Сердце султана

      — Хёнвон, я хорошо выгляжу? — вопрошает Донхэ, беспокойно пытаясь оглядеть себя и практически кружась на месте. Конечно, рыженький хатун не сомневается, что слуга нарядил его в лучший скромный образ, который только можно было бы создать из имеющихся у Донхэ вещей и украшений, но в этот раз волнение не просто не покидает омегу — оно словно засело где-то под рёбрами и настойчиво грызёт изнутри.       — Донхэ, ты выглядишь не просто как хатун, а как самый настоящий член династии Ли, — с улыбкой отвечает Хёнвон — и у Донхэ нет причин не верить слуге. После всех разговоров о доверии и тайнах слуги рыженький хатун уверен — этот омега старается, как только может, чтобы угодить ему, так что лгать о внешнем виде Донхэ он не будет.       — Ты преувеличиваешь, — отмахивается рыженький хатун, старательно пытаясь подавить улыбку, чтобы не выдавать своего воодушевления. — Наверное, это из-за шпильки. До сих пор не могу поверить, что Повелитель решил дать мне её на время праздника.       — Да, это огромная честь, так что о твоих привычных шалостях в играх с Тэяном-султан и Тэмином-султан придётся на сегодня позабыть, — посмеивается слуга, покачав головой. — Я постарался закрепить шпильку Чжоуми-султан на твоих волосах, как следует, но всё-таки не забывай следить за тем, чтобы не делать слишком резких движений головой. А то начнёшь ещё глазеть по сторонам, как сокол, с головы которого только что сняли клобучок…       — Хёнвон, — Донхэ хихикает, представив, какого размера кусок кожи потребовался бы на то, чтобы сшить клобучок для него. — «Хотя, лучше бы сшить клобучки для янычар», — думает рыженький хатун, невольно помрачнев: он совсем забыл, что на этом праздновании в саду будет множество янычар и, хоть это имеет место быть при торжестве такого масштаба, они будут рассматривать всех приглашённых гостей и это Донхэ уже раздражает. — «И для Хичоля-султан бы не помешало сшить парочку. Нет, лучше три. Четыре! А ещё зелёный!»       Донхэ никогда не думал, что на нём будет хорошо смотреться одежда синих оттенков — у рыженького хатун уже была праздничная голубая рубаха, но эта рубашка, которую Шиндон-ага сшил для него не так давно, какая-то по-особенному тёмная — синяя, но сероватая, плотная, наиболее подходящая для времяпровождения на свежем воздухе, но не слишком тёплая, чтобы в ней было жарко и дискомфортно, без какого-либо рисунка, но с россыпью светлых мелких пуговиц. На удивление Донхэ, он чувствует себя в этой рубахе комфортно — и, наверное, это был первый раз, когда одежда, сшитая во дворце, не раздражает его, не придаёт ему слишком невинный или даже напыщенно-глупый вид. И на этой рубахе, сочетающейся с тёмными штанами, так удачно примостилась брошь, подаренная фавориту султана валиде-султан — какая-то светлая деталь была необходима, чтобы шпилька в волосах выглядел уместной.       Донхэ также порадовало, что можно, отчасти благодаря необходимости носить вуаль, практически не подкрашиваться ради этого праздника — Хёнвон лишь парой лёгких мазков подчеркнул суженную форму глаз рыженького омеги, да слегка подкрасил брови, которые также пришлось немного подщипать ещё с утра. Несмотря на то, что подобные процедуры Донхэ не очень нравились, он всё-таки признал, что его слуга поступил правильно, занявшись бровями рыженького хатун ещё утром — так небольшие покраснения сошли ещё перед занятием по плаванию, так что сейчас Донхэ выглядит вполне пристойно.       — Всё, осталось закрепить вуаль — и ты готов, — Хёнвон торопливо достаёт прозрачную вуаль рыженького хатун и аккуратно расправляет её. — Скорее всего, все уже собрались, так что за тобой вот-вот пошлют кого-то из евнухов.       — Думаешь, меня позовут в последнюю очередь? — Донхэ стоит неподвижно, не мешая слуге надевать на нижнюю часть его лица вуаль, но неосознанно рыженький омега хмурится, так как подобный расклад ему не нравится. — Если я не нужен на этом праздновании, меня могли бы и вовсе не звать…       — Просто в этот раз гостей маловато — и почти все являются родственниками Повелителя, напрямую или через его супругов, — поясняет слуга с запахом винограда, не отвлекаясь от своего важного дела. — Конечно, они все вдоволь пообщаются с Мингю-шехзаде и Повелителем на праздничном обеде, но первые секунды встречи тоже очень важны. Скорее всего, Повелитель и хасеки лично встречают всех гостей вместе с шехзаде. Тебе самому было бы неловко находиться рядом с ними во время таких моментов.        — Ну… звучит разумно, — Донхэ чуть пожимает плечами, когда Хёнвон отступает назад на пару шагов, оглядывая его — спорить со слугой не хотелось, так как отчасти рыженький хатун был с ним согласен. — «Наверное, я бы тоже хотел в первую очередь побыть со своими близкими», — думает омега с запахом грейпфрута, покосившись на кольцо на своей руке. — «Но для чего тогда было одалживать мне пинё Чжоуми-султан, если на это время я в саду быть не должен? В какие ещё моменты Повелитель может почувствовать себя так неуверенно, что ему потребуется поддержка младшего брата?»       — Донхэ-хатун, тебя ждут в саду, — сообщает один из евнухов, Чеюн, заходя в покои фаворита султана. — Ты готов?       — Да, я готов, — рыженький хатун неуверенно переглядывается со своим слугой, пока тот старается ободряюще улыбнуться в качестве поддержки, — а затем, понимая, что медлить нельзя, Донхэ без дополнительного напоминания подходит к краю ковра и обувается в ненавистные носатые туфли, чтобы следовать за евнухом по коридорам дворца к саду, где его уже ждут. Приучиться сразу же обуваться перед выходом из покоев, к сожалению Донхэ, всё-таки пришлось — хасеки доходчиво объяснил рыженькому хатун, что за любые подобные выходки наказание будет получать его слуга, да и Повелитель может снова отправить фаворита к лекарю, а слишком часто появляться рядом с Сынхуном-ага Донхэ совершенно не хочет.       И, пока Донхэ в сопровождении слуги следует за Чеюном-ага, он в полной мере осознаёт, насколько был прав Сонмин, когда говорил, что в день празднования дворец будет наполнен янычарами — рослых альф стало ещё больше, они стоят практически на каждом углу, а некоторые ещё и расхаживают по коридорам, сопровождая незнакомых Донхэ слуг. Рыженький хатун мог бы предположить, что эти слуги принадлежат приглашённым гостям, но он до сих пор не знает, как много слуг проживает во дворце — из-за того, что фаворит султана то влипает в неприятности, то получает наказание, а то и вовсе лишь посещает занятия, другие части дворца для него по-прежнему закрыты. — «Мне нужно обойти как можно больше коридоров во дворце», — думает Донхэ, оставляя эту мысль пока при себе — не хватало ему ещё и при евнухе проболтаться о своих планах. — «В одиночку ходить везде не получится — меня снова вернут в гарем, да ещё и накажут. Но я должен придумать весомый повод, для которого мне придётся посещать закрытые для меня части дворца…»       Варианты, которые приходят Донхэ в голову, не самые радужные — либо сыграть на любопытстве Тэяна-султан и Тэмина-султан и уговорить их за каким-то поводом сопроводить наложника в запретные для него части дворца, либо убедить Повелителя, что общество рыженького хатун в тех частях дворца для султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка попросту необходимо. И в каждом из вариантов были свои сложности — младших детей Повелителя уговорить будет очевидно проще, но Донхэ бы не хотелось, чтобы Хичоль-султан что-то заподозрил, ведь тогда хасеки может запретить наложнику проводить время с детьми Повелителя, и все планы рухнут, не успев даже начать осуществляться.       В другом варианте тоже было всё не так гладко — несмотря на то, что Хёнвон говорил довольно уверенно о том, что обзаводиться новыми детьми Повелитель сейчас не планирует, у самого султана Ли Хёкджэ может быть совершенно другое мнение на этот счёт. — «Ещё и этот праздник может помочь султану выйти из траура и начать жить дальше — и тогда я могу оказаться в опасности…»       И, заходя в сад в сопровождении своего слуги и евнуха, Донхэ ожидал чего угодно: множества взглядов, направленных на него, пренебрежения и неприязни или же наоборот, чрезмерно излишнего внимания, но всего этого не было. Рыженький хатун не получил совершенно никакой реакции касаемо того, что он наконец вышел в дворцовый сад — мимо проходят какие-то незнакомые ему омеги и гаммы, некоторые гости общаются, собравшись небольшими кучками, сами по себе или же рядом с детьми Повелителя и их слугами, и к очередному омеге, вышедшему из дворцовых ворот, гости не проявляют интереса. И это равнодушие, не совпадающее по ожиданиям со всеми теми угрозами, которые фавориту султана так красочно расписывали в последние дни, едко грызёт Донхэ изнутри — кажется, что накопившееся напряжение собралось в единой точке и сильно сжимается, с каждой секундой всё больше, как будто оно вот-вот взорвётся. Празднования в гареме уже не беспокоят рыженького хатун в такой степени, но от таких приёмов гостей Донхэ совершенно не знает, чего ожидать — и подобная обстановка пугает омегу.       — «Надеюсь, я не оцепенею…» — фаворит султана пытается успокоить сам себя, чтобы не запаниковать — и не сбежать из этого сада в какой-нибудь закуток, где можно будет просидеть весь день, пока все гости не уйдут во дворец, и докуда не доносится негромкая музыка — то, как некоторые наложники медленно вытанцовывают какие-то странные танцы посередине сада, нелепо извиваясь, скорее раздражает Донхэ, чем забавляет. — «О Аллах, направь меня и не дай мне навредить самому себе очередной глупостью…»       — Тебе следует подойти к хасеки и Повелителю, Донхэ-хатун, — тихо напоминает Чеюн-ага, наклонившись немного ближе к растерявшемуся наложнику. — И потом подойти поздравить Мингю-шехзаде. Только дождись, пока рядом с ними не будет гостей. Если ты будешь прерывать чужие разговоры — это сложит о тебе и о Повелителе не лучшее впечатление.       — «Видимо, только членам династии можно прерывать чужие разговоры», — недовольно думает рыженький хатун, но воздерживается от желания сказать об этом вслух — Донхэ только новых проблем от хасеки или валиде не хватало, особенно в такой радостный для членов династии день. Наверное, поэтому омеге с запахом грейпфрута приходится сдержать свои мысли при себе и лишь послушно покивать, чтобы показать евнуху, что он всё понял. Только после этого Чеюн-ага отправляется по своим делам, а Донхэ, радуясь тому, что Хёнвону позволено находиться рядом с ним, оглядывается уже поувереннее. Да, строгие взгляды янычар, распределившихся по границе сада, отчасти беспокоят рыженького хатун, но, выдохнув, Донхэ заставляет себя расправить плечи, чтобы казаться уверенным. — «В саду эти альфы мне ничего не сделают, особенно при членах династии и при Повелителе», — напоминает себе омега, потому, обернувшись на своего слугу, Донхэ негромко интересуется:       — Как считаешь, к кому стоит подойти первым?       — Чеюн-ага тебе правильно подсказал — стоит начать с Повелителя и Хичоля-султан, так как в первую очередь именно их Аллах одарил рождением Мингю-шехзаде, — подсказывает Хёнвон, задумчиво оглядевшись. — Но Повелителя я не вижу. Наверное, он вернулся во дворец.       — Думаешь, Повелитель уже ушёл? — немного разочарованно выдохнул Донхэ: конечно, если немного подумать, то становится ясно, что в том, что султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк не может провести на празднике всё своё время, нет ничего возмутительного. Но омега рассчитывал, что если уж никому из гостей он не будет интересен, то можно будет расспросить Повелителя о других его супругах — о Хичоле-султан хотелось особенно узнать. — «Всегда ли хасеки был таким самоуверенным и всезнающим?» — задумывается Донхэ, пытаясь отыскать Хичоля-султан в саду. — «Или в молодости он был совсем другим?»       Конечно, «молодость» — весьма относительное слово, ведь старым хасеки не назовёшь — по словам Повелителя, Хичолю-султан всего лишь тридцать пять лет, и, исходя из познаний Донхэ о половозрелости омег, хасеки ещё способен выносить и родить детей, на что непрозрачно намекал Чжухон-фалджи во время своего «предсказания». Альфам в этом плане повезло намного больше — они способны к зачатию практически до самой старости. Конечно, у гамм эти сроки слегка усреднены — немного больше, чем у омег, но и меньше, чем у альф, но об этих деталях Донхэ сейчас думать совершенно не хочется. Рыженький омега уже заприметил хасеки неподалёку — Хичоль-султан в данный момент как раз освободился от беседы с одним из гостей, вдобавок рядом с ним так кстати находится Тэян-султан, чьему обществу Донхэ будет очень рад. Наверное, именно присутствие одного из близнецов, который выглядит бодрым и здоровым, придаёт рыженькому хатун уверенность — и именно потому он так смело идёт к хасеки, чтобы выполнить то, что от него требуется, и оказать членам династии должное внимание и почтение.       — Хичоль-султан, — вежливо произносит Донхэ, чтобы хасеки обратил на него внимание, и, когда Хичоль-султан замолкает, отвлекаясь от разговора с Тэяном, и внимательно смотрит на подошедшего к нему хатун, омега, старательно подбирая слова и учтиво поклонившись, произносит:       — Я поздравляю Вас с днём, когда Всевышний подарил Вам и Повелителю такого замечательного шехзаде.       — Благодарю тебя, Донхэ-хатун, — вполне дежурно, как по шаблону, отвечает супруг султана, коротко качнув головой в ответ на поклон рыженького хатун. — Милость Аллаха не знает границ, и семнадцать лет назад Мингю-шехзаде родился здоровым и крепким.       Хичоль-султан, как и всегда, выглядит прекрасно — Донхэ уже начинает казаться, что даже если случится какая-нибудь из ряда вон выходящая ситуация, то хасеки, омега с запахом клюквы, не выйдет из покоев, пока не приведёт себя в порядок. Светлая бежевая рубаха, что подчёркивает белизну кожи супруга султана, изящная тёмно-бордовая накидка с мелким, практически чёрным узором, длинная, но не касающаяся земли, и тёмные штаны цвета молодой коры, гармонирующие с туфлями, как будто покрытыми золотом. Если бы Донхэ не знал, какие умельцы трудятся во дворце в должности портных, он бы решил, что обувь хасеки и вправду сделана из золота — учитывая вкусы Хичоля-султан, привыкшего жить в роскоши, омега совершенно бы не удивился, окажись у супруга султана подобная обувь. Правда, тогда был бы огромный вопрос того, как Хичоль-султан в принципе передвигался бы в таких туфлях, не стирая ноги в кровь и не запинаясь на каждом шагу. — «Его бы евнухи на руках таскали», — думает Донхэ и даже тихо хихикает, пока не понимает, что хасеки внимательно смотрит на него, пытаясь понять, что так развеселило рыженького хатун: даже через полупрозрачную алую вуаль было заметно, как полноватые губы Хичоля-султан как будто превратились в тоненькие ниточки от напряжения.       — Пусть Аллах пошлёт Мингю-шехзаде долгих лет жизни, — спешно добавляет омега, понимая, что нужно сказать что-то ещё, раз Хёнвон пока отступил в сторону, чтобы не оказаться лишним во время разговора. — И пусть он хранит шехзаде на всём его жизненном пути.       — Да будет на то воля Аллаха, — Хичоль-султан продолжает чуть покачивать головой, задумчиво глядя на рыженького хатун и поправляя изящное рубиновое ожерелье на своей шее, отчего стало видно, что и кольцо и серьги из этого набора были специально выбраны хасеки для этого случая. — Надеюсь, ты хорошо проведёшь здесь время, Донхэ-хатун. К празднованию гарема всё готово?       — «Да вот бы знать», — Донхэ хватило ума не сказать об этом вслух — было бы глупо надеяться, что хасеки не узнает о том разрешении, что дал для него валиде, но и Шивона-ага хатун ещё не видел, чтобы знать наверняка. Но, понимая, что нужно ответить хоть что-то, рыженький омега осторожно отвечает:       — Я договорился с поваром о том, что для гарема добавят ещё пару десертов — и уже передал на кухню деньги через Шивона-ага. Думаю, всё будет готово в срок, но если нужно, то я разыщу Шивона-ага и…       — В этом нет необходимости, — Хичоль-султан коротко пожимает плечами, после чего его взгляд из расслабленного снова становится привычно-строгим. — Он сам найдёт тебя чуть позже. Я планировал покинуть обеденный зал немного раньше, чтобы проконтролировать, как проходит празднование в гареме, но раз ты взял на себя изменение списка блюд — за гарем сегодня тоже будешь отвечать ты.       — Я? — растерявшись, Донхэ даже делает шаг назад, надеясь, что хасеки шутит. — Но ведь я ничего в этом не понимаю… Вы же пошутили, хасеки?       — Ничуть. Ты уже давно во дворце и должен понимать, к чему может привести твоё желание что-то изменить, — поясняет Хичоль-султан, приподняв голову немного выше, чтобы рыженький хатун понимал — ему сейчас не «предлагают» стать хозяином праздничного вечера в гареме — Донхэ буквально «заставляют» это сделать, ведь приказы хасеки не подлежат возражениям. — Шивон тебе поможет, я предупрежу его. Тебе нужно будет отдать распоряжение евнухам, когда накрывать на столы в гареме, когда музыкантам можно будет начать играть — и за порядок в гареме тоже будешь отвечать именно ты. Шивон мне доложит, как всё прошло.       — Донхэ-хатун будет отвечать за праздник в гареме? Вот здорово! — неожиданно воскликнул Тэян-султан, про которого хатун от растерянности чуть было не позабыл: в голосе мальчика столько восхищения и лёгкой грусти, что Донхэ даже не сразу понял, что именно так расстроило младшего сына Повелителя. — Жаль, что мы с Тэмином не сможем на это посмотреть…       Что именно в этом решении хасеки было «здорово», омега так и не понял — он-то рассчитывал, что просто сможет вкусно поесть и спокойно пообщаться с Рёуком, но, оказывается, у Хичоля-султан было совершенно иное представление о том, как хатун должен провести этот вечер. — «Может, хасеки сделал это, чтобы мне в голову не пришло снова просить что-то поменять?» — мрачно думает Донхэ, и если его мысль верная, то супруг султана намекнул хатун на его своенравие крайне доходчиво — больше просить дополнительные блюда на празднике омеге совершенно не хочется. — «Ещё и Хёнвона не будет рядом… Хотя, может быть, потому Чонсу-султан и позволил Рёуку поприсутствовать в гареме, чтобы он смог хоть как-то меня поддержать?»       — Это ничего, Тэян-султан, — срывать своё недовольство на мальчике не хочется, потому Донхэ вспоминает о том, что он действительно рад видеть Тэяна, потому, приветливо улыбнувшись ему, рыженький хатун вежливо добавляет:       — Зато мы сможем провести время здесь, если хасеки не будет против. Я рад видеть те… в смысле, Вас в добром здравии, Тэян-султан.       — Донхэ-хатун, мы можем обойтись без этих церемоний, — Тэян-султан сразу же оживился, вопросительно покосившись на хасеки. — Правда же, мама? Донхэ-хатун же может обращаться к нам с Тэмином неофициально, хотя бы когда рядом нет никого постороннего?       Донхэ бы не сказал, что Тэян как-то излишне прихорашивался перед этим празднованием — на мальчике надет лёгкий кафтан приятного фиалкового цвета, а под ним — тёмно-красная рубаха, на воротнике которой вышиты небольшие золотые драконы, расположившиеся мордами к кончикам ворота, а длинными туловищами уходящие дальше по вороту, под кафтан. Тёмные штанишки и обычные, но явно новые туфли неплохо сочетались со всем этим, но заволновало Донхэ другое: после разговора с валиде-султан хатун был уверен, что все члены семьи султана наденут что-то с узором дракона, раз этот символ очень важен для династии Ли, но на Хичоле ничего похожего видно не было. Рыженький хатун, конечно, не видел узор на накидке хасеки со спины, но, исходя из нарядов, которые Донхэ часто видел на других хатун и на супругах султана, он небезосновательно может предположить, что какие-то крупные узоры на одежде в области спины и лопаток скорее присущи альфам, для их накидок и кафтанов. И если придерживаться этого предположения, то никаких узоров с символом дракона на одежде хасеки нет, да и никаких дополнительных украшений, помимо рубинового набора, на Хичоле-султан нет. — «Так всё-таки символика важна для династии Ли или нет?» — путается Донхэ, переводя взгляд с оживившегося Тэяна-султан на хасеки. — «Для чего тогда Повелителю было нужно, чтобы я надел это пинё, если его вообще нет в этом саду?»       — Учитывая, что Донхэ-хатун уже давно не задумывается над этим вопросом — отказывать с моей стороны было бы неразумно, — вполне любезно отвечает Хичоль-султан, и Донхэ совершенно не может понять: то ли хасеки делает небольшое послабление после того, как Тэян так опасно подавился, а хатун оказался рядом, то ли всё дело в этом празднике, из-за которого Хичоль-султан чувствует себя очень комфортно, словно все эти поздравления его не только не смущают, но и приятно ласкают слух, разум и душу, а, возможно, всё дело в том, что хасеки в полной мере насладился ужасом Донхэ касаемо того, что ему придётся отвечать за весь гарем, потому и слегка, как здесь порой говорят слуги, «подсластил джонгва». — Поскольку вы с Тэмином ещё не начали проходить более серьёзное обучение, как ваши братья, мы можем сделать исключение. Разумеется, во всеуслышание, а также при валиде и Повелителе такое обращение будет крайне неуместно. Надеюсь, это понятно, Донхэ-хатун?       — Конечно, хасеки, я не буду обращаться так к Тэяну-султан и Тэмину-султан в неподходящей обстановке, — пожалуй, это Донхэ готов пообещать с чистым сердцем, так как хасеки и в этом вопросе оказался довольно проницателен и слишком быстро сопоставил, что хатун общается с его младшими детьми неофициально уже давненько. Поэтому, чтобы не осекаться от неодобрительных взглядов слуг хасеки или Хёнвона и его друзей, временных слуг Донхэ, гораздо проще вовремя согласиться на условия Хичоля-султан, особенно пока тот в благостном настроении. Правда, Тэмина-султан рыженький хатун не видит поблизости, потому, немного подумав, Донхэ осторожно интересуется:       — А где сейчас Тэмин-султан? Я же могу провести здесь немного времени с ним и Тэяном-султан, хасеки?       — Тэмин сейчас с папой и Ёнгуком, — доверительно сообщает Тэян, опередив Хичоля-султан. — Папа же со мной тоже поговорит, правда?       — Думаю, Повелитель позовёт тебя вместе с Тэёном, — хасеки, обратившись к сыну, тут же смягчается, с неприкрытой нежностью проводя рукой по тёмным волосам маленького гаммы, слегка впутывая в густые пряди свои длинные изящные пальцы. — Наберись терпения и не обращайся с этим вопросом к Повелителю. В первую очередь, сегодня день, посвящённый твоему брату.       — Конечно, мам, — энтузиазм Тэяна-султан немного подутих, а Донхэ не решается повторить свой вопрос вновь: для него кажется таким странным, что султан Ли Хёкджэ таким образом разделил своих младших детей, ведь мальчики всё это время, что хатун их знает, практически неразлучны. Вариант, что Повелитель не смог бы справиться с задором близнецов, отпал сам собой: Донхэ прекрасно помнит, как мальчики даже дышать боялись, пока они старались уговорить султана ненадолго остаться в саду, так что вести себя чересчур смело и непослушно при Повелителе близнецы бы тоже не осмелились. У рыженького хатун даже возникла мысль как-то осторожно спросить об этом у Ли Хёкджэ хан Ынхёка в их скорую встречу, ведь, судя по всему, султан скоро вернётся в сад к гостям, но красноречивый взгляд хасеки, направленный на Донхэ, тут же убеждает, что ничем хорошим это дело не закончится. — «Я и так слишком сильно начал вмешиваться в дела семьи Повелителя, так что…»       — Донхэ-хатун, ты можешь провести время с мальчиками, когда они освободятся, — в итоге милостиво произносит Хичоль-султан, ещё раз доказав хатун, что даже если он не отвечает сразу на поставленный вопрос — это совершенно не значит, что он ничего не расслышал. — Пока Повелитель не возвратился, ты можешь поздравить Мингю и побеседовать с гостями, если они заинтересуются тобой. Надеюсь, нет нужды объяснять тебе, что о многих темах, касающихся дворца, с гостями беседовать не следует?       — «Нет нужды, потому что валиде уже прояснил мне этот вопрос», — думает Донхэ, но и об этом сказать вслух не решается — портить хасеки настроение совершенно не хочется. Вместо этого хатун утвердительно качает головой и негромко отвечает:       — Да, я всё понимаю, Хичоль-султан. Но что, если меня спросят о том, что запрещено обсуждать?       — Сегодня здесь малое количество гостей, которые не будут задавать тебе лишних вопросов, — поясняет хасеки, едва заметно пожав плечами. — Но даже если такое вдруг произойдёт — либо смени тему либо предупреди, что тебе нужно отлучиться по какому-то важному делу, и покинь общество гостя. Умение вести разговор тебе пригодится в дальнейшем, какую бы судьбу для тебя ни выбрал Аллах, Донхэ-хатун.       — «Я бы предпочёл обойтись без этого навыка», — недовольно думает рыженький хатун, но деваться ему, мягко говоря, некуда — если кто-то из гостей им заинтересуется, то панически сбегать, как в Греции, уже нельзя. — «И здесь нет моих друзей, что помогли бы мне избавиться от неприятных собеседников… Придётся учиться справляться с этим самостоятельно».       — Ступай, Донхэ-хатун, — хасеки явно поднадоело общество фаворита султана, так как он не слишком грубо, но всё-таки твёрдо отсылает хатун от себя. — Мингю как раз освободился от общества гостя.       Решив, что говорить сейчас с Хичолем-султан действительно не о чем, Донхэ лишь послушно кивает и отступает назад, оборачиваясь через плечо, чтобы по направлению взгляда хасеки отыскать шехзаде в этом огромном саду. И Мингю-шехзаде оказался даже ближе, чем хатун себе представлял — старший сын Хичоля-султан только что закончил говорить с каким-то молодым альфой, и гость уже уходит куда-то вглубь сада, туда, где слышатся чьи-то негромкие разговоры. — «Наверное, там валиде общается с гостями», — думает Донхэ, ведь кто-то наверняка должен занимать гостей, раз Повелитель временно покинул сад, чтобы побеседовать о чём-то со своими детьми. Но хасеки был прав в одном: пока Мингю-шехзаде был один, лишь со своим слугой, что держится неподалёку, у хатун есть отличная возможность подойти ближе и высказать необходимые поздравления. С этой мыслью Донхэ и поспешил к шехзаде, едва успев позвать за собой Хёнвона.       — Ты тоже поздравишь шехзаде? — интересуется Донхэ, когда они с Хёнвоном отходят на порядочное расстояние от хасеки и его чуткого слуха. — Ты же тоже приглашён. Что ты ему пожелаешь?       — Что ты! — слуга даже ужаснулся, запнувшись по дороге и едва успев удержать равновесие. — Я уже говорил тебе, Донхэ-хатун — я приглашён лишь как твой сопровождающий. Мне не положено…       — Но ты был временным слугой хасеки столько лет, — возражает рыженький хатун, обернувшись на Хёнвона, чтобы убедиться, что тот не упал. — Да и Мингю о тебе хорошо отзывается. Ему будет приятно.       — И не уговаривай. Мне не положено, — твёрдо добавляет Хёнвон и, заметив, что шехзаде с лёгким интересом смотрит на них, вежливо кланяется молодому альфе и отступает немного в сторону, чтобы не находиться слишком близко. Донхэ же, понимая, что при Мингю-шехзаде уже не получится переубедить Хёнвона, решает взять дело в свои руки: вежливо поклонившись, хатун с почтением и особенно отчётливо произносит:       — Мингю-шехзаде, мы с Хёнвоном хотим поздравить Вас с этим замечательным днём Вашего рождения. Пусть Аллах пошлёт Вам много счастья, шехзаде.       — Благодарю тебя, Донхэ-хатун, — шехзаде мягко качает головой, принимая поздравление с большей любезностью, чем хасеки. Более того, прислушавшись к словам рыженького хатун, Мингю улыбается немного шире и с плохо скрытым любопытством добавляет:       — Так значит, «вы с Хёнвоном»? Ты тоже хочешь что-то добавить, Хёнвон?       Донхэ с любопытством рассматривает шехзаде, который, по мнению рыженького омеги, должен был принарядиться по случаю празднования своего дня рождения. Но в первую очередь хатун было интересно, у всех ли членов династии будет в одежде узор дракона. По крайней мере, ни у одного из слуг и янычар Донхэ действительно не видел такой узор, значит, он и вправду разрешён только для членов династии Ли.       Наряд шехзаде во многом похож на наряд хасеки, хоть и смотрится совершенно иначе: казалось бы, такая же кремовая рубаха, едва заметная под тёмно-красным кафтаном, без сторонних узоров и даже без вышитых драконов, но в итоге это мистическое существо всё-таки находится, вышитое на тёмном поясе, что не даёт кафтану быть слишком распахнутым. — «Я должен взглянуть на наряд валиде и на Повелителя…» — напоминает себе Донхэ, так как задать прямой вопрос будет как-то странно.       — Я… — услышав своё имя, слуга бросает многозначительный взгляд на Донхэ, но, не решаясь возразить, Хёнвон подходит ближе и вежливо кланяется шехзаде, нерешительно ответив:       — Да воздаст Вам Аллах благом, шехзаде. Простите, Донхэ-хатун не следовало упоминать ещё и меня…       — Хёнвон, — молодой альфа мягко пресекает оправдания омеги с запахом винограда и легко взмахивает рукой, чтобы тот прислушался к нему и замолчал. — Ты долгое время был временным слугой хасеки и часто проводил с нами время. Я правда рад видеть тебя здесь как сопровождающего Донхэ-хатун и мне приятно услышать твоё поздравление. Ты же знаешь, что тебя назначили в качестве помощника на нашем семейном обеде?       — Да, Донхэ-хатун сообщил мне об этом, — Хёнвон с облегчением выдыхает, неловко переминаясь с ноги на ногу — несмотря на то, что в этом же саду слуга вполне спокойно общался с Мингю-шехзаде в прошлый раз, видимо, вся торжественность этого мероприятия и множество посторонних глаз накладывают на поведение Хёнвона целую гору запретов. — Я буду очень стараться, шехзаде.       — Ты справишься. Помощников будет много, так что ты, по большей части, будешь помогать Онью и следить за расторопностью слуг, — всё также любезно подсказывает шехзаде, понимающе качнув головой. — Тебе не о чем беспокоиться. Можешь подойти к Онью, чтобы узнать все детали, а мы пока поговорим с Донхэ-хатун.       — Конечно, шехзаде, — Хёнвон без лишних вопросов тут же отступает назад, находя взглядом слугу валиде, Онью, и отправляется к нему, пока Тэён-шехзаде беседует с каким-то молодым альфой. Донхэ же совершенно не представляет, о чём ему говорить с шехзаде, когда все формальности соблюдены, так что он решает предусмотрительно помолчать, чтобы дождаться того, что Мингю-шехзаде желает с ним обсудить.       — Я хотел поблагодарить тебя за подарок, Донхэ-хатун, — произносит шехзаде, снова возвращаясь своим вниманием к фавориту султана и как будто особенно задержавшись взглядом на крае наверняка видимой его взору шпильки, так и не прокомментировав это временное украшение хатун. — Твоё решение было очень неожиданным, но я действительно благодарен тебе. Перчатка вышла отличной. Портные, кажется, говорили, что ты сам выбрал узор в виде головы водяного буйвола?        — А, Вы об этом… — Донхэ замялся — за всеми этими хлопотами он уже и забыл, что делал подарок для шехзаде, дополнительно создав во дворце кучу хлопот. — Да, пришлось похлопотать, но мне это было только в радость. Вы же меня пригласили на это празднование, так что я не мог прийти без подарка. А все эти… клобучки, кажется… тоже подошли?       — Да, портные сделали несколько частей снаряжения для некоторых моих соколов, — отвечает Мингю-шехзаде, даже немного переменившись в лице: помимо спокойствия и приветливости добавилась какая-то непривычная деталь из как будто позабытой юношеской увлечённости и восторга, и для Донхэ было особенно интересно за этим наблюдать. — Мне давно нужно было обновить снаряжение, но мы уже больше года не выбирались на охоту с соколами. Но завтра Повелитель намеревался отправиться вместе со всеми своими детьми и со своим племянником на охоту, так что твой подарок оказался весьма кстати. Благодарю тебя, Донхэ-хатун.       — А много у Вас соколов, шехзаде? — любопытно вопрошает рыженький хатун, даже оживившись от небольшой откровенности Мингю-шехзаде: теперь Донхэ уверен, что султан именно для этого говорил наедине со своими детьми, чтобы сразу уведомить их о том, что завтра они все отправляются на охоту. — «И раз речь о всех детях, то, значит, Тэян-султан и Тэмин-султан тоже будут на охоте и проведут время с Ли Хёкджэ…»       — Во дворце сейчас больше тридцати соколов, — задумчиво отвечает шехзаде, немного подумав перед ответов. — Но у меня и Повелителя разные птицы и сокольничие — моих соколов во дворце сейчас двенадцать. Пять из них я приручал самостоятельно, остальные же были доставлены сюда из других государств и были уже приучены к охоте.       — Наверное, это очень много… — с интересом произносит Донхэ, поправляя край своей вуали, но Мингю лишь многозначительно хмыкает, возразив:       — На самом деле, это только так кажется. Например, лошадей в конюшнях дворца гораздо больше.       — На каждого янычара по коню? — несдержанно хихикает рыженький хатун и спешно осекается, решив было, что он брякнул лишнего, но шехзаде лишь слегка покачивает головой, усмехаясь:       — Можно сказать и так. Также в отдельной конюшне находятся личный конь Повелителя и кобылы, принадлежащие супругам Повелителя.       — А у Вас тоже есть личный конь, шехзаде? — любопытствует омега с запахом грейпфрута, задумавшись над тем, что ему бы не помешало найти этот вход в конюшню, ведь если удастся для побега воспользоваться лошадьми янычар, то они смогут убежать гораздо дальше. — «Главное — отличить обычную конюшню от той, где находится конь Повелителя», — уверен Донхэ: внутренний голос ему подсказывает, что если во время побега умыкнуть личных коней членов династии, то искать беглецов будут с большим энтузиазмом, а это им всем ни к чему.       — Не совсем, — Мингю-шехзаде пожимает плечами, ничуть не удивившись этому вопросу. — Конечно, в конюшне есть лошади, принадлежащие династии Ли, но они не считаются личными лошадьми детей Повелителя — мы все ещё не достигли совершеннолетия, хотя мы с Тэёном уже в том возрасте, когда Повелитель может отправлять своих шехзаде в санджаки*.       — Санджаки? — Донхэ тут же хватается за отдалённо знакомое ему слово, пытаясь отыскать его в своих подавленных воспоминаниях. — Это как союз деревень?       — Скорее, это отдельный регион, — шехзаде вполне охотно поправляет рыженького хатун. — Санджак состоит из нескольких провинций, объединённых парой-тройкой уездов. Обычно, когда шехзаде достигает возраста шестнадцати лет, Повелитель может отправить его в собственный санджак. Там шехзаде учится управлять делами вверенной ему территории под наблюдением специального доверенного лица — наставника.       — Но если шехзаде отправляют в санджаки с шестнадцати лет, почему вы с Тэёном-шехзаде до сих пор не… — Донхэ не решается полностью озвучить свой вопрос, но, догадавшись, о чём фаворит султана спрашивает, Мингю отвечает, посерьёзнев:       — Полагаю, что Повелитель пока не намерен принимать подобное решение. К тому же, как правило, матери шехзаде отправляются в санджак вместе с ними и управляют гаремами своих шехзаде, потому это может быть ещё одной причиной, что пока Повелитель не принял такое решение.       — Матери шехзаде? — Донхэ чуть было воздухом не подавился от удивления — к такому повороту, что оказывается супруги султана могут покинуть дворец вместе со своими детьми, он оказался не готовым. — То есть, если вас с Тэёном-шехзаде Повелитель отправит в санджаки, то валиде-султан и хасеки-султан…       — Полагаю, что валиде отправится в санджак вместе с Тэёном-шехзаде, но будет периодически возвращаться во дворец, — рассуждает Мингю, многозначительно уставившись на рыженького хатун, явно желая, чтобы тот понял его правильно. — Всё-таки валиде считается первым омегой, которому с позволения Повелителя разрешено управлять делами нашего государства. Повелителю необходимы его мудрые советы.       — Советы валиде-султан действительно бесценны, — Донхэ приходится немного покривить душой: пока строгий валиде пугает его не меньше, чем Хичоль-султан, но тот действительно внимателен и даёт неплохие советы, в которых не заложено столько неприкрытой угрозы, как порой бывает в намёках хасеки. — А как же Хичоль-султан? Он же управляет гаремом Повелителя…       — С хасеки всё немного сложнее, — проясняет шехзаде, отчего тон его голоса немного меняется, заметно смягчившись: каким бы строгим и рассудительным ни выглядел этот шехзаде, он не может и наверняка не хочет скрывать, что он искренне любит своих родителей, что Повелителя, что Хичоля-султан. — Как ты правильно подметил, Донхэ-хатун, Хичоль-султан управляет дворцовым гаремом. Вдобавок здесь остаются другие его дети — когда Ёнгук достигнет возраста шестнадцати лет, Повелитель может принять решение отправить его в собственный санджак, а что будет с Тэяном и Тэмином — ведомо пока лишь Аллаху. До совершеннолетия гамм трудно определить, в какую сторону пойдёт их уклон — к альфам или омегам, а омег в санджаки не отправляют, так как они остаются с Повелителем вплоть до момента, пока они не выберут своего избранника и не вступят в брак. Потому хасеки, я полагаю, так и останется во дворце вместе с Повелителем, и лишь временами будет навещать своих детей в их санджаках.       — «Нет, ждать так долго, пока оба супруга Повелителя покинут дворец, чтобы навестить своих детей, я не буду», — думает Донхэ: мысль едва только появилась в его голове, а уже оказалось, что это бессмысленная затея. — «Лучше бежать как можно скорее… Надо будет только попросить Повелителя разрешение выбраться с ним на охоту, чтобы конюхи не удивлялись моему появлению в конюшне перед побегом. Но завтра меня с собой Ли Хёкджэ точно не возьмёт. Он же поедет на охоту с детьми и с племянником…»       — На тебе неплохо смотрится пинё Чжоуми-султан, — неожиданно для Донхэ добавляет молодой альфа, как будто даже не переменившись в лице, словно шехзаде говорит не о чём-то личном, что касается лишь династии Ли. — Шпилька отлично подходит к твоему наряду. У тебя хороший вкус, Донхэ-хатун.       — А, пинё… — Донхэ сам чуть было не забыл о том, что в его волосах та самая шпилька, которую он вроде как должен беречь: по крайней мере, раз Мингю-шехзаде в своей манере не сообщил, что украшение уже вываливается из волос, значит, всё в порядке и лишний раз прикасаться руками к причёске не стоит. — Я обязательно верну его в целости, когда вы вместе с гостями отправитесь на праздничный обед. Это… слишком ценное украшение, чтобы давать его мне, даже временно.       — Ты так смело критикуешь решения Повелителя? — в вопросе Мингю Донхэ слышит очередную опасность для своей жизни и он уже хочет было спешно начать извиняться, но он вовремя понимает, что, в отличие от вопросов Хичоля-султан, в словах шехзаде нет откровенного осуждения — кажется, что сейчас и без того похожий на Повелителя шехзаде смотрит на фаворита с едва заметным сочувствием. — Неужели тебе настолько не нравится быть частью этой праздничной суматохи?       — «Если я скажу, что не хотел бы быть здесь лишь в качестве замены Чжоуми-султан, шехзаде точно доложит об этом Повелителю…» — вовремя понимает рыженький хатун, потому, неуверенно поводя плечом, он опасливо отвечает:       — Просто… я полагал, что Повелитель пожелает хотя бы взглянуть на меня, раз он принял такое решение. А… скажите, шехзаде, Вы же встречались с Чжоуми-султан? Может, я чем-то похожу на него?       — Что? Нет, Донхэ-хатун, вы совершенно разные, — уголки губ Мингю сами собой дрогнули, пока шехзаде старательно пытался подавить свою улыбку. — Чжоуми-султан очень высокий омега и ростом он пошёл в покойного валиде, Чанмина-султан, а чертами лица в мать султана Ли Юнхо — Ли Канту. Он пахнет барбарисом, улыбчив, но скромен и почтителен. Но поскольку он младший и единственный родной брат Повелителя, они долгое время были очень близки. Думаю, Повелителю сейчас очень не хватает Чжоуми-султан здесь, в стенах дворца. Прояви терпение и понимание, Донхэ-хатун — подобные вопросы не стоит задавать Повелителю. Даже на праздничном торжестве у Повелителя много неотложных дел, и, когда он уделит всем гостям должное внимание, придёт и твой черёд.       Донхэ не может сказать уверенно, что слова Мингю его успокоили или хоть как-то прояснили часть его сомнений: уже не первый обитатель дворца говорит, что фаворит султана совершенно не похож на младшего брата султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка. — «Но всё равно Повелитель почему-то принял такое странное решение…» — рыженький хатун уверен, что он запутался окончательно и без помощи Повелителя тут не разобраться. С другой стороны, Мингю-шехзаде наверняка был прав в том, что султану на таком торжестве, проводимом впервые за последний год, нужно сперва уважить всех гостей и уделить им время, поговорить и принять поздравления. — «Повелитель нашёл время и на других своих детей, хотя всё внимание в первую очередь должно быть на шехзаде…» — думает омега, вспоминая об одном из гостей, на которого ему очень хотелось взглянуть — Донхэ уже многие говорили, что на праздновании будет племянник Повелителя, сын его старшего сводного брата, военачальника Ли Кибома.        — А племянник Повелителя уже здесь? — вопрошает рыженький хатун, заинтересованно наклонив голову набок и надеясь, что так ему удастся спешно сменить тему для беседы. — Хасеки говорил, что он сегодня будет здесь. Кажется, он Ваш ровесник, шехзаде?       — Да, верно, Сонхве уже исполнилось семнадцать лет, — молодой альфа с запахом ментола согласно качает головой, как будто признавая нежелание Донхэ отвечать на его предыдущие слова каким-то явным образом, а затем шехзаде оглядывается, чтобы понять, в какой части сада сейчас находится его родственник. — Я могу вас познакомить, если хочешь. Идём, Донхэ-хатун.       — «Вот шайтан… Хасеки же говорил мне быть осторожным с гостями…» — Донхэ совершенно не успевает отказаться от столь щедрого предложения, потому ему приходится покорно последовать за шехзаде, надеясь, что это знакомство не окончится катастрофой. Вдобавок и молодой альфа с густыми чёрными волосами, уже заметив, что Мингю-шехзаде и незнакомый ему омега движутся в его сторону, тут же коротким взмахом руки отсылает от себя личного слугу, с неприкрытой усмешкой рассматривая стушевавшегося хатун.       — «Если бы я не знал, что этот Сонхва — сын старшего брата Повелителя, я бы точно решил, что это сын Хичоля-султан», — мрачно думает Донхэ, заставляя себя держать голову высоко поднятой и придерживая вуаль, покачивающуюся от небольшого ветра, так как под пристальным взглядом Сонхвы-шехзаде так и хочется съёжиться и спрятаться за широкую спину Мингю-шехзаде, а потом, когда этот гость забудет про него — на всех парах умчаться в другую часть сада, туда, где его уже наверняка ждут Тэян-султан и Тэмин-султан.       Этот юный альфа действительно во многом оказался похож на Хичоля-султан: своей светлой кожей, яркими, чуть полноватыми губами, и практически лисьей формой суженных глаз. Но прямая форма носа, чуть скруглённого и как будто опущенного на самом кончике, выдаёт в этом альфе непрямого родственника Повелителя — у детей Ли Хёкджэ хан Ынхёка и в особенности детей Хичоля-султан многие черты лица слишком ярко напоминали их родителей.       Одет Сонхва-шехзаде в тёмный наряд, без какого-либо рисунка, но зато на его вороте красуется огромная брошь в виде золотого дракона, а на широком поясе закреплены мелкие золотые цепочки, что свисают и чуть покачиваются при каждом движении шехзаде. Также на руках шехзаде Донхэ приметил тонкие золотые кольца, что показалось ему довольно интересным — подобные украшения, помимо супругов султана и фаворитов, носил только сам Ли Хёкджэ хан Ынхёк.       — Сонхва, — произносит шехзаде, поравнявшись со своим двоюродным братом и таким образом отрезая Донхэ любые пути к отступлению. — Познакомься с новым фаворитом Повелителя, Донхэ-хатун. Донхэ-хатун, это Сонхва-шехзаде.       — Фаворит — и на семейном праздновании? Вот как, значит? — насмешливо переспрашивает Сонхва, тут же двинувшись вперёд и, обнажая в ухмылке белые зубы, он показательно хищно втягивает воздух носом, стремясь распробовать запах фаворита получше. И, сколько бы Донхэ ни убеждал себя, что в своём статусе он в относительной безопасности, ему снова стало нехорошо: тело словно отказывается слушаться, сковываясь от того, как близко этот малознакомый родственник султана. В нос шибает сильным запахом скошенной травы, но приятным этот запах Донхэ бы не назвал — ему даже дышать приходится через раз, чтобы не задохнуться. — «Только не это…»       — Сонхва, ты опять? Прекрати, — в этот раз голос Мингю-шехзаде определённо кажется недовольным, когда молодой альфа уверенно отстраняет своего родственника от фаворита, решив пояснить рыженькому хатун причину столь возмутительного поведения:       — Донхэ-хатун, не обращай внимание. Сонхва всегда такой, но вообще-то он получил достойное воспитание, что не мешало бы демонстрировать в присутствии фаворита Повелителя.       — К чему лишние церемонии? — племянник султана тут же отступает на шаг назад, как будто совершенно потеряв к Донхэ и его запаху даже малейшую тень интереса. — Я просто должен был убедиться, что он не мой. Да и здесь куча увальней, что порвут в клочья любого, кто лишний раз прикоснётся к сокровищам Повелителя Трёх Миров. Расслабься, Мингю. Донхэ-хатун не мой, так что и беспокоиться не о чем.       Но Донхэ был категорически с этим не согласен — его пугало то, какой особой интонацией Сонхва вкладывал в это «мой» какой-то свой, важный смысл, и всё это рыженькому хатун совершенно не нравилось. — «Значит, вот таким был бы Повелитель, если бы его воспитывали также, как Сонхву?»       — Думаю, ты слишком одержим поиском своего истинного, — морщится Мингю-шехзаде, хоть и не кажется удивлённым — видимо, подобные выходки племянник султана совершает не впервые. — К чему спешить? Ты сам — прямое доказательство того, что истинность не так уж и обязательна для счастливой семейной жизни.       — «Истинность необязательна?» — Донхэ не решается переспросить, но слова шехзаде удивляют его: в Греции все рабы только и мечтали о том, чтобы встретить на рынке своего истинного, чтобы он выкупил их, забрал у жестокого хозяина. Друзья Донхэ же более трезво смотрели на эту жизнь, хоть и Рёук, будучи тогда Вуки, позволял себе немного помечтать о красивой сказке. Айден же и Сонмин, ещё отзываясь на имя Мин, были категорически против того, чтобы специально искать где-то «предначертанную им пару», но Вуки практически не одёргивали — в условиях, в которых они существовали, хотя бы одному из них нужно было верить во что-то призрачно хорошее, чтобы они все не упали духом.       — Мой отец — единственный сын Джунсу-султан, первого супруга султана Ли Юнхо, — на удивление снисходительно поясняет Сонхва, ведь от его взгляда не укрылось, как растерялся наложник. — И у них не было истинности, это верно. Но лучше я буду более дотошен в этом вопросе, чем пройду мимо своего истинного. Тебе, кстати, тоже пора об этом задуматься, Мингю. Повелитель ещё не отправляет вас с Тэёном в санджаки?       — Повелитель примет это решение, когда придёт время, — твёрдо отвечает шехзаде, и, чтобы замять возникшее напряжение, Донхэ наконец заставляет себя обратиться к племяннику султана с интересующим его вопросом:       — Сонхва-шехзаде, а как Вы определите, что перед Вами — истинный?       — По запаху, как же ещё? — Сонхва говорит столь поучительным тоном, как будто он сообщает какие-то очевидные всем вещи. — Конечно, у каждого это происходит по-разному, но всё начинается с запаха. Когда ты учуешь истинного, Донхэ-хатун, весь мир изменится. Но, раз ты об этом спрашиваешь, истинного ты ещё не встречал. Может, оно и к лучшему. Повелитель Трёх Миров не потерпит соперников.       — И это говорит тот, кто только что пытался выяснить, не является ли фаворит Повелителя его истинным, — Мингю по-прежнему недоволен, но Донхэ от этих слов становится немного спокойнее. По крайней мере, каким бы грубым Сонхва-шехзаде ни был, он сам же напомнил рыженькому хатун о том, что вокруг них множество янычар и в случае какого-то неподобающего поведения они тут же начнут действовать, возможно, даже не дожидаясь приказа Повелителя.       — Шехзаде, гости ждут, — негромко, но отчётливо произносит слуга Хичоля-султан, Хвитэк, подошедший не в самое подходящее для Донхэ время. И рыженький хатун понимает, что Мингю сейчас уйдёт к другим гостям и оставит его наедине с Сонхвой-шехзаде. — «Хасеки говорил, что я в любой момент могу сделать вид, что у меня срочное дело — и уйти», — напоминает себе фаворит султана, отчего хотя бы часть тревог отступает, хоть и не сильно. И Донхэ совершенно нечего ответить на извинения Мингю, когда тот говорит, что ему нужно отойти, но, к счастью для рыженького хатун, как только шехзаде отправляется вглубь сада, в сопровождении своего слуги, Донхэ удаётся расслышать стихающий, но уверенный голос Мингю, заглушаемый музыкой:       — …. и разыщи его слугу. Сейчас же.       — Какая унылая музыка, — неожиданно произносит Сонхва, и Донхэ приходится снова повернуться к племяннику султана, чтобы увидеть, как тот морщится, скептически наблюдая за тем, как танцуют выбранные наложники. — Если это лучшие танцоры дворца, то дела у Повелителя не очень.       — Но это же празднование для того, чтобы поблагодарить Аллаха за великую милость рождения шехзаде семнадцать лет назад, — возражает рыженький хатун: конечно, отчасти он тоже был согласен с тем, что выбранные Шивоном-ага слуги не очень хорошо справляются с ритмом тихой музыки и двигаются как-то заторможенно, но признаваться в этом Сонхве-шехзаде совершенно не хотелось. — В гареме наложники танцуют совсем иначе. Хотя, наверное, Вам это ещё неизвестно, шехзаде?       Вместо ответа Сонхва лишь недовольно смотрит на рыженького хатун, отчего тому снова становится не по себе. — «Наверное, я угадал, и у племянника Повелителя ещё нет ни санджака, ни гарема», — догадывается Донхэ, но вслух уточняющий вопрос не задаёт. — «Не хватало мне ещё и с родственником султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка поругаться…»       — Ты только не думай, что твоё приглашение на этот праздник означает что-то особенное, — Сонхва не мог знать о сомнениях рыженького хатун, и именно поэтому к таким словам Донхэ оказался совершенно не готов, ведь слова племянника султана попали в цель. — Судя по всему, твой острый язык и умение показать зубы неплохо развлекают членов династии, но не более. Не строй слишком больших надежд, хатун.       — Это уже не так важно, шехзаде. Так пожелали Повелитель и Мингю-шехзаде — потому я здесь, — Донхэ приходится собраться с мыслями, чтобы не наговорить лишнего. — «То, почему я здесь, его совершенно не касается», — убеждает себя рыженький хатун, и, неожиданно для самого себя улыбнувшись, Донхэ слегка поворачивает голову, как будто небрежно прикасаясь пальцами к краю пинё, которую Хёнвон умудрился как будто намертво закрепить в волосах хатун. — «Кстати, где он, когда так нужен…»       — Да все уже поняли, что будь воля хасеки — он бы тебя в гареме запер, — усмехается Сонхва, глянув куда-то поверх головы Донхэ. — Может, ты не замечаешь, но если бы взглядом в спину можно было убить — ты бы ещё при Мингю рухнул в кусты.       — Думаю, сегодня не то время для подобных шуток, шехзаде, — после слов Сонхвы Донхэ так и подмывает обернуться, чтобы посмотреть на Хичоля-султан, но он понимает, что как только удастся повернуться, хасеки скорее всего сразу же отвернётся, сделав вид, что он с большим интересом наблюдает за кем-то из своих детей или вообще любуется дивными цветами и их ароматом, так что придётся в этом поверить племяннику султана на слово. — «По крайней мере, он дольше знает хасеки… Зачем он наблюдает за мной? Думает, что я опять что-то испорчу?»       — Меня мало волнует, что ты думаешь, хатун, — небрежно отвечает племянник султана, легко пожав плечами. — Только не принимай это на свой счёт. От хасеки действительно стоит держаться подальше, если жизнь дорога. Подводить его очень опасно, а он с тебя глаз не сводит. А что касается тебя — ты не супруг Повелителя Трёх Миров и даже с учётом того, что сейчас ты фаворит, шанс, что Повелитель заключит с тобой брак, мягко говоря, не очень высок. Надеюсь, ты умный омега и всё-таки трезво оцениваешь свои шансы. Составлять достойную конкуренцию такому, как Хичоль-султан, очень сложно, так что вряд ли у тебя получится, хатун. Подумай над этим.       И Донхэ должен был обрадоваться от этих слов — он не собирался переходить дорогу Хичолю-султан и уж тем более становиться супругом Повелителя не входило в его планы. Но какое-то неприятное чувство так и продолжает грызть изнутри, так что, спешно придумывая, что ответить, Донхэ вскидывает голову и тут же замирает на месте, уставившись на альфу, что подходит к ним, практически со спины Сонхвы-шехзаде, и вслед за которым мчится перепуганный Хёнвон, подгоняемый Шивоном-ага, успевающим что-то недовольно восклицать на ходу. Но на своего слугу и угрозу для его жизни в виде строгого евнуха Донхэ сейчас совершенно не обращает внимание, потому что подошедший альфа увесисто кладёт руку на плечо тут же замершего Сонхвы, испуганно втянувшего носом воздух. Рыженький хатун не решается даже пошевелиться или отвести взгляд — он неотрывно, как заворожённый, смотрит на то, как альфа оглядывает в первую очередь его самого, словно пытаясь определить, в порядке ли фаворит. Наконец до Донхэ доносится терпкий запах сандала, что действует на него одновременно и слегка-будоражаще, до искорок в глазах и желания смело высказать Сонхве всё, что он о нём думает, и при этом ощутимо успокаивающе, как будто давая знать, что ничего плохого с рыженьким хатун не случится.       Сонхва не решается пошевелиться, как будто даже перестав дышать, а альфа позади него делает шаг вперёд, обходя молодого шехзаде и словно вставая между ним и рыженьким хатун. Донхэ наконец позволяет себе выдохнуть, снова чувствуя себя в безопасности, пока султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк, Повелитель Трёх Миров, непривычно вкрадчиво, с такими знакомыми стальными нотками в голосе отчётливо вопрошает:       — Так над чем Донхэ-хатун стоит подумать? Что скажешь, Сонхва? Слова, которые мы узнали сегодня: * Санджак — военный округ государства. Санджак делится на уезды, а те в свою очередь делятся на отдельные провинции. Шехзаде, достигнув возраста шестнадцати лет, с разрешения действующего султана, отправляются в санджаки в качестве наместников и учатся искусству государственного управления. Рядом с ними обязательно должен быть наставник — опытный государственный деятель. Шехзаде полностью отвечают за все дела своего санджака. Матери шехзаде чаще всего отправляются вместе с ними и управляют гаремом своих сыновей.