Сердце султана

      Несмотря на уговоры Хёнвона, лечь спать Донхэ так и не смог: парня ещё долго колотило от мысли о том, что, окажись он действительно течным, и, как следствие, ослабевшим, то заговорщики могли бы вполне успешно осуществить свой план. Точнее, план Исина-хатун, так как в то, что незнакомый ему лично наложник Чонин сам неожиданно воспылает к новому фавориту султана лютой ненавистью, до острого желания отправить Донхэ на тот свет, да ещё и друга, который, разумеется, по случайному совпадению довольно близок с этим высокостатусным наложником, Исином-хатун, практически увешанным золотом, с собой прихватит — рыженький хатун не верил. — «Всё не может быть так просто», — рассуждал омега, продолжая молча сидеть на постели и потирая ноющее горло, стараясь не морщиться от неприятных ощущений. — «Я ничего не сделал им обоим. Да и не мог Чжухон-фалджи им «предсказать», что меня необходимо убить, верно?»       Вот в покровительственном настроении фалджи Донхэ не сомневался, хотя до подобного «неподозрительного» уровня со многими обитателями дворца он добирается чуть ли не миллиметровыми шагами — и, как оказалось, не зря. — «Чжухону ни к чему говорить наложнику о том, что меня нужно убить, ведь тогда при разбирательствах могут найти снадобье в моей комнате — и сопоставить, кто в принципе мог бы мне его тайно дать», — вполне разумно полагает рыженький хатун, забираясь на постель с ногами и уже позабыв о том, что Хёнвона лучше бы вывести в коридор, чтобы усилить свой запах на случай новых гостей: Донхэ умудрился позабыть практически о всех своих тревогах, и парнишку сложно за это осудить — его чуть было не задушили, а это поважнее прочих проблем.       А вот в то, что Исину-хатун Чжухон мог что-то «предсказать» о Донхэ, омега охотно готов поверить. Исходя из довольно туманных и многозначных слов предсказателя, рыженький хатун совершенно бы не удивился, если бы вдруг выяснилось, что Чжухон-фалджи сказал другим хатун что-то в стиле: «Жизнь у всех вас вернётся в привычное русло, когда огненное исключение покинет дворец». Разумеется, предсказатель мог предвидеть, что Донхэ намерен сбежать из дворца — исходя из того, что рыженький хатун неосознанно проболтался фалджи, что внимание султана, слава и драгоценности ему неинтересны, сложить два и два довольно просто. Но если Чжухон и вправду сказал хатун нечто подобное, то Исин вполне мог истолковать это буквально и чужими руками ускорить сие событие — уход Донхэ-хатун из дворца. Вперёд ногами, конечно, но кого, кроме самого Донхэ, предпочитающего по возможности остаться в живых, волнуют эти нюансы?       — Может, всё-таки попробуешь поспать? — вздыхает Хёнвон, сидя на самом краю постели, которая временно принадлежит этому омеге. — А как Шивон-ага придёт, я тебя разбужу. Совсем извёлся ведь. Хочешь, разведу тебе ещё порцию настоя?       — «Настой — это последнее, что мне нужно. Только капли переводить», — мрачно думает Донхэ, но вслух сказать это так и не решается — Хёнвон не виноват в случившемся, и срываться на него было бы довольно глупо, потому, снова поморщившись, рыженький хатун тихо, но решительно отвечает:       — Я его принимал сегодня три раза, так что, думаю, мне хватит на сегодня экспериментов. А ты если хочешь, то спи. Я всё равно уже точно не усну.       — Да как я могу спать, после такого-то, — вздыхает сероволосый слуга, покачав головой. — Не могу поверить, что Чонин и Рен решились на такое… Ты же ничего им не сделал. Хотел бы я сказать, что это простое недоразумение, если бы не видел всё своими глазами.       — Если уж и ты не можешь поверить в то, что наложник и слуга решили напасть на течного хатун на нижнем этаже, то плохи мои дела, — Донхэ решает пошутить и нервно усмехается, отодвигаясь ближе к холодной стене. — Мне ведь ещё как-то надо всех убедить, что заговорщики лгут и на меня действительно покушались. Моему положению не позавидуешь.       — Ну, всё-таки происходящее увидели и евнухи, так что не думаю, что Чонин сможет отрицать своё нападение на тебя, — осторожно поправляет его Хёнвон, покосившись на горящую на подставке свечу. — Но всё-таки будь осторожен с тем, что расскажешь Шивону-ага. И тебе точно не нужен лекарь? У тебя же первый день течки, да и шея твоя покраснела…       — Не нужен мне лекарь, — морщится Донхэ, стараясь не выглядеть подозрительно и не беспокоить Хёнвона этими насущными вопросами. — А вот им — вполне. Я как-то и сам не ожидал, что у меня найдётся столько сил на сопротивление — видимо, желание жить может творить с людьми чудеса. Разве что у тебя средство от синяков найдётся, как в тот раз, когда ты меня из темницы вытащил.       — О, это я тебе тут же раздобуду, как только придёт Шивон-ага, — немного оживился сероволосый слуга, в нетерпении выстукивая пальцами по своим коленям какой-то хаотичный ритм. — Может, он назначит кого-то из слуг мне в помощь, чтобы не оставлять тебя одного. Тогда ты точно будешь в безопасности. Да и евнухов на входе в комнату, наверное, он оставит. Уж слишком это вопиющий случай. Хасеки-султан точно об этом узнает и примет меры.       — Хасеки… — тихо повторяет Донхэ, поёжившись. Пока что рыженькому хатун хочется, чтобы о произошедшем узнал султан и пришёл сюда — тогда парнишка точно будет чувствовать себя в безопасности. Но при этом омега не может не понимать очевидного — султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк сюда не спустится, ведь все думают, что у фаворита Повелителя течка, как и у других временных обитателей нижнего этажа, и это создаёт новую проблему для хатун: в течение недели этот строгий альфа не придёт к нему, чтобы узнать, что случилось, и в порядке ли Донхэ. А вот Хичоль-султан может отреагировать на происходящее слишком неожиданно, и, возможно, даже не в пользу рыженького хатун. — «А мог ли в этом быть замешан и хасеки?» — неожиданно задумывается парнишка, невольно дёрнув плечами. — «Я у него явно не в любимчиках, да и разобраться со мной на этом этаже было бы намного проще, чем в гареме — и никто бы не узнал, где я, и что со мной случилось…»       Но Донхэ отвлекает звук отпираемой двери: мгновенно отреагировав, он с удивительной прытью для «течного» забирается с ногами на постель и настороженно смотрит в сторону входа, будучи готовым снова начать схватку в борьбе за свою жизнь. Но его гостем оказывается лишь взъерошенный и сонный Шивон-ага, который с ошалелым взглядом наблюдает за поведением фаворита Повелителя, и, неотрывно глядя на Донхэ, ворчливый евнух чуть качает головой в его сторону, обращаясь при этом к Хёнвону:       — И давно он так стоит?       — Донхэ-хатун до сих пор в шоке от произошедшего, — со вздохом поясняет сероволосый слуга и, поднявшись с места, Хёнвон осторожно тянет Донхэ за рукав рубахи, привлекая к себе внимание. — Это лишь Шивон-ага, Донхэ-хатун. Садись, всё хорошо.       — «Конечно, «хорошо» — это же не тебя тут чуть было не придушили», — мрачно думает рыженький хатун, но в итоге, решив не возражать, Донхэ послушно слезает с постели и садится на ней, упрямо поджимая тонкие губы. — «Пусть этот евнух видит, что я нервничаю. Может, догадается обеспечить мне гораздо большую безопасность, чем раньше».       — Ну, учитывая, как наш хатун скачет по кроватям, он явно в порядке, — ворчит Шивон-ага, подтаскивая к себе стул и садясь на него, более внимательно оглядывая Донхэ. — Чего лекаря не позвали, Хёнвон? И как так получилось, что на тех двоих живого места не осталось?       — Хочешь сказать, что тебе ещё не рассказали версию «мы просто зашли проведать течного хатун, а он на нас набросился»? — бурчит омега с запахом грейпфрута, не обращая внимание на умоляющий взгляд Хёнвона. — Я уже сыт по горло этой их заботой, как фигурально, так и буквально, знаешь ли.       — На данный момент у меня три версии, — строго перебивает его евнух, недовольно вздыхая. — И общего между ними довольно немного. В твоих интересах рассказать мне правду, чтобы одна из версий стала истинной. Так что я жду объяснений, почему вы всё ещё не позвали лекаря для осмотра пострадавшего хатун — ну, и мне нужна твоя версия происходящего, Донхэ.       — «Три версии?» — Донхэ даже растерялся, не находя слов для ответа — ему трудно даже представить, как из произошедшего может образоваться целых три версии. — «Чонин и Рен, евнухи и… а кто третий? Исин-хатун?» — рассуждает парнишка, медля перед тем, как начать что-то говорить. — «Но непохоже, чтобы Шивон бегал в гарем — он не выглядит запыхавшимся. В чём тогда дело?»       — Шивон-ага, а моя версия не нужна? — Хёнвон, видимо, пытается дать Донхэ больше времени для подготовки, потому он решает первым подать голос. — Когда я забежал в комнату, услышав крики, я…       — Твоя версия мне уже известна, — отмахивается Шивон, не обращая внимание на слова сероволосого омеги с запахом винограда. — Ты зашёл вместе с евнухами и по их словам ты ничего не знал и лишь бормотал, как эти двое осмелились напасть на Донхэ-хатун. Ничего нового ты мне не расскажешь. А вот версию Донхэ я до сих пор жду, между прочим. Поздно уже.       — «Ему совсем плевать на то, что на меня напали?» — Донхэ очень хочется вспылить, а ещё больше — высказать Шивону всё, что он думает о произошедшем, но вовремя осекается. — «Мне нужно вести себя, как оленёнку из сказки. Тогда будет больше шансов, что мне помогут…»       — Я… не думаю, что мне нужен лекарь, — тихо вздохнув, рыженький хатун начинает снова потирать своё горло, морщась от дискомфорта и как можно жалобнее покосившись в сторону Шивона-ага. — Но мне нужна мазь от синяков, шею смазать, и под рёбра разок прилетело. Больно немного…       — Так, понятно, — евнух продолжает с подозрением рассматривать Донхэ, но в итоге согласно покачивает головой и поднимается с места, отходя к двери и с силой открывая её, коротко буркнув охраняющим вход в комнату евнухам:       — Пусть кто-нибудь возьмёт у Сынхуна мазь от синяков. И не вздумайте покидать свой пост.       — «Неужели и правда сработало?» — рыженький омега не верит своей удаче — ему стоило лишь сделать свой голос более жалобным и испуганным, и евнух уже просит других кастрированных альф поторопиться с выполнением приказа раздобыть лекарство, и при этом продолжать охранять комнаты нижнего этажа, для спокойствия Донхэ. — «Может, уверенное поведение в этом дворце не всегда будет действовать так, как нужно мне?» — пожалуй, впервые хатун начинает задумываться над этим вопросом, и, если бы омега так не упрямился и подумал бы о подобной манере поведения намного раньше, то, возможно, часть проблем решились бы намного проще, без боя, криков и угрозы, нависшей над головой Донхэ. Но о подобном стоило порассуждать в другое время — и в более спокойной обстановке, а не здесь, под пристальным взглядом кастрированного альфы. — «Сейчас мне нужно дать Шивону то, что он хочет — рассказать свою версию», — вспоминает Донхэ и, прокашлявшись, он дожидается, пока евнух снова сядет на стул, лицом к нему, и тихо отвечает:       — Я… всё произошло так быстро. Я дремал, укрывшись одеялом с головой, так как Хёнвон должен был вернуться из бань, и я не хотел проснуться от горящей свечи… и когда я услышал чьи-то шаги в комнате, я подумал, что это Хёнвон и хотел было продолжить дремать, но голоса были мне незнакомы.       — Незнакомы? — несдержанно переспрашивает Шивон-ага, но с явным усилием заставляет себя сдержаться и коротко взмахнуть рукой, чтобы Донхэ продолжал говорить: жест, выработанный годами. — «Интересно, а как давно этот евнух работает здесь?» — задумывается рыженький хатун, но в итоге решает порассуждать над этим позже: сейчас ему нужно продолжать гнуть свою линию «жертвы», чтобы евнух поверил именно ему, вне зависимости от того, что сказали нападавшие.       — Ну да… Тот, что покрупнее, не был мне знаком, ведь я сидел по большей части взаперти в своей комнате. Я только издалека его видел, — вполне естественно отвечает Донхэ, ведь в этом он не лжёт: рыженькому хатун до момента нападения ни разу не довелось пообщаться с Чонином напрямую, и любой наложник или евнух это подтвердит, так как на общих приёмах и праздниках новый фаворит султана был всегда на виду, а о его интересе к наложнику с запахом водяной лилии Хёнвон наверняка промолчит. — А второго я вообще впервые увидел только в момент нападения.       — Чонин и Рен, — Шивон согласно покачивает головой, соглашаясь с доводами фаворита Повелителя и считая их вполне разумными. — Хорошо, ты услышал шаги и голоса в комнате. Что было дальше?       — Эти двое… они решили, что я сплю из-за слабости, и начали негромко переговариваться, — Донхэ решает опустить часть разговора этих ополоумевших, так как ему придётся объяснять, почему он продолжал слушать и не предпринимал никаких действий. — Я… я хотел уже сесть на постели, но… они стали говорить, что я сплю и их не услышу, и что один должен будет откинуть одеяло и схватить меня за руки, а второй собирался задушить меня подушкой. Они… сказали, что никто не будет меня искать, так как я не беременный, и обо мне скоро все забудут… Что я им такого сделал, Шивон-ага? За что они меня так ненавидят?       Донхэ не планировал плакать перед кем-то, и уж тем более демонстрировать свою слабость, но все нервы после пережитого у паренька на взводе, потому рыженький хатун, наспех обдумав свои действия, позволяет себе даже тихонько всхлипнуть. — «А ведь и правда… за что они так со мной? Я же ничего плохого не делал…» — думает Донхэ, и мысли об этом позволяют ему выглядеть ошарашенным и испуганным довольно естественно: омега с запахом грейпфрута даже практически без усилий начинает дрожать, сжимая пальцы в кулаки — хатун достаточно лишь разок подумать о том, что было бы, если бы он действительно оказался течным и не сумел бы дать отпор.       — Хёнвон, налей ему воды, — Шивон по-прежнему выглядит строгим, но выражение его лица немного смягчается, пока евнух отдаёт распоряжение слуге. — Расскажи мне всё, что было дальше, Донхэ — и потом ты сможешь поспать. Мы будем охранять твою комнату, и утром я доложу о произошедшем хасеки-султан, а он точно не допустит, чтобы виновные остались без наказания.       — Они начали отсчитывать на раз, два, три, — мелко кивнув, Донхэ провожает взглядом Хёнвона, который тут же подходит к столу и послушно наливает питьевую воду из кувшина в кружку. — И, догадавшись, что они не шутят, я решил действовать неожиданно… Я думал, что мне хватит сил добежать до двери и открыть её, чтобы позвать на помощь…       — Но, учитывая твою течку, сил тебе не хватило, — резюмирует Шивон-ага, нахмурившись и обдумывая услышанное. — И что ты сделал?       — Когда тот, с длинными волосами, откинул одеяло… я ударил его в нос и вскочил на ноги, — Донхэ принимает кружку с прохладной водой из рук Хёнвона и жадно пьёт, чтобы выиграть немного времени. — Он невольно отпихнул второго подальше, так как отшатнулся от кровати… Но сил, чтобы открыть дверь, мне действительно не хватило. А дальше второй нападавший, покрупнее, схватил меня, оттаскивая от двери… А дальше всё было, как в тумане. Я был так испуган, что просто бездумно отбивался… а когда наконец понял, что нужно звать на помощь, я начал кричать. А на крики уже прибежали евнухи вместе с Хёнвоном.       — Для течного омеги, да ещё и в первый день течки, ты слишком мастерски защищался, — ворчит Шивон-ага, но теперь его выражение лица не кажется Донхэ слишком безразличным — евнух неприкрыто беспокоится о нём, а это может значить только одно: какая-то из версий сошлась со словами рыженького хатун. — У Чонина расцарапано лицо и прокушена рука, а у Рена разбит нос и он не может согнуться без боли. С тобой опасно иметь дело, Донхэ-хатун, но слава Аллаху, ты цел и невредим. Эти двое останутся взаперти в комнатах до утра. Завтра Хичоль-хасеки решит, что с ними делать.       — В комнатах? — с сомнением переспрашивает Донхэ, было решив, что ему послышалось. — Разве их заперли не в одной свободной комнате?       — Нет, в разных, — вздыхает Шивон-ага, снова нахмурившись и нервно постучав пальцами по своему колену. — И, честно говоря, их версии кардинально отличались друг от друга. Но твои слова совпали с версией Рена, так что в правдивости покушения на тебя сомневаться, я думаю, никто не будет. Сейчас тебе принесут мазь от синяков — и ты можешь отдыхать. Хёнвон, не вздумай покидать комнату до утра. Я пойду.       — Подожди, Шивон-ага… но они рассказали тебе, почему они решили… сделать это? — Донхэ нервно сжимает кружку обеими руками, понимая всё меньше в сложившейся ситуации. — «Рен решил рассказать правду о нападении?.. Но почему?»       — Не думай об этом, — Шивон неожиданно замялся и поднялся на ноги. — Утром я доложу обо всём хасеки, и он примет меры. Это вопиющий случай, и такое не останется безнаказанным. А остальным не забивай себе голову.       — «Не забивай себе голову»? Шивон-ага, меня тут хотели к Аллаху отправить, причём без моего на то желания! — не сдержавшись, Донхэ чуть было не вскрикивает, но тут же принимается сипло кашлять: оказалось, что для того, чтобы возмущённо кричать, как он привык, нужно намного больше сил — и горло, которое не пытались до этого сжать как можно сильнее. Но эту браваду кастрированный альфа с запахом можжевельника явно не оценил: недовольно покосившись на Донхэ, Шивон-ага лишь более строгим тоном отвечает:       — Я же сказал — тебе не стоит об этом думать. И не приведи Аллах ты будешь разговаривать с хасеки в таком требовательном тоне. Мы во всём разберёмся, и виновные будут наказаны. Ты в полной безопасности.       — «Меня и раньше пытались убедить в том, что я здесь в полной безопасности», — недовольно думает Донхэ, но вовремя прикусывает свой острый язычок: ему хватает ума понять, что сейчас упираться и упорствовать — это портить отношения с Шивоном-ага, которому утром и так достанется как минимум от хасеки, если к подобным происшествиям здесь действительно относятся со всей серьёзностью. — «А если об этом доложат ещё и султану Ли Хёкджэ…. Интересно, не прикажет ли он наказать этого евнуха?»       — Хорошо… я постараюсь, — нехотя соглашается Донхэ, и от негромкого стука в дверь нервно вздрагивает, рефлекторно дёрнувшись ближе к окну, как можно дальше от этой двери, которая теперь ему совершенно не кажется безопасной. Хёнвон и Шивон-ага невольно переглядываются и, явно сделав какие-то общие выводы, расходятся по разным сторонам комнаты — сероволосый слуга подходит ближе к Донхэ, видимо, надеясь, что его присутствие хоть немного, но успокоит рыженького хатун, а кастрированный альфа отправляется к двери и уверенным движением открывает её, после чего оборачивается через плечо и призывным жестом подзывает Хёнвона к себе, добавив:       — Хёнвон, возьми мазь и обработай синяки Донхэ-хатун. И постарайтесь отдохнуть.

***

      Утром, вопреки ожиданиям Донхэ, в комнату не врывается разъяренный хасеки, по коридору не проносится гневная толпа с факелами и вилами, и коварные наложники и слуги не пытаются залезть через зарешеченное окно в комнату со стороны сада — не происходит совершенно ничего, и это даже больше пугает рыженького хатун. Ещё и Хёнвон с самого утра вертится рядом, так что привести себя в порядок, а, точнее сказать, испачкаться Донхэ не особо успевает — ему повезло лишь в том, что омега умудрился проснуться немногим раньше сероволосого слуги и выдавить сок лишь из пары долек грейпфрутового сока, которого хватило лишь на лицо и руки, да на бельё и простынь в характерном месте. На всё тело сока, к сожалению, не хватило, но Донхэ искренне понадеялся, что Хёнвон не обратит на это внимание, а усилившегося запаха фаворита султана будет достаточно для того, чтобы не вызывать подозрений. В целом, так всё и вышло: сероволосый омега с запахом винограда был слишком взволнован и больше был озабочен тем, чтобы, после смены одежды и постельного белья, снова нанести мазь на следы на шее Донхэ от пальцев Чонина, и на синяк под ребрами. Последнее, как оказалось, беспокоит рыженького хатун намного больше: если, несмотря на тёмные следы на загорелой коже, дышать хотя бы стало легче, то сделать глубокий вдох из-за образовавшегося синяка под ребрами Донхэ не может, сразу чувствуя характерную тянущую боль, которая должна скоро пройти, в целом, благодаря мази.       Но зато Донхэ обрадовали вовремя предоставленным завтраком — поднос с едой для хатун и его слуги приносит невысокий Сюмин, и, положа руку на сердце, он был чуть ли не единственным вариантом, после кого омега не стал бы панически проверять еду на возможность добавленной отравы. — «Как бы так ненавязчиво попросить его и Чондэ помочь Хёнвону и вызваться самим, пока Шивон не назначил какого-нибудь другого слугу, которого я совсем не знаю?» — хатун наконец начинает думать о вполне насущных вещах: после того, как на его жизнь покусились самым бессовестным образом, Донхэ наконец понимает, о чём ему говорили Кихён-калфа и Сонмин, когда упоминали то, что парнишке нужны союзники. Несмотря на то, что рыженький омега с запахом грейпфрута уверен в себе и всегда считал, что на свете нет проблемы, с которой он бы не смог справиться — вчерашнее нападение весьма доходчиво подтолкнуло Донхэ к новому убеждению: здесь ему необходимы люди, которые помогут продержаться в этом дворце до тех пор, пока не подвернётся возможность сбежать. Более того — оказалось, что покровительство местной знати и слуг с полномочиями может даже навредить фавориту Повелителя, так как частые визиты Донхэ к султану Ли Хёкджэ хан Ынхёку явно насторожили всех обитателей дворца, откуда и вытекли все сопутствующие проблемы. — «Ведь если бы я не кинулся за Рёуком, то остался бы в гареме в качестве наложника и, возможно, на меня было бы направлено меньше внимания окружающих», — вполне здраво рассуждает Донхэ, практически тут же поморщившись: такой вариант не стоит даже рассматривать, так как не защитить Рёука от ночи с султаном парнишка не мог — каким бы он другом был после такого предательства?       Но рыженький хатун не может поделиться этими мыслями ни с Хёнвоном, ни с Сюмином, а поведение Донхэ во время течки Хёнвона и вовсе оставляло желать лучшего, так что попросить слугу о помощи прямо парнишка никак не мог. Но Донхэ никто не принуждает к разговору — Хёнвон и Сюмин лишь переглянулись и принялись раскладывать тарелки с завтраком для хатун и его слуги на столе, ничего не обсуждая и не задавая друг другу никаких вопросов. В другое время парнишку бы такой расклад более, чем устроил, но сейчас ему нужно выяснить, что происходит в гареме, и что Хичоль-хасеки сделает с нападавшими, если супругу султана уже доложили о произошедшем.       — Сюмин, а ты сам успел позавтракать? — Донхэ решает начать издалека и, когда его приглашают к столу, с беспокойством косится в сторону гаммы с запахом пастилы. — Может, поешь с нами? Тут на всех хватит.       — Благодарю, Донхэ-хатун, но я уже успел позавтракать, — невысокий слуга вежливо кланяется, явно намереваясь отойти в сторону, поближе к двери, и дождаться, пока Донхэ и Хёнвон поедят, чтобы забрать посуду. — Хичоль-султан после завтрака отправил меня к Хёнвону на помощь вплоть до обеда, так что тебе не стоит беспокоиться…       — Хичоль-султан приходил в гарем? — уже успев проглотить пару ложек жидковатой каши, Донхэ приподнимает голову и быстро облизывается, уцепившись за эти слова. — То есть, он уже в курсе того, что произошло вчера ночью? Что вообще творится в гареме?       Замявшись, Сюмин беспомощно переводит взгляд в сторону Хёнвона, словно пытаясь отыскать у него не то поддержку, не то — защиту от интереса Донхэ, но, коротко пожав плечами, сероволосый слуга лишь приглашающе взмахивает рукой, указывая своему другу на постель, чтобы тот присел.       — Расскажи нам последние новости, — тоже просит омега с запахом винограда, понимающе улыбнувшись Сюмину, стараясь приободрить его. — Иначе он потом засыпает вопросами ещё и хасеки — Шивон-ага говорил, что Хичоль-султан сегодня посетит Донхэ-хатун. Нужно же нам знать, к чему быть готовыми, верно?       — Ладно. Но если что — я вам ничего не рассказывал, — соглашается Сюмин и, подойдя к кровати Хёнвона, усаживается как можно ближе к столу, чтобы говорить тише, хотя Донхэ уверен, что такие меры предосторожности уже лишние — если уж его вчерашние крики евнухи еле как расслышали, то негромкий голос слуги они и подавно не распознают. — Хасеки весь гарем на уши поднял. Евнухи носятся, словно им шайтаны на пятки наступают. Хичоль-султан запретил нам обсуждать то, что произошло вчера — по его словам, ты плохо себя чувствуешь из-за течки, и теперь наложникам и слугам путь на этот этаж практически закрыт, чтобы тебя не тревожить.       — Плохо себя чувствую? — Донхэ чуть было не поперхнулся половинкой отварного куриного яйца от возмущения. — «То есть, хасеки не придал никакого значения тому, что на фаворита Повелителя совершено покушение?» — рыженький хатун пытается напоминать себе, что хасеки и не давал повода для Донхэ рассчитывать на его расположение, но от рассказа Сюмина парнишке становится очень обидно. Неосознанно насупившись, хатун хмурится и чересчур резко вопрошает:       — И ты действительно в это веришь, Сюмин?       — Нет, конечно, — опешив, невысокий гамма с запахом пастилы ошарашенно смотрит на Донхэ, даже растерявшись от такой реакции рыженького омеги. — Скажу тебе больше, Донхэ-хатун — никто в это не верит. Парочка евнухов оказались довольно болтливыми, так что о том, что с тобой приключилось, знает весь гарем. Но приказы хасеки не обсуждаются, потому все приняли эту версию за правдивую.       — Вот как… А Повелитель тоже в курсе ситуации? — Донхэ по-прежнему хмурится, но нехотя признаёт, что в словах Сюмина есть толк: если Хичоль-султан поддерживает какую-то версию, то других версий и быть не может — парнишка на себе проверил эту теорию, когда бездумно упомянул при хасеки Химчана-султан. — «Возможно, о произошедшем узнают и валиде, и султан, и тогда нападавших строго накажут?» — наивно предполагает Донхэ, не сразу обращая внимание на то, как Сюмин яростно мотает головой:       — Аллах с тобой, Донхэ-хатун! Да если об этом узнает Повелитель, то полетят у всех нас головы с плеч!       — Подумаешь… ничего султан с вами не сделает. Зато преступники получат по заслугам, — бубнит парнишка, практически тут же замолкая, когда хатун видит, как на него таращатся двое слуг: Хёнвон с неодобрением, а Сюмин — в ужасе.       — Донхэ-хатун, не говори так… Да Повелитель тогда всех евнухов казнит без разбора. Ещё и гарему достанется… да и Хёнвону тоже, — тихо поясняет гамма с запахом пастилы, нервно поёрзав на краю кровати. — Так что я прошу тебя проявить милосердие и больше никому не рассказывать о произошедшем. Да и этих преступников всё равно во дворце уже нет, так что своей правдой ты сделаешь хуже только другим, ни в чём неповинным людям.       — Преступников уже нет во дворце? — Донхэ хотел было возразить в своём желании сообщить султану Ли Хёкджэ о том, что произошло, но новость о нападавших его интересует намного больше, так что, оставив этот вопрос на потом, хатун цепляется всеми силами за то, чтобы Сюмин продолжал свой рассказ — он даже палочки откладывает на стол, не в силах съесть больше ни кусочка, пока не узнает, что случилось с преступниками. — Их не заперли в темнице? Казнили? Бросили в море на корм рыбам? А наказали только их двоих или ещё и Исина-хатун?       — Донхэ, у нас нет никаких оснований полагать, что Исин-хатун в этом замешан… — со вздохом Хёнвон пытается перебить Донхэ, пока тот не наговорил каких-то новых глупостей в присутствии Сюмина, но слуга лишь морщится, уже не удивляясь такому живому интересу омеги к наказанию преступников и не очень охотно отвечая:       — Нет, Донхэ-хатун, их обоих выслали в старый дворец ещё до завтрака. Судя по всему, хасеки спешно выдаёт их обоих замуж за каких-то купцов, потому и завтрак сегодня у нас был так поздно — непросто с раннего утра отыскать двух подходящих холостых альф, которые увезут своих супругов как можно дальше от дворца. Но зато ты о них больше не услышишь.       — Звучит так, словно их наградили, — возмущённо фыркает Донхэ, нервно дёрнув плечом. — Хороши тут у вас законы, ничего не скажешь. А что за старый дворец?       — Это дворец, принадлежавший отцу нашего Повелителя — султану Ли Юнхо, да покоится его душа с Аллахом, — в этот раз отвечает уже Хёнвон, успев немного перекусить и решив дать Сюмину небольшую передышку. — Он практически пустует уже очень давно, с тех пор, как мать Повелителя, Ли Чанмин, отправился к Аллаху, а гарем султана Ли Юнхо распустили. Этот же дворец был построен незадолго до первого никяха султана Ли Хёкджэ — и здесь проживает его гарем со времён ещё когда Повелитель был шехзаде.       — Я всё равно ничего не понял, — вздыхает рыженький хатун, удручённо покачав головой. — Преступников выслали в старый дворец и потом выдадут замуж, жизнь прекрасна, и теперь весь гарем решит, что на меня стоит покушаться, чтобы им также устроили будущее… И в чём тут наказание?       — Ну, их выдают замуж, по сути, насильно — и им не выплатят жалование, которое обычно считается у наложников и слуг приданым, — рассуждает Сюмин, снова вернувшись к разговору. — И это довольно суровое наказание — если высылают из дворца без жалования, значит, человек чем-то провинился. Да и супруг может попасться не самый достойный — для слуг, что исправно служат во дворце, и для наложников супруги султана обычно подбирают обеспеченных и достойных альф. Так что, Донхэ-хатун, не так уж и прекрасна будет жизнь у этих преступников.       — И никто не решит, что на тебя можно покушаться, чтобы устроить себе жизнь, — Хёнвон нервно стучит пальцами по столу, беспокоясь из-за поднятой темы. — Это же каким недалёким надо быть, чтобы таким образом покинуть дворец и попасть неизвестно к кому в супруги… Да и если султан Ли Хёкджэ хан Ынхёк об этом узнает? Преступникам очень повезло, что у тебя течка и Повелитель на этот этаж не ходит, иначе плавать им в море с камнем на шее…       — На самом деле, многие тебе даже сочувствуют, Донхэ-хатун, — тихо добавляет Сюмин, многозначительно посмотрев на полную тарелку еды, и Донхэ, решив прислушаться к его подсказкам, продолжает есть, пока слуга рассказывает последние новости. — Ты оказался не в положении, что наверняка тебя расстроило, да и то, что преступники решили напасть на тебя в первый день течки… Вообще, как ты себя чувствуешь? Наверное, тебе сильно досталось от них. У Чонина довольно тяжёлая рука.       Донхэ чуть было не поперхнулся кашей от столь противоречивых мыслей о словах слуги с запахом пастилы: прежде всего, то, что он «оказался не в положении» — это самое главное достижение хатун на данный момент, результат его активной обманной деятельности, если можно так выразиться. Да и то, что у него не бывает течек, помогло парнишке устоять и выжить в этой отчаянной борьбе за жизнь прошлой ночью. С другой стороны, хвалиться о том, что на преступниках не осталось живого места, а он практически невредим — пожалуй, не стоит. — «Конечно, лучше бы намекнуть, что меня просто так не застать врасплох», — рассуждает Донхэ, продолжая задумчиво жевать кашу, чтобы выиграть немного времени перед ответом. — «Но с другой стороны, а если в следующий раз нападавших будет трое или четверо? Да и сочувствовать мне будут меньше, так что…»       — Угу, прочувствовал я, какая у него рука, — Донхэ, сглотнув, специально напрягает мышцы шеи, чтобы воссоздать для себя эту уже угасающую благодаря мази боль — и поворачивает голову, со страдальческим видом демонстрируя Сюмину следы от пальцев на своём горле. — И по рёбрам так сильно попало… Я уже и не думал, что останусь в живых — он меня чуть не задушил.       — Аллах помилуй! — невысокий слуга испуганно охает, рассматривая синяки на шее рыженького хатун, которые в тени комнаты были не особо заметны благодаря загорелой коже Донхэ. — Как же ты сумел отбиться сразу от двоих? Евнухи говорили, что в комнате Хёнвона не было…       — Я даже не знаю, как это объяснить, — Донхэ с виноватым видом разводит руки в стороны, не очень умело, но вполне правдоподобно делая вид, что он сам изумлён своим физическим возможностям. — Может, всё дело в том, что мой прошлый хозяин в Греции… часто бил нас, своих рабов. При таких условиях существования начинаешь бороться за жизнь в любом состоянии.       — Да уж, видимо, слишком сильно доставалось Донхэ-хатун в Греции, — Хёнвон отрешённо покачивает головой, так как он до сих пор не в силах поверить, что Чонин и Рен осмелились на покушение на жизнь фаворита Повелителя, да ещё и во время его течки, когда тот слаб и беспомощен…. вроде как должен был быть. — Ты бы видел тех двоих. У Рена разбит нос, и Шивон-ага говорил, что тот разогнуться без боли не мог, а Чонину Донхэ-хатун руку прокусил, да ещё и лицо расцарапал. Нелегко придётся хасеки в поисках супругов для этих преступников — снадобья Сынхуна так быстро их не вылечат.       — Слава Аллаху, что Донхэ-хатун выжил и легко отделался, — Сюмин сокрушённо вздыхает, еле сдерживая своё желание начать причитать над синяками рыженького хатун. — У Аллаха явно на тебя большие планы, Донхэ-хатун: и во время течки Хёнвона Повелитель не наказал тебя, и сейчас у тебя хватило сил защитить себя.       — Так себе покровительство, не находишь? — устало улыбается Донхэ, уже не желая спорить со слугами в этом вопросе — раз здесь все считают, что любое везение приносит Аллах, а избавление от невзгод происходит под Его неусыпным контролем, то омеге лучше не возражать, ну или хотя бы выказывать своё недовольство более мягким и осторожным тоном, как сейчас. — Я бы предпочёл обойтись и без этих покушений, а то приходится Аллаха от других дел отвлекать.       — Это всё потому, что ты Коран не читаешь, Донхэ-хатун, — укоризненно добавляет Хёнвон, покачивая головой. — Другим хатун и наложникам выделяют на это время в их занятиях, но ты же у нас то с младшими детьми Повелителя занимаешься, то изучаешь буквы, то взаперти читаешь сборник детских сказок. Мог бы свою течку с пользой провести и почитать летописи, например.       — Хёнвон, а я могу хотя бы один день занять себя тем, что меня пытались убить, и не думать о занятиях?! — от осуждающих речей слуги у Донхэ совершенно естественно просыпается раздражение, и он нервно огрызается на омегу с запахом винограда. — Между прочим, это тебя не было в комнате, а евнухи проглядели тот момент, когда эти двое ко мне ввалились со своими намерениями.       — Донхэ-хатун, не злись, — тихо просит Сюмин, поднимаясь с кровати слуги и подходя ближе, явно переключая внимание Донхэ от притихшего и побледневшего Хёнвона на себя. — Мы понимаем, что это ты из-за пережитого так на всё реагируешь. Но ты же на самом деле не считаешь, что Хёнвон виноват в случившемся, правда?       — «Ещё как считаю», — благодаря возникшей порывистой неприязни к дотошному слуге, Донхэ очень хочется высказать Сюмину всё, что он думает о Хёнвоне. Но тревожный колокольчик начинает звенеть в голове хатун ещё до того, как парнишка решается выпалить свой резкий ответ. — «Но если я обвиню Хёнвона, да ещё и при хасеки — ему попадёт, или может даже его вышлют из дворца, и тогда я потеряю не только союзника, но и расположение Сюмина и Чондэ», — вовремя понимает Донхэ, рассматривая этого напуганного худенького слугу. — «И он действительно этого боится. С другой стороны, Хёнвон и правда не при чём, и если я буду давить на его чувство вины, то он вообще из комнаты выходить перестанет».       А вот последний пункт был одной из главных проблем Донхэ, пока тот изображает процесс течки с помощью подручных средств — придётся либо посвящать Хёнвона в свой обман и просить сохранить его тайну, либо обмазываться грейпфрутовым соком по ночам, под покрывалом и в полной темноте. Ни тот, ни другой варианты рыженького хатун не устраивают категорически, потому ему приходится действовать более продуманно и хитро, чтобы не наделать новых ошибок. Собравшись с мыслями, Донхэ делает глубокий вдох и покачивает головой:       — Нет, не считаю. Но и думать о занятиях мне пока не хочется. Я глаза не сомкнул этой ночью со страха, а он мне про какие-то летописи тут говорит. Вы бы сами в такой ситуации что чувствовали?       — Прости, Донхэ-хатун, я просто тоже очень волнуюсь за тебя, — Хёнвон виновато косится на рыженького хатун, нервно сжимая пальцами палочки для еды. — Столько невзгод на тебя свалилось в последнее время — и ведь чудом в живых остаёшься, по благоволению нашего Повелителя и по милости Аллаха. Тебе и правда стоит почитать Коран и почаще молиться Аллаху. Может, и беды твои прекратятся…       — Вот, Хёнвон дело говорит, — Сюмин согласно покачивает головой, посмотрев на слугу с запахом винограда. — Только во время течки Донхэ-хатун Коран читать не сможет — сам знаешь, условие о чистоте не будет соблюдено, и это только прогневит Аллаха. Так что пусть Донхэ-хатун попросит о выделении времени на чтение Корана, раз теперь хатун будут больше времени проводить в своих комнатах — а пока действительно, можно и летописи почитать, чтобы отвлечься немного. Что скажешь, Донхэ-хатун?       — «Условие о чистоте?» — задумывается Донхэ, почесав затылок: почему-то ему эти слова кажутся удивительно знакомыми, хоть и в Греции парнишке ничего подобного читать и исполнять не приходилось. — «Может, моя семья действительно верили в Аллаха и в моих воспоминаниях что-то ещё осталось о Коране?» Предположение рыженького хатун кажется весьма обнадёживающим, ведь тогда это означает, что потихоньку Донхэ начинает что-то вспоминать. — «Тогда мне действительно стоит почитать Коран — вдруг сумею вспомнить больше?»       — Мысль действительно неплохая, — признаёт парнишка, отчего двое слуг оживились и радостно переглянулись, но, когда омега с запахом грейпфрута призадумался над словами Сюмина, Донхэ понял, что его так смутило в предложении слуги. — Подожди, Сюмин. А почему хатун теперь будут больше времени проводить в своих комнатах?       — А, самое важное сказать забыл, — гамма с запахом пастилы растерянно охает, встрепенувшись от вопроса фаворита султана. — По приказу хасеки хатун теперь принимают пищу лишь в своих комнатах, если это не какой-нибудь праздник или приём гостей. Отныне фаворитам запрещено есть в общем зале вместе с другими наложниками.       — Что? — запивая завтрак питьевой прохладной водой, Донхэ чуть было не поперхнулся от услышанного, озадаченно покосившись на слугу. — Но… почему? Что-то ещё случилось?       — Ну, после завтрака хасеки раздал новые указания и разогнал фаворитов Повелителя по комнатам, — Сюмин понижает тон голоса, заторопившись со своим рассказом, пока кому-нибудь из евнухов не придёт в голову мысль взглянуть, а чего это течный хатун и его слуга так долго завтракают. — А потом Хичоль-султан зашёл в комнату к Исину-хатун и выгнал оттуда нового временного слугу хатун. Уж не знаю, о чём они с хасеки говорили — мне нужно было идти на кухню, за завтраком для вас, но разговор, видимо, был важный.       — Хасеки разговаривал с Исином-хатун, значит… — Донхэ многозначительно хмыкает, потирая свою шею и обдумывая полученную информацию. Что-то его весьма смущало в этой новости, но что именно — парнишка пока не сумел понять. Хёнвон, пугливо переглянувшись с Сюмином, сухо кашляет в кулак, чтобы привлечь внимание рыженького хатун к себе, и негромко спрашивает:       — Ты же не будешь допрашивать Хичоля-султан об этом, правда, Донхэ-хатун? Сюмин по секрету нам рассказал, что происходит снаружи — тема-то теперь запретная…       — Нет, не буду. Что я, из ума выжил? — нарочито небрежно отвечает омега, отмахнувшись и с явным увлечением принимаясь за завтрак, чтобы успокоить двух встревоженных слуг, что сейчас находятся в комнате вместе с ним. Но думает Донхэ совсем о другом, а завтрак — отличная возможность больше ничего не говорить и всё как следует взвесить.       — «Хичоль-султан о чём-то разговаривал с Исином-хатун. Мне нужно осторожно вывести его на этот разговор, и не подать вида, что я знаю так много», — рассуждает парнишка, жадно запивая завтрак разбавленным шербетом, который он попросил Хёнвона налить в кружку после того, как выпил из неё всю воду. — «Но вот, о чём мне стоит призадуматься: я считал Исина-хатун зачинщиком этого покушения, но что, если цветок шайтана — это вовсе не Чонин?»       От того, что предсказание фалджи, возможно, ещё не сбылось, Донхэ даже немного лихорадит, хотя это можно списать и на довольно прохладную погоду, из-за которой после завтрака парнишке пришлось вернуться в постель и закутаться в покрывало, так как от окна немного тянет прохладным воздухом. Омега так заволновался из-за своего предположения, что чуть было не забыл попросить Сюмина снова вызваться в качестве слуги для него в помощь Хёнвону, раз в течение недели тот не может выходить из комнаты, «оберегая покой Донхэ-хатун». Закутавшись в покрывало по шею, Донхэ ёжится на постели и осторожно вопрошает:       — Сюмин… а вы с Чондэ не могли бы на это время вызваться помочь Хёнвону? Я понимаю, что обычно вы заняты другими делами… но после случившегося я так боюсь того, что кто-то может захотеть отравить мою еду, а Хёнвону выходить из комнаты сейчас не позволено, так что…       И то, что Донхэ сумел позволить своим страхам охватить его, сыграло ему на пользу — сероволосый слуга с запахом винограда сочувственно вздыхает от слов хатун и с немой просьбой смотрит на Сюмина, а тот, даже не раздумывая, вежливо кланяется, спеша заверить фаворита султана в своей полной готовности помочь:       — Конечно, Донхэ-хатун, даже не сомневайся. Сейчас вернусь в гарем, сообщу Чондэ о твоей просьбе, и мы сообщим Шивону-ага, что сами вызвались поухаживать за тобой. Ни о чём не волнуйся — мы с радостью поможем Хёнвону на время твоей течки и за едой проследим. Чангюн-ага никого без присмотра на кухне не оставляет, а до твоей комнаты мы будем лично приносить подносы с едой, так что не тревожься об этом и попробуй пока отдохнуть, хорошо?       — Да хранит вас Аллах, Сюмин, — с искренней благодарностью произносит хатун, даже слабо улыбнувшись доброму слуге: теперь он не сомневается, что покойный Химчан-султан в своё время выбрал самых сострадающих и исполнительных слуг, и наверняка об этом ни разу не пожалел. — «Наверное, им до сих пор так непривычно снова заниматься забытыми делами, раз их господин ушёл к Аллаху год назад», — с сочувствием думает Донхэ, решив для себя, что по возвращении в комнату он снова вознаградит этих слуг — возможно, выберет для них подходящие ткани и попросит портных сшить для них новые наряды, чтобы те немного порадовались.       После того, как вопрос касаемо помощи Хёнвона разрешился, Сюмин понёс посуду обратно на кухню, оставив хатун и его слугу в одиночестве пустоватой комнаты. Хёнвон же продолжает молчать, осторожничая с рыженьким омегой после его порывистых слов о том, кто именно виновен в происходящем — и это парнишку сейчас вполне устраивает. Отмазавшись от необходимости разговаривать плохим самочувствием из-за недосыпа, Донхэ ещё раз смазывает места, покрытые синяками, целебной мазью и решает немного вздремнуть, чтобы набраться сил перед разговором с хасеки — и как следует всё обдумать. Сюмин в очередной раз оказался прав — хатун необходим отдых, если он хочет и дальше мыслить ясно, ведь загнать в ловушку самого Хичоля-султан будет не так просто. — «Как можно перехитрить самого хитрого лиса?» — думает Донхэ, устроившись на постели на боку, и показательно закрывает глаза, чтобы Хёнвон считал его спящим — и не пытался отвлечь его какими-нибудь неуместными в данной ситуации вопросами. Но, помимо того, каким образом ему нужно будет вести разговор с проницательным хасеки, Донхэ думает ещё об одном — о мысли, от которой его то и дело бросает в дрожь:       — «Что, если цветок шайтана — это не Чонин? Мог ли зачинщиком покушения быть сам Хичоль-султан?..»