Сердце султана

      За последние несколько дней Донхэ практически сбился с ног — в покои он приходил только чтобы поесть и поспать, ведь всё остальное время хатун приходилось метаться между занятиями с Тэмином-султан и трудами с Сонмином над греческими легендами. И, учитывая то, насколько рыженький хатун всегда был активным, отчасти он был даже рад тому, что не сидит взаперти в своих покоях, как было в первые дни его пребывания во дворце, но и в этих занятиях были свои сложности.       Из-за того, что Тэян-султан в эти дни вообще не присутствовал на занятиях, Инсон-ага усиленно взялся за образование Донхэ. Наставнику было всё равно, что рыженький хатун тратит много времени на летописи — строгий кастрированный альфа определил для фаворита султана дополнительные занятия для изучения Корана, о чём Донхэ совершенно не просил.       — Поскольку Повелитель даровал тебе один из своих рахле, он ждёт, что ты будешь читать Коран, — строго произнёс наставник в ответ на обречённое хныкание уставшего хатун. — Даже несмотря на то, что ты терял память, Донхэ-хатун, тебе следует хорошо разбираться в заветах Аллаха и Пророков его. Если ты не можешь ничего вспомнить — тогда изучай заново.       Единственное, что радовало Донхэ — судя по словам Инсона-ага, практически никто во дворце ещё не знает, что у омеги уже «просыпались» некоторые воспоминания. — «Значит, Повелитель запретил лекарю рассказывать об этом… Это хорошо», — с облегчением думал рыженький хатун, практически засыпая на занятиях — одновременно и усваивать новую информацию, и пытаться поспевать за энергией детей султана, чтобы не попасть в неловкие ситуации, оказалось слишком сложно.       И если Тэмин-султан после происшествия с Тэяном явно притих, поубавив пыл своей любознательности, то Ёнгук-шехзаде, напротив, практически начал выслеживать хатун в коридорах, чтобы отправиться с ним к летописцам и послушать ещё какие-нибудь интересные греческие легенды. Всего пару раз за все эти дни Сонмин успел показать Донхэ карту этажа, на котором они находились, и хатун мало что успел запомнить.       — Этот дворец явно строили с целью запутать любого, кто решит ворваться сюда, — ворчал хатун, устало позёвывая и рассматривая сложную сеть коридоров, переплетающихся между собой. — Хорошо ещё, что от гарема можно дойти в любое место, практически не путаясь. Но вот чтобы найти дорогу к выходу…       — Думаю, весь секрет в том, что ты часто ходил по одним и тем же коридорам, потому уже неплохо в них ориентируешься, — предположил Сонмин, с сочувствием посмотрев на своего друга. — Может, сегодня отменим наши труды? Сходи лучше поспи, Донхэ…       — Нет уж, надо хорошенько изучить карту, пока меня опять Ёнгук не нашёл, — проворчал Донхэ, широко зевая и изо всех сил стараясь сосредоточиться. — Я как-то не задумывался о том, что в греческих легендах так много лошадей…       — Просто тебе повезло заинтересовать легендами сына султана, помешанного на лошадях, — засмеялся Сонмин, покачивая головой. — Ты скоро спать на ходу будешь. Отдохни, Донхэ. Раньше дня рождения шехзаде мы всё равно не сумеем всё подготовить.       — Но в дворце будут гости, значит, ко мне будет направлено меньше внимания, — возразил Донхэ, подпирая щеку ладонью. — Чем это не повод для побега?       — Угу, во дворце будут гости, — согласился помощник летописцев, насмешливо фыркнув. — А раз эти гости — родственники султана, как ты говорил, то почти наверняка они приедут со своими стражниками. Бежать через дворец, наполненный вооружёнными альфами — конечно, отличный план. И янычары точно поверят, что тебе захотелось выйти из дворца подышать свежим воздухом вместе с двумя слугами. Или ты решил во время празднования через изгородь и высокие заборы перелезать?       — Ну, если подходить к делу с таким настроем, то мы вообще отсюда не выберемся, — пробурчал Донхэ, но друг протянул руку и успокаивающе похлопал рыженького хатун по плечу:       — Хотя бы в этом будь терпелив, Донхэ. Благодаря Инсону-ага ты снова можешь читать корейские летописи, а также изучаешь Коран и историю нашего государства. Это будет для тебя очень полезно, раз ты совсем ничего не помнишь…       — Тоже верно, — вздохнул рыженький хатун, снова широко зевая — о том, что у него возникло несколько воспоминаний, Донхэ ещё как-то не успел рассказать своему другу, да и не решался этого сделать: ему бы не хотелось, чтобы Сонмин решил, что им очень важно задержаться во дворце, чтобы хатун вспомнил что-то ещё. — Ладно, ты меня убедил. Сейчас посмотрим получше на карту — а завтра я не приду и немного отдохну. Мне и правда не помешает вздремнуть.       И на следующий день Донхэ не пожалел, что принял такое решение — точнее, омега совсем ни о чём не жалел, так как спал беспробудным сном с самой ночи, пропустив завтрак. Уже днём рыженький хатун еле как приоткрыл глаза из-за того, что кто-то сильно тряс его за плечо, и сонным взглядом посмотрел вглубь покоев, практически не разбирая лиц.       — Да он просто очень устал, — омега не может понять, чей это голос, но мелькающая зелёная шевелюра и сильный запах мяты подсказывают ему, что Хёнвон, судя по всему, позвал в покои Джено. — Всё бегает в последние дни между Инсоном-ага и летописцами. Накорми его бульоном, а все его занятия временно стоит отменить. Пусть лучше на плавание сходит, когда выспится. Надо чередовать умственную нагрузку с физической.       — «Опять плавание…» — об этом занятии Донхэ уже совершенно позабыл, потому даже вздрогнул от неожиданности, но, так как никто больше его не расталкивал, хатун снова заснул практически мгновенно, уже не слыша, о чём общались помощник лекаря и его слуга. Он даже не помнит, каким образом Хёнвон сумел его усадить на постели и влить в рот почти полную тарелку куриного бульона — об этом рыженький хатун узнал только следующим утром, когда наконец проснулся самостоятельно, с удивлением наблюдая за Хёнвоном, посапывающим в сидячем положении на краю его кровати.       — Это же сколько я проспал? — спрашивает Донхэ сам у себя, лениво потягиваясь и чуть было не икая от испуга, когда Хёнвон, тут же открыв глаза, подскочил на ноги, метнувшись к нему и запричитав:       — Донхэ, ты как себя чувствуешь? Я так за тебя испугался…       — Я… пить только хочу, — признаётся рыженький хатун, садясь на постели и широко зевая. — А что такое? Кажется, мне снилось, что ты сюда Джено приводил…       — Не снилось тебе, — признаётся Хёнвон, спешно отходя к столу и наливая из кувшина прохладную питьевую воду в кружку, чтобы поскорее напоить своего господина. — Ты как после летописцев лёг спать, так и почти не просыпался и не ел ничего весь день. Я всё не мог тебя разбудить и позвал Джено, так как очень испугался за тебя.       — И что сказал Джено? — Донхэ принимает кружку из рук омеги и жадно пьёт, стараясь не прислушиваться к урчанию в своём животе. Хёнвон с облегчением выдыхает, внимательно наблюдая за рыженьким хатун, и уже спокойнее добавляет:       — Ну вот, аппетит у тебя не пропал, слава Аллаху! Значит, и вправду просто очень устал. Джено сказал, что тебе нужно дать отдохнуть и пока отложить занятия и труд у летописцев, и наказал накормить тебя бульоном. Ты даже не проснулся, пока я тебя кормил вчера вечером. Ты так утомился…       — Да я ничего практически не делал в последние дни… — задумчиво отвечает фаворит султана, возвращая пустую кружку Хёнвону и снова взглядом указывая на кувшин, чтобы слуга налил ему ещё воды. — Я же просто занимался с Инсоном-ага да легенды вспоминал…       — Тебе приходится одновременно и многое запоминать — и многое вспоминать, Донхэ, — мягко поясняет слуга с запахом винограда, наливая для него ещё воды. — Ты ещё и о детях Повелителя беспокоишься, да подарок для Мингю-шехзаде всё не можешь выбрать… Тебе действительно надо отвлечься и заняться чем-то другим. Джено сказал, что тебе стоит наконец заняться плаванием.       — Ну, раз Джено сказал… — рыженькому хатун не очень хочется идти учиться плавать так скоро, но раз все другие его занятия всё равно пока отменили, Донхэ в целом нечем заняться. — «Да и этот бассейн, как говорил Шивон-ага, находится во дворцовом саду, в отдельном помещении, значит, я смогу выбраться на свежий воздух…» — решает омега, потому, вздохнув, он нехотя соглашается с рекомендациями Джено, добавив:       — Но перед этим же мы позавтракаем? Я такой голодный!       — Ох, так я сейчас же побегу к Чангюну-ага и выпрошу лучший завтрак для тебя! — воодушевился Хёнвон, заулыбавшись. — Ты точно хорошо себя чувствуешь? А на плавание давай ты всё-таки отправишься перед обедом. Ещё и Джено попрошу после завтрака зайти осмотреть тебя. Столько спать — это не шутки, Донхэ.       — Убедил. Да, я в порядке. Спеши за нашим завтраком, пока Чангюн всё поварятам не скормил, — советует Донхэ и Хёнвон, радостно закивав, тут же поспешил на кухню, догадываясь, насколько голодный сейчас его господин.

***

      — А кого ты предупредил, что Джено наказал не будить меня? — вопрошает Донхэ с полными щеками каши — он уже и позабыл, что таким же образом Тэян-султан случайно подавился не так давно — рыженькому хатун хочется одновременно и узнать последние новости и есть, желательно, как можно больше.       — Я когда побежал за Джено, наткнулся на Роуна-ага и попросил его передать всё Шивону-ага, — признаётся Хёнвон, с довольным выражением лица наблюдая за тем, с каким аппетитом ест хатун, запивая вкусный завтрак свежим айраном. — Шивон-ага заходил ближе к вечеру, но наверняка он и Инсону-ага и хасеки сам всё сообщил. Вообще, все во дворце готовятся к предстоящему празднику, так что, раз во дворце знают, что ты не болен, а просто переутомился, наверное, просто никто не решился тебя побеспокоить.       — Думаешь, хасеки сообщил Повелителю? — уточняет омега, схватив ещё горячую лепёшку, в которой виднеются кусочки зелени, и жадно начинает её грызть — несмотря на то, что Донхэ о многом хочется спросить, есть ему хочется ещё сильнее. — «И неудивительно — я целый день почти ничего не ел…» — напоминает себе рыженький хатун, но голос Хёнвона отвлекает его от мыслей:       — Честно говоря, в такой суматохе… Не знаю, Донхэ. Может, хасеки и не сказал об этом. По крайней мере мне никаких новых указаний о тебе не передавали. Сюда только Сюмин и Чондэ по очереди заходили, так как я не решался тебя оставлять…       — Так ты охранял мой сон? Ты замечательный слуга, — у Донхэ и Хёнвона во многом было недопонимание, а также, очевидно, у них есть секреты друг от друга, но этот омега с запахом винограда вправду со всей заботой ухаживает за своим господином, когда это требуется, так что в этом вопросе рыженькому хатун не просто не на что пожаловаться — Донхэ сам готов признать, что ему очень повезло иметь такого слугу.       — А что это такое? — запив вкусную лепёшку айраном, рыженький хатун вытирает губы и пальцы платком и с любопытством указывает на небольшую мисочку, в которой сиротливо лежат несколько крохотных, но на вид очень красивых кружочков разных цветов. У каждого кружка на верхней части словно выведен свой особый узор — на одном кружочке разместился изящный цветок с листьями в форме капель, на другом кружочке нарисован какой-то сложный узор, похожий на лабиринт. Где-то Донхэ разглядел форму спирали, а на одном кружочке он углядел даже что-то похожее на маленькую птичку. Эти кружочки кажутся такими красочными — в мисочке лежат как белые, так и тёмно-зелёные, жёлтые, розовые и даже небесно-синие кружочки. В основном Донхэ насчитал по одной штучке каждого цвета, но в итоге белых кружочков оказалось чуть больше, целых три.       — Ах, это? — Хёнвон заулыбался, вытирая уголки рта своим носовым платком. — Это печенья тасик*. Чангюн узнал, что ты проснулся, и вместе с завтраком передал мне немного для тебя — подобные печенья скорее всего будут на праздничном столе, но ему нужно было приготовить небольшие порции всех блюд, чтобы хасеки одобрил вид и вкус всех угощений. Но я успел прийти за завтраком раньше, чем Шивон-ага, так что Чангюн поделился этим угощением с тобой.       — Знаешь, Хёнвон, Чангюн-ага так вкусно готовит, что я и приготовленный им яд выпью, — смеётся Донхэ, мгновенно посерьёзнев. — Только не вздумай это кому-нибудь во дворце сказать. После всего, что было на нижнем этаже, я бы не хотел оставлять свою еду без контроля. Теперь я свою порцию мало кому могу доверить.       — Говоришь, как хасеки, когда он был таким же хатун, как и ты, — посмеивается Хёнвон, но послушно кивает в ответ на просьбу рыженького хатун. — Не скажу, не беспокойся. И еда твоя всегда будет недоступной для твоих недоброжелателей, пока я жив. Без присмотра твою порцию я не оставлю, Чангюн на кухне никому не позволит ничего подмешивать, да и Сюмин с Чондэ тоже крайне ответственно относятся к этому вопросу. Им ты можешь доверять, Донхэ. Это мои друзья и за них я жизнью ручаюсь.       — А теперь ты говоришь, как я, — Донхэ неожиданно для себя понимает, что в чём-то он и Хёнвон похожи — этот слуга с серыми волосами доверяет своим друзьям и готов их рекомендовать перед своим господином, но и сам рыженький хатун готов сделать что угодно для Рёука и Сонмина. — Я тебе верю, Хёнвон. Давай попробуем эти загадочные тасик.       — Ой, я принёс их для тебя, но если ты хочешь, чтобы и я попробовал… — вежливо отвечает Хёнвон, но от Донхэ не укрылось, что его слуге тоже хочется попробовать этот, судя по всему, десерт, так что хатун решительно придвигает мисочку ближе к Хёнвону, дружелюбно добавив:       — Здесь хватит на обоих. Налетай, Хёнвон.       — Твоя щедрость меня поражает, Донхэ. Да не будешь знать ты горя по милости Аллаха, — восклицает слуга, аккуратно подхватив первый белый кружочек и, обмакнув его в мёд, довольно принимается жевать предложенное угощение. Коротко хихикнув, рыженький хатун выбирает синий кружочек и, стараясь не сжимать его слишком сильно, решает повторить за своим слугой, окунув часть кружочка в жидковатый мёд и целиком засунув это угощение в рот.       — Я думал, это будет что-то запечённое, как другие десерты, — задумчиво произносит Донхэ, хорошенько прожевав тасик — он чувствует суховатый привкус бобовой муки, кунжутного порошка и каких-то водорослей, добавленных в совсем малом количестве. — А как Чангюн сумел сделать такие маленькие рисунки на этих печеньях?       — А тасик и не запекают, — отвечает Хёнвон, довольно облизываясь. — У Чангюна есть такая специальная деревянная форма с круглыми углублениями. Внутри у каждой свой особенный рисунок. Чангюн замешивает тесто с различными травами из бобовой муки, масла и мёда. И потом он просто закладывает тесто в эту форму и сильно прижимает её чем-то тяжёлым. Получаются вот такие вкусные печенья. Тебе понравилось?       — Да, это вкусно, но так необычно, — признаётся фаворит султана, с любопытством оглядывая мисочку. — То есть, в синем тесте были вмешаны водоросли, а в других что?       — В розовое тесто Чангюн добавляет немного клубники и несколько капель шербета из лепестков розы, — без раздумий оттарабанил Хёнвон, видимо, хорошо знакомый с этим рецептом. — В зелёные он какие-то ароматные травы добавляет, а в жёлтом тесте лимонник, кажется. Попробуй и другие вкусы, Донхэ.       — После завтрака ты передашь Чангюну ещё немного монет, — решает хатун, взяв жёлтое печенье тасик и тоже обмакнув его в мисочку с мёдом. — Он так щедро делится с нами угощениями, которые мне вряд ли удалось бы попробовать, что я должен ему как-то отплатить за это.       — Чангюн ежедневно благодарит Аллаха за твой аппетит, уж будь уверен, — смеётся Хёнвон, покачав головой. — Переводить еду он очень не любит, а хатун то и дело привередничают. Было время, когда Исин-хатун пытался заставить Чангюна готовить ему оладьи хваджон** не в сезон. Но где бы Чангюн нашёл зимой свежие цветы?       — Подожди, так есть рецепты, где используются свежие цветы? — у Донхэ чуть было из пальцев очередной кружочек тасик не выпадает — настолько ему кажется удивительным то, что цветы можно есть. — «Хотя мы же лечимся отварами трав… так почему цветы нельзя?» — предполагает рыженький хатун, немного подумав. — «Особенно когда готовит такой мастер, как Чангюн…»       — Ну да, только эти оладьи обычно готовят в начале весны или осенью, — задумывается слуга. — Это очень красивые оладьи. Хваджон делают из клейкой муки и сахара — это такие плоские круглые оладьи, поверх которых за время запекания к ним словно прилепляются маленькие раскрытые бутоны съедобных цветов азалии или, например, хризантемы. Их часто готовили на празднование дней рождения Повелителя и Тэяна-султан с Тэмином-султан. Повелитель родился ранней весной, а мальчики родились осенью, потому это самые подходящие сезоны для хваджон. Тасик готовили не в каждой семье, но хваджон, возможно, покажутся тебе знакомыми, когда ты их увидишь.       — «Я тут до осени не задержусь», — очень хочет сказать Донхэ, но он заставляет себя промолчать — впутывать Хёнвона в свой план побега даже со всей его верностью и готовностью услужить никак нельзя. Но слуга понимает его молчание по-своему, потому, придвинув к нему ту самую мисочку, из которой Донхэ довольно быстро подъел вкусные печенья тасик, Хёнвон с загадочной улыбкой добавляет:       — А взгляни сюда, Донхэ. Может, тебе покажется знакомым вот это печенье?       — Якква***! — возликовал рыженький хатун, заглянув на дно мисочки и увидев там обжаренное в масле печенье. Даже не задумавшись над своими словами, Донхэ радостно хватает одно из печений, сделанное какой-то специальной фигурной формой и после жарки выдержанное в медовом сиропе, и радостно откусывает кусочек, чуть ли не застонав от удовольствия. Знакомый привкус теста из муки, кунжутного масла, мёда, корицы и имбирного сока мягко обволакивает рот фаворита султана, и на лице Донхэ сама собой расцветает блаженная улыбка. Только лёгкий привкус вина немного искажает его воспоминания, да и форма печений отличается, но такие детали омеге с запахом грейпфрута сейчас неинтересны.       — Так ты помнишь это печенье… — восторженно шепчет Хёнвон, неотрывно наблюдая за хатун. — Значит, я был прав! Знакомая еда помогает тебе… что-то вспомнить.       — А? — растерявшись, Донхэ даже жевать перестаёт, посмотрев на печенье. Подобная форма в виде острых лепестков цветка ему незнакома — в воспоминаниях рыженького хатун подобные печенья делали круглыми и украшали их кунжутными семечками, собирая из каждого семечка подобие цветка и прикрепляя эти семена к печенью на медовый сироп. Да и во вкусе этого печенья вино казалось совершенно лишним, слишком добавляющим терпкости. — «Но это значит, что…»       — Ты и плоды юча также вспомнил, когда мы были на нижнем этаже, — напоминает Хёнвон, продолжая говорить очень тихо. — Теперь ты и якква вспомнил, значит, мне тогда не показалось. Так память постепенно к тебе возвращается, Донхэ?       — Я… я не знаю, Хёнвон, — фаворит султана пытается быть отчасти честным со своим слугой, чтобы тот не решил, что Донхэ снова что-то от него скрывает. — Я до сих пор не вспомнил ни то, как меня звали, ни мою семью, ни где мы жили. Но… наверное, еда Чангюна и вправду немного помогает мне. Кажется, это печенье готовили у меня дома, но в тесто не добавляли рисовое вино. Как ты его назвал?       — Ты назвал его якква — и так оно и называется, — терпеливо поясняет Хёнвон, успокаивающе коснувшись пальцев Донхэ своими. — Не волнуйся. Раз ты уже вспоминаешь то, что вы готовили и ели, то и остальное сумеешь вспомнить, да будет на то воля Аллаха. Наверное, ты вспомнил это печенье, так как его готовят на многие традиционные праздники — на ритуальные столы для поминовения предков, на фестивали, и на дни рождения в том числе. Не думаю, что сумею добыть для тебя что-то вкусненькое в сам день рождения Мингю-шехзаде, но наверняка якква Чангюн приготовит и для гарема, так что ты наешься его вдоволь.       Донхэ старается изображать радость от того, что после празднования в дворцовом саду он сможет перекусить вместе с гаремом, но думает он совсем о другом. — «Я не буду рассказывать Хёнвону, что в покоях Повелителя я вспомнил тот ужас, что происходил в день моего похищения, и что благодаря предположениям Джено я убедился, что у меня был младший брат. Пока я никому об этом не буду рассказывать. Так будет безопаснее для всех…»       Рыженький хатун уверен, что для него пока будет лучшим вариантом делать вид, что воспоминания к нему возвращаются только благодаря этой вкусной еде. — «Может, мне тогда изменят порции и Чангюну больше не придётся что-то тайно мне добавлять?» — предполагает Донхэ, немного задумавшись. — «Надо будет как-то осторожно поговорить с Повелителем об этом и заверить его, что то воспоминание возникло из-за того, что вечером перед этой встречей я съел что-то знакомое для себя…»       Об этом же Донхэ продолжает думать и во время краткого осмотра у Джено после завтрака — и об этом же рыженький хатун думает и пока Хёнвон, убедившись, что наставник, который учил детей Повелителя плавать, готов позаниматься с фаворитом султана, ведёт Донхэ к выходу в дворцовый сад. Омега с запахом грейпфрута так задумчив, что даже сам не заметил, как прослушал и расспросы помощника лекаря, на вопросы которого пришлось отвечать слуге, и совершенно не обратил внимание на то, что Хёнвон ведёт его не к главному выходу, через который сам Донхэ часто выходил вместе с детьми Повелителя, а через какой-то укромный проход, который тоже охраняется строгими янычарами.       — Занятие Донхэ-хатун у Минги-ага, — уверенно произносит Хёнвон, когда альфы преграждают им путь, и, даже не переглядываясь, эти рослые янычары тут же освобождают фавориту султана и его слуге дорогу. — «Они что, уже знают о моём занятии?» — удивляется Донхэ, но стоит ему выйти наружу, рефлекторно зажмурившись от яркого света, который обычно хоть и виден из окон гарема, но который не кажется таким ослепительным, когда ты во дворце, — как знакомая фигура недалеко от ворот расставляет всё по своим местам.       — Вы вовремя, — подмечает один из евнухов, Чеюн-ага, сразу же засуетившись. — Минги-ага уже на месте и ждёт Донхэ-хатун. Нам стоит поспешить.       — «А что, евнух пойдёт с нами на моё занятие?» — недоумевает рыженький хатун, но задать вопрос вслух не решается: возможно, когда дворцовый сад охраняют в основном альфы, подобное сопровождение наложников до бассейна связано с вопросами безопасности. — «Правда, один евнух против толпы взбудораженных альф мало, что сможет», — с усмешкой думает Донхэ, но, покосившись на спешащего к какой-то невысокой каменной постройке Чеюна-ага, и эти мысли оставляет при себе. Несмотря на не такой высокий рост, по сравнению с Шивоном-ага, Роуном-ага или Ифанем-пашой, этот евнух тоже силён — рыженький хатун замечает, как напрягаются мышцы на руках Чеюна, когда он поднимает руку, чтобы указать Донхэ и его слуге путь. — «Наверное, евнухи в этом дворце проходят подготовку, чтобы уметь защищать наложников от любых посягательств…»       — А что, Чеюн-ага с нами не идёт? — уточняет рыженький хатун, когда они проходят непривычно тихий дворцовый сад и заходят в невысокое каменное здание, а евнух остаётся на пороге. — Зачем тогда он вообще тут?       — Здесь только один вход, — поясняет Хёнвон, уводя Донхэ в какое-то просторное помещение, напоминающее закуток перед банями. — Потому евнухи его и охраняют, чтобы никто из янычар не зашёл случайно. Сейчас я достану для тебя подходящую одежду — и можно идти к бассейну. Минги-ага наверняка уже на месте.       — Одежду? — переспрашивает Донхэ, тут же осекаясь и коря себя за недогадливость — не в повседневном наряде же ему плавать, и не обнажённым. К счастью, Хёнвон его заминки не замечает и суетливо шарится в шкафах, доставая простую длинную рубаху и бельё из такого же материала. — «Ну, тогда это плавание будет вполне приличное», — решает Донхэ: теперь ему понятно, почему слуга не стал настаивать на украшениях и макияже — какой в этом смысл, если хатун всё равно окажется в воде?       — «Надеюсь, я умею плавать», — предполагает омега, наблюдая за тем, как и его слуга, справившись сперва с одеждой своего господина, тоже переодевается. — «Хёнвон тоже будет плавать?» — о том, что Донхэ будет в бассейне не один, он как-то не думал, но при виде того, что слуга тоже намеревается заходить в воду вместе с ним, фавориту султана становится немного спокойнее. — «Хёнвон — не Исин-хатун, он меня хотя бы не утопит…»       — Ты бы лучше снял кольцо, — тихо советует Хёнвон, переодевшись и принимаясь прибирать длинные рыжие волосы Донхэ в аккуратную причёску, чтобы пряди не лезли в глаза во время занятия. — А ну как в бассейне потеряешь ненароком…       — Угу, или ещё каким-нибудь слугам вздумается ввалиться сюда и украсть это кольцо, — бурчит рыженький хатун, недовольно мотнув головой, отчего часть заплетённых прядей, которые Хёнвон ещё не успел закрепить, выпадают из пальцев слуги, что Донхэ, к своему стыду, замечает. — Извини. Просто… хасеки же ясно сказал — это кольцо очень важное. Даже если из покоев украдут брошь, подаренную валиде, я ещё смогу что-то придумать. А вот это кольцо…       — Я тебя понял, можешь не продолжать, — вздыхает слуга, покачав головой. — Супругам султана в этом плане проще — их покои запираются, как и покои членов династии. Да и охраняют те коридоры янычары, так что придётся очень постараться, чтобы проникнуть к ним. А вот покои хатун…       — Ну лучше уж покои, чем спать в зале гарема, как спят другие наложники, верно? — пытается пошутить рыженький хатун, стараясь не двигаться, чтобы не мешать Хёнвону. — Постели там, конечно, мягкие, особенно после долгого путешествия, где ты спишь на деревянном полу корабля, но с постелями хатун не сравнятся.       — А постель Повелителя, наверное, мягче лебединого пуха, — тихо смеётся слуга, и Донхэ даже рад, что Хёнвон сейчас занят и не видит замешательства на его лице — мягкость постели султана омега ещё не проверил, хотя весь дворец считает совершенно иначе. — Да, извини, я не должен об этом спрашивать. Но многие наложники до сих пор желают хотя бы раз попасть в покои султана, чтобы получить хотя бы часть того, что ты имеешь Донхэ, да и хатун тебе завидуют. Слава Аллаху, Повелитель благоволит тебе…       — Не думаю, что сейчас это подходящая тема для разговора, — фаворит султана спешно пресекает рассуждения Хёнвона, поскольку ему и на это нечего сказать — зайти так далеко Донхэ не планировал, и, даже если не забывать о том, что в статусе наложника у него было бы меньше возможностей для побега, свои минусы в положении хатун всё-таки имеются, и их немало. — Мне надо сосредоточиться на этом занятии. Что, если я так и не научусь плавать?       — На моей памяти ещё не было случая, чтобы Минги-ага не научил кого-то плавать, — задумывается Хёнвон, пока рыженький хатун влезает в какие-то простые туфли, которые нужно будет снять уже перед самим бассейном. — Ну, если у тебя не получится — Шивон-ага подберёт тебе другие занятия для поддержания физической формы. Всё равно в холодные сезоны никто не занимается плаванием, так что…       — Так можно было сразу же попросить себе другое занятие… — бурчит рыженький хатун, но особо не возражает — Донхэ всё ещё думает о том, что умение плавать ему пригодится в жизни, так что от нескольких уроков хуже не станет. — «Самое главное — не захлебнуться в процессе…» — пытается успокоить себя Донхэ: теперь ему кажется большой удачей то, что с кораблём купцов, на котором омега и его друзья плыли в качестве «товара», ничего не случилось во время этого путешествия. — «Если бы случилось кораблекрушение — я бы точно не выжил…»       — Ну что, Донхэ-хатун, готов к занятию? — безо всяких церемоний и типично-возвышенных речей интересуется наставник — ещё один кастрированный альфа. — «Наверное, у наставников, которые занимаются с детьми Повелителя, есть привилегии…» — предполагает рыженький хатун, уже практически не удивляясь подобному поведению. Неуверенно кивнув, фаворит султана косится на Хёнвона, чтобы убедиться, что слуга следует за ним, и подходит ещё ближе к большому бассейну, рядом с которым стоит тот самый Минги-ага.       Наставник одет в довольно простой наряд — тёмные штаны, в которые заправлены края похожей тёмной просторной рубахи, никаких узоров, никаких лишних пуговиц, которыми обычно усыпаны наряды не только хатун и супругов султана, но и членов династии. Насмешливый взгляд суженных глаз, слегка вытянутое лицо, без резких углов, и зачёсанные тёмно-серые волосы в сочетании с запахом ветивера — этот евнух кажется для Донхэ не таким суровым, как тот же Инсон-ага, но самодовольства у Минги-ага, судя по всему, тоже вполне хватает.       — Готов, но я не помню, умею ли я плавать, — с сомнением произносит рыженький хатун, рассматривая воду в бассейне — как и говорил Шивон-ага, воду в бассейн явно набирали недавно, так как, когда Донхэ покачивает головой, от отблесков света, который еле как попадает через окна, отгороженные снаружи раскидистыми кустами, он не видит характерного пыльного осадка. — Может, я вообще воды боюсь…       — Ну, это мы сейчас и проверим, — многозначительно хмыкает Минги, оглядывая фаворита султана. — Разувайся и спускайся в воду, Донхэ-хатун. Кому ты доверишь поддерживать тебя в воде — мне или своему слуге? Решать тебе.       — Лучше ты, — без раздумий выпаливает рыженький хатун, подходя ближе к краю бассейна и откладывая туфли в сторону, чтобы они случайно не свалились в воду. — Ты же не дашь мне утонуть, верно?       — Хёнвон, ты слышал? Тебе надо больше есть, а то твой хозяин тебе не доверяет, — посмеивается наставник, покачав головой. — Всё будет хорошо, Донхэ-хатун. Повелитель мне голову отрубит, если с тобой что-то случится, так что я всецело буду сосредоточен на тебе.       — Дело не в том, что Хёнвону надо больше есть! — недовольно восклицает Донхэ: он руководствовался не столько вопросом доверия, сколько тем, что, зная себя, в воде омега почти наверняка запаникует и начнёт изо всех сил цепляться за жизнь — и лучше хвататься за сильного евнуха, чем за Хёнвона, которого, скорее всего, он просто потопит под своим весом. — Просто это я слишком много ем. Спускайся вместе со мной, Минги-ага: чем раньше начнём, тем раньше закончим.       — Вот оно что, — продолжает усмехаться Минги, но, принимая этот ответ за действительный, согласно кивает. — Отдыхай, Хёнвон.       Слуга безмолвно кивает и отходит в сторону, беспокойно глядя на Донхэ. Фаворит султана понимает, что дальше медлить нельзя: решив, что, не помня, умеет ли он плавать, прыгать в бассейн с места — паршивая идея, омега с запахом грейпфрута наклоняется и касается рукой воды в бассейне, тут же поморщившись:       — Холодная…       — Она теплее, чем кажется. В холодную погоду занятия по плаванию не проводятся, — поясняет наставник, терпеливо дожидаясь, пока фаворит султана зайдёт в воду. — После занятия можешь пойти в бани и хорошенько там погреться.       Поморщившись, Донхэ послушно кивает и нехотя спускается в прохладную по его ощущениям воду где-то по подмышки, сразу же вздрогнув от того, как длинная рубаха и бельё неприятно прилипли к телу, обрамляя его. — «Наверное, хорошо, что евнухи охраняют наложников во время таких занятий от янычар…» — нервно думает хатун, поёжившись, пока Минги, словно совершенно не чувствуя дискомфорта, спускается в воду следом за своим «учеником», невозмутимо добавляя:       — Ты быстро привыкнешь, Донхэ-хатун. Давай проверим, боишься ли ты воды. Задержи дыхание, присядь в воде, медленно выдохни весь воздух, а потом вынырни. Никуда плыть пока не надо — нам надо понять, что ты уже умеешь и плавал ли ты вообще раньше.       — Ну… ладно, — Донхэ нервничает, но ему уже самому интересно, есть у него такой навык, как плавание, потому, набрав в грудь побольше воздуха, он даже чересчур смело для себя самого зажмуривается и опускается вниз, под воду.       Под водой фавориту султана совершенно не нравится: он ничего не слышит, но ощущает, как в уши попадает вода, как она оказывается и в носу, как невозможно открыть глаза и как его неприятно пошатывает от того, что всё вокруг словно двигается. Растерявшись, Донхэ бы и не вспомнил, что ему сказали медленно выдохнуть воздух — в груди стало неприятно давить и он бездумно выдохнул через нос, отчего куча пузырьков стали щекотать его нос и, запаниковав, Донхэ резко выпрямился, откашливаясь и отфыркиваясь, вытирая лицо от стекающей воды.       — Донхэ, ты как?! — заволновавшись, Хёнвон даже забыл, что при других обитателях дворца он обращается к Донхэ, как положено, но, ещё раз кашлянув, омега выставляет руку в сторону слуги, чтобы тот не беспокоился:       — Я… я цел. Просто всё это так противно и мне стало очень страшно. Может… меня пытались утопить в Греции? Я не помню, чтобы прошлый хозяин так наказывал своих рабов, но, может, он делал так раньше?..       — Нет, непохоже, что у тебя был какой-то плохой опыт с нахождением под водой, — Минги поддерживает Донхэ под руку, чтобы тот устоял на ногах: фаворит султана даже обратил внимание на то, что от его панических метаний поверхность воды принимается беспокойно раскачиваться, как будто омега снова стоит на берегу своей родной страны и на песок накатывают морские волны, которые ему так и не удалось как следует рассмотреть. Продолжая наблюдать за часто дышащим хатун, наставник успокаивающе добавляет:       — Практически все, когда опускаются под воду в первый раз осознанно, испытывают такое же беспокойство. Страшно намочить голову, да и научиться выдыхать под водой непросто. Но, думаю, ты легко освоишься, Донхэ-хатун. Вода поддержит тебя и не даст опуститься на дно.       — Как такое возможно? — опешив, Донхэ удивлённо таращится на Минги, решив, что тот его разыгрывает. — Ведь когда преступников бросают в море, они не всплывают и тонут…       — Их бросают в море в мешке и с привязанным тяжёлым камнем, чтобы вода не подняла их до того момента, как в груди закончится воздух, — кастрированный альфа насмешливо хмыкает и убирает руку, убедившись, что Донхэ стоит на дне бассейна вполне уверенно. — Впервые вижу хатун, который на занятии по плаванию вспоминает преступников, которых бросают в море. Интересное сравнение ты выбрал, Донхэ-хатун.       — То есть, пока в груди есть воздух, вода будет держать меня на поверхности? — недоверчиво переспрашивает рыженький хатун, окончательно запутавшись. — Но зачем тогда ты просил меня выдохнуть под водой? Чтобы вода перестала меня держать?       — Донхэ-хатун, пойми одну вещь, — Минги, наблюдая за тем, как Донхэ, уже немного освоившись, заинтересованно водит руками по воде, продолжает свой рассказ. — Когда ты плывёшь, твоя голова может не всегда находиться на поверхности воды. Потому тебе нужно научиться выдыхать под водой, чтобы, когда ты выныривал, ты тратил время только на то, чтобы снова вдохнуть. Дыхание в плавании — это одна из самых важных тем.       — Ну, допустим, выдыхать под водой я привыкну, хотя это очень щекотно и противно одновременно, — Донхэ не знает, почему Минги не запрещает ему плескаться, чем он вволю пользуется, водя руками по воде вокруг себя, рисуя какие-то хаотичные линии и приподнимая руки то и дело, наблюдая за тем, как с пальцев капают капли, от которых по поверхности расходятся круги. — Но чтобы вода держала нас… Вот же я, стою ногами на дне. Вода меня не держит, так?       — Ладно, давай я докажу тебе, — Минги подходит ещё ближе и берёт Донхэ за плечо, поворачивая его в сторону к другой части бассейна. — Зайдём немного глубже, чтобы тебе было по шею. Ты ведь не боишься?       — Если ты меня за голову под воду не сунешь — не боюсь, — ворчит Донхэ, но послушно идёт по дну каменного бассейна следом за наставником, чувствуя, что уровень воды становится всё выше и, когда достигает шеи, рыженький хатун неосознанно встаёт на носочки, пока Минги-ага, не обращая на это внимание, ведёт его ещё дальше, туда, где вода плещется практически около подбородка Донхэ.       — Донхэ-хатун, всё в порядке? — громко вопрошает Хёнвон, расхаживая у края бассейна и беспокойно глядя на рыженького хатун. — Тебе не страшно?       — Это довольно странное ощущение, — отзывается Донхэ, но не очень громко — ему хочется запрокинуть голову, чтобы вода не была так высоко, да и повышать голос и кричать Хёнвону, чтобы тот не беспокоился, ему немного боязно. Относительно фаворита султана успокаивает то, что Минги всё-таки рядом и действительно учит его каким-то основам: в представлении Донхэ наставник просто должен был столкнуть его в бассейн и не выпускать из него, пока рыженький хатун не научится барахтаться на поверхности и не тонуть. — «Хотя если Минги-ага учил плавать и детей Повелителя — то у него явно должен быть опыт?..»       — А теперь смотри, — Минги останавливается напротив рыженького хатун и опускает руку под воду: Донхэ даже видит её, повёрнутую ладонью вверх, к поверхности. — Сейчас ничего выдыхать не надо и садиться на дно тоже. Просто наклонись и опусти голову в воду и, когда лицо скроется под водой, попробуй задеть мою руку носом или лбом. Ты же не очень испугался воды, попавшей в уши?       — Не очень… но всё равно это звучит очень сомнительно, — Донхэ понимает, что выбора у него нет, да и от того, что вода попадала в уши и нос, ему не стало плохо, просто был временный дискомфорт. — Значит, просто задеть головой твою руку?       — Да, но не применяй силу — это важно, — добавляет наставник, погрозив пальцем перед лицом рыженького хатун. — Набери воздуха, опусти голову на поверхность воды, расслабь шею и словно попытайся дать ей опускаться вниз самой. Не напрягай шею и не пытайся сам коснуться моей руки. Всё понял?       — Наверное… — неуверенно вздыхает Донхэ, не решаясь начать: в первый раз рядом с ним был край бассейна и там он чувствовал себя гораздо комфортнее, чем здесь, без точки опоры. Но Минги явно догадался, что хатун требуется какая-то поддержка, потому он мягко добавляет:       — Можешь держаться за меня, Донхэ-хатун. Тебе так будет удобнее.       — Отлично, — мгновенно приободрившись, рыженький хатун хватается за руку Минги, которая находится под водой — так ему сразу становится спокойнее. — «Этот евнух меня не утопит, значит, мне можно за него держаться и не бояться», — думает Донхэ и, старательно подышав глубоко и ровно, он набирает воздуха полные щёки и, наклонившись, опускает голову в воду, вспомнив, что надо ещё и опуститься с носочков и встать на дно бассейна полностью, хотя всё в нём сопротивляется и хочет вынырнуть.       — «Нужно успокоиться…» — Донхэ сильно сжимает руку Минги и, примерно поняв, где находится его ладонь, пытается послушаться и расслабить шею, чувствуя, что голова начинает опускаться немного вниз, под воду. Но руку он так и не задевает, хотя по ощущениям рыженький хатун должен был в неё упереться. К сожалению Донхэ, он не может открыть глаза, чтобы посмотреть, где сейчас рука наставника, да и воздуха в его груди не так много, чтобы долго находиться под водой, так что, понимая, что так ему и не удаётся задеть руку, фаворит султана поднимает голову, снова встав на носочки — и фыркает, вытирая лицо от воды.       — Вот видишь, — улыбается Минги, взглядом указывая Донхэ вниз, на свою руку, которая так и остаётся под водой, практически на поверхности. — Я не убирал руку — а ты так и не смог её задеть. Вода держала тебя.       — И я всё ещё думаю, что тут должен быть какой-то подвох, — ворчит фаворит султана, покачиваясь от неудобства того, что поверхность воды снова колышется, сбивая его равновесие. — Но, наверное, я научусь. Это ещё немного страшно, но это не так плохо, как я думал.       — Я вижу, что тебе ещё страшно — ты боишься, когда вода подбирается к твоему лицу, — произносит Минги: оказывается, он и эту мелочь всё время замечал, только не говорил рыженькому хатун об этом. — Но ты легко соглашаешься пробовать снова и это очень хорошо, так что ты быстро научишься плавать. В ближайшие дни мы с тобой будем учиться правильно дышать и привыкать выдыхать под водой. Отдохни пока немного. Можешь выйти на глубину поменьше и поплескаться. Тебе нужно привыкнуть к воде вокруг тебя. Хёнвон, иди сюда — развлекать хатун не входит в мои обязанности.       — Бегу, Минги-ага! — тут же откликается Хёнвон и спешно разувается и спускается в воду, даже не поморщившись, в отличие от Донхэ, но, пока слуга в воде спешит к рыженькому хатун, он тихо охает, когда вода доходит ему до груди. К счастью, наставник сам движется в сторону бассейна с меньшей глубиной и Донхэ, запрокидывая голову и практически шагая на цыпочках, идёт по дну за ним следом, чувствуя непривычную лёгкость в собственных ощущениях — несмотря на то, что передвигать ноги быстро не получается, поднимаются ноги очень легко. — «Как будто стоит оттолкнуться чуть посильнее — и я выпрыгну из воды…»       — Ну что, Донхэ-хатун, сильно напугался? — оказавшись рядом со своим господином, омега с запахом винограда тут же суетливо оглядывает и ощупывает Донхэ, словно пытаясь понять, как быстро бьётся его сердце.       — Немного… но это больше интересно, чем страшно, — признаётся рыженький хатун: он-то думал, что при первых же упражнениях желание выжить возьмёт вверх и он вцепится в Минги руками и ногами, чтобы оставаться головой над поверхностью воды, но сильной паники у Донхэ действительно не было. — «Значит, либо я совсем не был знаком с плаванием, либо никогда и не опускался под воду с головой…» — задумывается рыженький хатун. — «Наверное, если бы я умел плавать — я бы сразу же поплыл и не боялся утонуть…»       — Тогда немного поплещемся у края, пока Минги дал тебе отдохнуть, — предлагает Хёнвон, потянув Донхэ за собой. — Я же говорил, что Минги-ага своё дело знает. На той глубине тебе ведь уже не страшно?       — Не заставляй меня пока опускаться на дно — и я смогу, наверное, не беспокоиться, когда вода будет мне по плечи, — задумчиво признаётся рыженький хатун, приглаживая свои мокрые волосы. — А ещё мысль о том, что потом мы пойдём в бани, не даёт мне замёрзнуть в этой воде.       — Ты замёрз? — испуганно ахает Хёнвон, а Минги-ага, выбравшись из бассейна, оборачивается, скептически посмотрев на Донхэ, так что он спешит поправиться, легко шлёпнув ладонью по поверхности воды:       — Уже нет. Вода даже теплее, чем та, питьевая, из кувшина. Просто для меня это всё в новинку. Греки умели плавать, но рабов в бассейны не пускали.       — Если ты почувствуешь, что замёрз, скажи сразу, — беспокоится слуга с серыми волосами, покачивая головой. — Не хватало ещё, чтобы ты простудился, Донхэ-хатун.       — Скажу, Хёнвон, — обещает рыженький хатун, а затем с нескрываемым интересом опускает руку в воду и, повернув её ладонью вверх, поднимает её на поверхность, наблюдая за тем, как вода утекает сквозь пальцы: так, пока поверхность воды далека от его головы, эта глубина кажется совсем не страшной. — Обязательно скажу. Слова, которые мы узнали сегодня: * Тасик — традиционные прессованные сладости, в состав которых входит мука из бобов, различные травы, масло и мёд. Для их приготовления нужна форма, которая обычно имеет вид цветка, птиц или других узоров. ** Хваджон — сладкий корейский десерт. Готовится из клейкой муки и сахара, а сверху кладется любой вид съедобного цветка, как, например, хризантема или азалия. *** Якква — печенье из пшеничной муки, смешанной с кунжутным маслом, мёдом, имбирным соком и рисовым вином. Слепленное из теста печенье обжаривают в масле и выдерживают в медовом сиропе. Этот десерт считается традиционным — его готовят для украшения ритуальных столов в значимые дни и на фестивали.