Сердце султана

      Когда Шивон-ага объявил, что дети Повелителя ждут Донхэ-хатун и его слугу в саду, омега был уже готов практически бегом кинуться следом за строгим евнухом — за последние несколько дней Донхэ так устал сидеть взаперти, изображая течку, что теперь ему очень хочется размять ноги, особенно когда появилась столь прекрасная для этого возможность. — «Может, когда я научусь плавать, это поможет мне поддерживать активность?» — задумывается Донхэ, пока Хёнвон спешно поправляет его рубаху и расправляет вуаль, которую тоже пришлось надеть, как бы фаворит Повелителя ни протестовал — раз супруга султана в саду не будет, то скорее всего неподалёку будут не евнухи, а янычары, перед которыми наложнику разрешено показываться без вуали лишь в исключительных случаях. Но, кажется, со многими правилами всё-таки можно смириться и перетерпеть некоторые моменты, которые Донхэ кажутся странными и неуместными, потому в итоге рыженький омега и не капризничает — зато, кроме подаренной ему броши и кольца от султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка, ему больше не приходится надевать украшения, что парнишку очень радует. Быть увешанным в золоте, как Исин-хатун, ему совершенно не хочется, а благодаря вуали Донхэ вполне может застегнуть рубашку по самую горловину, благодаря чему другие украшения и не понадобятся.       Конечно, Хёнвон пытался убедить рыженького хатун, что ему нужны серьги, но и здесь омега с запахом грейпфрута был категоричен — ими можно зацепиться за вуаль и повредить её, из-за чего на прогулке он будет неопрятным. Хёнвону пришлось уступить в этом, а Шивон-ага и вовсе не встревал в разговор, удивительно терпеливо дожидаясь, пока фаворит Повелителя и его слуга наконец соберутся: возможно, этому поспособствовало небольшое подношение евнуху в качестве благодарности за его хлопоты, а, может, Шивон не так спешил, раз супругов султана в саду нет, — Донхэ не знает наверняка, а спросить будет не лучшим решением, потому рыженький хатун просто решает дождаться, пока его вид покажется Хёнвону и Шивону-ага удовлетворительным и они наконец смогут выбраться в сад.       Зато, когда наконец ему разрешили отправляться в сторону сада, Донхэ едва сдержался, чтобы не промчаться вихрем через весь гарем — несмотря на то, что часть наложников заняты своими делами, а фавориты султана сейчас, скорее всего, на занятиях, на поведение Донхэ-хатун наверняка кто-нибудь обратил бы внимание и Чонсу-султан этот кто-нибудь вполне сможет и донести о неподобающем поведении нового фаворита султана. — «Вряд ли все наложники в гареме такие хорошие, как Чоноп и Дэхён…» — думает Донхэ, понимая, что знание имён всех наложников гарема ему практически ничего не даёт — он не знает, что это за люди, кто не настроен к нему враждебно, а с кем следует быть особенно осмотрительным, чтобы не сказать ничего лишнего. Но об этом рассуждать сейчас совершенно не хочется, ведь волнительное предвкушение не покидает рыженького хатун, так как прошлая прогулка в саду ему очень понравилась: несмотря на то, что ему приходилось находиться под контролем Хичоля-султан и подбирать слова, чтобы не наговорить лишнего, было здорово иметь возможность пробежаться по широким дорожкам и немного поиграть с близнецами.       Особенно Донхэ приятно то, что, как он понял, не всех наложников пускают в сад на прогулки, и даже не все фавориты Повелителя имеют такую возможность. — «При этом ещё и Хёнвон может выбираться в сад вместе со мной, так что всё к лучшему…» — думает рыженький хатун, спешно шагая по коридорам дворца следом за евнухом, чтобы не отставать от него — несмотря на то, что Шивона Донхэ пока не может назвать надёжным во всех отношениях человеком, он кажется хатун более безопасным человеком, чем тот же Хичоль-султан или кто-то из янычар. — «Эти альфы так таращатся…» — Донхэ с трудом сдерживается, чтобы не огрызнуться на очередного стражника, который преграждает им путь: этот высокий мужчина стоял у самой стены и практически не шевелился, как будто он — статуя, но когда Донхэ и его сопровождающие подходят ближе, янычар уверенно и плавно двигается вперёд, как будто скользнув на нужное место, и перекрывает им дорогу собой, вызывающе положив руку на ножны на поясе.       — «Что происходит?» — Донхэ хватает сообразительности не задать вопрос вслух, но, нервно сглотнув, рыженький хатун отодвигается в сторону, рефлекторно придвинувшись к Шивону-ага и немного заходя ему за спину. — «Не мог же он среагировать на мой запах «после течки», верно? Я же был в банях…»       — Паша, — Шивон, к удивлению Донхэ, вежливо кланяется альфе с запахом чёрного перца, нисколько не возражая против того, что этот янычар преградил им путь. — У Донхэ-хатун встреча с детьми Повелителя в саду по разрешению валиде-султан.       — Донхэ-хатун? — неспешно переспрашивает высокий янычар, повернув голову и наконец уставившись на Донхэ, отчего фавориту султана захотелось фактически закутаться в свою вуаль, если бы это помогло избавиться от столь испытывающего взгляда альфы. Этот янычар показался рыженькому хатун очень странным — он отличается от всех янычар, которых Донхэ довелось увидеть в коридорах этого дворца, и рыженький омега не понимает, как так получилось.       Прежде всего, этот янычар очень высокий — когда Шивон-ага, который уж точно не жаловался на свой рост, выпрямился, этот альфа оказался где-то на полголовы выше его, а для Донхэ это уже кажется удивительным. — «Султан Ли Хёкджэ кажется таким высоким, но его рост немного меньше, чем у Шивона-ага… Насколько большим тогда окажется этот янычар рядом с Повелителем?» — задумывается Донхэ, чувствуя, что из-за его приподнятой головы шея начинает затекать — настолько крошечным он кажется теперь себе, когда видит столь высокого альфу. Даже его пропорции кажутся какими-то неестественными — Донхэ приходилось видеть высоких альф прежде, но их ноги не выглядели такими длинными, как у этого янычара. В целом складывается ощущение, что этот альфа не просто естественно сложен, а будто выточен каким-то искусным мастером.       Но поразил Донхэ не только рост этого янычара — он единственный из альф, у кого рыженький хатун видел длинные волосы, как у омеги или гаммы с уклоном в омегу, как будто янычар их специально отращивает. Верхняя часть этих чёрных, как уголь, волос собрана в мелкий хвостик, а длина остальных волос достигает плеч. Донхэ с любопытством переводит взгляд на небольшую и тонкую прядь, которая выбилась из причёски альфы и теперь немного свисает, едва задевая лицо, но, очевидно, не мешая этому мужчине. — «Ему, как альфе, разрешено выглядеть так… необычно? А… он точно кореец?» — Донхэ не решается и об этом спросить вслух и даже хотя бы вздохнуть, так как строгий, практически испытывающий взгляд паши не предвещает ничего хорошего. Но, когда взгляд тёмных глаз альфы снова становится непроницаемым, паша коротко кивает и отступает назад, уступая дорогу, после чего низким, практически рычащим голосом янычар произносит:       — Я сообщу Повелителю, что ты в добром здравии, Донхэ-хатун. Ступайте, дети Повелителя ждут.       — Нам и правда надо спешить, — спохватившись, Шивон-ага снова вежливо кланяется янычару и, обернувшись к Донхэ, коротко шикает, призывая его поспешить и наконец уже пойти дальше. И, обратив внимание на мелкие, но энергичные знаки строгого евнуха, Донхэ перестаёт таращиться на янычара, как на невиданное прежде чудо, пугающее и одновременно завораживающее, и спешно шагает следом за Шивоном-ага, поманив Хёнвона за собой.       — И кто это был? — тихо вопрошает Донхэ, едва сдержав своё любопытство до следующего поворота, так как интерес к столь необычному альфе у него стал практически запредельный. — Я думал, ты командуешь всеми янычарами, кроме Кюхёна-паши…       — Это ещё один паша, которым я не могу, как ты выразился, «командовать», — ворчит Шивон-ага, но, убедившись, что рыженький хатун не отстаёт от него, решает ответить на этот вопрос. — Это янычар, который отвечает за безопасность самого Повелителя. Ему подчиняются все янычары дворца, и даже Кюхён-паша ему не указ, хотя он главный советник и ближайший помощник Повелителя.       — Вот это привилегии… — бормочет Донхэ, удивлённо качнув головой, но ему приходится остановиться, так как он чуть было не врезается в спину Шивона-ага, а Хёнвон, по инерции, едва не врезается в самого Донхэ-хатун, но вовремя успевает остановиться. Резко обернувшись, евнух тычет пальцем в плечо рыженького хатун, нахмурившись:       — Это не смешно, Донхэ. Ифань-паша может не подчиняться даже указаниям супругов Повелителя, если сочтёт это необходимым во имя безопасности Повелителя и его близких. Относись к нему с почтением и уважением — Ифань-паша умелый воин и он достойно проявил себя во время заключительной битвы в войне Трёх Миров.       — Он участвовал в войне Трёх Миров? — Донхэ до сих пор не дошёл в занятиях истории до той самой войны, в которой султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк одержал победу над Китайским царством и провозгласил себя Повелителем Трёх Миров, но от обитателей дворца рыженький хатун то и дело слышит какие-то небольшие рассказы об этом, так что сделать вывод о том, что в этой войне многие, а, может и даже сам Донхэ, потеряли своих близких — совсем несложно. Но вопрос о происхождении Ифаня-паши остаётся открытым, потому, чуть помолчав, хатун задаёт новый вопрос:       — А Ифань-паша… он же не кореец, верно?       — Верно. По его акценту понял? — Шивон-ага немного смягчается: наблюдательность Донхэ ему явно понравилась, так что, повернувшись, евнух продолжает свой путь, легко махнув рукой, чтобы Донхэ и Хёнвон следовали за ним, чему хатун и его слуга тут же подчинились. — Ифань-паша прибыл к нам из Японского королевства. Он возглавлял стражу во дворце — и отряд его преданных воинов присоединились к объединённой армии Повелителя.       — А почему после победы Ифань-паша не вернулся в Японское королевство? — с интересом вопрошает Донхэ, стараясь не отставать от Шивона-ага и придерживая вуаль ладонью на ходу, чтобы та ненароком не слетела: конечно, он слышал, что этот янычар как-то иначе произносит слова, как будто делая ударение на каждую гласную, но он и подумать не мог, что так звучит корейский язык из уст альфы, что всю сознательную жизнь говорил лишь на японском языке. — У него же там, наверное, семья?       — Его воины после победы вернулись вместе с армией Японского королевства к себе домой, а Ифань-паша отправился сюда, во дворец, вместе с Повелителем, — поясняет Шивон-ага, чуть пожав плечами. — Повелитель не сообщил, с чем связано это решение, но Ифань-паша действительно умный и смелый воин и уважение и доверие Повелителя он сумел заслужить. Не каждому янычару Повелитель дарует такие привилегии — даже у Кюхёна-паши их меньше, хотя он фактически правая рука нашего султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка.       — Вот как, — задумчиво произносит Донхэ-хатун, покосившись на Хёнвона, который в ответ лишь чуть пожимает плечами — видимо, об этом янычаре его близкий осведомитель знает крайне мало. — «Может, расспросить об этом мальчиков?» — неплохая идея приходит в его голову, но пока, решив воспользоваться разговорчивостью Шивона, рыженький хатун задаёт новый вопрос:       — И что, Ифань-паша так просто выучил корейский язык? Это даже для меня оказалось сложным делом, хотя до потери памяти я разговаривал на родном языке.       — Повелитель за всё то время, пока он жил в Японском королевстве, обучился японскому языку, — Шивон-ага мелко качает головой, даже не замечая, что он говорит всё больше. — А Джеджун-султан выучил наш язык и принял ислам, как и дети Повелителя, которых он подарил нашему султану. Конечно, Повелитель вполне мог говорить с Ифанем-пашой на японском языке, но паша сам решил изучить наш язык, чтобы понимать других янычар и всех, кто находится рядом с Повелителем.       — Ифань-паша тоже принял ислам, — в разговор робко решает вступить Хёнвон, видимо, решив затронуть тот момент из истории Ифаня-паши, о котором Шивон-ага хотел было умолчать. — Иначе Повелитель не одобрил бы его желание вступить в брак с одним из местных слуг. Это был дальний родственник Хичоля-султан.       — Хёнвон, ты болтаешь слишком много, — тон голоса евнуха снова становится недовольным, но, догадавшись, что Донхэ-хатун не отстанет от него с такой неожиданно открывшейся подробностью, Шивон-ага нехотя поясняет:       — Да, супруг Ифаня-паши, Чанёль, трудился во дворце. С разрешения Повелителя Ифань-паша и Чанёль провели обряд никяха, но после этого Чанёль покинул дворец как замужний гамма. Сейчас у них подрастает сын, он немного моложе, чем Тэян-султан и Тэмин-султан. Чанёль приводил его пару раз во дворец. Славный мальчик — и растёт просто вылитой копией своего отца. Но хватит уже об Ифане-паше. Мы уже пришли, так что соберись, Донхэ-хатун. Не хватало, чтобы ты своими вопросами детям Повелителя надоедал.       — «Вот ведь…» — Донхэ понимает, что его план из-за этих слов Шивона грозится стать провальным — он ничуть не удивится, если слуги Хичоля-султан расскажут потом евнуху о том, что именно фаворит спрашивал у детей Повелителя, так что все вопросы придётся отложить до следующего занятия. Но рыженький хатун практически не расстроился — главное, что ему удастся снова побывать в красивом саду, а о жизни Ифаня-паши можно будет расспросить младших детей Повелителя и попозже.

***

      — Донхэ-хатун, — в этот раз в саду фаворита султана вновь встречает один из старших детей Повелителя, Мингю-шехзаде. — Рад видеть тебя в добром здравии. Валиде-султан сообщил нам, что ты присоединишься к прогулке, так что мы ждали тебя.       — Шехзаде, — вместо приветствия Донхэ вежливо кланяется, не забывая чуть придерживать вуаль: перед сыном Повелителя, как понял рыженький хатун, ему можно не прикрывать своего лица, а вот из-за янычар, что держатся неподалёку, но совершенно не скрываются, о правилах приличия приходится помнить. — «Не хватало ещё, чтобы мне запретили выходить с детьми султана в сад из-за того, что я снова отнёсся к каким-то местным порядкам без должного почтения», — Донхэ неосознанно поморщился, но, вспомнив, что Мингю, рослый юный альфа с ярко-синими, как у его отца, волосами, стоит и терпеливо ждёт его ответа, рыженький омега спешно качает головой и добавляет:       — Я тоже рад возможности провести с вами здесь немного времени. А как себя чувствует Хичоль-султан?       — Донхэ-хатун… — тихо шипит Хёнвон, держась позади омеги, и Донхэ тут же понимает, что он сказал что-то не то, и даже хорошо, что Шивон-ага в сад с ними не пошёл, пронаблюдав лишь, что хатун и его слуга пошли в нужную сторону, к одному из старших детей Повелителя. — «Я что, не могу поинтересоваться здоровьем хасеки во время его течки?» — недоумевает Донхэ, нервно наблюдая за Мингю и пытаясь понять, сколько правил он сейчас нарушил, задавая подобный вопрос — в Греции рабы общались между собой и, когда Донхэ из-за поручений хозяина не мог находиться рядом со своими друзьями в тяжёлый для них период круглосуточно, он спрашивал у других рабов о состоянии Вуки и Мина. — «Видимо, здесь о подобном спрашивать действительно нельзя…»       И если при первой встрече у Донхэ-хатун сразу сложилось впечатление, что этот юный альфа с запахом ментола растёт практически копией султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка, за счёт их почти абсолютного сходства во внешности, то теперь Донхэ замечает, что этот шехзаде перенял от отца даже какие-то мельчайшие крупицы эмоций: Мингю продолжает стоять ровно, с привычно выпрямленной спиной и расправленными плечами, и его выражение лица как будто даже не меняется. Но вместо ответа юный альфа слегка, почти незаметно, прищуривается, как будто лишь уголками глаз, словно Мингю старается сфокусироваться взглядом на хатун, которого он видит перед собой — и подобное настолько кажется Донхэ знакомым, настолько похожим на те самые моменты, когда султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк словно раздумывал, решая, как ему поступить с этим непокорным наложником. Нервно выдохнув, рыженький хатун закусывает губу, радуясь тому, что его смятение отчасти скрывает вуаль, благодаря которой можно было не наносить специальное масло на губы, чем Донхэ не преминул воспользоваться.       На самом деле, Донхэ-хатун уже хотел было поскорее извиниться и сменить тему, чтобы не создавать ни себе, ни шехзаде новых проблем, но взгляд Мингю неожиданно проясняется, так как напряжение в глазах ослабевает — и шехзаде, чуть качнув головой, спокойно отвечает:       — Хичоль-султан возвратится к нам в ближайшие дни в добром здравии, Донхэ-хатун. Я передам ему о твоём беспокойстве. Нам пора.       — Да… это замечательные новости, слава Аллаху, — Донхэ спешно решает замять тему, раз Мингю не разозлился на него за столь неподобающий вопрос: у рыженького хатун вообще сложилось ощущение, что один из старших детей султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка даже при принятии решений и составлении мнений о своих собеседниках в мысленных рассуждениях точно копирует своего отца. — «У Повелителя Трёх Миров точно есть, чему поучиться…» — не без толики восхищения думает Донхэ, заставляя себя благодарно улыбнуться и уже знакомым ему способом аккуратно ухватываясь за подставленную ему руку шехзаде. — «Он многому научил Мингю — вот уж у кого точно нет проблем в том, как следовать правилам…»       — Шехзаде, а много ли сегодня будет слуг в саду? — Донхэ надеется, что этот его вопрос не нарушает местные правила, но Хёнвон, что спешит следом за ними, продолжает помалкивать, что немного успокаивает рыженького хатун. — Валиде говорил, что он не сможет присутствовать на прогулке…       — Да, верно, у валиде-султан есть свои дела, — спокойно отвечает Мингю, ровно и степенно шагая по знакомым Донхэ дорожкам огромного сада. — Вместе с нами будут Хвитэк, Чангу и Онью. Вместе с твоим слугой этого будет вполне достаточно.       — Также валиде говорил о том, что у вас, старших детей Повелителя, могли быть сегодня занятия с Повелителем, — раз Мингю довольно любезно отвечает на его вопросы, Донхэ-хатун решает попробовать узнать об отношениях султана с детьми немного больше, чувствуя, что Хёнвон робко потянул его за рукав, пытаясь привлечь внимание хатун к себе — и этого рыженькому омеге вполне хватает, чтобы спешно добавить пару уточняющих вопросов:       — А как проходят такие ваши занятия? Это ведь не запретная тема для такого, как я?       — Нет, это не запретная тема, Донхэ-хатун, — Мингю поворачивает голову, чтобы видеть рыженького хатун рядом с собой, но в этот раз юный альфа с явным удивлением смотрит на омегу с запахом грейпфрута, действительно не понимая его интереса к подобному. — Но не думаю, что сумею удовлетворить твоё любопытство в полной мере. Повелитель присутствует на наших занятиях по ведению боя, он берёт нас с собой на охоту, где мы стреляем из лука на ходу, пока ездим верхом — и углублённо изучает с нами мировую историю, языки дружественных государств, религию и политику.       — Но разве для этого у вас нет наставников? — удивлённо уточняет Донхэ, отмахиваясь от красноречивых попыток Хёнвона привлечь его внимание к себе, чуть дёргая рыженького хатун за край рукава рубашки. — И Инсон-ага такой ворчливый… наверное, заниматься с Повелителем интереснее, ведь он ещё и ваш отец…       — Так вот, к чему ты клонишь, Донхэ-хатун, — Мингю понимающе качает головой и легко улыбается уголками губ, в очередной раз напомнив Донхэ те редкие моменты, когда султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк улыбался от всяких глупостей, которые болтал ему новый фаворит. — Тут всё немного сложнее. Конечно, у нас есть наставники, и Инсон-ага крайне ответственно подходит к своему делу, но иметь возможность поучиться чему-то у Повелителя — это огромная честь, и мы это ценим. Повелитель, возможно, в чём-то более лоялен, чем наставники, но он и более строг и требователен к нам.       — Шехзаде, я вовсе не это имел в виду, — бормочет Донхэ, чувствуя, что его сердце начинает быстро колотиться: один из старших детей Повелителя загоняет его в ловушку точно такими же методами, как его мать, Хичоль-султан. — «Так вот, что он взял от хасеки…» — рыженький хатун мог бы и дальше сравнивать те черты и детали, которые он заметил в Мингю, с его родителями, но в первую очередь нужно срочно исправить положение разговора, так что, мотнув головой, омега спешно добавляет:       — И я благодарен возможности обучаться у Инсона-ага вместе с Тэмином-султан и Тэяном-султан. Просто мне показалось, что у Повелителя к обучению младших детей немного… иной подход.       — Тэян и Тэмин ещё не в том возрасте, когда нужно задумываться о своём будущем, Донхэ-хатун, — Мингю, немного помолчав, чуть пожимает плечами, переставая выглядеть таким удивлённым, словно оправдания Донхэ ему многое прояснили. — Им ещё позволено быть детьми. Раньше и мы такими были. Ну, возможно, Ёнгук сейчас где-то на перепутье, так как он ближе к ним по возрасту.       — Поэтому Повелитель проводит с ними меньше времени? — Донхэ приходится ещё осторожнее подбирать слова, чтобы не проявить неуважения к Повелителю и его детям, отчего его бойкий и звонкий голос стал гораздо тише. — Потому что они ещё… дети?       — Вот на этот вопрос я не могу тебе ответить, Донхэ-хатун, — вздыхает Мингю, заметно посерьёзнев и строго посмотрев на фаворита султана. — Повелитель любит всех своих детей, и он уделял нам много времени с самого нашего рождения… насколько позволяли обстоятельства. У Повелителя Трёх Миров сейчас много забот, Донхэ-хатун, так что я прошу тебя не задавать ему подобные вопросы, какие бы благие цели ты ни преследовал. Всё не так просто, как тебе кажется.       — Конечно, шехзаде, я всё понимаю и не буду спрашивать Повелителя от этом, — спешно бормочет Донхэ, догадавшись, что сейчас один из старших детей султана открылся ему немного больше, и, даже не сказав ничего напрямую, Мингю только подтвердил предположения рыженького хатун — возможно, до гибели своего четвёртого супруга и их ребёнка, султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк уделял больше времени своим детям и, наверное, чаще улыбался. — «Я должен был догадаться, что он не с рождения такой… как будто отрешённый», — омега с запахом грейпфрута начинает понимать, что, возможно, султан даже сознательно избегает своих младших детей, так как… — «Так как ему до сих пор больно».       — Донхэ-хатун и Мингю здесь! — радостно восклицает Тэмин, слезая со скамьи и со всех ног кидаясь к своему старшему брату и к рыженькому хатун, игнорируя окрик Хвитэка, который тут же обеспокоенно повернулся вслед за своим подопечным. Тэян же, разговаривая о чём-то с Ёнгуком под наблюдением Чангу, тоже приподнял голову, оживившись, но реагируя на появление Донхэ-хатун менее бурным проявлением восторга.       — Я очень рад возможности снова встретиться с вами, шехзаде, Тэмин-султан и Тэян-султан, — учтиво произносит Донхэ, наконец, позволив себе чуть отойти от Мингю и вежливо поклониться всем присутствующим. Перечислять имена слуг он не стал, так как не счёл это необходимым, но Хвитэк, убедившись, что Тэмин, гамма с запахом рябины, никуда не собирается убегать и вертится вокруг Донхэ-хатун, как будто этот фаворит Повелителя помазан мёдом, чуть качает головой, молча приветствуя наложника. Что касается слуги валиде-султан, Онью, то он в данный момент беседует со старшим сыном султана, Тэёном, который практически не обращает внимание на подошедшего фаворита, лишь по-деловому кивнув ему в знак приветствия.       — Не обращай внимания — Тэён всегда такой, — отмахивается Тэмин, заметив, как растерялся Донхэ от столь прохладного приёма, а затем мальчик переводит взгляд на Мингю, легко подёргав его за рукав кафтана:       — Нам Ёнгук такие небылицы рассказывает… Идём с нами, послушаешь! Донхэ-хатун тоже будет интересно.       — Ну идём, — Мингю коротко усмехается, но, не возражая, послушно идёт следом за своим младшим братом, на ходу чуть взъерошив его волосы лёгким движением своей руки. — «Может, это будет повод расспросить мальчиков о сказке?» — предполагает Донхэ и, ободряюще улыбнувшись Хёнвону, он смело следует за детьми Повелителя в уже знакомую ему часть сада, в тень массивных, раскидистых деревьев.       Конечно, рыженький хатун полагал, что они вдоволь поиграют, но после столь долгого нахождения «взаперти», как оказалось, его ноги ещё не готовы пускаться вскачь по малейшему желанию младших детей Повелителя — бездействие всё-таки сказалось на его состоянии, так что теперь Донхэ всё больше думает о том, что плавание может стать полезным для него, особенно после «течки», которую он пока намерен и дальше также успешно изображать. Ну и возможность немного посидеть на скамье во время интересных рассказов Ёнгука тоже не стоило упускать, так что всё сложилось самым наилучшим, по мнению Донхэ, образом.       Средний сын султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка — Ёнгук, альфа с кисло-сладким ароматом крыжовника, чуть ли не с горящими глазами рассказывал о волшебном коне, которым этот шехзаде явно восхищается. Энергично размахивая руками, Ёнгук с восторгом описывал этого коня, про которого он недавно вычитал в одном из свитков: это был великолепный крылатый конь Чоллима, который был способен преодолевать расстояние в тысячу ли в день. Донхэ был уверен, что это какая-то выдумка, и Мингю был полностью с ним согласен, но Ёнгук не сдавался.       — Просто на всём свете не нашлось храбреца, чтобы укротить его — и потому Чоллима улетел в небо, — возражает шехзаде, становясь от сомнений братьев и приглашённого хатун только увереннее в своих суждениях. — Но однажды он вернётся — и я сумею укротить его!       — Ёнгук, это же просто легенда, — шехзаде мягко пытается урезонить брата от его одержимости, и видимо, подобные разговоры о чрезмерной заинтересованности Ёнгука какими-то историями проводились уже не раз. Но рассказ Донхэ понравился — если бы крылатые кони существовали в действительности, то рыженький хатун уже давно сбежал бы из дворца, пробравшись в конюшню и освободив оттуда такого дивного коня. Да и расстраивать Ёнгука, которому приходится много учиться, как и его братьям, оставляя себе всё меньше времени на игры и какие-то собственные радости, Донхэ не хочет, потому, оглядев присутствующих, он неожиданно громко восклицает:       — Ну, я надеюсь, что если Чоллима снова спустится с небес, то шехзаде его укротит и обязательно нас прокатит на этом коне. А в Греции я слышал от местных рабов, что у них тоже есть легенды о крылатых лошадях. Правда, называли они их по-другому, но откуда же им было знать, что такого коня называют Чоллима? Он же не говорящий, сказать своё имя не мог.       — Правда? — близнецы оживились от того, что рыженький хатун наконец уверенно вступил в разговор, а уж нахмурившийся Ёнгук и вовсе просиял, с ещё присущей ему наивностью посмотрев на фаворита султана, выражая своими эмоциями на лице полное согласие катать рыженького хатун на волшебном коне чуть ли не ежедневно, если тот расскажет о магическом коне из другого государства поподробнее. Энергично закивав, Донхэ развивает свой успех, спешно припоминая то, что ему рассказывали:       — В Греции крылатого коня называют «Пегас», но мнения о том, откуда взялось такое имя, расходятся. Одни говорят, что это имя позаимствовано из языка лувийского народа, так как бог грозы лувийцев назывался Пигасис — сияющий, а этот греческий конь нёс с собой молнию греческого бога грозы — Зевса.       — А лувийцы — это кто? — любопытно вопрошает Тэян, придвинувшись ближе к Донхэ-хатун. Но на этот вопрос Донхэ не мог ответить, так как историей он никогда не интересовался. Другое дело — легенды, которые всегда было интересно послушать. Признаваться в собственном незнании не хотелось, но и выдумать какой-то ответ Донхэ не мог, потому он с неприкрытой беспомощностью покосился на Мингю, решив, что один из старших шехзаде знает хоть что-то об этом — и поможет ему, но от позора рыженького хатун спасает голос, который не кажется Донхэ знакомым, отчего фаворит султана даже вздрагивает от неожиданности и принимается вертеть головой, пытаясь найти владельца этого голоса.       — Это народ, которые в давние времена покинули территорию Балкан и заселили земли от Эгейского моря до Киликии, — спокойно, но отчётливо, с хорошо поставленным голосом поясняет Тэён, старший сын султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка: оказалось, что альфа с запахом пергамента уже давно прислушивается к их разговору, и этот шехзаде даже подошёл ближе, чтобы тоже послушать об этой легенде про крылатого коня, или, если сказать точнее, о том, как этого коня называют в других государствах. — От них произошли исавры, ликийцы, лидийцы и килийцы. Говорят, что и троянцы тоже произошли от лувийского народа.       — «Кто произошли?!» — Донхэ не имел представления ни о том, где находились эти территории, ни о том, что за народы произошли от лувийцев, но близнецам этот ответ показался вполне исчерпывающим, так как они энергично закивали, демонстрируя свою понятливость. Единственное, что отдалённо знакомо рыженькому хатун — так это те самые троянцы из-за некой поэмы «Илиада», которую часто цитировали греческие рабы, и из-за Троянского коня, военной хитрости, которую Донхэ запомнил, так как она показалась ему крайне любопытной. — «Греки были очень умны, раз догадались придумать способ, как попасть вовнутрь вражеского города, спрятавшись в огромном деревянном коне», — припоминает рыженький хатун детали этой поэмы, но о том, что троянцы произошли от лувийцев, в поэме сказано не было, потому это тоже стало для Донхэ большой новостью. — «Казалось бы, один конь, но он связывает вместе столько народов…»       — Продолжай, Донхэ-хатун, — напоминает Мингю, когда пауза становится слишком долгой. — Ты говорил, что есть ещё мнение о том, откуда произошло имя этого коня.       — А, верно, шехзаде, — Донхэ, вспомнив о том, что ему нужно продолжать свой рассказ, смущённо поправляет рукав своей рубашки. — По другой версии его назвали «Пегас», так как он родился у истоков Океана, а на греческом пегас означает «бурное течение». Говорят, что его мать — Медуза горгона, но предположения о рождении Пегаса тоже самые разнообразные. По одной из легенд Пегас и его брат воин Хрисаор были рождены Медузой от морского бога, Посейдона, и выпрыгнули из её туловища, когда герой Персей отрубил этому чудищу голову. А некоторые говорят, что Пегас родился из крови Медузы, когда та пролилась на землю.       — Медуза горгона — это женщина, у которой вместо волос были змеи? — уточняет Тэмин, ёрзая на скамье. — Она ещё, кажется, могла превращать живых существ в камень своим взглядом.       — Верно, — улыбается Донхэ, искренне удивившись тому, что дети Повелителя знают и о таких легендах — рыженький хатун полагал, что наставники в основном говорят о легендах Трёх Миров, но оказалось, что познания мальчиков гораздо шире, чем ему казалось. — Я и не думал, что вы на занятиях изучаете легенды других народов…       — Не все легенды нам знакомы, Донхэ-хатун, — поясняет Мингю, чуть покачав головой. — Греческий язык нам не знаком, потому всё, что мы можем узнать — так это легенды из историй, которые наши летописцы сумели перевести на наш язык. Но таких легенд мы знаем не очень много — летописцы больше заинтересованы в истории военных походов других государств, чем в развитии их культуры.       — Может, ты смог бы помочь летописцам, Донхэ-хатун? — предполагает Тэён, оперевшись плечом о ствол дерева, растущего рядом со скамьями. — Если ты был рабом в Греции, то ты наверняка знаешь многие подобные легенды.       — К сожалению, я мало, чем смогу помочь, — признаётся Донхэ, немного вздохнув: признаться в собственной беспомощности всё-таки придётся, к неудовольствию рыженького хатун. — Я знаком с греческим языком на слух, но мне не доводилось читать их летописи…       Близнецы понятливо закивали, Ёнгук многозначительно хмыкнул, а сам Донхэ неожиданно замирает на месте, понимая, что ему пришла в голову неплохая зацепка. — «Если я предложу летописцам свою помощь, то возможно, мы с Сонмином сможем много времени проводить вместе? Тогда несколько легенд мы действительно сумеем расписать по воспоминаниям из рассказов других рабов — и в освободившееся время сможем заняться поиском карты?»       — Вообще, некоторые легенды я очень хорошо помню из рассказов других рабов, — осторожно добавляет рыженький хатун, чтобы не давать детям султана ложных надежд. — Я предложу Инсону-ага свою помощь, и если он согласится, то может, я и вправду сумею чем-то помочь летописцам…       — Правда?! А нам ты тоже будешь рассказывать эти легенды?! — Тэмин, оживившись, смотрит на фаворита султана взглядом, полным восхищения и неприкрытого доверия к этому, казалось бы, чужаку, который только недавно попал во дворец. — Ну пожалуйста, Донхэ-хатун!       — Ну как я могу отказать членам династии, — смеётся Донхэ, свободной рукой легко похлопав Тэмина-султан по руке, которой тот вцепился в его другую руку. — Но только не во время занятий, хорошо? Я не хочу нарушать планы Инсона-ага касаемо хода вашего обучения.       — Ура! — возликовал Тэмин, спрыгнув со скамьи и взволнованно принимаясь вертеться перед Донхэ-хатун, неприкрыто демонстрируя, что легенды легендами, а пробежаться по саду молодому сыну Повелителя всё-таки хочется. Тэян-султан же, гамма с запахом липы, тоже аккуратно слезает со скамьи и с любопытством оглядывает своих старших братьев и Донхэ, задавая волнующий мальчиков вопрос:       — А теперь нам можно немного поиграть? Вы же присоединитесь к нам? А ты, Донхэ-хатун?       — Мы подойдём немного позже, — предлагает Мингю, переглянувшись с другими детьми Повелителя. — С вами пойдёт Чангу, и если Донхэ-хатун желает присоединиться, то с вами пойдёт и его слуга.       — Ну что, Донхэ-хатун? — вопрошает Тэмин, продолжая наворачивать круги перед скамьями и уже не скрывая, что его энергия рвётся из всех щелей и её надо срочно выпустить наружу. Понимая, что не стоит задерживать близнецов, раз им так хочется пробежаться по саду и немного поиграть, Донхэ-хатун согласно качает головой и поднимается со скамьи, поправляя ткань своих штанов. Хёнвон, который всё это время стоял неподалёку с другими слугами, тут же послушно идёт следом за Чангу, невысоким слугой Хичоля-султан, который уводит Тэяна-султан к другой части сада, туда, где бегать и играть будет намного удобнее. А Донхэ-хатун, чтобы не заставлять слугу хасеки волноваться, протягивает свою руку Тэмину, с улыбкой наблюдая за тем, как мальчик тут же крепко за неё ухватился, позволяя фавориту султана повести его следом за слугами.        — «Вот в чьём расположении я точно могу не сомневаться», — думает Донхэ, шагая вместе с Тэмином по широким дорожкам огромного сада, понимая, почему в этой зоне скамей слуги им играть не разрешили: то место скорее предназначено для отдыха и спокойных бесед, к тому же был риск, что мальчики случайно налетят на скамью и ударятся. Донхэ-хатун уже и думать забыл, что в первые встречи Тэмин-султан его даже немного пугал своим самоуверенным поведением: оказалось, что и к этому мальчишке можно найти подход, если заинтересовать его каким-то занятием. — «Может, и к Хичолю-султан можно найти подход?» — пока только предполагает рыженький хатун, но дальше рассуждать на эту тему попросту побаивается: неизвестно в каком состоянии хасеки вернётся в гарем после своей течки не будет ли он ещё пристальнее наблюдать за фаворитом султана, чтобы убедиться, что тот не наделал новых ошибок. Да и возможность немного расслабиться и поиграть с мальчиками, которые не желают от него избавиться, слишком хороша, чтобы её упускать и отвлекаться на что-то другое.       И, к удивлению Донхэ-хатун, к ним даже впоследствии присоединился Ёнгук-шехзаде: конечно, его обращения к фавориту султана были минимальны, но кажется, небольшая поддержка рыженького омеги, который ещё недавно был рабом в Греции, помогла альфе с запахом крыжовника чувствовать себя увереннее и немного расслабиться, позволив себе немного порезвиться и поиграть с младшими братьями. Более того, Донхэ тут же воспользовался участием Ёнгука в этих бесконечных догонялках, так как, уже запыхавшись с непривычки, рыженький омега воспользовался шансом и отошёл в сторону, переводя дух.       — Нужно точно начать плавать, — тихо стонет Донхэ, опираясь рукой о ближайшее дерево, стараясь отдышаться. — Если не утопят, так хоть уставать так сильно не буду…       — Скоро будет твоё первое занятие по плаванию, Донхэ-хатун? — интересуется Мингю, от голоса которого Донхэ чуть было не подпрыгнул от испуга: видимо, рыженький хатун так шумно пыхтел, восстанавливая дыхание, что не услышал, как один из старших детей Повелителя приблизился к нему. Сделав глубокий вдох, рыженький хатун, не зная, чего ему ждать от этого вопроса, неуверенно отвечает:       — Да, шехзаде, через несколько дней. Из-за длительной адаптации к этому климату у меня не было возможности посещать занятия плавания с другими фаворитами. Но я не помню, умею ли я плавать, так что думать об этом немного страшновато.       — Всё будет хорошо, — Мингю определённо пытается поддержать фаворита султана, хоть Донхэ и не понимает, откуда у одного из старших детей Повелителя такой интерес к занятиям рыженького хатун. — «Может, он таким образом решил отомстить мне за мои расспросы?» — логика Донхэ-хатун кажется ему вполне логичной, потому он практически без страха слушает шехзаде, который добавляет:       — Минги-ага отличный наставник. Он и всех нас учил плавать в своё время, так что не беспокойся по этому поводу. Как видишь, все дети Повелителя в добром здравии и умеют плавать.       — Благодарю, шехзаде, — Донхэ улыбается, понимая, что даже со столь спокойным выражением лица Мингю старается немного пошутить, чтобы рыженький хатун меньше беспокоился и не начал паниковать раньше времени. И за такую своеобразную поддержку Донхэ-хатун действительно благодарен шехзаде — несмотря на то, что у этого альфы отчётливо прослеживается сходство с султаном Ли Хёкджэ хан Ынхёком, а в манере вести разговор ещё и повадки Хичоля-султан то и дело мелькают, этот юный альфа и ход его мышления омеге более понятны, чем слова, которые Донхэ доводилось слышать от родителей шехзаде. — «Хотя, возможно, он будет ещё больше походить на султана и хасеки, когда станет совершеннолетним…» — задумывается рыженький хатун, так как сказать ему больше нечего — он всё ещё опасается этих уроков плавания, и хоть знание того, что все дети Повелителя научились плавать у того наставника, Минги-ага, немного успокаивает фаворита султана, страх неизвестности никуда не девается.       — С твоей стороны было очень великодушно поддержать интерес Ёнгука к легендам о крылатых конях, Донхэ-хатун, — добавляет Мингю, альфа с запахом ментола, решив сменить тему, чтобы не беспокоить фаворита султана предстоящими занятиями ещё больше. — Обычно он более сдержан, но лошадьми он просто одержим.       — Интересоваться чем-то — это же замечательно, — Донхэ улыбается шире: интерес Ёнгука к лошадям нисколько не беспокоит рыженького хатун, только если этот альфа не начнёт после этого разговора допытывать фаворита султана на наличие воспоминаний о легендах про каких-нибудь других волшебных коней. — Если мне будет позволено чем-то помочь летописцам, я постараюсь для этого изо всех сил.       — Если ты действительно готов помочь летописцам, Донхэ-хатун, то ты можешь поговорить об этом с Повелителем, — предлагает Мингю, и от этих слов рыженький хатун даже поёжился, стушевавшись — говорить с султаном Ли Хёкджэ хан Ынхёком о подобных вещах Донхэ страшновато. — «Что, если тогда Повелитель будет наблюдать за моими успехами — и мы не сможем добраться до карты дворца?» — вполне логично предполагает рыженький омега: если изначально шанс на то, что ему разрешат проводить время с летописцами, невелик, то Повелитель, скорее всего, разрешит хатун помочь с записью греческих легенд. Но после слов Мингю о том, что султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк очень требователен и строг, в чём Донхэ уже успел убедиться сам, рыженький хатун понимает, что обращаться к Повелителю с такой просьбой — очень плохая для его планов идея.       — Думаю, не стоит беспокоить Повелителя такими пустяками, шехзаде, — Донхэ аккуратно пытается уйти с очередной ловушки, в которую его пытаются загнать, пусть и в этот раз без нарочного умысла. — У Повелителя и без меня много забот. Всё, что я сумею вспомнить, я буду рад рассказать вам, но пусть решение принимает Инсон-ага. Всё-таки мне самому нужно ещё многому учиться…       — Да, у Повелителя много забот, — согласно повторяет Мингю, приподняв голову и неожиданно посмотрев куда-то выше головы Донхэ-хатун. — Но у тебя сейчас появится шанс попросить Повелителя даровать тебе все полномочия в этом вопросе. Повелитель идёт сюда.       — Что?! Повелитель?! — перепугавшись, Донхэ резко оборачивается, до последнего надеясь, что Мингю над ним просто подшучивает. Но шехзаде не солгал: по проложенной тропе в их сторону направляется сам султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк, и, судя по тому, как Повелитель смотрит в их сторону, этот альфа целенаправленно идёт именно к ним, к своим детям и одному из фаворитов, которому снова повезло оказаться в саду.       — Хвитэк, Повелитель здесь, — коротко бросает Мингю, и слуга, коротко поклонившись, тут же спешит к расшалившимся детям султана, чтобы прервать их игру и собрать всех вместе, дабы поприветствовать Повелителя, который вот-вот подойдёт к ним. Испуганно застыв на месте, Донхэ неотрывно наблюдает за тем, как этот альфа с синими волосами приближается, заложив руки за спину, и как султан лёгким движением головы, слегка качнув ей на ходу и что-то промолвив, отпускает сопровождающих его янычар, которые тут же почтительно удаляются на небольшое расстояние, чтобы не толпиться рядом с Повелителем, когда он подойдёт к своим детям. Хёнвон же, как только мальчики прерывают свою игру и направляются к Мингю и Донхэ-хатун, тут же подбегает к своему господину, спешно поправляя чуть сбившуюся вуаль Донхэ и разглаживая невидимые глазу хатун складки на его плечах — видимо, при султане всегда нужно выглядеть безупречно, даже если до этого ты бегал с детьми Повелителя по саду и развлекал их различными играми.       Донхэ в смятении оглядывает и детей Повелителя, и слуг, в надежде увидеть хоть кого-то, кто окажется не удивлённым этому визиту султана в данную часть сада. Но все присутствующие, даже Мингю, кажутся удивлёнными и недоумевающе переглядываются, не решаясь перешёптываться. Не хватает только Онью и Тэёна, но старший сын Повелителя ушёл из сада со слугой ещё некоторое время назад, так как у него были какие-то индивидуальные занятия с наставником. И именно из-за того, что даже дети султана не могут представить, для чего Ли Хёкджэ хан Ынхёк идёт сюда, Донхэ даже представить не может, что именно привело Повелителя в эту часть сада. Особенно рыженького хатун смущает то, что ему уже успел намекнуть Мингю-шехзаде: сейчас у султана Ли Хёкджэ хан Ынхёка, после его длительного траура, нашлось время лишь на занятия со своими детьми, а не на игры и не на прочие развлечения, которым обычно предаются знатные люди.       — «Так что тебе здесь нужно, Повелитель?..»