха.       — Да, он регулярно выходил из дворца, чтобы навестить свою семью — и Повелитель не запрещал ему это, хоть и был недоволен, — Сюмин печально усмехается, покачав головой. — Он и нас с собой не брал, хотя мы были бы рады возможности его сопроводить. Но, несмотря на все предостережения Повелителя, наш господин… не видел угрозы среди простого народа. Его очень любили, да и его старший брат всегда был рядом, если наш господин выходил из дворца.       — У вашего господина есть старший брат? — Донхэ не может сдержать своего любопытства — все остальные, кто отваживался заговорить с ним о Химчане, об этом не упоминали. — Он среди янычар дворца? Он тоже нашёл здесь супруга среди слуг или бывших наложников Повелителя?       — Нет, он не служит во дворце. Он перенял дело четы Бан и ведёт торговлю, — поясняет Чондэ, мягко возразив. — Мы не выходим из дворца, потому я не могу сказать, есть ли у него супруг сейчас. В последний раз, когда мы слышали новости о Бан Убине, у него не было супруга.       — Бан Убин? — переспрашивает рыженький хатун, чуть нахмурившись, так как имя кажется ему знакомым. — Если я не ошибаюсь, старшего султана династии Ли тоже звали Убин?       — А ты неплохо начал разбираться в истории государства, Донхэ-хатун, — с искренним восхищением подмечает Сюмин, так чисто порадовавшись за наложника, что омеге даже становится немного неловко. — Имя Убин означает «стремление к совершенству», а чета Бан… ну… Родители часто стараются подобрать такие имена своим детям, что защитят их от бед и зла…       После этих слов Сюмин и Чондэ, едва только разговорившись, снова погрустнели, и Донхэ понимает, почему — сильное имя не сумело уберечь Химчана от трагической гибели. В такой ситуации спрашивать, не болен ли малокровием Убин, будет крайне некорректно — вдобавок раз этот альфа перенял дело родителей и ведёт торговлю, здоровьем он явно не обделён.       — А… правда, что ваш господин умел заговаривать лошадей? — рыженький хатун решает сменить тему на что-то повеселее, чтобы слуги снова погрузились в более приятные и светлые воспоминания. — Лошади же такие большие и сильные… И с характером.       — Наш господин умел найти подход к любым животным, — Чондэ немного повеселел, согласно покачав головой. — К нему ластились даже охотничьи собаки Повелителя, которые совсем не приучены к играм и поглаживаниям.       — Но с лошадьми наш господин действительно управлялся каким-то волшебным образом, — добавляет Сюмин, переглянувшись с другим слугой. — У Повелителя очень… норовистый конь, но за нашим господином он ходил как жеребёнок за матерью.       — Я слышал о том, что животные тянутся к добрым людям, но мне всегда казалось, что это выдумки, в попытках прикрыть основы дрессировки, — задумчиво признаётся рыженький хатун, надеясь, что он тем самым не обидит слуг. — Я в этом ничего не понимаю, к сожалению. В Греции мой прошлый хозяин не вёл хозяйство, а за лошадьми ухаживали кастрированные альфы. Нас к ним не подпускали, так что…       — Во дворце конюхами становятся гаммы-кастраты с уклоном в альфу. В уходе за лошадьми требуется много силы и труда, так что омег к этому не привлекают, — поясняет Чондэ, пожимая плечами. — Но когда дети Повелителя становятся постарше — наш султан учит их основам. Члены династии и супруги Повелителя могут ездить верхом, а никогда не знаешь, что может случиться в дороге. В этом плане Повелитель очень предусмотрителен.       — Есть хоть что-то, в чём Повелитель не разбирается? — невольно шутит Донхэ-хатун, поёжившись: ему становится неловко от того, что султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк буквально стремится к новым знаниям — и приучает к этому своих детей. — История, казна, указы, военное дело и охота, иностранные языки, дрессировка животных и птиц, ювелирное дело, так теперь ещё и основы ухода за лошадьми.       — Повелитель говорит, что нужно стараться делать всё возможное, чем бы ни приходилось заниматься, — отвечает Сюмин, поправляя ворот рубашки. — Повелитель считает, что этого достаточно. Необязательно стараться всегда быть лучшим в области, которой занимаешься. Любые навыки могут пригодиться.       — Вдобавок Ёнгук-шехзаде очень увлечён этим делом, — подмечает Чондэ, заулыбавшись. — Но, кажется, ты и сам об этом знаешь, Донхэ-хатун. Весь дворец на ушах стоял, пока шехзаде бегал к летописцам, чтобы послушать твой перевод греческих легенд о лошадях.       — Да… шехзаде меня немного утомил, — признаётся рыженький хатун, но, тут же опомнившись, спешно добавляет:       — В смысле, я всегда рад помочь летописцам, если это порадует детей Повелителя…       — Не оправдывайся, Донхэ-хатун. Ёнгук-шехзаде давно не был таким утомительным, — посмеивается Сюмин, невысокий гамма с запахом пастилы, переглянувшись с Чондэ. — Шехзаде подрастает и старается равняться на старших шехзаде и Повелителя, но он всё ещё ребёнок. На самом деле, даже здорово, что тебе удалось так встормошить его. Думаю, хасеки и Повелитель благодарны тебе за это, Донхэ-хатун.       — И младшие дети Повелителя нарадоваться на тебя не могут, Донхэ-хатун. На праздновании дня рождения Мингю-шехзаде они только о тебе и говорили, — признаётся Чондэ, гамма с запахом миндаля. — Чангу немного поделился подробностями. Он хорошо к тебе относится, как и Хансоль.       — Хансоль? А Чангу не говорил, вернут ли его во дворец? — опрометчиво выпаливает Донхэ, и, по тому, как слуги изумлённо уставились на него, рыженький хатун снова понимает, что сказал что-то неподобающее. — Я хотел сказать… раз Хансоля сейчас нет, а Хвитэк, наверное, отправился во дворец Сонхвы-шехзаде вместе с хасеки и Мингю-шехзаде, так что… Чангу наверняка непросто уследить сразу за тремя детьми Повелителя.       — У хасеки есть на этот случай временные слуги, так что не тревожься об этом, — мягко поясняет Сюмин, чуть поёрзав на постели Хёнвона. — И твоё беспокойство нам вполне понятно, но лучше тебе не интересоваться делами слуг супругов Повелителя. Тебя могут неправильно понять.       — Сюмин прав, Донхэ-хатун. Даже то, что всему дворцу известно о твоей дружбе с Рёуком, не поможет в этой ситуации, — вздыхает Чондэ, согласно качнув головой. — Другое дело — мы. Мы можем немного пообщаться со слугами супругов Повелителя, но они и с нами не слишком откровенничают. Да и мы этого не ждём — у каждого во дворце есть свои обязанности, которым надо следовать. Ты не можешь легко и свободно общаться со всеми.       — Это точно — не могу. Хвитэк от меня явно не в восторге, — подшучивает омега с запахом грейпфрута, торопливо добавив, как только он видит, что слуги замялись, не зная, как пояснить ему страшную ситуацию из детства Мингю-шехзаде. — Нет, я всё понимаю — члены династии всегда должны быть важнее всего, так что я и не жду к себе лёгкого отношения. Да и бдительность Хвитэка достойна восхищения. Просто… мне было бы спокойнее, если бы он понимал, что я не хочу причинить вред детям Повелителя.       — Думаю, он это понимает, Донхэ-хатун. Многие слуги, что видели, как ты проводишь время с Тэяном-султан и Тэмином-султан, не сомневаются, что ты очарован этими юными проказниками, — терпеливо добавляет Сюмин, ободряюще улыбнувшись. — Но в вопросе безопасности членов династии есть строгие правила — и они созданы не просто так. Когда ты сам подаришь Повелителю дитя — ты сумеешь взглянуть на эти правила с другой стороны.       — Вы правы. И я благодарен вам за наставления, — Донхэ снова приходится покривить душой, так как при разговоре о детях слуги снова становятся такими печальными, что даже не замечают, как рыженького наложника практически тряхнуло от беспокойства. — Наверное, кому-то из вас нужно будет сходить проведать Хёнвона, а меня уже ждёт Сонгю-ага для занятия. Кто из вас пойдёт со мной?       — Пожалуй, я пойду с тобой, Донхэ-хатун, а Сюмин навестит Хёнвона, — Чондэ печально усмехается, поднимаясь на ноги. — И… это мы тебе благодарны, Донхэ-хатун. Не всем понятна твоя прямота, но… твои вопросы позволили нам поделиться тёплыми воспоминаниями. Не волнуйся, мы никому об этом не скажем. Всё-таки нарушать приказы Повелителя строго запрещено, так что…       — Я тоже никому не скажу. Даже Хёнвон не узнает, — торопливо обещает Донхэ, спешно облизывая губы. — Не хочу волновать его лишний раз, да и вам так будет спокойнее. Я постараюсь не создавать вам проблемы, как в прошлый раз, так что…       — Донхэ-хатун! Донхэ-хатун! — со стороны гарема раздаются подозрительно знакомые голоса: Тэян-султан и Тэмин-султан задорно верещат, ворвавшись в большой зал. Встрепенувшись, Донхэ тут же переводит взгляд на слуг, и чуть было не смеётся от того, как, переглянувшись, они чуть ли глаза не закатывают, посмеиваясь над его реакцией.       — Нельзя заставлять детей Повелителя ждать, — напоминает Сюмин, еле сдерживая смех. — Идём, Донхэ-хатун. Узнаем, что случилось.